Магистр с гор Мэйлин

      Линь Чэнь за ранним ужином ворчал не переставая. По его мнению, оставлять тело совсем без присмотра и уходить вдвоём было крайним выражением безответственности. Вэй Ин собрал всю свою небогатую ян, чтобы отвлечь великого лекаря: к примеру, громко удивлялся, что Ханьгуан-цзюнь назначил призраку свидание на поздний ночной час — «Неужели Второй Нефрит больше не следует строгому распорядку жизни своего Ордена и не ложится спать в первый колокол часа сюй? научился пренебрегать или правила изменились?» Результат был только один: Линь Чэнь со вздохом посоветовал им обоим есть побольше острого и быть осторожнее. Будем, честно поклялся Вэй Ин.       Он и сам бродил по перепутью: то вспоминал бесстрастное непреклонное лицо Лань Ванцзи — того Ланя, который им точно не друг и не станет помогать; то смотрел на горящего азартом бесстрашного Линь Шу и успокаивал себя, что обойдутся они и без помощи. Лань Чжань в той прежней жизни бывал таким разным! то бросал брезгливо «Я не прикасаюсь к чужакам», то укачивал раненого Вэй Ина едва ли не в объятиях в пещере на горе Муси… то твердил холодное «Тёмный путь вредит душе и телу», то выговаривал тихое «извини за бестактность» и опускал глаза. Вэй Ин видел его и разгневанным — в библиотеке над книжкой весенних картинок; и яростным — в бою в Чунъяне; теперь вот видел и усталым — на пути с Охоты домой… Каким будет он нынче ночью, допрашивая странного призрака?       А ещё тот прежний Лань Ванцзи хоть и не умел обнять и успокоить ребёнка А-Юаня, но всё-таки накупил ему игрушек и даже позволил вытирать испачканный рот о свою белоснежную одежду. Неужели всё-таки именно Ханьгуан-цзюнь устроил это невероятное превращение маленького оборвашки Вэня в безупречного молодого господина Лань?       Дорого дал бы сейчас Вэй Ин, чтобы найти ещё какой-нибудь третий мир, желательно совсем-совсем без людей; и чтобы можно было там посидеть в тишине и темноте и немного поиграть на флейте — без заклинаний, просто так.       Хочу я увидеть Лань Чжаня — или хочу никогда не встречаться?.. Хочу снова дотронуться до своей прежней жизни — или пусть уж этот мир мне окончательно станет чужим?       Вот вытащим Вэнь Нина из темницы — и тогда…       Ночь безгранично царила в мире Орденов, когда два призрака сошли с незримой тропы, — безмолвная осенняя ночь.       Ветер спал и лишь временами ворочался с боку на бок, тихо вздыхая. Ни один листочек не колыхался на густой бамбуковой поросли. Пелена тумана висела в ущелье над тёплыми спокойными водами реки, окутывала скалистые тёмные берега белёсым шёлком, развешивая капли на каждую тростинку и каждую веточку дерева. Где-то ниже по течению дремало сонное, усмирённое озеро Билин — «вот уж не думал, что когда-нибудь вернусь сюда снова». Касание мягких туманных лап совсем не походило на давнее липкое прикосновение Тьмы… он покосился на Линь Шу: тот шёл с решимостью истинного воина и знать не хотел никаких колдунских ужасов.       И наконец проструился откуда-то с другого берега голос одинокой струны — лёг на воду реки словно лунный луч в безлунную ночь.       Перекрёсток закончился — здесь начинался бой.       Первые ноты «Призыва», знаменитого музыкального заклинания Ордена Лань. Всё как обещал незнакомому призраку Ханьгуан-цзюнь. Значит, не очень-то надеется, что призрак выполнит обещание и придёт сам.       Второй наплывающий звук прошёл сквозь его душу, потянул за собой — туда, через реку, к чёрно-серым базальтовым валунам. Вэй Ин сделал полшага по лунному мосту, заставил себя остановиться. Если мелодия прозвучит в полную силу… что ж, придёт время талисманов. Защищаться так защищаться — как всегда в этом мире!       Линь Шу посмотрел на него с тревогой и сжал его запястье; потом поднял голову и отчётливо произнёс:       — Я здесь.       Голос лёг над журчащими водами как тростниковый плетёный мостик, и по нему бесстрашный призрак зашагал уже в телесном облике, не боясь замочить сапоги.       Вэй Ин остался на берегу, там, где смог остановиться, — у самой кромки воды. Ближе подходить было опасно, отойти подальше — ещё опаснее: мог уже не успеть вмешаться. Конечно, он всю дорогу наставлял Линь Шу, как и что говорить; конечно, изрисовал всю нижнюю одежду собрата всеми талисманами, которые только могли пригодиться. Но всё равно может понадобиться флейта; и нужно всё видеть и слышать, чтобы понять, когда она понадобится.       Ханьгуан-цзюнь ждал Линь Шу на том берегу во всём своём великолепии: сидел на чёрном скальном обломке, как на полу собственной комнаты перед цинь-чжо, — даже сквозь туман видно было, как напряжены руки, остановившиеся в аккордовом сложении пальцев над струнами. Ни капельки тумана на строгой причёске, никаких пятен на белой ленте, ни единой лишней складочки на безупречных белоснежных одеяниях… слишком белоснежных даже для Ордена Лань, где охотно использовали голубые и даже синие цвета, — Лань Ванцзи словно бы воистину облачился в траур, как когда-то дразнил его Вэй Ин.       Он посмотрел ещё раз на неподвижные, окаменелые руки, замершие над струнами — над теми самыми струнами, которые могли в одно моргание стать опасным оружием. У Вэй Ина в ладони тихо тлел и готов был вспыхнуть талисман, наскоро названный «Бегство» — вариант «Перемещения» для призраков; но ещё не сейчас, ещё есть надежда на разговор: ведь почему-то руки Лань Чжаня замерли и не стали доигрывать «Призыв»… похожи на расправленные крылья птицы, упавшей на камень.       Он тряхнул головой, отгоняя странный укол сомнения.       Рядом с гуцинем на выступе чёрной скалы лежал знакомый меч в мерцающих серебряных ножнах… и что-то ещё, не различимое отсюда через туман, — так делали, если от призываемого духа имелась какая-то личная вещь, но какой предмет в этом мире мог бы принадлежать Линь Шу?! Лань Чжань явно намеревался провести дознание по всей форме, а значит, им не избежать не только «Призыва», но и «Расспроса»; что ж, вот и посмотрим, научился ли Старейшина Илина чему-нибудь за десять лет после своей смерти!       Линь Шу ступил со звучащего моста на прибрежный песок и не спеша начал подниматься по крупным валунам к Ханьгуан-цзюню. Мелкие камешки шуршали, осыпаясь из-под его сапог, словно шёл настоящий живой человек.       Лань Чжань молча ждал, пока он подойдёт. Музыка молчала тоже — только еле уловимо, на грани призрачного слуха гудели непотревоженные струны гуциня. Не зря этот инструмент тоже именуется «Ванцзи»! он так же упрям, как и его хозяин.       — Я пришёл, потому что мне нужна помощь, — сказал Линь Шу, наконец поднявшись на верхний чёрный камень. — Не трать силы, я расскажу всё сам.       Ханьгуан-цзюнь вместо ответа шевельнул руками. Три первые мощные цяцуо саньшен толкнулись в грудь Вэй Ина как удар раскрытой ладонью. «Я тоже здесь», беззвучно ответил он на «Расспрос».       Был бы ты рад меня видеть, Лань Чжань? хоть немножечко?..       — Не держи зла, — проговорил за рекой Ханьгуан-цзюнь. Голос перекрыл звук струн и заставил их замолчать. — Так я могу быть уверен, что ты говоришь правду.       — Я пришёл не затем, чтобы лгать, — возразил Линь Шу голосом истинного молодого командующего: твёрдым и полным силы. Иногда Вэй Ин гордился этим мальчишкой как братом!       Туман, потревоженный музыкой и голосами, немного рассеялся, и теперь было видно луну над горами — именно там, где ей и полагалось быть в середине дней байлу. Лунная тропинка пролегла по реке, дрожа и смещаясь на перекатах, — от ног Вэй Ина куда-то влево, в сторону, вовсе не к каменной осыпи, где застыли на скалах две фигуры в незримом противоборстве. Какая дорога друг к другу могла бы быть у нас, Лань Чжань, после всего что случилось! вот скажи, подошёл бы ты первым, если бы знал, что я здесь?..       А Линь Шу продолжал, развивая атаку:       — Ты позвал меня сюда, вместо того чтобы уничтожить; позволь спросить, почему?       Лань Чжань коснулся струны мизинцем; звук получился мягким и грустным — будто птичье перо на излёте осени дотронулось до сердца.       — Дух не смеет спрашивать, — проговорил холодный властный голос вопреки нежному звуку, — но я отвечу. Я мог допросить тебя и в деревне; но там были младшие, а я хочу говорить без свидетелей. Покажи твою метку.       Вэй Ин выругался шёпотом. Он, конечно, не касался Линь Шу так, чтобы оставались следы, но всё-таки рисовал печати рядом с кожей, чтобы уменьшить воздействие «Привязи»! и кто знает, насколько опытен Ханьгуан-цзюнь и способен ли заметить такое воздействие?       Линь Шу не сомневался: распахнул на груди одежду одним движением; этой ночью он был не в пропылённом сером дуаньхэ, а в плотном шёлковом чжишэне, как подобает воину из высокого сословия.       Лань Ванцзи снова тронул струну — на этот раз получился протяжный низкий звук — и послушал ответ, а ответом зазвенела тонкая высокая нота, похожая на весеннюю талую капель и совсем не похожая на ложь.       — Хорошо, — сказал Лань Ванцзи и накрыл струны ладонью, снимая остаток дрожи.       Вэй Ин выдохнул сквозь зубы и расслабил пальцы правой руки, сжатые на поясе, где была флейта.       — А теперь говори, — продолжал Ханьгуан-цзюнь. — Кто ты на самом деле и зачем следил за учениками Ордена Лань?       Линь Шу усмехнулся и принялся нарочито медленно приводить своё одеяние в порядок.       — Я не лгал тебе. Я в самом деле бродяга, ибо как ещё может называться неупокоенный дух, не привязанный к месту смерти?       Этот ответ они придумывали вдвоём и рассчитали его до последнего выдоха. Лжи и впрямь тут не было: разве Линь Шу не бродил по своему миру и по миру заклинателей?       Мало ли их таких в здешнем мире — незримых и ни для кого не опасных!       — Кем был ты при жизни?       — Воином. — И этот ответ они тоже продумали заранее. — Сражался с врагами, пришедшими с северо-запада. — Именно оттуда нападали в своё время и армии Северной Янь, и заклинатели клана Вэнь. — Погиб в бою, но не был похоронен: наши тела бросили на съедение птицам.       Странный неровный звук прокатился над рекой — будто просто дрогнули пальцы на струнах без всякого смысла.       — О каком долге ты говорил? Что помешало тебе упокоиться или остаться там, где погиб?       Линь Шу ответил безупречно: опустил голову, потом поднял снова, — Вэй Ин знал, что сейчас он смотрит прямо в глаза Лань Чжаню… и словно бы сам в них смотрел — в тёмные струи под светлой поверхностью воды.       Что случилось бы, если бы и впрямь мы стояли бы здесь и смотрели вот так друг на друга? И зачем только я впутал в это беднягу Линь Шу! ведь это мои долги, только мои и ничьи больше…       — У меня был друг. Теперь он в беде, и я должен помочь.       Течение струй остановилось, замерло.       — Кто? — почти беззвучно спросили струны.       Что ж, и это тоже не будет ложью! говори, беззвучно попросил Вэй Ин.       — Его имя Вэнь Цюнлинь, — отчеканил Линь Шу.       Струны дёрнулись без звука: так резко легла на них рука.       Вэй Ин почувствовал эхо боли — только эхо, и не потому, что стоял далеко. Всерьёз наказать за неправду «Расспрос» не мог, потому что это была полуправда: в конце концов, Вэнь Нин спас когда-то жизнь Вэй Ину, а значит и спас жизнь Линь Шу тем самым… да, казуистика впору для учёных монахов, но ведь не полная ложь!       — Ты погиб в Войне с Орденом Вэнь? — прозвучал новый вопрос, но какой-то безразличный и словно усталый.       А вот тут Линь Шу мог и попасться… мог бы, если бы и это они не придумали заранее.       — Я не заклинатель. Мы не слишком-то знали, кто и за что на нас напал.       Придумывая этот ответ вчера, Вэй Ин заново вспоминал склоны и тропы перевала Мэйлин: душный запах гари и мёртвые тела в одинаковых доспехах — будто армия дралась сама с собой.       Если мы оба погибнем здесь и сейчас — кто отомстит за оболганных мертвецов Мэйлин?..       — Какое дело бродяге до Призрачного генерала? — ещё прохладнее прозвучал новый вопрос.       — Я обязан ему жизнью, — не раздумывая ответил Линь Шу. Они с Вэй Ином делили одно тело на двоих, так что и память у них была уже почти общая… но струны дёрнулись резким звуком, и Вэй Ин со своего берега ощутил, как заново напряглись пальцы над инструментом.       Он на всякий случай вытащил флейту и поднёс её к губам. Серо-коричневая Люшуи была совсем не похожа на Чэньцин: голос этого толстого бамбука получался низким, мощным даже на самых высоких нотах и решительным — с таким не поспоришь.       — Он подобрал меня раненого, спрятал и вылечил, — продолжал Линь Шу. — В то время он был обычным человеком, и я не знаю, почему ты его так зовёшь.       Вторая тайгу ответила медленным дребезжащим звуком: словно пальцем просто провели по ней слева направо, — это не было фразой никакого заклинания.       — Как твоё имя? — спросил Лань Чжань голосом, а не струной.       Демон или злокозненный дух отвечать бы отказался и упорствовал бы сколько смог, ведь имя даёт власть над сущностью; но честному воину скрывать было нечего:       — Линь Шу. Линь как «лес», Шу как «особенный».       — Я никогда о тебе не слышал, — медленно проговорил Ханьгуан-цзюнь и вдруг поклонился, приветствуя как живого человека: — Этого зовут Лань Ванцзи из Ордена Лань.       Вэй Ин сделал шаг обратно на берег. Если разговор и дальше пойдёт так, то ни флейта, ни талисманы нам не понадобятся…       …Лань Чжань, давно ли ты стал таким понимающим и расположенным к собеседнику?!       — А теперь отвечай, — вдруг резко прозвучали струны, руша возникшую было надежду, — известно ли тебе, что Вэнь Цюнлинь давно не существует в этом мире?       Впору было выругаться. Впору было присвистнуть, как делал в прежней жизни, если ругаться не полагалось. Как в холодную воду с тёплых нагретых мостков — головой вниз!..       На этот раз он остановился уже над серединой реки. Лунная чешуя играла на воде под призрачными сапогами.       Линь Шу наверху на базальтовом валуне как раз свистнул — насмешливо, как мальчишка.       — Неужели старшему адепту известно так мало? Вэнь Цюнлинь, которого ты именуешь Призрачным генералом, вполне в сохранности пребывает в подземельях Ланьлина!       Над рекой прокатился короткий деревянный стук — словно Лань Чжань ударил кулаком по краю деки своего гуциня; но такого быть не могло, точно не могло бы… ведь удар Ханьгуан-цзюня способен свалить стволы даже живых деревьев, Вэй Ин видел это своими глазами на горе Байфэн.       — Откуда ты это знаешь? — прозвучал такой же сухой голос, полный сдерживаемой ярости.       — Он звал, — ответил Линь Шу, снова говоря чистую правду. Ведь не обязательно же уточнять, что зов этот услышали не он и не я, а переродившаяся Вэнь Цин, сохранившая в полной силе всю свою сестринскую любовь из прежней жизни.       На что был похож этот зов? просьба о помощи или просто крик отчаяния? Вэй Ин так и не решился спросить у Ли Вань и вряд ли решится впредь.       Как может быть, что в посмертии сохраняешь все прежние чувства?.. почему даже со смертью ничего не кончается?!       — Эти подземелья находятся под Башней Кои, — продолжал Линь Шу так уверенно, словно сам побывал там и всё видел своими глазами, а не глазами Вэй Ина. — Они ниже даже самых глубоких орденских темниц. Не знаю, что сотворили там с Вэнь Цюнлинем, но он лишён разума и обездвижен.       И, сделав ещё шаг к Лань Чжаню, договорил насмешливо и твёрдо:       — Надеюсь, Ханьгуан-цзюнь не бросится в Ланьлин проверять мои слова и не испортит мне всё дело.       Лань Ванцзи вскинул голову, и несколько вздохов они мерялись взглядами, как лезвиями клинков, — даже искры почудились там в лунном свете.       — Что ты собираешься делать? — наконец выговорил Лань Ванцзи. — Ты… тебе поэтому нужен?..       — Вэнь Юань, — закончил за него Линь Шу.       Имя повисло над камнями, качаясь в тумане, как в мягкой постели, — имя ребёнка, у которого такой постели не было.       — Как ты узнал о нём? — спросил Лань Ванцзи резким, мёртвым голосом.       — Тёмный ритуал «голос крови», — ответил Линь Шу, снова не уточняя, что проводил ритуал не он. — Я рад, что не ошибся. Великий Орден всё-таки не убил хотя бы такого малыша.       Вот теперь удар уже было не перепутать ни с чем: не пальцы опустились на струны, а стиснутый кулак.       — Здесь нет заслуги великого Ордена!..       Вэй Ин метнулся вперёд, на их берег, под защиту громадных базальтовых глыб: на реке взметнулись короткие яростные волны — и опали, рассыпались пеной по равнодушным струям.       И этого Лань Чжаня принято было считать бесчувственной льдышкой?..       — Прости, — сказал наверху Линь Шу. — Я был уверен, что его спасли ваши адепты. Но как же тогда он оказался у вас?       — Он мой сын, — отрезал Лань Чжань с той же яростью, словно у него и впрямь грозили отнять дитя. — Зачем он нужен тебе? он ничего о себе не помнит!       Сверху посыпались мелкие камешки: Линь Шу переступил по глыбе и оказался ближе к Лань Чжаню (и к гуциню и мечу!..) — напрочь наплевав на все безопасные расстояния.       — Ему ничего не грозит. Его помощь нужна, чтобы позвать назад душу шэнь Вэнь Цюнлиня.       — Нет, — отрезал Лань Чжань таким голосом, что следом должен был бы прозвучать аккорд «Изгнания».       Вэй Ин заново поднёс флейту к губам. «Тёмный путь разрушает душу и тело», всё-таки Лань Чжань верен себе прежнему. Что ж, мы хотя бы попытались.       — Я не могу рисковать Лань Юанем, — прозвучал наверху усталый голос, почему-то объясняясь перед незнакомым странным призраком. — Он в безопасности, но кто знает, что случится, если он начнёт вспоминать.       — Разве он не хотел бы помнить? — совсем тихо проговорил Линь Шу. — Без хунь нет человека, её утрата невосполнима. Хочет ли Ханьгуан-цзюнь, чтобы мальчик жил с неполной душой?       Вэй Ин прижал флейту к подбородку. Нет, юноша на пыльной вечерней дороге был совсем не похож на замершего во взрослении беднягу Фэй Лю!.. всё-таки А-Юань был слишком мал, когда всё случилось, и новой жизни вполне хватило ему для новой памяти.       — Я понимаю, что ты боишься, — продолжал Линь Шу так, словно знал Лань Чжаня всю жизнь и был с ним на равных, а не в положении призрака, которого вот-вот развеют. — Я понимаю, что ты Вэнь Цюнлиню ничего не должен…       — Я должен ему, — тяжело произнёс Лань Ванцзи.       Впору было прикусить себе пальцы, чтобы не завопить. Впору было бежать, пока наверху не услышали заполошное дыхание второго вторженца. Вэй Ин затолкал себе в рот край рукава. Ничего ни о каком долге он не знал и даже придумать не мог, с чего бы Лань Чжань вдруг сказал такое. Ни спасение из Пристани Лотоса, ни пересадка золотого ядра, ни самопожертвование Вэнь Нина и Вэнь Цин ради спасения поселенцев Луаньцзан, — ничто из этого не касалось Ордена Лань и Второго Нефрита лично.       …разве что Лань Чжань так тяжело воспринял вину его Ордена в осаде Луаньцзан и гибели стариков и женщин?..       — Но и Лань Юаню я тоже должен, — сказал Лань Чжань, подтверждая его догадку. — Поэтому не вправе решать сгоряча.       И Линь Шу, как подобало воину, тут же ринулся в наступление:       — Так спроси его самого!       — Он ничего не знает о себе — что может он решить!..       — Разве у него нет права на свою жизнь?       Он совсем ещё мальчик! безмолвно возразил Вэй Ин, вдруг ощутив жгучий стыд: вот жили они все тут счастливо, и теперь явились мы и вот-вот всё разрушим. Сколько сейчас А-Юаню? тринадцать, четырнадцать?..       Что сделал бы я на месте Лань Чжаня в такой ситуации?..       …и прикусил всё-таки руку сквозь рукав, борясь с безрассудным желанием подняться туда, на чёрные камни, и посмотреть Лань Чжаню в лицо, самому поговорить с ним, попытаться убедить…       …в том, в чём сам сомневаешься, Старейшина?       Не достаточно ли ты наошибался в прошлой жизни?       — Ты прав, — сказал в ночи Лань Чжань, — но ты прав за себя и Вэнь Цюнлиня. Как ты собираешься спасать его с помощью души шэнь?       А вот ответа на этот вопрос они заранее не обговаривали.       — Спасти его я смогу и сам, — нимало не медля ответил Линь Шу, — из любого подземелья есть выход. Шэнь нужна, чтобы сделать его снова живым: тогда его никто не будет искать.       Повисло молчание. Струи реки переговаривались о чём-то своём, а на том берегу, на призрачном следе, скапливались еле заметные в тумане светлячки: мирные лесные духи тоже хотели знать, чем закончится разговор светлого и тёмного.       Лань Ванцзи наконец заговорил и сказал нечто совершенно невероятное:       — У лучшего из лучших не получилось решить эту задачу.       Вэй Ин выплюнул рукав и едва не рассмеялся в голос. «Лучший из лучших» — это Старейшина Илина, тёмный заклинатель, ненавидимый всеми?! Да, он мог, конечно, считаться лучшим — потому что был единственным! никто из так называемых последователей даже ступить на эту тропу толком не смог.       — Может быть, он просто не успел? — тихо спросил Линь Шу, и это была ошибка: струны гуциня снова зазвучали в полный голос.       — Ты знал его? говори!..       Талисман обжигал ладонь. Вэй Ин всё ещё медлил: оставалась крохотная надежда, ведь потом придётся только убегать и уже ничего не изменишь!..       Линь Шу ответил, как раненый воин отвечает встречным ударом меча:       — Если был такой, кто мог, и он не сделал, — то его больше нет, разве не так?       Лань Ванцзи оборвал цезу на полузвуке, прижав струны ладонью к деке. Лунные светлячки, толпившиеся у моста, отпрянули в лес, теперь светилась только серебряная чешуя реки.       — Приношу извинения, — прошелестел по туману усталый голос Лань Ванцзи. — Того, кто вернул Вэнь Цюнлиня из смерти, в самом деле больше нет. Не лучше ли будет упокоить наконец это несчастное полуживое существо?       — Только не в подвалах Цзиней, — усмехнулся великолепный Линь Шу, — думаю, ты и сам не хотел бы так умереть. А после… после будет после. Так ты позволишь Лань Юаню решить самому или примешь решение за него?       Вэй Ин попятился назад — через реку на дальний берег. Если Лань Чжань не ударил сразу, то уже не ударит… хотя вовеки непонятно будет, почему.       — Я должен подумать, — произнёс ему вслед Лань Чжань. — Насколько спешно нужно провести этот ритуал?       — Когда Вэнь Цюнлинь будет свободен, я дам тебе знать, — ответил Линь Шу, будто заговорщик своему сообщнику. — Если услышишь голос тумана, это будет мой голос.       Зазнайка, фыркнул Вэй Ин, оглядываясь через плечо. Только вчера узнал о существовании «говорящего ветра», а уже обещает так, будто сам его и придумал!       — Иди, — отпустил наконец его Лань Ванцзи и встал на ноги.       И стоял на скалах белым призраком, глядя, как воин в серых туманных шелках пересекает реку по тростниковому мосту.       Вэй Ин, укрывавшийся в лесной тени под первым талисманом, тоже смотрел — и увиденное ему не нравилось всё больше и больше: даже после Мэйлин Линь Шу ступал увереннее… а приходится держаться не спотыкаясь — не столько из-за гордости, сколько безопасности ради!       Долгих пятьдесят три шага потребовалось, чтобы дойти до завесы и уйти из-под взгляда противника. Вэй Ин ждал —       и Линь Шу, когда наконец-то преодолел завесу и оказался рядом, начал падать назад и набок.       Вэй Ин подхватил его и ощутил, как утекают через прорехи души сила и суть, воистину словно кровь сквозь раны.       Разговаривать было нельзя: слишком близко от заклинателя. «Погоди, потерпи, я помогу», шипел Вэй Ин сквозь сомкнутые губы, пока крепил талисманы Удержания на пострадавшую душу… и тут с дальнего берега донёсся тихий мерный перебор, чередование высоких и низких саньинь: знаменитый «Покой» Ордена Лань, сыгранный милосердными пальцами не в полную силу.       Если бы не эта мелодия, Вэй Ин мог бы и не дотащить Линь Шу по тёмной тропе — тот висел на плече мёртвым грузом, но тяжёлый, словно живой. Раза три пришлось всё-таки остановиться, чтобы отдохнуть; он ругал Лань Чжаня всеми известными ругательствами — «уж или убивай совсем, или не калечь, что за жестокость такая!» — пока Линь Шу, очнувшись, не прижал ладонь ему к губам: «не за что его проклинать». А с полдороги зазвучала наконец-то далёкая флейта — пусть не Люшуи, всего лишь малышка Фэйцзянь, но и она могла влить силы и позвать домой, где любят и ждут, — и идти стало легче.       Они ввалились в корабельную спальню с шумом и грохотом, который разбудил бы и мёртвого, но тело Мэя Чансу было больше чем мертво — спало сном покинутой одинокой по; Вэй Ин осторожно опустил Линь Шу на циновку, сам рухнул рядом и рявкнул на Линь Чэня во весь оставшийся голос:       — Кто разрешил впутывать сестру Ляо?! — и только тогда увидел, что барышни Юнь в комнате нет, а её тонкая флейта покоится в длинных пальцах лекаря, полускрытая его шёлковыми рукавами.       Линь Чэнь пожал плечами в ответ:       — Нечего было отсылать Гун Юй раньше времени, если предстояли такие странствия! Что с ним такое?       Вэй Ин только отмахнулся — уже рукой проснувшегося Мэя Чансу.       — По нему прошлись два или три мощнейших заклинания. Я говорил: незачем связываться с Ханьгуан-цзюнем!       — То есть ничего не вышло? — уточнил Линь Чэнь, поднося к губам Линь Шу какое-то из своих колдовских снадобий.       — Да, — сказал Вэй Ин, обессиленно вытягиваясь на постели.       — Нет! — перебил Линь Шу и закашлялся.       — Так да или нет?!       Пересказ событий занял немалое время — ещё и Линь Шу мешал, постоянно вмешиваясь; наконец Линь Чэнь перестал осматривать и ощупывать обоих пострадавших и подвёл итог:       — Я верно понял, что этот Ханьгуан-цзюнь носит траур по своему погибшему другу и в память о нём опекает последнего Вэня?       Вэй Ин открыл рот, но не для того, чтобы ответить, — просто открыл.       — Да с чего ты это взял?! — обрёл он наконец дар речи. — Он спас А-Юаня, потому что стыдился за свой Орден! и никакого траура он не носит, на нём были обычные ланьские одеяния!       — Ты всё-таки редкая бестолочь, — изнеможённо вздохнул Линь Шу и привалился к кровати. — Неужели ты не понял, почему он не стал меня допрашивать и уничтожать там же в деревне?       — Он же сказал, — пожал плечами Вэй Ин. Уж кого-кого, а Лань Чжаня не заподозришь в тайных ходах и планах!       — Потому что я назвал причину своего появления, — медленно, словно ребёнку, объяснил Линь Шу. — Я сказал, что упокоиться мне мешает долг перед заточённым другом. И я следил за отрядом, в котором был Вэнь Юань.       — Ну? — поторопил Вэй Ин. Всё это он прекрасно знал и сам!       — Как ты думаешь, какое имя заточённого друга он хотел услышать? — в ответ усмехнулся Линь Шу. — И почему не хотел, чтобы его услышали другие? Так не хотел, что назначил встречу на поздний час и в таком месте, откуда ни звука даже эхом никуда не донесётся!       — Ещё бы донеслось, — хмыкнул Вэй Ин, — я там на всех скалах талисманы развесил. А вот насчёт имени… ну, он ждал услышать явно не про Вэнь Нина — а так-то мало ли кто и где заточён несправедливо!       — Он надеялся услышать имя Старейшины Илина, — отрезал Линь Шу. — Видел бы ты его глаза, когда я назвал Призрачного генерала!       Вэй Ин сел в постели. Похоже, раны его бедного друга оказались слишком серьёзными… бывает ли бред у призраков?       — Я-то ему зачем?!       — Тебе лучше знать, — сказали хором эти двое.       Оставалось только одно: замахать руками и заявить, что слишком устал, чтобы слушать всякую ерунду. Лань Чжань, который носит траур по Старейшине Илина, не укладывался в мыслях совершенно и определённо!       Вместо всякого ответа он полез проверять, исчезла ли метка на груди Линь Шу, — исчезла, как не бывала. Что бы ни собирался решить Лань Ванцзи, но призраку он всё-таки доверял.       Они ещё немного поговорили о дальнейших планах: «как ты полагаешь, отпустит он своего приёмыша или нет?» — «если нет, будем пробовать сами, с помощью Вэнь Цин, она всё же лучше чем ничего», — «она намного лучше, чем ничего», укоризненно поправил Линь Чэнь; но через половину благовонной палочки Линь Шу вдруг замолк на полуслове, провалившись в сон, и Вэй Ин тоже распрощался с Линь Чэнем, так и не задав своей родственной душе последний вопрос:       «Что за вещь лежала перед Лань Чжанем рядом с гуцинем и мечом?»