Драбблы.

— А ты уверен, что приведение больше не придет? — маленькая девочка шепчет очень тихо, но в таком уменьшенном пространстве можно расслышать каждое слово отчётливо.       Мальчик пожимает неуверенно плечами, этого почти не видно при свете маленького слабого фонарика. Лампочка преданно освещает молоденькие лица с пухлыми щеками, зажигает в темных глазах маленькую бисеринку блика. В этой темноте очень душно, а ещё тесно, но так они чувствуют безопасность, потому что шкаф — это главное убежище. Каждый ребенок забирался в его глубь и прятался в одежде, разыгрывал родителей, или тихо плакал, чтобы его не заметили. Но эти же сорванцы прячутся от безликого приведения, трясутся, словно карманные собачки, и шушукаются, строят хитроумный план. — Не знаю, но у меня есть в кармане жёлуди. Я думаю, они нам помогут, — мальчик шуршит тканью своей рубашки и достает горстку коричневатых плодов, вкладывает их в маленькую ладошку подружки.       Та смотрит с лёгким скептизмом, критично поднимает тонкую бровку и взглядом спрашивает, мол: «Серьезно? Полагаешь, эти маленькие снаряды спасут нас от чудовища?». Но парень снова дёргает плечами и прячет смущённо красный носик в рукава.       Детская фантазия всегда кажется яркой и такой необъяснимой. Ребенок, смотря на недовольного с виду кота, может увидеть в нем грозное, волосатое чудище, что обнажает в злобном рыке (а на деле, в беспомощном «мяу») клыки. Так и эти сорванцы, оставшись одни дома, увидели вместо полупрозрачной шторки, что поддается резким потокам сквозняка, приведение с длинными устрашающими рукавами. Оно выло истошно, пугало до ледяных мурашек и гнало прочь зловещими холодными переливами на лунном свету. — Бежим! — заверещал мальчишка и, схватив за ручку девочку, ринулся в детскую комнату, пряча обоих в складках длинных маминых пальто за деревянными дверцами. — Почему ты такой трусишка? Пойдем, Чим-Чим, нам нужно прогнать его! Желудями или же нашими криками — неважно! Пошли! — девчонка воинственно бьёт кулачком по другой ручке, супит бровки и вытягивает напряжённо губки. В вашем дуэте явно не Чимин был храбрецом, но кто-то обязан им быть, так почему бы не сломать предрассудки и не взять все в свои ручки? Правильно! Мальчишки же совсем глупенькие и трусливые, а девочки созревают быстрее и характер посмелее имеют!       В атаку!       С тех пор прошло много лет. Многое поменялось: теперь во дворах гуляет совсем другая ребятня, ни капли незнакомая тебе. Многое забылось: сзади дома теперь не роскошный сад, а детская скромная площадка. Но кое-что осталось навсегда, как в памяти, так и на яву. Ну, может, потерпело лишь незначительное видоизменения… — Бу-у-у-у… — в темной комнате реет стон, а голубоватые волны шторки прикрывают размытый человеческий силуэт.       Ты глотаешь вязкую слюну и даже вскрикнуть не можешь, ведь ком, что укромно засел в горле, неприятно препятствует этому. Но дрожь не остановить, и она проявляется в два раза ощутимее, обсыпает тебя, начиная с затылка и заканчивая щиколотками. Детская фантазия вдруг зашевелилась в одном месте? Но не может же то ненастоящее привидение вдруг ожить и доказать, что достойно воплей и страха?       Жмуришь глаза, вжимаешься в стенку и закрываешь лицо ладонями. Страшно, но ведь ты же уже взрослая девочка, тебе семнадцать, а не можешь без колебаний заглянуть в глаза детскому страху. Куда делась хваленая смелость? Почему сейчас она не работает? Может, потому, что Чимина нет рядом, под боком? Потому что некому демонстрировать, подбоченившись, не перед кем блистать ею. Тебе нужен Чимин, тебе нужен твой друг, твой славный трусишка. — Чимин-щи! — кричишь с мольбой, надеешься, что он появится здесь лишь по твоей просьбе со звуком «пуф». — Что такое, Т/и? — теплые ладони гладят затылок. Дарят мгновенный покой и помогают сердечку замедлить свой ритм, прийти в норму и, в конце-концов, отдышаться, не таранить больше ребра.       Ты мгновенно раскрываешь веки, восхищённо ойкаешь и жмешься к нему ближе, хлюпая приглушённо в ворсистый свитер на плече. Он сейчас здесь, с тобой рядом такой настоящий и живой. Он пришел, а в ладонях принес и ту храбрость, профурсетку и предательницу, так нагло покинувшую твое тело в важный момент.       За шторкой никого не стало. Она покорно свисала с карниза и, будто насмехаясь, час от часу подрагивала, высокомерно шаркая по полу грубой тканью. Вот же мелкий проказник и хулиган Пак. Он слишком хорошо знает тебя, ведь за все годы дружбы изучил, как профессор свой ценный образец. А ещё он знает, что трусишка на самом деле здесь только ты, поэтому смеётся над ушком, упирается лбом в твой висок и чмокает в него мягко, зарываясь пальчиками в длинные локоны. — Почему ты такая трусишка, Т/и-ша? — в наглую передразнивает, щекочет шею кончиком ногтя и, пока ты не оттолкнула его, целует заботливо в губы.       Время идёт, все меняется: бывалый трусишка превращается в храброго парня, а воинственная подружка в хрупкую и податливую девушку. Гармония должна царить везде — вот и здесь она уже прилично похозяйничала.