***
Алексей Александрович закрылся в домашнем кабинете и задумчиво листал документы, переданные ему из министерства с курьером. Сосредоточенно вчитываясь в заковыристый текст, он старательно пытался отвлечься от тревожащих его мыслей. А подумать было о чём. С одной стороны его порадовало, что Анна восприняла разговор спокойно. Не стала устраивать истерик, не попыталась закатить скандал. С другой… «Ну, невозможно так работать!» — нахмурившись, Алексей раздражённо швырнул папку с бумагами в ящик. «Вронский… опять он лезет в мою жизнь. Пусть косвенно, но…» — обрывки воспоминаний, словно вихрь, закружились в голове. Громко хрустнув пальцами, он досадливо скривился и шумно выдохнул. Алексею совсем не пришлось по душе желание дочки встретиться с родным отцом и поговорить, но запрещать не стал, права не имел. Дочь этого точно не простит, а враждовать с ней ему очень не хотелось. Если Анна начнёт бегать на встречи украдкой, будет только хуже. Ложь унизительна и губит душу человека. На данный момент растревоженного отца пугало лишь одно: Алексей Кириллович уже разрушил однажды половину его жизни, а значит, может сделать это ещё раз. Тем более… Тяжело вздохнув, Каренин отомкнул выдвижной ящик секретера и нехотя достал толстую пачку корреспонденции. Рука нервно дрогнула, и белоснежный ворох рассыпался по отполированному паркету. Часто-часто заморгав, он затравленно посмотрел на получившийся «пасьянс». Содержание этих бумаг он помнил наизусть. Оно было пугающим, мерзким и отвратительным. Хотелось собрать всю эту гадость в охапку и выбросить в камин, уничтожить в огне. Сбросить с себя, забыть, забыть… с глаз долой — из сердца вон, но Алексей не любил поддаваться эмоциям. Сжечь — слишком просто, и проблему это не решит. Надо искать выход из положения, а не предаваться панике. Торопливо собрав с пола конверты, он разложил их на столе. Взяв в руки послание, датированное последним числом, и вынув письмо, он ещё раз взглянул на почерк отправителя и задумался, пытаясь вспомнить. Было что-то неуловимое, смутно знакомое в этих оборотах, но вот только что? Достав из конвертов ещё несколько писем, Каренин принялся рассматривать их через лупу. У него складывалось впечатление, что писали их разные люди, и на вид почерк казался совершенно разным, но почему тогда стилистика предложений идентична? И почему, почему этот насмешливый тон с издевательскими нотками кажется до боли знакомым?***
Брат и сестра Каренины зашли в бальный зал за час до официального объявления о начале мероприятия. Почти все присутствующие в зале синхронно обернулись к только что прибывшим и с любопытством принялись рассматривать детей «того самого Каренина». Не так уж много времени прошло, и многие свидетели скандала были ещё живы. Послышался нестройный шёпот: «Смотрите, это же она! Она! Анна? Анна! Анна… Каренина? Анна Каренина?! Да! Это она!» Любопытных взглядов стало в два раза больше. Они словно прожигали насквозь. От неожиданности девушка смутилась, покраснела и, отступив на шаг, спряталась за спину брата. Ей стало очень неуютно от такого пристального внимания. Высокий черноволосый молодой человек с пронзительным взглядом больших серых глаз вежливо раскланялся со всеми знакомыми и решительно, подхватив сестру под руку, пошёл к своему любимому месту в зале. Дамы, встречающиеся ему по пути, радостно улыбались и приседали в книксене, несколько знакомых по адвокатуре подошли поздороваться. Закончив с формальностями, Сергей подошёл к чете Лёвиных и приветливо заулыбался им. Константин Дмитриевич за прошедшие пятнадцать лет очень изменился. Было заметно, что жизнь за городом повлияла на него положительно. Теперь внешне он выглядел настоящим барином степенным, важным. Орлиный нос с горбинкой, волевой подбородок, русые волосы до плеч, усы и короткая бородка, завершающие образ. Даже жесты его стали плавными, неторопливыми барственными, а речь вальяжной и тягучей. На свежем воздухе, в тишине и покое бескрайних просторов лесов и полей, вдали от дрязг и суеты большого города Константин даже внешне выглядел моложе. Женившись на Щербацкой, он, наконец, успокоился: перестал впадать в постоянные депрессии и заниматься самоедством. Подтянутый высокий с ясным взглядом серых глаз и добродушной улыбкой на губах Лёвин совсем не выглядел на свои сорок девять лет. Екатерина Александровна, несмотря на свой волевой и упрямый характер, стала ему верной помощницей, спутницей и другом. Миниатюрная и улыбчивая с копной роскошных волос золотисто-медового отлива и яркими глазами цвета морской волны она была похожа на загадочную лесную нимфу. Светские кавалеры, конечно, обращали на неё внимание, но на расстоянии, и флиртовать всё же не решались, побаивались Лёвина. Они до сих пор помнили и частенько пересказывали друг другу занимательную, ставшую почти легендарной историю о том, как субтильный нерешительный и интеллигентный Лёвин за слишком навязчивое внимание к своей молоденькой жене, ничтоже сумняшеся*, накостылял Васеньке Весловскому. Между прочим, троюродному брату Екатерины. В общем, мадам Лёвина в светской среде была лицом неприкасаемым. — Серёжа, здравствуй! Всё-таки пришли на Рождественский бал? — лучезарно улыбаясь, Лёвин крепко стиснул юноше руку. — Я рад, очень рад! — Ну, не запираться же нам теперь в башне на веки вечные? — иронично усмехнулся молодой человек. — Вот, сестрёнку вывел в свет. Анна, перестань, пожалуйста, прятаться за мою спину! Слегка покраснев от смущения и мило улыбнувшись, девушка вышла вперёд и склонилась в глубоком поклоне. — Анечка, а пойдем прогуляемся пока? У нас ещё много времени, — заметив нервозность и неловкость молодой девушки, в дело решила вмешаться проницательная Екатерина Александровна. Обняв её за плечи, она тихонько пробормотала: — Je pense que nous devons laisser nos compagnons parler en tête-à-tête.** Проводив взглядом Анну и Екатерину, молодой человек продолжил: — Приходите как-нибудь к нам в гости вместе с супругой, хорошо? Отец будет очень рад! Он очень хорошо к вам относится и уважает. — Мы с удовольствием, спасибо. Как здоровье Алексея Александровича? Слышал, что он восстановился на службе? Это прекрасно! Я очень за него рад! — внимательно присмотревшись к Сергею, он осторожно спросил: — Что-то произошло? Вид у тебя весьма и весьма задумчивый. — Эх, Константин Дмитриевич, есть о чём задуматься. С отцом всё нормально, благодарю. Пока стабильно. Я хотел бы попросить вас приютить на время Анну у себя, это возможно? — Конечно! — внимательно заглянув в глаза своего молодого друга, он крепко стиснул ему локоть. — Скажи, что-то на работе случилось? Может, может, тебе денег нужно занять? Долги? Или вам угрожают? Или, или… всё дело в Анечке? — волнуясь, Константин сбросил маску привычного покоя и вальяжности и нервно затараторил. — Константин Дмитриевич, дорогой, да вы не переживайте так! Есть, конечно, некоторые хм… догадки. Пока не знаю. Ничего определённого, в том-то и дело. Скорее смутные подозрения, предчувствия. Если кто-то действительно копает под отца и хочет ему хорошенько навредить, то первый удар будет направлен в сторону Анны. Мне бы хотелось предвосхитить шаги невидимого врага и обезопасить сестру. На всякий случай молодой человек не стал распространяться о своих семейных проблемах давнему другу семьи. Он хорошо помнил уроки отца о том, что в дела внутрисемейные нельзя вмешивать третьих лиц. Сергей уже давно заметил, что Каренин-старший в последнее время снова стал каким-то тревожным, депрессивным и ещё более замкнутым. Хорошо зная отца, он быстро догадался, что его опять что-то угнетает, и ему очень хотелось хоть как-нибудь разговорить его и помочь. — Серёжа, мы ведь всегда с тобой хорошо ладили, и я буду рад быть тебе полезным. Можешь рассчитывать на меня! Телеграфируй, как что-то определённое решишь. Хорошо? — Спасибо! Я всегда знал, что на вас можно положиться. Ну что? Скоро начнётся вальс? — Да. Мы с Китти сегодня сына привели. Пусть посмотрит на завораживающую магию танца.***
— Екатерина Александровна, а можно вам задать вопрос? — Конечно, что тебя интересует, Аннушка? — Я заметила, что в зале нет графа Вронского? Он будет сегодня? — Ах, Вронский… — вздохнув, женщина сухо поджала губы и спешно прикрыла глаза, стараясь погасить нехороший блеск в глазах. «Спокойно, столько лет прошло…», — граф сегодня будет. Он всегда приходит немного позже. Так, где-то тут должен быть Дима. Скоро бал, пойдём к нему?***
По просторному залу полились мелодичные, завораживающе-волнующие звуки вальса. Первый тур открывали самые молодые участники бала — Анна Каренина и Дмитрий Лёвин. Потом к ним присоединились и остальные желающие повальсировать. Всё внимание нетанцующих гостей было приковано только к ним. Грациозная девушка, словно стройная липка, гнулась в умелых руках ведущего танцора. Их пара выделялась среди других пластичностью, синхронностью, увлечённостью и погружённостью в танец. Они будто растворились в водовороте ритма, словно нет этого зала, всех этих людей, нет никакого скандального прошлого. Есть только этот миг, где мягкий свет люстры переплетается с музыкой вальса и сливается со стуком двух сердец в унисон. Волшебный танец вскружил восторженной девушке голову, в её широко распахнутых, обсидиановых глазах отражался блеск миллионов свечей от подвесного светильника, грудь неровно вздымалась, а на губах играла счастливая улыбка. Казалось, что впереди у них ещё будет целая жизнь, в которой сбудутся все заветные мечты. В самый разгар веселья в зал неслышной походкой «крадущихся»*** проскользнул высокий мужчина. Господа и дамы, увлечённые ярким зрелищем, не обратили на вновь прибывшего совершенно никакого внимания. Торопливо отступив в тень колонны, он вместе со всеми внимательно наблюдал за танцем молодых людей. Загадочно поблёскивая смоляными пронзительно-жгучими глазами, он напряжённо рассматривал танцующую девушку, пытаясь узнать в ней те знакомые черты. Поразительное сходство… Взгляд туманился от непрошенных слёз, и ему казалось, что это он танцует там. С другой Анной, его Анной. Судорожно закусив губу, мужчина полностью погрузился в воспоминания трагичного, но всё-таки счастливого прошлого. Она стала его памятью, ангелом, хранила от пуль, не давала сойти с ума и умереть в плену, хоть он так этого желал. По изуродованной грубым шрамом щеке поползла непрошеная слеза, но он, погружённый в свои воспоминания, этого не замечал.