Вира

Урюрюг нес хрупкотелого, доверчиво льнущего, теплого Вову по заповедному эльфьему лесу в охапке и с туповато-счастливым видом проветривал клыки. В принципе, орк мог пристроить ушонка на закорки, но как тогда ему улыбаться? На затылке ж ни глаз, ни рта немае. «Ахха-хэ, — довольно размышлял мужчина, неутомимо шагая вперед и вперед, к Бурой Реке. — Позорная у лысика родня, сдали кровника без боя. Моя вира теперича, законная, целиком и полностью». Следом за Урюрюгом трусили вразвалочку, не отставая, Гыыкбыг с Баамбагом. Гыыкбыг небрежно помахивал аж двумя палицами, своей и командира. Баамбаг тихонечко насвистывал какую-то незамысловатую мелодию и через мощное командирское плечо на ходу строил ушонку умильные рожи — развлекал, вдруг заскучает и запросится обратно к соплеменникам. Вова бучился и отворачивался, отвергал шутливые ухаживания юного лягуха. Морщил точеный носик, бухтел Урюрюгу в ключицу, обжигая дыханием: не смешно… Отстань, безмозглое убоище… Впрочем, сердился маг неубедительно. Красоте явно было очень весело в орочьей компании. Ругая Баамбага и хихикая, парнишка бодро хрумкал подарок Гыыкбыга — последний из запасов братьев ржаной сухарь. «Такой мелкий, — глядя на него, изумлялись толком не нюхавшие жизни наивняшки-близнецы, — и такая прожора. Сколько ни дашь — все ест. То ли наголодался, то ли глистатый». На самом деле, глистная инвазия не имела к неумеренному аппетиту эльфа отношения. Вова ел много всегда, впрочем, как и любой более-менее сильный маг, а если не ел, в считанные дни истаивал в обтянутый кожей лупастый, шатающийся злобный скелет. Ну, это, конечно, при условии, что продолжал магичить. Сейчас ушонок именно магичил — прямо из уютных объятий Урюрюга ощупывал окрестности на предмет подстерегающих засад несложным поисковым заклинанием. Пока вокруг было чисто, ура, ни намека на возможную опасность. — …уж снегов, примерно, сто, — негромко рассказывал притихшему эльфу Урюрюг с печалью в голосе, — а мне его не хватает, представляешь? Душа у старика огромная, хоть и смертельно уставшая от мира… Постарайся не язвить с дедом, будь милахой? В кои-веки молчащий Вова смотрел кротко. Отгрызал от твердокаменной, неуклонно уменьшающейся в размерах горбушки кусочек за кусочком, жевал и внимательно слушал. Вообще-то, парнишка прекрасно знал того, к кому, оказывается, направлялись на поклон орки. Седой как лунь, шаман-лягуха поселился в излучине Бурой Реки давным-давно. Прихромал, босой, в середине лета, на рассвете, в эльфий поселок, опираясь на узловатую, толстую палку. Из имущества — грязный заплатанный плащ, холщевая потрепанная котомка, потертый бубен бычьей кожи да топор. Собаки на него не лаяли, наоборот, ластились. Постучался в ворота первого же окраинного дома и по-эльфийски, с заметным орочьим акцентом, спросил у отпершего на шум тощенького, бритого налысо заспанного остроухого мальчонки, где найти старосту. Почему тогда мальчонка не испугался чужака и не убежал, истошными криками зовя старших? Строго пожмурил необыкновенно проницательные рысьи желтые глазюки, похмурил нетипичные для этой местности черные бровки, фыркнул и решительно протянул узкую ладошку. — Покажу, — пискнул. И добавил, с опозданием заробев: — Назовете хоть раз Галкой — напущу порчу. Я умею. Седой орк аккуратно, как равному, пожал предложенную им руку. — Я Сыч, — представился, пряча под опущенными, морщинистыми веками насмешку. — Спасибо за помощь, Галка. Старик не верил, что эльфенок способен напустить порчу даже на дырявый валенок. Он ошибся, ахха-хэ. Малявка огненно-оскорбленно зыркнул снизу, отбирая ладошку, щелкнул тонкими детскими пальчиками… И шагнувший за ним шаман, чудом запутавшись в собственных ногах, с размаха сел на срань. — А я ведь предупреждал, — галчонок неуверенно присел рядом с упавшим на корточки, уныло заковырял щепочкой дорожную пыль. — Упертые вы все, поленья-поленьями. Надоели. Так, с недоверия, и завязалась крепкая дружба лягухи-шамана и только-только начавшего постигать азы магии борзого, напрочь обозленного на окружающий мир ушастого мальчишки неправильной масти. Быть милахой? Без проблем. Когда-то, снегов сто, примерно, минуло с тех пор, Вова и Сыч вместе копали орку на берегу реки землянку украденными ушонком из поселка лопатами и крыли полученную яму жердями и дерном, торопясь успеть до осенних дождей. Вместе складывали примитивную печь из подобранных здесь же, у реки, камней. Вместе творили орку огородик из нескольких грядок, мочили в бочонках грибы и ягоды и, опять вместе, корпели зимними вечерами при колеблющемся, неверном свете масляной лампадки над старинными, зачарованными книгами шамана. Ели из одного на двоих закопченного котелка вкусную пшенную кашу с шкварками, приправленными ароматными травками, изо дня в день. Ночевали под общим одеялом неисчислимое количество раз. Наверно, Урр очень изумится, узнав — отшельник-Сыч, а точнее — Дед, Вову фактически вырастил и по-прежнему добро-ехидно, поддразнивая, величает воспитанника Галкой. Пусть изумляется на здоровье. Главное — несет домой. Благополучно догрызший сухарь, Вова молчал очень недолго. Во-первых, теперь у этого стихийного бедствия, страдающего словесным поносом, освободился рот. Во-вторых, парню элементарно надоело ехать у Урюрюга на ручках. Некоторое время он возился, пытаясь устроиться поудобнее, убедился — сколько ни выворачивай шею, обзор все равно ограничен, и наконец решился. — Отпусти, сам пойду! — затеребил жениха за рукав. — Разомнусь маленько! Урюрюг отпускать уже основательно пригретую у груди ношу не хотел, но попробуй-ка не подчинись — ка-а-ак вспылит ушонок, не приведи предки, ка-а-ак польется из него, злоязыкой лапочки… разное не перевариваемое да оскорбительное… Сам, так сам, раз считает — оправился уже достаточно и, не запыхавшись, вполне поспеет трусцой за рослыми, длинноногими воинами. Устанет догонять — ручки к его услугам обратно. Закинет на закорки, под колени подхватит, и делов. Поставленный на землю, Вова быстро огляделся и, подпрыгивая на месте, затыкал пальцем куда-то вправо. — Нам туда! — заявил уверенно. — Там, в оврагах, лещина! Надерем молочных орехов — наедимся от пуза! Ну фэка! Пока Урюрюг с учениками спешили побыстрее пересечь чужой лес, их вира мечтала поплотнее набить желудок. Замечательно, и хрена лысого ведь откажешь, когда умоляюще-медово смотрят и через рубашку нежно оглаживают теплой ладошкой бок. Воистину, подбирать раненых ушонков — заморочка-заморочек. — У тебя глисты?! — тихо возмутился по-прежнему опасающийся нападения эльфов-лучников мужчина. — Нас убить могут! Вова в ответ презрительно искривил бледные губы и прижался сильнее. Запрокинул голову, обещающе подмигивая избраннику сердца, и медленно, сочно облизнулся. Р-р-р, сладкий пр-ровокатор-р. — У меня магия, Урр, — вздохнул и виновато потупился — мол, прости, каюсь, но зов тела побеждает. — Ее, падлюку, приходится кормить чаще, чем два раза в день. Иначе караул, в глазах темнеет. Брехал, не брехал? Вразумите, предки! Помрачневший Урюрюг холодновато оскалился, быстро пристраивая на мысленные весы, что страшнее их отряду, Вовин гнев или зачарованные стрелы. Пожалуй, стрелы пугали забористей. — Потерпишь, — отрезал, навзвешивав достаточно. — Тоже мне, младенец выискался. Никогда раньше не видел, чтобы ваши маги путешествовали с обозами жратвы. К огромному удивлению орка, эльф лишь кротко помахал трепещущими ресницами. — Потерплю, — согласилось сие чудо мягко. — Но к реке вы, к вечеру, доставите полубесчувственный, истощенный труп. Ахха-хэ. Лично по мнению Урюрюга, полубесчувственных трупов не бывало. Или отдал душу предкам, или жив, промежуточной стадии не дано. Почесав когтями подмышкой, орк издевательски хмыкнул. — Не болтай чушь, — велел мужчина не желающему отлепляться эльфу, загораясь гневом. — Тебе до состояния трупа еще далеко. Вова укоризненно вздел бровки домиком, буркнул: ой ли, я позавчера умирал, забыл? , и Урюрюг смирился с судьбой. Если ушонок голоден, его надо накормить, точка. Иначе изведет стонотством. — Ладно, — злящийся воин рывком отобрал у мага рукав. — Считай, ты меня уговорил. Он отступил на шаг назад, скользнул случайным взглядом по лицу придвинувшегося почти вплотную Баамбага и опешил — зеленая морда красавца выражала бурный предвкушающий восторг. Похоже, в их компании орехи любил не только Вова. Вроде, взрослый, женатый, дочь растит! Стыдоба. «Стыдоба! — хотел раздосадованно плюнуть отчаявшийся вразумить собравшуюся вокруг, жаждущую полакомиться молодежь мужчина. — Хуже детей!» Он не успел — Вова сцапал за правое запястье, Баамбаг — за левое, Гыыкбыг развернул за плечи, кулаком толкая между лопаток в нужном направлении, и парни втроем, объединенными усилиями, потащили упирающегося командира собирать лещину. Ибо ни река, ни Сыч не убегут, а Вова утверждает — никто вооруженный к ним не подкрадывается. Эльф точно знает, он же маг. Расслабиться, и орехи, орехи, гип-гип, ура! Нырком в беззаботное детство!