Can you see my scars? Can you feel my heart? This is all of me for all of the world to see. So who's it gonna be, The one that you only need? I gave it all, and all you gave was sweet misery. So who's gonna save us now when the ashes hit the ground? I gave it all, and all you gave was sweet misery. Boy Epic — Scars
После того инцидента в камере гривера, на какое-то время меня оставили одного. Снова заперли в номере и вообще не выпускали никуда. Не пытали. Перестали присылать охрану с подносом еды. Отключили от внешнего мира. Я чувствовал: что-то не так. И меня порядком бесило то, что я не понимал, что именно. Всю свою энергию я превращал в злость — специально, намеренно часами молотил боксерскую грушу — в перчатках или без, мне было все равно. Боль отрезвляла. И помогала не забыть, кто я на самом деле. Вслух повторял магическое заклинание, пытался внушить сам себе, что ПОРОК — враг… но неосознанно мои слова превращались в фразу Дженсона. ПОРОК — это хорошо. Весь оставшийся день я ковырялся в служебной рации. Настраивал несколько приборов на одну волну, пытался подготовиться к побегу. Собрал все необходимое в рюкзак, перевел ноутбук в полную боевую готовность. Решил — вытащу тебя при первой же возможности.***
Через несколько дней ко мне подослали Терезу. Я сразу приметил — нечисто здесь что-то. Девушку впихнули ко мне в комнату, словно пленницу, она как-то опасливо косилась на запертую снаружи дверь и опускала заплаканные глаза. Спрашивать я ничего не стал. Если Тереза здесь по приказу Дженсона, ей лучше не выбалтывать лишнего. Я все еще не доверял ей. Я ждал, что она начнет промывать мне мозги. Опять каких-нибудь заученных фраз, поток психологических терминов, давления… Но она молчала. Молча села на стул напротив. Молча достала трясущимися руками блокнот. Что-то стала записывать, кажется, дату и время. Я увидел, как на тетрадный лист упала мокрая соленая капля, размазав чернила. — Тереза? — я осторожно подал голос. Она вздрогнула, будто прогремел взрыв. Сжала руками края блокнота, стиснула зубы, все еще боясь поднять на меня глаза. Я испугался не на шутку. Еще никогда я не видел эту храбрую девушку в таком состоянии. Она явно была чем-то очень напугана. Неужели, ей наплели баек про меня, и она всерьез боялась находиться со мной в одной комнате? Нет, бред. Мы работаем вместе уже очень долго, она единственная девушка, которая может читать меня как открытую книгу, она бы просто не поверила. Я аккуратно поднялся со своего стула, стараясь не делать резких движений. Сел на корточки напротив нее, аккуратно взял ее руки в свои. Заглянул в лицо снизу-вверх и понял, что она в полном отчаянии. Она еле сдерживала слезы. — Что случилось? — твердо и спокойно спросил я. Она отдернула руки и закрыла себе рот, будто боялась что-то сказать. Меня это все начинало пугать, а она уже была просто на грани истерики. — Митч… — сквозь слезы прошептала она, а потом сдалась. Заплакала тихо-тихо, поднялась со стула, отошла к двери. Упрямая, не хотела показывать другим своих слез. А мог ли я настаивать? Мы друг другу вообще никто, даже дружбой это не назовешь. Я выдохнул. Надо было хотя бы попытаться ее успокоить. Кто же, если не я? Но кое-что меня остановило. Кровь. Кровь на ее белой блузке, на левом плече. Не очень большое пятно, скорее всего, у нее там находилась какая-то рана, а кровь просто просочилась сквозь повязку на одежду. В голове сразу что-то щёлкнуло, и я понял. — Тереза? Это они сделали? Я аккуратно подошел к ней и коснулся плеча, чуть ниже багрового пятна. Она вздрогнула от прикосновения и ссутулилась. А потом резко кивнула и снова заплакала, кажется, с удвоенной силой. Я спокойно смотрел на ее спину. Странно, но даже ее страдания не вызвали у меня каких-то иных эмоций, кроме гнева на ПОРОК. Я сразу вспомнил тебя. Холланд. Всех, кто по моей вине так или иначе оказался связан с этой тюрьмой. А теперь еще и Тереза… ее по моей вине пытали. — Расстегни, — спокойно попросил я. Она послушалась. Дрожащими руками стала расстегивать пуговицы сверху, а затем чуть спустила белую блузку ниже плеч. Под ней, как я и думал, квадратная бинтовая повязка, приклеенная по бокам клейким пластырем. Кровь просочилась даже через нее. Я аккуратно отклеил край и отогнул его. На плече — клеймо. Логотип ПОРОКа.***
— Почему ты не приходишь за мной, Дил? Твои глаза полны грусти и какой-то детской наивности. Мои, карие, такие любимые. Собственное имя, сорвавшееся с твоих губ, снова обжигает. — Почему ты не хочешь вытащить меня отсюда? — Я хочу, Томми! Я хочу… Я тщетно пытаюсь подойти к тебе. Ты тоже хочешь, но почему-то стоишь на месте, обнимая себя за плечи. Красивые, ровные плечи. На теле совсем нет ранок. На тебе нет больше следов побоев, твои крылья по-прежнему целы. Огромные, мягкие — я помню их на ощупь. — Ты мне очень нужен, Дил. — Томми, я приду за тобой. Я обещаю, я планирую! Я знаю, как мы сбежим, я… Мне только надо самому сбежать! Я боюсь забыть тебя, Томми, под ядом могу забыть! Ты посмотрел на меня, а потом чуть улыбнулся. Как я давно не видел твоей улыбки. — Ты не забудешь, Дилан. Пожалуйста… Последние слова донеслись до меня как из-под воды. Я проснулся в холодном поту, но подскочил с кровати, словно ошпаренный. Пытался дышать, чувствовал обжигающие слезы на своих щеках. Ты мне приснился. Ты меня попросил: … не дай мне умереть.***
С последней встречи с Терезой я твердо решил бежать при первой же возможности. И принять ее помощь. А лучше — вытащить и ее. Не знаю, зачем ей понадобилось помогать мне, однако ясно теперь одно: ее тоже считают предательницей, как и меня. На нее давят, хотят, чтобы она повлияла на меня. Потому что она мой психолог, это ее работа. И если я сбегу… ее просто убьют. Потому что не справилась. Потому что меня ничто не смогло бы уже отговорить, и она это прекрасно знает. Во время последней встречи я отдал ей одну из раций, чтобы быть на связи. Дал инструкции, что ей нужно будет сделать. Попросил собрать вещи и необходимые медикаменты. Успокоил, сказал, что сбежим втроем. Она молчала, только кивала. А напоследок, перед самым своим уходом обняла. Крепко, будто мы прощались навсегда. За ней закрыли дверь, а потом для меня начались серые будни. Я бросил все силы на подготовку. Просчитывал все пути отступления, досконально изучил план здания, вплоть до схемы вентиляции. Признаться, я надеялся, что до этого не дойдет. Все же мне повезло: твоя камера находилась довольно близко с башней, куда можно было посадить вертолет. Я надеялся сбежать на одном из них. Вот только площадка для вертолетов в ПОРОКе находилась совсем в другом крыле. Нужна была еще помощь. Эту роль я отвел Уиллу. Осталось только поставить его в известность.***
Когда за мной наконец пришли, я был готов. Спрятал по ножу в ботинки и, на всякий случай, в рукав. Две рации, над размерами которых я очень долго работал, чтобы сделать их как можно меньше — в штаны, привязал к ремню. Тут пришлось проявить чудеса изобретательности, немного тупо, однако, кто мне в штаны полезет? Вот и я надеялся, что Крысун не настолько извращенец. Уилл был среди охранников, которых Дженсон привел за мной. Я смотрел на всех пустыми глазами, но психом не притворялся. Дженсон понял бы сразу, если бы я стал заламывать охране руки или пытаться сбежать. Я решил играть в отчаявшегося. Потому что, в какой-то степени, так и было — только отчаявшийся может предпринять попытку побега из ПОРОКа. В плане был изъян. Я не знал, как подбить Уилла на побег. С одной стороны, он работал на ПОРОК, тоже шел по карьерной лестнице вверх, и вообще — никогда и никто не мог усомниться в его преданности организации. А с другой… Мы ведь с ним друзья-напарники. Не настолько близкие, однако… по долгу работы мы многое делили на двоих. В сердце теплилась странная надежда на его счет. Поможет ли? Я не знал, но другого человека на роль помощника я не мог найти. Выхода просто не было. Я ведь даже сказать ему не мог, охрана повсюду. Надо было срочно придумать что-то, подать ему знак… Дженсон махнул рукой и меня вывели из номера. Я шел спокойно, но на середине пути подал голос. — Я хочу увидеть его. Дженсон, который шел все это время впереди, остановился и развернулся. На лице гаденькая улыбочка, будто он ждал от меня такую просьбу. — Я хочу увидеть Крылатого. Вы же на Стёрку меня ведете, да? — я продолжал стоять на своем, чувствуя, как на плечах смыкаются чужие ладони в перчатках — солдаты боятся, что я попробую сбежать прямо сейчас. Этот термин я как-то давно подцепил от Терезы. Подслушал пару ее разговоров с коллегами, еще несколько лет назад, тогда я не понимал, о чем речь. А сейчас понял — под ядом гривера можно запросто стереть память. Пусть монстр мертв сейчас, но запасы его яда у ПОРОКа имеются. Дженсон, кажется, был удивлен. Ну да, простым солдатам же такие термины неизвестны, секретная информация. — Нет. От одного этого слово по коже мороз. Не очень подходящее развитие событий, признаться, я надеялся на другое. Но и этот ход я просчитал. На пороге пыточной я применил силу. Толкнул солдата плечом на дверной косяк, а затем, не давая ему опомниться, тут же впечатал несколько раз лбом в стену со всей силы. Тот упал замертво — на расквашенном черепе виднелась вмятина. Дженсон опомнился первым — достал пистолет и попытался выстрелить. Я легко увернулся, выбив из рук резким движением оружие у второго, менее быстрого солдата, а затем им же загородился от второй пули, которая к великому счастью застряла у охранника в теле. Уилл достал рацию. В этом деле он всегда мыслил лучше, чем остальные, а может, просто хорошо оценивал мои возможности. Со мной им обоим без подмоги не справиться было, и Поултер это прекрасно знал. Я не раздумывая пустил пулю ему в руку, прострелив рацию. Он зашипел, выпустил из рук сломанный прибор и схватился за ладонь, на которой, теперь по моим подсчетам, недоставало пары пальцев. — Рации сюда, оба! Уилл смерил меня ошеломленным взглядом. Кажется, он не понимал, что я задумал сделать и почему сразу не застрелил и его — может я размяк настолько, что не могу убить того, с кем долгое время служил бок о бок? Или может я просто слетел с катушек и теперь перестал понимать, что творю? В любом случае, сейчас я был рад, что Уилл принял решение не дергаться и промолчать, не задавать лишних вопросов. Пока не время. Дженсон выставил руки перед собой. Рожу его скривило ухмылкой. — Митч… Не глупи, зачем тебе Крылатый? Ты расстроился из-за того, что не смог увидеть его? Так ты увидишь его, и не только… — Замолчи! Ты даже произносить не смей его имя своим поганым ртом! Ты изнасиловал его! — я перевел мушку на Крысуна. Глаза Уилла метнулись к боссу, однако он даже не думал делать шаг в его сторону. — Он сам просил. Ты бы видел, как он сладко стонал, кричал «глубже, больше…» Как выгибался, подставлял свое гибкое тело… Я чувствовал, крыса давит на мои эмоции. Пытается сбить с намеченного курса. Пытается переключить включатель в моей голове. Вот только сломан он. — Я люблю его, ясно? — я почти прошептал, почувствовав, как по щеке бежит мокрая дрянь. Злость уходит, оставляя только здравый рассудок. Теперь уже насовсем. Крысун на миг замер. Улыбка сползла с лица, он явно не ожидал, что его «метод» может не сработать. Губы дернулись в злобной гримасе, обнажив ровные зубы, а потом удар. Не мне — ему. Все произошло достаточно быстро, я даже не успел среагировать, не успел заметить, как Поултер сжал окровавленную конечность в кулак и с разворота вмазал Дженсону прямо в скулу. Тот грохнулся на пол, не устояв на ногах, и, похоже, на некоторое время был выведен из строя, треснувшись головой о кафельный пол. — Уилл? — я чуть опустил пистолет, смотря на друга. — Пропади оно все пропадом… — Уилл тяжело дышал, словно разъярённый бык. — Давай его сюда, — он кивнул на каталку, к которой изначально хотели привязать меня для пыток. Я подхватил Крысуна за ноги, Поултер поднял его за плечи, и мы водрузили его на койку, стали привязывать ремнями. Мне было глубоко плевать, сломает ли он себе что-нибудь или нет, главное, чтобы не выбрался. План касательно его участи у меня сформировался моментально. — Стёрку мне хотел сделать, да? Так вот сейчас сам испытаешь, что за дрянь ты мне вкалывал… — шипел я себе под нос, пока босс постепенно приходил в себя и пытался вяло дергаться. Уилл помог мне зафиксировать ремни, а я искал среди ящиков с приготовленными медикаментами яд. Вот он — уже залит в шприц, ровно наполовину. Осталось только вколоть. Нет, какая-то половина набранного шприца — слишком мало для этого гада. Я не медлил. Чуть ли не ударом всадил иглу в шею Крысуна. Окончательно он очухался моментально — заорал от боли, округлив до предела глаза с мелкими зрачками. Я стиснул зубы и открыл вторую ампулу с ядом. — Митч, ты… Что ты задумал? — Уилл с замиранием сердца наблюдал за этой картиной. Не пытался меня остановить. Я видел, ему тоже доставляет удовольствие видеть Крысуна таким. Только он, в отличие от меня, этого еще не осознал. — Вытащить нас отсюда. Ты со мной? — я набрал полный шприц и прижал чужую дергающуюся руку с вздутыми венами к каталке, чтобы вколоть туда еще дозы. Если Крысун окочурится прямо тут — так в муках. — Я не о том… — севшим голосом ответил Уилл и отвернулся не в силах смотреть, как колбасит Дженсона — его рот наполнялся слюной, он кричал, почти захлебываясь, и на излом дергал шеей. Меня не колышет — он заслужил. — Уилл, ты со мной? — с нажимом повторил я, отбрасывая пустой шприц в сторону. — У тебя есть выбор, я отпущу тебя, если не будешь мешать. Или пойдем со мной, я ухожу из ПОРОКа и забираю Крылатого. Тереза идет со мной, и ты тоже можешь. Мне нужно было подтверждение. Услышать от него эти слова. Понять, что я доверился не зря, что помощь сейчас — не просто его личный порыв злости и мести Крысуну. Мне нужно, чтобы Уилл тоже был на моей стороне. Он кивнул, все также не поворачиваясь ко мне лицом.***
Мы с Уиллом отдалялись от пыточной. Крики Крысуна постепенно утихали. Медлить нельзя было, по моей команде Тереза уже отключила все камеры видеонаблюдения. У нас было около десяти минут, чтобы покинуть здание. Тереза должна была зайти за рюкзаком в мой номер, а потом ждать нас на крыше башни. Уилл мне нужен был, чтобы открыть твою камеру, а затем пригнать самолет. Одну из раций я уже отдал ему. Самое сложное — успеть. Охрану возле твоей камеры мы вырубили без труда. Боевую тревогу никто не поднял, а значит у нас был шанс выйти без помех. Я очень надеялся, что, когда ПОРОК просечет о том, что из камеры сбежал заключённый, мы будем далеко. Но я не успел. Дверь в камеру открылась. Я не был готов к тому, что увижу там. Сердце пропустило удар. Я разучился дышать. — Томми… Нет, нет, нет! Этого не могло случиться, это… Это не ты! Они не могли так с тобой! Только не с тобой… Ты лежал на полу, спиной ко мне. Безжизненное тело. Голая спина. Обрубленные крылья. Два кровавых нароста, два пня, которые уродливо торчали из твоих лопаток, изредка проливая на пол густую черную кровь. Я не верил. Я не верил, что такое возможно. Кинулся к тебе, упал на колени рядом и запачкался кровью вперемешку с опавшими белыми перьями, которые были повсюду на полу. Слезы застыли. Я аккуратно коснулся твоего плеча, бережно поднял тебя… Ты был ледяной! Кожа холодная, бледная, словно из тебя выкачали все тепло. Ниже ключицы — выжженный логотип. Точно такой же, какой я видел на плече у Терезы. ПОРОК. Я чуть повернул твое лицо к себе, надеясь увидеть в твоих глазах хотя бы маленький признак жизни. Господи, что они с тобой сделали… На правой половине лица — ужасные ожоги. Бледные, почти белые любимые губы. Глаза открыты. Черные, пустые. Нет… Я задыхался кислородом без тебя, чувствуя, что не могу дышать. Это в тысячи раз хуже, чем яд гривера — там глюки, страх, темнота, но в чем плюс — оно рано или поздно заканчивается, я снова обретаю зрение. Сейчас же я потерял тебя окончательно и бесповоротно — этот яд не выкачать из крови, эта боль так и останется в израненном сердце. И я рассыпался на миллионы острых осколков. Душу порвали в клочья. Хотелось кричать. — Томми, очнись… пожалуйста… — еле слышно шептал я, бережно сгребая твое тело в охапку, стараясь не касаться спины, пытаясь согреть. — Т-томми… Прошу… Ничего. Пустота. Тишина. Я молю. Пытаюсь прощупать пульс, но руки дрожат. Не чувствую ничего. Сердце отказывается верить, что тебя больше нет. Я хочу, чтобы оно оказалось правым, но все говорит об обратном. Я целую тебя дрожащими губами в лоб, в уголок рта, пытаюсь разбудить, оживить. — Пожалуйста, Томми, пожалуйста… Ничего не вышло. Я вглядываюсь в черную пустоту глаз, обнимаю твое безжизненное тело, прижимаю твое лицо к себе… Этого просто не могло случиться! Ты не мог умереть, не должен был… Это все я, это я тебя завел в это, это все из-за меня… — Не оставляй меня, Томми… Я обещал, что приду за тобой, я здесь… Пожалуйста, малыш, не уходи от меня…