Вира

Вова сидел на берегу, задумчиво швырял в темную, почти касающуюся широко расставленных босых стоп воду плоские камешки. Ссутуленная спина парня с выпирающими через лен рубахи острыми лопатками являла собою плачевное зрелище. Эльф не обернулся на звук шагов. Загреб в горсть песка, сколько влезло, и небрежно швырнул следом за утонувшими камешками, не заботясь, попадет, не попадет. Попал — песок расчеркнул подернутую рябью речную гладь мутью и канул. — Зачем я упился, учитель? —  вопросил маг в пространство печально. — Не знаешь? Теперь перед Урром стыдно и тошнит. А, — он безнадежно понурил бритую голову, — не умею держать срань на привязи, блудливая болванка. Неизлечимо. Ожидавший от горе-жениха других слов, Урюрюг удивленно кашлянул. Вова ошибся, решил — Сыч на правах старшого пришел его ругать за недостойное поведение. Случается. Тем лучше, можно воспользоваться благоприятным моментом и, не показываясь ушастому изменщику на глаза, чуток послушать. — Урюрюг очень хороший, учитель, — эльф нагреб в кулак новую порцию песка. Наблюдал, как тот тонкими сыпучими струйками просачивается между пальцев к земле. — Он… надежный, прям несгибаемая скала, и ласковый. Но… — парень нетрезво вздохнул, — я его, зверя, не понимаю. Совсем-совсем. Нацепил мне клык и называет женихом. Зачмокивает в лоб и в губы, тискает, а валять и зажимать не пытается. Почему? Боится — откажу? Так ведь не откажу, не девственник. Объясни, ты мудрый. Я скоро спячу. Урюрюг торопливо сглотнул и, засмущавшись, выкинул приготовленный для порки пучок ивовых прутьев в ближайшие кусты. Вова же продолжал рассуждать: — Да, спячу обязательно. Мне нужен мужиг, учитель. Нормальный, сильный мужиг. Один, не много, но чтобы ух — аж дух захватывало. Представь — открою я поганый рот, в очередной раз навонять, а он просто зыркнет грозно, и конец — молчу, покорно стих. А потом обнимет, поцелует — небо в звездах, коленки сами разъезжаются. Ты был именно такой сто весен назад, держал меня в ежовых рукавицах. За это тогда к тебе и прилип. Мужиг мечты. Жаль, старый. Вот за тебя молодого я бы замуж пошел, нет — побежал, вереща от счастья — берешь. Воистину, жизнь боль. Урюрюг потерянно переминался с ноги на ногу, проветривал выпершие вместе с нижней челюстью клыки. Слушал, ага. Внимательно-внимательно. Зря расслабился — Вова вдруг крутанулся на срани, и парень и мужчина изучающе уставились друг на друга. — Ты, — эльф укоризненно изогнул искусанные губы. — Фэка фэк. Хочешь забрать клык? Я отдам, только не убивай, вождь. Асси-лбя, Урюрюг вовсе не собирался убивать любимого. — Не хочу, — мужчина шумно поскреб когтями под воинским хвостом. — Пока оставь себе, лады? Вова быстро промокнул рукавом катящиеся по щекам слезы. — Нет, — возразил решительно. — Чувства должны быть взаимны. Забери и свали в туман, дай вдоволь наплакаться без свидетелей. И не говори никому из наших, где я, хорошо? Особенно шаману. Отревусь — вернусь. Асси-лбя, лично Урюрюг считал — на свете есть занятия поприятней, чем вечерние самобичевания в гордом одиночестве. Да и прошлых любовников ушонка срочно требовалось стереть в порошок. Потому орк лишь фыркнул и опустился рядом с набычившимся упрямцем на корточки. — Реветь предпочтительнее вместе, — заявил на отталкивающий, давящий взгляд эльфа. — Веселее. Я никуда не уйду. Вова поморгал, судорожно сглатывая застрявший в горле ком — не отпускало, мешало дышать, кололось. — Красивый ты, Урр, — вымолвил парень через всхлип. — Наверно, со временем у меня получится втюриться в тебя по уши. Ну, по крайней мере я попытаюсь, клянусь. Помоги, втюрь? — и потянулся к замершему орку, трепетно-требовательно обвить мужчину за мощную шею руками. Вождь с готовностью прянул эльфу навстречу. Обхватил обжигающе-горячими, вспотевшими от волнения ладонями обманчиво хрупкую талию прильнувшего вплотную, не отдерешь, мага. Вова запрокинул бледное лицо к показавшей над вершинами деревьев край оранжевой луне и музыкально, весьма провокационно хихикнул. — Ни разу не отдавался мужигу, который меня любит, — пробормотал ушонок, забавно морща точеный нос. — Не доводилось. В следующее мгновение парень подавился слюной и, отпихнув орка, скорчился в накатившем рвотном спазме. Глупого пьянчугу наконец-то настигла расплата за неумеренность в потреблении огненной воды на пустой желудок. Круто поцеловались, ахха-хэ. Безобразно блюющего, Урюрюг обожал Вову ничуть не меньше, чем улыбающегося. Влюбленные — сплошняком болванки, факт. Основательно прорыгавшись, Вова зачерпнул из реки воды, кое-как умылся и прополоскал рот. На Урюрюга парень старался не смотреть, прятал глаза. — Я тебе противен, — заявил он, не спрашивая — утверждая. — Ну и вали, переживу. И клык свой держи. — Решил и за себя, и за орка. Умница. Не намеренный ни бросать любимого на произвол судьбы, ни брать сдернутого им с шеи клыка, Урюрюг с примерной аккуратностью обхватил клонящегося набок эльфа за трясущиеся плечи и помог парню усесться ровно. — Чего ты меня гоняешь? Я тебе не муха, — укорил пьяного мужчина. — Заладил — вали, вали. Смотри, свалю — исплачешься. Помаленьку трезвеющий Вова тупо пялился куда-то в сторону. — Уф-ф, полегчало, — он едва заметно улыбнулся. — Тошнило — жесть. Думал, помру. Урюрюг привлек отпыхивающееся чудо поближе и чмокнул в висок. — От перепоя не помирают, — утешил воин мага. — В любом случае я бы тебя непременно спас, не волнуйся. Вова улыбнулся поуверенней и мягко глянул сквозь опущенные густые ресницы. — Я тебе точно не противен? — прошептал парень робко. — Странно. Грязный, вонючий… Урюрюг повторно чмокнул напрочь зажавшегося ушонка, теперь в нос, и осклабился. — Ну, пахнешь ты сейчас действительно не цветочками, — орк почти смеялся. — И? Думаешь, я никогда до подобного состояния не упивался? Увы, грешен. Не веришь — спроси у Сыча, старик подтвердит. Огненная вода — коварная штука. Вроде глотнул пару капель, а в дрова. Вова жалобно всхлипнул и, расслабляясь, подставил мордаху. — Я не пару капель глотнул, Урр, — маг виновато вздернул брови. — Хлопнул кружки две точно. Это много. Урюрюг, присвистнув, пощупал у ушонка под ребрами. — Сколько?! — изумился мужчина. — Ну ты… силен. Такой хрупенький, и две кружки! Вова морщил высокий гладкий лоб — соображал, похвалили его или ругают. Щедро залитые перегонной отравой мозги бедолаги не варили, запутывались в узлы. — Я обычно меньше пью, — маг слепил кислую гримаску. — Честное слово. Урюрюг молча чмокнул ушонка в обветренные губы, и Вова коротко выдохнул. — Мне плохо, — мяукнул он, смежая воспаленные веки. — Опять мутит. Будь проклята огненная вода. Больше никогда, через мой труп. Клянусь душами предков. Хочу к тебе на колешки, Урр. Как там, в лесу. Возьмешь? Чтобы тепло, уютно и укачивали. Я сегодня маленький, можно? Орк обрадовался предложению и щедро распахнул объятия. Вова, вместо того, чтобы устремиться к мужчине, сплюнул в песок и выставил перед собой раскрытые ладони. Вслепую нашарил в воздухе протянутые руки воина и сплел пальцы с его. — А ведь втюрюсь, непременно втюрюсь, — парень широко распахнул медовые, мерцающие загадочной зеленью очи. — В тебя невозможно не втюриться, Урр. Ты потрясающе настоящий. Эльфы другие, поголовно выпендрючие. Им светлую масть подавай. Уродища, ненавижу, бесят. — Высказав «фу» в адрес сородичей, он таки заполз к Урюрюгу на бедра, уткнулся носом орку в ключицу и довольно засопел. — Хорошо, — мурлыкнул и добавил плывущим голосом: — О предки, когда я уже протрезвею. Надоело круговертиться. Кажется, задремывал. Пора нести в постельку и укрывать потеплее до утра одеялом, пока не проспится. — Ш-ш-ш, — ласково шептал Урюрюг, подхватывая временно угомонившегося вредину под срань и вставая вместе с парнем. — Ш-ш-ш, мое зубастое сокровище. — Ты устала, я устал, — басом журчал воин на орочьем, на пределе слышимости, шагая через цепляющийся за портки подлесок к жилищу шамана с затихшим эльфом в охапке, — ленту я тебе достал… Утомился да женился, к сердцу, словно банный лист, пристал… Он был уверен — Вова уже в отрубе, и понял ошибку, лишь достигнув подворья Сыча — якобы спящий ушонок вдруг негромко поддержал, толком не попадая в ноты: — Хуже ты, чем банный лист. Подари в косу монист, и на нашей я на свадьбе пред тобой низвергнусь ниц. Опа, знал колыбельную, часто напеваемую орочьими матерями укачиваемым в колыбельках младенчикам. Урюрюг просиял мордахой, а Вова закончил ломким тенорком: — Подмету косой в монистах пыль с порога для тебя, чтоб ступалось мужу чисто. Тесто замешу, любя, ну, а после в печь заправлю наш совместный каравай. Ты ж укажешь мне на место. Розги в бочку, не зевай. И про обычай охаживать супругов просоленными розгами у орков знал, оказывается. Вполне логично — чудо вырастил орочий шаман. Асси-лбя. «О, я ругаюсь по-эльфийски, — толчком доперло до Урюрюга. — Забавно. Ну эти розги к лысому, авось в будущем обойдемся увещевающими речами».