В гуще событий

Когда я подхожу к своей улице, то вижу Калеба, Роберта и Сьюзан. Роб нервно улыбается, увидев меня: — Эй, где ты была? — вскидывает он руку и приветственно машем мне. — Мне стало плохо и меня отправили домой, — ответила я и закусила губу, — наверно на меня подействовала та жидкость, что нам дали выпить. Калеб бросил на меня беспокойный взгляд, но ничего не сказал. Раньше я не замечала, как он сильно вырос. Непослушные волосы и тонкие губы достались ему от отца, но ростом он пошел в мать и был выше меня уже на полголовы. Его взгляд был серьезным, мне всегда казалось, что он намного старше, чем есть на самом деле. Калеб коротко кивнул Блэкам и пошел в сторону нашего дома. Я уже собиралась идти за ним, когда Роберт взял меня за запястье, развернул к себе и обнял. Через его плечо я вижу неодобрительный взгляд его сестры. Альтруисты не должны проявлять свои чувства публично. — Завтра все будет согласно плану. Правда? Я смущено киваю и не знаю почему, но снова закусываю нижнею губу. План, который выстроили давным-давно родители Роба и Сью, на совместных ужинах наших двух семей, когда мы были детьми. Согласно их плану, мы с Робертом должны были стать идеальной ячейкой общества альтруистов и занять почетные места в правительстве, как и наши родители. Он отпускает меня из объятий и провожает взглядом. Он уже не первый раз спрашивает меня об этом. В день, когда Джейк и Мая навсегда покидали свою квартиру, мы возвращались от них вместе. Не знаю отчего, может от предстоящей разлуки с нашими друзьями-безфракциониками, а может от грядущего важного решения в нашей жизни, его глаза были полны слез. Он останавливается по середине дороги и смотрит на меня. — Ты, знаешь, Трис, — он взял меня за руку, — я долго думал над тем как тебе это, лучше сказать. Он смущено отводит глаза и водит пальцами по моей ладони. — Я давно хотел сказать… — снова начинает он и замолкает. Он кладет мою руку себе на плечо и нежно прикасается губами к моей щеке. Я задерживаю дыхание, я не могу дышать. Его губы мягкие, я буквально чувствую, как удары моего сердца отдаются в кончиках пальцев, что лежат на его плече. Он снова берет меня за руку, и я ощущаю дрожь его пальцев. — Я давно хотел тебе сказать: «Выходи за меня?», — он выгибает бровь и смотрит мне в глаза. Я не знаю, что ему ответить, но не потому что он застал меня врасплох. Мы почти всегда были вместе, пара неразлучных друзей. Нет, это не так. Между нами явно было намного больше, чем дружба. Я любила ловить его взгляд, когда он смотрел на меня, так как будто никого на свете больше нет; его улыбку, когда он гладил меня по волосам; его изогнутую бровь, когда хотел добиться от меня ответа. Я ничего не ответила. Но жизнь согласно плану, меня совсем не привлекала. Хотелось вырваться из серого цвета и глотнуть свободы. Но как бы сильно я её не хотела, пугала она меня ничуть не меньше. Войдя в дом, натыкаюсь на Калеба, он хмурит брови. — Вы ехали сегодня на автобусе вместе? — спрашиваю я, для того чтобы перевести тему разговора. — Мистер Блэк работает сегодня допоздна, — отвечает он, но не сводит своих глаз с меня. Я не привыкла врать Калебу. Ему можно было доверять, но сейчас я чувствовала, что лучше промолчать. Я прошла на кухню, сегодня была моя очередь готовить ужин. Калеб без слов, встал рядом и начал помогать. — Спасибо, — шепчу я. — Скажешь мне правду? — он резко поворачивается ко мне. — Правда в том, — отвечаю я, — что я не должна ничего обсуждать. А ты не должен спрашивать. — Ты столько раз пренебрегала правилами, а сейчас не можешь? Даже в таком важном деле? Калеб всегда чувствовал, когда я вру или увиливаю от правды. Еще в детстве его суровый взгляд заставлял меня выкладывать всё как есть на самом деле. Поэтому между нами не было секретов, ему можно было доверять. Я щурюсь. Я снова ломаюсь под его напором. — Это альтруизм, — это не вранье, это часть правды, думаю я про себя. Он несколько секунд не сводит с меня глаз и кивает. Мы с Калебом работаем молча. Я готовлю горох на плите. Он размораживает четыре куска курицы. Когда родители возвращаются домой, ужин готов и стол накрыт. Отец бросает сумку у порога и целует меня в макушку. Он небольшого роста, как и я, и всегда улыбается. Во фракции он славится своей снисходительностью и мягкостью. Дома, мы с Калебом часто пользуемся его добротой. Он верен традициям и правилам своей фракции, но никогда не навязывал их нам. — Как проверка? — спрашивает он. Я молча накладываю горох в миску. — Альтруизм, — отвечает за меня Калеб. — Неужели? — переспрашивает отец. Он делает вопросительное лицо, а в глазах читается недоверие. Мать смотрит на меня, раскладывая салфетки рядом с тарелками. — Мне стало плохо, и меня отправили домой. — я пожимаю плечами. Я избегаю прямого ответа. Не могу лгать моим родителям, хотя искренние сказали бы что умалчивание равносильно лжи. Мы садимся за стол, и отец благодарит Господа за пищу, работу, друзей и семью. Не каждая семья альтруистов религиозна, но отец говорит, что мы должны стараться не замечать подобных отличий, потому что они только разделяют нас. Родители прибираются после ужина. Они отказываются от моей помощи, потому что сегодня вечером я должна побыть в одиночестве и обдумать свои результаты. Поднимаясь наверх, я оглянулась на семью. Отец рассказывает забавную историю, приключившуюся с ним сегодня, мама и Калеб смеются. Наша семья явно неидеальная с точки зрения альтруизма, но она идеальная для меня. Наверно, они могли бы помочь сделать выбор, если бы я могла рассказать о своих результатах. Но я не могу. Предостерегающий шепот Тори звучит у меня в голове всякий раз, как решимость держать рот на замке ослабевает. Я захожу в свою комнату, закрываю за спиной дверь и понимаю, что решение может быть простым. Ночью, Калеб заходит ко мне, он часто так делает, когда ему не спится. — Трис? — Я не сплю, — привстаю с кровати я и двигаюсь, что бы он смог забраться под одеяло. — Мама до сих пор думает, что ты никуда не уйдешь от нас, — он обнимает меня, — но мы с отцом уверенны, что тебе здесь не место. Я молчу. Мне не хочется ничего говорить, не хочется принимать решение прямо сейчас. Когда я смотрю на образ жизни альтруистов глазами чужака, он кажется мне прекрасным. Но представить себя среди них не могу. — Я тоже не останусь здесь без тебя. Отец говорит, что это нормально. Мы должны найти свое место, а не потакать прихотям родителей, — он замолкает. Мы лежим в тишине пару минут. — Ты будешь по мне скучать? — спрашиваю я шепотом. — Все будут скучать. Но мы не хотим тебя расстраивать, - он целует меня в лоб. Калеб закрывает глаза и засыпает. Я же не могу уснуть, думая о его словах, всю ночь. Они не хотят меня расстраивать, от этого чувство вины становится еще сильнее. Глаза начинает щипать, и к горлу подступает ком. Прощаться с любимыми сложно. Когда Джейк и Мая уходили, мне хотелось кричать, биться в истерике. Но я не хотела их расстраивать, мы простились на хорошей ноте. Они ушли неделю назад. Все наши последние разговоры были связаны с нашим с Робом будущем. Последними словами Джека были «Не глупи, малышка. Ты можешь выбрать, то что тебе по душе. А это явно не серый балахон и служения по воскресеньям. Я надеюсь, мы больше не увидимся». Все они, Джейкоб, отец и Калеб, знали меня лучше, чем я сама. Они знали, что мне нужно выбрать. Утром я просыпаюсь от стука в дверь. Она открывается, мама стоит в дверях и смотрит на нас не скрывая улыбки. — Знаете, что, — она поджимает губы, — я пропускала вам это, когда вы были детьми. Но вы уже взрослые, — она по-прежнему улыбается, но только глазами, и складывает мою одежду на стул. — Доброе утро, — Калеб встал с кровати и поцеловал её в затылок. — Ты должна быть уже собрана, отец будет ждать тебя внизу, — мама уходит, закрывая за собой дверь. Её так же сложно, как и мне. Мы выходим с отцом из дома раньше, чем надо бы, если бы мы отправились на церемонию выбора, на автобусе. — Ты не против пройтись? — отец как всегда улыбается, — прогулка помогает избавиться от лишних мыслей иногда. Я улыбаюсь ему в ответ. Мы идем по пыльной дороге. Отец напевает что-то, и иногда бросает на меня косой взгляд. В его глазах всегда горят искорки. Они всегда меня согревают. Я помню, однажды мы с Робом возвращались из школы и как обычно забежали в трущобы к безфракционикам. Мы играли в прятки в одном из заброшенных зданий, я поскользнулась и упала прямо на осколки стекла, которые были повсюду. Когда Роберт нашел меня, мои руки и лицо были в крови. Он тогда не на шутку испугался за меня. Роб отвел меня домой, и промыл все раны. Нашел на кухне аптечку и продезинфицировал царапины, как было сказано в одной из книг Сью. Мы сидели и ждали моих родителей до вечера, думали, что за такие прогулки нас знатно отругают. Когда родители вернулись с работы, мой отец назвал Роба «Героем!», а мама в благодарность испекла ему кексик. Когда мы спросили их о наказание, отец рассмеялся. Он погладил мои волосы, и сказал, что мы по-настоящему храбрые, если не боимся отправляться на встречу приключениям. Искорки в его глазах горели так же как и сейчас. Таким он был всегда, я не разу не видела, что бы он кричал или повышал голос. Только однажды я видела его расстроенным, на похоронах дяди. Тогда он позволил себе даже слезы. — О чем ты думаешь? — спрашивает он меня и пинает булыжник ногой. Он отлетает в мою сторону, и я пасую камень отцу. — Калеб вчера сказал… — Калебу иногда нужно быть посдержанней, — прерывает меня отец. — Он просто всегда говорит правду, — улыбаюсь я. — Правду… — задумывается отец и пинает камень в сторону, — которую я хочу сейчас слышать от тебя, — он поднимает на меня взгляд. Он смотрит мне в глаза. Мы с ним практически одного роста, но он и без этого смотрел бы на меня как на равную. — Ты очень похожа на мать, Трис. Она, конечно, расстроиться, если сегодня ты покинешь нас. Но ты должна подумать и о себе. Он убирает прядь выбившихся, из пучка, волос за ухо и треплет за щеку. — Мне трудно поверить, что ты уже не ребенок и должна принимать собственные решения. Иногда, мне кажется, что Калеб старше тебя, и не на один год. Он снова улыбается. Мы подходим к «втулке» как раз, когда подъезжает автобус. Семья Блэков в полном составе вываливается вместе с другими альтруистами. Они кивают головами в знак приветствия. Мистер Блэк подходит к моему отцу и заводит разговор о работе. Отец вежливо улыбается, но по глазам я вижу, что он предпочел бы провести это время со мной. Они уходят вперед. Роберт и Сьюзен поднимаются по лестнице рядом со мной. Роб держит меня за руку, пока никто не видит. Не думаю, что его родители бы это одобрили. Мы входим в зал, он в последний раз бросает на меня взгляд и отходит. Мы выстраиваемся в алфавитном порядке в соответствии с фамилиями, которые можем отвергнуть сегодня. Ответственность за проведение церемонии переходит от фракции к фракции каждый год, и сегодня очередь Альтруизма. Маркус должен прочесть вступительное слово и называть имена в обратном алфавитном порядке. Из нашей троицы я делаю выбор первой. Выбор… Что сделает Роб, если я уйду из альтруизма? Скорее всего будет жить прежней жизнью, забудет наши прогулки после школы и сокровенные минуты наедине, найдет себе жену, которая будет такой же сдержанной как его мать. У него все спланировано, есть до глупости смешной план на всю оставшеюся жизнь. Я пытаюсь найти его глазами. Но не вижу. Прежде чем сесть, отец подходит и целует меня в лоб, а потом не сдерживается и обнимает так крепко. Другие члены фракции альтруизма косятся на нас с неодобрением. Мы должны сдерживать свои эмоции. Или… Зал постепенно успокаивается. Я смотрю на чаши. Мою голову снова заполняют мысли, те же что и этой ночью. Словно выбираю оправу для очков, я примеряю каждую фракцию на себя. Эрудиция — я стою в синем пиджаке и держу планшет с важной информацией, доказывающей, что фракция альтруистов скрывает, тонны зерна в подвалах своих домов. Трясу головой. Искренность — я стою посреди огромного зала, заполненного членами моей фракции, и рассказываю о том, что я дивергент. Трясу головой. Дружелюбие — я в соломенной шляпе, работаю не покладая рук на полях, а вечером все товарищи собираются у костра и просят меня сыграть на банджо. Забавно. Мая, была из товарищества, она много пела, на глазах её всегда были слезы. Тоска по запаху цветов, и росы, и деревьев была отчетлива слышна в её голосе. Бесстрашие — я выпрыгиваю из поезда и делаю по инерции еще несколько шагов, рядом смеются мои друзья. Ветер растрепал мои волосы. И я чувствую свободу, определенно чувствую. Джейк был бесстрашным, но он почти ничего не рассказывал об этом, как и Мая. Иногда, когда я донимала его вопросами, он сдавался. Чем дольше он говорил, тем реальнее я представляла картины как он едет на поезде и ветер треплет его черную одежду, как он дерзко вызывает своего друга на бой, как он бежит по коридорам логова бесстрашия, и вот передо мной сидел не просто слабый и изнеможенный безфракционик, который не доедал уже несколько лет, а молодой, сильный и дерзкий бесстрашный. Трясу головой, не так резко, не хочу, чтобы фантазия быстро развеялась. Альтруизм — я в сером балахоне, Роберт обнимает меня за талию, а вокруг нас бегают дети, двое или даже трое. Рядом семья, папа улыбается так как может только он, а рядом Калеб держит за руку маму. Слезы наворачиваются на глаза и ком подходит к горлу. Передо мной осталось пять человек. — Альтруизм. Эрудиция. Дружелюбие, — называет Маркус новые фракции моим ровесникам. Двое человек передо мной. Я уже ничего не слышу, но пытаюсь сосредоточиться. Один человек. Вижу, как делает выбор Лихач, он выбирает Искренность. Он первый из нас, кто сменил фракцию. Первый переход между фракциями. В секторе Лихости поднимается ропот, и я срываюсь с места еще до того, как прозвучит мое имя. На полпути к чашам я уверена, что выберу Альтруизм. Сомнений нет. Я вижу, как работаю добровольцем по выходным. Мирная рутина, тихие ночи перед камином, уверенность, что я буду в безопасности и даже если и недостаточно хороша, то хотя бы лучше, чем сейчас. Я осознаю, что это звенит у меня в ушах. И моя кровь шипит на углях. Смотрю на Маркуса прямо в глаза и вижу в них разочарование, он выдерживает паузу. — Бесстрашие, — объявляет он. Я слышу ропот, перерастающий в возмущенные крики. Мысли путаются. Я смотрю себе через плечо и вижу его. Роберт стоит с широко раскрытыми глазами, кулаки крепко сжаты. Я не могу выдержать его взгляда и отворачиваюсь, и направляюсь в толпу лихачей, которые уже приветствуют меня улюлюканьем.