Жихарь возвращается

- Вы вернулись, преосвященный господин! Гнев кесаря оказался не столь велик, как мы думали? - спросил Псевдонима встревоженный младший жрец Герпеса, встречавший его в подземельях храма. - Не беспокойся обо мне, Метадон. Трижды Хитрейший дает мне власть запудривать мозги даже столь достойные, как у кесаря, не говоря уже об Акриде. Ставка на Архилоха оказалась ошибкой, да, но возвращение Мегатерия сыграло нашему делу только на пользу. Мы одновременно раздавим опасного соперника и явимся плебеям избавителями и заступниками. И переворот будет даже не нужен - разве осмелится кесарь после такого на свои безрассудные реформы, разве посягнет на храмовые сокровищницы и земли для своих отчаянных походов на запад, разве допустит в наши святая святых ненасытных сборщиков налогов? - разглагольствовал Псевдоним. Сонька Королева Воинов, которую по-прежнему не отпускало колдовство Герпеса, волочилась за ними по слабо освещенным факелами коридорам. Глубоко под вершину Астрополитена вели они, может, глубже, чем подземелья других метропольских храмов, где приятного было тоже мало. Уж и знаки хитрейшего бога со стен пропали, сменившись какой-то древней и жутковатой мазней с харями клыкастыми да рогатыми. Всё девица-богатырка видела, слышала да понимала, но ничего предпринять не могла. - В стране Миктлан за Океаном, где мне посчастливилось побывать, бронзовокожий народ превыше всего сонмища своих богов чтит Кукуцаполь, Царицу Полей. И из глубокого уважения к своей кормилице перед каждым севом он дарует ей новое тело - как правило, самой прекрасной девушки в селении, а не то Кукуцаполь не сможет напитать кукурузные початки живительными соками, настанет мор, глад и конец света, - рассуждал о чем-то своем верховный жрец. - Похоже, чтобы Мегатерий не совершил свой конец света, мы тоже должны сотворить жертвоприношение... - Но ведь Трижды Хитрейший не принимает кровавые жертвы - во всяком случае, человеческие, преосвященный господин! - возмутился Метадон. - Это ведь вам не Аника-Воин, а покровитель благородных воров и авантюристов! - А кто тебе сказал, осел с крыльями назойливой мухи, что я буду взывать о помощи к Герпесу?! - строго спросил Псевдоним. - В Подвселенной есть силы и более великие и грозные, старше ее самой в сотни раз, и даже наш Трижды Хитрейший владыка, не прекословя, уступает им дорогу. Мне ведомо, что Мегатерий давно мечтает обрушить на Эбистос мощь чудища, о котором сказано в предсмертном пророчестве Геноцида окаянного: "Придет некто, кто будет страшнее меня!". И только те, кто охотится в ночи, те, кого чтили в этих пещерах за века до основания Илиона и за тысячу лет до первого императора, могут дать мне силы, которые позволят одним щелчком развеять его в прах! - Воистину благое дело, преосвященный господин! - не унимался Метадон. - Но хватит ли вам... и нам... сил обуздать их? Вспомните о судьбе Вечного Города! - А ты вспомни об участи Фтизиатра и помалкивай! - рассердился Псевдоним. - Мы уже почти пришли! Ступай в служебное помещение и приготовь душистое мыло и пушистое полотенце для ритуального омовения! Я еще кое-что обдумаю, а ты готовься ассистировать мне у алтаря! Метадон напоследок обернулся на Соньку, грустно глянул на нее глазами-маслинами, как на покойницу, и нырнул в какую-то боковую дыру. Верховный жрец же, гремя ключами, больше на пыточную снасть похожими, отворил бронзовую дверь, на которой была выбита давным-давно всякая срамота да ужасть. В палате за дверью должно было быть темным-темно, но по углам словно красные огни горели, заливая все багровым светом, как в кузне. Посередке стоял алтарь из темного камня, будто свет в себя всасывающего. Псевдоним сделал Соньке знак, и та покорно легла на камень, отполированный, будто колода для порки бродяг. Откуда ни возьмись, выскочили из каких-то щелей в камне черные ремни и пристегнули ее намертво. - Еще немного - и я у цели, - пробурчал себе под нос вероломный жрец Герпеса. - Ты долго там ещё, Метадон? По моим расчётам, Мегатерий уже должен начать обряд пробуждения! Медлить нельзя ни минуты! - и бросился в какую-то темную нишу у дальней стены. Сонька уже смирилась с мыслью, что с этого алтаря проклятого она в Костяные Леса под вострым ножом и попадет. Только бы телеграм долетел куда нужно, чтобы Псевдониму этому гугнивому жизнь медом не казалась... Между тем Лю Седьмой, бедный монах, странствующий по свету под дырявым зонтиком, и министр без определенных занятий, предавался в своей каюте комбинациям с гадательными костями. - Это несомненный знак, - размышлял он вслух. - Третий раз мне выпадает одно и то же сочетание звездограмм. С одной стороны, складывается звездограмма "Зверь Пицзеци", знак неописуемых бедствий. С другой - мне явлена комбинация "Воссоединение друзей". Еще бы вспомнить, какая из них в нынешнюю фазу луны имеет большую силу... И кто эти друзья? Неужели... В каюту сквозь бамбуковую занавесь вошел Воу Вань, сотник службы Малого Яшмового Знамени - телохранителей, приставленных императорским указом к министру Лю на время его миссии у западных варваров страны Э Би. Служба Большого Яшмового Знамени стерегла покой самого Сына Неба, но речь нонеча не о ней. - Четырежды почтенный господин министр! Мои зоркие тигры выловили из воды двух вооруженных лаоваев, которые пытались забраться на борт джонки! Они клянутся, что спасли вам некогда жизнь, и желают предстать перед вашим проницательным взором? Прикажете швырнуть покусителей обратно в пучину или все же выслушаете их? - Где уж здесь, у берега, пучина? Ведите их сюда, неусыпный Воу Вань, - чайнец сопроводил свой ответ легким кивком. - Я опасаюсь за вашу жизнь, четырежды уважаемый. А вдруг это варварское подобие "войска крадущейся смерти", что угрожало нам на Вишнёвых островах? - Вы были бы мужем доподлинно великой мудрости, славный Воу Вань, если бы не один недостаток - вы неустанно ищете черную кошку в темной комнате, где ее нет. Несовершенный знает, что делает, - настоял Лю Седьмой. Долго ли, коротко ли, а вскоре Жихарь и Яр-Тур уже сидели с верным товарищем в каюте и заливали с три короба, по-богатырски, о похождениях своих в Эбистосе. С каждой чаркой доброго сливового вина провинции Пьяньдзынь размер и число зубов поверженного гидроцефала возрастали. - С трудом верится, почтенный Жи Хан, что столь гордые и смелые воины не погнушались охотой на жабу, пусть преогромную, в отхожей яме... - Не беда, отмылись! Да и нет в том зазору, - не совсем уверенно ответил Жихарь. - Вон у Вани Золотарёва, думаешь, откуда родовое прозвище пошло? А ведь такой геройский герой был - не мне чета! - Похожее предание слышал в юности и я о пращуре доброго сэра Гавейна, - подхватил Яр-Тур. - Но мы слишком долго распространяемся о себе на борту вашего гостеприимного судна, сэр Лю. Какими судьбами вы оказались здесь, в центре мира? - Видите ли, едва я достиг золотых башен Пурпурного Запретного города, как мне вручили новый совершенно секретный императорский указ. Последний гороскоп ныне царствующего Сына Неба, исправленный и дополненный, указывал на угрозу, которая поджидает Чайную Землю в морях, омывающих царства западных варваров. И мне, несовершенному, было поручено отправиться в посольство к владыке самого могущественного из них, государства Эби, чтобы договориться о... В этот-то миг и влетел в раскрытое кстати окошко телеграм. Покружил он, покружил над пиршественным столом и стукнулся Жихарю в лоб. - Блин поминальный, и поесть нельзя, - нехотя оторвался многоборец от степной утки под пикантным соусом хуньцзе. - Пятикратно почтенный господин министр! - влетел в каюту с обнаженным мечом Воу Вань. - На корабль только что был запущен бумажный змей! Явно с тайным посланием! Я предупреждал: эти двое - лазутчики! Прикажете провести допрос третьей степени?! - Я попросил бы, сэр! - вскочил из-за стола Яр-Тур, обнажая клинок. Жихарь последовал его примеру, в левой руке сжав дурацкие чайнецкие объедальные палочки - а ну как ворогу в глаз метнуть? - Если благородные мужи Жи Хан и Яо Тун не имеют злых намерений против Сына Неба и его верноподданных, то несовершенный предпочел бы, чтобы они прочитали послание нам, - примиряюще выступил Лю Седьмой. Жихарь развернул малость засаленными руками телеграм и ничего не увидел, кроме закорюк таинственных. А вдруг они вовсе справа налево писаны, как в Грильбаре - тайнопись же?! Но закорюки засветились светом неверным, от которого у витязя под ложечкой ёкнуло, и заговорили по-человечьи Сонькиным голосом, призвали на выручку из беды неминучей. И что поразило витязя многоборского, даже чайнецы, которые свой язык-то сами по настоящему не понимают и письмена в каждой провинции на свой лад читают, слушали совершенно осмысленно. - Ну, чайный человек, не судьба нам за столом твоим передохнуть, - сказал Жихарь. - Зовут нас. - Достойный сэр Лю, может статься, что когда мы исполним рыцарский долг по отношению к даме, то нам может понадобиться ваша помощь, дабы беспрепятственно покинуть Эбистос. Не воспрепятствуем ли мы тем вашей посольской службе?, - спросил на прощанье Яр-Тур. Но не успел Бедный Монах и рта раскрыть, как корабль так тряхнуло, что стало ему уже не до миссии... Тряхнуло и потаенные подвалы храма Герпеса Трижды Хитрейшего, где повылетали из подсвечника свечи и погасли, а преосвященный Псевдоним, не забыв мать родную, свалился с головой в мраморную ванну для омовений да поздоровался лбом с ее холодным боком. Минуту, наверное, верховный жрец пребывал без чувств, но потом вспомнил о задуманном и начал выкарабкиваться из ванны, в спешке забыв про облачение для жертвоприношений и просто закрутив на сраме пушистое полотенце. - Проклятие Геноцида начало действовать!!! У нас нет ни минуты!!! Метадон, вечно ты копаешься!!! Цикадой стать захотел?! Умащивай варварскую девчонку, чтобы я мог... Подвал тряхнуло снова, сбив Псевдонима с ног. А когда он поднялся, утерев окровавленный нос, то увиденное возмутило первосвященника Герпеса до глубины души. Алтарь божеств, называть которых по имени не рискнул даже выученик драбаданских чернокнижников, был пуст. Соньки Королевы Воинов на нем уже не было. Проклятая подружка Джихара-варвара бежала. И, похоже, этот бестолковый Метадон поддался ее чарам и предал своего повелителя. - Ну что же, вам конец! - воскликнул Псевдоним, начертал на полу ножом три тайные руны, обвел в круг и произнес самое чудовищное заклятье на Мертвом Языке, которое знал: - Этис, Атис, Аниматис! Этис, Атис, Аматис! Свет померк в зале для жертвоприношений, а темнота перед главой культа Герпеса начала сгущаться, и в ней прорезались маленькие злые красные глазки.