Все, что захочешь

Оставшиеся два дня взаперти Мелло проводит в прекрасном расположении духа. Он много занимается, Роджер разрешил ему на время заточения самостоятельно проходить новый материал. Изредка он переписывается с приятелями и реже всех — с Мэттом. Не потому, что им нечего сказать друг другу, а потому, что они давно привыкли понимать друг друга вовсе без лишних слов. Ну, а другая причина в том, что оторвать юного хакера от его СПС нелегко. Иногда Мелло вспоминает и о своем неожиданном ночном приключении, и всякий раз эти воспоминания заставляют его улыбнуться. Он доволен неожиданным результатом той воскресной вылазки и ни о чем не жалеет. Наоборот, он полностью удовлетворен: отличный секс плюс сильнейший удар по самолюбию давнего недруга — кажется, в его жизни, несмотря на наказание, наступила полоса удачи! Еще Мелло не перестает удивляться произошедшему. Ему кажется странным, что мысль о сексе первому пришла не ему, а андрогинному* и асексуальному Ниа. Ведь, вроде бы, куда логичней, если б Мелло сам задумался над такой возможностью, как куда более опытный в этих делах. Ниа — соблазнитель, кто бы мог подумать! Странно, опять же, что секс получился столь феерическим, несмотря на абсолютную неопытность его любовника. Неожиданно, что Ниа попытался наладить какие-то отношения или хотя бы улучшить их. И совсем необъяснимо, что такая мысль вообще пришла ему в голову. Зато вполне закономерно, что, когда Мелло вновь задумывается об этом, его настроение неизменно улучшается. В последний день изоляции к Мелло ожидаемо заходит Роджер. Он застает Мелло с учебником в руках, сидящим не за столом или на кровати, а прямо на полу. — Добрый день, Мелло! — директор отлично умеет сочетать строгость с доброжелательностью. — Я вижу, ты времени зря не теряешь. Это очень хорошо. Мелло поднимает на него глаза, оставаясь сидеть в прежней позе. — Да, Роджер. И спасибо, что разрешили заниматься заочно. — Пожалуйста. Ну, раз ты, кажется, вновь адекватен и держишь себя в руках, давай обсудим один щекотливый вопрос. — Какой? — Не думаешь ли ты, что завтра тебе стоит кое-перед кем извиниться? Мелло пару секунд раздумывает, а затем, неожиданно для Роджера, начинает чуть улыбаться. — Да… конечно… конечно, вы правы. Пожалуй, я именно так и поступлю. — Это правда? — удивляется тот. — Ты в самом деле готов извиниться перед Ниа? — Конечно, — кивает в ответ его воспитанник. — Я был не прав, не сдержался, я осознаю свою вину. Извиниться будет правильно. Он пострадал… «Еще как…» — ухмыляется Мелло про себя. Роджер с минуту недоверчиво изучает лицо подростка. Зная его бешеный нрав и многолетнюю неприязнь к Ниа, с трудом можно поверить, что он так легко и чистосердечно готов признать свою вину и попросить прощения. Тот невозмутимо достает плитку шоколада и откусывает кусок, отвечая ему уверенным открытым взглядом. — Я не обманываю. Завтра можете сами спросить у головастика… то есть Ниа. Я извинюсь. — Что ж, наверное, ты мудреешь, Мелло, — Роджер тщательно подбирает слова, не сводя удивленного взгляда со своего непредсказуемого воспитанника. — Это хорошо. В первую очередь, для тебя самого. Я надеюсь, ты поступишь именно так, как сказал. — Конечно, — вновь кивает Мелло и благодушно улыбается, как часто улыбался в детстве — искренне и беззаботно… Директор Вамми уж и забыл, когда последний раз видел у него такую улыбку. Мелло сильно изменился за последние годы… Разумеется, как и другие дети, вступающие в пору взросления. Но почему-то он больше остальных… — И даже без подвоха? — все еще не верит его патрон. Улыбка становится еще шире. — Никакого подвоха! Обещаю! Разговаривать больше не о чем, и Роджер уходит, продолжая удивляться, что сложный разговор прошел легко и гладко. Что-то не так. Но что? Сначала Ниа просит смягчить наказание для обидчика, а теперь Мелло — гордый, спесивый, взрывной Мелло — мирно соглашается принести свои извинения своему злейшему врагу! Так что же, черт возьми, происходит между этими двумя?! Как и раньше, Роджер не находит ответа. Он понимает только, что есть какая-то тайна, известная лишь им обоим. И они не собираются ее раскрывать. Два неординарных ума затеяли какую-то свою, только им двоим понятную игру… Опасно… …Оставшись один, Мелло сначала пытается продолжить чтение. Но вот из его груди вырывается смешок. Потом еще один. И еще. И вот, отбросив бесполезный учебник, парень хохочет уже во все горло. Определенно, стоило поблагодарить Роджера за столь блестящую идею. Извиниться перед Ниа! Да Мелло вприпрыжку побежит для этого! Вот как теперь дождаться завтрашнего утра? Зловредный подросток вскакивает на ноги — ему уже не сидится. Такой простой и элегантный способ унизить ненавистного соперника еще раз, вновь увидеть боль обиды в его неестественно темных глазах… Скорей бы завтра! Вибросигнал мобильника сообщает о пришедшем смс-сообщении: «Как сам, чувак?» — Мэтт наконец-то оторвался от СПС и вспомнил о запертом друге. Мелло вновь смеется: «Зашибенно!» Утром они встречаются в коридоре в давно установленное время — это уже сродни ритуалу. Мелло одет, как обычно, в черное, Мэтт — в одну из своих любимых полосатых водолазок поверх обычных серых джинсов. — Выглядишь бодрячком, — приветствует освобожденного приятеля Мэтт, шутливо ударяя его кулаком в плечо. — А то! Наконец-то свобода! Ненавижу уже свою комнату! — отзывается Мелло. И вроде бы сказано зло, но по легкости быстрой походки и знакомому авантюрному блеску в глазах Мэтт понимает, что его друг в отличном настроении, и об угнетенности даже и речи не идет… — А ну-ка, а ну-ка, — тормозит он спешащего баламута, — постой! Мелло недовольно останавливается: — Ну, что тебе? — Давай колись: куда-то уже вылазил, да? — Да с чего ты взял… — непривычно отнекивается Мелло, и именно по этому Мэтт понимает, что попал в точку. — Кому ты мозги тут паришь? Я тебя знаю, как облупленного! Вылазил ведь, я вижу! — Иди в пень! — Точно, вылазил! Эх, ты! — рыжий обиженно толкает друга плечом, одновременно этим жестом позволяя продолжить движение. И Мелло тут же срывается с места, удивляя Мэтта своей резвостью. — И без меня… — Брось, Мэтт, — недовольно цедит Мелло сквозь зубы, — не бери в голову, забудь. И вот даже не пытайся… Он не договаривает, но Мэтту и так все становится ясно. Мелло — любитель ночных приключений, зачастую находит подружку не только себе, но и Мэтту, и тогда они устраивают двойные свидания. Но есть часть жизни вспыльчивого нарушителя порядка, закрытая даже для лучшего друга. Мэтт давно в курсе: Мелло встречается не только с девочками. Однажды, чтобы прекратить обидные недомолвки, Мелло сам признался ему в этом. Друзья никогда не обсуждают эту тему. Просто Мэтт знает: если его приятель куда-то намылился без него, значит, не стоит навязывать свою компанию: он в том месте явно будет лишним. Похоже, и сейчас та же история. И Мэтт отстает с расспросами. Нет, он не осуждает. «Я такой, какой есть, и не буду притворятся кем-то другим, кем не являюсь. Особенно перед тобой, Мэтти», — так сказал ему Мелло когда-то. И он понял. Разве можно пилить друга пополам и любить лишь его часть? Нет, так невозможно. И неисправимый поклонник видеоигр для себя все решил сразу. Они друзья навсегда. Точка. Мелло не терпится. Он буквально влетает в столовую и с порога принимается глазами отыскивать знакомую фигуру. Правда, это не так легко. Столовая переполнена, в ней по-утреннему шумно и хаотично; кто-то беспрерывно встает, дети перемещаются: к раздаточному столу и на свои места. — Чувак, ты что застыл? — удивляется Мэтт, подталкивая его к общему столу. Они набрали еды, и, слушая от Мэтта последние новости приюта, уже садясь за стол, Мелло наконец увидел того, кого так нетерпеливо искал. Он сидит неподалеку, через три стола, как обычно, в одиночестве, неспешно поедая свой завтрак. Белые штаны и рубашка, привычная непринужденная поза, одна нога притянута к груди. Рядом с подносом какая-то книга, и Ниа, рассеяно ковыряя в тарелке, весь сосредоточен на чтении, свободной рукой знакомо крутя локон своих волос. Такой же, как и всегда. Невозмутимый. Отстраненный. Равнодушный… Мелло впивается в него взглядом, забывая про завтрак, Мэтта и все остальное, и какое-то мгновенье поглощен только этой фигурой. И чувствует какой-то укол внутреннего неудовольствия: Ниа вовсе не выглядит расстроенным, или обиженным, или… ну хоть как-то изменившимся. Словно ничего и не произошло два дня назад… Лишь бледно-желтый синяк на скуле, хорошо видный с того места, где сидят два друга, напоминает об их интимном секрете. В общем-то, он выглядит именно так, как и предвидел его враг. Сколько раз приходилось Мелло выяснять отношения после того, как прекращал отношения со своими бывшими? Сколько тратилось на это нервов и сил? Успокоить, утешить, убедить, что так будет лучше… Утомительно, раздражительно, скучно… От Ниа он, конечно, никаких сцен не ожидал. Наоборот, много лет наблюдая за белобрысым, Мелло был уверен, что тот напустит на себя равнодушный и безучастный вид. Высокомерный гордец! Однажды не сумев скрыть своих чувств, он постарается не совершать больше такой ошибки. Поэтому так кстати идея извиниться. Неожиданный ход со стороны Мелло должен вывести из равновесия расчетливого лицемера. — Мелло, ты чего? — его состояние, наконец, замечает увлеченный собственной болтовней Мэтт и переводит свой взгляд к тому, к кому приковано все внимание друга. — Мелло… — предупреждающе начинает он. — Ты знаешь, что я должен сделать? — ухмыляется тот. — Ну, судя по твоему тону, сейчас меня ждет какой-то обалденный сюрприз… — Я извинюсь перед ним! Мэтт смотрит во все глаза на друга. На тарелках стынет забытый завтрак. — Мелло, — он вновь пытается урезонить приятеля, подозревая худшее. — Даже не думай! В этот раз Роджер с тебя шкуру снимет… — Нет-нет, Мэтт, ты не понял… я действительно хочу перед ним извиниться! И больше ничего… — наконец, аппетитный запах омлета и жареного бекона привлекает внимание Мелло к себе, и он начинает есть, не переставая ухмыляться. — Да что ты! Почему ж ты тогда так скалишься? Будто не извиниться хочешь, а слопать его на десерт? Тут Мелло не выдерживает, и, так и не успев проглотить кусок бекона, начинает хохотать прямо с набитым ртом. «Я уже сделал это!» — чуть было не отвечает он, но, слава богу, не может произнести ни слова, давясь от еды и смеха. И тут же думает, что это кстати: он вовсе не собирается посвящать Мэтта во все подробности своего триумфа. Не нужно полосатому всего этого знать… Однако Мелло чуть-чуть не успевает. Пока он и Мэтт расправляются с завтраком, Ниа, вдруг глянув на настенные часы, быстро захлопывает книгу, поднимается и уходит. — Черт… — бормочет недовольный Мелло, но предпринимать что-либо все равно уже поздно, потому он решает сначала доесть. — И все же я не понимаю… — начинает Мэтт. — Тебе и не надо, — Мелло раздражен и даже груб. — Потом все узнаешь… Ты закончил? Пошли тогда, надо же мне доделать мое маленькое дельце… Мэтт вновь пристально смотрит на товарища, но по-прежнему не находит ответа на свои вопросы. В конце концов, он решает, что ему плевать — пусть делает, что хочет. По пути в класс хорошее настроение вновь возвращается к Мелло, и заходит он, уже улыбаясь, с начатой плиткой шоколада в руках. Ниа, конечно, давно на месте, сидит в своей классической позе, уставившись невидящим взглядом на лежащие на парте карандаши, погруженный в свои мысли. Пальцы опять теребят прядь волос. Мелло не отказывает себе в удовольствии пару секунд смотреть на него. Ворот белой рубашки распахнут, открывая ключицы, манжет поднятой к волосам руки сполз к локтю, и Мелло на мгновение засматривается на алебастровую белизну его кожи. Мелькает запоздалая мысль, что не стоило быть столь сдержанным и нежным. Надо было оставить пару засосов на шее и браслет из синяков на запястьях. Тогда бы Ниа выглядел менее непринужденно и следил бы более бдительно за строгостью своей рубашки. Внутренне усмехаясь, внешне же сохраняя абсолютно невозмутимый и даже дружелюбный вид, он подходит к своему недругу и тайному любовнику. Другие ученики, увидев, что он делает, в изумлении затихают. Мелло отлично видит реакцию окружающих, но ему плевать: конечно, весь Вамми в курсе, за что он был наказан. Да и синяк на щеке Ниа, хоть и значительно побледнел, но еще заметен. И теперь, видя действия Мелло, они, очевидно, ожидают продолжения нашумевшего представления. Мэтт в двух шагах за спиной с неудовольствием тоже следит за приятелем. — Я был не прав, — говорит Мелло спокойно, и Ниа, наконец, поднимает на него удивленный взгляд. Мелло пару секунд забавляется двусмысленностью собственной фразы и лишь после этого продолжает, — я поступил несправедливо и опрометчиво, ударив тебя. Этого больше не повторится. Извини. Ниа молчит всего секунду. — Хорошо, Мелло. Извинения приняты. И все. Мелло буквально впивается глазами в лицо своего врага и… не видит ничего. Где боль? Где обида? Где горечь во взволнованном голосе? И где, собственно, волнение вообще? Никаких изменений. Ни малейшего проблеска эмоций. Ниа смотрит так, словно вовсе ничего не было: ни ссоры, ни удара, ни жаркой бесстыдной ночи, когда он извивался в опытных руках Мелло и шептал ему нескромные обещания. Абсолютно равнодушный взгляд, невозмутимое лицо, твердый спокойный голос. Хорошее настроение Мелло начинает гаснуть. Больше того, он продолжает стоять возле парты Ниа и молча пялиться на него, не говоря ни слова, застыв, как истукан, не желая верить собственным глазам. Ища, и не находя привычной в таких случаях реакции: смущения, напрасной надежды, обиды. Неловкая пауза затягивается. Мэтт неуверенно мнется прямо за спиной, но это сейчас неважно. Ниа продолжает открыто смотреть на Мелло, и вместе с затянувшейся паузой в его глазах растет недоумение. Совершенно искреннее недоумение. Наконец, Мелло спохватывается, что своим ступором ставит себя в смешное положение, быстро пытается придумать какое-нибудь объяснение, но в этот момент звонит звонок, возвещая о начале урока. Мелло лишь выдавливает неубедительное «Хорошо…» и стремительно возвращается за свою парту. За ним оживает и Мэтт, занимая место позади. Вместе со звонком в класс заходит учитель, подозрительно смотрит на удаляющегося от парты Ниа Мелло. Конечно, все преподаватели в курсе произошедшего и теперь пристально следят за поведением набедокурившего воспитанника. Мелло на это плевать. Плевать на новый материал, на Джеффри Чосера, «отца поэзии», представителя среднеанглийского периода, вообще на все то, что вещает сейчас мистер Рассел — учитель литературы. Вместо этого ему думается, сколько же раз он мечтал о том, чтобы отношения заканчивались именно тогда, когда ему бы этого хотелось, без этих утомительных выяснений отношений, упреков и слез. И вот, наконец-то, его желание исполнилось. Почему же он этому не рад? Он вновь невольно смотрит на Ниа: тот, в отличие от него, слушает лекцию очень внимательно, иногда записывая что-то в тетрадь. Черт! Да какая разница? Мелло раздосадованно отводит глаза. Он же знает, что это всего лишь притворство, что ему просто не может быть все равно… Но уж больно убедителен Ниа, его безразличие так узнаваемо, его поведение настолько повседневно, его реакция на извинение Мелло настолько естественна. «Ладно, Ниа. Думаешь, я не понимаю, что это лишь видимость? Думаешь, что своим лицемерием сможешь меня обмануть, обвести вокруг пальца? Ты слишком открылся однажды, и я этого не забуду, как ни старайся. Теперь я знаю, что могу ударить тебя не только кулаком… Я научу тебя страдать, обещаю! Хочу вновь увидеть боль на твоей равнодушной физиономии!» Ниа не подозревает, кажется, о мстительных мыслях Мелло. Он продолжает скурпулезно записывать лекцию. Остаток дня Мелло раздражен и молчалив. Он старается больше не пересекаться с Ниа и не смотрит в его сторону вовсе. Мэтт удивленно наблюдает за ним, и это молчаливое недоумение выводит его вспыльчивого друга из себя еще больше. Он с трудом дожидается конца занятий и против своего обыкновения, почти сразу запирается в своей комнате. Заставляет себя заниматься и за рекордно короткий срок выполняет все домашнее задание. К вечеру, Мелло, наконец, успокаивается и все же выходит подышать свежим воздухом перед сном, вытаскивая с собой и закадычного друга. Сидеть безвылазно невыносимо для его свободолюбивой натуры. — Так что все-таки происходит? — спрашивает Мэтт. — Да ничего особенного, Мэтти… Мелло рассеянно смотрит в вечернее небо и жует любимый шоколад. — Ничего? Тогда где обещанное тобой шоу? Мелло стискивает зубы: и кто его тянул за язык утром в столовой? — Шоу не состоялось… Я ошибся, Мэтт. Вернее, не ошибся, а… он перехитрил меня. Да, — продолжает Мелло уже более уверенно. — Этот бесцветный сукин сын меня перехитрил… Но я все равно победил… — Ни хрена я не понял, если честно, — признается Мэтт, — только знаешь, если верить нашему физику, белый — это не отсутствие цвета, а наоборот… — Ты заткнись лучше, от греха подальше! — вскипает Мелло. — Да шучу я… — Зато я не шучу… — Вот бешеный, — бормочет обиженный Мэтт, — совсем озверел в своем заточении… Настроение Мелло портится опять. Желание гулять пропадает, теперь ему хочется скорее остаться одному. Да и шоколадка закончилась… Он возвращается домой. …Необъятная чернота. Все пространство закутано в черные простыни. Это все для него — обнаженного, невыносимо белого, страстно желанного. Спутанные волосы рассыпаны на контрастном фоне, на теле поблескивают капельки пота. Невероятно, божественно эротично. Вот он поворачивается к Мелло, лицо искажено страстью, темные глаза вновь полны желания, губы чуть приоткрыты, маня Мелло своей доступностью. — Все, что захочешь, — шепчут они, и Мелло вновь зачарован, он вновь во власти желания, бессознательно тянется поцелуем, всем телом, всем своим существом… …И просыпается. Испуганно, резко вскакивает на кровати… Вокруг темнота, но не черных простыней, а обычная, ночная. Он в своей комнате. Один, разумеется. «Это сон…» — понимает он, наконец, и с облегчением вздыхает. Прикасается к волосам и понимает, что весь в поту. Просто бред воспаленного разума, отголосок неосторожной шутки, мимолетная прихоть. Мелло долго сидит, бездумно глядя в необъятное ночное небо. Ему не спится. ______________________ *Андрогинный — то есть сочетающий в своем внешнем виде мужские и женские признаки.