Черти тихого омута

Допустим, за кого он принимает Мина, понятно, осталось лишь разобраться, с каких пор. Мин был честен, когда говорил Джи Ху, что Лэй ему нравится, Мин не врал, когда говорил, что с Лэем, скорее всего, у них ничего не получится, но также Мин упоминал уважение к себе как самую значимую деталь, без которой не сможет общаться с человеком на равных. Мин выбрал того, кто имеет право называться его парнем, того, кто может поцеловать его, не спросив, Мин выбрал Лэя и ни слова не проронил о том, что способен его предать. Мин не изменщик, даже если Джи Ху могло показаться, что к этому есть все предпосылки. И Мина нехило с этого подорвало. То есть вот какого Джи Ху о нём мнения? То есть можно изо дня в день издеваться и шутить по поводу ориентации Мина, а притом сам Джи Ху гетеро до первого поцелуя в шею? Так получается? О том, что поцелуй в шею от поцелуя в губы мало чем отличается, Мин предпочитает не думать, он достаточно долго старался держать дистанцию от Джи Ху. Он уважал его выбор и не пытался к чему-либо принудить, не рассказывал о том, что и как он делал с парнями в спальне, чтобы спроецировать у того подобные случившемуся фантазии, ни разу. Мин стерпел, когда Джи Ху нелестно отозвался о его бывшем, хотя отголоски тех отношений и были основными мотиваторами для Мина, чтобы измениться, чтобы стать тем, кто он есть сейчас. И пусть это глупый принцип, Мин следует ему исправно. Хранит верность тому, кому доверился. Лэй заслуживает лучшего. И Лэя придётся огорчить… Мин просыпается в два часа дня, уснуть не удавалось ему почти всю ночь, он не слышал, ни как Джи Ху с матерью его будили, ни как хлопнули дверью уходя. Он пропустил все звонки от Лэя, а уж в том, что Джи Ху сейчас стоит где-нибудь в восточной оконечности острова Тайпа и покупает билет до Сеула, он вообще не сомневается. Скорее, сомневаться можно в слаженности работы авиакомпаний, самолёты не летают по всем барским запросам, особенно в выходные, но и это, помаши он пачкой красных купюр, перестанет быть проблемой. Это Лэй от него никуда не денется (ввиду финансовых затруднений), а вот Джи Ху запросто. И Мин удивляется, увидев Джи Ху спустя полчаса в общаге даже не пакующим чемоданы и совершенно спокойным, будто это не он весь такой натуральный полез вчера ночью к нему целоваться. И вообще нигде у него не ёкнуло, что Мин вроде как уже занят. А у Мина сердце ёкает — будь здоров, и нервы расшатались — дальше некуда. И он стоит напротив Джи Ху у порога, смотрит в глаза наглые и на целую минуту — ненавидит. Злость в нём клокочет, и хочется того ударить побольнее, вот только Мин никогда не был сторонником решения конфликтов таким путём, а потому бить он предпочтёт словами, но перед этим хочет напоследок убедиться, что Джи Ху не заслуживает прощения. Мин не готов, но знает, что надо открыть себе глаза и увидеть ими всю гниль, из которой состоит Джи Ху, что он ничьё мнение и в грош не ставит, чтобы считаться с ним, и более того — зациклен исключительно на себе. — Показывай, — заявляет Мин, даже не поздоровавшись — к чему формальности, если Джи Ху последнее время такой резкий, стало быть и Мину незачем расшелушиваться. Чего бы им сразу сексом не заняться, раз уж разобрались во вкусовых предпочтениях? И пусть Джи Ху только попробует отказаться. Мину поперёк горла уже стоит его ломка. Наигрался в «оттолкни-притяни», хватит. — Что «показывай»? Джи Ху не внушает спокойствия то, каким требовательным взглядом Мин на него смотрит. И причину, увы, он знает, это было недоразумение. Джи Ху пошёл на поводу у своих слабостей, а Мин не дал отпора. Следовательно, ни вины, ни сочувствия Джи Ху перед ним не испытывает. Заставил беднягу понервничать, догадками обложиться, как же. Сил уже никаких нет терпеть все его доставания. Чего он добивается на этот раз? Раскаяния за обмен слюнями? Или, может, рассчитывает на продолжение ночки чем-то бурным среди дня? Не бывать этому! Нельзя же так путать интерес и влечение. Джи Ху считает, что путает Мин, а Мин знает, у кого из них на самом деле в голове каша. Мин всё по его по глазам читал каждый раз, когда Джи Ху выбирал между «я ни за что не позволю» и «а что будет, если это зайдёт чуть дальше?» Доигрались. — Что обещал. — Не припомню, чтобы я тебе что-то обещал. — Не помнишь? — со смешком в голосе повторяет Мин. — Или всё же смелости не хватает? Давай, раздевайся. Мне с лихвой на двоих хватит. — Ах, ты об этом, — вспоминая свой подкол, оскаливается Джи Ху. — Надо же, какие мы ранимые! Мне смелости не хватит? Да что ты! — Джи Ху выбешивается как по щелчку пальцев. Ему дважды повторять не нужно. Он резко стягивает с себя спортивные штаны вместе с боксерами и ждёт от Мина реакции. Это как сказать «приятного аппетита» и полагать, что человек передумает есть. Джи Ху знает, чего может стоить ему этот жест, но злость бежит по венам быстрее крови. «Вот я. Голый. Перед тобой, пожалуйста». В ту секунду мысль ведь чем-то подкреплялась, какой-то логикой… Но отступать поздно. А ведь интерес завёл его совсем далеко, да и воображение не подводит, подкидывая ему картинку, как Мин подойдёт ближе, ласково заглянет в глаза, нежно проведёт по обнажённому бедру и снова, томно дыша, прильнёт губами к его шее… Ерунда! Какому ненормальному такое «удовольствие» вообще сдалось от Мина? Разве Джи Ху было приятно? Да пусть хоть обтрогается на радостях, Джи Ху даже сдержится, чтобы не сморщиться. — Ну, норм, — будто вынося вердикт, сообщает Мин. Сообщает, хотя в не эрегированном состоянии и не норм. Членов он, что ли, не видел. Джи Ху действительно полагал, что всё дело в этом? Думал, что Мин спит и видит, как бы в постель его затащить? Вот что значит совсем не уважает. Глупо было надеяться. Джи Ху только напоказ перед ним такой стойкий, внутри же него всё противится и бурлит. От себя тошно, от Мина тошно, от сложившейся ситуации тем более, и как выкручиваться из неё неизвестно. И вместо того, чтобы одеться, Джи Ху идёт на ещё большую аморальность, он в открытую предлагает Мину себя. Предлагает, но практически не имеет этого ввиду. — Что, даже не воспользуешься возможностью поднять мне настроение? Ему бы очень хотелось захлопнуть собственный рот и стереть это из памяти, но он как вкопанный по-прежнему стоит и почти молится про себя, чтобы Мин до такого не опустился. Мало ли, как он расшифрует эту издёвку, что, если как реальный призыв к действиям? — Нет, даже если ты сейчас действительно этого хочешь. Джи Ху сейчас — действительно — хочет только провалиться сквозь землю, но Мин его и там найдёт. И вроде бы Джи Ху надо облегчённо выдохнуть, насиловать его никто тут не собирается, но в горле будто всё спёрло. Мин после своих гордо брошенных слов разворачивается и уходит. Дверь остаётся приоткрытой, Джи Ху оседает на пол не в силах собраться с духом, чтобы её закрыть, и смотрит куда-то в центр проёма и почему-то ожидает, что тот попсихует и вернётся… Да, Мин разворачивается и уходит, сам поражаясь отлично отыгранному «этюду». Он, плохо обдумав план своих дальнейших действий, перезванивает Лэю и предлагает встретиться. Пока ждёт его в кафе (потому что: «по дорогим ресторанам со своими мажориками ходи, а я парень попроще») за три квартала от общаги, мысли возвращаются к Джи Ху, да и сам он вместе с мыслями хотел бы вернуться. Вернуться в тот день, когда его не знал. Мин не замечает, когда Лэй садится напротив него и смотрит большими-блестящими чересчур обеспокоенно. — Что-то случилось? Голос у тебя по телефону был какой-то расстроенный. — Про то, что Мин ещё и выглядит бледновато, Лэй не упоминает. Мин с «утра» ощущал дикий голод, но сейчас брезгливо ковыряется ложкой в супе, и дело даже не в том, что у заведения нет соответствующего его уровню авторитета, Мину кусок в горло не лезет. — Джи Ху поцеловал меня… Мин не думал оглушать Лэя такой новостью в первую же секунду, но и ответа другого не запас. Выдержать сейчас конструктивный разговор на растормошенных эмоциях едва ли ему под силу. — Кто? Лэй снова забыл снять с головы капюшон от своей мягкой розовой толстовки, а кисти рук высунуть из рукавов. С подобными манерами Лэй кажется Мину ещё младше. И в глубине души Мин радуется тому, что не успел сблизиться с ним. Хотя «сблизиться» ещё можно было бы сказать о ровеснике или о мужчине постарше, а в отношении Лэя Мин предпочитает слово «совратить». Мин не путает такие понятия, как «половое созревание», «совершеннолетие» и «возраст согласия», и тем ни менее не может воспринимать Лэя полноценно. Перед ним словно бы сидит мальчик с глазками в форме пуговок и отказывается верить во всё, кроме сказок со счастливым концом. — Я говорил о нём, это парень, которого я… — Не продолжай, — перебивает его Лэй. Он не хочет знать, как далеко они успели зайти. Вот, значит, чем Мин был так занят, съездил к матери, называется. А теперь, стало быть, в слушателе нуждается? Решил рассказать, как ему наконец удалось его уломать и сколько раз перепало? — Я тогда здесь зачем? — Лэй рассчитывает на такое нужное ему утешение от Мина, но понимает, что зря. Лучше бы Мин не перезванивал. — Это вышло случайно, и хотя я зол на него и видеть больше не желаю… прости, — вдруг резко поправляется Мин и виновато смотрит в лицо Лэю, взгляд фокусируется на щечках. Мину тяжело от мысли, как сильно то, что он скажет, заденет пока ещё его парня. Он выбирает фразу с намеком, потому что говорить напрямую равносильно для него безнаказанному избиению ни в чём неповинного: — Я хочу отпустить тебя. — Первый удар. — В каком смысле? — Навсегда, — второй. Мин не предлагает остаться друзьями, потому что не верит в дружбу после отношений. — Стой, что? Ты хочешь расстаться со мной? А как же… Да не. Шутишь? Ведь шутишь же? — У Лэя бегают глаза, подрагивают пальцы. Он даже злится обворожительно. Возможно, Мин единственный, кто находит его привлекательным в таком состоянии. Лэй ломает пополам некстати попавшуюся под руку зубочистку и осыпает Мина новой порцией вопросов (хотя на деле хочет задать лишь один): — Всё из-за него? Скажи мне, из-за него? Что в нём особенного? Чем я хуже? — Истерика Лэя пугает Мина, будь она чуть громче, уже сбежались бы любопытные зеваки. — И долго ты думал? — Достаточно. — Как обычно, пять минут? — Лэй пытается улыбнуться, но выходит сдавленно и не очень естественно. Мина этим не подбодрить, он уже вразнос пошёл… — Да, но это не убавляет серьёзности моего решения. — Конечно, не убавляет. Но я этого не хочу. Ты очень дорог мне. — Лэй поднимает покрасневшие глаза на Мина, берёт его за руку, не волнуясь, заметят ли посторонние. — Лэй, я не тот, кто нужен тебе. — Мин кладёт свою ладонь поверх его, но не для того, чтобы прекратить эту скромную, не ускользающую от глаз осуждающих их людей ласку, наоборот, сам не ведая зачем — успокаивая. — Это мне решать. Я предложил тебе встречаться, зная, что ты уже в чью-то сторону тайно и неровно дышишь. Я не отступлюсь от тебя. Просто попробуй разглядеть во мне хоть что-то хорошее, а я постараюсь стать таким парнем, которого ты заслуживаешь. Ладно? Мин сомневается, что заслуживает хоть какого-то парня. А Лэй хороший, ему не надо меняться, его искренность подкупает. Ему не хочется навредить… — Этот инцидент… Мин плохой. Мин подонок, который вечно изворачивается, недоговаривает и ввязывается не пойми во что. Он не ищет себе оправданий, он находит в этом путь отступления. Так будет лучше для Лэя. — Только поцелуй? Лэй хватается за призрачный шанс, убеждает себя, что сможет простить Мина, если между ним и этим парнем ничего больше не было. — Да. Мин умалчивает обо всём остальном, чтобы не ранить Лэя сильнее, чтобы не объяснять, почему сначала просил Джи Ху раздеться, а когда тот удостоил его «неописуемым» видом своего нагого тела, сбежал. — Тогда считай, что я ничего не слышал. Но… мне это имя кажется знакомым… Твоего соседа ведь так же зовут? — Да. — Так ты его… Он разве не натурал? Я помню, как ты говорил, что мне не о чем волноваться. — Я уже не уверен. — Зато я уверен, что если с его головой не всё в порядке, ты не в ответе за это. Я не перестану тебе доверять, пока ты со мной. Разве можно хорошо узнать человека за две недели? Нам нужно больше времени. Пожалуйста… В глазах Мина эта сцена выглядит куда более обречённо, чем есть. Его не покидает чувство, что Лэй вот-вот пустит слезу или и вовсе — встанет перед ним на колени. — Хорошо, — сжаливается Мин перед этим ангелом. На жалости далеко не уедешь, как ни рули — вразумляло бы это ещё. — Я дам тебе два месяца. «Зачем тебе это? — вмешивается здравый смысл в мысли Мина. Но когда он там надолго задерживался? — Себе только хуже делаешь. Он сильнее привяжется… Сейчас самое подходящее время!» — Мин понимает, что правильней было бы не только слышать внутренний голос, но и слушать. Но и перевернуть снова свои слова, почти обещания, уже не может. Всего два месяца, это не страшно. Но продержится ли Мин, если так бережёт от себя Лэя? — Я счастлив, пусть даже так. Раз у нас сегодня что-то вроде откровенной беседы, может, объяснишь, почему сдерживаешься рядом со мной? Ни вопрос, ни его своевременность Мина не удивляют. Его поведение действительно можно было охарактеризовать как странное: рано уходил со свиданок, ссылаясь на накопившиеся дела, а если и целовал на свиданиях Лэя, то весьма скромно и не более трёх раз за день, словно порционно и нехотя. При всей распущенности Мина Лэй не знал способа, как его удержать в своих объятиях, ведь он в них почти не попадался. Лэй не хотел давить на него, призывая так открыто перейти в горизонтальное положение, — если Мину что-то претит, стоит сначала с этим разобраться. — Я не сдерживаюсь. Лэй хмыкает, зная, что Мин его за нос водит по десятому кругу, и осмеливается разорвать эту цепочку. — Я же вижу. Ты не знаешь, как ко мне подступиться, или чего-то боишься? Мину подошли бы оба варианта, но он отвечает: — Нет. — Тогда, может, мы сегодня развлечёмся? — вдруг выпаливает Лэй. «Да уж… — думает Мин. — С тобой-то развлечёмся. Максимум, поспим под одним одеялом». И пока Мин молчит, погружённый глубоко в свои мысли, Лэй накидывает отрезвляющий аргумент: — Ты же сказал, что не хочешь его видеть. — Давай, — прекращает Мин этот бессмысленный для него разговор. Что толку, если разойтись по-человечески и без обид не вышло, злость поубавилась, да и в целом, когда ходячая мечта педофила сама предлагает секс, грех отказываться.