Вечера на хуторе близ...

Вернулся Отабек этой осенью с заработков за кордоном довольный: и родителям денег дал хату подправить, и себе крутой мотоцикл купил. На нём и колесил теперь в надежде как бы случайно покрасоваться перед Юрком Плисецким. Отабек уже не знал, на каком «Харлее» подъехать к парню, имевшему норов покруче, чем у бодливых дедовых коз, которых тот ежедневно пас. Еще и переборчивый такой же. Алтын исколесил вдоль и поперёк всю округу, пока наконец не нашёл Юрка на краю балки под деревом, жадно вгрызающимся в твёрдый бок зимнего яблочка «Симеринка». Окружавшие его козы меланхолично пощипывали травку и первые опавшие листья. Прекрасный козопас в модной нынче вышиванке, поверх которой была надета тёплая жилетка из овчины, бросил заинтересованный взгляд на Отабеков мотоцикл и его новенькую кожаную косуху. Видать, не зря Алтын в одном из отелей Венгрии всё лето горбатился. — Привет, — помахал ему рукой Отабек. — Чё надо? — не очень-то дружелюбно спросил его Юрко. — Хочешь, прокачу? — предложил Отабек. — А до райцентра подбросишь? — тут же вступил в торг тот, хотя по глазам было видно, что ему не терпится промчаться на новеньком железном коне на виду у всех односельчан на зависть пацанам и девкам, ещё не успевшим свалить на учёбу или заработки в Венгрию. — Могу и до райцентра, а потом назад. — А мороженым накормишь? — видя, что ему сегодня прёт, обнаглел Юра. — Хочешь — мороженым, хочешь — пирожным, — сделал широкий жест Отабек. А чего мелочиться-то? — Нет, я суши хочу, — вдруг переменил своё желание Юра. — Хорошо, зайдём тогда в «Старую башню», у них там делают отличные суши, — Отабек был на всё согласен, лишь бы провести сегодня вечер с Юрком. — Ну, ладно, — как бы нехотя соглашаясь, сказал Юра, отбрасывая огрызок в сторону, где его тут же подобрала одна из коз. — Только поголовье пересчитаю и во двор загоню, а то дед Мыкола мне такой козец устроит, шо Сидоровой козе позавидуешь. Дед Мыкола в майке на голое тело, старых портках и соломенном брыле [1] на голове трудился на огороде. — Дед, я гулять, — загнав коз в сарай, известил его внук. — Поешь сначала. Там борщ в холодильнике, — не отрываясь от выкапывания картошки, бросил дед. — Не, я лучше в кафешке покушаю, — презрительно скривился Юра, предвкушая, что раскрутит сегодня Отабека ещё и на пиццу с пепси. — Чтоб к девяти вернулся! — крикнул ему вслед дед. — Девять — детское время. К десяти, — из чувства врождённого упрямства заспорил Юра. — Вот, как исполнится тебе шестнадцать, будешь гулять до десяти, а пока до девяти, — дед любил внука, но держал в строгости, компенсируя отсутствие родительского контроля, поскольку вечно челночившие через границу с полными сумками товаров Юркины предки появлялись дома лишь по большим праздникам.

***

Юра натрескался до отвала роллов и пиццы, ещё и мороженым закусил и посему пребывал теперь в благодушном настроении. Этот богатенький Буратинка не только за всё заплатил, но и футболочку заграничную с принтом тигра презентовал, поэтому он не возражал, когда тот предложил ему подняться на холм с Великим Крестом Объединения на вершине. Мотик был крутым — даже спешиваться не пришлось. С вершины холма открывался вид на всё Берегово с петлявшей по нему речушкой Верке и виноградники окрестных посёлков, озарённые ласковым светом садящегося солнца. Как поглядишь на всю эту красоту, так кажется, что и не в жопе мира живёшь. Вот тут-то и случилась жопа — Отабек с какого-то рожна вдруг пригладил его растрепавшиеся на ветру волосы и сказал, что хочет с ним дружить, но выражение лица у него было при этом такое же, как у Ласло, перед тем, как тот на днях полез целоваться к Милке. Извращенец хренов! — Очень надо, — отпрянул Юра, сбрасывая руку Отабека, лежавшую на его плече и обхватившую шею — часы новые и красивые, а манеры хреновые, — грабли свои убери и иди со своей дружбой на ху…тор дальний бабочек ловить. — Юрко, пробач [2], — извинился Отабек, — но я так хочу с тобой дружить! Всё, что хочешь, для тебя сделаю. — Прям-таки всё? — уточнил Юра, ненавидевший, когда его называли на украинский манер «Юрко». — И с каких это пор ты — «золотая рыбка», якорь мне в задницу? — вспомнив бородатый анекдот, осклабился он. — Только скажи, — на лице обычно сдержанного Алтына была написана решительность. — Тогда достань мне такие же коньки с золотыми лезвиями, как у самого Виктора Никифорова. Говорят, он недавно их откинул и стал тренером, так что теперь они ему ни к чему. Вот тогда и поговорим, как дружить с тобой будем, — сказал Юра и перевёл взгляд на алый закат, потихоньку слизывающий остатки ясного осеннего дня. — Зачем тебе коньки? — обалдело уставился на него Отабек. Где ты на них собираешься кататься? Наш ставок шириной-то всего пять метров. Да и размер ноги у него явно побольше твоего будет, — при этих словах он нежно окинул взглядом стройные Юркины ноги. Юра взгляд заметил и больно двинул Отабеку по коленке, благо, сидя на мотике, это было удобно сделать, мол, нечего тут пялиться, нашел что рассматривать. — Мало ли зачем мне его коньки, — упёрся Юра, в голове которого созрел коварный план. — Может, на три носка надену и на Дедово озеро кататься пойду, а может, на гвоздь повешу и любоваться буду. Может, я давний фанат Никифорова и хочу иметь его вещь. А не можешь достать, так и скажи, что слабо, и катись отсюда на своём байке, а я домой на рейсовом автобусе доеду. — Да не кипятись ты, — стоя близко-близко, он боялся не так вздохнуть, чтоб своевольный красавец не вздумал опять брыкаться. — Ушёл уже последний автобус, а частники с тебя три шкуры сдерут, пока до Дыйды довезут, — глянув на часы, сказал Отабек, а сам подумал: «Хорошо, если еще довезут, а не увезут в дальнюю полонину [3] светловолосое и зеленоглазое чудо, бывшее чудом, правда, только пока молчит». — Добуду я для тебя те коньки, но и ты слово сдержи. — Сдержу, если только не обманешь и Никифоровские коньки мне достанешь, а не какой-то левандос, — пообещал Юра, вспомнив, что вечно путался, по какому времени отправляется автобус, по Киевскому или по Венгерскому (на стекле у водителя висело одно расписание, а на остановках — другое).