Heavenboy

Винсент не знал, что такое война. Вернее, он не знал, что такое настоящая война. Мама сдавала в аренду комнаты беженцам с востока, поэтому семья всегда была при деньгах. Каждый день, в восемь утра, на большом дубовом обеденном столе, стыл завтрак. Скудный на разнообразие, но зато радующий постоянством. Дома ребятам было чем себя занять. Дети часто играли в салочки, классики, но самая любимая их игра — прятки. С образованием тоже проблем особых не было, правописанию и устному счету их учила мать. Дети даже получали подарки на Рождество, в виде вязаных шерстяных свитеров и носков. В общем, выросший в ласковых руках матери, мальчик мог только представлять, какие ужасы творятся на войне, по учебникам истории. Но он не мог себе представить то, как человека разрывает на куски алым фонтаном, палеными ошметками падая на землю. Он не мог себе представить, какого это — сидеть до сводящей боли в спине, в окопе, десятками часов на пролет, рядом с полуразложившимся трупом друга, не в силах даже пальцем пошевелить от ужаса. Он не мог себе представить малярию, брюшной тиф, натуральную оспу, которыми все поголовно болели. Он не мог себе представить, через что прошел отец… У мальчика были очень натянутые отношения с папой. Это если мягко сказать. Родитель часто высмеивал Винсента за жеманность и брезгливость. Вечно указывал на маленький рост и хилое телосложение сына. Почти всегда применял грубую силу, в качестве наказания. Но, несмотря на все это, отец любил парнишку. Когда мальчик заболевал, папаша всегда сидел у кровати и, вместе с матерью, его лечил. На каждый день рождения Винсент получал подарок. И было еще много приятных и светлых моментов, но… Но разве семилетнему ребенку, да и любому человеку в принципе, возможно понять настоящие чувства через боль и страдания?! Конечно нет! Мальчик отвечал агрессией, дикой, животной агрессией. Брыкался, кусался и всячески пытался не попадаться родителю лишний раз на глаза. Бывали моменты, когда лицо мальчишки перекашивалось от злости настолько, что у него сводили мышцы лица, а взгляд блестел маниакальной увлеченностью. Порою, даже сами родители боялись своего ребенка. Жаль, что почти все священнослужители ушли сражаться, очень жаль. Парень даже не вышел попрощаться, когда отец уходил на войну. А зря.

***

Он вернулся в дождь, вечером шестнадцатого июня, когда все уже готовились ко сну. Сначала раздался громкий стук в дверь, которую поспешила открыть Вивьен. Потом послышался тихий женский плачь, вперемешку с пронзающими слух возгласами. Винсент же лежал на своей кровати и, абстрагировавшись от мира сего, никого не услышал. Лишь когда воздух сотрясло громогласное: «Дети, спускайтесь скорее вниз, наш папа… он… вернулся!», мальчик машинально встал на ноги и с пустыми глазами поплелся к лестнице. Парень ступал очень медленно, тихо, мертвой хваткой вцепившись в перила. К горлу подкатила горькая тошнота, а в глазах заблестели слезы. Последние ступеньки он прошел на несгибающихся ногах, позорно опустив голову вниз. Вытерев рукавом ночной рубашки слезы, он посмотрел вверх и… Упал в обморок. Проснулся Винсент на своей холодной койке. В одиночестве. Никто после того, как его положили сюда, так и не поднялся навестить. Подумаешь, ну переволновался пацан, ну такое событие же, ну с кем не бывает! Нет, не бывает. Такой холодный, липкий ужас, который испытал Винсент, испытывают редко. Даже сейчас, сидя на своей кровати, мальчик не мог оправится от этого кошмара. Наверное, он увидел настоящего монстра, вылезшего прямиком из старого болота. Монстра, глядя которому в его налитые кровью глаза, можно узнать все чудовищные события, которые этот монстр только видывал. Глядя в его глаза, Винсент, кажется, узнал, что такое война. Борясь с новым приступом тошноты, парень встал с кровати и двинулся к двери. Постояв минуту без движения, он все же стал спускаться. За окном светило солнце, завтрак стыл на столе. Все как всегда, почти. Не дойдя до столовой, мальчик помялся немного на одном месте, а потом так жалобно протянул: «Ма-а-а-м!». С кухни послышались звон тарелок и легкие быстрые шаги. Винсент не успел и глазом моргнуть, как перед ним оказалось обеспокоенное лицо родительницы. Вивьен опустилась на колени, обняв грустную мордашку сына ладонями.  — Все хорошо? Как ты себя чувствуешь? — спросила мама.  — Нормально… — мальчик пожал плечами.  — Завтракать будешь? — женщина уже поднялась с коленей, нежно положив руку на плечо. Винсент отрицательно помотал головой, его все еще тошнило.  — Может, хотя-бы, чаю выпьешь? — мать покачала головой. Парень одобрительно угукнул и стал проходить в обеденную комнату, как вдруг резко осекся.  — А где папа? — настороженно произнес Винсент.  — Спит. Успокоившись, мальчик прошел в помещение. За столом уже сидели брат с сестрой, которые изо всех сил пытались съесть хотя бы ложку опостылевшей пресной овсянки. Усмехнувшись этой удручающей картине, парень занял свое место. Вскоре мама поставила к нему чашку, которую мальчик оплел маленькими ладошками, греясь. Только Винсент успел поднести краешек чашки ко рту, как с лестницы послышались тихие грузные шаги. Чашка упала на стол, успев облить всех сидящих.  — Винсент, ну что ты творишь?! — шикнула Вивьен, убирая беспорядок.  — Прости… — глухо ответил мальчик, пытаясь подальше отвернуться от лестницы. Бежать, надо бежать, несясь сломя голову, бежать к парадной двери. А есть на это время? А есть на это силы? Неа. Шаги становились все громче и громче, соразмерно громкости ударов сердца мальчишки, которое с шумом билось об клетку из костей. И вот в дверном проеме стоит человек. Совершенно обычный мужчина, потрепанный, правда, но обычный. Среднего роста, среднего телосложения, с серыми глазами и недавно появившейся сединой в висках. И никакого монстра. Может, Винсенту все это почудилось? Отец вошел в комнату чуть хромая, обвел всех присутствующих добрым взглядом.  — Доброе утро, — чуть прохрипев, сказал глава семейства.  — Доброе утро, пап, — пролепетала Молли.  — Доброе утро, дорогой, — Вивьен, буквально подлетев, обняла супруга за плечи.  — Доброе… — совсем тихо пискнул Винсент. Аарон обошелся без слов и просто улыбнулся. Мужчина прошел дальше и сел за свое обыденное место. Сиденье уже покрылось пылью, так как за стул этот никого не пускали от слова никогда. Но, благо неприхотливый солдат этого не заметил. Последние несколько лет ему вообще редко доводилось сидеть на стульях.  — Как твое здоровье, пап? — неохотно поинтересовался старший из детей.  — Здоровье? — хрипло усмехнулся отец, сверкнув серебреным безумием в глазах. — Бывало и лучше. По крайней мере, мне повезло больше, чем моему дружку Бобу. Видел бы ты, что от него осталось! Да ничего не осталось! И рассмеялся. Рассмеялся сиплым надрывным смехом, будто через смех хотел выплюнуть всю грязь, порох и пепел из человеческих тел. Рассмеялся со слезами, будто хотел выплакать все горе, и свое, и всех людей, которых знал. А личина человека, тем временем, медленно сползала, обнажая угловатый скелет и окровавленную, рваную шкуру монстра. И, глядя на перекошенные лица детей и бледное лицо матери, Винсент понял, что ему не почудилось…