Pov Ирины.
"Что же вы натворили, эрэа? Зачем поддались на провокацию, зачем вы вообще решили сами с ним говорить?"
"Спокойствие, эр Август, всё к лучшему. Во-первых, теперь мы гарантированно переживём дуэль. Во-вторых, у нас появился шанс выиграть. И в третьих, даже если мы проиграем, нас всё равно будут уважать - в конце-концов, мы старались. Беспроигрышный вариант. К слову, вы сами предложили взять аккомпанемент".
"Я почти шестьдесят лет спасаю свою жизнь и знаю, когда нужно проявить инициативу. Правда, скажу сразу: петь будете вы, а играть на лютне буду я".
"А у нас получится?" - усомнилась я, - "Мы раньше не делили управление этой тушкой!"
Вместо ответа я почувствовала, что руки больше не подчиняются мне. Ощущение было удивительным, но я быстро к нему адаптировалась - в конце-концов, прочие части тела подчинялись мне, как и положено.
Пока эр Август вспоминал, как играть на лютне (насколько я поняла, он не брал её в руки больше пятнадцати лет), я напряжённо думала, что же буду петь вечером. Как назло, в голову лезли только "Год пред вспышкой" и "Демон", которого хоть и можно было исполнять мужским голосом, но для дуэли было нужно что-то воистину прекрасное, доброе, вечное, а о любви петь будет Алва.
М-да. Песен от лица мужчин я знаю куда меньше, чем хотелось бы. Песен не о любви - и того меньше.
"Эр Август, как насчёт "Здесь родится мир"? Ну, я вам его пела, это где "Здесь родится мир сказочных чудес..."
"Эрэа, это фантастика, здесь никто не поймёт и половины слов".
"Тогда, может, "Несбыточный свой путь"? "Что ждёт после жизни нас? Лишь медленный сон без грёз..."
"Эрэа, от этой песни можно впасть в уныние, а Ричард, напомню, мальчик впечатлительный, он не оценит".
"Ладно, отставить фантастику. О, идея! "Ты спишь и видишь меня во сне: я для тебя лишь тень на стене...*"
"Вы не помните третий куплет и путаетесь во втором. Кроме того, песня о Леворуком - не лучшее решение. Он и услышать может".
"Всё-то вам не нравится! Вот что, эр Август, вручаю вам свою память на проверку, выбирайте сами. Что вам понравится, то я и буду петь!" - решительно подумала я и приготовилась к не самому приятному из возможных ощущений.
Когда в твоей памяти роются, самое сложное - не начать сопротивляться. В голове проносятся обрывки слов, звуков, цветов и запахов, и можно прекратить издевательство над собой легчайшим усилием воли, но...нет. Я сильнее. К тому же, эр Август тоже иногда предлагает мне свою память, так что всё честно. А неудобство...ну, можно и потерпеть. В жизни есть вещи много хуже, уж поверьте мне, раньше времени познавшей старость и хронические болезни.
Наконец, эр Август нашёл то, что искал, и вытянул воспоминание на первый план. Песня...
"Точно. Эр Август, вы - гений. Это именно то, что нам нужно! Садитесь скорее, будем репетировать!"
Конец Pov Ирины.
День Рокэ Алва провёл, в целом, неплохо. Он пребывал в твёрдой уверенности, что победит в этой нелепой дуэли так же легко и просто, как побеждал и во всех предшествующих. Правда, Ричард сразу сказал, что очень обижен на Алву и не будет с ним разговаривать до дуэли, но Лионелю удалось убедить его, по крайней мере, судить честно.
Кстати о Савиньяке. Он, как узнал о дуэли, немедленно послал за своим братом, так что как минимум два свидетеля несомненного поражения Штанцлера будут.
Несомненно, это да, но...что-то Рокэ напрягало. Точно, он ведь уже слышал, как поёт Штанцлер! Песня была странной и непонятной, но кто сказал, что старый гусь (карьярра, теперь неудобно его так называть) знает только одну? Ричард периодически напевал себе под нос минимум три разных мотива, незнакомых Алве. Понятно, откуда юноша их знает.
Вообще, Рокэ не боялся проиграть (просто потому, что Алвы не проигрывают), его беспокоило в тот момент совсем другое. Во время разговора со Штанцлером был один момент, странный момент, когда Рокэ почудилось что-то странно-знакомое в дриксенце. Что-то неестественное. Рокэ казалось, он упускает из виду что-то единственно-важное, но что? Чувство, что он не видит что-то прямо под собственным носом, бесило и низводило Первого Маршала до уровня собственного оруженосца. Хотя...Рокэ выглянул в окно, где Ричард отрабатывал фехтовальные приёмы и, Ворон мог поклясться, что-то мурлыкал себе под нос. Ричард Окделл, пусть не сразу, но простил эра за глупые обвинения, пообещал судить по-справедливости и не разговаривал исключительно потому, что до дуэли им и впрямь не о чем говорить.
Ровно в половину шестого Алва покинул дом, прихватив с собой гитару, сел на Моро и направился в старое аббатство. На улицах было на редкость малолюдно. Впрочем, по мере приближения к Нохе, Алва начал догадываться, с чем это связано.
Нет, конечно, вызов на дуэль происходил при свидетелях, так что за музыкальной дуэлью наблюдали бы человек пять-шесть, плюс ещё Лионель с Эмилем. Ну, может, ещё кто-то, но не больше десяти-пятнадцати человек. А теперь представьте себе выражение лица Рокэ, когда он увидел близ Нохи половину Олларии.
Среди свидетелей вызова был Марсель Валме. Вон он, в первых рядах. Рядом с ним - прекрасная Марианна с супругом, неподалёку крутится Килеан-ур-Ломбах, вон стоит семейство Манриков во главе с тессорием, вот ещё группа каких-то дворян, на которых Рокэ предпочитал не обращать внимание, а ближе к аббатству...глаза у Рокэ чуть округлились - что здесь забыл Фердинанд? Но король выглядел весьма воодушевлённо, стоящий рядом с ним кардинал в ответ на недоумённый взгляд Рокэ лишь возвёл глаза к небу, намекая, что иногда Фердинанда не остановить.
Кроме дворян, во дворе Нохи собрались и простолюдины, что сейчас шёпотом обсуждали происходящее и высказывали предположения о сути сбора. В общем, не меньше сотни человек стояли близ аббатства.
С появлением Алвы гомон стал тише, ему уступили дорогу к небольшому клочку свободного пространства прямо у стены. Кто-то уже поставил там два табурета. Августа Штанцлера ещё не было. Впрочем, до шести часов ещё оставалось десять минут.
Через пять минут послышались сдавленные проклятья, кто-то решительно протискивался сквозь толпу к первым рядам.
- Господа, без меня всё равно не начнётся! Дикон, локтями работай, локтями. Да вы...да как вы смеете! Руки прочь от лютни, я её только настроил!
- Пропустите графа, в самом деле, - лениво изрёк Рокэ, - у нас с ним дуэль.
Через минуту чуть помятый Штанцлер на удивление чинно и спокойно подошёл к Алве. В руках он и в самом деле сжимал лютню. Рядом стоял Ричард, тоже немного помятый, но очень собой довольный, что безуспешно пытался скрыть.
- Господа, - с выражением начал он, - не угодно вам примириться?
- Юноша, вы шутите? Если вы не заметили, пути назад нет в прямом смысле слова, - усмехнулся Алва, кивая в сторону сомкнувшегося кольца людей, - кроме того, граф нанёс мне оскорбление.
- Что ж, пусть будет так, - кивнул Штанцлер, - кто будет первым? Бросим жребий, герцог?
- Извольте, - развёл руками Алва и вытащил из кармана талл, - дракон или решка?
- Решка, - кивнул Август Штанцлер.
- Дракон, - удовлетворённо заключил Рокэ, когда монета упала изображением дракона вверх.
Старый гусь кивнул и сел на свою табуретку, чинно сложив руки на коленях. Рокэ ещё успел подумать, что граф совершенно не волнуется, как руки сами легли на струны. И началась дуэль.
Рокэ пел так же, как делал всё: великолепно, легко, без сомнений и ошибок. Старинная кэналлийская баллада о любви и смерти разносилась на всю округу и выбивала слезу из чувствительных дам. Марианна промокнула слёзы платочком. Да, ни одного слова не понять, но к чему слова, когда есть мелодия и голос?
Когда песня кончилась, послышались горячие аплодисменты. Фердинанд Оллар, не так давно счастливо разведённый, одобрительно кивал и, по всей видимости, не сомневался в очередной победе своего маршала. Никто не сомневался. Но по правилам, они должны ещё послушать второго участника дуэли.
Граф Штанцлер разом подобрался. Рокэ не мог сказать, как у старого ызарга это получилось, но он в минуту словно сбросил десяток лет. Простое и не слишком привлекательное даже в юности лицо будто бы озарилось изнутри, глаза загорелись.
- Теперь я, - прошептал он и с силой ударил по струнам.
На шарике этом летающем,
С которого спрыгнуть нельзя,
Эпоха досталась нам та ещё,
Но плакать не будем, друзья.
Пусть редко удача встречается
И выстлан не розами путь,
И всё, что на свете случается,
От нас не зависит ничуть...
Зависит всё, что в мире есть,
От поднебесной выси,
Но наша честь, но наша честь
От нас одних зависит!
Это было безумие. Не может человек петь так, с такой отдачей, вкладывая весь свой огонь. Рокэ не мог и вдохнуть, песня не была похожа ни на что из услышанного ранее. Он не думал, что старый больной человек будет петь так, что даже Алву возьмёт за нечто внутри...
Рокэ покосился на зрителей и вздрогнул: в глазах Фердинанда Оллара стояли слёзы. Килеан-ур-Ломбах плотно сжимал губы, его руки дрожали. Марсель Валме беззвучно повторял за кансильером.
Это было что-то большее, чем просто песня. Это был гимн, настоящий гимн Людей Чести, а что может противопоставить человек настоящему гимну?
Зависит всё, что в мире есть,
От поднебесной выси,
Но наша честь, но наша Честь
От нас одних зависит!
Последнее четверостишие Август Штанцлер пропел не в одиночку. К его чистому голосу присоединился дрожащий баритон Килеана, и прекрасно поставленный тенор Марселя, и даже тихий-тихий бас церемониймейстера, и это только те, кого Алва смог опознать. Но самое страшное - Рокэ сидел спиной к Ричарду Окделлу, избранному судьёй музыкальной дуэли, и просто не мог видеть, как юноша воспринял гимн Людей Чести. Разум отказывался признавать очевидное.
Когда смолкли последние звуки лютни, тишина длилась не более доли секунды. Грянул гром. Его Величество, высморкавшись, хлопал в ладоши едва ли не громче всех. Если Алве аплодировали в основном женщины, то гимн эра Августа тронул сердца мужчин. И их, что самое отвратительное, было куда больше.
Наконец, Ричард сделал шаг вперёд.
- Эр Рокэ? - неуверенно посмотрел на него юноша.
- Да? - с осязаемой надеждой прошептал Рокэ, сам того не заметив. Два из трёх, но уж третий-то раунд должен остаться за ним, Алва непобедимы, Алва поют лучше, ну же, хороший, подтверди очевидное.
- Эр Рокэ...- повторил Ричард и, глубоко вдохнув, вынес приговор:
- Вы только не обижайтесь...
