Там какой-то "Граммофон"...

Машина шла на автопилоте. Лагат сидел в салоне аэрокара, якобы не обращая ни малейшего внимания на клирика, расположившегося рядом. Тем не менее, блонди внимательно следил за ним. Со стороны казалось, что Глава администрации Мидаса умиротворенно смотрит на огни Танагуры, проплывающие мимо, и рассеянно теребит кружево рукава изящными пальцами, затянутыми в белую ткань перчатки. Двухметровый блондин со строгим выражением лица, ангельским ликом, идеально сложенным телом, в одежде, напоминавшей Джону камзолы прошлых столетий с тех запрещенных полотен, которые регулярно уничтожали клирики ордена Тетраграмматона, вызывал в нем ощущение неправильности происходящего. Острой, идущей вразрез со всем, что он знал о мире, неправильности! Престон отточенным движением поднял руку и отодвинул край черной кожи с запястья. До тревожного сигнала оставалось чуть меньше четверти часа. Он давно не принимал «Прозиум». Возможно, от этого Джон излишне крепко сжал кулаки, когда отпустил край рукава и вернул руки на колени. Лагат скосил глаза в его сторону, и холодная, не имеющая ничего общего с радостью, улыбка коснулась красивых губ. — Нервничаешь? — поинтересовался он вкрадчиво у попутчика. — Грамматон клирик не может нервничать, — сухо ответил Престон. — Эмоции не отравляют мой разум. — Вот как? — хмыкнул блонди. — Именно так, сэр. Теперь Лагат смотрел на него заинтересованно. Мужчина сидел с идеально ровной спиной, будто кол проглотил, на самом краю сиденья, в отличие от картинно развалившегося блонди, и лицо его было словно высечено из камня. Высокие скулы, гладко выбритый подбородок, короткая стрижка волосок к волоску. Создавалось впечатление, что он даже не дышит. Клирик почувствовал, что его откровенно разглядывают, уже не таясь. Подобное внимание к другому гражданину Либрии было бы просто-напросто неприлично, если не подсудно! И почему этот блондин ТАК пялится?! Рауль, которого Джон увидел первым, когда ученый открыл капсулу для анабиоза, себя так не вел. Нет, он тоже был несколько удивлен содержимым «контейнера», сделал уйму тестов, высказал свое мнение по какому-то поводу, но клирик не понял ни единого слова, и тогда стало ясно, что «подарок» не говорит на языке Амои, а пользуется каким-то древним людским наречием. Но не будь нейрокорректор Главным Нейрокорректором, если бы не решил и эту проблему! Полоскать мозги Престону Рауль, конечно, не собирался, опасаясь, что тот окончательно слетит с катушек (и так слишком много впечатлений для одного раза), но общую образную базу и ускоренное гипнотическое обучение языку провел. Через месяц Престон все-таки заговорил на всеобщем, хотя произношение его оказалось кошмарным. Из-за этого создавалось впечатление, что он не вопросы задает, а как минимум ведет допрос; не рассказывает, а проводит политагитацию. В общем, Рауль с ним намучился. Сперва, когда капсулу только-только доставили в Киира, ученый подвоха не ожидал, мало ли, какой-то пэт… Его не насторожили даже раритетные технологии, использованные в саркофаге. Как эта капсула до сих пор работала и не разгерметизировалась по дороге, оставалось загадкой, но еще большей загадкой казался ответ на вопрос — в какой жопе необъятной Вселенной Ясон Минк выискал «ЭТО», чтобы припереть Раулю?! Он бы еще динозавра живого ему приволок. Первым осмысленным вопросом Престона было: «Почему у вас нет ретрансляторов с голосом и ликом Вождя?». О каком Вожде шла речь, Ам был не очень в курсе, поэтому осторожно ответил, что в этом мире Вождь встречается и говорит только с избранными. Такое положение дел для Джона не стало новостью. Он сказал, что общение с Вождем, должно быть, везде великая честь, и больше вопросов про него не задавал. В лаборатории господина Ама Джон прожил добрых полтора месяца, прежде чем Раулю удалось его сбагрить. Во-первых, ученого нервировали постоянные тренировки клирика с катаной в соседнем с его рабочим кабинетом помещении. Во-вторых, ему надоело избегать лаборантов, которые предлагали одеть Престону какое-то контролирующее или отключающее устройство, потому что опасных пэтов вообще держат в клетках или на цепи, а этот даже не заперт и не зарегистрирован! Рауль привычно угрожал цветной элите нейрокоррекцией, если они будут его с этим доставать, и не обращал на их жалобы никакого внимания, пока клирик случайно не порезал в лоскуты редчайшую «Лила Фауро» с Гиньюса. Это был селекционный сорт с тёмно-голубыми лепестками, который отличался от оригинального, белого цветка, известного как «Алана» или Ночной Мускус, тем, что его было проще достать, но не настолько просто, чтобы безумные чужаки рубили его в капусту вместе с горшком. Рауль думал взять от «Лилы» часть генома и прикрутить, чем черт не шутит, к линии Мелроуз или еще к кому пару лишних цепочек и посмотреть, что выйдет. Серафимы, химеры, сирены — кого этим нынче удивишь? А вот вывести, например, Флору было бы интересно. Но великим планам генетика не суждено было сбыться, потому что клирик заявил, что цветок слишком вычурный и Рауль не может держать его здесь, так как подобное поведение может быть приравнено к преступлениям категории «ЕС-10», а посему он останки цветка предал очищающему пламени, чтобы не искушать лишний раз ученого и не бросать тень на его репутацию. Когда Рауль сухо поинтересовался, что это за, Лямбда-ей-в-ребро-отец-мой-Юпитер, такая за категория, Престон невозмутимо ответил: «Эмоциональное преступление, и меня удивляет, почему я вам должен объяснять такие элементарные вещи». Ну вот в чем в чем, а в излишней эмоциональности Рауля обвинили впервые. Он даже хмыкнул по этому поводу и прекратил возиться с эмбрионами, но также сделал вывод о том, что пора этому клирику поискать другой дом. Хотя желание особо не мудрствуя его усыпить преследовало генетика и днем и ночью, ради дружбы с Ясоном он, видит Юпитер, терпел, сколько мог! В лаборатории все было строго, стерильно, привычные, ровные и чистые линии, холод стали, белизна и блеск поверхностей — они Престону нравились. Там не было ничего лишнего, хотя за одни только пышные тяжелые локоны хозяина лаборатории можно было отправить под трибунал. В остальном же ученый был идеален. И, похоже, он удивительным образом обходился без «Прозиума», чего клирик никак не мог понять. Ведь если бы он принимал это лекарство, спасавшее общество от боли, лишений и войн, то на его лице не проскальзывало бы время от времени так много эмоций (знал бы бедный Рауль, что о нем думает клирик, поперхнулся бы), а вот тип, которого господин Ам велел сопровождать, был ужасен! Джону Лагат категорически не понравился с самого первого взгляда. Всё в нем было чересчур: и этот темный, бархатный, приталенный костюм, и кружево, и шейный платок! Клирик наверное бы вздрогнул при взгляде на него, если бы не был под препаратом! А что у них у всех тут на голове? Эти мужчины, из которых бы вышли неплохие клирики, точно женщины отпускали волосы до пояса, и Лагат не был исключением! Но словно и того мало, надо лбом этот гражданин водрузил некое подобие короны, удерживающей локоны от попадания в глаза и бессовестно приукрашавшей его голову. Гидеона не спасало ни холодное выражение лица (он определенно старался казаться таким же неэмоциональным, как и сам Престон), ни равнодушный голос. Уж клирики-то знают, как выводить таких на чистую воду. Неужели он думает его обмануть? В дополнение ко всему блондин сладко пах! Такие жидкости назывались парфюмом, и преступление по их применению приравнивалось по тяжести к использованию косметики. Джон с удовольствием арестовал бы этого Лагата, вместо того, чтобы «сопровождать», но не был уверен, что у него есть такие полномочия. Очевидно, лицо клирика перестало быть достаточно бесстрастным, так как Гидеон не сводил с него неестественно синих глаз. И что только надо этому надменному «изваянию», что он так на него уставился? Престон чувствовал, как подступают те самые эмоции, которых у служителя Грамматона быть не должно. Раздражение, злость, возмущение и непреодолимое желание засадить паршивца за решетку. Даже хуже! Мужчину терзало полное непонимание того, какого черта он тут оказался. Ему никто ничего не говорил о новой миссии. Впрочем, в данном вопросе они с Главой Мидаса были солидарны. Тот тоже думал, какого черта в его аэрокаре оказался «там какой-то Граммофон», как представил его Рауль, да еще с «прочипованным» ухом! Судя по цвету РАМ, этому человечишке было около тридцати пяти — сущий кошмар, его не то что за пэта, за фурнитура даже не выдать, и как это объяснять всем вокруг, Гидеон понятия не имел. А если выдать его за простого мидасца? Тоже ерунда выходит. Что простому гражданину делать под боком у Главы Мидаса?! — В течение какого срока мы прибудем в пункт назначения? — сухо спросил Престон, глядя куда-то мимо Лагата. — Зависит от того, что считать пунктом назначения, — не прореагировал на его приказной тон блонди. Говорящая обезьяна, хоть и была надоедливой, все же забавляла. Клирик напомнил ему Айшу. Розен тоже вел себя порой как электронный истукан, застегнутый на все пуговицы. Интересно, Айша донес уже Юпитеру, что за очередной бардак творится в лаборатории Рауля на территории Танагуры? Видимо, нет, иначе пришлось бы объясняться абсолютно всем — и ему, и Раулю, и Гидеону, и Жильберу, а Ясон Минк выдал бы что-то типа: «Пока развлечения никак не влияют на КПД и работоспособность членов Синдиката, я волен поступать, как мне больше нравится». Ну что ж, раз не можешь остановить беспорядок — возглавь его. Таков был девиз Лагата. Он ближе всех остальных дзинкотаев по своему поведению походил на человека и не считал нужным скрывать это. А вот бедный Айша слишком уж часто общался с андроидами в своей Танагуре. Вот и результат. Но, наверное, господин Розен оказался умнее, раз сейчас не по его апартаментам разгуливает новоиспеченный гражданин Мидаса, с целым арсеналом под плащом и взрывоопасным «приданным» в багажнике! Справедливости ради нужно сказать, что два полуавтоматических пистолета в кобуре и меч, покоившийся сейчас у бедра его обладателя, ничуть не волновали Лагата. Блонди все-таки сверхлюди, и реакция у них, как у военных андроидов, а все остальное — лишь внешняя мишура, прикрывающая «титановое» нутро. Престона он не боялся. Блонди вообще бояться не умели. Во всяком случае за себя. В свое время Гидеону пришлось учиться и вовсю использовать дзиконтайский изворотливый ум, чтобы являть себя человеческому Содружеству только с той стороны, с которой люди готовы были воспринимать Амои и город-спутник Танагуры — Мидас. Тот факт, что, мило улыбаясь, почти совсем как эти приматы, Лагат мог отдать приказ отстреливать подростков из Девятого района прямо на улицах, в Содружестве не знали или делали вид, что не в курсе. Именно с его легкой руки в полиции Мидаса за малейшую провинность монгрелов могли избить так, что домой, в свой Керес, они ползли бы на переломанных конечностях. Если у тебя нет в ухе чипа РАМ, то ты грязь под ногами, и никаких прав на Амои у тебя нет, и все было бы горааа-аа-здо проще, если бы клирик оставался незарегистрированным и бесправным. Какого рожна Раулю понадобилось вживлять «документы о гражданстве» Престону в ухо, Лагат никак не мог понять. Если он — заплутавший турист с просроченной визой, то самое ему место на помойке, да хотя бы в том же Кересе. Слишком много чести! Но Рауль его «обезопасил» гражданством. Очевидно, для того, чтобы по амойским законам, Гидеон не имел возможности порекомендовать отряду «темных» прострелить клирику башку в темном переулке. Все-таки Джон был «подарком» от Ясона своему дражайшему другу Раулю, Лямбду им в ребро, а Рауль был столь деликатен, что не придумал способа отказаться от подарка и вернуть обезьяну Главе Синдиката. Надо бы выяснить, где он этого чернявого истукана раскопал. Да! Ощущение от Престона возникало именно такое, что его «раскопали», отряхнули от вековой пыли и вывели на свет. На всеобщем он говорил из рук вон плохо. Произношение было кошмарным, будто он камни жует. Некоторые слова оказались настолько архаичны — чего стоило только его бестолковое обращение «сэр» — что из них можно было составлять словарь вышедших из оборота терминов. Тетраграмматон — что за хрень такая?! Насколько помнил Лагат, так было зашифровано в четырех древних символах какой-то человеческой религии одно из непроизносимых тайных имен бога. Эти приматы верили, что где-то существует высшая сила, которой есть до них дело. И в те времена, кстати, было придумано понятие «греха» и «запретного плода». Теперь этот «запретный плод» в прямом смысле слова составлял львиную долю годового ВВП планеты Амои, куда слетались любители погрешить со всех галактик, а Мидас не стеснялся предоставлять любопытствующим все удовольствия, которые только можно купить за деньги. Лагат перевел взгляд на дорогу — они подлетали к границе Танагуры, скоро начнется пригород, и до Мидаса рукой подать. Престон вновь отвернул край рукава и взглянул на таймер. До срока «икс» оставалось две минуты. Джон уже понял, что не успевает, а сумки с его вещами и, что самое главное, с его лекарствами в багажнике, и они летят на высоте долбанных пятидесяти метров над землей! Безусловно, можно было бы попросить этого напыщенного, светловолосого индюка остановиться, правда, тогда придется признаваться, что клирик разнервничался, так как закончился срок действия Прозиума, но Джон лучше сдохнет, чем выкажет подобную слабость. — До моего офиса осталось двадцать минут, — скучающим тоном оповестил его Гидеон. — Переночуешь там. Выходить запрещено. Утром подумаю, куда тебя пристроить. — Гражданин Рауль просил сопроводить вас. Вы разве не останетесь? — бросил на него тяжелый взгляд Престон. Вот теперь уголки губ Гидеона дрогнули. Можно сказать, что блонди прямо-таки хохотал про себя. — «Гражданин» Рауль просто избавился от тебя, глупый примат. Мои апартаменты в Танагуре. Неужели ты думаешь, что я буду держать какого-то вонючего чужака у себя дома? Ты жалок. Лишь на мгновение желваки на скулах клирика напряглись. — Не стоит подобным тоном разговаривать с Клириком Тетраграмматона, сэр, — с тихой угрозой в голосе произнес Престон, незаметно придвигая ладонь к рукояти катаны. — Иначе что? — криво улыбнулся на сей раз Гидеон. — Служить Ордену Тетраграмматона большая честь, и эту честь я буду вынужден защищать. — Да откуда ты такой только вылез, а? Мешок с кишками? — ядовито поинтересовался блонди. — А что если я прямо сейчас выкину тебя за борт и скажу Раулю, что это случайность? — Не успеете, — хмыкнул Джон. — С чего… бы… В следующую секунду произошло сразу два странных события. Во-первых, Гидеон действительно «не успел», и лишь в последнее мгновение перехватил у самого подбородка пропевшее в воздухе гладкое, как зеркало, лезвие, а во-вторых, навалившийся на него Престон застыл с удивленно распахнутыми глазами. Первый не ожидал, что допустит человека настолько близко, не среагировав вовремя, а второй поразился тому, что его успели перехватить. На рассеченной белоснежной перчатке блонди расползалось темно-синее пятно, попадая на сталь и стекая по кромке густыми каплями. Места в машине было мало, поэтому клирик приоткрыл меч лишь наполовину и давил одной рукой на рукоять, а другой на ножны, в которых все еще оставалось острие. Но и выхваченной части хватило, чтобы прорезать руку Гидеону до титановой кости. Блонди даже не изменился в лице. — И что же ты хотел сделать? — тихо спросил он, будто ничего не произошло, отчего у любого нормального человека по спине поползли бы мурашки. Даже в полумраке салона Джон понял, что что-то с этим типом не так. Ему не показалось! Кровь не была красной, а мертвая хватка на лезвии, которое с легкостью разрубало тела надвое, и вовсе была за гранью человеческих возможностей. Принять дозу Прозиума захотелось нестерпимо! Джон сглотнул. — Кто… ты… такой? — Я? — дзинкотай недобро улыбнулся. — Гидеон Лагат. Просто блонди…