Магистр с гор Мэйлин

      А потом Линь Шу замолк и отказался с ними разговаривать.       И вести, что одна за другой приходили в Долину, были одна страшнее другой.       Мёртвая армия тянула за собой в пляску смерти всё новых людей — по столице словно мор прокатывался. «Измена» было имя этой чумы, и «Бунт», и «Предательство». К семидесяти тысячам трупов Мэйлин добавлялись ещё и ещё, сотнями.       Принц Сяо Цзинъюй обвинён, осуждён и убит в тюрьме. Вся его семья казнена. Его мать Линь Юэяо, супруга Чень, покончила с собой в тщетной попытке добиться от императора справедливости. О матушке Линь Шу, овдовевшей принцессе Цзинъян, известия были странные: её объявили не казнённой, но умершей — и виновной вместе с супругом.       Злобный демон и кровожадный Старейшина Вэй Ин даже вообразить себе не мог такого решения. В его мире случалось много жестокостей и несправедливостей, но мёртвых там не судили.       Известия ему сообщали как могли осторожно. Он слушал молча, боясь задать неуместный вопрос или как-то проговориться. Он видел, что Хозяин Долины и его близкие уважительно дивятся его выдержке. Он и сам дивился — если уж его тошнило и трясло, если уж ему снились смерти и казни, то что же творилось с Линь Шу! и счастье, что духи не ощущают боль так сильно и безнадёжно, как живые. У них было одно тело на двоих, одно сердце, одни слёзы и одни искусанные губы; всё делилось надвое и было поэтому выносимо.       «Кто-нибудь останется цел в этом обезумевшем городе?»       О да. Та самая парочка — Ся Цзян и Се Юй. Се Юй и Ся Цзян. «Так вот про какие письма был разговор!» Поддельные послания принца, найденные у командующего Линь Се, — не Вэй Чжэн подтвердил бы их подлинность, так кто-нибудь другой, но императору, похоже, и подтверждений не понадобилось. Две недели от обвинения до казни — какие доказательства можно собрать за такой срок!       Думать о будущем не получалось. Вести придавили всех. Вэй Чжэн, ещё толком не окрепнув, с молчаливым остервенением тренировался с мечом на дальнем дворе Логова, выбирая противником что-нибудь неживое вроде бревна или набитого мешка. Хозяин Су Тяньшу разрывался между резиденцией и границей, иногда днями не сходя с седла, а иногда ночи напролёт беседуя с Линь Шу… то есть, с Вэй Ином; то есть просто сидел напротив, прихлёбывал чай и иногда произносил что-то, не относящееся к нынешним делам. Его воины и его домашние вели себя как привидения, сноровисто делая всё необходимое и опасаясь открывать рты — чтобы не задеть свежие раны неосторожным словом, — хотя в домах и трапезных Долины и Логова гул стоял от обсуждений и догадок. Юнь Пяоляо тоже отмалчивалась и только приносила по утрам и вечерам настои, терпко пахнущие всякими целебными корнями. Вэй Ин прятал от неё руки глубоко в рукавах: ни к чему ей было видеть, что раны там не заживают и оставляют на бинтах бурые пятна. Сам он даже и не пытался начинать серьёзные тренировки: от пары простых выпадов сразу темнело в глазах и перехватывало дыхание. За лук лучше было вообще не браться — рана на плече открылась, когда попытался натянуть знакомым рывком тетиву.       Линь Шу сперва давал советы, спорил и даже подкалывал по привычке, но в последние дни только угрюмо хмыкал, а потом и вовсе умолк.       В первые дни Вэй Ин и Вэй Чжэн ещё говорили без него — но для него! — дальше Вэй-здешний пытался что-то спрашивать и высказывать какие-то свои предположения, дальше они днями обсуждали историю с письмами — кто мог такое подделать, это же осмелиться надо!.. — дальше Вэй Чжэн и Су Тяньшу говорили о Ся Цзяне: хозяин Долины, оказывается, неплохо знал этого мерзавца и вообще был хорошо осведомлён о делах наверху Великой Лян, чтоб ей провалиться с её величием! — а Вэй Ин поглядывал на Линь Шу и видел его всё хуже, будто через тёмную мутную воду.       И наконец, когда в одну безмолвную зябкую ночь они остались наедине, тихо проронил:       — Сяо Шу, я тебя понимаю, поверь. Я знаю, каково это.       Он ждал ответа, но Линь Шу ничего не сказал и даже не посмотрел в его сторону.       — Я терял близких. Самых-самых. — Вэй Ин невесело усмехнулся. — Первого раза, правда, сам не видел: отец и мама просто ушли и не вернулись.       Он решился на этот разговор не без колебаний, но выбора не было. Нужно было любой ценой не упустить зыбкую связь. Найти Линь Шу заново в окружавшем их сером сумраке Вэй Ин бы не смог.       — Я совсем маленький был, лет шести, кажется. Я и помню-то их плохо, обрывками.       Линь Шу оглянулся, медленно, будто просыпаясь. Посмотрел издали — Вэй Ин не видел лицо, но почувствовал взгляд: будто палкой толкнули.       — Почему «первый раз»? они нашлись?       — Нет. — Вэй Ин улыбнулся через это тёмное расстояние и далёкое прошлое. Уже почти не больно. — До сих пор не знаю, что с ними сталось и как они погибли. У нас там водятся такие зверушки… даже косточек не останется. Надеюсь, у них счастливая новая жизнь. Наверное, они вместе.       — Они давали клятву? — И глухо пояснил: — У нас есть такой обряд: любящие клянутся в верности на следующие пять жизней.       Вэй Ин только вздохнул. Если бы клятвы хоть немножко помогали!.. хотя, как знать.       Посмотрел бы я на того Владыку Янло, кто их разлучить попытается.       Свеча догорела. Оставалась только жаровня, заботливо принесённая в комнату на ночь. Красные струйки пламени перетекали по уголькам, как вода по камешкам в ручье.       Перед глазами Вэй Ина догорала Пристань Лотоса.       Грудами лежали тела, и среди них — мёртвые госпожа Юй и господин Цзян… знать бы, какое посмертие им уготовано. Может быть, хоть в последнем бою, хоть перед гибелью они наконец-то посмотрели друг на друга по-настоящему; а может быть, так и не успели. Ни тогда, ни теперь не мог о них думать. Там с ним рядом был Цзян Чэн и плакать за себя было некогда. А рядом с Линь Шу не было никого. Вэй Чжэн, Юнь Пяоляо и Су Тяньшу не в счёт.       — …ты любил их?       — Очень, — прошептал Вэй Ин и решительно тряхнул головой. — Поэтому и не хотел ничего узнавать про них. Просто верю.       Было не так, но ради Линь Шу он мог и солгать. И даже Линь Шу, с которым делил сейчас тело, он не мог бы рассказать правду: что не смел бы посмотреть им в глаза, потому что был чудовищно виноват… только не Линь Шу. И только не сейчас. Здесь и сейчас надо опять быть сильным за двоих.       Линь Шу сделал шаг к нему. Стал виден чётче: худющий, лохматый, в помятом окровавленном доспехе — в чём был в последнем бою, в том и остался; но кто знает, во что будет одет в следущий раз, ведь у призраков свои порядки.       — Разве можно — узнать?..       — В нашем мире есть способы. Если душа ещё не ушла на перерождение, можно попытаться её ненадолго призвать и поговорить с ней.       Обжигающие ледяные пальцы Линь Шу стиснули его руку поверх повязок — до синяков.       — Научи меня!       — Научиться могут не все, и обучение долгое и трудное, — сказал Вэй Ин, глядя в огромные умоляющие глаза. — К тому же, я не уверен, что наши заклинания сработают здесь, у вас. Я ещё не пробовал…       — …ну так попробуй! или зачем тогда ты всё это говорил?!       — Чтобы ты не начал умирать прямо сейчас, — честно ответил Вэй Ин. — Но можно рискнуть и попытаться. Если ты смог поймать меня, возможно, ритуалы призыва здесь такие же, как в моём мире, или похожие.       Кажется, он вовсю лгал, да ещё призраку. Сработают, он знал, уже пробовал ведь: на тропе над лагерем, когда заставил мертвяка раздеваться, и потом в лагере у обозных телег, где допрашивали Вэй Чжэна и две мёртвые руки помогли развязать ремни. Заклинания работали… простые заклинания. Почти и не заклинания вовсе.       Линь Шу отвернулся.       — Что для этого нужно?       — Много сил, моих и твоих. И флейта. — «И что-нибудь, что притянет тебя обратно».       Вслух Вэй Ин этого не сказал. Всегда боялся говорить о том, чего боится.       Если на призыв и правда отзовутся… Если Линь Шу захочет уйти с ними… Я знаю, каково это. Я тоже хотел уйти. Чтобы всё закончилось навсегда.       — Флейта наверняка здесь у кого-нибудь есть, — сказал Линь Шу и одним рывком поднял тело с колен на ноги и потом почти в прыжок, то есть в очень быстрый шаг: к двери.       Вэй Ин поймал его за руку.       — Сейчас глубокая ночь. Если пойдём всех будить и раздобывать флейту, кончится тем, что нас накормят лекарствами, а то и вовсе привяжут к постели, чтоб не буянили.       — Ты не знаешь Ляо-цзе, — фыркнул Линь Шу. — Она не свяжет, она пару игл воткнёт или вообще стукнет пальчиком куда-нибудь под ключицу так, что сам пошевелиться не сможешь.       — Сестрица Ляо и вправду мастер! — Вэй Ин с облегчением подхватил этот почти весёлый тон, так было много легче. — Но не думаю, что она будет так жестока к слабому раненому юноше.       Линь Шу выругался по-солдатски, но всё-таки согласился подождать до утра.       Уснуть так и не удалось. Звёздный Щит крутился над домом, разворачивая зиму к далёкой весне. Заснеженные склоны и ледяные вершины были далеко отсюда, но Вэй Ин всей кожей слышал, как срываются с уступов лавины, погребая чёрный пепел от сотен костров. Ещё дальше, на юго-востоке, тоже поднимались к небу траурные тёмные струи — там не было даже похорон и поминальных свеч. Когда выпадает роса на рассвете, кажется, что звёзды плакали всю ночь.       — Какая нужна флейта? — хмуро спросил Линь Шу сразу после умывания и перевязки.       — Дицзы, — ответил Вэй Ин вслух. — Бамбуковая или деревянная, каменная не подойдёт.       Служанка, подававшая утренний чай, посмотрела на него удивлённо, Су Тяньшу и Вэй Чжэн переглянулись, а барышня Юнь нахмурилась и кивнула — и после завтрака сама принесла в комнату к молодому командующему ту самую флейту-ди: тонкую, чернолаковую, с зелёными нитями и зелёной кисточкой; легла на ладонь озадаченная, словно живое существо.       Он быстро проверил — косой срез, четыре бамбуковых колена, ди-мо из почти прозрачного пергамента, четыре отверстия сверху и одно снизу, для узких девичьих пальчиков. Звучала тоже прекрасно, он прикоснулся дыханием — главная цзю откликнулась чисто и резко, подобно крику взлетающего фазана, — «как же я скучал», едва не выговорил он вслух.       — Только не переусердствуйте, — сказала барышня Юнь, качая головой; казалась старше, когда хмурилась. — Упорядочивать течения ци музыкой — хорошая практика, но…       — Я буду очень осторожен и не стану спешить, — от всего сердца пообещал Вэй Ин. Рассказать бы ей, что когда-то он знавал целый Орден, использующий музыкальную магию! посмотреть бы ещё когда-нибудь, как вскидывает свой гуцинь Лань Ванцзи…       — Если бы я знал, учился бы усерднее, — вздохнул Линь Шу, когда она ушла.       Руки этого тела легко ложились в основные позиции и выдохи дозировались почти правильно, но Вэй Ин измучился, пока ставил пальцы и приказывал им не спешить. «В следующий раз выберу тело того, кто по-настоящему умеет играть!» — свирепо пообещал он себе. Усилие стоило затрат: Линь Шу почти улыбнулся. Тоненькая девичья флейта звучала как над полем боя. Как у вас проверяют мужество солдат, брат Сяо Шу? он едва заставил себя оторвать край флейты от губ.       — Скажешь мне своё имя?       Мирное утро было вокруг них. Конюхи водили лошадей по двору после мытья и чистки. Радостно гоготали гуси возле кухонного пруда. Две девушки, поднимаясь на цыпочки, обрывали подсохшие листья с молодого бамбука вдоль стены нэйюань, ещё две старательно орудовали метёлками по другую сторону тех же зарослей. Мирная усадьба, почему-то называемая Логовом, — разве что часовых на стенах и на угловых башнях больше, чем подобает в мирное время.       — Если это тёмный обряд, значит, надо ждать ночи?       Вэй Ин осторожно посмотрел на него: Линь Шу дрожал, как натянутая тетива, даже рассмотреть не получалось; но вроде бы что-то другое было на нём вместо того окровавленного доспеха.       — Ты полагаешь, тьме нужна тьма? хорошо бы, если б было так! — И уже громко окликнул одного из конюхов: — Почтенный, не подскажете ли, как пройти в зал предков уважаемого рода Су?       На вопросительный взгляд раскрыл вторую, свободную ладонь: зимний мандарин-чузи, шафрановый сахар и горсть белоснежного риса, забрал за завтраком в бездонный рукав куртки-жу. Конюх уважительно поклонился и рассказал, как пройти и где свернуть. В Логове все дорожки были прямые — здесь не боялись призраков.       Линь Шу молча шёл рядом.       В каменной комнате было почти темно, горела только одна плошка с душистым маслом. Вэй Ин зажёг от неё бамбуковый фитиль и от фитиля — две свечи. Табличек было много, иные совсем потемнели от времени. Он положил свой дар перед самой большой из них, туда, где уже лежали две ветки горной сливы со свежими, неопавшими цветами.       — Здешние предки не рассердятся на нас?       Вэй Ин тихонько поднёс флейту к губам. «Фэйцзянь», едва слышно отозвалась она. Всё-таки назвалась.       — Они поймут, — уверенно ответил он, хотя совсем не был уверен.       Играть «Призыв» в таком месте Старейшина Илина никогда бы не посмел. Малышка Фэйцзянь не звала и уж точно не тащила на свет — она просто плакала. Запиналась, всхлипывала, рассказывала, как тоскует, как ей больно и одиноко, как оказывается страшно умирать и не умереть… и ещё страшнее жить, не зная, зачем и для чего. Вэй Ин играл — дышал в неё — гладил пальцами, будто снимая слёзы, и понимал где-то в стороне, что никогда не сумеет и не рискнёт повторить эту мелодию. Линь Шу молча ждал у него за плечом.       «Протяни руку», — не обрывая мелодию, велел ему Вэй Ин; Линь Шу нахмурился, но всё-таки выполнил приказ. Было странно смотреть, как движется призрачная кисть, было совсем странно, когда призрачная рука слилась воедино с реальной. Флейта умолкла на такт и снова запела, и за это короткое время, равное удару сердца, Вэй Ин успел очень важное дело: заставил ладонь повиснуть над огоньком свечи, обжигая, ставя метку; и зашипев от кольнувшей боли, снова отпустил руку Линь Шу. Надеюсь, этого будет достаточно. Метка притянет тебя к телу, если ты вздумаешь уйти. Надеюсь, что притянет.       Свечи гасли.       Продолжали гореть и всё же тускнели, отодвигались куда-то далеко, и уже не было полок с табличками — неясные лица смотрели вместо них со стен, — и самих стен уже не стало, бессветность была вокруг, огромная пустота с одной-единственной тропой по серой земле под серыми тусклыми звёздами…       …тёплая и-цзэ коснулась щеки, прилетела откуда-то издали.       Линь Шу рванулся туда, остановился, завороженно глядя — теперь и Вэй Ин видел их: два человека, мужчина и женщина, поднимались по тропе сквозь сумерки.       Он опустил флейту, склонил голову и закрыл глаза. Он делил тело с Линь Шу, но сейчас не смел смотреть и слушать и даже дышать почти не смел.       Здесь не было времени. Здесь не было шагов и дыханий, но он откуда-то знал, ощущал каждым волоском, что вокруг не две тени и не десяток лиц с табличек рода Су, а больше, много больше: сотни, даже тысячи, — ждали, как он, затаили дыхание, не смея помешать. Тьма стояла в почтительном отдалении, если бы могла — склонила бы колени. Даже ярость уже улеглась, и у ненависти стал другой вкус: терпкий, тяжёлый, тоскливый. Живым не место на тёмных тропах, но кто же из нас живой!       — Вэй Ин, — наконец позвал Линь Шу.       Они стояли прямо перед ним, и теперь он видел, что мужчина невысокий и крепкий, в бордовом и бронзовом, и вместо шлема у него неприбранные волосы с яркой сединой в косах, а женщина улыбается, и на ней лиловое платье с вышитыми драконами, и ещё у неё резкий решительный шрам поперёк гордой шеи, точнёхонько по горлу. Флейта охнула вместе с Вэй Ином, выдохнула шёпотом. Как прекрасны бывают ушедшие!       Они оба внимательно оглядели его — женщина даже прищурилась; потом повернулись к Линь Шу, и каждый положил руку ему на плечо: мужчина на правое, женщина на левое… поверх чистого и гладкого белого ханьфу, поверх спиралей наплечной вышивки; а Линь Шу встал на колени и поклонился, едва не коснувшись лбом тропы мёртвых.       Он так и стоял, когда они повернулись и пошли дальше вверх по некрутому подъёму. Они не взяли бы его с собой, они никогда не позволили бы ему уйти вот так, ничего не закончив!       — Береги его, — совсем не по-императорски попросила женщина, на миг оглянувшись.       Вэй Ин опустился на колени рядом с Линь Шу и поклонился вслед двум тающим теням.       Флейта тихо всхлипнула. Вокруг снова были каменные стены, и горели свечи и фитилёк в плошке с душистым маслом, и ни один лепесток не дрожал на ветке свежих сливовых цветов. Таблички почтенных предков рода Су безмолвно смотрели со своих кедровых полок.       — Фэйцзянь, сестрица, спасибо, — проговорил Вэй Ин и прислонился к флейте щекой, не смея прижаться губами. — Никому не рассказывай, хорошо?       Линь Шу фыркнул, совсем как живой.       «Когда это девушки умели хранить секреты! ладно, идём. — Он заново поклонился табличкам, каждой стене в отдельности. — Идём, колдун. Нам ещё очень многое предстоит сделать!»       — Расскажешь мне, что произошло? — осторожно спросил Вэй Ин уже снаружи.       Линь Шу ответил не сразу.       «Отца и армию Чиянь обвинили в пособничестве злодейским замыслам принца Ци. Принца обвинили в заговоре и попытке свержения императора. Чушь! — Он рубанул ладонью по воздуху, как саблей. — Отец никогда не стал бы бунтовщиком. И первый принц — он же наследник, зачем ему!..»       Неяркий зимний день был вокруг. Пахло свежим хлебом и сухими травами.       «Матушку не казнили и даже не арестовали, не успели. Она сама — своими руками. Но даже это не помогло. Император никого не слушал. Он… — Линь Шу замолчал и сжал зубы. Вэй Ин провёл рукой по губам: было больно. — Я отрекаюсь от его крови. Он мне больше не старший».       Мир словно потемнел вокруг… нет, просто набежало облако, мохнатое, как кролик.       — Ты прав, — тихо сказал Вэй Ин. — Нам надо будет сделать многое.       Тело было по здешним меркам сильным и тренированным; Вэй Ин же ощущал себя так, словно после командования гарнизоном мощной крепости его перевели оборонять глинобитную хижину. Здесь всё надо было строить заново.       Первая же попытка усадить Линь Шу в медитацию закончилась провалом: после бурной ссоры тот заявил, что он не даос и в святые не собирается. Стиснув зубы, Вэй Ин занялся нелюбимым делом сам. Потоки ци в здешних меридианах то неслись бурными волнами, то еле-еле ползли мутными струйками. Вэй Ин понятия не имел, что с этим делать — без золотого ядра. Хвала небесам, что тело принимало тёмную энергию и не спорило. Учить его всерьёз он пока опасался.       Распорядок дня установился железный. Умывание, медитация, боевые упражнения, еда, визит лекаря, тренировка, медитация, тренировка, книги, еда, медитация, визит лекаря, сон. Линь Шу бунтовал, торопил практиковаться с оружием.       Раны заживали плохо. Швы и рубцы связывали тело, а при попытках растягивать и разрабатывать их — рвались и лопались. Барышня Юнь выговаривала строго, иной раз даже повышая голос; Вэй Ин всякий раз успокаивал дыхание, вспоминая Вэнь Цин; Линь Шу выслушивал — и на следующее же утро начинал всё заново. Вэй Чжэн, ставший его бессменным «противником», отчаялся его усмирять и стал прибегать к военной хитрости: на десятой схватке останавливался и хватал воздух ртом… а может, и впрямь валился с ног, вовсе не притворяясь; так или иначе, но это работало — другого способа увести Линь Шу с сунляна они так и не придумали.       Поле сунлян сделали из третьего двора, куда как раз выходили двери их комнат. Убрали бамбуковые столики и навес, поставили столбы и мишени, подвесили мешки, набитые соломой; а вот запасная печь в углу — пригодилась: там варили воск для тетивы и поджигали стрелы, когда упражнялись в стрельбе. Упрямый Вэй Чжэн всякий раз кипятил там же травяной чай и заставлял Линь Шу пить его по три чашки в день прямо во время тренировок. Хозяин Су собственными руками каждое утро отмерял заварку для этого лекарства и раскладывал по мешочкам с педантичностью то ли лекаря, то ли аптекаря. От этого питья бросало то в жар, то в ознобную зябкость, но Линь Шу только вытирал пот со лба и снова хватался за меч или за копьё… пока наконец одним солнечным днём не свалился на оторопевшего Вэй Ина — тот едва успел подхватить тело, ставшее словно тряпочным.       Над ними хлопотали и тревожились, пока наконец он не сообразил «очнуться» и слабым голосом сообщить, что всё хорошо. «Два дня в постели, — отчеканил, как приговор, Су Тяньшу, — иначе!..» Вэй Ин согласился, не ожидая, что «иначе». Линь Шу был в глубоком забытьи и мог отдохнуть, значит, появилось время подумать и просто поваляться на мягком.       Мысли текли такие же мягкие, вялые. Первый шрам на левой руке совсем затянулся и даже почти исчез — первое желание признано выполненным, тело спасено и почти выздоравливает, хоть и не очень-то слушается пока что. Хотел бы он знать, кто и как подводит эти счета и где эти кто-то живут и что там себе думают. Во всякую небесную справедливость Старейшина Илина верил не очень. Кто-то решает, как и когда кому умирать. Всё предписано — да, но кем же? И что эти кто-то могут сделать с такой прекрасной женщиной, как матушка Линь Шу, принцесса Цзинъян, — кто может взвесить её и на каких весах? Если есть справедливость, то женщина, так отважно убившая себя, прошла мимо него по тропе к новой, счастливой жизни; но если есть справедливость, то о чём думают и на что надеются такие люди, как тот, с бородавкой? «письма принца найдут именно у тебя», сказал он Вэй Чжэну, из опасного Вэя-то сделать бесчестного предателя?!       Вэй Чжэн словно услышал — беззвучно вошёл в комнату, поставил у постели очередную чашку с очередным лекарством, склонился над изголовьем, бережно коснулся лба Линь Шу кончиками пальцев. Вэй Ин постарался как мог верно изобразить просыпающегося и улыбающегося… да что там, с Вэй Чжэном можно не притворяться.       — Лекари в вашем мире могут изменить человеку облик?       Вэй Чжэн замер на коленях, выдохнул и помотал головой.       — Я не знаю, господин. Никогда о таком не слышал. У нас считают, что грешно изменять дарованное предками.       Вэй Ин провёл пальцами по ноющему, тянущему шраму на лице, от брови по скуле вниз ко рту.       — И даже если вот такое — поверх дарованного?       — Никогда не слышал, — повторил Вэй Чжэн. — Но лучше спросить А-Ляо. Если уж она не знает, то не знает никто.       — Барышня Юнь, — протянул Вэй Ин, глядя, как щёки Вэй Чжэна заливаются краской.       — А ещё лучше — у её батюшки, — отвернувшись, договорил тот, — слышал, он скоро приезжает в Долину за травами.       — Я могу помочь тебе написать письмо, — предложил Вэй Ин и старательно спрятал улыбку в чашке с целебным отваром.       С лица Вэй Чжэна исчез румянец.       — Вы меня прогоните, господин?       Вэй Ин поперхнулся травяной горечью и долго откашливался, с удовольствием привалившись к верному генералу.       — Ты шутишь? да разве я без тебя обойдусь? Но ведь и девушку надо пожалеть, она столько тебя ждала!       Вэй Чжэн бережно помог ему лечь… ему или Линь Шу? да какая разница.       — Мы подождём, молодой командующий.       Вэй Ин заглянул ему в лицо.       — Мы подождём, — повторил Вэй Чжэн. — Я дал клятву, что не знать мне мирной счастливой жизни, пока дело армии Чиянь не будет раскрыто и мои товарищи не будут оправданы.       Вэй Ин в полном изнеможении закрыл глаза рукой, заодно ещё раз потерев проклятый шрам.       — Месть как вино: становится вкуснее со временем, — проговорил он, — а времени понадобится много. Ты успеешь жениться и даже обзавестись детишками, генерал.       — Мы подождём, — в третий раз повторил Вэй Чжэн и осторожно натянул на Вэй Ина одеяло почти до самых волос.       И вовремя. Слёзы что-то никак не хотели останавливаться в этот раз.