Другие мужчины

Джотаро сидит в комнате четвертый день. Он стал реже бродить по дому: бессонница ушла; а лучше бы осталась — напротив, теперь он много спит. И снова, как когда-то, снятся кровь на руках и растерзанная плоть. Балкон — покурить — комната, комната — балкон — покурить. Его матери всё равно. Он курит с тех пор, как его друзей нет в живых, и она ничего не может с ним поделать. Ветер бьет ему в лицо. Джотаро стоит на балконе в одной пижаме, весь такой больной, и дымит, что есть мочи. Когда дует ветер, он чувствует на своей одежде совсем слабый, чужой запах: лак для волос, которым пользуется Джоске. Запах тонкий, но прилип намертво. Скорее бы выветрился, сгинул под сигаретной вонью. «Мы вроде как не чужие люди». И правда. На планете живут миллиарды людей, а Джотаро угораздило связаться с Джоске, и Джоске угораздило связаться с ним. Статистическая погрешность, не иначе. Кажется, мама приносит Джотаро еду и заставляет выпить лекарство, которое ему не нужно. Она не слепая, поэтому на самом деле это не лекарство, а какие-то витамины. Не знает, что ещё ему дать. Вот микстура от кашля. Температуры вроде бы нет. Проблемы со сном... Милый, может, надо просто отлежаться? Новая школа, стресс. Вид у тебя неважный. Слоняешься по дому, как приведение, совсем бледный стал. Думаю, тебе витамина D не хватает. Надо почаще бывать на солнце. Ладно, врача вызывать пока не будем, но если уж станет совсем худо... Нет, хватит. Завтра он пойдет в школу. А что? То, чего он боялся, пришло к нему само. Он уже всё сказал Джоске. Да тут и говорить больше не о чем. «Весна, гормоны. Весело было». Так мерзко, что его чуть не вырвало. Куджо Джотаро, редкостный лицемер и врун. Так скажут, и будут правы. Не скажут. Не дай бог кто-то узнает. Не дай бог, Джоске. Он отдал бы всё, чтобы повернуть время вспять: не кричать на Джоске, не стягивать с себя и с него треклятые футболки, и ничего не знать. Но и Джоске хорош. С порога начал сыпать обвинениями. Вел себя, как ребёнок. Ребёнок. Да, Джотаро не знает, каким Джоске был ребёнком. Они не росли вместе, и он мало что знает о его привычках и предпочтениях. Знает, что Джоске любит, когда его целуют в шею; знает, кто больше всех бесит его в классе; знает, что он пользуется вишневой гигиенической помадой. Джотаро не знает, сколько ложек сахара Джоске кладет в чай, как часто ругается с мамой и что ест на завтрак. Их родство — пустой отзвук, оставшийся лишь в памяти деда. А может, и в ничьей. Случайно дошедшее до них эхо, которое нужно было пропустить мимо ушей. Но Джотаро никогда ничего не упускает: кроме того, что действительно важно. А теперь он будто наказывает себя и Джоске. Любители кровосмешения. Извращенцы. Искупить вину можно только через страдание. Бред какой. Нет, он правильно поступил. Остальное — и правда, буйство гормонов. Ну вы только послушайте, а. Ещё найдутся какие-нибудь оправдания инцесту, или фантазия закончилась? Противно от самого себя. Чокнутая семейка. Джоске сказал, что поговорил обо всем этом со своей мамой, но Джотаро даже не особо интересуют подробности. Было и было. Чертов старикан. Никто не должен знать. Может, и Джотаро лучше не знать. Стукнуться обо что-нибудь головой, да посильнее, стереть себе память. Так уменьшится вероятность, что он проболтается. Нельзя проболтаться о том, чего не знаешь. О том, чего нет. Только вот всё есть. Оно не в голове, но там, глубоко в груди, горит и выжигает его внутренности: чувство необратимости и обреченности. Всё повторяется, но не потому, что так суждено или написано на роду у Джотаро, а потому, что он такой: мужчины в его семье всегда делают одни и те же ужасные, чудовищные выборы. Одинаково мыслят, одинаково ранят близких. Семья трусов и предателей. Мужчины, которые бросают. Он зло тушит сигарету и скидывает окурок с балкона. *** Очень странно идти на занятия одному, без Джоске. Только девчонки здороваются при встрече. О, Джотаро, Джотаро, как хорошо, что ты выздоровел. Будто им не всё равно. «Джоджо, милый, я рада, что тебе уже лучше. Ты уверен? Ну, сходи на занятия, если можешь. Только не перетруждайся. Всё-таки мне кажется, что это был упадок сил из-за стресса...» У его стресса есть имя. Джоске неприятно удивляется, когда видит, что Джотаро отсел за другую парту. Совсем один. Хотя отсел он не очень-то далеко: тот же ряд, больше некуда. Раньше они сидели вдвоем у окна, а сейчас Джотаро сидит один, у стены. Они всегда сидели вместе, с самого первого дня. «С чего это вдруг? Неужели Куджо с Хигашикатой поссорился? Ой, да они всё время собачатся, и так же мирятся. Ничего нового». «Мы такие разные, что успеваем только ссориться и мириться. Скажи, и в каком месте мы родственники?» Там, где на его спине выжжена звезда. Всего-то. И, конечно, после урока Джоске нужно непременно подойти к нему в коридоре. Нужно всё усложнить. — Джотаро, — тихо зовет он. Джотаро качает головой. — Нет. Только по делу. Надо бы сказать что-то ещё более хлесткое. Например: «Если ты не понял, я больше не хочу общаться», но тогда его точно стошнит. Он думал, что он ублюдок, но не чудовище. Ошибался. Кажется, только чудовища поступают так с близкими. С родными, черт бы его побрал. С родными. — Понимаю, — говорит Джоске после долгого молчания. — Просто хотел сказать... я рад, что ты здесь. — Взаимно, — бурчит Джотаро, не подумав. У Джоске округляются глаза. Он смотрит на него, как на ненормального. — Забей. Вырвалось. — Да, конечно. Ну, бывай, — язвит он напоследок, а потом наконец оставляет Джотаро в покое. Едва Джоске скрывается из виду, как Джотаро сворачивает в туалет и запирается в кабинке, чтобы отдышаться. Твою мать-перемать. Всё внутри болит и ноет. Дверь эту вышибить, что ли. Вдруг легче станет. Может, его уже всё-таки стошнит? Нет, не тут-то было. Этот желудок только и умеет, что сжиматься и скручиваться сотней разных способов. Треклятый запах лака для волос опять щекочет ноздри, химический и сладковатый. Джоске стоял так близко. Время будто остановилось. Всё, как раньше. Джотаро так долго не продержится. Надо бежать. Избегать. Ага, легко сказать, они же учатся вместе. Джоске постоянно будет маячить у него на глазах, а ещё это его «понимаю»... Да черта с два он что-то понимает. Спокойно. Шаг первый: они больше не сидят вместе. Шаг второй: Джотаро не будет смотреть на него на уроках. Не станет говорить с ним. Сам сказал: «Только по делу». Так бывает, так можно. Как-то два его одноклассника из предыдущей школы крупно поссорились и не разговаривали весь семестр. Делов-то. Надо перетерпеть, пока Джотаро не придумает что-нибудь получше. Может, удастся перевестись в другой класс. А до тех пор лучше притвориться, что Джоске не существует. В обед Джотаро идет покурить, опять прислоняется к своему излюбленному, одинокому дереву. Джоске увязывается с ним. Между ними расстояние в несколько метров. Он прихватил с собой бенто: стоит и жует себе. Не смотрит на Джотаро, не пытается заговорить, просто маячит рядом. А вот Джотаро от такой наглости забывает про осторожность и поворачивается. Гаркнуть на него, что ли. Джоске отправляет к себе в рот кусочек мяса, увлеченно прожевывает его и облизывается. Джотаро передергивает. Как-то раз они попробовали кормить друг друга обедом: Джоске предложил. «Джотаро, достал ворчать. Это всё потому, что ты голодный. Открой рот, тебе понравится. Ложечку за меня, ам. Вкусно, романтично, ну. Чего ещё тебе надо». Чуть не подрались, когда Джотаро всё-таки понравилась эта идея, и он почти заставил Джоске съесть брокколи. Потом повалились друг на друга, хохотали и обнимались. Вот бы и сейчас так. Ага. Охренительный семейный ужин. Ну давай, стой себе со своим бенто, стой. Мест в округе мало, что ли. И всё-таки Джотаро позволяет себе затянуться сигаретой чуть дольше обычного.