7 дней

      Следующим днём, казалось бы такие незнакомые, Коннор и Маркус уже сидели вместе в мастерской за их общим делом. Сделка двух бывших врагов, впрочем, не была чем-то пугающим для Коннора. Она не предполагала их сближения, по крайней мере, это не предполагалось вслух.       Солнце заливало края тёмного помещения. С каждой секундой молочные лучи раскидывались по стенам, описывая старинные предметы.       А обеденные часы поздней осени тянулись и тянулись, словно время не шло вовсе. Может, оно так и было, ведь сидеть на стуле целый час — даже для машины-девианта оказалось той ещё задачей.       Нет, правда, Коннор на самом деле обладал поразительной дисциплиной и усидчивостью, только это происходило в более бытовых ситуациях — засады, длительные квартальные отчёты и сводки. Не было ничего такого в долгих часах, проводимых при лампе офиса полиции.       Но здесь, сейчас… Было необыкновенно.       Словно ожило что-то из книг, прочитанных ранее. Место вокруг напоминало старый уютный чердак, только было до приятности ухоженно.       А ещё Маркус, сидящий напротив, заставлял андроида думать обо всём с какой-то особенной долей трепетного волнения, пусть и на мгновение, но он забывал обо всём злом в своей жизни. Всё казалось ровно столь же абсурдным — Коннор не был глуп, в то же время он поражался, что нашлась причина и в конце концов он вышел из своего дома, перестав так трусливо прятаться от обстоятельств.       В общем-то, люди — тоже машины. У людей тоже свои установки, они даже абсолютно легальные. Социальные, да. Так их зовут.       В мире социума мало места человечности. Как бы Коннор не пытался объяснить себе этот парадокс, он приходил к одному — человечеству с его прогнившей коллективной душой пока что ещё рано и помышлять быть богами. Таковым был Элайджа, но в руках людей его творения превратились в то, во что они должны были превратиться — технических инвалидов.       От тяжелой мысли детектив в очередной раз вздохнул, оглядывая склонившегося к планшету с бумагой Маркусу.       Стул был Коннору немного не по росту — старый и низковатый, наверное, даже неудобным в каком-то смысле. Но это всё не имело особого значения, куда интереснее и волнующе было наблюдать за тем, что делал Маркус, сидящий чуть поодаль, на расстоянии двух метров.       — Ты часто меняешь бумагу, — между прочем заметил полицейский.       Маркус слегка ухмыльнулся, сменив наскучившую позу. В этот раз он закинул ногу на ногу и чуть нарушил свою идеальную осанку, впрочем, не потеряв шарма лидера.       — Это эскизы, — коротко ответил смуглый собеседник и беспечно подпёр ладонью щёку, уткнувшись локтём в ногу. Поза смотрелась ещё забавней, отчего Коннор невольно расслабился в лёгкой улыбке.       — Наброски, да?       — Что-то вроде того. Я пытаюсь изучить тебя, каждую твою деталь внешности, — Маркус поглядел Коннору в глаза и мимолетно прищурился, — твоё строение черепа, посадку глаз, даже мелкие черты.       Коннор позволил себе чуть склонить голову в немом вопросе.       — Но у меня же нет черепа.       Маркус будто бы предчувствовал этот вопрос. Он был совершенно логичным в данной ситуации. Так думал бы, пожалуй, всякий андроид.       — У нас всех вообще много чего нет на самом деле. Мы живём с этим день за днём: мнимые привычки, занятия, да даже отношения порой — мнимые. В нашем мире человек убивает человека, человек убивает мечту, убивает того, кто его породил, то же и с андроидами, — Маркус старательно не менялся в лице, но Коннор заметил, как неуловимо поползли вниз к переносице брови, — что тут говорить о черепе, Коннор? У тебя есть череп — его очертания точно. И они до боли четкие, а точка начала твоих скул чуть выше, чем у многих. Поэтому они такие… явные, при всём твоём строении лица.       Коннор задумчиво повёл плечами, бессовестно отводя взгляд от прямого и сильного взора Маркуса. Он почувствовал импульсы вдоль псевдокожи, они были такими необычными, что...       Люди и роботы порой слишком скрытны, чтобы их разгадать — требуется время. Но нет ничего хуже того, когда кто-то перед тобой открыт и ты понимаешь — за открытыми дверями может быть самое непонятное и неизучаемое.       Конечно, Маркус лишь казался открытым. И это было лишь потому, что было в его словах что-то неуловимо искреннее; вместе с тем абсолютно точно — он умалчивал о чём-то. Не говорил, что и его что-то тревожит, а ведь это явно было так.       Коннор задумался, взгляд его стал каким-то отсутствующим, и Маркус терпеливо дожидался ответа.       Что же это, сугубо человеческое — вот так сомневаться в словах и вдумываться в них с той же силой?       — Если видеть мир во мнимом, то не станет ли он чем-то вроде иллюзии? — после паузы голос RK-800 прозвучал особенно удивленно.       Воротник, на котором были застёгнуты все до одной пуговицы, казался Маркусу особенно примечательным в этой ситуации. Коннор для Маркуса был… чем-то одновременно особенным и пугающим. Чем-то изначально прагматичным. Как бы он ни искал, не было в образе RK-800 чего-то нелогичного, неупорядоченного. Эта мысль не покидала Маркуса ни на секунду, однако же было ещё кое-что — вопросы Коннора явно не вязались с его строгим образом дисциплинированного андроида.       Это делало андроида напротив абсурдно живым, таким же парадоксальным, как люди.       — В вопросах мнимости я придерживаюсь сомнения. Что-то вроде того, что говорят в церквях люди. Чтобы верить — нужно сомневаться, Коннор. Непоколебимая вера, понимаешь, построена… на абсурде.       RK-800 внезапно нахмурился. Это было легко уловить, как и то, что на мгновение сбилась его имитация дыхания. И Маркус понял, совершенно внезапно так понял — он задел Коннора. Следующий вопрос возник столь внезапно, как возникают у людей мечты или что-то нечто большее, к чему приходит каждый, каждый, кто…       Создатель, почему в голове один вопрос — что двигало им, ищейкой полиции, тогда? Что побудило его дойти до конца, но ошибиться?       — До девиации ты… сомневался? — он изрёк это совсем необдуманно, как необоснованную и удивившую его самого мысль… С абсолютно серьёзным лицом. Что-то внутри помешало проконтролировать себя самого, какой-то безумный и глупый интерес. Этот Маркус, желающий ответа, был для RK-800 чем-то новым.       В поиске ответа на вопрос собеседника детектив будто замер. Казалось, напряглась его спина, а взгляд стал неуловимо тяжелым, вовсе не злым, но была в нём какая-то нота черноты. Может, Маркус это надумывает? Может, это вообще все то, о чем он сказал? Выдумка. Сомнение.       Но Коннор продолжал сидеть на старом стуле, опаляемый полосами обеденного света. Глаза его не реагировали даже на то, что шторы порой пускали лучей больше, чем мог выдержать человеческий глаз. И верно — Коннор не был человеком.       Ему просто было тяжело. Будто вытянули его из мира, в котором он привык бежать от вопросов. Что хуже — от собственных ответов, которые его так пугали.       — Я, — он чуть неуловимо очертил пальцами материю брюк на коленях, беспомощно стараясь успокоить ход мыслей. Он ощутил прежний стыд, и чувство это было саморазрушающим. Внутри всё сгорало от страха. Такое странное ощущение — что рождает перегруженный и сломанный код, — я был машиной. Во мне это не изменилось, я такой до сих пор. Не в том смысле, Маркус. Я — то, что люди зовут в своём социуме человеком-машиной — беспристрастный, интересующийся лишь своей целью механизм, способный крушить всё на пути. Я был таким.       Он на секунду умолк, собираясь с мыслями.       — Там, на поле, я не смог тебя убить. Это дало ошибку. То сомнение во мне. Во всей сущности меня. Меня остановил…       Маркус терпеливо ждал, проживал каждую паузу, но горькое сочетание интереса и волнения внутри не давало ему и капли спокойствия. Коннор так и не ответил на интересующий его, Маркуса, вопрос. Он всё больше рисковал потерять своё лицо при андроиде, свою маску яркого лидера-солнца, чьё присутствие способно дарить лишь надежду.       Кто Коннор? Кто ты на самом деле? Сейчас его не волновал серый лист с наброском, где так красиво выводились линии черепа, его волновал другой портрет. Тот, что был заключён в самом Конноре, в его человеческом.       — Что же?       Коннор испугался. Он вновь ощутил это — лихорадочный ход тириума и ошибку в коде его системы.       Самое страшное было то, что он чётко знал ответ, и уже не в силах был промолчать.       — Твой взгляд. Ты тогда смотрел — и совсем не боялся. Твой голос, поведение, они были… они не соответствовали ни единому сведению в моей системе. В твоих глазах была… сила? Уверенность? Хотел бы я знать, но за все эти месяца я так и не нашёл и доли ответа.       Маркус, поражённый, отложил карандаш и встал, отойдя к окну. Он хотел больше деталей, но уже не мог позволить просить чего-то большего у своего спасителя.       Коннор поднялся с неудобного стула и в беспомощном ожидании поглядел на Маркуса.       Куда ему идти? Можно ли ему вообще идти?       — Маркус, я мог тебя задеть, но не хотел этого, — тихо сказал андроид, по-прежнему стоя на одном месте. Он прикрыл глаза и постарался представить пустоту. Он даже не двигался вовсе, ведь так его бы было слышно — скрипучий пол не дал бы той тишины, что повисла сейчас.       — Нет, все в порядке, Коннор, — Маркус оглянулся на собеседника через плечо и едва заметно улыбнулся.— Правда. Нет твоей вины в этом.       И Коннор постарался уцепиться за этот взгляд, но лишь увидев эти глаза, он резко осекся, испугавшись чего-то.       И только спустя секунду он понял. Глаза Маркуса были грустными.       И самым страшным было не это. Страшным было то, что он не найдёт в себе сил спросить — почему. Он не в праве совершить эту глупость. Но улыбка человека напротив лжива, и Коннор уверен в этом.       Под ногами была геометрия старого паркета. Коннор оглядел его, и сделал шаг к планшету, окинув листы с рисунками.       Каждый из них был о нём, Конноре.       Рассказ о его теле: воздушные линии глаз, чётко сложенный нос. Каждый штрих был воздушным и столь же тонко оканчивался, как и начинался.       Наброски Маркуса были… лёгкими. Словно дунешь на лист, и слетят эти тонкие нити губ, опадут ресницы. Во всей этой череде деталей Коннор мог увидеть себя. Но был ли это он настоящий?       Это ли он? Такой лёгкий штрих. Совершенно не Коннор. Кто же он тогда? Чёрное графитовое пятно? Пожалуй. Бесформенное нечто? Охотно!       Он не вылепил, не создал себя так, чтобы быть чем-то ясным на листе.       — Нравится? — Коннор даже не двинулся от внезапного вопроса. Но внутри все замельтешило и он осознал, что растерялся в поиске ответа.       Маркус шагнул к деревянному столу с эскизами, пытаясь углядеть в реакции Коннора хоть какой-то след эмоции. Но Коннор, похоже, совсем утонул в череде своих мыслей.       — Похоже, что-то не так? — чуть тише заключил художник, не желая вытягивать из мыслей Коннора. Тот вновь перестал смотреть ему в глаза, и это явно не радовало.— тебе не нравится. Я вижу.       Коннор потянулся к серому листу и очертил легкую и воздушную линию губ.       — Как будто… Это совсем не я.— он старательно подбирал слова, — я понимаю, это всего лишь рисунок, но он такой лёгкий и неуловимый, словно он… Словно это мгновение, где всё так легко, безмятежно…— Коннор сделал несколько шагов и поравнялся с Маркусом, подставив своё лицо тёплым лучам, — будто я хотел всегда этой лёгкости. Лёгких штрихов и линий в жизни.       Он вздохнул, наконец поглядев на собеседника.       — Но всё это не я.       Собеседники умолкли, каждый задумался о своём. Маркус размышлял о том, что увидел Коннор в набросках, которые и должны были быть лёгкими. Он увидел то, чего сам художник и помыслить не мог. Коннор же задумался о том, насколько Маркус другой. Совсем не тот улыбчивый и в то же время грозный и отважный лидер. Маркус совершенно не на поверхности. И это заставляло задуматься — зачем же тогда здесь он, Коннор?       Дальше день пошёл своим чередом, оставив двух бывших соперников при своих мыслях. Те эскизы положили основу для новых, более сложных мыслей.       Они не были однозначно врагами, и друзьями им становиться не было той же надобности — зачем же они тут?       Зачем у дверей в конференц-зал стоял Коннор, чутко смотря за происходящим вне переговоров? Он стоял лишь у входа, но даже так он ощущал взгляды. Они были едва приметные, но они были. Тяжелые и порой очень мимолётные. Внимательнее всего смотрела Норт, сидящая прямо напротив Коннора.       И взгляд её был отнюдь не добрым. Он был… Полон ненависти и глухой и молчаливой злобы.       К чему приведут следующие шесть дней?