Драбблы.

— Нет! — Навзрыд кричишь, когда лазерный луч сквозь мужское крепкое тело проходит, обтянутое облегающим латексом. Он вскрикивает болезненно, и его паутина вдруг обрывается так же резко, как и грозилась вот-вот прерваться жизнь. Из последних сил к себе крепче прижимает, закрывая широкой крепкой спиной, и валится на крышу ближайшего здания, сдирая верхний слой костюма и кожи до крови. Но ты цела и пока ещё в сознании. Он Бога благодарит, что все же смог тебя спасти, уберечь от смертельной опасности, которая угрожала не только тебе, но и всему городу, предзнаменуя колоссальные разрушения и бесчисленное количество смертей.       Парень дышит очень тяжко, почти незаметно, сипло. Ты услышала хруст внутри чужой грудной клетки, и кровь твоя мигом в лёд превратилась. Вскакиваешь с него, освобождая от тяжести, и испуганно глазами осматриваешь. Все совсем плохо. Он и так еле держался на ногах, когда с очередным суперзлодеем бой держал.       Весь его костюм рваный, кожу незащищенную оголял, куда удары приходились. Кровь сочилась неостановимо и даже кое-где уже запеклась прилично, но это не мешало ее потоку. А маска так надёжно и сохраняла тайну его личности. Все также непреклонно выстояла сражения и осталась единственным уцелевшим элементом красно-синего костюма.       Злодей был повержен окончательно, но тот на выдохе все же успел сделать последний, контрольный выстрел, предательски попав прямо в цель.       Ты не знаешь что делать, на твои глаза слезы наворачиваются, размывая и без этого ужасную картину, а паника не позволяет мыслить здраво; лишь руки трясутся. — Сними… маску… — Почти не слышно кряхтит парень, и на тебя смотрит сквозь ткань, призывая к действию. Киваешь чересчур усердно и нервно, но все же садишься на колени подле него и к маске рукой тянешься, стягивая аккуратно. — О нет... О нет, Гук! — Родное лицо смотрит на темя пронзающие, все изгвазданное кровью, грустное, до невозможности печальное. Под маской всеми известного любимца и незаменимого супергероя Человека-паука всегда прятался твой любимый, самый родной человек.       Гром пробил в небесах. Свинцовые тучи медленно кружили над небоскрёбами, угрожающе клубясь, меняя оттенки. Они были такими же тяжёлыми на взгляд, как и тот осадок, что вдруг резко опустился в лёгких. Дышать стало чертовски сложно, но действовать начала, разрывая собственную одежду, рану сквозную перевязывая, в надежде, что это поможет ему, спасет или хотя бы отсрочит неминуемое. — Почему… — Ты хлюпаешь забитым носом и плачешь над его неподвижным телом, хлопочешь усердно, но все тщетно. Кровь не остановить, она вытекает слишком быстро в огромных объемах, обескровливая обмякшего мужчину. — Так нужно было… Я защищал тебя. Прости… что ты узнала об этом только сейчас. — Грустная улыбка полна отчаяния, сожаления и неизмеримой боли, ты такую ещё никогда не видела. Именно так улыбаются люди, когда понимают, что все для них кончено, все концы обрублены и канули в воду, но они пытаются не смотря ни на что сохранить крупицу надежды в остальных.       Он силу последнюю в руке концентрирует и твою ладонь дрожащую еле сжимает. Чонгуку тяжело. Не из-за ран, а из-за того, что больше не увидит, не почувствует, не притронется к тебе. Он хочет в последние минуты надышаться тобой, хочет унести этот запах с собой на небеса и жить там дальше, ждать свою девушку покорно. — Поцелуй меня, пожалуйста… — И ты целуешь. Целуешь с той злосчастной мыслью, что этот раз последний.       Боль грудную клетку раздирает, кости все ломает, издевается над тобой как только может. Этот поцелуй, мокрый от слез, с привкусом ощутимого железа, и горький такой, обжигающий изнутри, но ты наслаждаешься ним. Его губы до сих пор мягкие, слегка пересохшие, но родные, ты сминаешь их несмело, боясь причинить судорожный дискомфорт его телу, сделать хуже.       Дождь пошел. Капли такие крупные, холодные, тяжёлые, по коже больно бьющие. Он стеной непроглядной хлынул, отрезая вас двоих от всего города, мира, позволяя побыть на краткой едине, смакуя последние секунды. — Я люблю тебя. Пообещай, что не будешь влезать во всякие неприятности… — В твои губы хрипит устало. Он чувствует как тяжелеют веки, как самозабвенно закрываются, а жизнь уходит медленно, также же медленно, как и песок, писчинка за писчинкой, падает в другую колбочку в часах. — Я обещаю, Гукки… Обещаю. Ведь я тоже люблю тебя. — Истерика рвется наружу, потому что ты видишь его довольную улыбку и ощущаешь, как безжизненно падает рука.       Сегодня город потерял свою надежду и героя, готового подставить собственную грудь за каждого жителя, а ты любимого и самого дорогого человека на свете, готового ради тебя пожертвовать всем, лишь бы жила и продолжала путь дальше. Но уже без него.