Отмотаем время. Расскажем историю, что случилась тогда. Советник, хранящий великую ценность. Самурай, защищающий его. История Сосуда.
Канске недовольно смотрел на селение. Здесь, в доме Морофуши было тихо, но внизу... определенно что-то назревало. Кажется, переворот. Крестьяне часто винят власти, если что-то идет плохо. Против императора не пойдут - армии побоятся. А вот на аристократов... Вполне. Раздражение поднималось в груди. Как бы он не понимал их, но он прекрасно видел, что ситуация в целом куда страшнее. Идея централизации власти никому не нравилась в принципе, даже сам Ямато относился к сей идее с некоторым недовольством. А тут еще началась междоусобица между Ёсино и Киото. Они относились к южным, да еще находились в отдалении. Эти места захватят разве что мятежи, из-за снижения продовольствия и общей не самой веселой жизни. Такааки осторожно водил кисточкой по свитку. Письмо императору. Он тоже чует восстание. -Ямато-сан, - голос советника звучал устало. Он не спал несколько дней - много работы и попыток исправить ситуацию. Но как ни крути, все решения требовали времени, а народ требовал немедленных результатов. -Да, господин, - он поворачивается к мужчине. -Думаю, стоит быть готовым к нападению, - Такааки вздохнул откладывая кисть. -Я не могу сказать точно будет ли оно сейчас, через несколько дней или вообще месяцев. Но определенно... -...начнется бунт, - вздохнул самурай. -Я далек от дипломатических тонкостей, но из того, что я знаю - страна переживает плохие времена. -Да... - мужчина осторожно встает на ноги и подходит к окну. Судя по легкой хромоте - отсидел-таки ноги за эти часы. -Эта война будет... очень долгой. Пророчество? Да, Канске помнил. В юном возрасте у Такааки раскрылись некие... способности. В этом роду вообще много провидцев и просто людей с острой интуицией. По слухам местных, это было из-за странного желтого кристалла, что лежал в тайнике дома. Но верить или нет в них? Канске прикрыл глаза, вспоминая. В детстве именно маленький Такааки пытался отговорить его от становления самураем. Говорил что-то про потерю и серьезную травму. Но Ямато не стал слушать - Юи всегда восхищенно отзывалась о самураях и хотелось стать для неё тем самым благородным воином. А теперь что? Слепой на один глаз, хромающий и вынужденный носить трость. Просто ничтожество, а никакой не самурай. Почему Такааки принял его на службу? Из-за того, что его отец служил их дому? Или из-за самого самурая? Ямато знал, что травмирован и опасен разве что один на один, поэтому назначать его телохранителем - самоубийство. Но видимо... что-то другое влияло на решение молодого господина. Может, эта самая способность предвидения. -Ямато-сан... -Канске, - самурай качает головой. -Мы знакомы с детства, поэтому будет нормальное, если наедине мы будем звать друг друга по имени. Такааки молчит, отводя взгляд. Стоит говорить, что этим поступком самурай только сыпет соль на едва заживающую рану в сердце аристократа? В детстве казалось, что он соревнуется с Канске за сердце Юи, но теперь он ясно понимал, что соревновался совсем не за сердце юной красавицы. Все это время он желал привлечь внимание этого резкого и прямого мальчишки, что пробуждал в сердце наследника теплые чувства. -Я не думаю, что это правильно. Мы не дети, да и теперь не в той ситуации, - попытка пойти на попятную. Оставить ту дружбу, что отравляла и дарила надежду в прошлом, чтобы не расширять рану на сердце. -По-моему, ты опять пытаешься уйти от ответа, - вздыхает самурай. -Знаешь... я не хочу остаток жизни жалеть о том, что вечно отталкивал тебя. -Это... не имеет смысла сейчас... - Морофуши тормозит, вслушиваясь в тихий шепот на краю сознания. -Восстание я не переживу в любом случае. -Как раз и имеет, - Ямато встает и подходит к собеседнику. -Жалеть лучше о том, что уже случилось, чем проливать слезы о том, что никогда не произойдет. Звучит глупо. Как те философские разговоры перепивших сакэ, которые он слышал на улице, когда тайком бродил по деревне. Но с другой стороны, именно эта глупость порой звучит правильнее всего. -Я... - аристократ пытается уйти от ответа, но в голову не приходит ничего толкового. -Тогда начну я, - самурай набирает в грудь воздуха и на выдохе произносит. -Такааки. Внутри что-то замирает и наливается теплом. Услышать своё имя с губ этого человека - такая маленькая мечта. Несбыточная, как казалось недавно. -К... Канске, - наконец ему удается произнести дорогое ему имя. *** Бунт не начинался. Сомнительно, что идея оставила их умы, скорее пришедшая зима и холода затормозила их планы. Снег не был редкостью в их поселении, но из-за близости к морю особого тепла ждать не стоило. Хотя возможно задержке бунта поспособствовало решение Такааки передать крестьянам часть риса и дров. Для них это было чем-то вроде взятки, но в тяжелые времена не стоит кусать кормящую руку - уж это они хорошо понимали. Сейчас он с Такааки сидел у горячих углей и согревал руки миской супа. Старая Каэдэ-сан довольно перемешивала в котелке содержимое и мягко журила обоих за бледность и худобу. Эту женщину Канске помнил с детства - она раньше торговала выпечкой и часто угощала детей за ракушки или ягоды вместо денег. Она была на редкость доброй и говорила, что лучше жить дружно, чем враждовать. Даже сейчас, спустя столько лет, она не озлобилась и продолжала свою работу. В доме Морофуши она навещала сестру и прой работала как лишняя пара рук на кухне. Она помнила их как тех малышей, что приносили ей красивые ракушки и ягоды за такояки или никуманы. Наверное, поэтому они сейчас не в доме Морофуши, а в хижине Каэдэ-сан. -Совсем осунулись, - причитала старушка, садясь рядом с ними. -Ко мне тут Юно-тян заходила, рассказывала, что Юкки-куна в армию забрали. Совсем разозлилась, требует восстания. -Странно, если бы не требовала. Насколько я знаю, он ушел на заработки, - вспомнил Канске, отпивая суп. -Про армию речи не было, но он приходил и спрашивал, где можно заработать. -Вот уж дела... Молодые все съезжают отсюда. Кто на заработки, кто в армию, а кто за женихом. Харухи-чан ушла недавно, точно в беду попадет, - вздохнула та, наливая себе еды. -Харухи-чан? Вроде, её еще в храм возили, заподозрив в одержимости, - вспомнил Такааки. Да. Скверная история. Девушка хорошая, милая, но из-за своих лидерских качеств и гордыни часто лезет куда не надо. Многие говорили, что именно она начала провоцировать бунт - она хотела власти и свободы. Верить или нет - спорный вопрос, учитывая, что недовольный народ даже на россказни сумасшедшего поверит. Лишь бы был враг, а остальное - как-то само пройдет. Ямато помнил, как в одном поселении в горах одна старуха, живущая на окраине играла ямамбу за немного еды каждый день. Таким образом там поддерживался мир и людям было кого бояться и ненавидеть. После её смерти сельчане выбирали другую девушку на роль ямамбы и все продолжалось. Звучало все очень жестоко и несправедливо по отношению к несчастной. Хотелось увезти ту девушку подальше, но... как она сказала "они просто выберут новую ямамбу". Видимо, для этих крестьян жители дома Морофуши - их ямамба. Если они уничтожат дом, то все повторится - они снова найдут козла отпущения. Людям порой необходимо иметь того, на кого можно свалить все беды. Просто некоторые решают свои проблемы сами, а некоторые... напиваются сакэ. Все как обычно. -Я даже не знаю, чем все это закончится... - вздохнул Такааки, вдыхая аромат супа. -Такааки... Не думай об этом, - самурай качает головой. -Мы не можем изменить мышление стольких людей. Порой... им просто необходимо кого-то ненавидеть. -Даже зная это... ситуация легче не становится, - аристократ отпивает суп, практически не чувствуя вкуса. Каэдэ-сан мягко улыбается, смотря на мужчин. Она прекрасно помнит, что в детстве они называли друг друга по именам или прозвищам. Ей это всегда казалось показателем большей близости, чем Юи с её "Кан-чаном". Возможно, это напоминало её молодость, когда она похоже называла своего друга детства. К счастью, они вовремя осознали, что брак - не те отношения, в которых они будут чувствовать себя комфортно. Да и какая у них любовь, так - детская привязанность. -Давайте не будем о плохом, - улыбнулась старушка, проглотив теплого супа. -Слышали о свадьбе Такуми и Мисаки? Ребята совсем разнервничались, когда их поздравляли. Они собираются переехать в скором времени - считают, что нельзя сидеть на шее родителей. -В какой-то мере они правы. Здесь остались в основном те, кто слишком привязан к этим местам. Даже я захотел вернуться сюда, хотя столько лет прошло, - высказался Ямато,улыбаясь. -Слишком теплые воспоминания связаны с этими местами. Для молодых лучше начать строить своё гнездо. -Как сказать. Нельзя заранее узнать, что лучше. Здесь все знакомо, а там ничего не знаешь. Думаю, тут каждый решает сам, что для него лучше, - отвечает Такааки, грея руки о миску. А что для него лучше? Канске не мог ответить на сей вопрос. С одной стороны, он не раз слышал от знакомых, что надо бы ему покинуть дом Морофуши и занять дом своих родителей. Еще говорили, что Юи как раз мужа потеряла и пора бы ему пожениться на ней. Что-то вроде "у вас такая любовь в детстве была". Звучало все довольно привлекательно. Да и родители Юи хотели его в зяти. Но с другой стороны... Такааки, вынужденный выносить на себе ненависть крестьян, потому что его угораздило родиться в знатной семье, которая примкнула к императору. Он видел как тому тяжело искать решения для сохранения этого мирка в условиях разгорающейся междоусобицы. Бросать его одного, без поддержки ему бы совесть не позволила. Даже если бы его не попросили стать телохранителем, он бы все равно влез куда не просят. Не в его характере бросать друзей в такой ситуации. Если бы ситуация не была столь паршивой... может быть он и стал мужем Юи... но почему-то представлялось это как первосортный бред. Канске искренне не готов к подобным цепям на своей душе. К тому же... он не любит жить в обществе. Смотря на обычных людей... становится, понятно, что самурай слишком не похож на них. Дело в пережитом или в том, что обладает большим знанием о происходящем, чем простые граждане? Кто знает. Но среди тех, кто знал его раньше, он уже чужой. Наверное, поэтому он хочет остаться с Такааки. Тот знает, что происходит и был там. Такой же чужой. *** Спать в особняке зимой - невыносимо. Комнаты прогревались едва-едва, а уснуть без подложенных под футон парочки горшочков с углями - почти невыносимо. Наверное, поэтому они решили спать в одной комнате вместе. Спать в раздельных комнатах в одиночестве - еще холоднее. Такааки укутался в одеяло, стараясь смотреть в сторону - наверное смущен. Канске хорошо понимает причину этого - непривычность ситуации. Обычно они спали раздельно, поэтому не чувствовали себя комфортно. Но между смущением от непривычки и смертью от обморожение первое явно предпочтительнее. -Помнишь как в детстве мы строили в сугробах пещеры и пытались там ночевать? - вопрос был задан просто для того, чтобы начать разговор. -Да... Мы предпочитали делать их на территории поместья, - вспоминает Такааки. -Я, к слову, не очень понимал причины. -А? Да и не было их... наверное... - Канске задумывается. -Нет, не могу вспомнить. Вроде бы, связано со снегом... Может размер сугробов? -Юи-сан говорила о том, что тут снег чище. Но мне это никогда не казалось убедительным аргументом. -Хотя может быть. Чистый белый снег всегда красивее грязного. Если строили на заднем дворе, то вполне возможно. Там был сад и большую часть снега сгребали к забору. Эта история... Из далекого детства. Тогда все было проще. Не было ощущение цепей, что сковывали сейчас. Дают - бери, бьют - беги, любишь - целуй. Все просто и не замысловато. Теперь все сложнее. С возрастом чаще сталкиваешься с обманами, ложью и жестокостью. Возможно, дети не воспринимают это чем-то плохим, но потом приходит понимание, что это - самое что ни на есть плохое. Убийство неверной жены? Дети воспринимают измену, как что-то плохое, но повзрослев видят, что у этой измены были свои причины, которые возможно стоили того поступка. Как некоторые старики говорят: "инициатива наказуема". -На днях... Юи-сан спрашивала тебя... Просила передать, что не против если ты... навестишь её, - слова вырываются прерывисто, будто через силу. Канске смотрит на него с легким недоумением, будто не ожидал подобного. Какая-то часть Такааки ругала его последними словами. Зачем ты сказал это? Решил еще сильнее разбередить сердце? С другой стороны... если Канске уйдет к Юи... есть шанс, что он выживет. Шанс, что у него все будет хорошо. По крайней мере, так говорила интуиция. Ей Такааки предпочитал доверять. Она же утверждала, что его скоро ждет смерть. Лучше избавить Канске от этой судьбы, чем оставлять подле себя, тем самым укорачивая его жизнь. Хотя бы это он сможет сделать. Сначала он поддался своему глупому сердцу, что хотело быть рядом с Канске. Но чем дальше, тем сильнее становилось осознание всей опасности для жизни любимого. Как-то нужно оттолкнуть его от себя, свести с Юи, заставить их уехать и эта цепочка действий спасет одну маленькую жизнь. Неважную для всего мира, но очень дорогой для него. Вот только... как все так осуществить, чтобы не получить обратный результат? -Даже не знаю. Я слышал, что на неё многие глаз положили, поэтому поклонников хватает. Не думаю, что ей одиноко, - усмехнулся Канске, растирая ногу. В холодные дни она начинала побаливать, видимо из-за травмы. -Ты её друг детства, поэтому выше их. Она тебе всегда рада будет. А вот поклонники могут и надоесть, - глухо отвечает аристократ. -Я буду только мешать, - отмахивается самурай. -Почему ты предложил мне работать телохранителем, до сих пор не понимаю. Пожалел что ли? -Ты не тот кто нуждается в жалости. К тому же, в этих местах едва ли можно найти самурая, который действительно разбирается в своей работе. Плюс, мы знакомы с малых лет, поэтому с тобой явно будет легче общаться, чем с незнакомцем, - ответил Такааки. -Если жалость и была, то только из-за того, что у тебя так много шрамов. -Рад, что ты так думаешь, - Канске усмехается. -Сначала я думал о причинах твоего решения. Но у меня появились другие причины остаться здесь. -А? -Ты из тех, кто при всем своём уме, вполне может оказаться в опасности, позабыв о окружающих. Лучше если в твоём окружении будет тот, кто способен остановить тебя, когда ты забываешься. -Дурак... Ты же умрешь, если останешься, - попытка отогнать. Испугать. -Все умрем когда-нибудь, - усмехается на это Канске. Как? Как прогнать его? Такааки... осталось выложить последний козырь. В надежде, что Канске испытает отвращение и покинет его. -А как ты отнесешься ко мне теперь, узнав это... - глубокий вздох. -Я люблю тебя. Все. Слова сказаны, путь назад отрезан. Слова... почему сильнее оружия нет и не было? Иногда кажется, что из всех благословений и проклятий именно речь стала благословенным проклятием больше остальных даров. Молчание давит. Такааки ждет. Не то удара, не то отдаляющихся шагов, не то смерти. Что угодно, только бы тишина не давила на уши. Он ждет отвращения, побоев и ненависти - это же нормально. Как бы мужеложство не было распространено в армии, но в обычной жизни это неоднозначное табу. Вроде такие пары и есть, но они скрытные. Да и потом... не каждый мужчина с легкостью примет признание от другого. А Канске... просто обнимает его и хлопает по спине. -Чего угодно ждал, а вот признание оказалось настоящей неожиданностью. Сердце будто падает. Не ушел, как того желал боящийся видений будущего разум. Остался, как желало израненное сердце. -Но... -Я не знаю, чем отличается любовь и симпатия. Но... я просто хочу остаться с тобой. Этого хватит? Хватит ли ему рассудка не сойти с ума? *** Весна пришла, но казалось, будто она ленится. Солнце вылезало из-за облаков едва-едва, чтобы снова скрыться за тучами. Снег кое-где лежал толстым слоем, поэтому приходилось терпеть много грязи. Канске и Такааки медленно прогуливались под еще голыми ветвями деревьев вишни. Этот небольшой участок был покрыт деревьями дикорастущей вишни, поэтому его часто называли "Лес Сакуры". Хотя какой лес, так полтора километра земли. -Знаешь... мне рассказывали, что раньше тут не росла сакура... - начал было аристократ, продолжая путь. -Да. Я слышал еще от прадеда, что раньше тут вообще ничего не росло. Правда, он в это не очень верил - ему об это рассказывал его, что во времена юности того это был абсолютно голый участок, - вспомнил Канске рассказ прадеда о прадеде. -Мне рассказывали, что однажды на берегу моя прапрапрапрабабушка нашла кристалл. Тот сиял лиловым мутным цветом, отражаясь в лучах солнца. Она тогда решила укрыть находку - подумала, что её родители заберут столь красивую вещь. И именно здесь, на этом участке она зарыла своё сокровище. Это место было бесплодно, даже трава и та не росла. Но через несколько дней уже начали появляться ростки деревьев. А когда те разрослись до небольшой рощицы, она выкопала кристалл и перепрятала. В одно из деревьев, - Такааки указал на высокую сакуру, в чьём стволе виднелось огромное дупло. -И... оно здесь... - продолжил Канске. Аристократ кивнул. Своеобразная традиция - каждый год в начале весны придти в эту рощу и достать из тайника странный кристалл. Вот и сегодня пришел этот день. Такааки опускает руки в дупло, куда-то вниз и нащупывает гладкую поверхность камня. Ухватившись, он извлек кристалл из своей колыбели. Канске не мог точно описать, что держал в руках его господин. Круглой формы, покрытый царапинами и грязью этот предмет не тянул на какой-то таинственный артефакт. Понят непонимающий взгляд самурая, мужчина стер грязь с одного бока. Тут же открылся полупрозрачный камень, в котором солнечные лучи окрашивались в фиолетовый и будто собирались внутри, формируя сгусток света. Канске не знал как такое возможно. Он видел радугу в брызгах водопада солнечным днем, но как возможно скапливать свет внутри? И окрашиваться лишь одним оттенком. Они игрались с прозрачными камешками, но... он не помнил подобных эффектов. Тут такой же камень, разве что размером с голову кошки. Но почему он сверкает по-другому? Такааки с улыбкой очищает камень и поворачивается к солнцу, позволяя тому играть на гранях и проникать вглубь. В этот момент... пришло острое осознание, что он что-то видит внутренним взором. -Какие они? - вопрос срывается с губ прежде, чем Канске удается задуматься. От смущения щеки окрашиваются алым. -Кто "они"? Видения? - уточняет аристократ, поглаживая кристалл. -Да. Некоторое время между ними лежит тишина, пока Такааки не отвечает на вопрос. -Они... чем-то напоминают море. Ты идешь по берегу, недалеко от кромки воды и их нет. Но когда твои ноги начинают омывать волны - они появляются. Когда слабые и нечеткие, а когда яркие. Но, как ты знаешь, может начаться шторм и тебя накрывает целиком. Тебя ослепляет и оглушает, голова кружится от образов. -Довольно... хорошее описание, - вздыхает Канске. Видения... зависят от кристалла? -Наверное. Когда его нашли - тогда и начались видения в моей семье. Может это своего рода печать на владельце предмета - чьему роду принадлежит, у тех и сила. -Наверное, многие хотели бы избавиться от него... -Выкинуть в море можно хоть сейчас... Но такая способность помогает избежать опасности всей деревне. Оползни, цунами, землетрясения, шторма... Сможешь предсказать их - сможешь спасти всех. Ориентироваться на животных и природе не особо эффективно, - Такааки опускает глаза на камень. -Эта способность помогла моему роду приобрести нынешнее положение. По иронии жизни, нас не любят за то, что у нас есть такая сила. -И что она говорит сейчас? -Об оползне... Точнее, что через год будет оползень на деревню. Я вижу его мутно, поэтому возможно его и не будет. Нельзя предсказать все - только самые вероятные события. Пока что можно не волноваться - в этом году его не будет. Кристалл вновь опускается в дупло, чтобы продолжить свой сон. -Такааки... Спасибо. Что рассказал об этом, - Канске кладет руку на плечо аристократа. -Не только за это. Но и за... Удивление в глазах Морофуши сменилось шоком, когда Ямато поцеловал его в губы. *** Смерть - странное чувство. Чувство промежутка. Иногда ты осознаешь её, иногда нет. Оно похоже... на рождение? Да. Умереть - это родится, только наоборот. Ямато плохо помнил, как оказался у этой самой сакуры, сжимая в руке фиалковый кристалл. Помнил только... повешенное тело Такааки в комнате. Насильственные признаки смерти подсказали, что когда он был в гостях у Юи, кто-то пришел и... убил его. Понять кто это не составило труда. Юно - та глупая девица, подговорила слуг и те устроили так, чтобы Канске ушел в гости к подруге и не стоял на пути к аристократу. Такааки в тот день был занят планом укреплений на случай предсказанного оползня, но теперь... Теперь его настойчивое пожелание, чтобы Канске все же зашел к Юи приобрело иные оттенки. Он знал о возможной смерти и все равно предпочел, чтобы самурай оказался в безопасности. Глупый... глупый Такааки. И сейчас, покрытый кровью предателей и этой девки, что хотела "вернуть Юкки", он смотрел на кристалл. Хотелось винить стекляшку во всех преступлениях, но... смысл? Она предупредила их, а прислушиваться к видениям или нет - их решение. Ямато ясно понимал, что провалился. И как самурай, и как человек. Не защитил хозяина. Не спас дорогого человека. Решение подобного позора, как ни странно... очевидно. Харакири - стандартная процедура, которую насаждал его учитель. Не сказать, что Ямато рассчитывал, что его жизнь закончится именно так, но... Судьба распорядилась по-своему. Страшно до безумия. Как и любой нормальный человек, он боится смерти. Но печать была поставлена им в тот момент, когда он увидел свисающего с петли любимого человека. Меч дрожит, когда касается плоти, но рука твердо направляет его. Взмах - боль оглушает сознание, а кровь начинает бежать из раны. Капает на землю, заливая колени и одежду. Смутно, сквозь сильнейшую боль, вспоминается, что он даже не очистил его от крови предателей. Хотя... он тоже предал того, кто ему верил. Глаза опускаются на кристалл, что сверкал на солнце. Казалось, в этом сиянии есть нечто неодобрительное. Наверное, мерещится. Рука сжимает его в кулак, пачкая кровью. Своей или чужой? Впрочем, какая разница. Уже угасающим сознанием, перед глазами предстает родной образ. Он начинает что-то шептать, а самурай повторяет за ним эти слова. Я хочу быть с тобой вечно. *** Тело аристократа и самурая были похоронены в том самом "Лесу Сакур". Каэдэ-сан и Юи вскоре после похорон покинули поселение. Старушка прожила остаток жизни у друга детства, что работал в городе. А девушка служила в храме, чтобы смириться со своими демонами. Спустя год деревня была полностью уничтожена оползнем. Никто из живущих в тот момент людей не избежал гибели под грудой земли и камней. Таинственный кристалл так и не был обнаружен. Ни в камнях. Ни в водах.Такова его история. История сосуда.