Сучьи дети

Парень, скорее всего, был мне ровесником: может, чуть старше или младше, явно отслужил обязаловку и ушел на вольные хлеба. Бластер держал уверенно, чуть небрежно, но было ясно: он умеет стрелять и готов жать на сенсор. Рука не дрогнет. Но от этого понимания было, наоборот, спокойнее. По личному опыту: намного хуже, когда на прицеле тебя держит новичок: сам трясется, пальцы как деревянные и глаз нервно дергается. Такой, если и убьет, то только случайно и по недоразумению, более вероятно, что покалечит. А этот террорист — ничего такой, грамотно конвоирует. Бластер к виску не клеит — знает, что так проще выбить оружие. — Стой. — Приказ прозвучал резко и хрипло, словно парень недавно сорвал голос или долго орал на морозе. — Открывай отсек. Заходи. — Может, мне еще на колени стать и руки за голову заложить? — издевательски поинтересовался и даже насмешку не пытался скрыть, но парень воспринял всерьез и кивнул. Ладно, хочется тебе — могу и постоять, но даже такая поза ерунда: взметнуться с пола не проблема, а противник, уверенный в беспомощности заложника, может и стормозить. В этом отсеке мне бывать доводилось — проверял герметизацию. Как раз за многотонной дверью шлюза и происходила основная реакция по преобразованию бирадия в радиарные шарики. Внутрь центрального корпуса даже научные сотрудники не заходили, контролируя процесс дистанционно. Да и вообще научная лаборатория по обороноспособности могла смело потягаться с хорошо обустроенным бункером: сплошной бронированный купол, что не расплавить даже «огненной мухой»; четыре входа с такой системой защиты, что проще голыми руками проковырять десятиметровый туннель в сплошном кубе бетонопластика, чем проникнуть внутрь. И верхний люк с посадочной площадкой, под которой находится контейнер с кислотой, чтобы припарковавшиеся недружеские аппараты сразу можно было смести и расплавить. Военные разработки и повышенная секретность в итоге вылезли боком. Но кто бы мог подумать, что найдутся придурки, которые приедут по официальным документам, в пластиковых, наглухо запаянных бочках с кислородными масками, под видом заказанных концентратов. А так получается, своими же руками двери открыли, загрузили… Гелевый биораствор — антисканерное покрытие — надежно скрыл живую начинку, обвешанную по самые зубы взрывателями. Штурмовать лабораторию было нельзя — иначе взлететь на воздух могло не только здание, но и все в радиусе сорока километров. А потом территория как минимум на сотню миль от радиуса взрыва на долгие годы превратилась бы в мертвую зону. Радиары — надежное оружие для космических боев, но вот дислокация производства обязательна на планете, потому что требуются специальные условия. Впрочем, если разобраться, то в захвате сами виноваты: сначала подняли волну о новом супероружии, только ленивый не был в курсе мощностей и характеристик этих «мячиков»: размером как шары для боулинга, выстреливать их можно через стандартные ичевые пушки, а по разрушительности — парочки таких «мячей» достаточно, чтобы разнести на запчасти даже корвет. Тогда в Сети потенциал разрушений преподносился как величайшее достоинство: мол, бойся, враг, а то мигом размажем. Только нашлись умные люди, которые и поинтересовались этак невзначай: а на своей земле вы тоже «мячики» швырять будете? Тут же прошла волна протестов, демонстраций: не позволим погубить мать-планету! Это было бы смешно — еще ни одному энтузиасту не удалось голыми руками и с грудью нараспашку остановить танк. Но только эти вот природофилы оказались на редкость настырными: даже в здание лаборатории сумели проникнуть. Было очень странно и непривычно драться против обычных гражданских людей. Они стояли в линию перед нами: кто-то нервничал, кто-то абсолютно отрешился от происходящего, кто-то смотрел презрительно, кто-то пустым равнодушным взглядом. Среди вылезших из бочек было много девушек. Мужчин меньше, хотя среди них легко можно было угадать бывших солдат, но они казались безопаснее женщин. А еще было что-то такое… неправильное, когда эти психи стали выскакивать из бочек, задыхаясь и падая, так как тяжело после нескольких дней пути встать на онемевшие ноги, рвать застежки комбезов, демонстрируя «пояса смертников». Они были уверены в своей правоте и были готовы умереть, чтобы ликвидировали лабораторию. Но ведь идиотизм в чистом виде: если они тут начнут умирать, то от поясов, настроенных на пульс того, кто его носит, тут все действительно взлетит. Хотя готовых радиаров мало, но область накроет полностью. И получится на выходе та же мертвая земля и сто пятьдесят лет карантина по всей территории заражения. А верить в то, что их требования удовлетворят, глупо: в считанные минуты после того, как было доложено наверх о захвате, командиры охранных блоков лаборатории получили приказ тянуть время. Все было понятно: сейчас вывезут потихоньку людей и ценности, активируют изоляционные мембраны для отсеков и нам дадут команду умирать и убивать. Остановить или заблокировать пояс может только его носитель специальным кодом. Или так называемый организатор акции — условными сигналами: а то мало ли что, вдруг человек в последний момент передумает взрываться. Но у этих мирных такие глаза — могу поставить зарплату за год, что они каждый пришел со своим кодом. Вроде бы всё логично — мы все умрем. Эти придурки за идею, а мы — за гонорар. Честно отработаем. Жаль, что нельзя устроить перекличку добровольцев… Приказ был тянуть время — «развлекать клиента» имитацией бурной деятельности. Что ж, посуетимся. На полное экранирование лаборатории необходимо три дня, экстренное занимает полчаса, но там просто помещения заливают нейтрализатором, который расщепляет все: металл, пластик, органику. Только затапливать отсеки не станут до последнего — пожалеют ценное оборудование. Людей не жалко, а солдаты вообще расходный материал — нам это давно и хорошо объяснили, а потом повторили, когда подписывали документ о неразглашении, согласие на высший уровень конфиденциальности и форму завещания без проставленной даты. Интересно, мысль о том, что наследники получат приличную кучу денег на счет за мою смерть, облегчит последние минуты или мгновения жизни? Мы действительно ломали комедию: послушно сбросили оружие, подставили руки под силовые браслеты — у захватчиков было три десятка комплектов, на всю охранку не хватило, но кому-то из наших не повезло. Выполняли их приказы… Забавно… Если бы наше подразделение получило приказ захватить лабораторию, то мы бы не церемонились и не возились столько времени. Обезоружить, сгрузить в одно помещение, обездвижить — а лучше вырубить паралитическим газом: мало ли какие сюрпризы в загашнике завалялись. А эти… «пройдите сюда, пожалуйста», «извините, вам удобно», «я не могу его связать, у него же руки болеть будут»... Язык чесался сказать: «Детка, деактивируй поясок и иди домой к маме, горячему чаю и юморным фильмам, где даже кровь не настоящая». Впрочем, на ключевые узлы они поставили тех, кто хоть что-то смыслит в боевом деле. Например, мой охранник грамотно занял позицию возле выхода, меня поставил мордой к стене так, чтобы держать на прицеле. И еще саму стенку проверил на предмет скрытых сенсоров. Хотя маловероятно, что сюда станут ломиться, но я бы действовал так же. И часть взрывательной батареи тоже бы примагнитил на дверь отсека, где реакция идет. Через пару часов у меня затекли колени и руки. Ничего не происходило — мы выполняли свою задачу, никого из наших не пристрелили и даже почти не били, — из микрочипа в ухе тоже новой информации не поступало. До полной консервации лаборатории оставалось шестьдесят восемь часов и одиннадцать минут. — Эй, парень, можно я сяду? Больно уже так стоять. — Не то чтобы хотелось поболтать, но а вдруг получится наладить контакт. — Ты же меня обыскивал… у меня ничего нет, и достать я тебя до выстрела не успею… — Садись. — Спасибо. — Я повернулся, опустился на пол, выпрямил ноги, прислонился спиной к стене. Так намного удобнее. — Можно? Или мордой обратно? — Сиди. — Террорист вытащил из внутреннего кармана блистер, выщелкнул капсулу, закинул в рот, поморщился. Скорее всего, энергетики, но они ведь безвкусные или с ароматизаторами. Может, просто не любит таблетки… — Поделишься? — Я кивнул на упаковку, он как раз заталкивал ее назад в карман. — Обойдешься. — Тогда не обидишься, если я задрыхну? — Нарочито зевнул. Если что-то будет происходить, то я все равно не пропущу сигнал. А сидеть и ждать… скучно и долго. — Если что, спящего пристрелишь… — Сука… — выдохнул террорист. — А какая разница? — Мне стало интересно. Парень явно служил, подготовленный — значит, ему должно быть все равно: поливать плазмой человека или кибера или виртуальный макет противника. Дрессировка, ить их за одного место. — Противно. — А ты не особо разговорчивый, как я погляжу. — А ты нормально в психологии шаришь, если пытаешься ниточки нащупать, — в тон ответил террорист. — Можешь не стараться, не выйдет. — Давай не отвлекайся, карауль... — Закрыть глаза, мысленно продолжая отсчитывать время. Хорошее такое ощущение — сидеть и гадать: быстро посчастливится умереть или не очень? В любом случае зал с реакционным оборудованием будут стараться сохранить до последнего. Можно было бы газом все вырубить, потом этих террористов собрать да в бункер оттащить, а там пусть сами и взрываются — химией потом плеснуть, чтобы органику оставшуюся растворить — и снова чистое помещение. Проще всего было бы пустить газ по общей вентиляции — но если пояса настроены и на замедление пульса, то они ничего сделать не успеют. Как бы проверить? Расспрашивать бесполезно: вояка бывший точно не скажет, гражданские могут таких тонкостей и не знать. Вариант, что после того, как герметизируют центральный зал, кому-то прикажут проверить настройки поясов этих придурков… ну, тогда, как бы цинично ни прозвучало, хорошо, что не мне, — рисковать шлюзом никто не будет. Кто там в дальние коридоры заложником пошел? Подремать немного удалось. До полной герметизации оставалось шестьдесят шесть часов и пятьдесят три минуты. Террорист все так же сидел, положив на колено бластер. Ничего нового не произошло, а жаль — хоть какое-то было бы разнообразие. Неужели эти ребята не понимают, что все равно нихрена не добьются? Наверное, даже в сети тщательно блокируют информацию о захвате лаборатории — зачем же допускать панику среди населения? И даже если эти придурки и сделали вброс, то найти и грохнуть ресурсы — не проблема. Так что будем помирать в информационном вакууме и в незавидной компании. — А попить вы даете? А то во рту пересохло… Надо же, умеет удивляться. Может, ты, парень, еще не в курсе, но заложников и в сортир водить надо… Иначе вам же самим пованивать будет. Отчего-то стало весело. Пусть этот захватчик и служил, но явно не в антитеррористическом подразделении. Интересно, есть у них хоть кто-нибудь толковый, кто им вообще этот план разрабатывал… хотя трюк с бочками удался. Можно аплодировать стоя, нормально — смерть под аплодисменты. Заработал чип в ухе. Все-таки отдали приказ на проверку поясов. Вызывали добровольцев, но указали квадраты, где можно рискнуть. До управления системами безопасности, похоже, террористы пробраться не смогли… хотя, возможно, идет сигнал с дублирующего, который расположен в безопасном месте. Мой квадрат не назвали, а потом в ухе стали раздаваться голоса парней, которые прощались. Четыре человека… и Вадька с его задорным: «Держитесь, ребята, может, еще… свидимся!» В горле перехватило — мы с ним часто были напарниками по дежурству, да и вообще… Неправильно, когда хороший парень и надежный друг гибнет просто так, а ты сидишь и не можешь помочь, прикрыть, вытащить. — Послушай, ваши пояса с кодом? Активация на смерть? Замедление пульса? — Глупая надежда — а вдруг! — скажет, и можно будет еще успеть передать инфу на общем канале связи. Террорист ухмыльнулся, поглядел на меня, как на клинического идиота. А из цепочки связи пропали четыре сигнала. Значит, все. — У тебя связь со своими есть? — заговорил медленно, сжимая зубы так, что, наверное, перекусил бы стальной трос. — Только что убито несколько ваших и наших четверо. Только потому, что вы не сказали про пояса. Террорист подорвался, стал пытаться связаться со своими — да диапазон каналов комма, скорее всего, глуханули сразу. А знакомо: тоже чуть не метнулся к дверям… — Кто у тебя тут? — Сестра, — глухой ответ, мертвый голос. Понятное дело, понимает, что рванется проверять — поставит под удар всю операцию, останется сидеть — будет сходить с ума от беспокойства. А нет, дисциплина победила. Сел, бластер сжал — ну, там рукоятки прочные, не раздавишь, даже если прыгать будет на ней. — А у меня друг только что погиб. Мы вместе три года служили, и тут полгода, перевелись. — Не знаю, зачем стал рассказывать, но молчать было сложно. Может, потому, что этот парень тоже только что мог потерять или уже потерял близкого человека. Да и сюда он, скорее всего, приперся ради девчонки — потому что когда сам горишь идеей, так себя вести не станешь. — Он со мной только что попрощался… и сигнал погас. Если бы был жив, то было бы видно. А так все. Знаешь, а он мне жизнь спас — мы на Эльге в засаду попали, меня контузило так, что не мог понять, где небо, а где земля и ноги… Он меня двое суток тащил кружным путем… а там боты местность прочесывали. Техника дурная, но… — Я знаю, — резко оборвал парень. — Спасибо. Мы попрощались еще до того, как залезли в эти гребаные бочки. — Правильно сделали. Вас все равно в порошок сотрут, ну, и нас вместе с вами. Код единица, знаешь? На твоем месте я бы, пока есть время, сходил бы и набил морду тому, кто вас сюда притащил… — Заткнись. — Как скажешь. Воды все-таки дали. Миниотряд из десяти человек ходил, проверяя отсеки, и заодно давали напиться. В туалет тоже сводили. Шикарные условия — просто курорт. Все-таки нельзя гражданских пускать к боевым действиям, а то противник рискует сдохнуть со смеху, не выполнив свою миссию. Теперь связь у них шла через курьеров — несколько человек прибегали и сообщали инфу, причем вслух. Дебилы. Парни тоже ржали — у нас связь работала, горловые чипы исправно передавали движение связок, ретранслируя их на слуховые чипы. До полной консервации оставался шестьдесят один час и восемь минут. Интересно, на сколько у них запас энергетиков рассчитан? Вряд ли больше, чем на сутки или двое — тем более что в бочках, пока ехали, могли расходовать запас. Аналитики сработали качественно: через девять часов после захвата на общем канале пошла персонализированная инфа для террористов. В эфир уже полтора часа выводили их родственников и друзей — называется: идентифицировали, нашли, притащили, давят на психику. — Могу поспорить, что вашу родню привезли сюда, — не удержался, хотя и понимаю, что так цеплять подло. — Знаешь такие большие флайеры-фургоны? В одном передатчик и команда добровольцев-смертников, а во втором… Закрываться я не стал — бесполезно, впрочем, чего-то похожего я и добивался, просто не думал, что он сорвется так быстро. Однако он таки слетел с катушек, подскочил ко мне, вздернул на ноги, двинул под дых и потом, обратным движением, в лицо. Я чуть повернул голову, чтобы кулак впечатался не в нос, а в скулу. Но удар у парня поставлен — кожа лопнула, да и на ногах я не удержался. Глянул насмешливо, но он больше бить не стал, вернулся на прежнее место. Значит, к нему тоже кто-то обращался. Кто? Он едва заметно вздрогнул на женский голос… — Девушка? Еще одна сестра? — Я тоже сел, как раньше. Прижался затылком к стене. — Если вы деактивируете пояса, то все останутся живы. Вас посадят по-любому, но, знаешь, как по мне — так лучше отсидеть за терроризм, чем стать виновником гибели близких людей. А не сдадитесь — почистят всех. И это даже не мы… хотя если прикажут, то наши бойцы вас положат и лягут сами. Но тогда разлетимся на ошметки только мы, а если хоть малейшее колебание, то тут жахнет все… Вы чем думали, когда сюда приперлись? — Что производство остановят, — вдруг нормальным тоном, а не сквозь зубы, ответил террорист. — Пойдет информация и… — И вы наивные идиоты… — Я даже рассмеялся. — Ничего не получится, в войнах гибнет ежечасно куда больше народа, чем тут сейчас сидит. На что у тебя пояс настроен? — На пульс, код — день рождения сестры, но он не отключается — там, видно, есть подстраховка… — Понятно… ...До полной консервации оставалось пятьдесят семь часов и тридцать две минуты. Охранники не сменялись — у остальных наших тоже кто пас, тот и продолжал караулить. Да и людей у террористов было не особо много — не раскидаешься на смены. И ребята сообщали, что нервишки-то у народа сдают: у гражданских уже было три истерики, двое парней и девчонка порывались уйти и сдаться. Успокаивать психующих пришлось общими силами — скрутить выдирающихся на волю сами захватчики побоялись: а вдруг подорвутся! — поэтому утихомиривать физически взялись ребята из нашего подразделения, кто находился рядом. Остальные по связи аж задыхались от смеха — да одного их пояска достаточно, чтобы всех, кто в отсеке на пятьдесят квадратов, раздербанило на фрагменты, так какая разница, на расстоянии руки или в десяти метрах находишься. Плохо, что остальные упорствовали в своем желании сдохнуть — а мы уже думали, что у них пойдет цепная реакция и все захотят жить и слинять подальше. Но нет — наших, что упаковали взбунтовавшихся, вежливо поблагодарили. И предложили отдать силовые браслеты для фиксации этой троицы. Наши, естественно, согласились. Цирк какой-то, а не террористы. Время тянулось медленно, как жевательная тянучка. С захватчиками продолжали общаться психологи и рыдающие родичи. Думаю, наши все донесли до своих охранников, как близко от места будущего взрыва находится их родня, — мы раз в час по каналу связи устраивали перекличку: все были живы, некоторых отлупили за попытку пообщаться, но это не смертельно. Не знаю, какому идиоту в голову пришла мысль, что если грохнуть научных сотрудников, то правительство пойдет на уступки, согласится на требование закрыть лабораторию и приостановить подобные разработки в дальнейшем, но измотанные мучительным ожиданием гражданские согласились с этим бредом. Ладно, тут за столько часов у любого крыша поедет, но должен же быть хоть кто-то, кто сообразит, что ничего не изменится? Как только лаборатория будет законсервирована — наш приказ вступит в действие: мы уже получили указание действовать по первому коду, то есть полная зачистка, ну, вместе с нами, с учетом их поясов. Короткий фрагмент записи расстрела показали всем по аварийному каналу — кто-то из администрации активировал свой доступ и видео транслировалось на экранах во всех отсеках и ушло в центр. Я, когда смотрел, поспешно пересчитывал падающие тела — пятнадцать человек. И не факт, что там были именно процессорщики, хотя могли по именным картам выдернуть. Сочувствия не осталось ни капли, даже немного позавидовал — когда убивают плазмой, не так больно — вернее, недолго больно. Кнопку сенсора, чтобы залить отсек нейтрализатором органики, никто не нажал… Смешно было наблюдать, как мой охранник борется со сном — капсулы у него закончились час назад, а после приема энергетика в такой бешеной дозе обязательно наступает откат. Но он боролся со сном, вскидывал голову, разминался — и все равно выключался. Мне было проще — я уже несколько раз поспал понемногу, так что чувствовал себя относительно бодрым. Захват лаборатории продолжался тридцать один час — значит, первый уровень защиты уже активен. Через полтора часа террорист вырубился. Можно было бы подойти и обезоружить, связать ремнем, — пояс бы не включился. Соблазн был велик, тормознуло меня только то, что есть код подстраховки, так что я тоже постарался еще поспать. Когда открыл глаза, первым делом проверил время. Прошло еще четыре часа — как-то бездарно тратятся последние часы жизни. В то, что террористы сдадут позиции, я не верил, их продолжали уговаривать, шантажировать родней… Наверное, даже если насильно загнали этих людей к нам, то ничего бы не изменилось. Ну, может, еще несколько взбунтовалось бы. Пытка ожиданием хреново работала в обе стороны. Уже даже хотелось, чтобы просто все закончилось, и не важно как. — А ты жить хочешь? — То, что мой охранник разговорился, было странно, мне даже болтать уже не хотелось. — Зачем ты устроился сюда работать? Или не знал, что тут делают? — Знал. — Я пожал плечами. — Нам объяснили — и даже почти наглядно. Мне деньги были нужны. — То есть за деньги, которыми ты даже не воспользуешься, ты готов погубить жизнь на планете? — Не передергивай. — Я поморщился. Он и сам не верит в то, что говорит, просто повторяет призыв «натуралов» или «зеленых» — как их там правильно называть? — Если я сдохну, компенсацию за меня выплатят. А ты вот за что задницу рвешь? За идею? Не верю. — Не твое дело. Разговор не задался. Да и не особо хотелось. И так понятно, что поперся за сестрой. Но надо было девку вытягивать из этой заварушки до загрузки в бочки, теперь-то хоть из пальца стреляй, раз батареи кончились, — а ничего не изменишь. Еще сутки прошли в таком же вялом анабиозе — нам даже выдали пайки из запасов лаборатории, напоили. Кажется, за это время я отоспался на всю жизнь вперед. Вторые сутки пролетели намного быстрее, но тоже разнообразием не баловали: террористы переругались между собой, обсуждая предложенные им условия. Кажется, им даже обещали бумагу, гарантирующую приостановление проекта, — ну, когда выйдут отсюда, то этим документом даже подтереться не смогут, потому что он цифровой. ...До полной консервации оставалось четыре часа. Наверное, террористы сами вымотались больше, чем все остальные. Устроили показательный расстрел, избили нескольких ребят до кровавых соплей, нервничали и требовали немедленно закрыть разработку. А мы спокойно ждали: через три часа и пятьдесят две минуты придет подтверждение приказа и мы пойдем убивать этих придурков — и умирать с ними за компанию. — Как нас убьют? — на исходе третьего часа озаботился вдруг мой охранник. — Да вы сами себя подорвете. — Я сплюнул, пожал плечами. Парень не дурак — сам все понял. — На вас нету защиток и бронебойников. А лаборатория? — Мы смертники, с самого начала вашего захвата было ясно. От взрыва есть защита залов. Она даже на бомбежку ядреными боеголовками рассчитана. Так что ничего у вас не выйдет, только всех наших положите и сами сдохнете. — Глупо. Согласен. — Охранник скрипнул зубами. Я вспомнил, как гасли сигналы связи, когда наши проверяли их пояса. Паршиво гибнуть всем, а если… — А ты жить вообще-то хочешь? — Интересное ощущение дежавю: сначала мне задавали этот вопрос, теперь вот моя очередь спрашивать. — А умереть хочешь? И, когда дохнешь, вспоминать, сколько ты народу положил? Знаешь, какие глаза у мертвых? — Парня передернуло — знает, видел. — А знаешь, как нас похоронят? Зальют все веществом для разложения органики и через пару часов просто прольют тут все со шланга — и будет чисто, аж до тошнотворной стерильности. Даже никто не будет ошметки складывать и плеваться. — Мне похрен, что будет потом, — как-то неубедительно отмахнулся мой охранник. — А если не сразу подохнешь от взрыва, думаешь, кто-то будет разбираться, жив ты еще или уже нет? — Крепкий парень и психика железная, но дожать можно. — Знаешь, как разъедает живое тело нейтрализатор? Я видел на органике при тестировании. А прикинь — лежишь полудохлым, а у тебя с безумной болью куски… Воображение у него работало отлично — то ли слишком живо представил, то ли я был чересчур убедительным, — его вырвало. Да и бледность была не наигранной. Не то чтобы испугался, скорее, именно так дохнуть не хотел. — Но ты-то ладно, может, тебя поясом и убьет, а вот остальные как — может, у кого-то пояс не сработает? Или даже у тебя? А нам — как? Сюда никто не сунется ведь проверять… — Снять пояс нельзя — рванет, — обреченно признался охранник. — И скорость реакции пара секунд, так что даже не откинешь… — Давай попробуем переодеть на меня, — я медленно поднялся на ноги. Идея была бредовой, но могло сработать, — я тебе дам свою защитку и код, чтобы можно было открыть шлюз и уйти. — А ты почему не уйдешь… если все так просто? — недоверчиво вскинулся охранник. — У меня здесь еще один друг, он как брат… Я хочу его найти, в твоем комбезе смогу это сделать. Если что, буду рядом с ним, когда тут все накроет. — У меня сестра… — запинаясь, пробормотал террорист. — Если у нас получится переодеть пояс, то ты можешь с ней так обменяться и пусть уходит она. Ну, долго думать будешь? Время уходит… Уйти и выжить было заманчивым предложением, но ведь порядочность может и перевесить. Эти полминуты, пока он прикидывал и определялся, мне показались пыткой похуже, чем все часы ожидания. Уже думал, что откажется и мне врежет, но согласился, потребовал код — проверить. Я сказал правильный — сенсоры двери действительно мигнули зеленым. А потом… потом мы, раздевшись до трусов и прижавшись вплотную друг к другу, по миллиметру передвигали пояс на мое тело. Руки тряслись у обоих, и на пару обливались холодным потом, а еще шипели друг на друга, чтобы, сука, успокоился, а не то пизданет же! Когда перевесили и щелкнула клипса застежки, у меня по настоящему подкосились ноги — не свалился только потому, что террорист подхватил под локоть, придержал. Мы пожелали друг другу удачи, до консервации оставалось полтора часа. Хорошо, если он выберется — не уверен, что у него получится, но так есть минимальный шанс. А у меня обязательно должно получиться… Все-таки гражданские люди — они обычные и легко могут начать паниковать. Достаточно было включить дезинфицирующий газ, белый и безвредный даже для легких, как террористы готовы были бежать куда укажут — и это люди с поясами смертников! Хорошо, что у наших парней пока еще не было команды бить на поражение, иначе я стал бы первым кандидатом на ликвидацию. Меньше чем за двадцать минут все с поясами собрались в «бетонке» — самая прочная часть лаборатории, где проводили проверку «мячиков». Оставалось только проверить помещения, чтобы никто по углам не попрятался. От дезинфектанта слезились глаза и немного першило в горле — в таком количестве, как я надышался, можно запросто словить и аллергическую реакцию… Но вроде пусто — можно дать парням команду, чтобы прочесали все — риск, конечно, высок, но сам я уже не успею. Не, дым вымел террористов подчистую, чтобы заблокировать «бетонку», понадобилось около минуты — поверх двери шлюза поднялась стена защиты. Так что теперь они там могут взрываться хоть до победного конца: лаборатория экранирована, и все отсеки законсервированы. До сигнала — девять минут и двадцать секунд. Единственный опасный для остальных пояс оставался на мне. Идея про шахту лифта пришла в голову случайно — не то чтобы жить сильно захотелось, просто искал место, где смогу сам подорваться так, чтобы никто больше не пострадал. Защита у шахты была отличная, а брошенный вниз пояс мог и пролететь за секунду-другую какое-то количество метров, прежде чем взорваться… Страха больше не было, он остался в отсеке, там, где на меня надевали эту хрень. Только четкие, почти автоматические движения: щелкнуть клипсой, сдернуть, швырнуть вниз, кувырком уйти за стену… Взрыв был такой силы, что меня слегка клемануло. Думать о том, что я своими руками только что убил несколько десятков человек, запустив цепочку взрывов, — не хотелось. Сил осталось лишь на то, чтобы по внутреннему каналу связи передать отбой — угроза устранена. О том, что меня самого зацепило осколками — я не знал. Мне об этом сообщили, когда нашли и стали перевязывать, а также о том, что я теперь преступник и мне будет предъявлено обвинение в разглашении государственной тайны — за тот код, что сдал террористу...