И Истина явилась

      Июнь 2014 года – Массачусетский институт океанографии – Вудс-Хоул, Массачусетс       В это время суток в библиотеке студенческого городка было тихо и довольно безлюдно. Гибсону Прейзу это нравилось. Ему было легче сконцентрироваться, когда не нужно было тратить силы на то, чтобы отвлечься от мыслей других людей.       Он откинулся назад, выпрямил руки вверх и сложил их в замок у основания шеи. Зевнув, он решил, что достаточно позанимался на сегодня, и закрыл учебник. Сложив лэптоп и листы с записями, которые он вёл последние два часа, он засунул всё, кроме учебника, в рюкзак. Перекинув его через плечо, он направился к дежурному библиотекарю.       - Вот, возьмите, Аманда, - сказал он с улыбкой и вручил ей книгу. – Увидимся завтра.       - До встречи, Гибсон, - ответила та, покраснев.       Гибсон знал, что нравится ей. Он тоже был к ней неравнодушен, но с его способностью читать мысли заводить отношения он не решался. В конце концов, у него было явное преимущество. По этой причине он избегал всяких отношений.       Выйдя из библиотеки, он посмотрел на часы: 19.30. Как раз есть время забежать в супермаркет и взять что-нибудь на ужин, пока не стемнело.       Выезжая с парковки, Гибсон краем глаза заметил вертолёт, летящий в направлении Мартас Виньярд. Его мысли были заняты тем, как пригласить Аманду на свидание, не выставив себя полным идиотом. Но мечтания об Аманде рассеялись, когда его собственные мысли вытеснились чужими.       Резко остановив мотороллер, он пристально вгляделся в вертолёт, направлявшийся на юго-восток. Пассажиры вертолёта были полны решимости совершить свою миссию – Гибсон взмолился, чтобы в его силах было её остановить.       Пролив Виньярд, Массачусетс       Фокс Малдер смотрел на след от парома. Брызги океана приятно освежали лицо. Вытирая его рукой, он ощутил однодневную щетину. Чем старше он становился, тем чаще приходилось пользоваться бритвой. Но он и не жаловался. Во всяком случае, можно было не бояться стать похожим на бывшего босса, Скиннера, этого лысого и прекрасного мужчину. Интересно, как он там? Когда они виделись в последний раз, Скиннер спасал его задницу.       День на материке выдался долгим, но продуктивным, - во всяком случае, он изо всех сил постарается убедить в этом Скалли. Она напоминала ему, что иногда нужно уходить от обыденности, возвращаться время от времени к цивилизации, чтобы переключиться. Наверное, она была права, только Малдер предпочитал Виньярд и то уединение, которым он мог там наслаждаться. Правда, туристический сезон мог доставить неудобства, но их жилище располагалось далеко от проторённых маршрутов, так что беспокоиться по этому поводу приходилось редко.       Вообще-то с туристами приходилось сталкиваться только в тех случаях, когда Скалли, не найдя чего-то в Чилмарке или Менемше, просила его поехать севернее, но и тогда далеко ехать не было нужды. Через каких-то двенадцать миль он попадал в самое сердце туристической жизни. Про себя он посмеивался над туристами, которые по прошествии более чем тридцати лет обращали внимание на места, где был снят фильм «Челюсти». Его это веселило. После стольких лет… Кто бы мог подумать!       Он снял солнцезащитные очки и закрыл глаза, нежась в тёплых лучах заходящего солнца. Вдохнул свежий воздух океана. Какой же это приятный, опьяняющий аромат! Надо не забыть поблагодарить Скалли.       Открыв глаза, он посмотрел на небольшой букет цветов, который он купил для неё у остановки в Вудс-Хоул. Это была мелочь, но он знал, какое удовольствие ей доставит забота об этих цветах: процесс выбора подходящей вазы, рассуждения о том, где они лучше будут смотреться – на фортепиано или на кухонном подоконнике, в то время как её любимый цветок из букета предназначался для специальной вазы на тумбочке возле их кровати. Он хотел доставить ей радость и поблагодарить за веру в него. Не нужно было даже ничего говорить. Эти мелкие знаки внимания говорили Скалли больше слов. Она не требовала от него многого. Просто хотела, чтобы он её любил, уважал и относился как к женщине – своей женщине. Лёгкая улыбка пробежала по лицу Малдера, потому что именно это он ей и предлагал.       Он достал из кармана рубашки семечки, закинул одно в рот. Потом, ловко щёлкнув им между зубами, он выплюнул шелуху за бортик, на который опирался, и съел крошечное зёрнышко. Эту технику он довёл до совершенства за годы работы в ФБР, - как одно из его главных достижений, это, несомненно, должно было быть указано в его личном деле.       Мысли вернулись к сегодняшнему дню на материке, где он встречался с литературными агентами. Он знал, что единственной причиной, по которой они согласились сотрудничать с ним, были его бывшие связи в ФБР, где он провёл шестнадцать лет в качестве специального агента. Если бы не этот факт, они отказали бы ему без всяких раздумий. Некоторые из них так и сделали, ну а те, что не убежали при одном упоминании об инопланетянах и правительственном заговоре, те, что слушали достаточно долго, чтобы услышать что-то кроме трёх букв – Ф…Б…Р… - что ж, время покажет.       Поначалу Малдер не был уверен, что хочет писать о Секретных материалах и о том, что он пережил. Это могло многим не понравиться. Нет, он просто пал жертвой настойчивости Скалли. Одного только факта, что Скалли верит в него — хотя в течение долгого времени он и сам не знал, верит ли в себя — было достаточно, чтобы передумать. В конце концов, Скалли была его главным защитником и опорой, не говоря о том, что она считала написание книги благотворным для него. Ох, уж эти её скрытые мотивы! Всегда оставаясь врачом, она старалась исцелить его кости... его раны... его всего.       Скалли. Малдер улыбнулся. Она нашла свою нишу. Он пообещал ей, что они уедут так далеко от тьмы, как только возможно. И, хотя он предпочёл бы уединиться на собственном атолле где-нибудь среди островов Кука, - Скалли нуждалась в людях, нуждалась в том, чтобы помогать им, и он смирился с этим. Если честно, то он любил и восхищался этим её качеством.       Когда он раздумывал над тем, чтобы продать дом в Чилмарке, который родители оставили ему, Скалли призналась, что полюбила это место. Она сказала, что если детские воспоминания слишком болезненны для него, она поймёт и примет его желание продать дом. Но, увидев, как сияют её глаза, когда она смотрит через двор, расположенный за домом, на утёсы и океан внизу, разве мог он спорить?       Да, болезненные воспоминания, связанные с детством, наполняли это место. Похищение его сестры Саманты было самым значительным из них. Распад семьи, последовавший за этой потерей, был ещё одним колючим шипом в сердце. Но, когда они со Скалли стали вместе восстанавливать этот дом, зародились новые воспоминания, пустили корни, расцвели, превращая его в ИХ дом. Изменения не оставили и следа от гнетущей истории, которая произошла здесь. Усилиями Скалли дом совершенно преобразился. Каждая комната впитала в себя её дух и всё то, чем она была для Малдера, и его это вполне устраивало. Ему было комфортно в этой атмосфере, и он обнаружил, что его сердце тянется к дому даже после одного дня отсутствия.       Когда он приедет домой, она уже будет готовить ужин, вернувшись домой с работы. Должность педиатра в больнице Виньярд Мемориал удовлетворяла её потребность помогать людям, особенно самым невинным из людей – детям. Малдер знал, что это заполняет пустоту в её сердце, оставшуюся от их сына Уильяма, которого она отдала в приёмную семью двенадцать лет назад. Эта пустота никогда не будет заполнена до конца, но работа с детьми накладывала положительный отпечаток на её настроение, и она отчаянно нуждалась в этом каждый день.       Откроется ли когда-нибудь эта потайная комната в его сердце? Он сомневался в этом. Он редко отваживался заглядывать туда. Как правило, он едва приоткрывал в неё дверь, время от времени думая «а что, если бы…», но по большей части вход туда был строго воспрещён, в особенности ему самому. Он похоронил это в себе так глубоко, как никакую другую когда-либо испытанную боль.       Да, у него были сожаления, и он хотел бы, чтобы времени, проведённого с сыном, было больше. Он очень хотел бы быть настоящим отцом: узнать, что за человек Уильям, что ему нравится, наблюдать, как он растёт. Это было тяжело, и Малдер с трудом сглотнул, стараясь не задерживаться на этой мысли. Нет, Уильяму лучше в приёмной семье. Он был в этом уверен.       Он не винил Скалли. Она понимала, что пока Уильям с ней, он остается мишенью. Усыновление было единственным здравым решением, которое она могла принять, и он восхищался ею за это. Поскольку он был вынужден скрываться, ей пришлось принимать решение одной, и всё же она выбрала не то, чего хотела сама, а то, что было лучше для их сына. Он знал, что это требовало мужества, и не был уверен, что смог бы быть таким же сильным. Возвращаясь мысленно в тот роковой день, когда она сказала, что отдала Уильяма в приёмную семью, он ненавидел себя за то, что подвёл их обоих. «Если ты существуешь, - обратился он наверх, - пожалуйста, дай мне шанс всё исправить».       Его внимание привлек чёрный вертолёт, летящий в направлении Мартас Виньярд. Малдер невольно вздрогнул. Это не был обычный вертолёт скорой помощи. Он был другой: чёрный и без опознавательных знаков. Сколько раз подобное приводило к опасному столкновению с Синдикатом? Хотя он больше не был с этим связан, он не мог отрицать того, что в глубине души ему стало страшно. Прошлое запечатлелось в каждой его клетке, и он никогда не будет полностью от него свободен. В конце концов, это прошлое сформировало суть Фокса Малдера.       Чилмарк, Массачусетс       Оглядевшись по сторонам, мальчик заметил белую хлопчатобумажную футболку, висящую на крючке двери в ванную. Джинсовая футболка с длинными рукавами небрежно лежала на аккуратно застланной кровати. Внезапно вещи приняли форму, и он последовал за женщиной, которая была в них одета. Она была небольшого роста. Миниатюрная, но сильная и хорошо сложённая. Спускаясь за ней на кухню, где в кастрюле кипела вода, он мог чувствовать свежий запах мыла и видеть потемневшие влажные волосы.       Едва уловимое ощущение тьмы вдруг появилось и сразу исчезло, растворившись в звуках спокойной фортепианной музыки, доносившейся из СD-плеера на кухонном буфете. Музыка аккомпанировала грациозным движениям женщины, полностью с ней сливаясь, словно это была музыка её души.       Кухня была тёплой и уютной. Пахло чесноком, томатами и орегано. Женщина помешала что-то на плите, попробовала, добавила щепотку приправ и закрыла крышку. Ещё одна волна тьмы прошла и исчезла. На этот раз женщина тоже её ощутила и выпрямилась от озноба, пробежавшего по спине.       Мальчик огляделся вокруг. Где он находится? Вроде как дома, но не в доме своих родителей. Он не мог этого объяснить, потому что никогда здесь не был, и всё же он был дома. Женщина сделала его таким, и мальчика притягивало к этому месту и к ней. Хотя он видел её только сзади, он знал, что женщина обладает внутренним покоем, который исходит от неё и окутывает его со всех сторон. Как бы он хотел остаться в этих объятиях!       Стук во входную дверь разорвал тишину и покой. Она открыла, почувствовав несвежий запах сигарет. Память пробудила инстинкт самозащиты. Хотя она узнала одного из двоих мужчин, стоявших перед ней, кто-то ещё нависал сзади, прячась в тени. Что-то красное, стараясь не выдать себя, рассматривало её, гипнотизировало, парализовывало.       Чувствуя, что её тело застыло, мальчик бросился на помощь. Она с силой захлопнула дверь. Они вместе взбежали по лестнице в спальню, пытаясь оторваться от мужчин, которые выбили дверь и быстро догоняли. Их хватка была похожа на железные тиски.       Их всё били и били, без жалости, заливая кровью одеяла, на которых они лежали, пытаясь отбиваться. Как ни старался, мальчик не мог отделить себя от женщины. Как могло быть такое, что её страх стал его страхом? Её боль – его болью?       К счастью, представилась возможность убежать. Мелькнула лестница, и одним отчаянным прыжком они оказались внизу. На кухне в ход пошли ножи. Один из них попал в цель, но не причинил мужчине никакого вреда. Дышать становилось трудно, почти невозможно, из-за рук, сжимавших горло. Они стали задыхаться.       Кастрюля опрокинулась, посуда разбилась, и после очередного удара в голову они оказались на коленях, затем – на полу. Из лужи их собственной крови их потащили прочь от места, которое ещё совсем недавно олицетворяло мир и покой.       Боль. Казалось, она была везде. Её боль, его боль – между ними не было разницы. Стало темно, сыро и шумно. Что-то мокрое и солёное брызнуло им в лицо. Руки были связаны сзади. Их швыряло из стороны в сторону.       Какой-то голос обратился к женщине, но не к нему. Почему? Разве тьма не поглотила и его? Голос обращался к ней снова и снова, но тьма была настолько сильной, что сокрушила их всех.