"Свой среди чужих и чужой среди своих" по-скайримски

Он Алдуин. Он был им всегда, с того самого момента, как оказался в теле чёрного дракона. Его старое человеческое имя более не значит для него ничего. Перед ним простиралось поле времени. Что было и что будет. Впереди были варианты, по которым пойдёт весь его род. И все они вели к овеществлению дракона. Дракон становился смертным. Могущественным, но смертным, то есть регулируемым тысячей законов мироздания. И эти законы предстояло выбирать. «Почему так произошло?» — спросил Алдуин, хотя и некого было спрашивать. Ведь он и так знал ответ. Когда-то давно Мартин Мудрый победил Дагона, запечатав проход. Он мог не успеть, но когда-то давно рецепт пороха не был забыт, как это могло произойти по вине Деформации, и имперский город защищала артиллерия. Мартин, носитель драконьей крови, ставший новым императором, задумал и осуществил великое дело. Используя креацию Башни, он стёр даэдра из мира, и заменил Обливион пустотой космоса. Чтобы не потерять Магнус, он заменил его пылающим шаром, как и далёкие звёзды, но их природа никуда не ушла, и они стали трёхмерными дырами из Этериуса, через которую магия продолжала изливаться в Мундус. И люди теперь сами выбирали свою судьбу. Им Мартин запомнился как просветитель, открывший множество школ, коллегиумов и университетов, а так же боровшийся с поклонением кому-либо. К сожалению, из мира пришлось стереть и аэдра. Некому стало быть создателями мира. Но люди успешно создали мир сами, на основании догадок исследователей выстроив миллиарды лет развития космоса и планеты, придумав эволюцию и в конце концов придя к тому же, что и предки, но теперь с новым фундаментом в виде математического аппарата и новых терминов с новыми смыслами. Алдуин оглянулся назад. За его спиной лежали варианты развития мира, которым уже не суждено было сбыться. Пороха нет, Мартин погибает, разбивая Амулет и запечатывая Обливион собой. Империя разваливается, эльфы лелеют мечту вернуть мир к изначальному состоянию. Драконы продолжают быть частью того, старого мира, который люди так и не смогли «приземлить», а потому «смыкания» не происходит, и Алдуин просто погибает от руки Героя. Конечно, можно было бы эти варианты передвинуть и вызвать ещё один Прорыв, но что записано креацией, можно было переписать только ею. Да и зачем ему это? Впереди тоже были варианты. Они пересекались, возвращались назад и расходились, образовывая узоры, в которых человек бы потерялся. Но он — дракон, и просто не в состоянии в них потеряться. «Сохраню ли я эту способность?» — спросил он. И знал, что всё зависит от него. Сам Мундус всё ещё был создан, теми, кто после покинул его и не подчинялся его законам. Этериус всё ещё окружал его, только теперь — в четвёртом измерении. И Алдуин продолжал быть связным, прямо как Алкен в годы его человеческой жизни, до того, как его перевели на радары (какая ирония!). Как бы это не было странно, он может прекратить связь, без возможности её возобновления. Драконы станут ящерицами, которым попросту не хватит размаха крыла, чтобы самим подняться в воздух, и только эволюция «решит», поднимутся ли они снова. Итак, что он выберет? И выберет ли вовсе? А что если попробовать… Ему не нравилось, как выглядят драконы сейчас — как птицы, вынужденные опираться на свои крылья. Это не добавляло скорости и удобности передвижения по земле, да и было опасным делом, ведь порвать перепонку при таком передвижении было довольно несложно. А ещё такими рукокрыльями нельзя было что-то взять, и орудийная деятельность могла быть осуществлена по сути одной лишь задней лапой. Почему бы им не выглядеть как те драконы из книжек, с четырьмя лапами и двумя крыльями? Да, пусть так и будет! Время вспыхнуло. Она закрыл глаза, и… Проснулся. Его внешний вид сразу бросился в глаза. Теперь он и вправду опирался на четыре лапы, как взаправдашний дракон. А крылья… они как будто стали немного больше, и теперь удобно складывались на спину и бока. Он потянулся, расправляя лапы и крылья, и зевнул во всю пасть. А сон-то похоже был правдой. И кто он теперь? Он Алдуин. Не тот, что был, но и не Алкен. Теперь это не его имя. И что дальше? А дальше надо думать о том, как связаться с людьми. Он не сможет прятаться вечно, ведь военные, думая что Алдуин погиб, осмелеют и в конце-концов вычислят и уничтожат драконьи убежища. И когда он будет возвращать павших собратьев, его рано или поздно увидят. И здравствуй, война по новой. А он не хотел войны. Он хотел мирной жизни драконам и людям, к которым когда-то принадлежал.

***

Сон был странным. Его как будто раздели, и привязали к некому ложу. Потом отсекли крылья, заменив их на руки, потом отсекли хвост и укоротили шею. Он кричал, протестуя против такого произвола, но его не слышали. И тогда он проснулся. Машина, тихо шурша шинами, завернула на Маркарт, над которым сияло зарево иллюминации. Алдуин вспомнил, как удивился в первый раз, увидев внизу огонь, который стоял и тёк по улицам людских городов, но совсем не горел. «Мистер Алкен, мы доставим вас к вашему дому, если вы не против» — сказал постовой. Он не был против, и только внутренне вздрогнул, когда его назвали другим именем. Придётся привыкать. Дом был каменным двухэтажным коттеджем, выполненным в двемерском стиле. Как всплыло в памяти, историческая часть города теперь используется в основном для поддержания двемерских систем отопления и откачки воды из подземной части города, и из-за этого представлена в основном техническими зданиями. «Как много надо знать человеку…» — подумал Алдуин, доставая из кармана связку ключей. Нужный как будто сам скользнул в его руки — таков был уже привычный эффект от мышечной памяти. Два поворота в двери, и вот он уже дома. Сразу загорелся свет, реагируя на хозяина, а на кухне что-то заработало. Хоть для него это не был родной дом — как и не было дома вообще — но странное чувство спокойствия зародилось внутри него. Чувство, которое он никогда не испытывал. Он попытался разозлиться на это. Ещё ему это тело будет указывать, какие чувства испытывать! Правда, получалось не очень. Он прошёл на кухню. Оказалось, что странная штука, «кофемашина», сделала какой-то странный напиток, а «тостер» поджарил какие-то странные коричнево-белые пластинки. Теперь он почувствовал голод. Не тот, что был тогда, когда он обессилел после битвы с довакином (и который он утолял в Совнгарде), а другой, человеческий. И похоже, что все эти штуки надо было есть и пить. Как странно… Алдуин потянул из кружки странную жидкость — и вскрикнул от неожиданности, чувствуя, как она обжигает ему горло. «Ну что за человеческое тело!» — со злостью подумал он, понимая, что кружка оказывается и сама по себе довольно горячая. Определённо, надо привыкать воспринимать человеческие ощущения. Тогда Алдуин надломил одну из странных пластинок. Она с хрустом разделилась, крошась и являя белую сердцевину. Очевидно, это еда. И её надо есть. Так что, он отправил одну из половинок в рот, но она не помещалась в него полностью. Тогда он услышал хруст, и в его руках осталась пластинка «жаренного хлеба» с полукруглым вырезом, а рот наполнился страной массой, хрустящей с каждым смыканем зубов. Так вот оно что! А напиток «какао» вроде остыл. Он немножко отхлебнул и да, теперь уже не обжигало. Хотя много пить всё же не стоило, пока температура окончательно не станет комфортной. Так и прошёл ужин. После него он понял, что его опять клонит в сон. «Да сколько люди занимаются этим бессмысленным делом?» — чуть не закричал Алдуин, пытаясь сопротивляться усталости. Но как-то не получалось. Вроде бы на втором этаже есть кровать — вот и надо отправиться туда, и доспать сколько там нужно людям. А сон продолжался. Он встал, и вокруг была полная темнота. Он шёл вперёд, пока луч не осветил путь. Прямо как когда его отправили вперёд во времени… правда, это не луч, а прямая, без начала и конца. Так воспринимают люди. И так теперь вынужден воспринимать он сам. Он вспомнил, что теперь тоже человек. Человек по имени Алкен. Вовсе не Алдуин. Он запротестовал против этого всей своей душой, и вдруг его подхватило волной и вышвырнуло из сна. Ему казалось, что у него стало четыре руки, хотя глаза ясно говорили, что их так и осталось две. Но ощущение быстро ушло, оставив его задаваться вопросом — что это было?