***
Коннор находился в смешанных чувствах, и это скорее становилось нормой, чем какой-то новостью для него самого. Сегодня в штабе было меньше людей, оттого он чувствовал себя ещё более уязвимым. Он бродил по корпусам, вновь одно за другим, осматривая здания. На этот раз ему хотелось понять — какова на самом деле повседневность Маркуса? Он что-то подозревал, он думал, что, возможно, не так понял его жизнь в первый момент, но сам лидер не расскажет ему об этом, точно не расскажет. Ему хотелось осознать, чем он на самом деле живёт, на что день за днём смотрит, как на самом деле обстоят дела, и что все, близкие к нему, думают? Прогуливаясь по третьему рабочему корпусу, он взглянул в окно. Напротив было точно такое же здание-офис, с большими окнами. Там было больше андроидов, интересно, что это за отдел? Разглядывая фигуры вдали, он испуганно замер. Спина девушки в простой белой блузке, а ещё цвет её волос, что были видны в окне напротив, были такими знакомыми... Осознание, что девушка похожа на ту незнакомку, пришло внезапно. Он обещал себе больше не иметь никакого отношения к тем событиям на площади, не думать об этом никогда, но именно в этот момент, глядя на знакомый силуэт, он так просто отказался от данных себе слов, сорвавшись в одно мгновение и, едва сдерживаясь, чтобы не побежать, направился к соседнему офису. Удивительно, что он еще там не был! Каким же он был дураком, что упустил всё это... Сбегая по последней лестнице, он остановился. Откуда она там могла быть? Вдруг ему показалось? Ведь он не увидел ее даже в профиль. Вдруг это просто копия? С каждой секундой он терял веру в свою правоту, но всё же двинулся в сторону корпуса. Когда он подошёл ко входу, его ноги были столь тяжёлыми, что казалось, что нужно просто обернуться и уйти. Он нажал на ручку, но ничего не произошло. Затем он увидел блок валидации справа. На здании ничего не было написано, он даже не знал, что это за офис и офис ли это вообще. Зачем он вообще пришёл сюда? Коннор понимал, что сейчас он ходит по краю. Попробуй он взломать код или раздобыть пропуск, что он скажет, если его поймают? Хорошо, что поймают, его ведь могут просто так застрелить, он же бывший предатель! Он не знал, о чём думать. В голове его страх опасности, волнение за безопасность Маркуса боролись с осознанием того, что это была ошибка, что не может же андроид... Он невольно развернулся и вновь двинулся в сторону библиотеки, с досадой рассуждая о произошедшем. Теперь он чувствовал себя почти дураком. Напоследок он оглянулся, изучая третий этаж. Незнакомки не было... Сказать ли о произошедшем Маркусу?***
К закату дел стало меньше. Маркус разобрался с последними сводками и построил стратегию работы отдела коммуникации. Обычно этим занимался Саймон, но в последнее время дела шли неважно, в первую очередь в стране. Все больше вопросов вызывала сама стабильность работы штаба с людьми, хотя на всех экранах телевизоров беспрекословно утверждалось, что всё под контролем. Проходил ещё один день, а ведь само его существование начиналось так недавно, столько всего произошло. Жизнь его успела побывать технократическим адом, но ведь и к счастью ему удалось неловко, быстро, но прикоснуться. Он знал о чувствах, знал о долге, и имел ощущение, что время его жизни исчислялось чем-то другим, не годами. Созерцая пепельный вечер, когда начинался уже дождь, но так неуверенно и слабо, он смог увидеть над землей лёгкий туман уличной пыли. Лидер задумался, вслушиваясь в шуршащую тишину, и вздохнул, наконец решив позвать Коннора. До последнего момента он считал, что не сделает сегодня этого, что так и оставит этот день без встречи. Он ведь так устал, сам не понимая даже, отчего это так внезапно стало скучно и неуютно в нарастающем мраке вечера. Стоя на крыльце старой жилой постройки, он со смутным нетерпением ждал Коннора, но тот прибежал с другой стороны. Дождь застиг их внезапно, хотя до мастерской было каких-то три минуты хода, но они вымокли словно непослушные дети. Маркус по обычности вновь забыл мантию в мастерской, в которую забежал на минуту среди дня. Коннор поздоровался с ним, но в шуме дождя Маркус не постарался его услышать, только побежал, побежал вперёд к любимой комнате. Оставляя за собой мокрые лужи, они занеслись в коридор, Коннор неловко оглядел то, что творилось у их ног. А затем нагнулся, смешно стягивая туфли. Сложившаяся вчера неприятность понемногу забывалась во всей нелепице, что натворил внезапный дождь. Они даже не думали уже, что было вчера, этот день оказался таким далёким, а встреча такой... нужной? — Я мог бы снять футболку,— сказал полицейский спутнику, когда тот оглянулся,— если нужно, конечно. Я ведь не ощущаю дискомфорта как такового. — Да, можно и снять,— схожим тоном ответил ему художник,— я бы порисовал твою фигуру сегодня. Наверное, даже углём. Коннору последняя фраза ни о чем не говорила, он даже не понимал, зачем сказал это Маркус, только, наверное, мысль о том, что он разденется перед кем-то, была для него тревожной. Он слегка замешкался сначала, стараясь скрыть неуверенность. Он словил себя на рассуждении о том, что здесь он начинает по-другому, о другом думать. Ракурс его мышления смещался в чувственную сферу, где каждая новая мысль была по-настоящему волнительной и неожиданной. Отметая весь внутренний неуют, он ждал этих встреч. В последнее время он почти перестал чувствовать вину. Это точно было связано с Маркусом, который, казалось, сильнее его самого был заинтересован в том, чтобы забыть всё прошлое. Он был так ему благодарен... Отвернувшись к стене, андроид немедля стал снимать прилипшую к телу рубашку. Пуговицы были скользкими, а рубашка настолько сильно слилась с его кожей, что он на секунду представил, что сейчас весь в чёрной грязи. Эта чернота вызывала тревогу, и он даже не заметил, как смущение сменилось чувством облегчения от того, что он избавился от пугающей вещи, представшей в таком виде. Больше всего Коннора пугала лампа. От ветра с незакрытого окна она шаталась, и свет в комнате гулял, уводя пространство в случайный мрак. Иногда освещение гасло, секундно, но настолько явно и доступно для сознания андроидов, будто выглядело так, что временами терялась связь с реальностью, уходя в сырую тьму. Маркус очень быстро и торопливо приготовил материалы, взяв этюдник, а затем и коробку с углём. — Наверное, в этот раз на диване,— предложил он, садясь на стул. — А как же ты?— сказал Коннор, стоя напротив с совершенно прямой спиной.— ты не снимешь? Тебе не мешает? Маркус улыбнулся, даже не отвечая, стал охотно стаскивать себя вымокшую до ниточки вещь и кинул её на старую вешалку у входа. Не сказать было, ждал художник этого вопроса или нет, но когда они оказались оба голыми по пояс, между ними возникла какая-то приятная справедливость. Маркус был столь же гол, столь же бос... Диван был стар, как и всё в мастерской, в золотистых полосах, уходящих в красивые ромбы. Он был угловой формы, а матрас его устелен белым покрывалом, будто здесь кто-то иногда спал, либо сама обивка была столь изношенной, что постелить эту ткань было логичней и правильней. Коннор уселся в угол, ощущая себя неловко, а затем он лёг на бок, пытаясь найти положение, удобное для него самого. Поза вышла скучающей. В конце концов он так и устроился, согнув руку в локте, уперевшись боком в ближний край подлокотника и подушку, ладонь встретила щёку, от чего голова чуть склонилась. Он согнул одну ногу в колене, ища опоры, но вес перенесся именно так, как нужно, дав требуемую для рисунка динамику. — Твой день прошёл,— начал Маркус, закрепляясь как следует лист,— хорошо? Коннор обратил взгляд на собеседника и с интересом оглядел художника. В такой темноте они ещё не рисовали, света лампы с другой части комнаты было маловато. Маркус оставался в уютном для себя полумраке, хотя такой же полунагой, в то время как он, Коннор, оказывался самой яркой точкой в помещении. — В библиотеке,— как-то невпопад заметил полицейский, не переставая думать о чём-то своём,— я читал. — Там много литературы,— поддержал собеседник,— её составляли все живущие здесь. — Да, я нашёл отдел с политикой.— вновь утвердительно сказал андроид,— много интересного. Никогда ей не интересовался. Они замолчали. Ещё минут двадцать в комнате было тихо. Ту хрупкую, спокойную тишину нарушал лишь шёпот карандаша и ровный гул ливня, который только усилился за последний час. Маркус продолжал рисовать, уголь шуршал над плотным большим листом. Точными, длинными линиями, он обрисовывал чужую фигуру, уделяя внимание самым острым и чётким частям тела. Ему нравилось, как лежит Коннор, его локоть был острым, голова красиво склонённой, от этого длиннее была мужская шея, характернее плечи. Торс заслуживал особого внимания. Как он и предполагал, тело Коннора было плотнее, чем его собственное. Мышцы кора были чёткими, рёбра выделялись заметнее. Тело Коннора оказалось неожиданно мощнее, сильнее. Маркус был жадным до этих взглядов, до линий, которые сейчас получались, это помогало ему не слишком сосредотачиваться на произошедшем в прошлые дни. Он точно наслаждался происходящим. Ему только иногда было страшно, что это могут прервать. После вчерашнего звонка было неспокойно. Казалось, словно что-то затевалось, но он не понимал пока, что. Ему не хотелось, чтобы со всего маху открылась дверь и вбежал Саймон или Норт, крича, что у них проблемы. Как же не хотелось! Эти мысли практически измучили его за последние дни, в частности за сегодняшний. — Что было у... тебя?— тишину нарушил голос, и Маркус вновь поблагодарил в душе Коннора, что тот перервал череду ставших мерзкими мыслей. — Всё опять сложно, но лучше,— постарался он уложить все свои переживания в одну фразу.— на самом деле я ждал встречи. Коннор внешне не отреагировал, он и не знал, как реагировать на сказанное. Вчерашний Маркус не вязался с сегодняшним. Похожее происходило в голове у художника. Он внезапно понял, что стал сумасшедшим. Его, как больного, кидало из стороны в сторону, он точно терял контроль над собой и эмоциями. Как только он расслаблялся в компании Коннора, он неуклонно менялся, говорил что-то откровенное, глупое в каком-то смысле. Это больно отозвалось в сознании. Затем же пришла мысль, что от этой откровенности он чувствует себя куда... лучше? — Я хочу сказать, что тоже ждал её,— достаточно спокойно ответил Коннор,— когда мы рядом, во мне что-то меняется. Художник зашуршал листом, наклоняясь, и Коннор на секунду подумал, что снова что-то сказал не так, но Маркус всего лишь менял бумагу, положив на пол получившийся рисунок. В беседах и молчании они провели час, за который Маркус успел сделать светотеневой набросок и немного его уточнить. Он был неярким сейчас, но точно делился на две части. Внезапно за их спинами раздался гром и с шумом отворилось окно, державшееся открытым наполовину самодельным крючком. Поток ветра, видимо, сдёрнул ветхую конструкцию. И после повеяло влагой, ливень зашумел с новой, ужасающей силой, а затем... Погас свет. — Вот это новость!— не сумевший скрыть удивления Маркус засмеялся,— никогда бы не подумал, что ветер с ливнем разыграются настолько, что лишат нас света. Что же делать? В комнате возникла тьма. Они оба пока не понимали, какая она. Даже так, андроиды продолжали сидеть на месте, только судя по шороху, Коннор сел на диван, опустив ноги на пол. Никто не начинал говорить. Но мысли Коннора не давали ему покоя, он сам внезапно для себя начал первым: — Только не уходи, хорошо? Это же решат без тебя? Он был готов к чему угодно, только бы не остаться одному в этой тьме. Во сне она была такой осязаемой, такой видимой, а у мрака комнаты и границ-то не было. — Я и не думал. Подожди секунду. Маркус встал и отошёл к шкафу, вытащив оттуда свечу. Она была староватой, но он точно знал, что вместе с тем пламя получилось бы хорошим. Оставалось найти зажигалку, и, когда он это наконец сделал, то с облегчением поднёс горящий источник света к тумбе у дивана. Затем он перетащил её так, чтобы она оказалась между ними. Будучи отвлечённым, он даже не заметил, как испугался Коннор, сам не зная чего, он смотрел на это пламя и ему становилось не по себе. — Так пойдёт?— спросил андроид, наконец отняв взгляд от пламени. — Да. Маркус сел на стул, так и не берясь за бумагу. Он уткнулся локтями в колени, забавно подперев ладонями лицо, а затем ещё пять минут с неясным восхищением вглядывался в свет. Пламя было ярким, таким таинственным, немного пугающим. Последним способом осветить пространство, дать ему новые краски. Когда он взглянул на Коннора, то более не смог отвести взгляд. Каких сил ему стоило сделать это через минуту. Коннор, сидящий уже по-простому в углу дивана, казался таким... горящим. Ненастоящим, словно иллюзия. Он не смог скрыть своего лёгкого удивления от происходящего. Мир вокруг стал казаться таким тесным, даже каким-то уютным. Казалось, что они оба под одеялом, не хватало чего-то, правда... Он принялся рисовать, но делал это нелепо медленно, сильно тонируя, уводя половину рисунка в абстрактную черноту. Штрих тоже был чёрным и бархатным. Сейчас Маркус видел только тени, и каждую тень он стремился очертить, трепетно захватить в рисунок... Сидящий Коннор был так же хорош, как и лежащий. Он сидел, отставив руку рядом с собой для опоры, все также безмолвно глядел на Маркуса... и дышал. Маркус не мог отделаться от ощущения, что устал. Что он хочет ближе, в мир Коннора. Он так остервенело рисует его лицо, тело, так тщательно подбирает слова, чтобы описать его образ у себя в голове... Он хотел бы сбежать от этого мира, хотя бы на денёк, как же он от него устал... — Маркус? Коннор окликнул его, потому что тот внезапно замер прямо при рисовании. — Ты всё-таки очень устал сегодня?— Коннор почувствовал, что он снова лезет не туда, но останавливаться не стал. А Маркус подумал, что если он не скажет правды хотя бы сейчас, то следующие дни ему будет мерзко от себя. — Смертельно,— шепотом сказал он, и испуганно отвёл глаза в сторону окна, чуть покачнувшись телом, сдерживая наступающие чувства, но ощущая, как внутри он, подобно свече, медленно горит уже не первую минуту. — Хочешь, мы просто полежим? По долгой тишине, сложившейся между ними, Маркус догадывался, что Коннор хочет ещё что-то сказать, но даже так он не был готов к этому... совсем. — Ой,— поспешил поправиться Коннор,— просто ты выглядишь так, будто... За эти пару фраз в голове художника произошло что-то неописуемое. Он не знал, о чем в первую очередь думать. Мысли, одна за другой, перебивались, метались в его голове. Та система, система координат в его сознании, была уже почти сломлена. Сломлена обычным желанием просто поддаться желанию. В слабом свету свечи тело Коннора и его лицо выглядели почти невинно. Угольные густые тени обтекали каждую неровность его тела, делая его... уязвимым. Казалось, что это была вполне осознанная, отчаянная открытость, доверчивость... Он был неподвижен, но образ его дрожал подобно пламени, которое то и дело трогал ветер. Внутри так зашумело... Это был вовсе не дождь, мнущий тишину, это было волнение и трепет. Маркус почему-то точно знал, что Коннор скажет сейчас, обозначив причину так точно, как он умел: —...Будто тебя нужно обнять. Маркус продолжал молчать, путаясь в собственных ощущениях. Теперь жар вернулся с новой силой, появилось ещё большее желание довериться, прикоснуться к тёплому телу, быть рядом, физически рядом. А именно этого он и хотел. — Это глупо, да, глупо,— продолжал андроид, похоже теряющий трезвость ума от неуклюжей паузы,— я ведь подумал, что и мне этого...— он стыдливо осёкся, но всё же решил сказать,— не хватает. — Да.— глухо проронил Маркус. Его не было бы слышно во всех этих мерных звуках, но Коннор это чётко услышал. Услышал чётче, чем вообще что-либо. Маркус просто перестал думать. Ему надоело, надоело это анализировать. Он так же легко соскользнул со стула и присел рядом с Коннором, продавливая старый диван. И мысль о том, что это далось поразительно легко, вскружила ему голову, ослепила его. Сейчас, надо думать, свеча обливала их тёплым насыщенным светом уже вдвоём. Вдвоём... Коннор с секунду завис, боясь пошевелиться. Маркус смотрел на свечу, и в его разноцветных, насыщенных живыми цветами глазах, было столько грусти, столько усталой затравленности, что он, сам себя не понимая, потянулся к смуглому телу рукой, утягивая на себя уставшую чуть ссутуленную спину. Он также внезапно осознал, что не хочет его отпускать, оставив руку лежать вдоль чужой груди. А затем и другой, обняв его другой рукой. Прислушавшись к себе... Маркус молчал, не реагируя, а затем внезапно протяжно выдохнул, совершенно расслабившись затем в объятьях. Это было так многословно, это было лучше любых слов. И от этого Коннору стало так хорошо. Так... правильно. — Я же могу ничего не объяснять?— тихо и глухо сказал художник. Коннор не нашёл, что ответить. Руки лишь доверительно сжали в объятьях тело. Они молчали. Пусто и спокойно глядя во мрак мастерской. За окном шёл ливень, не переставая лить ни на минуту. В комнату врывался сквозняк, но свеча горела. Горела, охраняя сложившийся мир. Беззвучный. Ясный. Маркус слегка мотнул головой и прикрыл глаза. Сейчас он чувствовал себя так спокойно, всё это время он хотел этого, а чего он хотел — он даже не мог сформулировать. У него уже не было сил на это. Он чувствовал что-то, и это было непередаваемо. Теплоту тел нарушал лишь моросящий дождь, редко по случайности касающийся лиц. Там, где Коннор, обхватил Маркуса, сейчас было так тепло, он даже сам не понимал, насколько это приятно, когда всё так контрастирует. Хотелось сказать лишь одно. «Побудь так ещё немного?» А ещё... «Пусть ночь не кончается» А ещё... «Пусть света на этой земле не будет...»