Нить времени

POV Тор Тебе шестнадцать с половиной, а Локи пятнадцать. Он стоит - худой, длинный и нескладный, в вашей гостиной, прямо на любимом ковре матери, который отец хер знает сколько времени назад приволок ей из самого Дамаска, и не лень ему было его переть. Да, теперь этот пиздюк стоит прямо в обувке на этом самом долбанном ковре и, не стесняясь, пялится на тебя своим зелеными — они и вправду зеленые, как весенняя травка — глазищами. И нет бы постеснялся, сученыш! Он в наглую пялится, как будто изучает, как будто прикидывает, сойдешь ли ты, Тор Одинсон, ему в сводные братья. Когда пару недель назад мать объявила, что они с папашей собираются взять из приюта ребенка, тебе, в общем, было наплевать — ребенок так ребенок, лишь бы тебя не заставляли с ним возиться, менять подгузники, гулять или что там еще делают с детьми. Но ты никак не ожидал, что ребенок этот будет всего лишь на полголовы тебя ниже и будет пялиться на тебя так… сука, дерзко он пялится, не будь рядом матери, тощий пиздюк давно схлопотал бы промеж глаз, но ты не полный кретин, хотя многие, наверное, так думают, и мать ты уважаешь, и поэтому, когда она говорит: - Тор, дорогой, познакомься с Локи! Ты, стиснув зубы, протягиваешь наглому мальчишке руку. А он вдруг улыбается, во все тридцать два улыбается, и протягивает свою тощую грабку тебе в ответ. Его глаза — яркие зеленые лампочки. С хрена ли мелкий такой довольный, ты не знаешь, но собираешься выяснить. И ты выясняешь. И ты ни разу не удивлен — для такого, как Локи, семья Одинсонов в качестве приемной — это манна небесная. Посмотреть документы приемыша, которые отец держит даже не в сейфе — невелика ценность — а в ящике письменного стола у себя в кабинете, для тебя плевое дело. Замки в этих ящиках и ребенок булавкой откроет. И когда ты переворачиваешь последний лист в тоненькой папке, ты чешешь репу, думая, на хрена предкам этот геморрой. Хотели бы поиграться в куклы — так и брали бы из приюта куклу, маленькую, орущую, пахнущую молоком или чем там еще детишки пахнут. Но нет, они надыбали это черноволосое пугало, которое успело сменить несколько приемных семей и даже присесть ненадолго за ножевое. Ах, да, у пугала был батяня. Нереальный псих, надо думать. А как иначе, если не психом, можно назвать мужика, привыкшего пиздить свою жену и малого пацаненка. В данный отрезок времени папаша отдыхал в кутузке, и как раз-таки за то, что не рассчитал силенок и зашиб-таки мамашу окончательно. В бумагах было что-то про мелкую сестренку Локи, но ты уже особо не вчитывался, тебя откровенно подташнивало. Поначалу ты думаешь: одно из двух — пиздюк или будет тырить все, что плохо лежит, или будет ловить панические и триггериться по поводу и без. Но нет. Мелкий ходит паинькой, он почтителен с родоками и дружелюбен с тобой, хотя ты знаешь, что ни фига он не паинька. Ты самолично видел, как твой новоявленный братец отпиздил Сэма Уильямса из твоей параллели за то только, что Сэм что-то не то сказал мелкому о его прическе. Признаться, прическа Локи — да и прической это назвать трудно, просто падающие ему на лицо длинные черные патлы - тебе самому кажется педиковатой, и ты даже подумываешь ему об этом сказать, но, глядя, как Сэм выплевывает на асфальт пару зубов, резко передумываешь. Ты ждешь, что после драки мелкого если не отчислят нахрен, то уж на крайняк влепят неуд или вызовут в школу предков. Но ничего такого не происходит — Локи продолжает ходить в школу как ни в чем не бывало, Сэм обходит младшего стороной, твои родители ни о чем не в курсе, а ты офигеваешь — что сделал мелкий засранец, чтобы избежать наказания? Локи — изворотливый сукин сын. Ты догадываешься об этом быстро, но окончательно понимаешь года через три. Отец вполне ожидаемо устраивает тебя учиться в Кэмбридж. Тебе, в общем, похрен, где просиживать задницу, хотя ты понимаешь, что Кэмбридж — это не только понты, но и знания, и ты даже стараешься учиться, потому что знаешь — с виду ты полный придурок, но тебе самому хочется думать, что это не так. Учеба навевает тоску, как и перспектива вкалывать после на папашу, поэтому ты, частично для того, чтобы развлечься, а больше затем, чтобы не клянчить бабло у предков, участвуешь в боях в клубе Гарри Стоуна. Локи приходит к тебе в раздевалку после очередного боя. Какое-то время просто молчит, глядя, как ты прижимаешь мокрое полотенце к рассеченной брови, потом вздыхает, но не просто, а, сука, так, как будто и впрямь считает тебя полным придурком, затем отнимает мокрое полотенце от твоего лба и прикладывает к рассечению сухое. - Кровь не останавливают мокрым, Тор. С хрена ли такая забота, тебе удивительно, а мелкий, не спрашивая у тебя разрешения, достает из кармана дорогущие "Блэк энд Голд" и не менее дорогущую "Зиппо" и закуривает. Тебе интересно, откуда у пиздюка деньги на все эти понты, но ты не спрашиваешь. За все три года, что он числится твоим братиком, ты привык, что спрашивать его о чем-то бесполезно, если дело не касается какой-нибудь сраной погоды, например. В лучшем случае мелкий отмолчится, в худшем — даст поддыхало. То, что Локи дикий через край, он доказывал тебе неоднократно и после драки с Сэмом Уильямсом. Так вот мелкий закуривает и спрашивает, как будто походя, как будто ему не очень то интересен твой ответ. Он, сука, всегда так спрашивает, как будто он плевать хотел: - Так и думаешь подставлять башку под кулаки, пока мозги в фарш не превратятся? Не то чтобы ты на самом деле всерьез задумывался о том, сколько еще ты будешь продолжать, но бои тебе нравятся. И все, что их окружает — ревущая толпа, девочки — нравится тебе тоже. Ты не собираешься признаваться в этом мелкому. Ты уверен, он прекрасно это знает. Поэтому ты просто молчишь, а Локи, делая очередную тягу, говорит: - Откроем свое заведение. И вы открываете. И это совсем другая ответственность. И совсем другие деньги. Официально хозяин ты, а Локи вроде как не пришей пизде, но ты знаешь, кто на самом деле управляет заведением. Тебе интересно, как это мелкому все удается — учиться, присматривать за делами в клубе да еще стажироваться в компании Одина. И ты понимаешь, как именно, когда все чаще и чаще замечаешь, что Локи засыпает днем, иногда в самых неожиданных местах и позах, например, на твоем потном плече после твоего очередного (их стало теперь куда как меньше) боя. Тебе двадцать пять, а Локи двадцать три с половиной, и он давно уже не тот мелкий нескладный пиздюк, которого родители взяли на воспитание. В компании отца он поднялся до хрена высоко, а ваш клуб, благодаря ему, получил известность, пусть и несколько сомнительного толка, но ты плевать хотел. Ты получаешь деньги и получаешь их много, а что уж там Локи сделал для того, чтобы повысить ваш доход, тебе все равно. Ты по прежнему любишь бои и все, что с ними связано. И если младший брат, да, ты уже давно его так называешь, сунул свои ловкие пальчики в грязное белье этого грязного города, то тебя это не заботит от слова "вообще". Тебе двадцать семь, а Локи двадцать пять с половиной. И он не возражает, когда ты увязываешься за ним на кладбище, где похоронены его мать и сестра. Не то чтобы ты никогда не спрашивал о них, ты пытался, даже зная, что Локи отмолчится. Он и отмалчивался, чудила. Но ты все равно спрашивал. В этот раз он молча кивает головой, разрешая тебе поехать с ним. Две могилы на кладбище Бромптон, две гранитные плиты — одна большая, вторая маленькая, и сам Локи, застывший над ними такой же гранитной плитой. И ты понимаешь, что каждый раз, когда приезжает сюда, Локи просто рассыпается в гранитную крошку. А потом собирает себя в кучу. В этот раз Локи заговаривает сам. Его голос лишен эмоций. Он просто проговаривает слова, как будто заранее заучил этот текст прежде, чем рассказать его тебе. - Лафей очень любил мою мать. Я думаю, это была не любовь, а что-то сродни одержимости, потому что нельзя так любить, нельзя душить любовью. А он душил. Он ей вздохнуть не давал. Она должна была принадлежать только ему. А тут родился я, и она уже не могла принадлежать ему одному. Понимаешь, Тор? Да еще я недоношенный. А отец, бывало, отлучался из дома по делам. Вот и решил, что я — не от него. Придурок, чтоб ему не сделать ДНК и успокоиться? Но нет, он просто поверил в то, что мать ему изменяла, ему просто нравилось так думать, он оправдывал себя этим. Ты понимаешь, Тор? Ты не понимаешь. Но ты киваешь головой, молча, потому что боишься, что возрази ты, скажи хоть слово, и он заткнется, и больше ты из него слова не вытянешь. - Когда родилась Хела, он совсем слетел с катушек. В тот день он был пьян, но не в этом дело, он почти всегда был пьян. Когда он ударил мать, я схватил Хелу из кроватки и побежал вон из комнаты. Не то чтобы мне было очень страшно, хотя да, мне было страшно, но страшно привычно. Не помню, наверное, я плакал, потому что как еще? Я плохо видел, возможно, из-за слез, и я оступился. На гребаной лестнице - я просто оступился и покатился вниз. А Хэла… она была такая маленькая, Тор. Я не знаю… Я помню, что поднял ее на руки… И она была, как сломанная кукла. Она сломалась, потому что я ее уронил. Ты понимаешь? И Тор…. Лафея выпустили вчера из тюрьмы. Тогда ты обнимаешь Локи в первый раз. За все годы, что он рядом с тобой, ты обнимаешь его в первый раз. Молча. Просто прижимаешь к себе и не отпускаешь. И он весь, как та гранитная плита на могилах его матери и сестренки — холодный и твердый. - Найдем и убьем ублюдка! - обещаешь ты, все еще не выпуская брата из объятий. Он находит Лафея сам и сам же убивает. Он не говорит тебе, естественно. Ты понимаешь это, когда через два года он опять берет тебя с собой на кладбище. Но в этот раз он не рассыпается. В этот раз он целый. Когда Лафей нарисовывается спустя десять лет после своей, якобы, гибели, ты удивлен, но не сказать, чтоб уж очень до хера. Ты удивлен всерьез тому, что Локи собирается сделать. Все эти годы ты видишь, как он мечется по миру в поисках каких-то старых писем, документов, хер его знает, чего еще — ты на это клал с пробором и удовольствием. Если у брата и есть в голове какие тараканы, ты готов простить ему их наличие, в конце концов, свою башку мелкому не пришьешь, а его башка, хоть и с тараканами, но варит всегда отлично. У тебя в голове не укладывается, как это мелкий мог дотумкать до такого — сгонять в прошлое и замочить там своего папашу. Но когда умирает Фригга, когда ее убивает этот выблядок Лафей, когда ты сидишь у постели отца и не знаешь, поднимется ли он с нее или нет, ты почти что готов позволить Локи осуществить задуманное. Тебя останавливает только одно — ты боишься остаться один. Когда Локи звонит тебе и говорит, что Лафей похитил девчулю — это просто… блять, это просто через край. Девчуля тебе нравится — сиськи, жопа — все при ней. Ты не понимаешь, на хрена ей помимо сисек и жопы еще и до хрена мозгов, но если у твоего брата на это стоит — то на здоровье. Но у брата стоит. Ты даже замечаешь, что стоит как-то так… долговременно. И ты уже привык считать девчулю своей. В том смысле, что своей в доску. И поэтому, когда Локи тебе звонит, ты срываешься из больницы — тебе не хочется оставлять отца, но ты боишься. Ты просто боишься за мелкого, потому что знаешь, что за идеи который год варятся в его до хуя тараканистой черепушке, и понимаешь, что тот факт, что у Лафея теперь девчуля, может стать гребаным детонатором, от которого братова черепушка нахрен рванет. Ты приезжаешь к Локи домой и с облегчением видишь, что пока еще все в порядке, пока еще ничего не рвануло. Мало того, ты видишь рядом с Локи Его долбанное Высочество, принца, мать его, Уэльского, и тебе интересно, как он тут оказался, но ты решаешь, что узнаешь после. Ты машешь принцу ручкой, говоришь: - Че, как, Высочество? Он улыбается, ничего не отвечает, но тебе плевать на его неучтивость. Локи крутит в руках телефон, который он забрал у русской. Он молча ждет, когда на него позвонит Лафей. И ты ждешь вместе с ним. И ты тоже молчишь. Лафей звонит по Вотсап, и когда Локи включает видеосвязь, ты видишь душку-Лафея и братову девчулю. И ты видишь белое, без кровинки, лицо Локи, когда он замечает приставленный Лафеем к боку девчули пистолет. - Здравствуй, сын! - ухмыляется на экране Лафей. - Назови время и место, - устало говорит Локи, - я отдам кольца, ты отдашь Кэт и Гаррета. - Само собой, - отвечает Лафей, - но если ты вдруг задумаешь юлить… Кэт, детка, скажи своему мальчику, что ты недавно сказала мне. Кэт испуганно смотрит в камеру и, еле шевеля губами, произносит: - Я беременна. Локи, я просила его не убивать меня, потому что беременна. Если твой брат и поражен, он никак этого не показывает. Он все так же спокойно говорит: - Не волнуйся, Кэт, и ни в чем ему не перечь. Завтра я заберу тебя, слышишь? Она кивает головой, она даже пытается улыбнуться, но лучше бы не пыталась, потому что выходит у нее не очень. А тем временем Лафей называет место и время встречи. И после того, как ублюдок отключается, Локи позволяет себе хоть какую-то эмоцию. Хотя эмоцией это ты назвал бы с натяжкой, потому что все, что он делает, это давит каблуком ботинка несчастный телефон, как будто тот в чем-то виноват. Ты предпочел бы, чтобы брат орал, матерился, да хер с ним, лучше бы рыдал, но он спокоен, что твой удав. Покончив с телефоном, Локи требует у принца кольца. И когда тот отказывается их отдать, просто наставляет свой Вальтер тому между глаз. В ту же секунду в живот мелкому упирается длинный тонкий клинок. Ты смотришь в глаза Генриху, и тут же возникает мысль, что он пустит кинжал в дело, не раздумывая, ты понимаешь, что ему это не впервой. И ты просто должен что-то сделать. И ты говоришь: - Ты можешь никогда не встретить Кэт, Локи! И это действует. Брат медленно поворачивает к тебе голову и опускает пистолет. - Что ты сказал? - шипит змеей. Но тебе похер его тон, пусть себе шипит. - Подумай, Локи! Соберись и подумай: если ты пойдешь в прошлое, убьешь Лафея, твоя мать и сестра будут живы, ты не попадешь в приют, а мои родители не усыновят тебя. Тебе не придется искать эти ебучие кольца, и тебе не понадобится девчуля, чтобы разбираться во всей этой чертовне, типа пространства-времени. И вы не встретитесь. И этого ребенка, вашего с Кэт ребенка, Локи… его просто не будет. Несколько секунд в комнате стоит мертвая тишина, а затем Его долбанное Высочество вкладывает кинжал в ножны и несколько раз громко хлопает в ладоши.