В гуще событий

Я просыпаюсь с потными ладонями и кипящей ненавистью в груди. «Просто тест» — вертится у меня в голове, но руки сжаты в кулаки. Я лежу в кресле в зеркальной комнате. Оборачиваюсь и вижу Тори, она поджав губы, снимает электроды с наших голов. Я жду каких-то слов о проверке, но она молча снимает провода с моего лба. Я сажусь и вытираю ладони о брюки. Наверное, я сделала что-то неправильно, пусть все и происходило всего лишь у меня в голове. У Тори такое странное лицо, потому что она не знает, как сказать мне, какой я ужасный человек, я хотела убить своего отца? — Очень неожиданно, — говорит она. — Извини, я на секундочку. Неожиданно? Она выходит из комнаты и я остаюсь наедине со своим отражением. Представляя лицо отца, я уже не замечаю, ни единой схожести с человеком, которого я увидела во время теста. Я прижимаю колени к груди и зарываюсь в них лицом. Гнев, волнами перекатывается внутри меня. «Это не реальность», — теперь мне уже стыдно, за то что я хоть на минуту поверила моим видениям. Мне приходится вытирать ладони каждые несколько секунд, потому что на них собирается пот… а может, просто потому, что это слегка успокаивает. Время течет, на смену гнева приходит беспокойство. Тори слишком долго отсутствует. А вдруг мне скажут, что я не гожусь ни в одну фракцию? Я качаю головой. Нельзя об этом думать. Необходимо сохранять спокойствие. Наконец дверь открывается, и входит Тори. Я хватаюсь за подлокотники кресла. — Извини, что заставила волноваться, — говорит Тори. Она стоит у моих ног, засунув руки в карманы, и выглядит бледной и напряженной. — Беатрис, твои результаты неокончательны, — произносит она. — Как правило, каждый этап симуляции исключает одну или более фракций, но в твоем случае не было вычеркнуто ни одной. Я гляжу на нее. — Ни одной? — повторяю я. Горло перехватывает так, что трудно говорить. — Если бы ты выказала рефлекторное отвращение к ножу и выбрала сыр, симуляция пошла бы по другому сценарию, который подтвердил бы твою склонность к Товариществу, и исключить Бесстрашие. И наоборот. Этого не произошло. — Тори скребет в затылке. — Обычно симуляция развивается линейно и выделяет одну фракцию, исключая остальные. Принятые тобой решения не позволили отвергнуть ни Товарищество, ни Бесстрашие, и мне пришлось изменить симуляцию и поместить тебя в автобус, чтобы исключить другие фракции. Но твоя искренность показала лояльность к Правдолюбию. Она криво улыбается. — Я полагаю, что это не совсем так. Правду говорят правдолюбы… и альтруисты, — продолжает она. — А значит, у нас проблема. У меня отвисает челюсть. — С другой стороны, ты бросилась на пса, чтобы защитить от него маленькую девочку, а это альтруистическая реакция… Но когда ранили женщину, ты не осталась помочь ей, а решила бежать за убийцей. Это не альтруистическая реакция. — Она вздыхает. — Ты не убежала от пса — так поступают лихачи, но лихачи используют нож. Она прочищает горло и продолжает: — Твоя здравая реакция на пса означает сильную тягу к Эрудиции и Дружелюбию. Понятия не имею, как толковать твою нерешительность на первом этапе, но… — Погодите, — перебиваю я. — Выходит, вы не представляете, к чему я склонна? — И да и нет. Мой вывод, — поясняет она, — что ты выказала равную склонность к Дружелюбию, Альтруизму, Искренности, Лихости и Эрудиции. Люди, которые получают подобный результат… — она оглядывается через плечо, как будто ожидает кого-то увидеть, — называются… дивергентами. Последнее слово она произносит так тихо, что его почти не слышно, и снова становится напряженной и беспокойной. Она огибает кресло и наклоняется ко мне. — Беатрис, — произносит она, — ты ни в коем случае не должна об этом рассказывать. Это очень важно. Дивергенция крайне опасна. Ты понимаешь? Я не понимаю, как могут неокончательные результаты проверки быть опасны, но киваю. Мне все равно не хочется ни с кем делиться результатами. — Ладно. Я отлепляю руки от подлокотников и встаю. Меня пошатывает. — Советую пойти домой, — говорит Тори. — Тебе нужно хорошенько поразмыслить, а ожидание вместе с остальными может пойти во вред. Выходя из комнаты, я держусь за лоб и гляжу в пол. Я не в силах смотреть Тори в глаза. Я не в силах думать о завтрашней Церемонии выбора. Выходя на улицу мои ноги все еще подкашиваются и я решаю не садиться на автобус. Я иду посередине дороги. Там и сям на улицах рядом с домами я вижу следы желтых линий. Они больше не нужны, так же как и светофоры. Реновация медленно продвигается по городу. Новые дома из стекла, отражающего голубое небо и поигрывающего бликами солнца на своей поверхности, смотрятся величественно и безлико, на фоне серых, крошащихся домов из бетона и кирпичей, привлекающих меня своей романтикой. Некоторые старые здания на пути от центра к Альтруизму облюбовали безфракционики. Знакомый переулок и зеленая дверь. Не знаю зачем, но я снова иду туда. Открываю дверь и вижу, что все осталось так же. Смятые тряпки на полу и большое количество консервных банок. В углу стоит импровизированная печь для обогрева комнаты. Здесь мы впервые встретились. Я и мой друг Джейк — изгой. Тогда мне было лет восемь, и я просто обследовала окрестности, по пути домой из школы. Я часто так делала. Иногда ко мне присоединялся и Роберт, но в тот день его отец заехал за детьми после школы, что бы отвезти их домой. Джейк сидел в углу, одной из комнат на первом этаже, и обнимал колени руками, а я влезла в окно, чтобы получше рассмотреть, что находится внутри заброшенных зданий. Увидев его, я замерла. На нем были поношенные черный штаны и серый свитер. На вид ему было лет тридцать, он был слишком худой и истощенный жизнью на улице. Он смотрел на меня, а я смотрела на него, не в силах отвести глаз. — Извини, — говорит он дребезжащим голосом. — Нет ли у тебя чего-нибудь съедобного? У меня комок встал в горле. — Мм… да. Я лезу в сумку. Отец велит всегда носить еду в сумке, как раз на такой случай. Я протягиваю мужчине пакетик сушеных яблочных долек. Его рука трясется, когда он берет еду и несколько секунд не может открыть пакет. У него нет четырех пальцев на правой руке. Я сижу свесив ноги с подоконника, пока он опустошает его. — Ты меня не боишься? — спрашивает он, закончив трапезу. — А должна? — отвечаю я и задумаюсь действительно ли я должна бояться его. Он хмурится несколько секунд, а потом переводит взгляд на меня. — Нет, наверное, нет, — он снова приземляется на свое место и обнимает колени руками, — Меня, кстати, зовут Джейк. На следующий день, перед школой я взяла побольше консервов, чтобы отдать их новому знакомому. На обратном пути, заглянув в окно, я увидела, что комната пуста, так что я просто оставила банки возле окна. Каждый вечер, проходя мимо этого квартала, я проверяла не появился ли мой новый знакомый дома. И вот спустя неделю, я снова его увидела. Он был не один. Рядом с ним была девушка. Они отворили зеленую дверь на первом этаже, и я последовала за ними...