Чары Любви

Несколько дней подряд Камилла наблюдала, как первородный смотрит на рояль с каким-то только ему известным чувством, но он так, ни разу и не сел за инструмент. Ей было любопытно, что же останавливает Майклсона, но она никак не решалась спросить. Проснувшись утром, она снова застала мужчину у рояля, он сидел на табурете, но крышка была закрыта. Здесь Элайджа казался другим слишком задумчивым и молчаливым. Настолько погружен в свои мысли, что даже не заметил ее приближения. — Почему ты не играешь? — тихо спросила О’Конелл, положив руки на напряженные плечи мужчины. На мгновение Элайджа застыл как в ту ночь, когда Ками обняла его при встрече. Легкие поглаживания помогли отпустить не нужные мысли и немного расслабиться. И ему захотелось ответить на вопрос, быть может открыть хотя бы часть правды, что так долго скрывал в глубине души. — Я давно не играл — прошептал первородный. Он не видел ее улыбку, но знал, что Камилла улыбается. — Но ведь причина совсем не в этом — заметила смелая барменша и попала в самую точку. — Знаешь, я написал одну мелодию, она постоянно звучит в моей голове. Я ни разу так и не сыграл ее — признался Элайджа и наконец, открыл крышку рояля. Тепло от ее ладоней, даже через ткань рубашки казалось обжигающим, но таким нужным. Своим признанием первородный лишь подогрел интерес барменши с дипломом по психологии. — Почему, Элайджа? — надавила Ками, подтолкнув своего друга к откровенному разговору. Несколько долгих мгновений Майклсон молчал и она подумала, что ответа не последует, но первородный больше не мог хранить все в себе. Просто выговориться показалось настоящей необходимостью. — Эта мелодия для той единственной, что затмила собой всех остальных. — Хейли — вслух произнесла свои мысли О’Конелл, но Элайджа покачал головой. Нет, Хейли не была той девушкой, он и сам это не сразу понял. Может быть, с самого начала сердце знало, что это ошибка, но продолжало бороться и терпело череду обвинений и предательств. — Я встретил ее, как только вернулся в Новый Орлеан. Тогда еще подумал, так может выглядеть истинная красота. Золотые локоны и глаза… в которых я утонул, — первородный остановился, подбирая слова, будто слишком много сказал. В голове пронеслась мысль, а что если она все поймет? Он даже не обратил внимание, когда Ками присела рядом, лишь ее ладонь поверх его заставила вернуться в реальность. — И что же было дальше? Зеленые глаза блондинки, засияли особым блеском женского любопытства и Элайджа в очередной поддался их чарам. Он продолжил рассказ и с каждым словом, чувствовал облегчение. — Я сделал то, что делал всегда, выбрал семью и просто запер зародившуюся симпатию. Думал, что так будет лучше для нее. А потом у меня появился соперник, и я отступил в сторону. Такого признания О’Конелл никак не ожидала. Ей всегда казалось, что Элайджа не из тех, кто так просто сдается. Конечно, он благороден и всегда следует данной тысячу лет назад клятве, но разве можно жертвовать своими чувствами вот так? Почему-то ее не покидало ощущение, что на этом история не закончилась.  — Он мучил ее, а я ничего не делал. Иногда я был так зол, что готов был убить его — выдавил первородный и кажется, стало нечем дышать. Он никогда не говорил об этом, от того безумно захотелось спрятаться. Укрыться за глухой стеной холодного и сырого подвала, не показываться кому-нибудь на глаза. — И почему ты этого не сделал? — сорвалось с губ Камиллы, и она тут же об этом пожалела, потому что Элайджа зажмурил глаза, точно от резкой боли. Она даже не представляла, сколько раз в его голове пробегала эта мысль, а сердце разрывалось между семьей и любовью. Как каждый раз он собирал его осколки и надевал маску прежнего Элайджи Майклсона. Никто это не видел, даже она. — Потому что она любила его, а меня просто не замечала. Я думаю, она и сейчас его любит. Ками не знала, что сказать. Она ведь и сама была наивной, верила и продолжает верить во что-то хорошее внутри монстра. Сколько раз Клаус использовал ее, причинял боль? Вряд ли она могла сосчитать, но, несмотря на это продолжала любить его. -Я не сильна в музыке, но я слышала, что главное это чувствовать ее — после нескольких минут полной тишины произнесла Камилла и робко коснулась клавиш. Мелодия прерывалась, когда она забывала нужную ноту, но паузы лишь делали акцент, на том, какие чувства терзали внутри. Растерянность, непонимание и такие редкие моменты счастья, отчего Майклсон почувствовал себя лучше. Музыка — то, что всегда ему нравилось. Он мог бы играть часами для нее, но сегодня Камилл играла только ему. Было в сплетении простых звуков что-то дьявольски красивое, как и в смелой барменше. Ее пальцы скользили по клавишам неуверенно и осторожно, что вызвало улыбку. — Сыграем вдвоем? — спросил Элайджа, замечая, как Камилла подсела к нему ближе. Ее улыбка вместо ответа, и сердце отозвалось быстрыми ударами в груди. Они играли то и дело, сбиваясь с заданного ритма. Блондинка могла только позавидовать умению Элайджи, но он просил не останавливаться и продолжать. И все же скоро Ками сдалась, пообещав, что обязательно будет практиковаться под руководством Майклсона. *** Через неделю Ками привыкла, проснувшись находить Майклсона в рабочем кабинете. Он в отличии от нее практически не спал, постоянно что-то читая. Она же проводила время за приготовлением обеда, или просто смотря в окно. Скучно и однообразно, наверное, именно поэтому, закончив с ужином, снова оказалась у кабинета первородного. — Не помешаю — робко спросила она. Элайджа тут же отложил книгу, на его губах расцвела улыбка. Он был рад ее появлению, потому как расстояние в глухую стену сводило его с ума. — Ты могла бы и не спрашивать. Проходи. О’Конелл присела в кресло, а мужчина тут же оказался на полу, у ее ног. Наверное, он выглядел нелепо, но ему было плевать. — Устала? — тихо прошептал он, заглянув в изумрудные глаза. Ками лишь кивнула, слова показались лишними. Пожалуй, это был первый раз, когда она увидела Майклсона без бесконечных масок. Она бы подумала о том, что так меняет мужчину, но теплое прикосновение к щиколотке, буквально выбило весь воздух из легких. Испуг отразился в глазах блондинки, но она молчала, не решаясь хоть на какое-то действие. А Элайджа избавил девушку от туфлей, и стал разминать уставшие от высоких каблуков стопы. Напряжение, повисшее в воздухе, постепенно спало, и Ками откинулась на спинку кресла. Сильные пальцы Элайджи будто знали ее лучше нее самой. — Как ты это делаешь? — прошептала смелая барменша, окончательно расслабившись, и прикрыла глаза. Майклсон беззаботно рассмеялся, продолжая свои действия. Она вновь доверилась ему и это была его маленькая победа. Стрелка старинных часов тихо ползла по циферблату, отсчитывая их время. Камилла уснула прямо в кресле, а первородный так и сидел у ее ног, точно сторожевой пес. Он любовался ее расслабленными чертами лица, пухленькими губами и дрожащими густыми ресницами. — Пора в кровать — едва слышно пробормотал Элайджа, поднявшись с пола. Он взял Ками на руки и направился в спальню, пытаясь не думать, насколько тонка ткань облегающего каждый изгиб платья. Ее горячее дыхание на шее приятно обжигало кожу, отчего, внутри все затрепетало. Все же Майклсон уложил девушку в постель. Взгляд, в который раз прошелся по расслабленным чертам лица. Элайджа присел на самый краешек, наблюдая и охраняя ее покой. — Спокойной ночи, Камилл — прошептал первородный, укрыв девушку мягким пледом. Такой умиротворенной она не была в Новом Орлеане, как и он не был счастлив. Только в этот миг все стало иначе, будто судьба после смерти подарила им шанс.