Once upon a time there was humanity

Виктор ворочается на жёстком диване и не может уснуть. Голова чугунная от ежесекундных набегов тревожных мыслей. На нём лежит столько ответственности. Если он облажается, то последствия будут смертельными для всех. Виктор никогда не думал, что доживёт до царствия сына его повелителя. Он даже представить боялся, что сам отдаст ему в руки царский мандат. Изида сидит на полу своей спальни в идеальном круге из свечей. В промежутках между восковыми тубусами тлеют пучки полыни, застилая комнату горечью. Холодная сталь обжигает кожу на ладони глубоким порезом. Изида чертит на деревянном полу древние знаки, изогнутые, изломаные, несуразные. Она окунает пальцы в медную чашку размером с ладонь и рисует вороньей кровью на лбу у себя кривую в круге. Тёплая кровь течёт по носу, замирает на кончике матовой бусиной. Болотные глаза Изиды затягивает густым белёсым полотном. Она выгибается, откинув голову назад, и проваливается в тёмный лес. Под босыми ногами хрустит жухлая листва. Ветки больно колют стопы. Земля стылая, твёрдая. Лес весь опутан непроглядным туманом. Темнота ползёт из-за каждого дерева. — Мама? — зовёт Изида, а голос её тонет в туманном мареве. Она шагает по шуршащему ковру, наступает на шишку и недовольно шипит. Нагое тело покрывается мурашками. Не спасают даже тяжёлые рыжие волосы, прикрывающие груди и спину. — Мама! — повторяет она. Изо рта вырывается облачко пара. За спиной слышится шорох. Изида оборачивается, цепко вглядываясь в темноту. — Изида. Голос у матери низкий, стелется как туман. Такие же тёмно-рыжие волосы разбросаны по плечам, а голову венчают короткие рога. Блэквуд смотрит на мать, а тело бьёт крупная дрожь. — Говорят, на землю пришёл Антихрист, — сообщает она матери. Та даже бровью не ведёт. — Он собирается устроить конец света со своими приспешниками. Мать молчит. Хмыкает, отводит подол посеревшего платья в сторону, принимается ходить по кругу. — На что он способен? — спрашивает она, разглядывая тёмные силуэты деревьев. — Пока не знаю. — Так зачем же ты пришла? — Предупредить. Если он действительно способен устроить конец света, то… — Это всё меняет. Женщина останавливается. Тёмные глаза с блеском оживают. Лицо смягчается. — Узнай, на что он способен, а после используй, — говорит она призывно. — Сделай всё его руками. Изида запоздало кивает. Страх теплится где-то меж рёбер. А если ей не хватит сил? — Хватит! — прерывает мать. — У тебя есть доступ к силе древнее, чем сам мир. Никогда не сомневайся в ней. Она срывается с места и исчезает в зубастой пасти леса. Изида ёжится, возвращается в свою спальню. Блэквуд упирается трясущимися руками в пол, дышит, как загнанный зверь. Тело начинает щипать в тепле. Изида тушит свечи и полынь, смазывает древние знаки и накрывает кровавый узор толстым ковром. Принимает душ, смывает с себя кровь и лесную грязь, и засыпает, закутавшись в махровый халат. Утром Виктор не может разбудить дочь, чтобы вместе позавтракать. Мужчина решает устроить семейный завтрак позже и уходит на второе собрание Кооператива, выпив лишь чашку горького кофе. Изида раскрывает глаза, как только хлопает входная дверь. Она чешет затылок, путаясь в свалявшихся волосах. Солнце нагло лезет внутрь, освещая бардак после вчерашнего ритуала. Изида перешагивает через свечи и идёт варить себе кофе. Достаёт из нижнего ящика медную чашу, ставит в самый центр обеденного стола. Толкает тяжёлую створку окна вверх. Прикормленные вороны в ряд сидят на подоконнике, сверкая глазами-бусинами. Изида протягивает раскрытую ладонь и ближний к ней ворон гнездится внутри, впиваясь в кожу когтистыми лапами. Она вносит птицу внутрь, закрывает окно, успевает выключить кофе за секунду до того, как он убежит. — Вы готовы, мистер? — говорит она, оглаживая жёсткое оперение птицы. Изида кормит их корнем дурмана в малых дозах. Птицы становятся покладистыми, безвольными, ручными. Блэквуд хватает птицу за шею и через мгновение слышится сочный хруст. Она кладёт обмякшее тельце на разделочную доску, вспарывает брюхо, ловко потрошит. Затем пускает собственную кровь в опустевшее нутро и суёт труп в заготовленную чашу. Пока она наполняется кровью, Изида колдует над порезом, наводит чистоту на кухне, наливает себе терпкий кофе и устраивается у чаши, как перед телевизором. После первого глотка из чаши ритуал триединства крови завершается. Глаза затягиваются непроницаемым саваном. Ослепшая, но прозревшая Изида наклоняется над чашей, шепчет пару фраз голосом низким, гортанным, скрипучим, как старые ржавые петли. Помещение для собрания оказывается мрачным и минималистично обставленным. Стол да кресла вдоль. Настольные лампы и клубящаяся в углах темнота. Перед глазами у Виктора, который вдруг теряет над собой контроль, папка с проектами и конвейер из лиц в масках. Изида довольна, что никто не видит пустых глаз её отца. Потому что сегодня у руля она. Майкл Лэнгдон оказывается нежным юнцом. Мальчишеские кудри обрамляют вылепленные скулы, а полные губы медленно двигаются, выплёвывая план дальнейших действий. Изида любопытно склоняет голову. Отец вторит её движениям, как марионетка. Если он Антихрист, то где пассы руками, открывающие вход в Геенну огненную? Какая к чёрту ядерная зима? Изида фыркает, нащупывает чашку и делает глоток ароматного кофе. Кто вообще сказал Лэнгдону, что он Антихрист? Та устрашающего вида тётка с отвратительными тёмными губами у него за спиной? — Я готов представить вам проект готовых зданий, которые могут быть перепланированы для наших целей, — вещает он, жестом предлагая открыть документы. Красные перчатки приковывают взгляд, режут глаза в серости и мраке. Изида следует приглащению, отцовскими руками открывает папку. Её тянет поглазеть на нового мессию. Антихрист должен внушать трепет, ведь так? Но Изида не доверила бы ему и машину вести. Майлз и тот выглядит мужественнее со своими большими коровьими глазами. Изида отвлекается от документов, теряет нить и решает оставить отца в покое. Она возвращается в своё тело. Вечером попросит подробностей с ужасным любопытством. От смеси крови и кофе во рту вяжет. Изида полощет рот водой, выливает кофе, кровь, сжигает мёртвую птицу прямо в чаше. Дело пахнет сатанинской сектой. Все верующие боятся Антихриста. Наделяют его пугающими особенностями. Вырисовывают в дьяволе детали. Но на деле сын сатаны оказывается слишком юным, мягким и сладким на вкус. Изида уверена — он очень сладкий, буквально приторный. Стоит только надкусить, и липкий сок потечёт по губам. Она ставит себя на его место — в отделе все смотрят на неё скептически. Не верят, что такая девчонка может расколоть хоть кого-то. Всё бюро шепчется, что своим положением Изида обязана папочке — начальнику Министерства Внутренней Безопасности. Блэквуд лишь улыбалась в ответ, мысленно выпуская кишки всем и каждому. Если бы они только знали, чьему папочке обязан Виктор. Изида запоздало понимает, почему все её странности в детстве отец просто не замечал. Он уже знал, что лучше не смотреть в глаза бездне. Иначе она взглянет на тебя. После собрания Виктор чувствует себя плохо. Будто у него внутри кто-то хозяйничал. Он сидит в зале до самого конца, пока все не покинут помещение. Пустым взглядом смотрит в раскрытую папку и силится вспомнить, о чём говорил Лэнгдон в первую половину. — Господин советник? — подаёт голос Лэнгдон. — Вы в порядке? Виктор мелко трясёт головой. — Совсем не помню, о чём шла речь в первой половине заседания, — честно признаётся он, поднимаясь. — С утра неважно себя чувствую. Мы не могли бы обсудить это ещё раз? Майкл вздыхает. Сжимает переносицу, скрипя кожаными перчатками. На что он только подписался. — Свободны сегодня вечером? Виктор нервничает. Просит дочь сервировать стол на троих. — Ты завёл подружку? — радуется Изида, доставая третий бокал для вина. — Давно пора забыть о своей пропащей жене и наконец развлечься. — Изида! — дёргает Виктор, проверяя готовность стейков. Он решил ничего не говорить дочери раньше времени. Устроить ей сюрприз. Изида фыркает, ставит третью тарелку и набор приборов. Тянется налить себе фруктового вина, но в дверь звонят. Блэквуд даже не дёргается, наполняет свой бокал до середины. — Из, — тянет отец. — Твои гости, между прочим, — жалит она, делая спасительный глоток прохладного алкоголя. — Как зовут твою подружку? Или мне с порога назвать её мамой? Изида ядовито хихикает. Виктор закатывает глаза. Антихристу это точно не понравится. Блэквуд распахивает дверь, набирает полные лёгкие воздуха и тут же со свистом его выдыхает. За дверью стоит Майкл Лэнгдон. Голубые глаза скользят по Изиде безразлично, холодно. — Папа, ты что, гей? — вопит Изида, делая шаг назад. Её обдаёт нестерпимым смрадом гари и гнили. Горло сдавливает спазм. Изида невозмутимо делает глоток. Деревянные пальцы намертво вцепились в бокал. Стекло вот-вот треснет. Гость сводит брови, склоняет голову. — Меня зовут Майкл Лэнгдон, — представляется он, делая шаг внутрь. Изида едва не пробалтывается, что Антихрист из него так себе. Не впечатляет. Положение спасает Виктор. — Мистер Лэнгдон, прошу вас, — лебезит он, выплывая из кухни с полотенцем в руках. — Прошу прощения за дочь, Изида пока не в курсе наших дел. Блэквуд хлещет вино, переводит взгляд на отца, вскидывая брови. Губы плотно прижаты к кромке бокала. Не в курсе, значит? — Позвольте ваше пальто, мистер Лэнгдон, — голос Изиды — сладкая патока. Майкл смотрит на неё сверху вниз. В ней что-то спит. Она — могила чего-то древнего. Тёмного. Это его успокаивает — тьма не победит тьму. Она лишь сделает чёрный цвет насыщеннее. Изида суёт бокал в руки отцу, встаёт позади Майкла, но в голову к нему лезть не решается — поймает и позорно высечет на площади. Одарённый мальчишка. Майкл расстёгивает пальто неспеша, осматривает обстановку, сканирует атмосферу. Видит у двери в спальню защитный сгусток морока. Лэнгдон хмыкает — дочь Виктора прекрасно осведомлена во всех его делах. Он клонится назад. Изида ловит скатывающееся волной пальто, случайно касаясь Майкла кончиками пальцев. На обоих словно набрасывают тёмное покрывало. Перед глазами стремительно проносятся картины прошлого и будущего, все вперемешку. Разобраться и что-то понять невозможно. Изида отходит, разрывает контакт, крепко вцепившись в пальто чёрного цвета, от которого приятно пахнет мускусом и гвоздикой. Майкл разворачивается, пристально вглядывается в ошарашенную Изиду. В квартире виснет неловкое молчание. Лэнгдон растягивает полные, наверняка мягкие, губы в улыбке. Токсичной, фальшивой. — Приятно познакомиться, мисс Блэквуд.