If Wishes Were Fishes

Проснувшись чуть позже полудня, Донателло направился в сторону кухни, на звуки горячего спора и тихого смеха Леонардо. Ступая в комнату через короткие занавески, висящие в дверном проёме, он увидел улыбающегося Лео и Майки с бледными жёлтовато-лиловыми синяками на лице, один из которых зиял прямо под его глазом. Он стоял, упёршись одной рукой в бок, а пальцем другой тыкая в самодовольное лицо Рафа. — В последний раз говорю, да! Почему ты такой придурок? — Я просто не вижу связи, Майки. — Мой день рождения буквально в тот же день, что и твой! — Ты просто не можешь быть нашим сверстником. Ты слишком тощий. — Как он только друзей заводит? — спросил Донни у Лео по пути к кофемашине, и услышал улыбку в ответе брата. — Как он их сохраняет, вот в чём вопрос. Майки был одет в тонкую оранжевую толстовку, без которой Донателло не видел его ни разу, кроме тех редких летних душных деньков. Рукава были закатаны до локтей, а молния застёгнута только наполовину. Майка под ней и короткие шорты ещё имели смысл, а тот факт, что он явился к ним босиком — не очень. Многие вещи насчёт Майки не имели никакого смысла, и иногда это очень действовало на нервы Донни. Все вещи должны иметь смысл. С раннего детства, Донни погрузился с головой в науку и механику, в изучение того, почему всё было так, как оно есть и как оно работало. Это был его способ сталкиваться с болью потери. Когда они были очень малы, они не понимали этого. Они приходили к своему отцу, обычно все вместе, рыдая, потому что что-то болело, и они не могли объяснить где. Не в их животах, словно они были больны, а скорее в сердце. Так было, пока им не исполнилось шесть лет, когда они наконец-то начали понимать тихое объяснение, что Мастер Йоши всегда давал им. Что у них был маленький братик, который уснул в день их рождения и не проснулся. — Ваши сердца болят, потому что вы очень его любите. Может, когда вы подрастёте, боль ослабнет. Но если боль значила, что они любят его, они цеплялись за неё. И пока его братья искали свои способы самовыражения, боевые искусства и вандализм соответственно, Донни обратился к книгам. Поначалу он хотел понять, почему боль потери иногда пронзала своей остротой, а в другие дни превращалась в еле заметную паутину, что за ней приходилось тянуться в самые дальние углы. Единственные ответы, какие можно было вычитать, были объективны, никаких существенных доказательств тому, что есть какая-то связь между близнецами и несколькими детьми в семье. Тщательное исследование этой темы оставило его без ответов и с двумя дюжинами новых вопросов. Но он продолжал любопытствовать, из социологии перетекая в биологию, а после неё он углубился науки о Земле и химию. В определённый момент, когда ему было около одиннадцати лет, он открыл для себя новую книгу — курс физики в колледже — и решил, что будет учиться, пока не будет понимать всё. Всё, кроме Майки, оказывается. Тот, кто кладёт мармелад на пиццу и убеждён, что белки не те, кем кажутся. — Лады, знаешь что, Раф, в следующий раз я принесу доказательства, потому что- погодь, «нашего возраста»? Да ну, вы что, тройняшки? Желудок Донателло моментально скрутило. Он поставил кофейник обратно на его маленькую горелку, чувствуя недомогание, и тут же отставил в сторону дымящуюся кружку, которую только что наполнил до краёв. Быстро взглянув на Майки, он увидел, как его друг сжимает низ своей толстовки, тревожно всматриваясь в лицо каждого в помещении. — Я- Я не хотел- — Всё нормально, — мягко сказал Леонардо, ещё до того, как Донни вернул себе дар речи, — Ты прав, у нас общий день рождения. Только мы не тройняшки. Майки не стал выглядеть менее растерянным, но смог выдавить: — Ладно. Извините, что спросил. — Дурачок. Ты не сделал ничего такого. Лучше сказать сейчас, чтобы потом не было такого же, — игнорируя несчастное лицо Майки, Раф продолжил, — Мы четверняшки. — Наш младший брат родился маленьким и слабым, — объяснил Леонардо, также как он делал уже сотню раз, — Он не справился. Донателло увидел сочувствие на лице Майки, и вдруг крайне не захотел слышать, что всегда слышал от невежественных незнакомцев, которые думали, что понимают. Он не мог этого слышать, только не от Майки. — Слушай, до того, как ты скажешь, что это глупо, скучать по кому-то, кого никогда не видел- — Чувак, ты шутишь что ли? Зачем бы мне так говорить? Он посмотрел прямо на Донни, с пониманием и чем-то ещё в его широких голубых глазах. С чем-то, что прогоняло боль, вот так, просто, заставляя Донателло судорожно выпалить то, что вот уже пятнадцать лет преследовало его мысли. — Я был прямо рядом с ним. Лео и Раф вскинули голову, уставившись на него со странной смесью тревоги и горя. Но он сдался сейчас, потому что должен был, иначе тяжёлый груз этих слов мог прикончить его. — Иногда я всё ещё могу его чувствовать. Я так по нему скучаю, — шептал Донни, — постоянно. Через какие-то два мгновения, Майки нырнул ему под руки. Такой маленький, едва достающий до его плеча — и ничего проще в мире для Дона не было, чем обхватить парнишку так крепко, как он только мог. И Майки, казалось, совсем не возражал быть полузадушенным, вцепился пальцами в футболку Донни. — Знаешь… Это не тоже самое, но- Я скучаю по своей семье каждый день, даже если я никогда их не знал. И даже если они меня не хотели. Я глупый, — Донателло почувствовал, как Майки взглянул на него снизу вверх под его подбородком, — Ты — нет. Боль от потери теперь прожигала сквозь его грудь неизвестным ныне образом, и он думал, что может этот укол и стал причиной его слезам. Он ничего не мог поделать с тем, как Майки вписывался в его объятья, словно он всегда был там. И не мог ничего сделать с пролетающей мимо мыслью, которую он еле слышно прошептал: «Так вот каково это, быть старшим братом?» Когда он отпустил Майки, Раф и Лео подались вперёд, прикасаясь к его плечам и отводя в сторону чёлку со лба, бессловесно выражая всё, что они не знали, как сказать вслух. В этот момент Майки попытался ускользнуть, держа скейтборд подмышкой, но Раф протянул руку и схватил его за капюшон до того, как он смог осуществить свой побег. — Ты не можешь сбежать при первых признаках семейной драмы, — серьёзно сказал ему старший светловолосый, притягивая своего друга, как выскользнувшую пойманную рыбу, и обхватывая его худые плечи одной рукой, — Ты с нами застрял. — Нет, я просто подумал, что вы захотите- — Решить, чего бы нам хотелось от Мистера Мураками, — Лео закончил предложение, вручая меню с пиццей навынос, — Звонить буду я. — Ты уверен, что это- — Майки? — мягко позвал Донни. Веснушчатый мальчик обернулся на него, с неуверенностью в его взгляде, и Дону оставалось только гадать, как кто-то может быть таким проницательным в одну минуту и невежественным в следующую же. И потом задумался, было ли это потому, что Майки провёл всю жизнь, понимая людей — так же, как Донни провёл свою, понимая вещи из книг — и, возможно, его никогда не понимали в ответ. — Лучше выбери гёдза*. Они наши любимые. ________________________________________ На улице уже стемнело, когда Майки собрался уходить, но Йоши попросил его сначала позвонить своей приёмной матери. Майки скорчил рожу недовольства, но повиновался и взял беспроводной телефон, который передал Лео. Разговор был коротким и практически односторонним, и Майки уже прощался с ней по телефону. — Она уже была вне дома, так что она будет через пару минут, чтобы забрать меня, — сказал он, и Донни точно не мог быть единственным, кто заметил, как улыбка Майки несколько увяла. В прихожей Мастер Йоши погладил рукой кудрявые волосы Майки на прощание, пока Донни и его братья вышли наружу, ожидая его на переднем дворике. Светлячки лениво плыли по двору, и тишина, в которой они сидели, была уютна, пока её не прервал гудок остановившегося у калитки джипа. — Увидимся, ребят, — сказал Майки, взмахнув пару раз ладонью, прощаясь, и быстро зашагал к выходу. Донни невольно сделал шаг вслед за ним, уже зная, даже не оборачиваясь, что Раф напряг плечи, а Лео, не моргая, уставился на серебряный Эксплорер льдистыми голубыми глазами. Потому что это всегда неправильно — смотреть, как Майки уходит. — Майки, постой, — позвал он, и Майки обернулся: крутя пальцем колёсико скейтборда, стоя босиком на каменной дорожке, проложенной через сад их дома. Дома, откуда он не должен был уходить. В котором должен быть всегда. — Да, Ди? — О том, что было, — срочно начал он, словно это были самые важные слова на свете, — Ты не глупый. Хорошо? Майки моргнул, игнорируя второй нетерпеливый гудок за его спиной. Пусть это и заняло целую минуту, скромная улыбка, расцветшая на его лице, стоила того, чтобы подождать. — Я думаю, ты был бы отличным старшим братом, Донни. Наблюдая за отдаляющимся автомобилем, Донателло подумал: «Я тоже.»