Драбблы.

— Зоофилия в этом доме не одобряется! Если вы намерены довести это дело до конца, убедительная просьба: покиньте комнату на хуй! — с яростной обидой восклицаешь и указываешь грозно указательным пальцем на дверь, говоря своим взглядом и вытянутым от злости лицом, что откровенно противно наблюдать, когда подобное вытворяют с жалким псом, а не с тобой! Хосок так мило сюсюкаются с этим пушистым мешком, в который до бесконечности можно класть корм. Это животинка съест все положенное в миску, ни крошки не оставит да ещё и выскулит ещё. А как здесь можно отказать, когда на тебя уставлены две черные блестящие пуговицы, так жалобно выпрашивающие ещё лакомой добавки? Вот именно! Это запрещённый прием и за него следует дать красную карточку с надписью «катись под хвост дворовой шавки». А самое главное Хосок самый посредственный в этом. У него совершенно нет защиты от ядовитых зенок! Поэтому каждый раз он блестит как начищенный лаковый туфель и по-детски улюлюкает, няньча псинку, будто тот не животное, а настоящий человек и ваш ребенок! Но ведь тебе тоже хочется внимания! Причем равноценного, хотя бы… И сейчас тебе кажется совершенно ненормальным тот факт, что надеешься хотя бы на это, а не на что-то большое. Он ещё совсем незрелый. Маленький и наивный маменькин пиздюк, который не хочет уделять внимание своей девушке! — Ну ты чего? Я же просто чмокнул его! — Хосок канючит, выпячивает надутую губешню вперёд и смотрит так жалобно, что хочется треснуть хорошенько по лбу. — Ага, почему-то у меня возникают подозрения, что порнуха с животным начинается так же! С меня хватит. Или он, или я, Хосок, — твой голос кристально чисто передает всю серьезность, решительность каждого сказанного слова. Ведь действительно хочется ощущать себя девушкой, а не подружкой, с которой он лишь из-за недостачи материальных средств снимает квартиру. Слава богу это не так. Его бровки складываются в домик, причем над этим домиком сейчас прыгает вопросительный знак. Он не понимает, почему ты вдруг стала такой непроницаемой и резкой. Даже щеночек заскулил от тяжести, переполняющей твой темный взгляд. Что же ты творишь? Сейчас осознаешь сказанную глупость и жестокость слов. Голова начала болеть, а в висок постукивали ненавязчиво обратной стороной молотка. Чувствуешь себя крайне неприятно, пристыженно и совсем некомфортно, поэтому тихо извиняешься и плетешься мыслями и телом на кухню за чудодейственной таблеткой. — Стой, — горячие ладони ложатся на живот. Парень настырно прижимает к спине и тянет назад с силой. Хосок роняет вас обоих на постель, вошкается, подбираясь удобно к изголовью, и завязывает руки в узел на лопатках, тыкается носиком в твой. Исполнение всего происходящего доходит до тебя как-то медленно, неторопливо, из-за этого румянец запоздало расплывается на щеках и кончиках ушей, а руки скованы: не оттолкнешь его. — Ты же знаешь, что люблю я тебя больше всего на свете, так к чему все эти глупые ревнивые сцены? — наигранная обида с насмешкой проскальзывает сквозняком в груди в области сердечка. Эти слова обладали силой молнии? Если нет, то как объяснить твое шоковое состояние? Хочется срастись с этой кроватью, принять ее в себя, пока она принимает тебя, и не пылать жарким огнем, всполохнувшим мгновенно в желудке. Его взгляд теплый, любимый и по кошачьи довольный. Ты сейчас ощущаешь себя такой немощной. Щенок же прыгает вокруг вас по мягкой постели, возбуждённо тявкает и угощает своим хвостиком прямо по лицу. Он хочет туда к вам, оказаться между вашими телами и греться, играться, кусаться! Ему настолько сейчас неспокойно, что от перенапряжения мочиться на белоснежную постель, разбрызгивает желтоватую жидкость каплями. А ведь такой интимный момент испортил, гад! В очередной раз горько осознаешь: сложно будет поладить с этим живым шариком шерсти. — Твоя псина, ты и убирай, а то только и можешь что поцелуйчики раздаривать! — бурчишь и выпуливаешься прочь, оставляя Хосока сейчас с дерганной бровью и топчащим его грудь щенком.