If Wishes Were Fishes

— Ты когда-нибудь слышал об «Июльском эффекте», Лео? Его брат оторвался от книги, которую он толком не читал, и Дон почувствовал как глаза Лео забродили по его лицу — наверняка бледному и уставшему, Донни мало спал в последнее время — после чего его взгляд упал на кучку распечаток в руках Донни. — Нет, не слышал. — В Европе они называют его «сезоном убийств». Это время года, когда выпускники медучилищ начинают независимую практику. Когда Лео сел прямо и взял страницу из его рук, Донни почувствовал тепло в груди, потому что Лео пропустил абзацы текста и сразу перескочил на заметки Дона с краю, слегка поворачивая бумагу, читая сжатую рукопись, скрючившуюся в углу листа. Наблюдая за ним, Дон добавил: — Эта цифра на диаграмме — это количество медицинских ошибок по всем Соединённым Штатам в июле того года, когда мы родились. Оно основано на исследовании, проведённое два года назад. — Ну, разве не прекрасно. Если б только мы родились зимой, — пробормотал Лео, словно говоря с собой, и Дон издал смешок, потому что он подумал тоже самое. Откатываясь на своём офисном кресле назад, чтобы дотянуться до другой стопки бумаг, он каким-то образом слишком сильно взмахнул рукой и своротил лампу. Лампа зацепила ещё и стеклянную банку с канцелярией, разбрасывая каллиграфические ручки и угольные карандаши по столу и ещё несколько на пол. Лео бросил на него странный взгляд, откладывая распечатку в сторону и поднимаясь на ноги, но Донни замахал руками, призывая его остаться на месте. — Всё нормально, я подниму их позже. Взгляни. Он встал со своего кресла, усаживаясь рядом с Лео на кровать, вытягивая скреплённые степлером страницы между ними. Они так же были исчёрканы его писаниной, но он обвёл наиболее важные части в кружки. — У обучающих больниц на десять процентов больше медицинских ошибок в июле, чем в больницах, не соединённых с университетами. Это- тут, внизу- это список всех обучающих госпиталей в Нью Йорке. — А это тот, в котором мы родились, — сказал Лео, накрывая пальцем третье название сверху, — Похоже нам посчастливилось попасть во все неправильные переменные сразу, да? Донни запустил руку в свои волосы, забирая бумаги обратно. — Учитывая все обстоятельства, вероятность июльского эффекта у нас была на двадцать процентов выше, чем у среднестатистической семьи, основываясь на статистиках и цифрах, которые я тебе только что показал. На двадцать процентов! Леонардо сидел тихо, глядя на него без тени нетерпеливости или надежды на что-то, которые Донни ожидал от своих братьев и отца соответственно. А Лео был умён, умнее, чем все думали он был по сравнению с Донателло, так что Дон знал, что Лео говорил ему, даже не произнося вслух. Складывая его исследования на колени, Донателло устало пролистал страницы, пока процентили бесполезно прокручивались в его голове. Даже если все цифры и статистики складывались вместе именно в то, что Дон надеялся найти, но он всё ещё не узнал свой ответ. — Я просто… Я хочу понять. — Что понять, Донни? Теперь Лео протягивал к нему руку. Чтобы вытянуть его из ямы, которую он сам себе вырыл. Эта была причина, по которой он вообще находился в комнате Дона, причина, по которой он оказался тут под предлогом найти тихое местечко для чтения. Дон мог читать своих братьев, как компьютерный алгоритм, но тут Лео его победил. — Монозиготные близнецы — это результат того, что яйцеклетка разделилась на два эмбриона, ты знал? Вот почему они идентичны друг другу, они делят один и тот же генетический код. Некоторые учёные считают, что это объясняет феномен «телепатии близнецов». Она чаще происходит у монозиготных- — Донни… — -но исследования показали, что она была найдена и у многоплодных детей тоже. Наша боль потери наверняка была разделённой, Лео. Мы думали, что мы его потеряли, потому что думали, что его нет, но он есть. Он был там, страдал, и мы это чувствовали, потому что ты не можешь делить боль с кем-то, кто мёртв. Бумаги выпали из его рук в тот же миг, и Лео крепко его обнимал. Он не шевелился, пока Донни не уткнулся лицом в его плечо и почувствовал, как горячие слёзы скатывались по его щекам, и он осознал, что плачет. Он думал, что пережил тоску и перешёл на гнев, но отчаяние вновь ударило его, словно тяжёлый хук в грудь, и возможно так будет всегда. — Он был жив, и одинок, и он рос, думая, что мы его бросили. Наш младший брат, Лео, и он думал, что мы не хотели его, — взгляд Дона перешёл на точное исследование, теперь беспорядочно разбросанное по полу, и его руки сжались в кулаки, и он думал, каким бесполезным это исследование стало теперь, — Чья-то глупая, небрежная ошибка разрушила всю его жизнь. И… Я не могу- найти что-то, что поможет мне понять. Лео прошептал что-то, звучащее как «тссс, тише», и его руки на плечах Донни уже не дрожали, когда он подался вперёд, чтобы посмотреть на него спокойными, уверенными синими глазами. — Твоё исследование было потрясающим, как всегда. Но общая статистика ничего не значит рядом со случаем смягчающих обстоятельств — ничего, что ты прочтёшь в Интернете или в книге не скажет нам, что случилось в тот день в той больнице. Нам придётся сидеть смирно, пока мы не получим те результаты теста, и тогда мы сможем получить наши ответы. Лео зацепил кончик своего рукава пальцами, вытирая лицо Дона насухо, побуждая его тут же отмахнуться от него и начать делать это самостоятельно, а его щёки покраснели от трения. Судя по улыбке на его лице, когда он откинулся назад, Лео всё так и спланировал. — Мы со всем разберёмся, Донни, я обещаю. Он был старше лишь на несколько минут, но в большую часть времени это было легко забыть; Леонардо всегда был хорош в том, чтобы весь мир вновь обретал смысл, так же, как некоторые люди хороши были в готовке блинчиков, и иногда казалось, что он был годами старше Донателло. — Но ты не станешь загонять себя этим в землю, слышишь меня? Или я натравлю на тебя Майки. У него теперь чёрный пояс, он серьёзно может тебе навредить. — Тебе не нужно угрожать мне, Лео, — сказал Дон, улыбаясь в первый раз за последние несколько дней. ________________________________________ Несколькими ночами позже, Дон проснулся с Очень Плохим Предчувствием. Он устало моргал, лёжа в кровати и смотря в потолок, пытаясь понять, что его разбудило — в его комнате всё было тихо и смирно, темнота прерывалась мерцающими огоньками спящей техники — и почему его сердце билось так сильно. Спустя где-то минуту, его грудь защемило, словно от мышечного спазма, и он выдохнул. Боль потери. Он снова перевернулся, полностью игнорируя боль, потому что она всегда вспыхивала в нём без предупреждения. Ему всегда помогало накрыть голову подушкой и притворяться, что больно не было, пока боль просто не уходила. На другом конце комнаты, у электронных часов на второй полке даже не было времени переключиться с 3:22 до 3:23, когда Дон снова подскочил, пытаясь выкарабкаться из кровати, но только преуспевая в запутывании своих ног среди одеял и падении на пол. Это была не боль потери, она была разделённая. Майки больно. Распахнув дверь, Донни практически влетел в Рафа в коридоре. В прямом положении Дона удержала рука его брата, схватившая его за локоть, и Раф выглядел потрёпанным и раздражённым, проснувшийся только на половину. — Боже, Донни, где пожар? — Думаю, это Майки, кажется что-то не так, — выпалил он, голос торопливый, воздуха не хватает, — Я проснулся, и почувствовал, словно кто-то топтался на моей груди. Рафаэль слегка сжал пальцы на его руке, после чего отпустил. — Это та штука с потерей, Дон. Я тоже чувствовал. Не так сильно, как эта ерунда с топаньем, но достаточно, чтобы я проснулся. «Я ему ещё не рассказал? Что хорошего во всём этом расследовании, если ты никому его не показываешь, Донни!» — Это не боль потери! Не может быть она, он же жив, — он схватил руку Рафа и потянул на себя, надеясь что его упрямость не встанет между ними, надеясь, что Раф выслушает перед тем, как закатывать глаза на многословные разъяснения Дона и оставлять его одного с болью в груди, что никак не уйдёт, — Она не от потери, она разделённая. Прошу, дай мне объяснить, Раф, я всё объясню, только не- — Погоди, дай мне разобраться. Ты считаешь, Майки в беде? Раф отличался от Донателло так сильно, как сильно могли отличаться друг от друга два брата, родившиеся с промежутком в одну минуту; все статистики, все показания, все доказательства в мире могли кричать правду в его лицо, и если Рафу эта правда не нравилась, он просто отвернётся от неё, прикинувшись слепым и глухим, и будет верить в то, во что хотел. Факты и данные — не то, чему он доверял. Так что Донателло сделал глубокий вдох, отложив все факты и данные на дальнюю полку, и кивнул. Секундой позже глаза Рафа сузились с жёсткой убеждённостью, которую пробьёт только танк, и его пальцы крепче обвились вокруг руки Донни. — Для меня этого достаточно, младший брат.