Драбблы.

— Я жду, — его взгляд пытливый, он будто провоцирует тебя на очередную колкость, специально, но почему-то получается все наоборот. Хваленая смелость и стервозность вмиг испарилась, их как будто не существовало. И сейчас ты стоишь все такая нерешительная, с дрожащим взглядом и думаешь, как лучше подняться на носки и чмокнуть в эту злободневную мордашку, которой задолжала поздравление на день рождения. Чонгук стоит, совсем не двигается и ждёт хотя бы малейших извинений или выражение искреннего сожаления на лице, что засело в памяти невыводимым паразитом. Его изнутри разрывает злость и обида. Он ждал поздравлений, внимания и веселья только с одним человеком — с тобой. Но ты даже не написала, не позвонила и вообще не вспомнила про него, такого брошенного в море ненужного лишнего шума. — Нагнись… пожалуйста, — почему-то сейчас слова кажутся чем-то почти бесконтрольным, да и голос ко всему прочему дрожит. У Гука на лице удивление, ведь ты сейчас по щелчку пальца изменилась. Перед ним ты всегда пыталась выставить себя не какой-то слабовольной, не нюней и даже не маленькой капризной девчонкой, потому что он нравится, и сердце из-за этого стучит чаще. Перед ним хочется показаться неимоверной, выделиться, дабы поразить, заинтересовать и привлечь, но тщательно выстроенный образ вдруг пошатнулся, когда Гук вот так обиженно хмурит брови и упрекает, цепляя за больное. — Не буду. Ты накосячила, вот теперь и исправляй сама, — его глаза будто сканер: сейчас тебя обследуют с ног до головы. Перед носом разворачивается очень интересная картина, а точнее ты. Твоя скорлупа сейчас будто треснула, а звук был слишком громкий и подозрительный. Чонгуку хочется доломать этот панцирь, потому что за ним скрывается что-то неизвестное, что-то совсем новое, что он ещё не видел. Поэтому давит своей аурой с силой, пытается добраться до того сокровенного, что прячешь. — Вредина, вот и оставайся без моих извинений. Буду я перед тобой распинаться ещё, — хмыкаешь, но щеки красные тебя совсем выдают с потрохами, ну, а Чона ставят в тупик и полную растерянность. Тщательно забываешь досками трещины, не даёшь протиснуться в то личное, что бережешь как Зеницу Ока. Но оно угрожающе трещит по швам, рушится, крошится, и сердцем чувствуешь — сейчас все рухнет. Поэтому решаешь просто сбежать. Уйти так быстро, чтобы его любопытный нос не натворил дел, засверкать пятками и умчаться за ближайший угол, пока неугомонное сердце не поломало все ребра изнутри. Но что-то крепкое держит за руку. Оно с силой сжимает, не желает отпускать запястье и тянет на себя, властно с принятым намерением и целует немного неосторожно, приобнимая за плечи. — Будем считать, что я принял твои извинения, — его удовлетворения улыбка до сих пор мелькает в глазах яркой вспышкой. Любопытный носик все же прорвал твою оболочку, втиснулся в малую щель и чувствует себя внутри уже вполне комфортно. Только на этом он не собирается останавливаться, и тому подтверждение послужил второй поцелуй, уже более аккуратный, смелый и намного красноречивее всяких слов.