Драбблы.

      Эти глаза по-своему прекрасны. Два чернеющих бездонных омута зияют подобно окутанной тьмой пропасти, завлекая в этот манящий мрак. Следят пристально за каждым движением, желая изучить твою природу, знать все до мельчайших подробностей, до последней детали. Но в этих чёрных глазах недобрый огонек проглядывается, желает рассечь густую темень алыми языками, которые, казалось, грозились вырваться из непреодолимых врат самой преисподней.       Тебя до пронизывающего холода пугает нездоровый интерес к собственной персоне, что замысловато искриться в мужских очах, привлекая манящей, до горечи слащавой улыбкой полных розовеющих губ. Боишься, что мрак этот проникнет внутрь тебя, окутает сердце нерушимыми цепями, поглотит всю без остатка, затянув в недра собственного мира, запретив наслаждаться пёстрыми красками жизни, которые в глазах яркими всполохами отражались. — Не нужно, Джин… — Язык невольно заплетается, не в состоянии помочь четко говорить слова. Над головой будто незримое облако витает, впитывая в себя все наваждающие мысли, безудержно блуждающие по коридорам разума.       Парень лишь злорадно зубы скалит в широкой улыбке, проходясь влажным языком вдоль пересохшей нижней губы да в душу прямо смотрит, пытаясь пробраться до самых невзрачных углов естества, что за мантией невидимкой вечно прячишь.       Его лицо в паре сантиметров от твоего находится, обжигая щеки не свойственно ледяным дыханием, пока руки крепко прижимают девечье тело к бетонной стене до хруста в спине. — Ты ослушалась моих слов… — Шепчет тихо в твои губы, незримо касаясь их, гипнотизируя темным взглядом. По коже вновь волна мороза проходит, что впивается в тело миллионами микроскопических иголок.       Злостный глухой рык разрывает плотную тишину, что пропитала за долгое время хлипкие стены заброшенного наполовину разрушенного здания, одиноко, но гордо стоящего на краю города.       Чувствуешь боль. Такую мерзкую, вязкую, склизкую, по твоим венам чужеродной субстанцией растекающейся. Эта субстанция напоминает кислоту, также безостановочно разъедающую все на своем пути, намеревающуюся вырвать из чрева сознания истошные крики раскаяния и сожаление за все содеянное, вопреки его слову.       Этот поцелуй ядовит. Ядовит настолько, что ни одна тварь в целом мире не сравнится с концентрацией подобной гадости в своем индивидуальном составе отравы. Что ни одни слова, выплюнутые бездумно в конфликте или ссоре не сравнятся с болью, что предоставляет тебе Джин, целуя нагло, рвано и грубо, с твоими зубами в процессе сталкиваясь. — Ты навеки только моя, ясно? Твоя душа и тело принадлежат лишь мне одному. Мы связаны. И эта связь сильней всех проклятий мира, чья мощь черпается из недр ада. Ты — моя, и будешь вечно гореть со мной в отдельно уготованном для нас котле. — Ужасающая улыбка оголяет белоснежные клыки, а глаза наливаются алой кровью, пока на покрытой густой смоляной шевелюрой макушке прорезаются острые, словно горные пики, два дьявольских рога.