***
Маркус провел ночь на кушетке в спальне отца. Прислушивался к спокойному неглубокому дыханию. И неторопливо перебирал воспоминания. Все должно было быть совсем не так. Ночь баюкала в его мыслях. Он не заметил, как соскользнул в некрепкий чуткий сон. И его разбудил Джон, пришедший разбудить Карла. – Неужели уже семь? – Тело онемело за ночь, он не выспался. Но все еще был слишком молод. В двадцать четыре это еще не становится проблемой. – Вообще-то шесть, – улыбнулся омега, глядя на потягивающего Маркуса. – Но сегодня в семь к мистеру Манфреду приедет гость. Доброе утро, Карл. – Вот как, – Маркус посмотрел на отца. Тот проснулся и смотрел на них с улыбкой чеширского кота. Очевидно, запланирован сюрприз. Ведь в последнее время Карл предпочитал выезды. У них в доме уже очень давно не было гостей. Тем более таких ранних. – И кто же ходит в гости так рано? – О, это не дружеский визит, – Карл позволил Маркусу и Джону переместить свое тело в кресло. Криминалист – тот же врач, он подмечает и легкий тремор, и то, что отец похудел, и новые темные пятна. Старость – естественный процесс. Увиденное отдалось болью. Словно поняв это, Карл легонько сжал его предплечье, продолжая рассказ. Словно никто ничего не заметил. – Просто один знакомый моего старого друга. Я собираюсь попросить его об услуге. Весьма значительной. Время у таких как он довольно дорого. Поэтому я пригласил его на завтрак, перед работой. Он, как и ты, работать начинает довольно рано. – Ну что ж, – Маркус принял таинственность и предложил. – Давай я помогу тебе с утренними процедурами, пока Джон приготовит завтрак? – Нет-нет, – остановил его Карл, – все должно быть уже готово, – Джон утвердительно кивнул. – И я хочу, чтобы ты пока привел себя в порядок. В моих планах было, чтобы ты к нам присоединился.***
Маркус сделал короткую энергичную зарядку. На полноценную пробежку не хватало времени, но разминка – пара силовых упражнений и бодрое кардио – дали ему почувствовать себя живым и полным сил. Контрастный душ и несколько минут медитации напрочь стерли воспоминание о неплановом дежурстве, кушетке и коротком сне. На ходу поправляя воротник светло-голубой футболки поло, он спустился вниз ровно к тому моменту, когда охранная система поприветствовала их гостя. Маркус внутренне усмехнулся такой пунктуальности – на часах было без минуты восемь. Но увидев, кто стоял на пороге, улыбаться (и мысленно в том числе) перестал. Перкинса он видел в лаборатории, можно сказать, мельком. Тот в основном разглядывал трупы, едва глянув на Маркуса. Прослушал резюме, кивнул и ушел, затребовав развернутый отчет, на который уже в течение часа сделал полдюжины дополнительных запросов, и распоряжение на отправку материалов в лабораторию Федерального Бюро. Все было сделано настолько сухо, что Маркус мог бы почувствовать себя оскорбленным. Но он достаточно хорошо для этого разбирался в людях. Невысокий, сухой, флегматично спокойный Перкинс был скорее похож не на человека, а на живую подставку для своего смартфона и значка. Но, как для почти художника Маркуса, лицо у агента было интересное. Маловыразительное, скрывающее эмоции. Тем интереснее было наблюдать за ним, улавливая их тень, намек. – Доброе утро, Маркус, – Перкинс оторвал взгляд от смартфона, убирая его. Криминалист едва не удивился, что тот его запомнил и узнал. – У меня назначена встреча с Карлом Манфредом. – Да, – кивнул молодой человек, – это мой отец. Идемте в гостиную, завтрак накрыт там. Когда Карл сказал, что ждет «знакомого своего друга», банальная фраза, отсылка к кругу людей, для которых связи значат больше денег и славы, Маркус ожидал увидеть политика или журналиста. Кого и зачем бы еще занимать своими просьбами стареющему всемирно известному художнику. Но что могло понадобиться ему от агента Федерального Бюро… Маркус споткнулся, замирая на месте. Обретенное утром спокойствие вдребезги разбилось, выместив из груди воздух. Утренний щебет потревоженных канареек взорвался фейерверком. Была лишь одна причина, по которой агент мог прийти в их дом. Причина, лишавшая сна самого Маркуса. Которую он гнал от себя всеми силами. И которая настигала его в каждом неопознанном трупе омеги. Подняв глаза и выравнивая дыхание, он встретился с внимательным взглядом Ричарда Перкинса.***
– Я рад, что вы пришли, Ричард, – Карл был в любимой домашней одежде, он вел себя как радушный хозяин, не сходя с места. Перкинс в строгом черном костюме, как в скорлупе, а вернее в панцире, тяжелой рыцарской броне, надежно хранившей его от потрясений. – Благодарю за приглашение, – гость кивнул и ожидающе посмотрел на художника. Видимо, у него не было желания разводить светские беседы на тему погоды за окном. Он мягко подводил к сути вопроса. Манфред-старший же мог бы говорить часами, прежде чем перейти к сути. Но этот раз был исключением. Он тоже спешил. – Я полагаю, вы задаетесь вопросом, для чего я вас позвал? – Очевидно, не для оценки вашего таланта? Хотя на Биенале Уитни в прошлом году ваши полотна произвели на меня впечатление. – Вот как, – Карл все же не смог пропустить брошенный крючок, – в любое время я буду рад узнать ваше мнение. Уверен, оно будет отличаться от многого из того, что мне приходится выслушивать постоянно от «ценителей и почитателей». И все же… вы правы. Я пригласил вас не как художник. А как отец… – Его взгляд остановился на широком окне, за которым открывался довольно унылый грязно серый пейзаж. Весна была холодной, и, несмотря на последние дни февраля, кое-где все еще лежал снег. Но Карл сейчас не видел снега и белесо-серого неба, перед замутненным взором его памяти стояла совсем иная картина. Он помнил, как сейчас. Утреннее дыхание летнего зноя. Мужчина и мальчик на зеленой траве. Две «золотые» головы склоняются друг к другу, делясь смешными секретами. Стрекот кузнечиков. Веснушки. И глаза голубее небесной лазури. Его последнее лето. Дальше только зима. На всю оставшуюся жизнь. – Восемь лет назад, – голос Карла дрогнул, но он даже не заметил этого, – восемь лет… Я потерял младшего сына. Вы верно слышали об этом? Дело было громким! Ричард кивнул, будто нехотя: – Я слышал. Мальчику было двенадцать лет. Поиски не дали результата… – Это был мой сын! – надтреснутый, дребезжащий старческий голос. Маркус вздрогнул, так чуждо и неожиданно яростно он прозвучал. – Мой супруг, Теодор, покончил жизнь самоубийством. Я потерял все. Над столом повисла тишина. Карл не мог говорить, еле сдерживая свою боль. Маркус словно оцепенел: события восьмилетней давности разворачивались и перед его глазами. Ричард просто ждал. – Не думайте, – совладав с собой, безутешный отец снова взглянул на агента. Не глядя, он протянул руку в сторону приемного сына, и тот, пересев ближе, мягко сжал его ладонь, чтобы выразить поддержку и одобрение, – я не жду от вас чуда, что завтра вы приведете моего мальчика к порогу отчего дома. Хотя и мечтаю однажды вновь увидеть его. Я просто хочу, чтобы вы подняли это дело и проверили. Все ли было сделано? Все ли шансы были использованы. Может есть что-то еще. Что угодно. Бенедикт говорил мне, что вы лучший, Ричард. Что не знаете поражений. Перкинс едва уловимо дернул уголком рта. – Делом вашего сына занимались хорошие специалисты, – заметил он, – профессионалы. Но я проверю…***
– Вот тут была его комната. Маркус остановился, набираясь решимости, что, естественно, не укроется от агента. – Там дальше, – затягивая время показал он, – вон та дверь, это была комната Тео. Папы Саймона. Тут, конечно, ничего не трогали с… того дня. Только уборка, чтобы не было пыли. Он толкнул дверь, пропуская агента вперед. Скрипнули не смазанные петли. И со всех стен на него уставились разноцветные (как и у него самого) глаза. Комната обычного двенадцатилетнего мальчишки. Желтая в цветочек кровать, застеленная синим покрывалом, рядом брошенный ярко зеленый рюкзак с изображенными на нем героями популярного тогда мультфильма. Когда-то Маркус знал их всех по именам. Но забыл. Сам не понял, как мог забыть. Душное, тоскливое воспоминание, как он сидит на этом же покрывале с этим же рюкзаком в обнимку и глотает слезы от бессилия и безнадежности. Агент рассматривал котов. С каждого листка на стене, шкафу, даже на шторах смотрело безобразное невообразимых расцветок животное. Ни одного похожего друг на друга. Все коты были удивительными: фиолетовыми, рыжими, красными и так далее, полосатыми и пятнистыми. Всех их объединяло одно – гетерохромия. Ни одной пары глаз, совпадающих по цвету. – Разве двенадцатилетний ребенок способен понять перспективу? – задал вопрос в никуда Перкинс, останавливаясь перед одним из любимых рисунков Маркуса. – Он же был сыном художника, – улыбнулся альфа, – перспективу он постигал с пеленок. – Глядя на все это, – агент обвел комнату рукой, – естественный вопрос: у него был кот? – Нет, – Маркус покачал головой. – У Карла канарейки. Он всегда любил птиц. Тогда у нас тоже были птицы. Но никто не запрещал. Не думайте. Тео придумал хороший способ. Сказку о том, что где-то есть кот, который ищет его. Однажды он придет. Возможно, ночью. Возможно, в дождь. Или в метель. И это будет именно его, Саймона, тот самый кот. У него будет отличительная черта – разноцветные глаза. Это чтобы он не притащил первого попавшегося котенка с улицы, – Маркус невесело усмехнулся. Возможно, если бы Тео знал, что он потеряет Саймона, он бы всех кошек Детройта собрал в их доме. Ричард задумчиво смотрел на него, считывая эмоции и поведенческие намеки: – Что вы думаете по поводу просьбы вашего отца, Маркус? – Он не теряет веру! – голос Маркуса был необычайно тверд. Он ждал этого вопроса. Ему постоянно задавали его восемь лет назад. – Послушайте, Ричард. Я знаю, как это выглядит. Первыми всегда подозревают родственников. А мы с Лео были достаточно взрослыми, чтобы… Я через это уже прошел. Мне бы не хотелось, но ради Карла я готов пройти весь путь снова. Когда Тео потерял надежду, он пустил себе пулю в висок. Я не хочу, чтобы надежду терял Карл. Под долгим, глубоким взглядом агента ему было не по себе. К тому же он был уверен: Перкинс из тех людей, кто умеет устроить ад на земле. Ему казалось, что ад он прошел восемь лет назад. Он ошибался. Это была временная передышка, под которую он перекроил всю свою жизнь и мечты. Зря, как оказалось. Все вернулось вновь. Когда Ричард Перкинс, агент ФБР по особым делам, снял со шторы листок с его любимым рисунком (фиолетовый кот в рыжую полосу с нелепо растопыренными лапами и стоящим трубой хвостом, тут Саймон безуспешно пытался освоить перспективу, и конечности у кота были разной длины) Маркус понял, что бездна снова открыла пасть. Он видел жуткий многозубый оскал кота («это добрая улыбка», – возражал Саймон), один глаз которого был желтым, а другой карим. Совсем как у агента Перкинса.