DEFCON

Одиннадцать минут до полуночи. На этот раз просыпаться было более приятно, хотя бы потому, что боль ушла, оставив место сильной, но не мучительной разбитости. Это мягко говоря, ибо Обито, несмотря на введенное снотворное, беспробудно смог проспать лишь часа два — оставшийся день или черт знает сколько времени, сознание то и дело возвращалось, вырывая мальчика в реальность, которая неизбежно встречала его бетонным потолком, с идущими вдоль него трубами. И это был не ночной кошмар. Урывочный сон еще хуже его полного отсутствия, ведь вместо беспощадного ограничения дает мозгу лишь никчемные крохи блаженного покоя, посему Учиха проснулся с головной болью, словно тот самый орган в маленьком черепе на подобные издевательства истошно зарыдал. Вернее, проснулся после нескольких подобных попыток, когда пробуждение наступало из-за зудящей от катетера руки, боли во всех мышцах и паники от шагов за стеной, принадлежащих лишь одному человеку, задорно напевающему что-то про Калифорнию*. Но все это оставляло лишь в полусознании, и Обито проваливался в темноту снова и снова, пока, наконец, боль, сверлящая затылок, не стала невыносимой даже для измученного тела. Это его реальность. Покрасневшие от паршивого сна глаза с трудом приоткрылись, уткнувшись в непроглядную тьму. Дерьмо. Как же плохо. Обито сжал зубы, подавив в себе приступ тошноты, когда попытался приподняться. В висках стучало старым железным барабаном. Еще этого не хватало. Его беспомощная возня с постепенно возвращающимися воспоминаниями не принесла результатов, и Учиха устало положил голову на ставшую горячей подушку, не сумев принять даже сидячего положения. Череп гудел от напряжения. Должно быть, у него сильно повысилось давление, ибо любое резкое движение наводило еще более мощные раскаты мигрени. Выходит, приковало к кровати. Снова. В ухе шумело так, словно в голове у мальца бушевал кроваво-красный океан из бунтующих нейронов и горячей плоти. Проклятье. Нет ничего хуже мигрени. Если сломанную ногу можно хотя бы увидеть, то о природе головной боли можно только догадываться. Черт, она мешает ему даже думать! Мальчик смерил огорченным взглядом свою руку, закованную в гипс, чтобы убедиться, что (вчерашний?) день ему не привиделся, и он правда всерьез покалечен. Сделал глубокий вдох. Надо успокоиться. Подумать. «Не вижу. Я не вижу. Мой глаз…о господи…» Сердце гулко стучало в груди, пока он медленно переводил взгляд с одного предмета этого жуткого интерьера на другой, стараясь не думать о повязке на правом глазу. Железный держатель для капельниц, железный шкафчик и гардеробный шкаф вдалеке. Полки, забитые вещами, силуэты которых не читались в темноте. Много вещей, словно они на чьем-то чердаке, где покоится весь ненужный хлам, который жалко выбросить. А еще эти гудящие трубы над собой… Похоже на… Воспоминания отдавались болью в голове. Мадара говорил о том, что они спаслись от ядерного взрыва. Что они выжили, а другие — нет. И на его стороне весомые аргументы. Обито покалечен не просто так. Что-то случилось. И несчастный случай в его воспоминаниях тому доказательство. Но… Но ведь это невозможно. Нельзя просто поверить, что твоя жизнь изменилась настолько кардинально за одну секунду. Так не бывает. Что-то в словах Мадары не было реально. Обито чувствовал это всем нутром. Какую-то фальшь. Ведь получается слишком складно, не правда ли? Мадара просто приехал и спас его? Да это полный бред. Зачем ему рисковать жизнью ради сына любовницы? Калифорнийский психопат наверняка просто вешает ему лапшу на уши. Но зачем ему это нужно? Зачем этому ублюдку ненужная ноша? Почему именно он? Потому что Учиха Обито — сын женщины, с которой он так любит проводить время? Кому вообще придет в голову спасать чужого ребенка в конец света? Если только он не маньяк, который похитил его. Извращенец. Чертов… — Обито… Кто это? Чей это такой знакомый голос? Он не успел понять. Дверь со скрипом отворилась, и на пороге предстал хорошо знакомый силуэт. Обито зажмурился от яркого, режущего глаза света, но хотя бы не вздрогнул при чужом появлении. Мадара смерил его молчаливым взглядом, медленно подойдя к опустевшей капельнице. На сей раз на мужчине был темно-синий джемпер и черные брюки. Странное наблюдение, но оно, по крайней мере, сказало, что прошло достаточно времени, чтобы его ублюдочный родственник полностью сменил внешний вид. Напряжение тонкой нитью повисло в воздухе. Мальчишка не спускал с дяди одного единственного глаза, вздрагивая каждый раз, когда тот делал слишком резкие движения. Мужчина, однако, не обращал на него внимания, снимая прозрачный пакетик с держателя, но таки обернулся, когда Обито издал едва слышимый стон боли. — Что болит? — хмуро спросил он, но ребенок не ответил. Мадара мрачно хмыкнул. Учиха сверлил его глазами, слегка повернув голову. — Я не экстрасенс, малыш. Угадывать не буду. Обито поморщился снова, но опять же ничего не сказал. От страха или злости? Чувства не могли привестись в порядок даже сейчас. — Ясно… Голова, — губы брюнета растянулись в зловещей улыбке, Мадара направился к все тому же железному ящику у стены, принявшись копаться в одной из полок. — В следующий раз высунь язык из задницы и сам мне это скажи, иначе будешь сидеть без обезболивающих. Наконец, выудив какую-то упаковку, тот вышел за дверь, чтобы через минуту вернуться со стаканом воды, склонившись над мальчиком. Ему протянули таблетку. Обито поднял брови в удивлении, потому что старший Учиха будто бы пихал ее сразу в лицо, вместо того, чтобы вложить в трясущуюся руку. Ну ладно. Малец все равно протянул ее. — Уронишь, — хмуро отрезал Учиха, но Обито не собирался открывать рот, вместо этого потянувшись к стакану, но из-за дрожи в руке, едва не вывернув его на самого благодетеля, Мадара дернулся, его лицо исказилось гневом, когда он прошипел, отпихнув чужую руку: — Сказал же, уронишь, недоносок! Или со слухом проблемы? Обито испуганно вздрогнул от чужой непрошенной ярости, и таки послушно открыл рот, позволяя положить себе таблетку на язык. Чужие бледные пальцы сдавили подбородок, заставили слегка запрокинуть голову, дабы малец не подавился, когда в горло полилась сильно хлорированная вода. Проблемы с трубами? Таблетка с трудом протиснулась в высушенную глотку, но стало легче просто от того, что он хотя бы немного попил. Слизистая словно подпухла под желанной влагой и уже не терла стенки горла наждачкой. Хорошо. Мальчик закашлялся, облизав мокрые губы. Ему правда этого не хватало, однако странно, что вслед за жаждой не пришел и голод. В желудке пусто, но одна только мысль о еде вызывала рвотные позывы. Быть может из-за мигрени. Скорее всего, из-за нее. Мадара поставил стакан на тумбочку неподалеку. — Захочешь еще — дотянешься, — холодно бросил он, видимо, намереваясь уйти, но Обито резко попытался подняться, зашипев от боли в висках. Не угадал. — Стой! — Мадара посмотрел на него с немым вопросом в глазах, но мальчик не знал, что сказать. Где мы? Что случилось? Но ответы очевидны. Что же спросить первым? — Тянешь время. — Я… — Ну давай уже, рожай, Обито. Ради бога. — Тогда не перебивай меня! — в нетерпении, малец и не понял, как перешел на «ты». — Я хочу знать, где мы. И как долго мы тут будем, если случился апокалипсис… Мадара тихо рассмеялся при слове «апокалипсис» навевающем ему воспоминания о лучшем друге, оставшимся погребенным в своем паршивом университете и детском чтиве, где радиация за считанные дни порождала уродливых мутантов размером с чертовы небоскребы и бравых бывших офисных клерков, вроде папаши Обито, хватающихся за ружья и задорно их отстреливающих. Жаль, реальность куда прозаичнее и пострелять все еще не по кому, если только Учихе-старшему не приспичит добить обгоревших и облучившихся несчастных на поверхности. А так… Ничего не произошло. Ничего такого, что он бы не мог знать. Просто война. Все закономерно — так, как они и предсказали. Часики затикали ровно в полночь. — Это позже. Сперва тебе бы душ принять. В туалет не хочешь? — мужчина снова направился в другой угол комнаты, Обито покачал головой, удивленно глядя на то, как его родственник достает из гардеробного шкафа костыли. — Будешь учиться ими пользоваться, пока ходишь в гипсе. Костыли поставили у кровати, но когда Учиха попытался дотянуться до них, Мадара только раздраженно закатил глаза. — Нет. Не сегодня, — отрезал он, будто бы Обито сказал что-то невообразимо глупое и стыдное. Мальчик хотел было ответить, задав еще один напуганный вопрос, но панически вскрикнул, когда с него сорвали одеяло, оголив обнаженное, обернутое бинтами тело. — Эй! — Да не ори ты так. Никто не услышит, — ворчливо проговорил родственник, и Обито вдруг подхватили на руки. Учиха тихо закряхтел, поудобнее беря спасенного, медленно повернувшись к кровати спиной. Сам Обито — пустяки по весу, особенно теперь, когда скинул пару килограмм от банального недоедания, но вот гипс на ноге и руке вполне может весить и больше самого мальчишки. Впрочем Мадара считал себя достаточно сильным мужчиной, чтобы таки удержать ребенка в руках, толкнув плечом дверь. Ребра и голову пронзило болью. Учиха зажмурился, старательно сдерживая слезы в глазах, когда Мадара вытянул его из комнаты, но тут же принялся оглядываться по сторонам, стоило только глазам привыкнуть к новому свету. Он… Такой же голубоватый неприятный, как и везде. Однако его должно было интересовать не это. Сердце забилось быстрее. Выход. Где-то тут может быть выход. Помещение, в которое они зашли, было намного больше комнаты, где подросток очнулся, ибо делилось сразу на два отдела. Первый — скупо обставленная, серая от кучи железных тумб кухня, — и второй — более уютная, хоть и лишенная чего-то домашнего, гостиная. Диван, утопающий в ковре, в форме прямоугольника, со всклоченными одеялами, телевизор с валяющейся рядом техникой, куча кассет, книг на широких книжных полках. Учиха-старший явно экономил место, потому что мебелью и вещами был забит каждый миллиметр пространства. Точно. Зал. Обито мог бы назвать это именно так. Они прошли мимо стоявшего по центру темно-синего дивана, с раскиданными по бежевому ковру маленькими подушками, когда Обито заметил на полках, выглядящих, как книжные, игрушечные машинки. Всего пять штук разных марок и цветов. Дорогие на вид. Не его. Не могут быть его, но чьи они? Мадара же не играется с ними самолично, но тогда чьи? Кроме них в этом месте есть еще кто-то? — Мы здесь только… вдвоем? — неуверенно спросил Обито, не решаясь уцепиться за плечи Мадары руками, отчего они безвольно покоились на теле. — А ты хотел кого-то еще, Хильда? * — мрачно усмехнулся Мадара, толкнув еще одну дверь, оказавшуюся совсем рядом, практически на противоположной стороне от спальни. На сей раз не железную. Обито таки вцепился в чужое плечо, слегка нахмурившись. В нос врезался запах хлорки, стоило только войти в новое помещение. — Здесь только мы. Брать еще кого-то было бы расточительным. Запасы, что я успел снести сюда, можно распределить только на двоих. «Сюда?» Ванная ничем не отличалась от других, не считая сборища жутких труб на потолке. Белая кафельная плитка, без каких-либо рисунков, квадратная большая ванная, совмещенная с душевой кабиной, туалет и крохотный умывальник. Настолько крохотный, что на него едва ли можно было поставить что-то вроде мыла или щетки — все лежало, видимо, над зеркальным шкафчиком над умывальником. Обито не успел усмотреть остальные детали, не успел даже подумать о том, что ему таки повезло, ибо ванная комната хотя бы не вызывает у него клаустрофобию, ведь Мадара вдруг отпустил его, вынудив сесть на бортик ванной. Обито смущенно шикнул, когда в ляжки впилась холодная панель, служащая для сдвига дверей кабинки, но ничего не сказал, не желая унижаться еще больше. Куда уж больше, правда? Он здесь голый, беззащитный во всех смыслах, и перед кем? Должно быть, это действительно просто фантасмагоричный затянувшийся кошмар. Настолько стыдно и плохо просто не может быть в жизни. Мужчина усмехнулся. — Ты не справишься сам, сынок. Что? О чем он вообще? Обито посмотрел на него с подозрением, но всё же неохотно перевел взгляд на чуть розоватые бинты, для верности попытавшись распутать один из них свободной рукой. Не вышло ни с первого раза, ни с последнего, зато Учиха, смотревший на это с игривой ухмылкой, веселел с каждой неудачной попыткой. Обито тихо выругался, опустив гудящую от методичных движений руку. Кивнул. — Как я и сказал, — Мадара поддел ногтем бинт на груди, принялся распутывать, когда Обито неохотно приподнял здоровую руку. Гипс покоился на коленях. Унизительно. Холодно. Оставалось лишь молиться, чтобы психопат быстрее наигрался. Мадара улыбался жестоким, бездушным оскалом. Ему была интересна реакция. Грубые руки понемногу оголяли все больше иссиня-черной кожи, давая мальчику сполна понять, насколько сильно ему предстоит пожалеть о своей попытке спровоцировать аварию. Чудовищные, не имеющие границ, синяки были везде: живот, грудь, чуть ниже ребер, даже на ключице. Его знатно потрепало, верно, когда Мадара не отделался ни царапинкой. В мире нет справедливости. — Тебе нужно научиться меня слушаться, малыш Обито. Думаю, не трудно заметить, что все, что я говорю — оказывается правым, не так ли? Первые бинты упали на пол. Мадара принялся и за шею с лицом. Обито напряженно наблюдал за его действиями, подергиваясь от боли, когда родственник надавливал на недавние так и не зажившие раны на лице. Болела вся правая сторона. Почему? Нужно было говорить. Молчание убивало и без того паникующую нервную систему. — К…Как долго ты будешь держать меня здесь? — неуверенно прошептал он, когда второй глаз таки открыли. Правда толку от этого мало, хотя видно уже чуть лучше, чем вчера… или позавчера. Мальчик так и не понял. Время, несмотря на тикающие в комнате часы, текло где-то там. В нормальном мире, а не в странном чуждом месте с не менее странным дядей. Мужчина не взглянул на него, лишь выпрямился, размяв спину, а после сел на колени, сосредоточенно развязывая и ноги. Розоватые бинты украсили синий ворсистый коврик. — Я не держу тебя здесь. Когда радиация рассосется — сможешь пойти на все четыре стороны, — небрежно ответил он. Обито озарился надеждой. Неужели правда? Он не заложник и не раб собственного спятившего родственника? По телу разнеслось почти физическое облегчение, но следом пришло и подозрение. А не ложь ли? Психопатам свойственно врать. — А… долго она? — тихо спросил мальчик, стараясь перебороть стеснительность. Плотно сомкнул коленки, когда Мадара закончил с бинтами, и поднялся на ноги. — Вода сперва будет холодной. Где-то минут пять. Готовься, — рука потянулась к дождику, висящему рядом со смесителем. Мужчина повернул кран, направив слабую струю на голый живот мальца, и тот сдавленно замычал от озноба. Вода не просто была холодная. Она была ледяная, отчего кожа мгновенно покрылась мурашками. Обито сжал зубы, терпеливо дожидаясь постепенного потепления, стараясь не дрожать, когда холодные капли потекли по коже, выливаясь за бортик и собираясь лужами на белой плитке пола, стекая в решетчатый сток. Но Мадару это, видимо, не волновало. Учиха не выдержал, издав тихий стон. Правая часть лица зудела от какой-то странной часотки. Кажется, дядя сказал, что она превратилась в кашу. Быть может, утрировал, но тогда это было воистину жестокой шуткой. Мужчина намочил ему голову, заставив зажмуриться, после чего потянулся за шампунем. На его вопрос так и не ответили. — Что? Не собираешься спрашивать, что с твоим глазом? — усмехнулся Учиха, намыливая чужую голову. Обито не успел ответить. Глаза жгло пеной. — Я не окулист, конечно, но шансы, что зрение вернется, у тебя есть. Сетчатку обожгло вспышкой, но раз уж даже япошки из Хиросимы не ослепли навсегда после того, как на них скинули ядерную боеголовку, то и у тебя все не так критично, — пожал он плечами, пальцы грубо впивались в волосы. — Однако зрачок какой-то мутный… Боюсь, как бы не катаракта, а лечить в полевых условиях ее я просто не могу. На сей раз горячая вода снова полилась на голову. Обито зажмурил глаза, закрыв свободной рукой нос. — Зачем ты помогаешь мне? — тихо спросил он, когда Учиха убрал дождик, взявшись за мочалку и мыло. — Не хочу, чтобы ты провонял весь бункер. — Нет. Я имею в виду, вообще. Костыли, таблетки, гипс… Зачем ты спас меня, если я был почти мертв в машине? — задал мальчик волнующий его вопрос, мысленно готовясь к другому. Горячие капли стекали по лицу. Мадара начал с рук. Мочалка грубо терла кожу, пока она не начинала заметно краснеть. «Если слова об апокалипсисе не ложь… почему ты не спас моих родителей? Или только маму? Или еще кого? Почему я?» — Не хотел оставаться один, — простой хмурый ответ. — Один? — Не верь россказням про общественные убежища, малыш. Они собраны из дерьма и палок на отъебись, и едва ли могут спасти. Наверху все погибли, — ответил ему Мадара, Обито смущенно отвел глаза, когда мочалка перешла на талию и бедра. А Учиха-старший, казалось, не испытывал даже подобия смущения, вполне возможно потому что врачи еще с университетской скамьи перестают стесняться чужой наготы. Кем там был Мадара? Хирургом? Терапевтом? Не то чтобы он вообще интересовался. Мадара Учиха — последний, о ком хотелось знать больше необходимого минимума, ибо было достаточно пустых слов и слухов, что витали вокруг его персоны назойливым роем, чтобы сложить два плюс два, отстраниться на приличное расстояние и по возможности избегать прямого контакта. Какие странные выражения. Словно Обито говорил о чумном или прокаженном, но ведь ментальные расстройства — тоже как болезнь. Верно? Или же это тоже часть чужих предубеждений? Мадара был максимально далеким от них родственником. Каким-то там двоюродным братом брата мамы, который время от времени появлялся на семейных сборищах и давил остальных своей не в меру тяжелой аурой. Обито помнил его совсем маленьким. Помнил грязный секрет, который пообещал маме хранить втайне от отца, но лучше всего дядя запомнился ему при довольно странных обстоятельствах. Когда сидя на какой-то очередной свадьбе, скучающе шатаясь на огромном тогда для него стуле, наблюдал за родственником издалека. Мадара не был аутсайдером в прямом смысле этого слова. Напротив, он, с бокалом в руке и нарочито расстёгнутой на груди белой рубашке со свисающими с переднего кармана темными очками, казалось, был в центре внимания. Его окружили стайкой подружки невесты, ему пожимали руку друзья брата и отца. Какой подвох? Обито видел его хорошо, потому что прекрасно знал о чем именно будут шептаться гости этого скучнейшего праздника, когда посмотрят Учихе в спину, потому что, будучи ребенком, невольно слушал их за занудными разговорами. «До сих пор не женат?» «Ямато сказал, Мадара недавно снова обращался к психиатру. Видать не все там в порядке». «На что он спустил все их с Изуной деньги? Я слышала у него сейчас ни гроша в кармане». Обито ойкнул, когда пальцы мужчины грубо надавили на синяк на бедре, но был проигнорирован. Неприятные воспоминания снова жгли мозг, а ведь головная боль почти полностью прошла. «Обито, солнышко, погуляй во дворе полчасика. Нам с твоим дядей нужно втайне пошептаться кое о чем» . Дядей. Секс — это то, что, будучи ребенком, воспринимаешь как что-то далекое, но влекущее тебя. Не похотью. Любопытством. Чисто детским, невинным. Детишки, сидя в компании, с нервным смехом по очереди открывают журнал для взрослых, чтобы шумно закрыть его, едва ли увидев больше нужного, не из-за распущенности, а из-за веселого интереса. Им хочется взглянуть на запретный плод, на то, что так надежно скрывают взрослые, но у этого есть и другая сторона медали, когда еще неокрепший ум сталкивается с осознанием того, что его непогрешимые невинные родители так же связаны с подобными вещами весьма и весьма тесно… Странно и не понятно, почему в этом случае простой физиологический процесс вдруг вытекает во что-то унижающее и отвратительное, но след остается навсегда. Обито не хотелось знать об этой части жизни родителей. Он не должен был это знать. Ему точно не нужно было догадываться об изменах мамы, и точно не стоило слушать подозрения отца в том, что его жена не верна ему. Его тошнило. Он чувствовал себя грязным и запятнанным, а своих близких — мерзкими извращенцами. Почему им было наплевать? Что они хотели получить от ребенка, выплескивая на него всю эту желчь? Совет по личным отношениям? «Конечно… Конечно, она предпочитает этого уебка мне. У меня же нет такой гривы, как у немытого, Курта, мать его, Кобейна. И кубиков на блядском прессе. Он еще, небось, и трахается лучше…» Отвратительно. Музыка снова перетекает в медленные ритмы. Полноватая, улыбчивая невеста тянет своего жениха танцевать, когда как большинство из неженатиков уходят прочь, поджав хвосты. Не доросли до такого. Свадьба — одно из многих мест, где твое одиночество видно особенно хорошо. А главное — порицается. Мадара присаживается с ним рядом, громко выдвигая стул. Обито смотрит на него с немым вопросом в глазах, но мужчина только откидывает волосы, берет пальцами какую-то закуску и закидывает в рот. Вот оно как. Решил поглумиться лично? Учиха не спускает с него глаз, недоумевая, зачем родственнику приспичило пристать именно к нему. Что же? Может ли он сказать это сейчас, спустя пару лет? Тот лишь подмигивает, словно они вместе хранят какую-то свою тайну, хотя на деле, разве так и не было? Странно все же. Он помнит это все в деталях. Даже удушающие запахи, обуявшие мальчишку со всех сторон. От мужчины разило алкоголем, настолько сильно, что даже Обито на тот момент мог различить отдельные нотки Джима Бима, с чем-то вроде яблока и, скорее всего, рома. Мать всегда покупала к его приезду что-то из рома. Мерзкая, мать ее, традиция, ха? Мадара обернулся к нему с холодной улыбкой на губах. — Скучно тебе? — его низкий, и в тоже время какой-то глухой голос едва просачивался сквозь старую американскую поп-музыку. Обито низко опустил голову, не желая смотреть в пьяные глаза родственника. Видеть его странную улыбку. Слишком доверительную. Интимную. Будто бы Мадара знает что-то, что непременно обязан знать и его какой-то там дальний племянник. Пальцы вжались в края стула. Обито ведь должен ненавидеть Мадару. Он разрушает их семью, но что-то в Учихе действительно есть такое, что заставляет невольно возжелать получить это себе. Мальчик ловит себя на мысли, что хотел бы, чтобы Мадара пришел на скорый родительский совет вместо его родного отца. Ведь он явно произведет на всех куда большее впечатление чем тучный, заплывший от монотонной офисной работы мужчина с проплешинами на затылке. Папа говорил, что раннее облысение — типичная черта мужчин его семейной линии, а значит Обито где-то к двадцати пяти тоже предстоит завистливо вздыхать при виде шевелюры ненавистного Мадары. Наверняка. Он не потеряет свой лоск даже к пятидесяти. Сукин сын, будет живее всех живых, просто потому что так и работает их мир. Решив, что его не услышали из-за музыки, мужчина наклонился к уху мальчишки. Обито поежился от обуявшего его аромата. Не настолько отвратительно, как перегар, однако, видать, Учиха выпил достаточно, чтобы, стоя с ним в лифте, вполне можно было откинуться из-за интоксикации. — Я спросил, скучно тебе тут? — крикнули в самое ухо. Мальчик вздрогнул, посмотрел на него с немым недовольством. Мадара не переставал улыбаться. — Нет! — крикнул Обито в ответ, когда Учиха налил себе еще шампанского, говоря что-то о понижении градуса, но музыка снова заглушила все слова. — Странный ты малый тогда. Даже мне тут скучно, — усмехнулся тот. Обито нехотя улыбнулся, глядя на то, как дядя осушает еще один бокал. — Вот, приходится спиваться понемногу. Они никогда не общались вот так. Наедине. Обито вообще не помнил, чтобы они говорили друг другу больше чем два, три слова. Неужели алкоголь вынудил вытрясти душу именно ему? Мадара вдруг налил еще, откинув в сторону пустую бутылку, но вместо того, чтобы выпить, протянул бокал мальцу. Учиха шокировано скосил на него глаза, и активно закачал головой. Нет. Ему нельзя. Если папа увидит… — Ну давай, давай. Мы не скажем маме, — подмигнул Мадара, и Обито таки пришлось взять его, неуверенно понюхав. — Шампанское. Совсем не страшно. Пей, сынок. Обито никогда не нравились все эти «сынок», «малыш», «дите» — которые мужчина приставлял ко всем, кто младше его хотя бы на два года, но поговаривали, что эту привычку он перенял у брата. Брата, который когда-то просто бросил свою семью ради каких-то своих амбиций. Люди имеют свойство прощать подобную сентиментальность. Даже он слышал, как они были близки. Братья Учиха из Калифорнии, в один момент пустившиеся во все тяжкие. Куча денег, кабриолет и целый штат пляжей и дорогого досуга. Каждый мечтал о такой жизни, но не каждый в этом зале признается, что способен завидовать человеку по имени Мадара Учиха, даже если на него наставят ружье. Обито хотел было поставить бокал на стол, но тут скучный медляк вдруг сменился другой песней, и Учиха резко поднялся с места. — Черт возьми, моя любимая песня! — крикнул он, обернувшись к Обито. — Изуна всегда пел ее на кастингах. У него был чудесный голос… знаешь… Everyone's got a plan Something to help, to help them understand The pain It's not like us to say We've given up, it's time to run away And we'll never feel safe alone Need a spiritual shotgun to cover our souls And to keep out the dark Он правда подпевал? Обито смущенно опустил глаза в пол. Он ненавидел, когда взрослые начинали петь при нем. Хорошо хоть это продлилось всего пару мучительных минут, после которых, мужчина, покачиваясь, плюхнулся обратно на стул. — Еще не выпил? Пей давай! — его рука вдруг схватила мальца за подбородок, Учиха-старший подхватил бокал и таки вынудил сделать его маленький глоток. Шампанское — самое невинное, что было на столе, но даже оно обожгло горло огнем, вынудив закашляться. Мадара по-доброму покачал головой, когда Обито отпихнул его от себя, демонстративно скривившись. Что с ним не так?! — Маленький ты еще… — усмехнулся он, похлопав мальца по спине. Обито посмотрел на него с обидой. — Я не маленький, — нахмурился мальчишка. — Просто алкоголь пить нельзя. Учиха удивленно замер, а потом вдруг громко рассмеялся, ударив кулаком по столу. Мимо проходящие и сидящие рядом гости бросали на него странные взгляды, но не смели вмешиваться. — Кто тебе это сказал? Папочка твой? — ухмыльнулся он, наклонившись поближе. — Открою тебе секрет, малыш. Единственная вредная вещь в этом мире — жить по чужой указке. А теперь выпей все до конца. — Не буду, — покачал головой Обито, для верности, плотно сжав губы. Мадара хмыкнул, наполнив его бокал полностью снова. — Будешь, мой мальчик. Знаешь, почему? We're a light without batteries A match without spark But we're not gonna die No we're not gonna die tonight I want to know the truth I can't go on feeling like I do Can you? — Почему? — Потому что ты не хочешь расстраивать человека, у которого погиб брат, — улыбка Мадары стала почти тоскливой, и Обито невольно задержался на его темных глазах. Таких же темных, как у матери, будто бы такой цвет передается гребаным половым путем. Какая ирония. Он-то глазами пошел как раз в нее. — Но… — Обито не знал, что случилось с мальчиком, которого звали Изуна. Кто-то сказал, что он просто уехал из Калифорнии обратно в Неваду. Кто-то, что исчез с семейных радаров по эгоистичной прихоти. Но Мадара говорил об этом одинаково. Погиб. Его брат умер для него, потому что променял семью на тщеславие. Хоть в чем-то Учиха был человечен. Однако это не оправдывает его. — К тому же, если будешь послушным, получишь вот это, — пьяная рука кое-как расстегнула застежку серебряной цепочки на бледной шее. Типичный южный загар, свойственный их широтам, почему-то не приедался к коже семейства с фамилией Учиха. Обито машинально протянул руку, позволив вложить не слишком крупную цепь в ладонь, недоуменно глядя на дядю. — Зачем мне она? — непонимающе спросил малец. — Она принадлежала Изуне. Это будет большая ценность в будущем, если его имя таки высекут на Аллее Славы*, — хмыкнул Мадара, и Обито посмотрел на цепочку с куда большим интересом. — Ты же веришь в нашего маленького Изуну? Верно? Обито пожал плечами, вызвав новый приступ смеха у родственника. — А теперь пей, — и Обито, повинуясь успокаивающему голосу и убаюкивающей музыке, все же осушил бокал полностью, поморщившись. Алкоголь сразу ударил в голову. Из глаз едва не прыснули слезы. If there's a God I'll pray He shines a light on all my cloudy days And we'll never feel safe alone Need a spiritual shotgun to cover our souls And to keep out the dark We're a light without batteries A match without spark Мадара с усмешкой подпер щеку кулаком, глядя на то, как мальчик понемногу пьянеет, сжимая в руке серебряную цепочку. Музыка растягивалась. Становилась все более тоскливой и тихой, переливаясь в сине-красных отблесках прожекторов. Где-то там танцевали. Набивали желудок, болтали о скучных взрослых вещах, а Обито вынужден был слушать своего странного родственника, играя в лишь одному ему понятную игру, и нельзя сказать, что его это угнетало. Нам всегда приятно внимание более успешного, это чувствуется даже в детстве, и, пожалуй, впервые Обито воспринимал общество мужчины как милое приключение. О котором можно даже рассказать Какаши и Рин, когда они снова будут вместе сидеть на школьной спортивной скамье, наблюдая за снующими за высоким забором машинами. А может, он просто пьян? Скорее, всего раз Обито чувствует себя смелым настолько, что готов задать Мадаре пару вопросов, прервав мамино табу на разговоры об их встречах. «А правда, что вы трахаетесь лучше папы?» Учиха, словно улыбнувшись в ответ на эту мысль, вдруг обнял мальца одной рукой, нагнувшись совсем близко. Даже слишком. Обито вздрогнул, когда чужие губы уткнулись ему в ухо, но продолжил расплываться в пьяной улыбке. В голове приятно шумело. Все вдруг стало таким радостным и забавным. Даже надоедливый дядя перестал угнетать одним лишь присутствием. Напротив, Обито готов был подыграть ему. — Хочешь, расскажу тебе еще один секрет, малыш Обито? — мальчик скривился от такой вальяжности. Это было еще хуже чем «сынок» или «мой мальчик», но язык заплетался достаточно, чтобы ему было банально тяжело поправлять родственника. Обито кивнул, и Мадара улыбнулся еще шире. — Тогда слушай… — But we're not gonna die. No, we're not gonna die tonight… — Обито удивленно вздрогнул, когда эту же песню стали тихо напевать и в объективной реальности. Мадара накинул ему полотенце на голову, вытирая другим руки. Унизительные процедуры закончились. Мужчина устало поднялся на ноги, взял со стиральной машины какую-то одежду и бинты с марлей, разложив у ног мальца. Обито поморщился. Копчик заметно побаливал от длительного сидения на бортике. — Постараюсь аккуратнее… Мадара занялся сначала туловищем, обмотав чистые бинты вокруг черных, кошмарных синяков на груди. Пальцы то и дело надавливали на ребра. — Больно? — Нормально, — Обито слегка скривился. Мадара кивнул. Едва ли он сломал себе ребра. Скорее, просто синяки давали о себе знать. Дальше — лицо, на сей раз Учиха хотел наложить всего пару, прикрывая пострадавший глаз марлей, но Обито вдруг слегка дернулся назад, с тревогой в глазах. — Можно мне посмотреть на лицо? Мужчина смерил его долгим взглядом, но всё же кивнул, вытянул из какой-то шуфлядки небольшое зеркало, направив его на Обито и… Мальчик в ужасе и огорчении ахнул. Нет…. Такого не могло произойти… Его лицо. Такое же, как и было с первого взгляда. Слегка бледное, с большими черными глазами, разве что один подернут красноватой дымкой, но правая часть… Это были не шрамы. Не синяки. Нет. То были мерзкие тонкие рубцы, покрывшие словно волной от глаза всю правую часть лица, словно ему туда пришили кожу какого-нибудь ящера с бугристыми наростами. Уродство. — Они заживут. Будут не так заметны, — вдруг произнес Мадара, убрав зеркало, но мальчик только покачал головой, уже наплевав на свою наготу. Этого не может быть… Как ему жить с таким лицом дальше? Как его будут воспринимать? Как он… «Жить дальше? Где? Тебе напомнить, что наверху лишь радиоактивные пустоши?» — Это еще неизвестно. То был не голос Мадары, и не его собственный. Кто? Учиха сказал, что здесь нет никого кроме них. Господи. Неужели он свихнулся? Мужчина меж тем, наложил бинты и на лицо, закрыв правый глаз марлей. — Не вешай нос. Все не так плохо, — пожал плечами он, делая небольшой узелок. — Мне-то насрать как ты выглядишь, а красоваться здесь больше и не перед кем. Ему было легко говорить. Это не Мадара выглядел так, словно его правую часть тела придавило огромным камнем. Ублюдок вообще не пострадал, когда Обито лишился всего, и это еще раз доказывает всю паршивость и несправедливость этого гребаного мира. Мадара всегда выходит победителем. И всегда выходил. Даже тогда, когда не успел рассказать какой-то пьяный секрет, которым Обито мог бы его шантажировать, дабы отвадить от их семьи. О, вовсе нет. Ему повезло попытаться выдать все свое подноготное как раз в тот момент, когда подошла мама и, влепив ему подзатыльник и всучив подаренную цепочку в руки, увела едва стоявшего на ногах Обито за собой, уложив ребенка в постель одной из гостевых комнат. Детям не положено пить, говорила она. Ночью они должны спать в кроватях, а не слушать чужие мерзкие секреты. — Подними здоровую руку, — Мадара накинул на мальца серую майку, и он подчинился. Рука и голова прошли легко, а вот с той, что была в гипсе, пришлось потрудиться, и то же ждало и сломанную ногу, однако вскоре Обито ощутил облегчение от того, что хотя бы одет. Однако… Рука поправила мешковатую, болтающуюся на нем кучей складок серую майку. Большая для него. На подростка лет пятнадцати, быть может, да еще и старая — даже Обито может понять, что в своем первозданном виде она была белой, но посерела из-за неправильной стирки. А вот черные спортивные шорты, едва прикрывающие бедро, подходили ему почти идеально. Странно. У Мадары не было сыновей. Откуда у него вещи, предназначенные детям и подросткам? — Это Изуны, — словно прочитав чужие мысли, сказал Мадара. — Все старое и ненужное я сносил сюда. — Не позволь себе попасть в эту категорию, Обито. Тихий голос где-то вдалеке. Обито тревожно обернулся, но никого кроме них двоих не было, хотя за приоткрытой дверью промелькнула тень. — Мы здесь одни? — Ты уже спрашивал, мальчик. Я не повторяю по два раза, — холодно ответил Мадара, поднявшись на ноги, и придирчиво осмотрев родственника. — Хорошо. А теперь уложим тебя на кровать. Обито снова с трудом подхватили на руки, но на сей раз малец уцепился за шею дяди сразу, вызвав у того легкую усмешку. Глаза невольно углядели ту самую пресловутую цепочку, которая так и не была подарена, но напоминать о том странном свадебном вечере, находясь в такой ситуации, было еще более странно. «Быть может, ему не кажется. Быть может, он слышит голоса людей наверху, а Мадара — сумасшедший лжец, заперший его здесь» Обито снова прошелся взглядом по помещению, подмечая новые детали, когда они снова вышли в главный зал. Помещение, если визуально отделить его от кухни, занимало где-то тридцать пять квадратных метров, и в принципе, без учета кучи хлама и старой мебели, даже не вызывало приступа клаустрофобии, в отличие от общественных убежищ, в которые их водили на школьных экскурсиях. Просторно. — Думай, Обито, — на сей раз мальчик даже не дернулся. А ведь голос раздался совсем близко. Но… Какаши? Боже… Да это совершенно точно был его голос! Неужели он и правда свихнулся? Ударился головой еще в машине и теперь видит мертвых людей? Слышит их. «Если только он правда мертв.» Не может быть. Не мог выжить, но и не мог умереть, просто потому что Обито не в силах так легко признаться самому себе, что все, кого он любил — погибли. Только не так. Пожалуйста. — Думай. О чем? Мадара почти преодолел половину помещения, направившись к двери спальни, когда мальчик снова завертел головой. — Не дергайся, — грубо буркнул он, получше подхватив парня под руки. Обито не ответил. Глаза уткнулись в железную дверь. Еще одну. Значит здесь несколько комнат. Спальня, эта комната и та, что за дверью. Куда она ведет? Где выход? «Думай, Обито. Думай». — Какой вопрос на повестке дня? — на сей раз женский голос. Обито узнал в нем Рин. А следом за ним раздался тихий, едва слышимый мышиный писк. Что… Обито с удивлением заметил на журнальном столике прозрачный контейнер с двумя белыми лабораторными мышами, тревожно шныряющими по всей клетке, словно в ожидании чего-то кошмарного, вроде экспериментов садистов-врачей. Правда, местный доктор пока занялся лишь им. Но зачем… — Не отвлекайся, Обито. Верно, отвлекаться нельзя. Рин задала очень разумный вопрос. Какой ответ нужен, чтобы понять хоть что-то из происходящего? «Лжет ли Мадара… Если отвергнуть все услышанное. Рационализировать. Воспоминания могут быть искажены аварией, верно? Такое бывает. Он ведь врач, должен знать об этом, а значит ему ничего не мешает соврать…» Но опять же, для чего? Зачем этому психу Обито? Едва ли он проявлял к нему интерес больший, чем вежливое и небрежное приветствие, когда мужчина изредка появлялся на пороге их дома. В этой рубашке. Чертовой рубашке, расстегнутой на груди, ведь Мадара не может не красоваться. Его мысли снова уходят не туда, а момент упущен, потому что они снова оказались в спальне и Мадара уложил мальчишку обратно в кровать, и в этот момент Обито удивленно понял, что устал. Копчик болел от длительного сидения на бортике ванной, синяки и раны под бинтами зудели от того, что совсем недавно их грубо тревожили, но хуже всего усталость. Растекшаяся по организму, налившаяся в мышцы свинцовой тяжестью, она заставила опустить голову на мягкую подушку, словно бы сдаваясь. Такое бывает, наверное. После тяжелых травм только и можешь, что устало лежать, без возможности заняться будничной рутиной, которая ранее не отнимала вообще никаких сил. Обито помнил это состояние, еще когда лежал в больнице со сломанным после неудачного падения с дерева ребром, но ведь то была больница, а прямо сейчас он в заложниках у собственного родственника глубоко под землей. Под землей ли? Мужчина меж тем снова подвесил какую-то капельницу к держателю, слегка нагнувшись над подростком, вставил конец трубки в катетер. Что это? Не то, чтобы у него были силы спрашивать. К тиканью часов прибавилось еще и ритмичное бульканье. Сознание вдруг провалилось в черноту, но тут же вышло из нее. Все еще здесь? На руке с катетером оказался эластичный бинт. Зачем, ради бога? Так боится, что малец выдернет треклятую иглу из руки, стоит тому лишь отвернуться? Мадара усмехнулся, пододвинув железный стул к кровати, и сел напротив мальчишки. Тот лишь лениво наблюдал за ним из-под опущенных век. После душа пришла приятная сонливость, но спать сейчас кощунственно. — Можем оставить твои вопросы на завтра, если клюешь носом, — кивнул он, но Обито резко распахнул глаза. — Нет! Я… Сейчас. Ответь на них сейчас, — твердо сказал он, и мужчина устало вздохнул, скрестив руки на груди. — Хорошо-хорошо. Сейчас, так сейчас, — пожал Учиха плечами, но замолчал, когда заметил как малец поежился от озноба. — Холодно? Накрыть тебя одеялом? — Я в порядке, — что это за издевательство? Как будто Мадаре есть дело до того, холодно Обито или нет. Пусть уже говорит что происходит! — Как хочешь, — его дядя на какое-то время отвел взгляд, устало прикрыв глаза. — Ничего нового я тебе не скажу. Могу только растратиться на подробности, если ты, будучи двенадцатилетним молокососом, сможешь их понять, — мужчина выдержал паузу, перед тем как продолжить. — Три дня назад на Неваду сбросили несколько ядерных боеголовок. А может одну, черт его знает, но ударило знатно. Бомба крупная, судя по радиусу поражения и тому, что задело даже нас. Сбросили ее…даже не знаю. Едва ли бомбить Лас Вегас — выгодно с точки зрения стратегии, хотя, признаться, я бы сам сбросил на него чертову боеголовку. Уебищное место. Обито не понял всех этих размышлений, но главное было не это. Обито банально не верил в них. Или верил? Сознание прибывало на грани между сомнениями и нуждалось в хоть каких доказательствах. В такое не верят со слов, ясное дело. Он был бы дураком, если бы просто проглотил подобные вещи. Нет. Нужно убедиться крепко и основательно, ведь по-другому нельзя. Обито не поверит, что его друг, которому он все еще должен желание, мертв, пока не увидит его труп. Не поверит в смерть родителей, Рин. Такие вещи не так легко принять. Черт, да он даже наружу выйти готов, лишь бы застать апокалиптичную картину будущего. Или не застанет? — Ты можешь подтвердить свои слова? Я имею в виду… — скромно начал мальчик, но был прерван громким смехом. Какой же у Мадары он отвратительный. Мужчина посмотрел на него с широкой улыбкой на лице. — Подтвердить? Мальчик мой, у тебя один глаз выжгло вспышкой долбанного ядерного гриба, а ты просишь у меня доказательств? Каких интересно? Мне тебя погулять выпустить, чтобы ты нахватался излучения или что? — протянул мужчина насмешливо, закинув ногу на ногу. Воцарилось молчание, нарушаемое лишь тиканьем часов на стене. Улыбка пропала с лица Учихи, когда черные глаза встретились с такими же черными. Обито одним только видом давал понять однозначное. — Ты мне не веришь. — С трудом. — Почему, интересно? — А как ты думаешь?! Ты говоришь, что наступила ядерная война и не приводишь никаких существенных доказательств! Почему я должен тебе верить? Мы могли просто попасть в аварию… и… а глаз, глаз он… — повысил голос Обито и Мадара вновь закатил глаза к потолку. Отрицание. Не верит, что его мамочка мертва. Как жаль, что именно Учихе предстоит разбить все его хрупкие мечты в лучшее. — А с чего бы мне врать? — устало протер он переносицу, слегка наклонив голову. Обито смерил его взглядом, но не получив более детального ответа, разозлился еще больше. — Откуда мне-то знать?! Может ты говоришь это, чтобы я сбежать не пытался… Потому что похитил меня! И… И… много может быть объяснений! — Много, но привел ты всего одно… — усмехнулся мужчина. — Допустим, я вру. Скажи мне, малыш. Если я просто похитил тебя, как ты, наверняка, и думаешь, то для чего? Что я могу с тебя поиметь, кроме лишнего рта на запасы провизии? Обито сжал простынь в руках, озлобленно сверля спокойное лицо родственника одним глазом. Капельница потихоньку снабжала его глюкозой через катетер, восстанавливая хоть какое-то подобие сил. Мальчик задумался на миг, перетасовывая в голове варианты. Деньги? Может Мадара думает, что получит за Обито какой-нибудь выкуп, если будет держать его в заложниках? — Ты хочешь получить за меня выкуп… — неуверенно начал подросток, но Мадара перебил его, рассмеявшись в голос. Безумным, жестоким смехом. Он задрал голову, сотрясаясь в хохоте еще пару минут, а потом сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Покачал головой. — Обито… милый. Одна моя брошь на рубашке стоила столько же, сколько зарабатывают твои мамочка с папочкой, — протянул он, демонстративно вытерев выступившие слезы из глаз. Мальчик нахмурился. Странная реакция. Слишком яркая. — Я не думаю, что стал бы богаче на грошах, которые они бы прислали за тебя. Похоже на правду. Обито даже готов верить, если бы не одна деталь. Мадара говорил о своем богатстве в прошлом времени не просто так. — Мама сказала, что ты давно спустил все свои деньги и недвижимость на что-то. Влез в долги и кредиты. Продал бизнес. У тебя теперь ни гроша в кармане. Так она говорила, — Мадара заинтересованно вскинул бровь, закинув ногу на ногу. А значит… повод весьма весомый. Шантаж родителей ради погашения своих долгов. — А она много обо мне рассказывала. Рассказывала… тебе… Забавно, — мужчина улыбнулся, и от этой улыбки у мальчика пробежали мурашки по коже. Этот взгляд. Так смотрят не на человека. На вещь. — Это правда. Я по уши в финансовом дерьме. Но как ты думаешь, малыш Обито, ради чего я залез в долговую яму? Обито растерянно покачал головой, и Учиха закатил глаза. — Ну соображай давай. Скажи, как считаешь, где мы вообще? — этот вопрос стал хорошей заправкой на начало. Обито по новому осмотрел помещение, в котором находился. Стальные стены, трубы, низкое гудение и синий, неприятный свет… Похоже на… На… — Выглядит как бункер, — ответил Обито и Мадара удовлетворённо кивнул, щелкнув пальцами. — Би-и-инго. Не просто общественная срань, которую нам предложили в качестве спасения власти. Не подвал твоего папули. Настоящий бункер с полностью автономной вентиляцией, водоснабжением, обогревом и системой безопасности, — с энтузиазмом заговорил мужчина, а потом демонстративно топнул по плитке, — тринадцать сантиметров стали, бетон, гематит и рыхлый грунт до кучи. Даже самая вонючая бомба не протянет сюда свои лапы, — мужчина насмешливо посмотрел на родственника. — Дорогое удовольствие. Даже мне оказалось не по карману, оттого и пришлось лезть в кредиты. Но оно того стоило, как показала практика, верно? Мертвые не спрашивают долги. — Но… Ты сделал его… потому что знал, что произойдет? Откуда? — неверяще спросил его мальчишка и Мадара хмыкнул. — Часы судного дня пробили без минуты полночь. Этого было достаточно, чтобы я поторапливался. — Не понимаю… — растерянно прошептал Обито. Обстановка резко накалилась. Мужчина зловеще улыбнулся, медленно поднявшись на ноги. Прошелся вдоль комнаты. Обито не отрывал от него глаз. — У меня был друг. Хаширама. Физик-ядерщик, юное дарование, все такое. Отличный парень, немного идиот, немного навязчив, но отличный. Так вот. Он рассказал мне о часах судного дня. Объяснил принцип их работы, и я всерьез заинтересовался. Тогда до полуночи было еще пять минут. У нас оставалось время развить эту идею в более материальное русло. Мы подсчитали все произошедшие события, которые повлекли за собой передвижение стрелок часов. Вычислили предпосылки, сопоставили факты и… в каком-то смысле создали теоретический прогноз новых сдвигов. Вышло неутешительно, — видя, как малец наморщил лоб в непонимании, мужчина тихо рассмеялся: — Ничего такого сверхнаучного. Как прогноз погоды, только вместо дождя — ядерные осадки. Получив данные, каждый из нас начал готовиться по-своему. Хаширама, как я и сказал — идиот, попытался обратиться к общественности. Предостеречь. Играл в спасителя в очередной раз. Ха… А я решил спасать только себя, и посмотри… Кто из нас все еще жив? Обито застыл, не зная, что и сказать. Пальцы судорожно комкали белую простыню. Мадара решил продолжить собственные хвальбы. — Строительство заняло у меня ни много ни мало — 4 года, и я доволен результатом. Мы с тобой живы, а значит, первую функцию этот бункер выполнил хорошо. Но выживание еще не главное, верно? Вопрос, что дальше, тоже должен стоять на повестке подобного сооружения, — Мадара взмахнул рукой. — Здесь есть все для комфортного существования. Запасы еды на ближайшие тридцать лет на двоих, предметы первой помощи, лекарства. Некоторая электроника… Даже телевизор сюда притащил. — Тридцать лет? — в ужасе спросил его Обито, но Мадара не услышал. — У нас в распоряжении пять комнат. Эта — спальня; кухня, соединенная с залом, туалет с ванной, подсобка для продуктов и еще одна большая, — говорил мужчина, отвернувшись от мальчика. — Генератор работает в автономном режиме, поэтому с электричеством проблем нет. С водой не так все радужно — придется экономить, так что ни о каких долгих горячих ваннах можешь не мечтать… — В каком смысле тридцать лет?! — уже громче вскрикнул мальчик, но, увидев раздражение на лице Мадары, сделал голос на полтона ниже. — Сколько… Сколько вообще мы должны здесь сидеть? — Значит все-таки веришь мне? — усмехнулся мужчина, наконец обратив на него внимание, — Все зависит от состава бомбы. Цезий распадается лет тридцать, радий — где-то около восьми. А если в бомбе был Уран — сидеть нам тут до старости. Это если опустить остальные детали. Например — новые бомбы, катаклизмы, вызванные ими, эпидемию, если узкоглазые подмешали туда пару фирменных сюрпризов… Хм, а может зря на них гоню, кто именно нас бомбил даже сказать трудно… Кто-то из ядерного клуба, однозначно.* — Этого не может быть! — Учитывая нашу политику, желающих превратить американскую мечту в пепел достаточно. Индия? О, это было бы слишком смешно. Китай — хороший претендент. Или таки Корея? — Мадара! — Ах, да. Говоря простым языком, в самом хорошем случае — прозябать нам тут лет двадцать-тридцать минимум, — произнес мужчина, всё же обратив внимание на второго в комнате. Господи. Через тридцать лет ему же будет сорок два года. И все это время мальцу предстоит провести с Мадарой. Нет. Пожалуйста. Пусть он просто лжет. Обито помрачнел, низко опустив голову. — А уйти мы никуда не можем? Если противогазы надеть… или… — Фантастики перечитался? Противогазы не спасают от радиации. Да и куда нам идти? Радио молчит на всех частотах. Не только на американской. Вполне возможно, что мы с тобой застали взаимное гарантированное уничтожение, которое убило все живое на планете. Кроме нас… и может парочки ублюдков из правительства с элитными бункерами, — протянул Мадара, глянув на наручные часы. Слишком громко тикающие. Или дело в тех, настенных? Наверное, в них, — Нужно сидеть и ждать. Быть может, нам повезет, и дрянь на поверхности рассосется быстрее, чем мы умрем от голода или старости. Обито не ответил и Мадара, подперев щеку кулаком, с интересом заглянул в его подернутый задумчивостью глаз. Мальчик вдруг вскинул голову, злобно глядя родственнику в лицо. — Но… Если ты знал. Если давно знал… почему не спас маму?! — крикнул он, и Учиха прищурился от слишком резкого звука. Покачал головой. В комнате будто бы стало на пару градусов холоднее, хотя мальчик понял это не сразу, однако даже в пылу злости и горечи от возможной потери матери, что-то внутри него панически завизжало, когда Мадара резко посерьезнел. Медленно приблизился к кровати, присев сбоку. Черные волосы, ставшие предметом зависти его родителя когда-то, были небрежно откинуты на плечо. Он сказал что-то не то? Сердце пропустило пару ударов. — Это такая благодарность за спасение? Очаровательно, — его голос лишился той небрежности, которая мелькала во всем их раннем разговоре. Сейчас там была холодная сталь. — Отвечай! — и все равно Обито был слишком распален, чтобы вовремя заткнуться и понять в каком шатком положении находится. Распространенная ошибка. Хорошо, лечится легко и за пару движений. — А что ты услышать-то хочешь, сынок? Это мой бункер. Я лишился всего, что имел, чтобы построить его. В связи с этим, наверное, я имею право спасать, кого сам захочу, не консультируясь с сопляком вроде тебя, как считаешь? Я прав? — Мадара вдруг наклонился к подростку неприлично близко. Их лица оказались на одном уровне. Обито испуганно вжался в спинку кровати, когда чужие руки легли по обе стороны от него. — А теперь, будь хорошим мальчиком и скажи мне «спасибо». Обито поджал губы, не в силах оторваться от чужих глаз. Его затрясло, словно этот человек из обычного ублюдка перекинулся в монстра и сейчас смотрел на него звериным взглядом, готовый вот-вот наброситься и сожрать. И все же промолчал. Улыбка исчезла с лица Мадары окончательно. Сопротивление сопротивлением, но малец явно нарывался. Стоило показать ему, какое место в этом бункере и в их маленькой иерархии он занимает. — О, какие мы гордые. Отказываемся благодарить за спасение… — тон мужчины стал угрожающим, Обито вскрикнул, когда чужая рука вдруг схватила его шею. — Ты, маленький уебок, так и не понял ничего? Ну так позволь мне объяснить. Если бы не я — ты бы сдох, Обито. Превратился бы в пепельное дерьмо вместе с твоими друзьями. И поверь мне, смерть твоя была бы мучительна. Была бы. Если бы я не соизволил приехать в ваши ебеня. Найти тебя на улице. Отвезти сюда, невзирая на твою попытку угробить меня и себя заодно еще до начала ядерного удара. Знаешь, что это значит для нас, малыш? Верно… Ты. Мне. Должен. Хватка усилилась. Обито панически схватился за чужую кисть единственной уцелевшей рукой. Воздуха стало не хватать. Господи, что он делает? Шутки кончились. Трубка, ведущая к капельнице, билась об предплечье. — И должок свой отплатишь, хочешь ты того или нет. А пока мне будет достаточно благодарности. Давай, малыш. Скажи мне: «Спасибо за то, что спас мне жизнь, Мадара», — гнул он свою линию, сдавливая горло мальчишки все сильнее и сильнее. Глаза подростка заслезились. Он захрипел, ловя ртом бесполезный воздух, как рыба, брошенная на берег. — Говори, Обито. Или через пару минут твое спасение не будет стоить ничего. Он правда его просто убьет? Этот больной ублюдок еще хуже, чем Учиха думал. А он заперт с ним в этом бункере. С гипсом. Слепой на один глаз и абсолютно беспомощный. Боже, это правда происходит с ним? Обито сипло простонал, понимая, что если он сейчас полностью не осознает, в какое дерьмо вляпался, и не смирится с ним, дабы иметь возможность подыграть этому психопату — он умрет. — С…Спа…. — Мадара слегка ослабил хватку, и Обито громко закашлялся. Из края губ потекла слюна. — Спасибо…что спас меня…. — Мадара, — холодно напомнил ему родственник. — Мадара, — покорно повторил Обито, и его, наконец, отпустили. Мужчина непринужденно вернулся к железному стулу напротив кровати, когда как мальчишка схватился за болящее от удушья горло, трепетно растирая пальцами едва заметное покраснение. Мадара мог бы быть и грубее, и тогда на шее бы точно проступили синяки. Но малыша Обито портить не хотелось. По крайней мере пока. — Хороший мальчик, — улыбнулся он; родственник взглянул на него с ужасом на лице. — Когда сможешь ходить с костылями, обговорим с тобой… небольшие правила, которых ты будешь придерживаться. Как-никак, бункер мой — а значит, я имею право строить здесь любые порядки. Полагаю… Одно из них ты сегодня узнал, верно, Обито? Мальчишка испуганно покачал головой, и Мадара слегка наклонился. Челка спала со лба, и теперь на лице мужчины словно проступила тень. — Не зли меня, — хмуро процедил он по словам, а затем, преследуемый напуганным взглядом, грузно поднялся со стула. Обито не мог поверить в то, что произошло. Господи. Этого не могло быть, это ненормально, но кто произносил слово «нормальность» при Мадаре Учихе? Сумасшедший. Он же чуть не задушил его! Мальчик и не заметил как слезы полились из глаз. Черт. Черт! Боже, это правда происходит с ним. Как же болит горло… Мама, пожалуйста… Мадара бросил на него последний презрительный взгляд и направился к двери, но перед тем, как выйти, всё-таки обернулся снова. — Отдыхай пока. Я приготовлю ужин, — мужчина улыбнулся, заметив слезы на чужом лице. — Ну-ну. Не плачь, малыш. Я ведь не желаю тебе зла. Но если дети не слушаются — их наказывают. Твой папочка ведь наказывал тебя, да, Обито? Обито зарыдал еще громче, спрятав лицо в ладони. Мадара усмехнулся, почти закрыл за собой дверь, когда с его губ слетели и иные слова: — Конечно, наказывал… И ты хорошо знаешь, как избегать наказаний… Обито повернулся на бок, содрогаясь в рыданиях. Слезы все текли и текли по лицу, когда он обнял скомканное одеяло, крепко обхватив его здоровой рукой и прижав к телу не сломанную ногу. Плечи мелко подрагивали. Хотелось кричать от ужаса, но ведь за стеной его услышат и тогда Мадара повторит свою пытку с удушением, на сей раз доведя ее до конца. Как же страшно. И снова в голове один и тот же вопрос. Господи. Если ты есть, ответь. Почему это происходит с ним? Почему все стало таким? Обито зарылся лицом в одеяло, издав громкий всхлип. — Просто будь послушным мальчиком, Обито. Будь послушным мальчиком. Минус три минуты до полуночи.