Магистр с гор Мэйлин

      В шестой год эры Шуфэн в начале месяца лися по уезду Цзычэн путешествовали двое молодых господ, принадлежавших к лучшему столичному обществу: Янь Юйцзинь, племянник императрицы, и Сяо Цзинжуй, племянник императора. Они посетили знаменитый оазис Дуньхуан с дивным озером Юэяцюань среди песков, покатались верхом у подножия разноцветных гор Чжанъе, осмотрели славную своей стойкостью крепость Янгуань, а затем решили провести день Дуань-у в городе Ланчжоу на великой реке Хуанхэ и увидеть там знаменитую гонку драконьих лодок; причём Янь Юйцзинь, хоть и младший по возрасту, но уже дважды побывавший в этом прекрасном городе, брался стать для друга проводником и рассказчиком — то есть «всё-всё показать!».       До Ланчжоу им оставалось несколько дней пути, когда Сяо Цзинжуй изъявил желание ненадолго свернуть с дороги и навестить пожилого родственника, живущего в уединённой усадьбе неподалёку. Янь Юйцзинь не был знаком с этим господином, а потому не пожелал прерывать своё путешествие и отправился дальше один, условившись с другом, что они встретятся в лучшей гостинице в Ланчжоу в канун праздника.       Какие слова найти поэту, чтобы живописать дивные картины этой местности! Зелёные равнины, словно ковёр расстеленные у подножия островерхих гор; реки, бурными потоками вырывающиеся из горных ущелий и смиряющие свой нрав в спокойном течении; густые тенистые леса и таящиеся в их тиши озёра, гладкие, как шёлковые рукава застенчивой девы; и наконец, приветливые чистенькие города и деревушки, так и манящие завернуть к гостеприимному постоялому двору, — а в описанные времена только на постоялых дворах и следовало ночевать благоразумным путникам, ибо лихих людей расплодилось по дорогам немеряно и уединённые трактиры грозили всяческими опасностями. Но к чести нашего юного путешественника, такие препятствия его мало беспокоили: как и подобало высокородному молодому господину, он был отлично обучен боевым искусствам и не без основания полагал, что в драке легко одолеет хоть десяток голодных проходимцев, а потому и путешествовал «между рек и озёр», как говорится, не открывая лица — без свиты и пышности, приличествующей родному племяннику императрицы. Среди знатных юношей той поры поддерживался древний обычай, скорее негласный, чем общепризнанный, — время от времени покидать пышную и роскошную столицу Великой Лян, лежащую у ног Сына Неба, и отправляться в дальние поездки, уподобляясь скорее искателям приключений, чем любознательным учёным; и Янь Юйцзинь всей душой эту традицию одобрял и ей следовал, с наслаждением отдыхая в своих странствиях от суровых церемоний императорского двора, заводя приятные (хоть и не вполне отвечающие его положению) знакомства и выхватывая меч при каждом мало-мальски удобном случае.       Оставшись в одиночестве и проезжая по уже знакомой ему местности — не любоваться же на одни и те же красоты второй раз! — он поневоле обратился мыслями к самому доступному на этом пути удовольствию, а именно к охоте, которая в лесах и предгорьях здесь всегда была прекрасной.       Ему не составило труда найти себе проводников в ближайшей деревне (надо сказать, Янь Юйцзинь привык сорить деньгами не считая и потому всегда расплачивался щедрее щедрого), и маленький караван, возросший численностью до пяти человек, считая и единственного слугу нашего путешественника, смело двинулся в путь ранним утром, углубляясь всё дальше в туманную сень прибрежных лесов.       Но увы! дичь оказалась распугана. Ни одна лань не выскочила на тропу из-за частокола древесных стволов, ни один жирный лесной кабан не появился на поляне, фыркая и взрывая землю длинными клыками, ни даже яркие фазаны, всегда обильные в здешних краях, не взлетали из-под копыт лошадей и из-под сапог пеших загонщиков. Крестьяне-проводники казались сконфуженными, словно их уезд остался опозоренным в глазах благородного молодого господина, и клялись вполне чистосердечно, что ещё в прошлом месяце зверей и птиц здесь было вдоволь, да вот беда проезжал недавно этой же дорогой сын самого императора достопочтенный Юй-ван, возвращаясь в столицу, и видно поохотился здесь всласть, а его люди доели остатки. Янь Юйцзинь, и без того недолюбливавший упомянутого принца, почувствовал, что готов отныне стать ему настоящим врагом.       Заметив его недовольство и опасаясь за обещанную награду, старший из проводников осмелился высказать новое предложение:       — Если бы молодой господин пожелал проехать немного дальше, можно было бы отлично поохотиться, а заодно и посмотреть на прелюбопытнейшее местечко.       — Где же это? — усмехнулся Янь Юйцзинь. — И почему там вдруг окажется лучше, чем здесь, если вы говорите, что принц Юй сожрал всю дичь во всей округе?       — Потому что место, о котором я говорю, — остров, да такой, что туда не всякий посмеет сунуться.       Когда Янь Юйцзиню говорили, что он чего-то может не посметь, он всегда воодушевлялся; вот и на этот раз он ощутил подъём сил и острое любопытство.       — Так едем же туда, — воскликнул он и подобрал поводья, — а по пути расскажите мне, почтенный Жао, чем же тот остров такой особенный.       Старший крестьянин приосанился и пошёл у самого стремени благородного молодого господина тем бесшумным шагом, по которому всегда можно отличить опытного охотника — или завзятого браконьера.       — Дело в том, ваша милость, — начал он, украдкой поглядывая вверх на всадника, — дело в том, что остров этот как бы есть, но его как бы нет. Он лежит в береговом течении матери-Хуанхэ, но не нанесён на карты сборщиков налогов и не числится среди земель ни одного из уездов нашего округа.       — Как так? — изумился Янь Юйцзинь, хорошо знакомый с дотошностью налоговых чиновников. — На Хуанхэ есть остров, который никому не принадлежит?!       — Я вам верно говорю, ваша милость, — заверил крестьянин. — Острова того ещё лет сто назад и в помине не было, только три скалы из воды торчали и течение об камни колотилось. Но понемногу река нанесла к камням стволы тополей и ясеней, а там и наводнения одно за одним пошли, землю уносило с полей и прибивало к этому затору. Потом течение изменилось и ушло от нашего берега под дальний, а земля осела и затвердела. Деревья дали сперва корни, потом побеги, и за последние лет тридцать остров так зазеленел, что глядеть любо. Лодочники и корабельщики все про него знают, обходят стороной, чтоб на мель не попасть, разве иногда порыбачить туда причаливают с тихой стороны. Рыбалка там, доложу… — Он пощёлкал языком, как водилось у местного народа, и чмокнул губами в восхищении.       — И как же называется эта новая суша? — полюбопытствовал Янь Юйцзинь.       — Да никак, — простодушно отозвался крестьянин. — Мы промеж себя его Тополиным островом зовём, а другого, настоящего имени у него и нету.       — Почему же его нет на картах? — продолжал допытываться Юйцзинь.       — Потому что там никто не живёт и взять налоги там не с кого.       Янь Юйцзинь задумался.       Остров, не обозначенный на картах и не приписанный ни к одному уезду, мог оказаться лакомым пристанищем для всякого лихого люда. Вряд ли стража, обязанная следить за разбойниками, отправится в местечко, которое и найдёшь-то не вдруг.       — И что за дичь там водится? — на всякий случай уточнил он.       — Там нашли себе убежище дикие козы и чёрные выдры, — гордо сообщил проводник. — А ещё там множество голубей и всякой водяной птицы. И говорят, рыжая рысь туда за рыбкой захаживает, но это уж как повезёт, ваша милость.       Упоминание о рыси решило дело. До сих пор Юйцзиню не выпадало случая поохотиться на крупных кошек, а ведь такая шкура стала бы превосходным подарком для любой юной барышни и гарантировала бы дарителю полное благорасположение, ибо ничто так высоко не ценится прекрасными властительницами сердец, как охотничья отвага и дорогущий тёплый мех.       — Но ведь туда придётся плыть, а у нас нет лодки, — озвучил он последнее своё сомнение.       — Пусть ваша милость не тревожится, я знаю надёжный брод, — заверил почтенный Жао, невольно подтвердив тем самым свои браконьерские умения.       — Что ж, веди! — решился Юйцзинь и горделиво взмахнул рукой. — Отправляемся на Тополиный остров!       Проводник тут же свернул с широкой нахоженной тропы и повёл весь караван напрямик через лес, уверенно выбирая направление.       — Почтенный, — через некоторое время снова заговорил Юйцзинь, уворачиваясь от низких веток и склоняясь до самой гривы лошади, — путь до острова и охота займут весь день, как же мы успеем вернуться в деревню?       — Молодой господин кажется весьма крепким и сильным, — возразил проводник, — да и погода в этом месяце стоит тёплая как никогда. Мы прекрасно переночуем на острове у костра, я обещаю вам мягкую постель из тамошнего тростника; а ужин так или иначе себе добудем, не охотой, так рыбной ловлей. Одним словом, ваша милость, положитесь на меня, а уж я вас не подведу.       Янь Юйцзинь не собирался рассказывать всякому встречному о том, что не любит ночевать в незнакомом месте, потому что по странному дефекту своего зрения плохо видит в сумерках и в темноте. Он нахмурился было, но тут же утешил себя, решив, что можно будет зажечь сколько угодно костров и расставить сколько угодно факелов, и с новым приливом бодрости выпрямился в седле: уже слышался тихий плеск речных волн, да и мысль о рыжей шкурке заметно поднимала ему дух.       По рыбацкой тропинке вдоль самого берега они продвигались ещё десять или пятнадцать ли, и солнце уже цеплялось краешком за высокие вершины гор на противоположном берегу, когда впереди из-за речного поворота показался на водной глади высокий остров в трёх-четырёх ли от берега — и впрямь весь зелёный, только одна скалистая вершина торчала из лесных склонов, как дымовая труба.       До мыса, откуда можно было попытаться переправиться туда, оставалось ещё обогнуть широкий полукруг залива, и проводник вывел караван с тропинки на плотный прибрежный песок, выглаженный и утрамбованный недавними ливнями.       — Хай-я! — воскликнул Янь Юйцзинь, вглядываясь в зелёную громадину на волнах. — Как же вы говорили, почтенный, что на вашем Тополином острове никто не живёт?       У самой кромки воды, отбрасывая короткую золотистую дорожку, на острове светился огонёк.       Проводник остановился, всмотрелся, подозвал своих спутников и они о чём-то тихо и оживлённо заговорили. Янь Юйцзинь отметил краем глаза, что его слуга придвинулся к нему поближе, как и подобало в опасной ситуации, но сам он не взялся за меч, а лишь поднёс ладонь к лицу, заслоняясь от заходящего солнца и вглядываясь в огонёк на острове.       Костёр — или лампа, или факел, — располагался в маленькой бухточке и был виден только из залива, куда вышли Юйцзинь и его охотники. Различить на таком расстоянии какое-то движение или людей было невозможно, для этого требовались бы глаза ястреба, а Юйцзинь мог уловить разве что какой-то предмет вроде лодки на воде рядом с огоньком, на краю дорожки. И ещё ему показалось, что вроде бы какие-то огоньки просвечивают выше по склону в лиственной завесе… и чем больше он всматривался, тем больше огоньков ему мерещилось.       Что ж, один костёр, хоть и такой скрытый, всё-таки не тянул на становище свирепых разбойников, а лодка, даже если там и впрямь виднелась лодка, явно не была грозной джонкой речных пиратов. Конечно, осмотрительность советовала заночевать на этом берегу и подальше от острова, — а то и вовсе вернуться в деревню, пока совсем не стемнело, — но мысли о золотистом рысьем мехе и о хрупких девичьих плечах, на которых этот мех будет покоиться, заставили Янь Юйцзиня решительно отодвинуть осмотрительность в сторону. В конце концов, по этим землям недавно путешествовал Юй-ван и остался цел и невредим! о том, что принц Юй всегда выезжает в инспекционные поездки с целым отрядом вооружённой стражи, наш пылкий юноша как-то позабыл или не пожелал вспомнить.       — Почтенный, — окликнул он проводника, напоминая о себе и прерывая затянувшееся шептание, — вас что-то пугает?       Почтенный Жао подошёл к самой лошади и поклонился пониже.       — Мы малость посоветовались, ваша милость, — извиняющимся тоном заговорил он, — и решили, что подойти к переправе-то нам ничто не мешает, а там уж как получится. — И заметив, что Янь Юйцзинь нахмурился, поспешил договорить: — А коли ничего не получится, так заночуем ниже по течению, а утром я вашу милость в такие дивные места отведу, будете довольны!       — Я верно понял, что на остров нас могут не пустить? — уточнил Юйцзинь насколько смог грозно. — Как же так, если остров никому не принадлежит?       — Вот так я им и скажу, если позволите, — вздохнул проводник.       И маленький отряд тронулся по прибрежному песку сквозь сгущающиеся сумерки в сторону мыса.       — Там, бывает, рыбаки ночуют, — продолжал почтенный Жао, приноравливаясь не столько к шагу лошади, сколько к плеску речной волны, — это бы ничего, они люди негордые. А вот если из речных кто-то… Вы, поди, сами знаете, молодой господин, в цзянху всякое бывает. Могут спросить, кто да зачем, не в обиду вашей милости…       — С людьми цзянху мне доводилось иметь дело, — уверенно усмехнулся Юйцзинь, — и я знаю, как надлежит с ними разговаривать. — Он, разумеется, не стал уточнять, что все свои знания о цзянху почерпнул от своего лучшего друга Сяо Цзинжуя, вот тот и вправду имел некоторое отношение к «людям рек и озёр» и был в их кругу своим человеком. — Но что если там устроились вовсе не славные герои, а какое-нибудь приречное отребье?       Проводник остановился и покачал головой.       — Да что вы говорите такое, молодой господин; хотя, вы в наших краях человек новый, вам простительно не знать. Да уже лет так пять по берегам никакого отребья не осталось и соваться в наши края оно не смеет!       — Похоже, губернатор Ли Минцзян хорошо исполняет свои обязанности, — одобрил Юйцзинь с высоты седла. — Когда вернусь в столицу, расскажу о нём императору с похвалой.       Проводник всплеснул руками.       — Да что вы, ваша милость! Да разве же страже под силу всех воров переловить да выгнать, коли она и сама… — Он оборвал речь и опасливо осмотрелся. — Нет, благодарить да хвалить надо людей из славного братства Цзянцзо и особенно их главу, достославного и мудрого господина Мэя. Да если бы не они…       Янь Юйцзинь только хмыкнул. Ему и раньше доводилось слышать, что во многих областях и уездах люди из цзянху были как бы второй властью, подчас умнее и расторопнее власти первой. Но никогда ещё подобные хвалы из уст обычного крестьянина не воздавались при нём так искренне и убеждённо.       — Если всё так, то нам и вовсе нечего бояться, — подытожил он, — пойдём вперёд смело и попросим разрешения переночевать бок о бок с благородными господами.       Проводник закивал с облегчением.       — Хвала небесам, что молодой господин человек понимающий и знает порядки и обхождение. А то ведь всякое случается. Вот с месяц назад проезжал по нашим местам один господин, богатый как сам Фу-син, так не поверите, в нашем трактире…       Юйцзинь перестал слушать, по распевной речи угадав очередную деревенскую байку. Остров тёмной громадой всё приближался, словно плыл к ним по серой глади реки, и вместе с тем казался всё дальше и дальше от берега — как туда можно пробраться вброд?! — и всё выше и выше, доставая скалистой верхушкой почти до тёмных небес. Мать-Хуанхэ еле слышно рассказывала что-то, журча шелестящими волнами по песку и корягам, перекатывая тугие белые струйки через прибрежные камни. Лошадь тихо фыркнула, уловив дальний дымок. Юйцзинь тоже принюхался… пахло жареным мясом.       Отряд остановился на мысу напротив острова — будто на оконечности пальца, направленного на зелёную гору.       — Если молодой господин позволит, — сказал проводник, — я сперва схожу туда сам да спрошу, чтоб вам, если что, зря через реку не кататься.       Янь Юйцзинь кивнул и остался один — ну то есть почти один, слуга и двое крестьян в счёт не шли, — на пустом тёмном берегу, слушая говор набегающих волн и шлёпанье босых ног проводника, отправившегося отважно вброд через эту ночную пучину.       Что ж, думалось ему, пока звёзды одна за другой проступали на чёрном шёлке небосвода. Даже если с охотой ничего не получится, из этого приключения можно будет сделать потрясающую историю и рассказывать её в столице ещё много дней. Загадочный остров, который есть и которого нет! Ночной костёр, владельцы которого столь горды, что не пожелали разделить ночлег с племянником императрицы! Таинственные вольные люди, управляющие провинцией лучше, чем губернатор!.. об этом, пожалуй, только самым доверенным друзьям и вполголоса. Ибо нынче в славной столице такие времена, что надо хорошенько думать даже над шутками и охотничьими байками. А как было бы всё-таки хорошо, в ответ на закономерное недоверие слушателей, небрежно упомянуть о добытой на острове рысьей шкуре и намекнуть, что ныне этот мех носит самая лучшая музыкантша столицы… если только барышня Гун Юй примет такой подарок, ведь до сих пор она даже самой простенькой шпильки от Юйцзиня не взяла… и если только этот самый Юйцзинь всё-таки попадёт на этот самый остров и встретит там эту самую рысь!       Между тем совершенно стемнело. Янь Юйцзинь, ничего не видевший дальше гривы своей лошади, уже и не пытался всматриваться и только гадал, сколько ещё продлится ожидание и что делать, если проводник вдруг возьмёт и не вернётся. Но долго беспокоиться ему не пришлось: послышался знакомый плеск босых ступней по воде… и из темноты появился не один человек, а двое.       Кроме уже известного (и изрядно промокшего) почтенного Жао на берег от кромки воды поднялся высокий, хорошего сложения человек с воинской выправкой и поклонился лошади нашего охотника почти придворным поклоном.       — Мой хозяин просит прощения у молодого господина, что сам не вышел навстречу. Мой хозяин просит молодого господина пожаловать на Тополиный остров и разделить с хозяином ужин и ночлег.       — Значит, остров принадлежит твоему хозяину?! — воскликнул Юйцзинь. Так приглашать можно было только в собственную усадьбу, а не на дикий берег.       — С недавних пор, — ответил незнакомец, кланяясь ещё ниже.       Юйцзинь постарался различить лицо своего проводника. Почтенный Жао, кажется, улыбался, а вот кивал головой вполне отчётливо и благодушно.       Ну, по крайней мере они вежливы и учтивы, решил Юйцзинь и подтолкнул лошадь каблуками. Та упёрлась ногами в берег и возмущённо фыркнула. Это была добропорядочная охотничья лошадь и она не желала становиться рыбацкой лодкой.       — С позволения молодого господина, — сказал незнакомец, — я возьму вашего коня под уздцы и вы пересечёте протоку не замочив ног и ни разу не споткнувшись.       Юйцзинь усмехнулся и бросил ему поводья.       Как ни странно, за незнакомцем лошадь пошла охотно и без понуканий, словно знала его давно и доверяла ему.       Вода журчала у самых стоп, и звёзды плескались в гладкой струе; Юйцзинь поднял колени повыше, держась за седло. Приключение становилось всё занимательнее, куда там простой охоте! как хорошо он сделал, что не поехал с Цзинжуем к какому-то занудному старику в имение… не спеши, одёрнул он себя, ты ещё не дома.       Глубина местами доходила лошади до брюха; по временам Юйцзиню казалось, что они бредут куда-то в сторону от острова и уже вот-вот доберутся до самой середины реки; но наконец сквозь воду послышалось цоканье копыт по камням, и по этой подводной гряде они вышли на берег острова — прямиком к славному костру, который горел на уютной полянке.       — Вам лучше спешиться, молодой господин, — с очередным поклоном предложил незнакомец, — а я пока устрою на ночлег вашего коня.       Теперь Юйцзинь понял, почему его лошадь сразу послушалась этого человека: позаботиться о коне раньше чем о всаднике мог только истинный солдат из конницы.       Он с удовольствием, хоть и не очень грациозно, слез с седла: ноги ныли от усталости. Его промокшие спутники уже грелись у костра, подставляя огню то один бок, то другой; слуга поспешно оглянулся на господина, Юйцзинь махнул рукой — пусть сушится, а то ещё расчихается к самому приезду в Ланчжоу, вот будет стыд. Мясо, которым благоухал весь остров и даже берег, дожаривалось на огромном вертеле над боковыми углями — туша какого-то зверя, вроде бы той самой дикой козы. Возле вертела сидели двое, на вид обычные рыбаки или крестьяне; ещё один рубил в сторонке толстые сучья на дрова и подбрасывал их в заботливо сложенную поленницу. Поодаль от костра уже в полутьме угадывался большой навес из веток и листьев, и Юйцзинь подумал разочарованно, что похоже именно этот ночлег и предлагал ему разделить неведомый новый хозяин Тополиного острова.       — Вовсе нет, — прозвучал мягкий голос у него за спиной.       Юйцзинь оглянулся.       Человек, который стоял там, на самой границе света и тени, был ему незнаком… разумеется. Ибо с чего бы в такой глуши вдруг встретился кто-нибудь из столичного или даже провинциального знатного круга.       Хозяин острова был одет как простолюдин: его одежда «не имела цвета», то есть была серой… то есть не совсем серой, подумал Юйцзинь после третьего взгляда. Отсветы рыжего огня играли на светлой ткани тысячами золотистых искр, словно в том самом рысьем мехе, что грезился нашему охотнику весь этот долгий вечер. Вышивки не было, значит, сама ткань была выткана из нитей разной толщины и сложения; весьма дорогая работа, сделал вывод Юйцзинь, разбиравшийся в нарядах и шелках лучше императорского портного. Поясом служила простая белая лента… простая на первый взгляд: в ней таился загадочный алый отлив, возникающий ниоткуда, как отсвет вечерней зари на водах Хуанхэ, и это значило, что шёлк окрашен чешуёй рыбы ю-эр-хо. Под полами такого одеяния вполне могла бы скрываться какая-нибудь столь же особенная обувь, но против ожидания сапоги были вполне обычные, серые, слегка стоптанные… и от сапог Юйцзинь наконец поднял взгляд на лицо этого человека — да так и застыл, неучтиво разглядывая. Никогда прежде он не видел такой бледной кожи, разве что у загримированных уличных акробатов или у девушек в дешёвых весёлых домах.       Впрочем, сейчас на этом лице играл отсвет костра, и на скулах лежал тёплый румянец, а глаза блестели, будто звёздные брызги. Убранство его волос изумило Юйцзиня окончательно: густые и длинные, они были собраны в один гладкий простонародный «хвост» вместо подобающего пучка-цзы и перехвачены не только заколкой, но и яркой алой лентой — уже без всяких переливов.       — Прошу прощения, что принимаю гостя столь небрежно, — сказал этот человек и сложил руки, кланяясь «равный равному». — Я подумал, что молодому господину не по чину коротать ночь в лесу или на берегу, поэтому хочу предложить вам достойный ночлег. Угодно вам последовать за мной?       Янь Юйцзинь спохватился и поклонился в ответ.       — Прошу простить мою неучтивость, почтенный господин, — сказал он как мог вежливо. Трудно было понять, сколько этому хозяину лет, и подобрать соответствующее обращение. — Мы намеревались поохотиться на этом острове и не знали, что тут уже есть жители, поэтому позволили себе вторгнуться сюда.       — Да, — сказал незнакомец, — я иногда здесь бываю, поэтому построил для себя небольшую хижину. К сожалению, ничего лучшего предложить вам не могу.       — Вы очень добры, — возразил Юйцзинь, стараясь перещеголять хозяина в учтивости. — Мое имя Янь Юйцзинь, я сын хоу Янь Цюэ. Благодарю вас за гостеприимство.       — Меня вы можете называть Су Чжэ, — ответил хозяин, — это хорошее имя, не хуже всякого другого. Идёмте же, ужин ждёт.       К удивлению Юйцзиня, к костру и жареной козе они не пошли, а направились совсем в другую сторону.       Тропинка начиналась от поляны с костром, была утоптанной и удобной, к тому же вдоль неё висели на ветках через каждые два шага жёлтые бумажные фонарики — те самые огоньки, что мерещились ему с берега! — пусть маленькие, но достаточные, чтобы видеть, куда ставишь ногу. Хозяин молча шёл впереди, неспешной походкой, словно гулял или никуда не торопился. Теперь, со спины, казалось, что он совсем молодой, не намного старше самого Юйцзиня: так легко и уверенно он ступал в сумерках по этой лесной тропе… а впрочем, он-то наверняка знает её как пол в своей комнате!       — Остров, кажется, не очень велик, — сказал Юйцзинь, чтобы не идти молча.       — Он как раз такой, чтобы нам с козами и рыбаками было на нём не тесно, — отозвался хозяин, не оборачиваясь. Голос у него тоже был молодой, хоть и мягкий, а выговор вполне аристократический, словно у знатного ученика хорошего наставника. — Мне нравится это место, река здесь мирная и спокойная, я люблю смотреть на неё.       — Должно быть, днём тут очень красиво.       — Тут хорошо и ночью, — возразил хозяин, кажется, улыбаясь. — Вот мы и пришли.       Юйцзинь остановился у него за плечом, глядя вперёд во все глаза.       Дом был ярко освещён — настоящий дом, под настоящей крышей, какая там хижина! Фонари висели по всей длине террасы, фонари стояли на ступенях широченного крыльца, фонари и свечи превратили первую комнату в настоящий зал приёмов — зал Золотистого Света, тут же окрестил его Юйцзинь, — словно хозяин знал заранее, что его навестит гость, который плохо видит в сумерках.       От опушки леса к крыльцу вела широкая дорожка, немощёная, но выстеленная свежими циновками поверх утоптанного песка. На крыльце появился уже знакомый Юйцзиню кавалерист, застыл в полупоклоне, как хороший слуга. Юйцзинь бросил взгляд на боковое крыло дома — да, там, у коновязи, уже рассёдланная и обтёртая, стояла его лошадь и хрустела овсом.       — Молодой господин Янь, прошу вас войти, — с улыбкой напомнил хозяин.       Юйцзинь тряхнул головой.       — Господин Су, прошу простить меня, — проговорил он, стараясь скрыть замешательство. — Я ожидал увидеть рыбацкую хижину и был бы и ей очень рад, но я никак не предполагал, что меня поджидает едва ли не загородный дворец.       — Ну что вы, — весело отмахнулся Су Чжэ, в этот миг показавшийся совсем юношей, — мой скромный домик для размышлений не заслуживает таких похвал. Прошу!       И поднялся впереди Юйцзиня по ступенькам… слегка запинаясь на каждой из них.       Слуга подхватил хозяина под локоть, не понять — учтивым поддерживанием или вполне настоящим.       Зал Золотистого Света имел всего две стены — две другие заменяли камни, так близко к скалам был построен дом, — размером эта комната была со второй зал аудиенций в покоях императрицы, но обставлена не в пример скромнее… и изысканнее, подумал Юйцзинь, неучтиво озираясь. Ширмы из плотного неварёного шёлка с вышитыми диковинными рыбами в два цвета, строгие кованые поставцы с серыми свечами дикого воска, балки и решётки в серо-серебряных тонах старого тополя, пролежавшего пятьдесят лет в водах матери-Хуанхэ, подушки-даньтоу матовой тёмно-стальной парчи — такую привозят только из Сучжоу; а на тополёвых столиках уже был накрыт ужин, и миски были из серебра (с тонкой чеканкой работы кашгарских мастеров, этот вьющийся узор Юйцзинь бы не перепутал ни с каким другим!), а чашечки и кувшины с вином — из серого нефрита (Юйцзинь даже ногтем по камню постучал украдкой, не веря своим глазам).       Еды на столах было немного, но ароматы от блюд шли такие, что у голодного Юйцзиня закружилась голова. Подали жареную над углями мякоть козлятины с пряным южным соусом, потом копчёного речного сома, нарезанного деликатными ломтиками и украшеного диким лимоном; далее настал черёд хорошо выдержанного фазана в бобовом желе, — всё это не считая черепахового супа и прочих закусок. Прислуживал уже знакомый слуга, и теперь за столом было видно, что он не только лошадей умеет обихаживать; и теперь Юйцзинь мог его рассмотреть: слуга был заметно старше своего господина, круглолицый и круглоглазый, с аккуратными усиками и бородкой.       На самого хозяина у Юйцзиня смотреть как-то не получалось; нет, на самом деле-то он смотрел во все глаза. Но было в облике господина Су что-то такое, словно он носил вуаль, как дух воды или каменных скал; а может быть, это отсветы свечей так играли на его лице, делая черты неуловимыми и незапоминаемыми. Однако для будущей потрясающей истории, которую будет слушать вся столица, нужен же какой-нибудь портрет! и всё, что мог бы сказать Юйцзинь, это «такого красивого человека я давно не встречал и не уверен, встречал ли вовсе».       Глаза у господина Су оказались вовсе не тёмные, как показалось на берегу под звёздным небом; скорее, они были серые, да нет, не серые, а… светло-чёрные, если можно так сказать. Сталь бывает такого цвета, хорошо закалённая, но редко используемая, хранимая до времени; особенно если выкована она была по всем правилам, с тысячей перековок за несколько длинных лет. Под светлой кожей угадывались хорошие мышцы, особенно в уголках рта, когда господин Су улыбался; а ещё угадывался давний, еле заметный, но страшный шрам, наискось через всю правую половину лица, через бровь, надглазье и скулу, — даже не шрам, тень шрама, исчезающая при улыбке. Про улыбку господина Су придётся рассказывать отдельно, отметил себе Юйцзинь и перестал искать для неё слова. Если напротив меня сидит и улыбается простолюдин, то я ровно ничего не понимаю в людях, решил он после третьей чарки.       — Надеюсь, что вы немного согрелись, — сказал Су Чжэ после этой же чарки. — Лето в этом году тёплое, но по ночам бывает свежо, особенно на острове.       — Вы в самом деле купили эту землю? — осторожно осведомился Юйцзинь, держа в уме завтрашнюю охоту. — Она принадлежит вам? Простите моё любопытство, но мои проводники говорили мне, что тут никто не живёт.       — Я и не живу; так, приезжаю иногда, — отозвался господин Су и жестом приказал слуге подложить Юйцзиню ещё кусок жареной козлятины и подлить соуса. — Нельзя купить то, что никому не принадлежало; мой здесь только этот дом.       — Поднимаю чарку за ваш прекрасный дом! — провозгласил Юэцзинь и с наслаждением выпил три глотка редкостного тёмного «ся тень». — Но ведь если эта земля вам не принадлежит, кто-нибудь может прийти сюда… и вас ограбить, к примеру!       Господин Су негромко засмеялся — сдержанным «смешком Чжугэ Ляна».       — Тогда я построил бы себе другой дом, только и всего. Но…       — Но? — упавшим голосом переспросил Юйцзинь. Мечты о завтрашней охоте затрепетали, грозя развеяться. «Но вы правы, молодой господин Янь, пора и впрямь оформить мою собственность подобающим образом»… пока здесь не распугали всю дичь.       — Но я был бы весьма признателен молодому господину Яню, если бы он не рассказывал о моём пристанище, — закончил Су Чжэ.       Ещё никогда Юйцзинь не радовался и не огорчался так в одно мгновение. Радовался за охоту и возможную рыжую шкурку — огорчался потому, что без описания дивного дома его потрясающая история уже не будет такой потрясающей.       — Я понимаю, что прошу многого, — словно заметив его колебания, продолжал Су Чжэ. — Вы мой гость, я рад принимать вас, я готов предоставить в ваше распоряжение мой дом, моих подчинённых и весь мой остров со всем что на нём есть; но в нашем мире проживает немало могущественных людей, которые могут счесть для себя оскорблением, что какой-то простолюдин смеет жить как вельможа. Я прошу вас сохранить мою тайну, потому что не желаю никого задеть.       Внезапная догадка озарила разум Юйцзиня, уже изрядно затуманенный превосходным вином.       — Я слышал, что его высочество Сяо Цзинхуань, принц Юй, не так давно побывал в здешних краях… он не удостоился вашего гостеприимства?       — Конечно же нет, — вздохнул господин Су и изящно разгладил полы своего роскошного одеяния. — Кто я такой, чтобы принимать у себя сына императора, даже если ему угодно охотиться в наших землях. Брод Футе Яншу открывается не всякому и не всегда… но что же я так невнимателен и совсем забыл о своём долге! Есть ли у вас ещё какие-нибудь пожелания, молодой господин Янь?       — Всё просто замечательно! — отозвался Юйцзинь, дожёвывая последний кусочек мягчайшего и нежнейшего фазана, запечённого с тимьяном и бобовым соусом. — Я уверен, что кровати в вашем доме такие же превосходные, как всё остальное; да что там, я могу и на тростниковой соломе поспать! Если господин Су и вправду мне позволит завтра поохотиться в его угодьях и даже, может быть, подстрелить рыжую рысь… понимаете, у неё такой дивный мех, он будет так к лицу одной молодой особе… тогда мне просто нечего больше желать! — И, подумав, добавил заплетающимся языком: — Разве только послушать музыку.       — Нет ничего легче, — сказал своим мягким голосом господин Су и сделал изящный жест правой кистью, словно приглашая кого-то.       Юйцзинь ощутил у себя под спиной упругую, но мягкую подушку: расторопный круглолицый слуга подставил туда широкий валик, — стало можно откинуться и расслабить спину, а то после целого дня в седле она уже ныла не на шутку… в конце концов, он хоть и опытный путешественник, но всё-таки не солдат и не кавалерист, как тут некоторые… а из-за ширмы вдруг тихонько зазвучала пипа, знакомым скользящим перебором и тонким щипком, дающим такое особенное звучание фань… вот уж никогда бы не подумал, что на свете есть две пары рук, способных на подобное чудо… но ведь одна пара рук сейчас в столице, где же ей ещё быть… она никогда не покидает столицу и дом Мяоинь… эти руки, хрупкие и сильные, с прозрачными пальчиками, так бы и прижался губами, перецеловал бы все по очереди, да кто же позволит… но ведь можно просто мечтать, мечты ничуть не хуже…       — Можно просто мечтать, — эхом отозвался господин Су, и Юйцзинь кивнул, уже в полной уверенности, что этот странный хозяин странного дома умеет слышать чужие мысли. Тень угадывалась за ширмой: он мог бы поклясться, что это барышня Гун Юй собственной персоной, если бы не знал твёрдо и уверенно, что такого не может быть. Даже господин Су не настолько волшебник, чтобы перенести эту дивную девушку сюда на остров… остров… Тополиный остров… никому не рассказывать?       — Я никому не скажу, — заверил он, наступая себе на сердце, и наконец блаженно заснул, побеждённый вином, музыкой и усталостью.       Су Чжэ посидел ещё немного, допил чай из своей чарки, поднялся на ноги, опираясь на руку слуги. Юйцзинь спал, свернувшись клубком, устроив голову на парчовом валике, и улыбался во сне. Су Чжэ жестом отправил слугу за одеялом во внутренние комнаты.       Заросли у крыльца зашелестели, будто под лёгким ветерком. На ступени из леса шагнул человек в белоснежных одеяниях с голубой вышивкой.       — Стоило его сюда звать, чтобы напоить? — осведомился он и не чинясь уселся за стол справа от Су Чжэ, напротив спящего. — Ты и правда думаешь, что он никому не расскажет?       — Ему всё равно никто не поверит, — отозвался хозяин, собственноручно наливая гостю вина. — Какой-то дом на каком-то острове, где живёт какой-то простолюдин, которому играет колыбельные сама барышня Гун Юй…       Гость расхохотался и с удовольствием выпил.       Су Чжэ заглянул за ширму. Девушка с пипой встала и низко поклонилась ему.       — Можешь идти спать, — тихо сказал Су Чжэ. — На рассвете мы уезжаем.       — Я буду готова, глава, — шёпотом отозвалась она и тенью скользнула в узкую дверь направо.       Гость тем временем отрезал себе фазанье крыло и захрустел поджаристой корочкой.       — Что ты так смотришь на этого беднягу?       Су Чжэ и впрямь стоял над Юйцзинем и внимательно его рассматривал.       — Помню его совсем мальчишкой. Смешной был: носился хвостиком за Цзинжуем и без конца того дразнил, — отозвался он каким-то другим, твёрдым и насмешливым голосом.       — Ты уверен, что он тот, кто тебе нужен?       — Ни в чём я не уверен, — со вздохом сказал Су Чжэ. — Но начинать с чего-то надо.       — И теперь…       — И теперь, когда он встретится со мной в следующий раз, он уже не сорвётся с крючка, — заключил Су Чжэ и зябко запахнул на себе верхний шеньи: от реки повеяло сыростью. — Ведь любопытство отличный крючок, верно, Линь Чэнь?       — Жаровню, — приказал гость хозяйским тоном, обращаясь к слуге; тот, как ни странно, с готовностью повиновался. — И присмотри за спутниками этого охотника! — уже вслед ему крикнул гость, не боясь разбудить спящего. — А тебе, — обратился он к Су Чжэ и протянул ему чарку, — не повредит выпить пару глотков на ночь. Или будешь опять дрожать до утра!       — Так уж и опять, — возразил Мэй Чансу голосом прежнего насмешливого Линь Шу и охотно выпил предложенное.