Черти тихого омута

«Бита?» — размышляет за завтраком Джи Ху и морщится от представленного. Для отца это жестоко. Какими бы ни были мотивы — жестоко. Мин в первую очередь человек, а этот поступок заслуживает уголовной ответственности. Однако, Мину, а уж тем более Джи Ху, никоим образом не объяснить — где, когда и как произошло нападение. Запоминал ли Мин лица нападавших? Тоже вряд ли. Не до того ему было. Джи Ху не знает, как лучше его поддержать, как унять его боль. Щемит в его груди от одной только мысли: «Меня рядом не было». Не защитил… друга. И ведь били в спину — истинное свинство. Джи Ху мотает головой, словно прогоняя наваждение ужаса от недавнего обзора нагого бледно-синего тела Мина, на четверть покрытого синяками, закрывает вкладку с законами Макао и откладывает ручку на письменный стол. Нет, ни личным адвокатом, ни тем более юристом он не нанимался. Тот, кто оказывает Мину оральные услуги, тот пусть и занимается его правозащитой. Мин, с таким отношением, от Джи Ху даже «привет» услышать не заслуживает. И это ещё если не вспоминать, как он изворотливо выбесил, заставив сгорать от стыда за свои действия — дважды! Кто кого дразнит и у кого «неразделёночка» — вопрос. Да и считать «неловкие ситуации» пора завязывать. Обнять Мина? Запросто! Поцеловать? В очередь. Каждый разговор с ним как попытка самонасилия: вначале наощупь и страшно, позже смелее и больно. Мин скотина даже не редкостная, редчайшая. Хоть в красную книгу заноси и пометок кучу приписывай, таких, как: «опасно!», «опасно!», «очень опасно!!!». В довесок: «ну прям очень опасен!», чтобы точно понятно было: лезть не следует. С Джи Ху явно не всё в порядке. Он постоянно ловит себя на мыслях о Мине. Будто когда Мин запретил себя трогать стало интереснее. Лэй может Мина, как ёлку, своими «амулетами» обвесить, пользы-то сколько с того? Ноль, кажется. Джи Ху даже не против увидеть Мина в таком образе — подлецу… Подлец только для Джи Ху. «С Лэем он, должно быть, заинька. Только Лэй сладкий настолько, что и комаров в тёмном переулке не отгонит от Мина. Ему понятно: место подле кого покрепче. А с девчонкой…» — Опять эта физра! — швыряя сумку на кровать, влетает Мин, или сначала влетает, затем швыряет, как-то понять не успелось. Просто раз — и его недовольное лицо склонилось перед Джи Ху, и ладонь перед носом по воздуху дёргается. — Эй, ты-то чего сидишь? Тебе сегодня тоже зачёт сдавать. — У тебя тело болит? — Нет. Мы были с Лэем осторожны. Я его не посвящал, как тебя, не бойся. — Я о синяках, — теряя терпение, разъясняет Джи Ху. — Да пофиг. — Ты не пробовал как-то избежать этого? Могли ведь и серьезнее навредить. Джи Ху сдерживается, чтобы не подойти и не проверить. Если ему больно… Отпросить? — Как, например? — Сказать, что согласен. — Жениться? Да я так и сделал. Сразу мосты выстроил, не знаешь, что ли, меня? Сказал, что в загсе появлюсь нарядный, довольный, и уточнил, что на руки к первому же парню запрыгну. Может, я так счастье выражаю и сходство с отцом демонстрирую, разумеется. Мин в своём репертуаре и в голые руки не дастся — это Джи Ху усвоил как дважды два. Зачем усвоил только, не знает. — Ладно, идём. Пока ты бардак не развел. Мин дёрганый немного, видать, затрахивание нервов на славу не удалось. Или руки, надо полагать, у него дырявые, иначе чем ещё оправдать, что из них всё валится? Зубная щётка, половинка лимона, телефон, в конце концов найденный Джи Ху вчера разбитым в хлам. Мин даже три километра не силится пробежать. С виду жилистый, но до чего ленивый. А ещё возмутительно, что его на Джи Ху спихивают. Мол, «оказываем доверие, помоги другу сдать зачёт». Очень «здорово», все вроде счастливы, ведь можно уйти пораньше. Вся группа переоденется и большей части очереди в столовой избежит. Мин с таким раскладом согласен, он тоже рассчитывал на халяву. Вон, и вид удручённый состроил. Только Джи Ху спуску не даёт. Ладно при учителе с секундомером гордо восседал на лавке, но, стоило всем выйти, ещё и газку предложил прибавить. — В норматив не укладываешься. — Вертел я… этот норматив… — запыхавшись и подбежав к матам лежащим возле шведской стенки, произносит Мин, после чего падает на них и добавляет, потирая затылок, словно нехило приложился — на том пергаменте, на котором он прописывался! Потолок не кружится — друг, а Джи Ху, всё ещё возражающий против паузы — какашка вредная. — Вставай давай. Ещё два круга. Раз не болен, нечего филонить. — Джи Ху протягивает ладонь, за что и платится, Мин дёргает его на себя. А после… После ничего не происходит. Джи Ху только замечает, что у Мина черты лица, неправильно говорить, классные: нос аккуратный, зубки в улыбке ровные и глаза хитрые, как у лисицы. Это просто факты. Джи Ху смотрит на его губы пристальней неприличного, пальцем на нижнюю нажимает, словно она сдуется, вспоминает их теплоту и уклоняется вбок от неизбежного. Дышит Мину в висок и вставать совсем не собирается. — Мне сверху больше нравится, ты тяжелый. Ладно разглядывает, мало ли что на уме, а придавливать собой зачем? Мин ворочаться начинает, ему вылезти жизненно необходимо, воздуха маловато становится. И лучше бы не начинал. Мин весь потеет от шока, слыша, как мерное дыхание рядом сбивается, словно это сосед бегал тут из последних сил. А от осознания того, чей возбуждённый орган упирается в его пах, вообще дурно становится. — Ты, что ли, хочешь меня? — Смущает? — Нет. Только тут камера, в другой раз порезвимся. Джи Ху не хочет в другой. Он от своих «хочушек» скоро вообще офигевать перестанет. Одно дело на любимую, другое, что уже второй, а, нет, третий раз встаёт на парня. Мин возится под ним, словно и впрямь скинуть Джи Ху не может, но приблизься — иголки выставит. Недотрога нецелованная, ну вы гляньте! Дёргается, а не сбегает. Даже на инвалидную попытку сопротивления не похоже. Хотя никто и не нападает. Джи Ху улыбается бессовестно абсолютно, в волосы парня ладонь запускает и медленно, почти неуловимо подаётся бёдрами вперёд. Пошлее вышло бы, развались Мин звездой. На нём размахайка какая-то плечи голые демонстрирует, на животе задралась — пресс тоже на облюбование. И не помнится, сам позаботился, чтобы Мину жарко не было, или оно случайно вышло. Разницы уже нет никакой, если скрывать ни к чему. Это на месте и с поличным. Ни отвертеться, ни оправдаться, не перестать ловить косые взгляды. Сейчас Мин опять ляпнет что-то вроде: «у меня Лэй» и убьёт этим вообще, нахрен, всё. Но Мин вроде как к щеке Джи Ху носом льнёт и, дёрнувшись от резкого звука, проехавшегося обоим по ушам, восклицает: — Блин, звонок! Что ж, это куда лучше. Не учитель, не собственная совесть, а какой-то пресловутый звонок не даёт довести начатое до конца. — А километр последний так тобой и не намотан. — Скажи, на меня гиря упала. Или от балды время напиши! Мин отряхивает штаны и футболку, которая уж точно не запылилась… Словно прикосновения стирает. И за собой Джи Ху зовёт с улыбкой, растянутой до ушей. — Нормально всё, — уверяет, сам сомневаясь в понятиях нормальности и очерченности меж ними границ. Нормально, да. Что же Джи Ху всё мнётся? Трижды возбуждался, дважды целовал, так почему всё ещё переспать не предлагает? Всё меньше он тянет на святошу или тихоню. Он бешеный и необузданный, и Мин наконец рад, что подловил его таким, ещё и на себе. Только не вовремя. У Мина есть Лэй, и пока Мин рассчитывает на секс только с ним. Лэю бы льстить должно, но только он не слышит. Парень проливает кофе на футболку, сидя за монитором в комендантской и наблюдая за ними. Не стоило выводить на широкий экран, стоило не узнавать Мина. Если бы камера стояла в другом углу, можно было бы рассмотреть каждое движение. А со спины… Дурачатся? Целуются? Что они говорят друг другу? Когда в раздевалке вдвоем остаются, чем продолжается? Довольно быстро переоделись и разошлись. Можно выдохнуть. Доверие Лэя к Мину остаётся прежним — практически никаким.