I believe, I believe, I believe, I believe That we're meant to be But jealousy, jealousy, jealousy, jealousy Get the best of me Look, I don't mean to frustrate, but I Always make the same mistakes, yeah I Always make the same mistakes 'cause I'm bad at love (ooh-ooh) But you can't blame me for tryin' You know I'd be lyin' sayin' You were the one (ooh-ooh) That could finally fix me Lookin' at my history I'm bad at love Halsey — Bad at Love
— Кто такая Тиффани? Ты оторвался от телефона и уставился на меня удивленными глазами. — Ну, та, чье имя ты по телефону называл. Спрашивал, как там она? — я чуть прищурил глаза. — Ты вроде не говорил, что у тебя есть сестра или что-то подобное. Твои карие глаза сверкнули озорным огоньком. — Сестры и правда нет. Даже двоюродной, — уточнил ты, снова уставившись в мобилу. Ты явно снова решил поиграть со мной — уворачиваться от ответа до последнего, мучить меня своим маленьким секретиком, а потом невзначай проболтаться. — Кто она? Девушка? — настойчивее спросил я, пальцем чуть сгибая вилку в руке. — А ты ревнуешь? И снова твоя милая ухмылочка. Конечно, ты раскусил меня. Я ревновал, да еще как. Ты живешь у меня дома уже вторую неделю, в определенные дни, не рабочие, когда ты не в тату-салоне, постоянно по утрам сбегаешь куда-то, а потом возвращаешься как ни в чем не бывало. И никогда мне ничего не рассказываешь, а я схожу с ума от одной мысли, что у тебя может быть интрижка на стороне. Ты встал со стула, выключая телефон и спрятал его к себе в карман. Прошел мимо меня, специально остановившись за моей спиной, буквально на секунду, чтобы в самое ухо шепнуть: — Это не твое дело. Ты сказал это совсем без злобы, без упрека, но я все равно понял, что ты имел ввиду. «Мы не встречаемся, ты сам просил не торопить события, поэтому я не обязан перед тобой отчитываться». Хитрец мелкий. Твое теплое дыхание обдало меня жаром, и я не выдержал. Ты собирался уже уйти, но я поймал тебя за руку, миг, другой — и ты уже вжат в ближайшую стену. О, как часто ты меня доводил. Доводил тем, что постоянно ходил по дому босиком и в моих футболках, из-под которых выглядывало твое покрытое перьями плечо. Я любовался на твои ключицы, острые, так сексуально выпирающие, ну почему, почему именно их мне так хотелось укусить, облизать… Ты часто врывался в ванную без стука. Я тысячу раз проклял свою привычку не запираться в собственной ванне, а ты либо действительно забывал о существовании меня, такого забывчивого, либо нарочно заходил почти одновременно со мной и заставал меня голым в душе. Я багровел как рак и закрывался тем, что под руку подвернется, а ты улыбался, вежливо отводил взгляд, дескать не причем, и закусывал губы, пытаясь сдержать довольную улыбку. Ты доводил меня и тем, что любил экспериментировать с едой на кухне, пачкая при этом все в радиусе десяти метров от поля сражения. Тем, что умудрялся угваздаться сам, а потом тащил мне на пробу свои кулинарные шедевры, весь взъерошенный и чумазый… Один раз ты приготовил шоколадный торт. Принес прямо утром мне в кровать вместе с кофе, а потом при мне облизывал пальцы, потому что не успел помыть. Я тогда еле сдержал желание слизнуть шоколад с твоего носа… Первое время ты приходил ко мне ночью. Засыпал у себя в соседней комнате, а потом все равно на утро мы просыпались вдвоем. Мама больше не мерещилась, пугаться было нечего, но тебе почему-то очень хотелось со мной. А я не прогонял. Мне тоже хотелось с тобой. Мне нравилось смотреть на тебя спящего. Ты беспокойно спал, ворочался в одеялах, но стоило тебе оказаться в моих объятиях, хмурое лицо разглаживалось, и ты засыпал — крепко, безмятежно, совсем как ребенок. А я вдыхал запах твоих волос, и боялся даже просить небеса о чем-то большем. Ты был моим ангелом, неприкосновенным, чистым. Я хотел тебя. До безумия, до умопомрачения хотел. Но не мог тронуть, боялся, что сломаю. Каждый божий день я старался подавить дикое желание взять тебя прямо на кухне, когда ты с коленями забирался на столешницу и пытался достать сахар с верхней полки, когда выходил из душа, мокрый, растрепанный, когда во сне прижимался ко мне всем телом, обжигал кожу своим дыханием… — Крылатый, что ж ты меня доводишь… — я втиснул колено между твоих ног, чтобы ты точно не смог сбежать и перехватил твои запястья. — Нарочно это делаешь, признайся. — Н-не понимаю, о чем ты… Ты чуть заерзал, пытаясь выбраться из хватки, но, конечно же, не вышло, я нарочно поднял колено еще выше, заставив тебя тихо ойкнуть и подняться на носочки. — Ты знаешь, что я к тебе чувствую, знаешь, что я хочу тебя, а все равно дразнишь… Зачем? — Ты плох в любви, если не замечаешь того, что чувствую я! — резко огрызнулся ты, а потом просто подался вперед, всего на пару сантиметров — но этого хватило. Твои губы накрыли мои. Вот так просто и неожиданно. На миг я выпал из реальности. Мне всегда казалось, что именно я сделаю первый шаг, но постоянно мне что-то мешало, что-то останавливало. Я привык вести, привык доминировать и подчинять других, привык брать все в свои руки. Но кто же знал, что ты захочешь подтолкнуть. Что у тебя получится стать моим катализатором, чтобы возникла наша химическая реакция. Я жадно сминал твои губы в поцелуе. Мне ужасно их не хватало, мне не хватало всего тебя, ты был будто наркотиком: сладким, желанным, стоило попробовать раз — и уже не оторвешься. Я по-прежнему держал тебя практически на весу, но ты уже совсем не сопротивлялся. Закрыл глаза, чуть приоткрыл рот, отдался моему умелому языку и, кажется, тоже поймал кайф. У твоих губ был странный вкус. Я никак не мог понять — что это. Свежие, они не отдавали вкусом недавнего выпитого тобой кофе. Они были какими-то фруктовыми… нет, ягоды… нет, чай… нет. Все не то, они не были ничем из перечисленного и одновременно всем сразу. Я совсем не понимал этого странного, но приятного вкуса. Нежные, без единой трещинки, такие невероятные, идеальные, каких просто не могло быть ни у одного человека. А потом ты протестующе замычал, и я отстранился. Нам обоим не хватало воздуха, мы тяжело дышали. Надо же, с тобой я и вовсе забыл, что человеку для жизни нужен какой-то там кислород. — Дил? Ты снова назвал меня по имени. В сердце опять кольнуло, каждый раз колет. Я никогда не привыкну. — М? — я поднял на тебя глаза. Ты странно смотрел на меня. Напуган? В растерянности? Счастлив? Я никак не мог понять, что творится с тобой. А потом я понял, что на самом деле тебе нужно. Мой ответ. Я должен расставить все точки над «i». Сказать, что люблю. А я и любил.***
— Знакомься, это моя Тиффани. Ты открыл передо мной дверь гаража, которая вела в темноту. Зашел где-то с краю, включил свет — и скинул с чего-то серое покрывало-тряпку. Я изумленно уставился на мотоцикл. В точности такой же, какой сам разбил несколько лет назад — было время, я тогда гонял по городу чуть ли не на самом крутом байке, но потом попал в очередную передрягу, так, просто драка. Покоцали, в итоге, и меня, и мой байк. И тогда с мотоциклами я завязал, ибо не было денег на починку. А тут перед моим носом стояла почти точная копия «Венома» (так я называл свой мотоцикл) только улучшенная: заменены колеса, ручки, зеркало другой формы, да и вообще, кажется, двигатель был новее и мощнее, как и некоторые другие детали. — Откуда сия прелесть? — я невольно расплылся в улыбке. — А вот, — гордо ответствовал ты, откладывая накидку в сторону, а потом вернулся уже к Тиффани. — Собрал сам, столько времени и денег сюда ушло. Пя… — ты замялся. — …Несколько лет с ней возился, починил полностью, остались мелочи. Я ходил вокруг мотоцикла, все рассматривал. И правда, детали были от разных мотоциклов. Может и из моего поломанного «Венома» здесь что-то имеется? Я же его тогда на свалку… — Как же ты умудрился… — Легко. Договорился с Джеком, он хозяин автосервиса, тоже мотоциклы любит. Первое время он помогал искать детали, в гараж свой меня пустил и место для моей красотки нашел. А я собирал, копался тут, естественно, покупал на свои средства все — две трети заработка каждый месяц сюда, хотя все равно мало выходило. Никогда бы не подумал, что ты увлекаешься мотоциклами. Более того, я вообще не мог представить тебя в шлеме, верхом на этой махине, гоняющем по городу. Хотя что уж, и в стриптиз-клубе то я не ожидал тебя увидеть. Странные ты выбираешь хобби, Крылатый. В тебе полно сюрпризов. — Можно сесть? — я обхватил ладонями ручки. — Только не заводи, лихач, — улыбнулся ты, а потом выудил откуда-то шлем: желтый, блестящий, с толстой черной вертикальной полосой, по бокам от которой шли две тонкие белые, а сзади поверх полосы — цифры 58. — Откуда это форменное безобразие? — усмехнулся я, смотря на шлем. — Почему желтый, не слишком ли? — Не желтый, а золотой. Ничего ты не понимаешь, — с упреком пробурчал ты, а потом нахлобучил мне это недоразумение на голову. — Насиделся? Слезай, я для тебя у Джека его байк попрошу. Я недоуменно посмотрел на тебя. — Мы что, поедем кататься? — Ага. А зачем иначе бы я тебя сюда привел?***
Мы выехали на пустую дорогу. Некий Джек, твой хороший товарищ, действительно одолжил мне свой байк, только под залог (увы, лично я его так и не увидел, ты сказал, он на встрече какой-то важной, поэтому деньги мы просто оставили в записной книжке, куда, по твоим словам, Джек записывал свои дела, нечто вроде ежедневника). Ты надыбал у него в гараже шлем для меня — хвала богам, обычный черный, без каких-либо рисунков — а потом мы вместе поехали подальше от города. Ты знал какое-то место, где можно было в волю погонять, не опасаясь влететь в чужой автомобиль или огрести от полицейских за превышение скорости. Трасса действительно была зачет: ровная дорога без резких поворотов, кругом — поля, совсем нет людей. И время ты выбрал замечательное, еще светло было, все видно, солнце уже не слепит, дождя нет, дороги сухие. Единственное, это было очень далеко от города, ты сразу предупредил, что домой вернемся затемно. Ты замедлился, а потом на ходу развернул свой мотоцикл на сто восемьдесят, после чего выставил «подножку». Я перемахнул пару метров, развернулся, а затем подъехал к тебе и тоже остановился рядом и поднял стекло на шлеме. — Готов? — твои глаза радостно блестели в предвкушении гонки. Я обвел глазами мотоцикл и проверил тормоза. Излишне осторожным я никогда не был, а тут вдруг накатило что-то. Я так же вытянул голову и глянул через твою руку, мельком осмотрев твой. — Подумать только, какой заботливый. С Тиффани все в норме, я сам проверял тысячу раз, прежде чем выезжать куда-то, — ты закатил глаза, а потом одним ловким движением опустил мое стекло. А через секунду мне и оставалось только глотать пыль из-под твоих колес и смотреть на удаляющиеся «58» на твоем шлеме. Даже возразить не дал, хитрец. Я не медлил. Сразу на газ, байк даже на колесо привстал от такого обращения, и я буквально мигом пролетел пять, десять, двадцать и так далее метров, в погоне за тобой. Я несся по дороге, перегоняя свет, чувствовал скорость чужого байка, но все равно я никак не мог догнать вторую молнию в желтом… золотом шлеме. Вокруг только рев двигателей, твоя спина в черной кожанке и скорость. Безграничная скорость, такая, что, казалось, еще немного — и полет. Но законы физики пока брали свое. Ты чуть сбросил скорость. Поравнялся со мной, крикнул что-то, мотнув головой в шлеме, и снова укатил вперед, совсем немного, буквально на пару метров. А потом я увидел, как ты убираешь ноги с подставок. Обе, резко перемещаешь вес на руки и тут же перескакиваешь ногами на сидение — там, где пару секунд назад находилась твоя пятая точка. Сердце испуганно замерло, а затем с новой силой застучало в грудной клетке. Кажется, я что-то крикнул тебе, но ты даже не оглянулся. Ты был сосредоточен на трюке. Я перестал дышать. Смотрел на тебя, как ты потихоньку выпрямлялся в полный рост. Ты вставал на мотоцикл, а потом вовсе убрал руки и развел в стороны — для равновесия. А я молился, чтобы ты не упал. Боялся, ведь секунда — руль мог свернуть в сторону, колесо могло наехать на несуществующий камень, или ты просто мог потерять равновесие. На такой скорости была опасна любая мелочь. Но ты действовал легко, уверенно. Будто крылья за спиной имел. И не боялся ничего, будто бессмертный. Через рев мотора слышу, ты кричишь, радостно, во всю глотку, свободно так, ловишь пальцами ветер. Я нагнал тебя, поравнялся с Тиффани. Ты повернул на меня голову, и я увидел, что ты улыбаешься. Так, как никогда не улыбался при мне. Мне показалось, что ты светишься от счастья. А еще я убедился, что в который раз влюбляюсь в тебя заново. Но в одно мгновение что-то пошло не так. Впереди преграда — ветром на дорогу с дерева вынесло огромную ветку. Ты не замечал до последнего, а когда увидел — было поздно. Ты мигом схватился за байк руками, надавил по тормозам. Мотоцикл бы не успел затормозить, поэтому ты попытался направить его в сторону. Тебе удалось избежать столкновение колеса и ветки, но с управлением ты не справился — Тиффани улетела в кювет вместе с тобой. Я резко дал по тормозам, да так, что на асфальте остались черные полосы, но все равно перелетел через место аварии. Остановился, выставил подножку, и выбежал к краю дороги, туда, куда ты упал, на ходу скидывая шлем. — Крылатый! Я кричал, звал. Твой мотоцикл валялся в нише между дорогой и колосьями пшеницы, колеса все еще вращались, постепенно замедляясь. Тебя я не видел, но всей душой боялся, что вот, подойду чуть ближе и увижу тебя под мотоциклом с расквашенным черепом, сломанной ногой или еще хуже… — Крыла-а-атый! — я все еще в панике пытался до тебя докричаться. — Э-эй! Когда я подбежал к Тиффани и кинул взгляд на место аварии, понял, что тебя там нет. Я огляделся кругом. Паника нарастала. — Крыла-а-атый! Где ты, черт возьми! — Здесь! — раздался хриплый голос из глубин поля. А потом я увидел в пяти метрах от меня твою ладошку, поднятую вверх над пшеничными посевами. Я облегченно выдохнул, тут же кинулся к тебе, разгребал пшеницу ладонями, бежал, бежал, а потом упал на колени рядом с тобой на измятые колосья. — Господи… Крылатый, как ты? Ты сидел среди пшеницы, моргал, тряс головой. Я обхватил ладонями твою голову, уже без шлема. Осматривал на предмет повреждений, боялся, что где-то ты все-таки получил травму, но голова твоя была цела — за исключением царапины на носу, стертой скулы и кровоточащей нижней губы. — Нормально… Только в ушах немного звенит, — ты улыбался, как последний псих, только что покинувший обитые войлоком стены больницы. — Неужто ты так сильно треснулся? Господи, как ты вообще жив остался, тебя так далеко выбросило… Ничего не болит? Ноги-руки целы? Шлем… — Шлем я сам снял, — ты рассмеялся. — Я цел, все в порядке, синяки только. Байк грохнулся на бок, скатился вниз по гравию, а я перелетел просто. Сидел бы со всеми ногами — точно бы был похоронен под мотоциклом. Ты поймал мои руки и оторвал их от себя, а потом тыльной стороной ладони утер кровь с подбородка. А сам смеешься почти, точно шизик. — Чего смеешься? Мозги в полете вышибло? Крылатый, ты вообще понимаешь, что ты не умер чуть? А если бы… — Не умер, Дил. Даже наоборот! — ты резко прервал меня и посмотрел в глаза. — Дил, я сейчас самый живой человек во вселенной. Я живой, понимаешь? Смотри! Ты задрал штанину джинсов и показал мне багровое пятно на лодыжке, потом скинул куртку, закатал рукава рубашки выше локтя — разодранный локоть. Я не совсем понимал, к чему ты это. — А на лице… — ты бы продолжал, но я остановил тебя. — К чему эта твоя демонстрация увечий? Ты смотрел на меня. Просто смотрел глаза в глаза, улыбался радостно, будто только что не авария была, а что-то другое, что перевернуло твою жизнь. Глаза будто подсказывали ответ на эту головоломку: «смотри же, ну, это так просто, неужели не видишь…». А потом, видимо, ты не мог больше ждать от меня внятного ответа и буквально напрыгнул на меня, обнял, крепко-крепко, утянув меня в новый поцелуй, сбивчивый и немного рваный. Я совсем растерялся от такого выплеска эмоций. Вот ты уже оседлал мои бедра, все так же не отпуская губ, сжал на спине мою куртку, ты просто жадинка — тебе все было мало. Я кое-как смог оторвать тебя от себя. — Эй-эй, ты что, малыш? Гормоны в голову ударили? — чуть с усмешкой спросил я, разглядывая тебя и пытаясь понять, что происходит. — Испугался, да? Перебор адреналина в крови? Ты рассмеялся и закивал. — Я просто люблю тебя, Дил. Больше жизни. И снова эти губы непонятного вкуса.