Быть его учеником

− Почему именно она? − спросил Даламар. Глупо было ревновать к ключу от врат, к предмету, к наживке. Просто шалафи был так увлечен выстраиванием этого шаткого союза тьмы и света. Нездорово увлечен. − Нет, ну ты только взгляни! Теперь мой кретин-братец и кендер вздумали ее закопать прямо в роще… − Рейстлин выругался и ударил кулаком по стене. − Они сейчас похоронят мой ключ! Вода в бассейне в комнате Всевидения заискрилась, зашипела, точно чувствуя настроение хозяина. Рейстлин сжал руки в кулаки, стараясь успокоиться. − Так в чем же проблема, шалафи? − Даламар деланно пожал плечами. Ведь необязательно тащить к вратам именно эту жрицу. − Идиоты, − продолжал Рейстлин, всматриваясь в воду. Карамон и Тассельхоф с одинаково горестными и глупыми лицами маячили у тела Крисании. Жрица выглядела… вполне мертвой. Даламар не чувствовал никакого торжества или печали, но тихо звереющий шалафи его изрядно напрягал. − Так вот, от храма Паладайна нас отделяет расстояние незначительное, и… − Я все не пойму, к чему ты ведешь, Даламар? − архимаг с досадой отвернулся от бассейна и посмотрел, наконец, на ученика. − У тебя отлично получается пудрить мозги светлым жрецам, шалафи! − выпалил эльф. Рейстлин взглянул на ученика так, будто тот был ему родным братом. Недалеким братом. Даламару захотелось, чтобы пол башни разверзнулся и сомкнулся над его головой. Но его учитель вдруг рассмеялся. У Рейстлина был просто удивительный смех. Редко кому доводилось слышать его, но те, кто слышал, еще долго не могли забыть и порой даже спустя долгие годы просыпались посреди ночи в холодном поту. Маг смеялся нечасто, но долго и самозабвенно. В последний раз Рейстлин так смеялся, когда обнаружилось, что у Живчиков − плодов его неудачных экспериментов, − в месяц Дарения Жизни наступает брачный период, и нет для них тогда ничего привлекательнее, чем юный эльф, который пришел их покормить. − Ты думаешь, для заклятия Бездны подойдет любой кретин, надевший белое и рассуждающий о боге нашем, Паладайне? Нет, нужен лишь истинный… Таких немного, и еще меньше тех, кто добровольно шагнул бы в Бездну рука об руку с темным магом. Даламар проклял свою неосмотрительность. Честно говоря, мелькала у него порой мысль… Глупая мысль. Прогуляться весенним днем к светлому храму, побороть тошноту, наткнуться на какую-нибудь сердобольную глупышку, что захочет спасти его темную душу, совратить ее… О да, ученик опережает своего учителя! Он раньше него отворяет врата и… Он вовремя затормозил в своих мечтаниях. Амбиции у эльфа были приличного размера, но все же здравого смысла у него хватало. − А истинных жрецов на Кринне… − Двое. Элистан и Крисания. И как, по-твоему, я потащу в Истар, а потом в царство Такхизис этого умудренного старца? И чем я соблазню его на такой-то подвиг? Видение Элистана, шагающего под ручку с шалафи прямо к Вратам, возникло перед глазами и никуда не желало исчезать. Даламар проклял свое богатое образное мышление. Рейстлин тем временем, продолжал проклинать свою родню в лице Китиары и Карамона, чьими стараниями в мире скоро стало бы на одного истинного светлого жреца меньше. Неожиданно Рейстлин улыбнулся. Улыбка мага была совсем не такой, как смех: при воспоминании о ней не холодела кровь в жилах. Эта улыбка была еще более редким гостем, чем смех, она была теплой и действительно украшала его хмурое лицо. Вот только мало что вызывало эту улыбку… Да-да, в последний раз она появилась, когда Даламар случайно запер сам себя в кладовке с голодными Стражами. Но сейчас величайший темный маг выглядел нездорово умиленным. Он увидел еще одну участницу разворачивающейся в роще драмы. − Бупу! − воскликнул он. − Ты снова сослужишь мне хорошую службу, малышка… Даламар округлил глаза. То есть Карамон и кендер захватили с собой овражную гномиху? Умеют развлекаться, что тут говорить. − Лечебный магия! − победоносно провозгласила маленькая гномиха и торжественно возложила дохлую крысу на грудь жрицы. Рейстлин, продолжая улыбаться, протянул руку в фонтан. На щеках Крисании вновь появился румянец, и, к полному изумлению Карамона и Тассельхофа, она задышала. Никогда еще сеанс в комнате Всевидения не казался Даламару таким занятным. − Бупу! − орал восторженно кендер, − Она вылечила ее! Бупу − светлая жрица! − Вот и еще одна достойная кандидатура в спутницы до Бездны, шалафи, − пробормотал Даламар. На его счастье, шалафи так радовался тому, что спас свой ключ от погребения, что не услышал ученика. Он развернулся к выходу из зала и кивком велел Даламару следовать за ним. − Должен ли темный маг быть тоже истинным? − спросил вдруг он. − Для заклятия Бездны? Рейстлин вздохнул. − Все черные маги − истинные, − ответил он. − Но как? − не понял Даламар. − А вот так, − Рейстлин наставительно поднял палец вверх. − Мы, адепты зла, все как один истинные и искренние в своем зле и темных помыслах… Что, ученик, хочешь опередить меня? Отсюда твои вопросы? − Нет, − искренне, как и подобает настоящему адепту зла, ответил Даламар. Он остановился, преградив магу путь и, ухватившись за рукав мантии учителя, заглянул ему в глаза. Это могло показаться всего лишь эмоциональным порывом молодого ученика, но Даламар долго готовился к этому разговору. − Я… просто учусь. Учусь во всем у своего учителя. Я хочу быть с тобой, шалафи, на каждом этапе того нелегкого пути, что ты избрал. Он смотрел в золотистые глаза со зрачками в форме песочных часов, смотрел и мысленно считал до тридцати. Как-то раз в редком приступе откровения Рейстлин поведал ему, что ровно столько секунд для него юное эльфийское лицо остается прежним, не носит на себе печати смерти и увядания. Нет, даже в проклятых глазах наставника Даламар будет стариться и умирать очень медленно, но ему не хотелось, чтобы шалафи видел его таким. Каждый раз, когда счет достигал тридцати, эльф старался устраниться − буквально на секунду. Отвернуться, наклонить голову так, чтобы волосы упали на лицо, а затем вновь выпрямиться − и вновь выглядеть неподвластным беспощадному времени. А иногда, в те нечастые моменты, Даламар просто закрывал ему глаза руками. Он очень быстро открыл, что красота и возможность видеть ее − одна из немногих слабостей шалафи. Не та слабость, которая кружит голову и заставляет терять рассудок, но та, что дарит столь редкие приятные мгновения. И он поклялся, что доставит как можно больше таких моментов своему учителю. − Шалафи, я… − Уже давно должен быть в лаборатории, − закончил Рейстлин сухо. Изящные ладони, уже потянувшиеся к его лицу, остановились. Даламар внутренне сник, но не подал виду и, кратко поклонившись, ускорил шаги. Он не видел, как маг проводил его взглядом. Быстрая, мимолетная улыбка вновь появилась на его лице. − Его бы в театр отдать, − про себя проворчал Рейстлин, вспомнив репетицию речи перед Конклавом. С другой стороны, он не мог не видеть, что и в этом − в склонности к драматичным жестам − они с учеником были похожи. И, конечно же, он не мог не замечать, что за этими темными, преданно смотрящими на него глазами строятся планы, целое множество планов, о которых эльф и не думал сообщать своему учителю. Каким бы неподдельным ни было его восхищение, он был готов к любому повороту. В том числе и к тому, где они с учителем оказывались по разные стороны баррикад. Настоящий темный… Впрочем, как Рейстлин и говорил, они все были такими.