***
— И ты вот просто так всё оставишь?! — возмущалась Кармен, расхаживая по гостиничному номеру. Эта комната единственная осталась целой в заведении Гилгондорина, который выжил только благодаря невероятному везению. — Этот козёл вытирает о тебя ноги, а ты просто будешь кивать?! — Кармен, хватит уже, — устало попросил Герберт, отчего воительница тут же замолчала, удивлённо глядя на товарища. Таким она его видела впервые. — Канцлер прав, я облажался. — Ничего ты не облажался! — заявила Кармен, яростно размахивая руками. — Мы целый год, как проклятые, зачищали столицу и каждый город от продавшихся чинуш и не убили ни одного невинного!.. — Кармен, тысячи человек погибли!!! — отрезал Герберт. — И я это не предотвратил! Более того, я к этому ещё и причастен! — Не надо на себя нагов… — Я убивал горожан, я помню это! — Герберт выглядел жалко. Человек, поражавший своей решительностью сейчас походил на забитого ребёнка. — Я… пил их кровь и наслаждался этим! Я чуть было не убил тебя… «Не зазнавайся, я бы тебя победила!» — хотела сказать Кармен, но промолчала. Она скрестила руки на груди и слушала, не перебивая. — И так каждый раз! Каждое большое дело, за которое я брался, я проваливал. Даже Варди с Баумом сделали больше за год, чем я! А мне так и не удалось сделать ничего значительного, только всех подвести. Канцлер во всём был прав. Я не такой, как Тициан… «Так вот что тебя всё это время беспокоило… — вдруг поняла Кармен. — Ах, Руптга, ну почему я ничего душеспасительного не могу выдавить из себя?!» Герберт опять погрузился в жалкое молчание, а Кармен стояла столбом, пытаясь хотя бы что-нибудь придумать. «Нет, планировать — не моё, я буду действовать!» — сказала сама себе воительница и ринулась на врага. Кармен застыла напротив Герберта, с вызовом глядя ему в глаза, отчего вампиру пришлось их поднять. Под пристальным взглядом воительницы Герберту стало неуютно, но внезапно Кармен подалась вперёд и… обняла его. — Ты к себе слишком строг, — прошептала она прямо в ухо, сжимая Герберта так, будто в последний раз его видела. Этим действием она хотела показать всё, что она чувствует к человеку, ворвавшемуся в её мир, словно ураган. Вампир слегка отстранил Кармен и после небольшой паузы настойчиво поцеловал. Подавив удивление от такого резкого поворота, Кармен ответила. Повинуясь секундному порыву, Герберт повалил её на спину, отчего короткие волосы воительницы рассыпались ореолом, и нежно прошёлся губами вдоль шеи. И в этот раз ей было уже наплевать на клопов.***
Под ногами хлюпало что-то вязкое и густое, но Катария боялась посмотреть. В воздухе витал горький запах тухлятины. Ведьма осторожно открыла глаза… и ужаснулась. В зелёном небе, там, где должны были быть луны, остались только беловатые окаёмки. А в рассеянном свете вся земля была устлана телами. Норды и изгои, ансеи и наёмники, дети каджитов и альтмеры с выколотыми глазами, имперцы с разорванными, словно это сделали звери, лицами. И повсюду зелёный туман… Стоит ли говорить, что весь следующий день Катария была сонной и уставшей. Но внезапно её попросили спуститься в подземелья дворца. Ведьме пришлось отправиться туда, чтобы наткнуться на Отчаяние и альтмера-целителя. Они трое остановились перед одной из камер, где с момента побега Амиэля держали Ярость. — В чём дело? — раздражённо поинтересовалась Катария. — Леди Катария, возникли проблемы с одной из ваших волшебниц, — сообщил маг. — Пройдёмте внутрь. Камера представляла собой помещение два на три метра, где сидела прикованная к стене Ярость. Едва дверь открылась, как она начала метаться и биться в цепях, пытаясь вырваться. Катария отшатнулась, когда альтмерка неожиданно бросилась вперёд, словно одичавшее животное. Но страшнее всего было её лицо: большая часть кожи словно растаяла и стекла, местами обнажив череп, а единственный здоровый глаз выражал совершенно нечеловеческие эмоции. — Выпустите меня!!! Выпустите!!! Сожгу его, урод, тварь, он будет гореть, я сожгу его, он будет гореть!!! Ненавижу его, а-а-а-а-а-а!!! — Ярость орала не переставая, плевалась и рвалась вперёд с такой силой, что стало казаться, будто её рука сейчас оторвётся. — Мы залечили её раны, как могли, — спокойно сообщил лекарь замершей Катарии. — Но едва она очнулась, как начала поливать наших магов огнём. Нам удалось её сдержать, но без жертв не обошлось. Мы надели на неё подавляющие магию наручники, иначе она бы ползамка разнесла. — Только сними наручники — от него только пепел останется!!! Сперва я подожгу его глаза, затем его маленькое милое личико!!! Я буду наслаждаться его криками! — И так постоянно, — закончил альтмер. — Боюсь, это уже неизлечимо. — С чем это связано? — впервые спросил что-то Отчаяние, обращаясь к Катарии. — И кого она так хочет сжечь? — Возможно, сильнейший стресс и болевой шок вкупе с моими заклинаниями перекройки сознания так сильно повлияли на её рассудок. Она и раньше была не сильно нормальной, — Катарии было неприятно даже представлять, что Ярость может сделать со всеми присутствующими здесь. — Думаю, она говорит про какого-то Амиэля, — добавил целитель. Тут Ярость окончательно озверела, завизжала так, что пришлось заткнуть уши, начала метаться и биться в истерике, вопя об огне и том, как она будет наслаждаться, зажаривая Амиэля на нём. — И вот так всегда, — покачал головой целитель. — Стража попросту боится её. Она не успокаивается ни на секунду и бормочет. Замолкает на пару часов, чтобы заснуть, а потом опять начинает. Тут мы бессильны. — Видимо, огненная ловушка Амиэля так повлияла на её разум, — хмыкнул Отчаяние. — Может, выпустить её и отправить в Сиродил, м? Пусть проучит твоего отпрыска. — Ты совсем из ума выжил? — взъярилась Катария. — Ярость наделает столько шуму, что об этом и монахи с гор узнают! — Гори-и-и-и-и-и!!! Я хочу жареного мяса, я отведаю его мяса!!! — А не больно ли ты заботишься об этом предателе Амиэле? — тон у Отчаяния был омерзительнее некуда. Как-то раз Катария спросила магистра, почему Малеон носит такое странное имя, словно бы он один из рыцарей Пустых Часов. На что магистр ответил, что это дань прошлому, от которого он хочет избавиться. На деле же, Катария думала, что проклятому личу нравится привносить отчаяние в жизни смертных, которых он презирает. — Разумеется, нет, Отчаяние, — отрезала Катария, не задумываясь. — Но ты сам видишь: Ярость сейчас может напасть даже на нас. Полагаю, будет лучше убить её и покончить с проблемой. — Не стоит, Катария, — поднял руку лич. — Сейчас она скована и не опасна. Но её необузданная сила может быть полезна, например, если начнётся бунт. — Пожалуйста, выйдите из камеры? — вклинился целитель. — Находиться рядом с этой психованной альтмеркой опасно. Она уже дважды почти вырвалась. — Я пойду к себе, — заявила Катария. — Похоже, мы лишились ещё одного рыцаря. — Я почти закончил эксперимент, — бросил Отчаяние в спину уходящей. — Сейчас ему собирают тело. Скоро у ордена будет две новые игрушки. «Скорее, два твоих подручных, Малеон, — размышляла Катария, недовольная потерей самого преданного рыцаря. — У меня остались только Вероломство, Ненависть, Эйвинд и Безразличие. Лояльность первого под сомнением, а значит, Отчаяние пока что впереди, — тут Катария остановилась и вдруг отчётливо поняла, что у неё не осталось ни сторонников, ни друзей. Вообще никого. — Ну ничего, проклятый полудохлый эльф, не я начала эту войну, но выиграть я тебе не позволю, какими бы благородными ни были твои цели. Лишь бы Делвин не подвёл!»***
Герберт вышел из гостиницы, широкими шагами направляясь в сторону первой кареты, предназначенной для канцлера. Сам лорд Динария стоял рядом, разговаривая с Маринетт-Эльзой. Уже подходя к карете, вампир сумел расслышать отрывок разговора: — Я поняла, канцлер, — слегка потерянно отвечала Эльза, будто бы находясь не здесь, но, завидев Герберта, несколько раз моргнула и вздохнула. — Привет, Герберт. Как рука? — Всё зажило, не стоит волноваться, Маринетт, — отозвался Герберт, потирая простреленное предплечье. — Не называй меня так! Я Эльза! Эльза, слышишь! — резко бросила девушка и пошла прочь, явно растеряв большую часть благодушия. — Канцлер, мне нужно поговорить с вами! — напрямую обратился вампир, решительно глядя на начальника. — Агент Ленколиа? — выгнул бровь канцлер. — У тебя есть две минуты до отправления. — Канцлер, я прошу вас вернуть мне дело, — напрямую начал Герберт. — Я сказал ранее «нет». Мне не нужны на таком важном деле агенты, которые не способны принести результат. Пенитус Окулатус поручит тебе иное задание… менее важное. — Канцлер, я не буду оправдываться, потому что это действительно моя вина. Но с предыдущими заданиями мы справлялись хорошо, поэтому я прошу дать мне ещё один шанс, — твёрдо заявил Герберт. — Потому что я всё равно не остановлюсь, каким бы ни был ваш ответ, а с ресурсами Империи у меня выйдет лучше. — Почему ты так хочешь именно на это дело, агент Ленколиа? — внезапно спросил Кастус. — Разве недостаточно того, что они перебили столько людей, в том числе Тициана и Зафер? — в голосе Герберта просквозило удивление. — Месть. Не впечатляет, — покачал головой канцлер, как будто он услышал именно то, что хотел. — Этим ты и отличаешься от агента Локуса или леди Белозерской. И там же кроется корень всех твоих провалов. Все движущие тобой мотивы — сугубо личные. Канцлер говорил без обвинений, раздражения или нравоучения. В его голосе чувствовалась уверенность — Кастус просто констатировал факт, сколь бы странно он ни звучал. Услышав такое из уст стального канцлера, Герберт замер, чуть не открыв рот от изумления. Обычно лорд Динария говорил куда как жёстче и авторитарней. — И до тех пор, пока ты не научишься находить цель не в себе, а в других, что леди Литт прекрасно умеет делать, я не доверю тебе дело ордена, — твёрдо закончил Кастус и повернулся к карете. — Твои две минуты закончились, агент Ленколиа. Герберт стоял, словно поражённый громом. Таких слов ему не говорил даже его отец.***
— Приношу извинения за задержку, — проговорил на даэдрическом лорд Динария, когда повозки тронулись. — Я очень признателен вам, Баумгаийстарисхауэр, за возможность поговорить. Шторы были плотно задёрнуты, и в бледном свете магического огонька перед канцлером на красных подушках зашевелилась громадная туша аврорианца. Золотые доспехи даэдра отмыли, но вмятины, царапины и трещины никуда не делись, свидетельствуя о многочисленных битвах владельца. — Ты хорошо говоришь на нашем языке, — отозвался Баум на общем. — Как тебя зовут? — Кастус Динария. Должность обязывает меня в совершенстве знать несколько языков, — канцлер не снимал рук с Золотого Меча, как будто он стал продолжением тела. — Зови меня Баум, Динария, — пробухтел аврорианец, скрипнув доспехами. — Так все смертные делают. Но ты не похож на остальных, я чувствую, что ты гораздо сильнее. Я буду говорить с тобой, Динария. Карета подпрыгивала и переваливалась на кочках и ямах, лошадям было тяжело везти такую массивную ношу. Но канцлеру это было только на руку. Всему времени оставшейся жизни не хватило бы, чтобы удовлетворить его любопытство. — Я не буду ходить вокруг и сразу перейду к делу, — можно было с уверенностью сказать, что ни один человек в Империи не слышал, чтобы канцлер так разговаривал с кем-то. — Баум, меня ввели в курс дела касаемо вашей цели. Более того, я всецело её разделяю и поддерживаю. — Зачем тебе желать смерти мертвецу? — загадочно спросил аврорианец. — Из-за смерти смертных? — Этот лич угрожает безопасности моего государства, — уклончиво ответил Кастус, раскачиваясь вместе с повозкой. — Я очень рассчитываю на вашу помощь. Со своей стороны я окажу всю возможную поддержку, чтобы эта нежить была упокоена. И начну с вашего оружия. — Вы пытаетесь меня подкупить, — аврорианец был слишком сообразителен даже для канцлера. — Я был бы дураком, если бы думал, что преданность аврорианца можно купить, — Кастус был удовлетворён. Аврорианец был точно таким, как он и представлял, а значит, разговор пройдёт так, как он и планировал. — А я не дурак. Я весьма наслышан о вашем благородном народе, превыше всего ценящем долг перед госпожой. Где-то вдалеке завыли волки, провожая севшее солнце. Впереди был дальний путь по тёмным дорогам Сиродила, разбитым войной и осенью. — Ты не дурак, Динария, раз не говоришь имя Госпожи, — одобрительно кивнул Баум. — Так чего ты хочешь? — Пока что у нас есть общая цель в виде ордена, угрожающего нам, — канцлер выглянул за занавеску, но всё равно ничего не увидел, — однако меня интересует… более долгосрочное сотрудничество. — Нет! Никогда! — громыхнул Баум, отчего кучеру впереди стало не по себе. — Аврорианцы никогда не заключают договоры на призыв! — Почему? — тут же спросил в лоб канцлер. — Потому что наша Госпожа считает смертных недостойными для работы с нами! В отличие от Дагона, она знает, что у её избранных воинов есть гордость! — браво заявил Баум. «Ага, настолько, что выкинула тебя, как собачонку», — скептично заметил про себя Кастус, но вслух этого, разумеется, не сказал. — Я не говорю о вашей госпоже, Баум, я говорю о вас, — спокойно продолжил канцлер. — Неужели вам не нравится мир смертных? Баум замолчал, знаменуя победу лорда Динарии. В повисшей тишине было отчётливо слышно, как скрипят доспехи аврорианца и как сильное дыхание даэдра вырывается сквозь узкие прорези шлема. — Почему вы стали говорить со мной на общем языке, хотя вполне могли и на даэдрическом? Почему всё это время были в Бравиле, хотя могли бы попытаться добраться до вашей жертвы? Почему так обрадовались прибытию старой знакомой? Почему предпочитаете сокращённое имя полному? Почему всё это время обучали слепого паренька магии? Почему, в конце концов, вы разобрались с бандами в городе, хотя могли просто их игнорировать? — продолжал Кастус, показывая какую-то неестественную осведомлённость. — По-моему, вы и сами знаете ответ. — Даже если ты, Динария, и прав, моя цель — Отчаяние, — буркнул аврорианец. — Пока он жив, я буду жить в этом мелочном мире. — Не согласен. Пусть наш мир и мелочен, зато в нём каждый день происходит столько всего, что даже аврорианец никогда не будет скучать. В мире, в котором всегда будет, чему противостоять и что покорять, — в голосе канцлера проскользнули мечтательные нотки. — Что до Отчаяния, то, как я уже говорил ранее, вы можете рассчитывать на мою полную поддержку. Я покажу этому ордену всю мощь Империи! — в глазах канцлера сверкнула холодная искра. — И, быть может, мне удастся доказать, что и смертный достоин преданности аврорианца. — Я буду благодарен тебе за помощь, Динария, — после продолжительной паузы отозвался Баум, — но забудь сразу о договоре. Не родилось ещё такого смертного. — Могу я задать тебе несколько вопросов о вашем мире, Баум? — осторожно спросил Кастус. — Мне чрезвычайно интересно всё, что связано с аврорианцами и их культурой. — За разговоры денег не берут, — ответил Баум старой поговоркой смертных. — Отвечу, на какие смогу. — Сколько раз до возвращения Умарила аврорианцы бывали в Нирне? — канцлер вытащил свиток и начал кропотливо записывать.***
Варди очнулся задолго после того, как Сердце Кошмара было разбито. Вокруг сновали люди, но парень ничего не видел и не понимал. Некоторое время спустя один из стражников кратко ввёл его в курс дела, рассказав, что его принесли сюда по просьбе какой-то девушки, но ничего более он не знал. Вскоре верховный канцлер объявил об отъезде, и, что было неожиданно, Варди тоже был обязан ехать в столицу. Пока слепого провожали к повозке, он чувствовал мерзкий гнилостный запах в воздухе, слышал карканье множества ворон и стоны тех, кто силился отыскать среди трупов своих родных. В эту минуту Варди искренне радовался, что его глаза не способны увидеть всего ужаса произошедшего. Более того, то же самое могло случиться и с ним, если бы не эта загадочная девушка. Разумеется, всё так просто закончиться не могло: за секунду перед тем, как карета, в которой ехал Варди, тронулась, в неё заскочил ещё один пассажир. Он плюхнулся на скамью рядом с Варди, хотя та, что напротив, так и осталась незанятой. — Ну здравствуй, Варди! — сходу заявил голос, принадлежащий девушке. — Я смотрю, крепкий сон пошёл тебе на пользу! — О, здравствуйте! — смутился парень внезапному приветствию. — Глаза у меня уже не те, но я никак не могу узнать вас по голосу, хотя он и кажется мне знакомым. Это ведь вы меня спасли тогда, да? — Именно, — довольно подтвердил голос. — И чего ты ко мне на «вы»? Сам же меня раньше отучал так говорить! — Ма-Маринетт?! — воскликнул Варди и сгрёб в охапку подругу. — Ты живая! Это невероятно! Я не могу поверить, что ты снова здесь! Ты спасла меня от безумцев в церкви! Боги мои, я просто поверить в это не могу… Я так волновался за тебя! Что с тобой случилось, Маринетт?! — он был рад, что старая подруга жива, но никак не мог понять, что же не так. — Всё-всё, Варди, я тоже очень рада тебя видеть. Я уже со всеми успела перекинуться парой слов, но с тобой я всё никак не могла побыть наедине. И да, меня зовут не Маринетт, а Эльза! — Эльза?! — брови Варди поползли вверх. — Так, значит, ты… — Да, Варди, я всё вспомнила! — гордо заявила Эльза. — И, разумеется, я тебе всё расскажу. Для чего, ты думаешь, я выпросила у канцлера отдельную повозку? — Это… поразительно, Ма… — Эльза!!! — резко и грубо оборвала девушка. — Меня зовут Эльза. Запомни — Эльза, и никак иначе!