Смальта

персонажи: один всем знакомый цимисх и его любовь к тореадорским цацкам обвм, какой-то подопытный чувак на фоне, упоминания всяких исторических личностей (лан, все уже поняли) жанр: зарисовка рейтинг: R, наверно предупреждения: трёп за жизнь, метафоры, толстые намёки на всякое, упоминания всякого мяса и кровищи Ночью, в бликах горящих свеч, смальта мерцает ярче, чем при дневном свете. Когда он увидел город впервые в лучах солнца, ещё смертным, совсем юным мальчишкой, перед которым открылось всё величие храмов, улиц и зданий Константинополя, - его поразила роскошь переливающихся золотом мозаик, цвет и невероятное мастерство тех, кто создавал этот город и его лики, бесчисленные, как орнаменты и остатки образов святых на его стенах. Но настоящую глубину, скрытую в красоте самого материала, он сумел оценить лишь позже - взглянув на те же мозаики сквозь ночь, принявшую его руками и кровью тех, кто был истинными творцами этого места. И они были прекрасны. С годами память о многих вещах претерпевает странные метаморфозы, иногда следуя за изменчивой плотью, но чаще - медленнее, постепенно и незаметно меняя форму того, что хранит. С веками эти изменения становятся всё более заметны. Некоторые воспоминания приходится порой откапывать осторожно, словно драгоценности, слишком долго пролежавшие в земле и хранящие на себе следы прошедшего времени. Опыт археолога и историка применим к собственной душе не хуже, чем опыт власти над плотью - с какого-то момента он понимает это слишком хорошо. Именно опыт учит тебя искать баланс между тем, что должно измениться, и тем, что должно быть сохранено. Опыт учит хранить некоторые вещи бережно, раз за разом осторожно доставая из закромов собственной памяти осколки когда-то цельного, очищая их от следов времени, узнавая и изучая заново, если нужно. К счастью, некоторые артефакты обладают завидной прочностью, несмотря на века с момента их создания. Смальтовые мозаики завораживали его ещё долгие ночи после Становления. Осколки прочнейшего стекла, переплавленные из своего первоначального состояния, изменённые до неузнаваемости. В них добавляют колкие металлы и ядовитые минералы, меняющие их оттенки, пронзающие до самой глубины, какую не может уловить смертный глаз. Их плавят огнём, остужают, но едва почувствовав их твёрдость - без жалости дробят на осколки, чтобы затем с величайшим терпением сложить из них картину или узор, какого ещё не видела ночь. В глубоком мерцании смальтовых узоров хранится весь путь, который был пройден ради них. Каждый ожог, плавящий до основания, и каждый холодный поцелуй, превращающий оставшееся в неподвижный камень. Каждый удар из тех, что разбивают первоначальную форму, ломают её в уродливые осколки, и каждое движение пальцев, собирающих из этих осколков новое лицо, новый орнамент, текущий по телу и срывающийся с губ - криком, шёпотом, молчанием. Проклятием. Клятвой. Такие вещи понимаешь лишь со временем. Есть материал, предназначенный для постройки чего-то большего, чем то, каким он был изначально. Сейчас, по прошествии веков, он не сказал бы, что они действовали совсем без ошибок. Память и тело, перешитые Симеоном и его помощником торопливо и наживую. Осколки, разбросанные по уголкам его души Михаилом точно так же, как по множеству других душ, всё ещё требующих отдельных раскопок. Кровь Илиаса, грешная пряная кровь, в ту ночь пропитанная присутствием Старейшего и семенем Дракона, жгущим каждую клетку тела и травящим самую сущность. Кровь Симеона, замешанная на остатках его распадающейся души. Сотни небольших смертей, пережитых изнутри, ценой которых обретаешь следующую часть мозаики. Не всё стоило делать именно так, очевидно, не всё. Но у собственной души и крови есть удивительное преимущество перед законченными мозаиками. Она продолжает меняться. Это преимущество, утешает он одного из тех, кто нравится ему в этих стенах больше других, и чей крик он желал бы слышать иным. Оно есть у любого живого существа в сравнении с мёртвым стеклом. Впрочем, в нашем случае понятие живого всегда было немного ненадёжным определением. Плоть, кровь и душа - материал, способный выдержать очень многое, прежде чем обрести сложность и глубину, из которых можно создать нужный узор, или хотя бы приблизиться к нему ещё на шаг. Пусть на один шаг из многих тысяч, но он будет того стоить. Прекрасные мозаики из сияющей внутри смальты - создавались бесконечными надломами, осколками, холодом и огнём, почти полным разрушением, чтобы создать из обломков что-то важное. Но сегодня мы сможем пройти немного дальше. Он говорит тихо, почти шёпотом на несколько голосов, не прекращая работы, не опуская пальцев, опутанных чужими живыми нервами и наполовину свернувшейся кровью, иногда замолкая, чтобы послушать звук, которым ему отвечают. Негромкий. В определённом смысле согласный. Какая-то часть его души по-прежнему испытывает благодарность к тому голосу, что когда-то утешал так же его самого.