Сучьи дети

На Рейе мы куковали уже два месяца. Заканчивался теплый период, но температура была такая, что можно плавать без гидрокостюма. Было забавно наблюдать за бойцами: поначалу парни выполняли все инструкции, ходили на патрулирование по трое, наготове держали оружие, упрямо жарились в брониках и боевых экзоскелетах. Но постепенно немного расслабились — откуда-то появились шорты, резиновые шлепанцы, самодельные панамы. И бегать в соседнее поселение стали едва ли не в одиночку: то за фруктами, то за бутылкой забродившего сока. Да и лейтенанты потихоньку перестали пресекать подобные безобразия. Короче, ощущение, что попали не на гражданскую войну с активными повстанческими вылазками, а забрели на приличный курорт с дешевыми койко-местами в брезентовых палат-блоках и с бюджетной едой. К концу третьей недели местные взялись все чаще захаживать к нам на базу: приносили «дары природы», обменивали провизию и легкие парусиновые рубашки и штаны на мелкий военный инвентарь. Наши деньги у них не котировались, а парни были без понятия, как использовать чеканные монеты, за которые аборигены пытались купить бластеры и гранаты. Через месяц мы знали друг друга по именам и даже отмечали день рождения управляющего поселением — нас официально пригласили, а мы не стали отказываться. ...А потом у нас взорвался катер — как и кто заложил взрывпакет, мы прошляпили. За подорванную машинку мне влепили выговор, я встряхнул лейтенантов, те долго разбирались с бойцами. Дежурным и патрульным прописали административные наказания прямо там, возле догорающих обломков. Но одиннадцать парней, что случайно или по долгу службы оказались поблизости, уже не вернуть. Ладно бы, если ребят положило на операции — это понять и принять намного проще. Все же бойцы — ну, бывает, не повезло. А тут шестьдесят семь дней мирной жизни… и вдруг одиннадцать смертей. И под рукой сразу целый поселок виновных… Оказывается, стоять в первой линии атаки привычно, знакомо, не страшно. Но вот когда перед тобой не враги, а свои, то ощущения совсем другие. И в голове лишь единственная мысль, чтобы никого из ребят не убить и не покалечить. Добровольцев с завалящими моральными принципами было немного — большая часть офицеров стала плечом к плечу со мной, — но потому что подчинились приказу. А за нашими спинами жались избитые в кровь подростки из поселка, отловленные на скорую руку на базе или в окрестностях. Мальчишки были младше моих парней на год или два, но, по сравнению с озверевшими бойцами, казались совсем детьми. И этих трясущихся сопляков мои солдаты хотели вздернуть, даже размахивали приготовленными веревками и ремнями, чтобы руки посвязывать. Хуже всего то, что с противником можно не церемониться и не разговаривать, а со своими надо попытаться договориться. Иначе будет много крови — парни-то прошли одну и ту же подготовку, только у кого-то больше опыта, а у других чуть меньше практики, но все готовы сцепиться насмерть. И наступающие просто жмут на силу и количество и не желают ничего слушать. Самому от себя противно. И дело не в разбитых кулаках, а в приказах. Да, мы арестовали самых крикливых и мстительных. Только вышла, скорее, пародия на арест — просто сделали наспех двойную цепь и выдернули из напиравшей толпы заводил. Слегка отметелили, чтобы не сопротивлялись, и кое-как затолкали в кладовку при штабе. Заодно и сами в штабном блоке забаррикадировались и пацанов местных прихватили. Потом забавно вышло — пришлось из кладовки повыкидывать засевших там крикунов, чтобы отвоевать себе три десятка боевых экзоскелетов. И одновременно надевать броники и зашвыривать парней обратно. При этом металлопластиковая дверь отчаянно прогибалась — так как в нее вежливо стучались снаружи и требовали выдачи бандитов, которые забились под терминал и оттуда жалобно поскуливали. Но, правда, вышло паршиво. У парней погибли друзья, а мы вынуждены защищать от них предполагаемых виновников. Да и что докладывать начальству: «Извините, полковник, на вверенной территории небольшие беспорядки образовались, но надеемся все убрать своими силами…»? Когда бойцы убедились, что выковырять пацанов из штаб-блока не получится, какому-то недоумку снаружи пришла в голову светлая мысль устроить карательный рейд на поселение и сравнять его с землей. Судя по звукам, ребята стали вооружаться и выгонять катера, чтобы добраться побыстрее, хотя там марш-броска на минут сорок, пусть и с полной выкладкой. Почувствовал себя дураком — за дверью жаждущие крови парни, а рядом такие же парни, готовые проливать кровь, если будет такой приказ. Но ведь должно быть расследование, суд, приговор, а не линчевание по одному только подозрению. Да и вообще в этом поселении было много стариков и детей, мужчин и молодых женщин совсем мало. Да, я и сам собственноручно расстрелял бы тех, кто подложил взрывпакет, но мне нужна уверенность, что под лучом бластера будет стоять именно тот, кто устроил смерть одиннадцати парням. А умываться кровью непричастных неохота. Да что умываться — если тут развяжется война, то в крови плавать придется. Мы вышли, заблокировав за собой дверь. Сорок два бойца — против почти трех сотен. Нормальный расклад. Свой экзоскелет я отдал одному лейтенанту. В случае чего — у него будет больше шансов выжить. А мне не привыкать стоять под прицелом. И нести чушь про офицерскую честь и достоинство, про вину, которую надо доказать, про то, что мы солдаты, а не пьяный сброд, которому и законы не писаны. Да, можно быть убедительным и верить в то, что сам говоришь… но только подспудно все равно грызет мысль, что дешевле отдать на расправу сопляков, а потом угомонить самых буйных, кого-то жестоко наказать — и будет порядок. Да и в случае чего легко отчитаться перед начальством. Но так неправильно… хотя стоять перед парнями в легком комбезе даже без броника и знать, что достаточно малой искры — и три сотни человек легко разберутся с четырьмя десятками, а ты ничего не сделаешь, ну разве только одного-другого отшвырнешь или оглушишь. Потому что бывают ситуации, когда звания недостаточно и на авторитеты плевать. А что еще можно сделать, чтобы остановить парней? Только рвануть застежки комбеза и пойти на ближайший бластер. Жаль, что не умею молиться и не знаю, как верить в высшую силу или разум, а то подходящий был бы случай. Но просто надеялся, что этот боец со второго отряда все-таки прошел подготовку и у него не дрогнет рука, и что у него в башке есть что-то похожее на рассудительность — и он не пальнет в своего командира. Не выстрелил, матерился сквозь зубы, но бластер отвел в сторону. А вот теперь можно и на другого так нажать, и на третьего. Рывком приближаться к тем, кто стоит впереди, и давить морально, заставлять их опускать глаза, самому подставляться под бластер. И быть удивительно спокойным. Справлюсь? Да запросто. Бывало и хуже. Например, когда настойчиво пытаешься обменять себя на заложников, а на твое предложение не соглашаются. Или когда из тебя выбивают виброножом информацию, а у тебя задача — всего лишь потянуть время. Или еще одна операция, после которой я бумаги о неразглашении подписывал, уцелеть-то уцелел, только голова седая в тридцать семь лет стала. Но это мелочи, даже солидности придает: а то по заслугам майор, а выглядел, как будто только капитанское звание получил. Поверили — это приятно. Согласились провести расследование, отловить и допросить подозреваемых, но исключительно цивилизованными методами. Так что удалось разрулить дело лишь ценой нескольких разбитых морд и поломанных ребер. Но вымотался так, что все бы отдал за возможность просто полчаса полежать и чтобы никто не дернул и ничего не случилось. Но надо было звонить в поселение, связываться с начальством, получать очередную порцию пиздюлей и приказов. Только через два часа все более-менее угомонились. И тут раздался второй взрыв… Захотелось вскинуть голову к бледно-голубому небу и заорать: «Какого хрена?!» Но вместо этого пришлось бежать к складу. Да… нас оставили без припаса, и еще шестеро парней погибли. А пятерых срочно отнесли в медблок: осколочные, сильное кровотечение, но все шансы, что поднимутся. Посторонних на территории не было, а местные сопляки отсиживались в штаб-блоке. И только то, что их все время охраняли и они даже выглянуть наружу не смели, удержало парней от расправы. Но теперь было легче — объявить военное положение, активировать план нападения на базу, врезать нескольким непонятливым так, чтобы дошло, что время спорить прошло, проверить периметр и отрядить дополнительные патрули. Сопляков все-таки допросили, даже без особой жестокости. Мальчишки утверждали, что пришли к друзьям, но теперь даже я в это верил слабо. Просто один взрывпакет еще может быть случайностью или дурацкой акцией, но если рвануло два — значит, где-то дожидается своего часа и третий. Мы обшарили буквально каждый сантиметр территории, прочесали все с поисковыми и сканирующими системами. Интуиция просто визжала, предупреждая о близкой опасности, но никаких подозрительных сюрпризов не нашли. Парни подобрались, все натянули броники, разобрали запасные батареи. Подготовили катера к двухминутному вылету. И оставалось тупо ждать, что будет дальше — где рванет, когда нападут… Обеда как такового не было — обошлись сухпайком, который дежурные просто разнесли по блокам и казармам. Ожидание выматывало, уже хотелось попросить: «Ну, давайте, мужики, что вы там задумали? Выкладывайте!» Но только вряд ли они среагируют на просьбу или даже на провокацию. Грамотный план, хорошо выверенный по психологичности. Значит, надо сломать им логичность. Ну что ж, поиграем… только уже по нашим правилам. — Здорово, парни! На связи командующий базой майор Александров. И теперь коротко о сегодняшнем дне. — Связь из штаба отлично работала как на личные коммы, так и на общие коммуникационные узлы. Так что услышат все и, надеюсь, те, для кого приходится ломать дрянную комедию. — Плановые учения прошли… хреново. В обстановке, приближенной к боевой, тренировка стала для некоторых ребят фатальной. — Простите, парни, вы этого не заслужили, но мне надо вытащить остальных. — Но если бы вы проявляли больше усердия на занятиях, тщательнее тренировались, то жертв было бы намного меньше. В общем, с завтрашнего дня начнем подтягивать подготовку, проведем строевые и полевые вылазки. А на сегодня — объявляю отбой. Всем отдыхать, дежурства по расписанию. Теперь развести в кипятке таблетку кофе и ждать сообщений от командиров подразделений. Правильные коды есть у всех, так что сейчас лишь отслеживать, кто и как будет действовать. Должен быть ответный ход, иначе мне придется содрать с комбеза майорские нашивки и съесть их, не запивая чаем. Но, кажется, угадал: через двадцать минут пришел вызов из поселения с просьбой отпустить детей, что пошли с утра в гости и загостились. Ну разумеется, и даже готов приказать их доставить на катере, а то уже темнеет и мало ли кто по дорогам шастает. От моей любезности попытались отказаться, но я и не настаивал, а предложил им самим приехать и забрать детишек. Местные ожидаемо приехали на самом завалящем флайере и с бледным мужичком за рулем. А я, разыгрывая любезного хозяина, предложил чая, пока мальчишки подойдут, а то их ужином как раз кормят. Спорить мужик не стал, а сломать его машинку — дело пяти минут. Сложнее оказалось с постной мордой кивать и сочувствовать, что до дома они не доберутся. И тут же радушно предложил подвезти. На самом большом катере, под днищем которого и между внешней и внутренней стенками уже затаились парни из спецгруппы. И заодно я с несколькими боевыми офицерами — мол, захотели свежего сока попить, вот и заскочили перед отлетом в катер. На базе объявлено военное положение, и ребята сами знают, что и как делать в случае нападения, а вот там в этом поселении надо будет разобраться как следует, что и почему. Операция прошла гладко, сели прямо на главное здание поселения. И меньше чем через четверть часа в самой большой комнате собрали управляющего, или, как его называют по должности, мэра, его заместителей-помощников, а также всех, кто показался подозрительным или как-то странно себя вел. Обращались с местными мы очень корректно и даже предложили собранному народу выбор: побеседовать с нами по душам под препаратом или с неблагозвучными звуками, что могут возникать по ходу допроса. Мужики по-умному согласились на инъектор. Мальчишек никто не подсылал — сами действительно притопали в гости, а спохватились лишь тогда, как коммы перестали отвечать. Никто из поселенцев никуда не отлучался и никаких посторонних у них неделю не было. Парни проверили подброшенные следилки по периметру — вся информация подтвердилась. Поселенцы действительно были не причастны к взрывам. Извинились и стартанули обратно, заверив местных в искренней дружбе. Но ведь действительно даже никому ничего не сломали. От ощущения близкой опасности аж тошнило. Снова прочесали всю базу. И я приказал максимально рассредоточиться: можно и подбежать, если что, а стрелять парням нет разницы — что с пяти метров, что с десяти снять человека. Но если снова будет взрыв, то должно пострадать как можно меньше народа. Третий взрыв был — рванул хозблок. И только два человека насмерть и один раненый. Но сразу после доклада наверх я получил по зашифрованному каналу сигнал по коду 9-1-3. Это значит, что нам нужно зачистить близлежащую территорию на расстоянии в двадцать километров от базы. Поселение как раз подлежало зачистке. Полное и целенаправленное уничтожение всех жителей, несмотря на возраст и гендерные различия. Я торопливо сбросил результаты проверки, но получил только подтверждение приказа на ликвидацию. Все было понятно — чтобы развязать войну и выглядеть при этом обиженной стороной, нужен предлог. У нас таким поводом стало три взрыва и смерть девятнадцати парней. А, нет — двадцати, еще один скончался от ран в госпитале. Так что теперь это мы пострадавшие от местного населения. И руки развязаны, можно идти и карать. Но только рядом с базой не военные, а уничтожение поселения уже рейцы не простят. Хотелось сжать ладонями виски, хотелось найти и избить до кровавых соплей того, кто подложил взрывпакеты. Ведь кто-то из своих и со званием, иначе не удалось бы скрыть диверсию. И он не мразь, а просто честный военный, который выполнял приказ. Но мог ведь постараться организовать провокацию и без жертв. Приказ 9-1-3… и сотни людей будут истреблены. А потом против нас поднимется вся Рейя, и придется защищаться и атаковать, превращая курорт в сплошную рану. — В чем дело, майор? — Полковник позвонил на личный комм. — Почему не отчитался о подготовке к операции? — Простите, полковник, помехи связи, вас плохо слышно. — Не придуривайся, майор. — Полковник устало нахмурился, понял. — Ты знаешь, что тебе будет за неподчинение. — Так точно. Войну все равно развяжут. Можно предупредить мэра поселения о готовящейся акции, но это все равно что расписаться сразу в предательстве под похоронками своих парней. Убегать или спасаться рейцы не будут, просто пришлют срочный запрос в свои… как там у них? Отряды гражданской обороны? И меньше чем через час эти «оги» начнут «утюжить» базу. Такой вариант для начальства будет даже более удобным — вероломное нападение, нарушение договоренностей, ату рейцев. Можно отдать парням приказ «отбой», но подставлять под трибунал три с половиной сотни парней тоже не выход. Хотя они ведь подчинялись его приказу, но какая разница, сколько человек записать в предатели и демонстративно наказать: одного или целый отряд? Да никакой. Отряд даже проще — сразу перевести одним распоряжением в красную категорию. И методично посылать туда, откуда не возвращаются. Хреновая ситуация — сидеть и размышлять: раньше подставиться и сдохнуть или побарахтаться? — Майор Александров? — Полковнику надоела затянувшаяся пауза. — Приказ принят. — Почему-то перехватило горло, и ответ прозвучал хрипло. — Выполняйте. — Полковник отключился. Объявить общий сбор, сделать несколько глотков воды и выйти к парням. Найти бы чертовы весы, на которых взвешивают человеческие жизни, и разнести в пыль… — У нас приказ о полной зачистке территории радиусом в двадцать километров от базы. Но на этом растоянии только три мирных поселения, зато в тридцати двух километрах от нас расположена часть ОГОв. И, чтобы обезопасить себе зад, зачистку мы начнем с части. На охрану территории остаются две бригады первого отряда. — Да, допустимый минимум человек, забрать всех нельзя — нарушение. Но, когда будут бомбить — все-таки вхолостую погибнет меньше парней. — Остальные задействованы в операции. Взять боекомплекты, приготовиться к десанту. И… делайте честно свою работу, парни. Военные не должны сражаться с мирным населением, а солдаты знают, на что подписываются. Войну все равно развяжут, взрывы были — так что формальности улажены. Хотя неприятно чувствовать себя разыгранной пешкой, фигуркой, которую заранее списали. А еще хуже стать подонком, но раз уж все равно подставляться, то пусть прольется меньше крови. Солдатами не рождаются, а на войне умирают… — Ты что творишь, майор? — Капитан Стрелецкий чуть заступил дорогу. — Ты понимаешь… — Теперь понимаю. — Получилось даже изобразить легкую полуулыбку. — Капитан Стрелецкий, вы арестованы по подозрению в диверсии. Задержать его, обыскать и в карцер. Даже если у него и есть помощники, то наверняка младше рангом и без приказа дернуться не посмеют. А за час можно успеть атаковать местных военных. Пускай, если так выпало, будет война, но если погибать, то под адреналиновый марш. — Не зарывайся, майор! — Капитан упирался и дергался, руки ему завернули слишком круто. — Да тебя просто размажут… — Знаешь, капитан, там будет видно… Десант, к бою!