DEFCON

Восемь минут до полуночи. Обито вовсе не планировал следить за этим неприятным человеком, к тому же даже тамошним детским чутьем он понимал — его попытка подглядеть, что именно происходит за закрытыми дверями между его матерью и Мадарой поздно ночью, кончится лишь новым неприятным инцидентом, который оставит виноватым исключительно его. Обито был умным ребенком. Он прекрасно осознавал, что есть вещи, которые лучше не знать детям, как бы ни манил соблазн и любопытство вкупе с жаждой справедливости. Но тогда почему он здесь? — Боже мой, Мадара. Да она у тебя просто сумасшедшая. Голос матери. Звонкий и пронзительно тонкий отдавался эхом от стен карамельной спальни. Мальчик осторожно заглянул в удачно приоткрытый дверной проем, чтобы уткнуться взглядом в спину мамы, суетливо воркующей над голым по пояс мужчиной. Тот сидел на полу, облокотившись на колени и склонив голову. Его длинные черные волосы неровной волной спадали к груди, оголяя шею и широкую спину с заметными рельефными мышцами. По дяде впору учебник анатомии писать — видна была абсолютно каждая. Сильный изгиб плечевых мышц, рельефные руки, крепкая спина… Почему он вообще замечал подобное? Обито удивленно замер, присев на колени, когда мать, втирающая мужчине в спину какую-то мазь, слегка подвинулась вбок, давая простор для видимости и… мальчик едва не ахнул. — Нет, я не шучу уже. Ладно те укусы, но это… Она же убьет тебя когда-нибудь! Мадара лишь криво усмехнулся, не поворачивая головы. На его спине красовалось пугающее множество ярко-красных, глубоких царапин, словно на него исподтишка напала стая диких котов. Это было жутко. Странно. Маленький Обито не понимал, какая сила могла оставить такие следы. Кто мог оставить их? Зачем? Они все велись почти в одну сторону — с плеч и боков, вниз или к позвоночнику, словно его родственник придавил кого-то к земле, и тот, чтобы высвободиться из-под его веса, не нашел ничего лучше, чем начать царапать ему спину. Жутко. — Сучий характер, — коротко отозвался Мадара, прошипев, когда мазь коснулась особо глубоких царапин. — Думает, что самая умная. — Похоже на то, милый. Ты у нас, конечно, зверь, но она явно перегибает палку, — кивнула женщина, положив руки на его сильные плечи. Обито поморщился. — Поговори с ней что ли… — Разговоры не помогут, — хмурый ответ, Мадара вдруг холодно улыбнулся, кивнув на черный пакет, лежащий у его ног. — Но проблему я нашел, как решить… Мать Обито хитро усмехнулась, слегка свесившись с дивана. Тонкие пальцы изящно раскрыли пакет, и женщина довольно ахнула. — М-м-м, это явно ее решит, — кокетливо повела она плечом. — Только не всем нравится, когда их связывают и затыкают им рот. Она точно позволит? Мадара откинулся на диван, посмотрев на женщину с наглой улыбкой. — А кто у нее спрашивать-то будет? А потом вдруг слегка обернулся и встретился с Обито глазами. Это тоже было реальное воспоминание. Мужчина все еще улыбался, оголив белые зубы. Черные волосы упали на голое плечо. — Кто будет, а? Обито? Мальчик испуганно распахнул глаза, вперившись взглядом в едва слышно гудящие трубы на потолке. Первая же мысль, пронзившая рассудок, стала чем-то вроде хорошей новости. Одна из немногих хороших новостей. Боли почти не было. Лишь глаза слабо ныли после целого часа бесконечных слез, прерванных криком Мадары и его насильным впихиванием в мальца тарелки с бульоном. Мальчик поежился, словно в воздухе снова запахло курицей. Этот садист, вдоволь насладившись тем, как он рыдает над горячей тарелкой, принес еще и жаркое, заставив съесть все до последней крошки, отчего Обито после подобной трапезы весьма ощутимо подташнивало. Слава всевышним, организм остановился лишь на общей паршивости, и мальца так и не вырвало. Больше ругани и оскорблений он бы не выдержал. Черт. Учиха злобно сощурился. Ублюдок. Больной, поехавший ублюдок. Он с трудом приподнялся, вслушиваясь в работающий телевизор в соседней комнате. Из нижнего проема двери виднелся слабый дрожащий свет. Ясно. Сукин сын был там. «Я?! Я боюсь всего: того, что я видела, того, что сделала, того, кто я есть, а больше всего — выйти из этой комнаты. Такого не бывало за всю мою жизнь. Того, что я чувствую рядом с тобой»* — раздался женский голос, искаженный помехами. Обито поежился, когда в зале что-то будто бы упало, но быть может этот звук также пришел из фильма. Взгляд по сторонам. Мальчик с трудом размял затекшую от долгого сна на боку руку, посмотрев на пустую капельницу. Конечно. Назойливого капания больше нет. Единственный шум в этой комнате сейчас — тихое тиканье настенных часов. Значит, времени прошло много. Верно? Глаза поднялись к белому циферблату, будто бы время в таких условиях существовало. Без пяти шесть. Вечер. Такой же ли он на поверхности как был, или там теперь вечный мрак, закрытый тучами ядерной зимы? А имеет ли место быть эта зима? Обито жалел, что не изучал физику как следует, но ведь их и не учили подобным вещам. Что за глупость. Кому нужна сила трения, когда по телевизору вещают о ядерной угрозе? Школа никогда не дает ничего полезного. Если вы видите вспышку на горизонте - спрячьтесь под партой и закройте голову руками. Интересно спасло ли это хоть кого-то из его одноклассников? Спасло ли это Какаши и Рин, или его мир и правда сомкнулся лишь на чокнутом дяде? Часы продолжили мирно тикать. Рука протерла шею, все еще саднящую от недавнего удушья, дотронулась до бинтов на лице. Марля также закрывала слепой глаз. Обито потянулся к оставленному на тумбочке стакану с водой, но замер на полпути. Дерьмо. Он чертовски хотел в туалет. Издав жалобный стон, мальчик обернулся к закрытой двери, когда телевизор снова разорался очередной любовной тирадой. Все еще в гипсе. Все еще беспомощен. Костыли лежат неподалеку, при желании можно было бы попробовать дотянуться, но шум привлечет Мадару. Обито не хотелось видеть своего жуткого родственника, предпочитая тянуть резину сколько позволяет время, но что-то подсказывало — без него ему не справиться. «Нет. Не хочу. Если позову его — он снова будет душить» — мысленно захныкал ребенок, морщась от боли чуть ниже живота. «А если не позовешь — обмочишься прямо здесь, и едва ли это обрадует его больше». «Думай». Ему не дойти до ванной незаметно для Мадары. Только если тот не спит, ха? Отец всегда засыпал перед телевизором. Это как снотворное для некоторых людей. Плюс, он заглушит шаги и скрип двери, если мальчишка будет максимально тихим. Обито измученно вздохнул, нагнулся вперед, согнув здоровую ногу. Попытался перевернуться на копчик, но гипс упорно держал на месте. Нужно достать костыли. Дрожащая рука напряженно тянулась вперед. Еще немного. Да? На лбу выступила испарина, но он не продвинулся ни на йоту. Мальчишка вздрогнул, когда снаружи прокашлялись. Предательски прогнулась постель, издав натужный скрежет. Черт. Он замер, отчаянно дожидаясь шагов, но кроме телевизора звуков не появлялось. Пронесло. «Это бесполезно. Даже если дотянешься — встать сам на них не сможешь». Обито с трудом уселся на копчик, широко расставив ноги. Тяжело выдохнул и в сердцах отпихнул рукой одеяло. Это и стало ошибкой. Капельница вдруг накренилась следом за прозрачной трубкой, намереваясь упасть, как в тот его первый раз. А он помнил, что случилось потом. «Обито, капельница!» Мальчик быстро лег обратно на спину, схватившись за холодный держатель здоровой рукой. Слава богу. Успел. Тихо поставил его на место. Хорошо. Нужно быть осторожнее. Обито с трудом сглотнул плотный ком в горле, снова взглянув на стакан воды на тумбочке. Меньше половины осталось. Пить хотелось неимоверно, но казалось, что если он отопьет хоть немного — мочевой пузырь лопнет точно. Интересно много ли он пролежал, дойдя до такого. Хорошо, хоть ублюдок не додумался всунуть катетер в очевидное место, хотя это и облегчило жизнь нынешнему Обито. Ладно. Чем дольше он тянет, тем сильнее становится нужда. Малец попытался подняться вновь. На сей раз вышло удачнее. Повернувшись к подножью кровати боком, с трудом вытянув ногу в гипсе, он лег на бедро, стараясь дотянуться до костылей. Сустав досадливо заболел в ответ на такую непрошенную растяжку. — Ну давай… — пальцы почти коснулись железной ручки костыля, но о том, чтобы притянуть его к себе пока не шло и речи. Нужно сесть ближе, но кровать, как назло, скрипит от любого неловкого движения, хотя пока работает телевизор — это меньшая из его проблем. Верно? Остается надеяться, что Мадара не обладатель сверхчуткого слуха. Учиха уткнулся в мягкий матрас здоровой рукой, попытавшись придвинуться поближе к изголовью. Громко выдохнул. Тело с трудом слушалось, но через пару попыток таки удалось сдвинуть его чуть ближе к костылям. Хорошо. Уже немногое. Обито снова лег на бок, потянувшись. Плечо ныло от долгого держания руки на весу, но на сей раз костыли почти получилось схватить. — Обито, стой. Он сейчас… — Какаши внутри его головы опомнился слишком поздно, один из костылей вдруг покачнулся, следуя за движением кончиков пальцев и, увлекая и второй, громко упал на пол. Черт! Обито резко дернулся назад, панически впиваясь взглядом в дверь. Телевизор резко стих. Нет, нет, пожалуйста. Стало чертовски жарко, когда сердце забилось вдвое быстрее, стоило услышать медленные шаги. Почуял. Дверь отворилась. Мальчик замер, боясь пошевелиться, неотрывно глядя на появившегося родственника. Шея все еще хранила в себе фантомное чувство боли. Мадара смерил его угрюмым взглядом, медленно переведя его к упавшим костылям. Натянуто улыбнулся, проведя рукой по густым черным волосам, словно бы невзначай. На его лице вычурная скука. Можно ли считать это затишьем перед бурей или чем-то противоположным. Возможно, у монстра сейчас нет охоты ужинать. — Ну и какого черта? — раздался его низкий глухой голос, Обито не ответил. Подошедший к кровати мужчина медленно поднял костыли, снова поставив на место. — Давно проснулся? Кажется он не собирался упоминать прошлую ситуацию с удушением. Напротив. Дядя выглядел почти доброжелательно сейчас. Обито испуганно молчал, стараясь унять дрожь. Нужно было сказать что-нибудь, но язык словно увеличился несколько раз, заполнив весь рот вязкой холодной слюной. Мадара поднял на него глаза. — Ты куда-то хотел? — спросил он, кивнув на костыли, но, не дождавшись слов, скривился в раздражении. — Язык проглотил? Обито дернулся, увидев знакомое выражение лица. Отрицательно покачал головой. Громко сглотнул. — Я… — он потупил взгляд. — Я очень хочу в туалет. Мадара будто бы не услышал его, задумавшись о чем-то своем. Подобрал оба костыля, направившись к боку кровати. Обито не спускал с него глаз, напрягаясь с каждым шагом. — Идем, — бросил он, осторожно беря мальчишку под локоть. Учиха не сопротивлялся, позволяя дяде медленно поставить его на ноги. — Как ходить на них, знаешь? — дождавшись отрицательного кивка, Мадара всунул первый костыль ему в подмышку, пока второй рукой малец приобнял его шею. — Весь вес на здоровую ногу, больную старайся не напрягать. Затем опираешься на костыли, держишь равновесие и подталкиваешь себя вперед. Широко руки не разводи — навернешься. Гипс не был серьезной проблемой, как думал мальчик. Мадара даже мог сказать — меньшей из его проблем. Гипотетически можно было ходить и без костылей, если правильно перемещать вес. Гипотетически. На лице Обито написано, что он даже костыли не способен усвоить, что тут говорить о более сложном, правда, мужчина может злиться слишком рано. Возможно. Просто привычка, оставленная одним известным ублюдком, способным выводить одним лишь взглядом и без того хрупкий самоконтроль. Но Обито не такой. Нет. Он тупее. Мальчик медленно кивнул, когда мужчина помог взять и второй костыль, осторожно отстранившись. Рука гудела от напряжения. Неужели он настолько ослабел? Так… хорошо. Все получится. Обито осторожно двинулся вперед, переместив весь вес на руки. Подмышками ощутимо заныло. Шаг. Он издал глухой стон, едва не упав, но был вовремя пойман дядей. — Я кому говорил, широко костыли не разводи, — едва не прорычал тот, грубо поставив его на ноги. — Давай. Соберись. Мальчик испуганно вздрогнул. Замер, боясь сделать новый, неверный шаг и навлечь на себя очередную вспышку гнева, но деваться под холодным взглядом родственника было некуда. Он попробовал снова. Перенес весь вес вновь на руки, с трудом качнувшись вперед. — Не на подмышки облокачивайся, а на руки. Зажмешь лучевой нерв — и финито, — угрюмо проговорил Мадара, скрестив руки на груди. — Черт возьми, Обито. До тебя всегда так туго доходит? — Я не могу! Не могу с одной рукой! — не выдержал мальчик, бросив взгляд полный ярости на мужчину, тот только раздраженно цокнул языком. — Так смоги. Я тебя таскать в туалет, каждый раз, когда тебе приспичит, не буду, — рявкнул Мадара еще громче, а потом криво улыбнулся. — Поставлю мочеприемник и все на этом. Обито почувствовал, как защипало в глазах от страха и несправедливости происходящего. Громко всхлипнул, спешно попытавшись сделать новый шаг, но снова неудачно покачнулся, с трудом устояв на здоровой ноге. Черт возьми, что с ним происходит? Почему он впадает в истерику, каждый раз когда его больной родственник повышает голос? — С такой улиточной скоростью до туалета как раз дойдешь через лет тридцать, — хмыкнул мужчина, склонив голову на бок. — Шевелись, Обито. Здесь нет ничего сложного. — Хватит! — Ставь ебаную ногу прямо. Ты глухой или недалекий? Я каким-то сложным языком объясняю? — Перестань! — мальчик почти рыдал, делая новый шаг. Сколько их таких? Пять? Ощущение, что он не сдвинулся ни на метр. Это ненормально. Это безумие. Он словно ребенок. Что случилось с его нервами за эти чудовищные дни под землей? — А ты не зли меня и слушай, что тебе говорят! — снова в ответ. Мадара был безжалостен. Почему он добивает его? Обито вскрикнул, когда из-за накатившихся слез не смог удержать равновесие и ушел лицом вперед. Никто не подхватил. Скорее всего, специально, потому что мальчик грузно грохнулся на живот, едва не сломав нос об бетонный пол. Грудь пронзило тупой болью, и он громко зарыдал, не делая попыток встать. Мадара бросил на него презрительный взгляд, словно у него под ногами был мертвый червь, выплывший из почвы с дождем. Рука беспомощно волочилась по полу. — Нытье не поможет, — хмуро сказал он, медленно обойдя мальца и потянув к нему руку. — Вставай. — Отстань от меня! — истерично всхлипнул Обито, отпихнув ее. Уткнулся лбом о холодный бетон, закрыв глаза. Слезы текли по лицу, скатываясь и капая вниз. Пожалуйста. Скажите, что это просто страшный сон. Такого не бывает на самом деле. Такие вещи происходят с кем угодно, но не с ним. Это же просто бред. Еще вчера он гулял с Какаши и Рин, они не могли оставить его так просто. Постойте. Вчера? Или позавчера? Господи. Он не знает, сколько здесь находится. Не может вспомнить. — Обито, — Мадара наконец сменил гнев на милость — присел на четвереньки, положив ему ладонь на спину, — У тебя не такой уж и серьезный гипс на ноге. Можно двигаться даже без костылей, если постараться. Просто научись правильно опираться, и потом все пойдет само. — Я не могу! — скулеж в ответ. Тот поморщился, но с трудом смог сдержать очередной презрительный комментарий. — Все ты можешь. Просто прекрати реветь и попробуй снова, — Мадара попытался помочь тому подняться, но Обито вдруг врезал ему по животу здоровой ногой, перевернувшись на бок. Пусть катится к дьяволу. Лишь бы оставил в покое. Мадара даже не поморщился от такого слабого удара, лишь устало закатил глаза. — Давай, малыш. Подъем, — и снова мальчишка лишь громко и истерично взвыл, вырвавшись из хватки. Терпение кончилось. Мадара не нанимался воспитателем младших классов. Не хочет вставать на ноги — будет вести жизнь паралитика. — А, черт с тобой. Не хочешь — упрашивать не стану, — раздраженно ответил мужчина, резко подхватив мальчишку под грудь, и подняв на ноги, — Давай. На меня облокотился и пошел, - Мадара с трудом держал голос на приемлемом тоне. — Черт, ну и слабака же воспитала Энн. Мартин Писториус помочился бы на твой труп.* Обито угрюмо посмотрел на него, вытерев лицо о плечо, но таки послушно уцепился за дядю, делая робкие шаги к двери. Вышло намного лучше и вскоре они покинули темную комнату, оказавшись в… гостиной? Или зале? Учиха так и не решил, как ее называть, мысленно назвав это помещение «главным». На телевизоре стояла поставленная на паузу картинка с какой-то размалеванной девицей. Подушки так и покоились на ворсистом ковре. Учиха оцепил все новым взглядом. Странно. Крысы пропали. Мадара, с трудом поборов желание попросту швырнуть мальца вперед, вынуждая идти самому, потянулся к двери ванной и, открыв ее, терпеливо помог Обито опереться на умывальник. Мальчик снова перенес весь вес на здоровую ногу, кое-как удержав равновесие. Что ж, если находить опору — идти еще более-менее возможно. Только вот… Мадара скрестил руки на груди, выжидающе глядя на напряженного ребенка. Никто не спешил прерывать молчание. — С «облегчиться», я надеюсь, тебе помощь не нужна, — разорвал сгустившуюся тишину голос Мадары. Обито невесело улыбнулся, посмотрев на мужчину исподлобья. — Разве доктора могут быть брезгливыми? — почти с насмешкой. Словно и не было той его истерики в спальне. Он чувствует себя странно. Словно не контролирует свои эмоции. В глазах Мадары вдруг промелькнуло что-то зловещее. Мужчина хмыкнул, поправив упавшую на лоб густую черную прядь, слегка облокотившись на проем двери. — А кто тебе сказал, что я брезгливый? — иронично заметил он, но после вдруг посерьезнел, — Задницы инвалидам подтирают медсестры. А я военный врач. Знаешь, в чем разница? Обито пожал плечами, и Мадара слегка нагнулся к нему, облизав подсохшие губы. — Это значит, что я одновременно и спаситель, и палач, — холодно улыбнулся он, а потом, проследив за чужим, напуганным взглядом с насмешкой собрался уходить. — Ладно. Делай свои дела. После позовешь. Мальчик кивнул, но поняв, что его едва ли услышали, поспешил подать голос, вцепившись пальцами в белую поверхность умывальника. Мадара Учиха — все еще ненормальный, душивший его, но… он ведет себя по-другому. Даже тот ублюдок, который довел его до истерики сегодня, вел себя скорее как обыкновенный мерзавец, но не психопат. Обито сглотнул, вспоминая стальные руки на своей шее. Он не выглядел так, как будто шутил или пустословил. Нет… Его черные глаза… в них было что-то кошмарное. Что-то, что обычный человек не поймет. — Так смотрят животные, — подытожил заботливый голосок Рин, и Обито кивнул ей в ответ. Пожалуй. Он бы не нашел метафоры лучше, но он и не был силен в красивых речах и изящных сравнениях. Что ж. Если шокированный мозг позволит осмыслить свое положение — у мальчишки теперь целых тридцать лет, за которые он сможет научиться не только этому, но и, при желании, вообще стать, мать его, писателем, но думать о таком, даже в черных шутках — табу. — Спасибо. Мадара медленно обернулся к нему, с любопытством в черных бездушных глазах. — М? — слегка согнул он бровь в ироничном вопросе. — Смотри-ка. Никак, научился вежливости, — ребенок не ответил, настороженно глядя на родственника, но тот только небрежно махнул рукой, закрывая дверь. — Всегда пожалуйста, малыш Обито. Его оставили в одиночестве. Через какое-то время телевизор снова заработал. Обито громко выдохнул, чувствуя, как спадает напряжение. Верно. Один. Сколько у него было времени? Оглянувшись по сторонам, везде натыкаясь лишь на стерильную белую плитку, Обито старался унять частое сердцебиение, делая короткие вдохи и выдохи. Хорошо. Все будет хорошо. Стоит лишь уловить мысль, предательски ускользающую из головы. Но для начала. Нужно облегчить невыносимо ноющий мочевой пузырь. Кровь в моче заставила бы всерьез обеспокоиться своим здоровьем, если бы мальчишка не застрял в бункере с полубезумным родственником, будучи частичным инвалидом, но когда рука потянулась к смыву, Обито замер, хмуро сведя черные брови к переносице. «У меня пять минут до того как я спущу воду. Мадара посчитает подозрительным, если я буду слишком долго, но определенно даст мне скидку на мое состояние». Главное — тихо. Он снова подошел к умывальнику, с трудом ворочая ногу в гипсе. В ярко-голубом больничном свете ее можно было рассмотреть получше, хотя не то чтобы смотреть было что. Гипс и правда был не слишком толстым и тяжелым, если прикинуть, и полностью открывал носок, доходя до колена. Он сломал какую-то кость в икре? Как она там называется? — Она не слишком болит, верно? — насмешливо спросил его Какаши. Обито только мотнул головой, повернувшись к зеркалу. Оттуда на него, с тревогой в глазах смотрело чье-то землистое лицо, с глубокими синяками под глазами и бегающим взглядом. Совсем не Обито Учиха. Не мог быть им. Никто и никогда бы не смог застать на его лице такую чудовищную обреченность. Дикий страх. Все так поменялось… Белоснежные повязки снова заметно поблекли, больше не отдавая стерильной чистотой. Скоро Мадаре снова придется их менять. Пальцы нервно тарабанили по белой эмали. — Нет ничего сложного в том, чтобы заковать в гипс здоровую ногу, приятель. Верно. Но зачем? Не проще было бы просто сковать его наручниками. Зачем использовать такой изощренный способ, чтобы держать мальца в унизительной беспомощности? — Только если не хотят убедить тебя в том, что все для твоего блага… Какаши никогда не ошибался. Стоило проверить. Обито кивнул своим мыслям, открыв шкафчик над умывальником, когда кто-то в телевизоре запел глупую попсовую песню. Мадара громко прокашлялся. Время истекает. Внутри не оказалось ничего, чтобы говорило о родственнике как о маньяке или каннибале, притащившего ребенка сюда ради чего-то подобного, но это все еще его не оправдывало. Но что могло бы? Даже в ванной было куча вещей, перерыть их всех не реально ни за пять минут, ни за десять. Он тихо закрыл ящик. Осмотрел все еще раз, спустил воду в унитазе, и, цепляясь за стену, снова вернулся к умывальнику, включив воду. Сколько Мадара даст ему на мытье рук? Минуты три, не больше? Обито наклонился к ящикам сбоку от ванной, выдвигая каждый. Полотенца, помимо тех, что висят на трубах у стены, мыло, бритвы, какие-то гели и крема. Это правда нужно его больному родственнику? Обито выдвинул еще один — с бинтами, марлями и странными цветными баночками, внутри которых переливалась вязкая прозрачная жидкость, но рассматривать не стал. Поспешив открыть последний и ахнуть в отвращении, при виде кучи пачек презервативов. Некоторые были открыты. Он… занимался этим здесь? — Будем надеяться, что не с твоей мамочкой, — тихий смешок Какаши. Обито скривился в лице, поспешив закрыть эту полку. «Заткнись» — угрюмо ответил он призраку, выпрямив гудящую спину. Голос лучшего друга стал отдаваться в голове уж слишком часто, заставляя нервничать еще больше. Назойливый. И конечно, мелет чепуху. Даже так. По поводу ноги и руки. Глупо. Глупо слушать Какаши и верить ему, потому что Обито уверен, что они сломаны, хотя бы из-за тупой боли, которая была бы острее, если бы не капельницы Мадары. — А ты уверен, что болят именно они? Трудно выделить что-то одно, когда болит все, верно? Засранец. Всегда был умнее его. Учиха хотел что-то ответить, но вдруг раздался крик мужчины в главной комнате, затмивший даже шум телевизора. — Обито, вода! — Прости! — испуганный ребенок поспешил закрыть кран, едва не навернувшись на ровном месте, когда гипс глухо стукнулся о белоснежную эмаль, отдавшись ощутимой волной боли по всей икре. Черт. Ему нужно перестать терять самообладание при каждом проявлении сумасшедшего родственника, в противном случае Обито рискует поседеть, не достигнув и восемнадцати. «Если этот маньяк не убьет меня раньше» Это были ненужные мысли. Абсолютно пустые и безрассудные, потому что ютились на той стороне сознания, которое успело похоронить умерших и смириться с произошедшим, переключившись в режим выживания, но ведь существовала и еще одна часть его собственного «Я». Та, что не способна принять реальность. Та, что будет упираться и отрицать все до тех пор, пока ее не тыкнут носом в гребаный радиоактивный пепел. Кажется, это можно назвать надеждой. Обито, с трудом держась за стену обеими руками, дошел до двери, опасливо коснувшись ручки. Хорошо. Рука медленно потянула дверную ручку вниз, приоткрыв дверь. Мальчик настороженно выглянул из ванной, наткнувшись взглядом на слегка обернувшегося к нему Мадару. — Не прошло и месяца, — усмехнулся он, положив руку на спинку дивана. — До кровати доковыляешь или помощь нужна? Учиха отрицательно покачал головой. Осторожно вышел за дверь, с трудом волоча ногу в гипсе и цепляясь за стену здоровой рукой. Дядя не спускал с него глаз, все еще храня на лице кривую улыбку. Ему явно доставляло удовольствие происходящее, и Обито лишь оставалось молиться, что его родственник не садист. Шаг. Еще и еще. Строго по стене. Медленнее, но безопаснее. Обито почти дошел до спальни, когда мужчина тихо рассмеялся, вынудив обернуться через плечо. — Спешишь к себе? — с любопытством посмотрел он на мальца. — Да будет тебе известно, что та комната — твоя только на время твоей… скажем так, инвалидности. Понимаешь, что я имею в виду? Обито отрицательно покачал головой, взявшись за ручку двери. Дяде это не понравилось. — Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю, — мгновенно сменил он тон, убрав улыбку с лица. Мальчик испуганно отшатнулся от двери. Мадара тяжело вздохнул, размяв плечи. На телевизоре ровной вереницей мелькали титры с какой-то попсовой мелодией. — Это значит, что как только твои кости срастутся, я переезжаю обратно на кровать. Она моя. Понятно? — Но… где буду спать я? — тихо спросил Обито, и Мадара вдруг прыснул от смеха. — О, у тебя вариантов немного, в самом деле, — пожал он плечами, похлопав рукой по спинке дивана. — Либо здесь. Либо со мной. — С… с вами? — изумленно переспросил он. В голову тут же закрались самые омерзительные мысли, заботливо выращенные отцом и вереницей родственников. Вокруг Мадары всегда ходили нехорошие слушки. — Не делай такое лицо. Неужто вы со своим папочкой не спали вместе? — раздраженно ответил мужчина, махнув рукой и вернувшись к телевизору. — Выбор твой. Можешь хоть на полу спать. — Я… я подумаю тогда, — тихо отозвался мальчик. Господи. Как сложно говорить о таких обыденных вещах после всего произошедшего. Вокруг горла словно сомкнулись руки. — Это ведь не горит? — Не горит, — согласился старший Учиха. — Времени на подумать у тебя хватает. Свободен. Обито остался в дверях, смеряя взглядом спину дяди, но в итоге, взяв себя в руки, таки окунулся в темноту спальни. Разговаривать с ним не представлялось возможным. Он просто не мог. Даже заставить себя.

_____

«Апокалипсис сегодня. Один из домов сонного городка Мейсон, штат Невада, стал местом кровавой бойни…»

Обито подтянул к груди здоровую ногу, пока тихо рассматривал забитые книгами и прочим барахлом полки. Плюсы его положения понемногу всплывали на поверхность — дядя хотя бы разрешил минимальный досуг, даже удосужившись дать выбор. Это было даже странным. Ему казалось, что Мадара становился спокойнее с каждым новым днем, но, возможно, ребенок просто научился лавировать между чужим настроением. Наивно. У него в распоряжении были всего три стеллажа: за остальными пришлось бы тянуться, или же просить сидящего у телевизора обнаженного по пояс дядю, смотрящего запись какой-то новостной сходки. Идея плоха. Несмотря на кажущееся внешне хорошее настроение, подобная просьба могла обернуться против просившего во мгновение ока. Обито еще не понимал, как именно стоит общаться с родственником, но, кажется, Мадара куда благодушнее реагировал на завуалированные намеки, чем на упертую прямоту, свойственную… детям. Похоже, ему стоило быстрее вырасти. Рука, меж тем, вытащила одну из самых тонких книг, мальчик взглянул на обложку, удивленно вскинув брови. «Зеркало в мозге. Как наш мозг разделяет действия, эмоции и опыт.*» Мадара увлекается психологией? Или это тоже медицина? Обито отложил ее в сторону, вздрогнув, когда мужчина на диване подал голос. — Не разводи срач. Взял — поставил на место. Здесь все должно быть там, куда я это положил, — раздраженно крикнул ему Мадара, не отрывая взгляда от телевизора, заставив убедиться, что при всей своей демонстративной отвлеченности, мужчина не спускает с него глаз. Обито кивнул, послушно вернув книгу на полку, однако случайно смяв какой-то белый лист, торчащий между другими книгами. Мальчик развернул его, озадаченно впившись взглядом в ярко оранжевую шкалу. Зачем все это? Ах, Мадара же был военным врачом когда-то. Дерьмо. У него дурное предчувствие насчет своего нового досуга. Обито пробежался пальцами по корешкам книг, с досадой заметив, что большая часть из них была научно-популярной и медицинской литературой, вторая же часть — целиком посвященная кинематографу. Ни первое, ни второе, ни третье не вызывало интереса. Так… А это…

«…ровно в 12:33 замужнюю пару обнаружили их соседи. Оба супруга скончались от выстрела из дробовика в грудь… Личность убийцы остается неизвестной…»

— В моем городе обвинили бы инопланетян*, — усмехнулся мужчина, бросив взгляд на мальчишку, замершего с какой-то цветастой книгой в руках и сидящего на коленях у книжных полок. — Нашел что-нибудь? Обито не ответил, продолжая рассматривать название, пожирая глазами глянцевые буквы и широко улыбающееся смуглое лицо. Это… длинные темные волосы спадают на черный пиджак. Солнечные очки на макушке. Словно образец успешности, но ведь так оно и есть. В Калифорнии тяжело светиться слишком ярко, когда кругом лишь звезды, но у этого типа очевидно получилось, раз ему посвятили целую книгу. Обито впервые видел его. Зато он ясно слышал имя. — Ты же сказал, что Хаширама Сенджу — физик-ядерщик, — голос, слегка севший от мрачной тревоги выдал его с головой, мальчик продемонстрировал книгу. — Здесь он значится как режиссер. Он ожидал чего-то. Может дядя покраснеет от такой глупой пойманности или снова впадет в ярость, но вместо этого старший Учиха лишь равнодушно пожал плечами, посмотрев на книгу. — Совпадение, — коротко отозвался он, снова повернувшись к телевизору. Оправдываться Мадара очевидно не собирался, оставив ребенка с вереницей в голове. Обито еще раз осмотрел эту книгу, положив неподалеку. Не убедил. Кажется, его родственник разрешил взять в спальню лишь две. Эта будет первой, потому что ложь дяди — пока единственное, за что можно уцепиться, оспаривая наступивший судный день. Который может не наступить — если физик-ядерщик на самом деле режиссер. Но, конечно, Мадаре не стоит знать, насколько сильно встревожила его оговорка. Ублюдок держит его подальше от своих мыслей, и Обито будет держать как можно дальше от своих. — Не хочешь углубиться в эту тему? Ты только что уличил этого психопата во лжи, — флегматично заметил Какаши, сидя по-турецки совсем рядом с мальчишкой, уперев руку в подбородок. Обито не ответил, предпочитая делать вид, что у него все еще остались зачатки разума, и он не видит мертвых людей. Словно бы не было поздно. Словно он еще не стал шизофреником с голосами в голове. Какаши вздохнул, помотав рукой у глаз друга. — Эй. От того, что ты будешь меня игнорировать, я не исчезну. Учиха снова промолчал, взяв со второй полки какую-то старую толстую книгу, но, развернув ее лицом к себе, скривился от отвращения. Кажется, он видел такую и на родительских книжных полках, будто бы эта писанина еще морально не устарела лет так тридцать назад. — Ух, ты… Камасутра. Хочешь посмотреть? Одним глазком, — хмыкнул Хатаке, и Обито послушно открыл ее ровно на середине, стыдливо заметив какой-то карикатурный рисунок на одной из страниц. Его лучший друг улыбнулся сквозь медицинскую маску. — Готов спорить, этот старый изврат применил на практике все. «Объятие бедрами. Один из любовников с силой сжимает одно или оба бедра другого своими бедрами. Это можно практиковать в самых разных позах». Взгляд невольно зацепился за иллюстрацию. Обито нервно сглотнул, едва заметно обернувшись на все еще сидящего перед телевизором дядю. Даже неловко. Рисунок выглядел… чувственно, что ли. Совсем не в духе психопата за спиной. Наверное, она не его. Здесь все слишком… Учиха не мог себе это описать, как и то, что посреди полной разрухи и беспросветного ужаса, он зациклился на идиотской порно-книжке. — Прежде чем начнешь трогать себя, взгляни сперва на это, — нагнувшийся над ним Какаши указал на зеленый листок для заметок, едва заметно торчащий из бока книги. Заметка? Здесь? Пальцы осторожно вытащили ее наполовину, оголив лишь написанное грубым мужским почерком «Энн». — Смотри-ка. Это часом не имя твоей мамочки? Оно. Господи. Что за безумие. Может ли это быть совпадением? Обито приподнял страницы, где должна была находиться заметка, и она легко выскочила из книги, сделав небольшой пируэт и упав ровно у ног. Там, явно детской рукой был нарисован человечек с черными волосами, с напуганными черными точечками глаз и высоко сдернутыми бровями. Его явно застали врасплох, раз он поднял руки, подпрыгнув на месте как в старых мультфильмах. Его глазки-пуговки вперились в огромный, будто бы масонский глаз, от которого исходили криво нарисованные волны. И надпись. Кривым, детским почерком. WATCH OUT. Сердце тревожно забилось, когда он почувствовал чужое дыхание совсем близко. Обито накрыла чья-то широкая тень, и мальчик резко смял в кулаке поднятую записку, обернувшись к стоявшему над ним мужчине. Какое везение. У Мадары всегда была потрясающая способность появляться тихо и незаметно. И теперь они совсем одни. Мужчина холодно улыбнулся, заметив книгу у ребенка в руках. В больничном свете каждая мышца на его прессе казалась до ужаса подробной. — Интересный выбор, — изогнул он бровь, забрав у мальчишки книгу, и, закрыв ее, взглянул на название. — Уже хочется? Какой нетерпеливый… Обито густо покраснел, судорожно смяв в руке записку. Пот градом стекал по спине. Какаши в голове испуганно шептал о том, что ублюдок не должен узнать о недавней находке. — Я случайно нашел, — выпалил он, отведя взгляд. Мадара хмыкнул, сжимая во второй руке пару тонких книг. — Как скажешь. Только в постели случайно не передергивай, — небрежно ответил он, протянув мальцу книги. — Нашел кое-что. Эти для твоего возраста. Учиха удивленно взял их, осматривая обложку каждой. Детское фэнтэзи. Фантастика. Он был прав, но в купе с тем детским рисунком на заметке и именем его матери, не понятно как оказавшейся здесь. Черт, что происходит вокруг этого человека? — У… у тебя есть дети? — тихо спросил Обито, подняв на дядю взгляд, тот только хмыкнул, всунув книгу в руках в одну из самых верхних полок. Рано еще. Пусть стукнет хотя бы шестнадцать и сможет дотянуться дотуда сам. Однако же. Маленькая черноволосая шлюшка поговаривала, что дети начинают интересоваться подобным задолго до возраста согласия, но быть может он просто хотел оправдать свою столь раннюю испорченность. Калифорния — порочное место. А Мадара не любил ее уроженца больше всех. — Ты видишь здесь детей? — хмуро спросил он, и, дождавшись отрицательного кивка, продолжил. — Тогда не задавай тупых вопросов, — он вдруг улыбнулся одними уголками губ, отведя взгляд в сторону. — Кстати говоря. Раз уж ты напомнил… Но… Мадара удалился, открыв дверь одной из тех комнат, в которых Обито еще не доводилось бывать, отчего ребенок с трудом пододвинулся вбок, не вставая на ноги, согнувшись, чтобы получилось углядеть хоть что-то. В проеме показались железные стеллажи, забитые едой. Как он и говорил. Мужчина вышел оттуда через минуту, небрежно захлопнув дверь, и вдруг бросил мальчишке какую-то голубую пачку. Не поймал. Пачка глухо ударилась о грудь, упав на колено здоровой ноги. Мальчик удивленно взял ее в руки, неверяще осматривая знакомые буквы. Это было печенье. Типичное американское — с шоколадной крошкой. — Мое… — Любимое, я в курсе, — Мадара плюхнулся обратно на диван, закинув ногу на ногу. — Можешь считать это как награду за то, что научился ходить. — Откуда ты узнал? — это было что-то страшное, если так посудить. Мадара никогда не интересовался его жизнью и такое наблюдение, могло быть лишь в том случае, если дядя целенаправленно узнавал о нем, но… зачем? Зачем это именно ему? — У твоей мамочки язык без костей, — простой ответ, мужчина пошарил пальцами по дивану в поисках пульта. — Это не было трудно. Достаточно иметь хорошую память. Что-то не сходилось, и он понемногу понимал, что. Если несколько дней назад, Мадара говорил о его спасении как о счастливой случайности, его милости в последний момент, то сейчас, сжимая в руках печенье и книги, явно не предназначенные возрасту его дяди, можно было сложить два плюс два куда лучше. И Обито сложил. — Терпеть не могу сладкое, посему все, что с сахаром — твое, — подытожил Мадара. — Можешь поглощать в любом количестве, но учитывай срок, который предстоит здесь коротать. Не сжирай все сразу. Стоило играть роль при такой внезапной заботе. Поблагодарить. Но подозрения все еще не выходили из головы, заставляя озвучивать себя вслух. — Значит, ты купил это мне, зная, что я люблю сладкое. Ты… готовился к тому, что я здесь появлюсь, — Учиха медленно встал на ноги, опираясь об полки. — И? — Мадара и бровью не повел. — Значит, спланировал это. Спланировал мое… спасение, — неуверенно продолжил мальчик, настороженно и удивленно глядя на родственника. Или похищение? Это куда лучше ложилось на язык. — Я же сказал. Я знал, что произойдет задолго до того, как все произошло. Времени было навалом, — невозмутимо пояснил мужчина, посмотрев на мальца почти равнодушно. — Мне оставалось лишь выбрать, кого спасти. — И ты спас не своего «физика-ядерщика» и не мою маму. А меня, — его голос становился все тише и тревожнее, Обито казалось, что от него ускользает какая-то жуткая истина. Чуть помедлив, он поднял глаза на мужчину, — Почему? Мадара улыбнулся во все зубы, склонив голову набок. Умный мальчик. Очень умный. Но обычный совершенно. Не взойдет на вершину, которую Учихе повезло узреть. — Потому что ты ребенок, — спокойно ответил он. Такие обстоят дела. Простой прагматизм. — Ребенок? Вы пожалели меня только из-за этого? — изумленно переспросил Обито, но Мадара лишь небрежно отмахнулся, скривившись в лице от досады. Ну. Стоило только обозвать его умным, а уже несет чушь. Кто вообще сейчас смотрит на цифры в паспорте? Особенно перед таким выбором. — Умоляю тебя. Кто сказал, что дело в жалости? — угрюмо протянул он, а потом-таки решил пояснить. — Меня не просто так обходили десятой дорогой наши милые родственнички. А твой папочка, на пару с Ямато, не просто так болтали обо мне всем подряд. Ну… по большей части, — он пожал плечами. — У меня тяжелый характер, малыш Обито, и далеко не каждый сможет со мной ужиться. Обито нахмурил брови. Ногти до боли впились во вспотевшую ладонь с зеленым листком, наверняка смяв его до необратимого состояния. Заметил ли его дядя? А если и да, что подумал? Даже у подростка не было ни единой догадки о хозяине рисунка, и о том, как он оказался под землей. — Поэтому я и не спас твою мать, сынок. Вот тот ответ, который ты требовал у меня тогда. Для редких встреч она хороша, но прожить с этой стервой тридцать лет… О, нет. Я бы либо убил ее, либо сам вскрылся, — рассмеялся мужчина, но ребенку было совсем не смешно. — Вот и все. Просто расчет. Ты сам все понимаешь, — Мадара пожал плечами, не отрывая пытливого взгляда от бледного, покрытого бинтами лица. — В этом прелесть детей. Их можно воспитать под себя. Сделать удобными. «Не раздражающими. Мадара готов смириться с остальным, но этот пункт — обязательный». Вот только весьма субъективный. Нельзя не раздражать, если тебя об этом просят. Это сизифов труд и даже Обито понимает, что этот пункт подразумевает игру с удачей. Или игру со смертью, если на то пошло. Однако он не хотел слушать подобные слова в свой адрес. Обито в тихой ярости мотнул головой. Лучше уйти. Не начинать пустой и опасный спор. Быть может такое смирение — первый шаг к идеалу его чокнутого родственника. Как тяжело признать реальность… Подросток с трудом шагнул вперед, облокотившись об стену и прижав к груди все, что отдал ему мужчина. Затем второй. Третий. Стоило все же научиться ходить на костылях, но при одной лишь мысли о них, его худая плачущая на полу фигура неприятно свербела в мыслях. — У меня есть родители, ясно? Я и так воспитан. Меня не переделать «под себя», — угрюмо выдал он, коснувшись ручки двери. Опасные слова. Должно быть, он так и не привык к новым правилам своей жизни. Благо мужчина на сей раз отреагировал совсем не так, как обычно, лишь насмешливо покачав головой. Почти скучающе. — Все малолетки почему-то свято верят, что они гордые и независимые. Что они чертовы личности, а не придаток мамаши и папаши, однажды решивших сделать «это» без резинки, — хмыкнул мужчина, растянув губы в неприятной улыбке. Телевизор демонстрировал залитую кровью кухню. — Меня воспитывали иначе. Я знал, что пока не стану взрослым — я всего лишь… собственность. Уродливая копия отца, с которой он может делать все, что угодно. Его голос стал предостерегающим. Обито остановился, не осмелившись уйти, когда мужчина так и не закончил говорить. Мадаре это понравилось. — Я был Таджимой Учиха пока не стал взрослым и лишь потом смог называться иначе, — процедил мужчина. — Тебе не избежать такой участи. Это нормально. Тебе всего лишь двенадцать, что ты можешь смыслить в жизни? Да даже в самом себе? — Обито отвел взгляд, когда Мадара процедил последнее слово по слогам. — Ни-че-го. И все же хоть что-то усваивает понемногу. Хотелось смеяться. Маленький индивидуалист не повернется к нему спиной, потому что знает о последствиях. Так и воспитывают детей. Страхом и силой. По-другому невозможно. Они же, как животные: немного опускаешь ошейник — и уже кидаются и на тебя, и на других. Проще запугать. И меньше нежелательных побочных эффектов от самого факта, что у тебя есть спиногрызы. — Поэтому, малыш, пока тебе не исполнится восемнадцать, для меня ты всего лишь…- он выдержал паузу, прищурив глаза. — Учиха Мадара. А теперь можешь идти. Обито громко захлопнул дверь, заставив мужчину с трудом подавить тихий смех. Какие эмоции. Наивный еще. Не понимает, к чему эта фраза. Ну ничего. У них еще все впереди, не так ли? Скоро поймет и примет, иначе с ним просто не ужиться. Мадара вперился взглядом в телевизионные помехи. Передача времен давно минувших лет понемногу подходила к концу, как и страшная история в ней, эхом раздавшаяся во всех уголках Соединенных Штатов Америки.

»…двое пропали без вести. Это вопиющий случай насилия за последние пять лет в штате Невада…»

Мужчина угрюмо уставился в телевизор, положив руки на колени и слегка согнувшись. Черные густые волосы разлились по обнаженным плечам. Отблеск рябящего в едва заметных помехах толстого телевизора играл голубыми бликами на темных бездонных глазах. Снова кровавая бойня. Они сняли ее с особым удовольствием. Словно за операторство взялась чертова рука больного красноглазого ублюдка далекого две тысячи восьмого года. Тонкие губы искривила грустная улыбка. — Я пытался, малыш. Ты ведь видел. Я правда очень старался, — глухо прошептал он, когда кадры кровавых истерзанных горячей дробью тел на уютной кафельной кухне сменились фотографиями пропавших.

«В Неваде неопознанного убийцу прозвали…» «Американский монстр»

_________

Этот день он провел целиком между сном и явью, словно прошлый вырвал у него все силы и бодрость духа. Тело ломило какой-то неприятной дрожью, когда он ворочался на постели, ставшей горячей от жара потной кожи, и пытаясь принять мало-мальски удобную позу. В голове не переставая мелькали образы Какаши и Рин, живых, счастливо улыбающихся ему со стороны жаркой улицы в тот день, когда… Его обдало огнем от непередаваемо яркой вспышки в небе. Сомкнуло в объятиях железа, раскаленно-горячего. Обито взвыл от боли, чувствуя, как его буквально сжигает заживо, а потом вдруг обнаружил себя в кромешной темноте, постепенно проступающей очертаниями его комнаты. Не адского бункера. Лишь его миниатюрного мирка, заполненного игрушками и дешевыми машинками на полках. Можно было представить прошлые дни как кошмар, но то было лишь отрывочным воспоминанием минувшего года. Он помнил, как плотно накрылся одеялом, поджав ноги к груди. Свернулся в клубок, уткнувшись лбом в холодную стену с зелеными звездами и зажмурив глаза. А позади… — Обито… спишь? Чья-то мужская рука забралась ему под одеяло. Зарылась в волосы, нежно потрепав по загривку. Это был не его отец. Обито отчетливо ощущал запах дорогого одеколона, который точно не мог принадлежать мужчине со скромными достатками менеджера. Учиха едва не заскулил, поняв, что уже слышал этот запах раньше. — Кое-кто очень хочет познакомиться с тобой, малыш, — раздался шепот почти у уха. Обито лишь мысленно умолял дядю уйти, но почему-то не решался показать, что не спит. Где мама? Почему он здесь, когда раньше никогда не ступал в его комнату? Кожу обдало холодными мурашками. Может, просто пьян? — И он уже не может терпеть, — голос Мадары был на удивление спокойный, почти умиротворенный, рука продолжала нежно поглаживать голову мальчишки. — Вставай, сынок. Дай ему посмотреть на тебя… Хватит. Голос Какаши снова заставил проснуться, с трудом разлепив веки. В комнате было темно, и на удивление тихо. Даже шум от телевизора, не затыкающегося несколько дней подряд, пропал. Где Мадара? Часы тихо отсчитывали бесполезное время. Обито медленно поднялся, с трудом свесив ноги с кровати. Эти пару дней он уже неплохо обращался со своими травмами, понемногу ходя и с костылями, и без них. С двумя лишними ногами было проще, но слишком громоздко, к тому же они заставляли вспомнить свои первые попытки робких шагов, безжалостно комментируемые дядей, вызывая почти физическое отвращение к себе. Уж лучше так. Вдоль стен. Странная тишина. Даже побуждает любопытство. Подняться на ноги. Осмотреться. Вот оно. Дверь была слегка открыта. Дядя был в его комнате? Как в том сне? Обито, стараясь не шуметь, добрался до нее, осторожно заглянув в проем. Снаружи тоже было темно. Мальчик с трудом различал очертания мебели. — Ублюдок спит, — шепнул ему в ухо Какаши. — Это твой шанс. Шанс? Больной, усталый мозг не сразу понял на что именно. Обито тихо прикрыл за собой дверь, выйдя наружу. Глаз упорно отказывался привыкать к темноте, однако… Пальцы осторожно коснулись марли, отодрали ее от глаза. Интересно. Стало немного лучше, а значит, мужчина угрожал катарактой напрасно. Зрение почти восстановилось. Осторожный шаг. Спокойно. Он планировал тихо обойти диван, направляясь к единственной двери, комнату за которой еще не видел. Если и за ней не окажется выхода — мальчик поверит в то, что погиб и оказался в аду. Одна проблема. Гипс глухо стучал по бетонному полу при каждом шаге. — По краю ковра. Так не будет слышно, — он остановился, мысленно кивая голосу Рин. Верно. Хорошая идея. Мадаре явно не понравится, если он застанет Обито за его маленьким побегом, а это сейчас было самое тяжелое для исполнения. За той дверью — меньшее из зол. Рука уцепилась за спинку дивана. Шаг. Еще один. Мадара мирно спал, подложив одну руку под голову. Его широкая грудь едва заметно опускалась и поднималась в такт сопению. Обито невольно остановился. И спит не как все люди. Будто бы мертв, даже физиономия как у усопшего. А может просто так кажется, потому что ублюдок не сводит брови к переносице в вечной холодной ярости только находясь в бессознательном. Взгляд задержался на бледном лице с тяжелыми веками, всматриваясь в каждую черту едва видную в темноте. В полумраке, к которому только-только привыкли глаза, мужчина выглядел почти кротко. — Не стой столбом, Обито, — Какаши, настоящий Какаши бы подтолкнул его идти дальше, но порождение воспаленного разума могло лишь хмуро сверлить взглядом его спину, в точности копируя поведение бывшего друга. Учиха был с ним согласен, предпочитая двигаться дальше, отвлекшись еще раз лишь единожды. Когда заметил на стене еще одну интересную вещь. Календарь с зачеркнутыми маркером цифрами скромно говорил о том, что мальчишка здесь уже вторую неделю. Господи. Он думал, что находится здесь всего два дня. Обито возобновил тихий шаг, остановившись на короткую передышку лишь рядом с полками, на самом верху которых покоились игрушечные машинки. Позавчера мальчишка смог осмотреть их ближе, с удивлением обнаружив на кузове крохотный выцарапанный чем-то острым рисунок птицы. Это были вещи из детства Изуны? Неужели после его ухода, Мадара так фанатично собирал здесь все, что связано с его братом? Почему? — Если найдешь выход — ломать голову не придется, пошел! — раздраженно прошептал Какаши, вынудив идти дальше. Обито остановился у тяжелой железной двери, закусив губу в сомнении. Обернулся на спящего. Мадара еще ни разу не открывал ее. Если она тяжелая и неподъемная не только на вид, Обито может выдать себя. Есть ли ему, что терять? Рассудок твердил, что да. Рука уцепилась за массивную ручку, с трудом опустила ее вниз, и Обито изо всех сил потянул ее на себя. Раздалось едва слышимое гудение, когда неподатливый металл таки раскрылся. В лицо ударило холодом. Зато дышать стало сразу свободнее. Обернувшись в последний раз и убедившись, что его родственник все еще спит, Учиха скрылся за дверью, остановившись в широком, вытянутом помещении. — А вот и мы, — Какаши присвистнул, всунув руки в карманы. Принялся обходить коридор, осматривая каждый сантиметр бетонных стен, словно был таким же участником этого живого кошмара, а не пустым образом детства. Что ж. Обито отдал бы все, чтобы друг очутился здесь, с ним, пусть это и чистой воды эгоизм. Мальчик осмотрелся следом. Странное место. Тут тоже было много полок и секций, правда, весь хлам, заботливо собранный Мадарой находился в картонных коробках, надежно скрытый от глаз. Обито поднял голову, тихо ахнув. Потолок здесь был слегка закругленным, словно в доме у средиземных гномов или вроде того, и тянулся серыми гудящими трубами и проводами к железной двери. Еще массивней предыдущей. У ее замка мягко мигал голубой огонек. — Не тормози, — прикрикнул Какаши, направившись к ней. Обито поспешил следом, стараясь не сильно шуметь, когда опирался о стену. Быстрее бы снять этот чертов гипс. — Так, давай-ка посмотрим, что этот псих нам приготовил, — его друг согнулся над панелью у замка, приоткрыв медицинскую маску, словно она мешала разглядывать маленькую клавиатуру, с едва заметно светящимися цифрами. Именно отсюда шла большая часть кабелей. Кодовый замок. Ясно. Обито замер, не в силах осмыслить происходящее. Кодовый замок. Дерьмо. Даже не железный. Откуда ему знать, что делать с ним дальше? Он всего лишь двенадцатилетний американский мальчик, который видел такие только в фильмах о шпионах. Какаши нашел бы что делать, но сейчас… Может Мадара хранит пароль где-то рядом? Мальчик удрученно вздохнул, медленно оглядел висящие сбоку старые куртки на железных крючках. А потом чуть не вскрикнул, когда точно так же на него взглянула какая-то тварь с черными провалами глаз. Если вглядываться в бездну… Было ли это истинное лицо этого адского бункера? — Обито! — мальчик отшатнулся, мгновенно потеряв равновесие и завалился назад. Рывок. Затылок обожгло болью. Какаши оказался рядом с ним за мгновение, схватил его руку, заставив закрыть себе рот, дабы крик страха и боли превратился в сдавленное мычание. Нет… То было его движение. Только его. Мальчишка испуганно посмотрел на вешалки откуда на него взирал монстр, чтобы с трудом перевести сбившееся дыхание. — Это просто противогазы. Верно. Ничего сверхъестественного. Правда. Две черные маски равнодушно выглядывали на него из-за курток, смеряя глазами-окулярами. Как у него. И у Мадары. Обито испуганно обернулся к приоткрытой двери, не отнимая руки с губ. Тишина. Если дядя и проснулся из-за его падения — виду не подал. — Черт. Пронесло, — облегченно вздохнул Какаши, кивнув на замок. — Вставай, давай. Нужно убираться отсюда. Учиха послушно кивнул, с трудом приняв сидящее положение. Подтянулся к двери, проведя по холодной стали пальцами. Ни окна. Ничего. Он не сможет посмотреть на мир отсюда. Не сможет убедиться. Рука потянулась к замку, замерла на цифре два. И снова все тот же вопрос. «Как он узнает пароль?» Обито растерянно посмотрел на стоявшего рядом Какаши, но тот лишь пожал плечами. А если не правильно наберет? Вдруг сработает сигнализация? Он еще раз взглянул на железную дверь, с трудом сглотнув вязкую слюну. Серая майка, пропитанная потом, неприятно липла к спине. Холодила кожу. Почему здесь так холодно? — Может, дата рождения? Это классика, — снова заговорил Хатаке. Обито опустил голову, поджав губы. Принялся набирать первое что пришло на ум. 3… Красная цифра появилась на черном экране. 5. Не слишком громко. Просто низкий гудок. 6… Он не услышит. Продолжай. 1… Синий огонек снова исчез. Появился через пару секунд. 2… Ребенок задержал дыхание. Раздался едва слышимый механический сигнал. Лампочка мигнула красным, и цифры на черном цифровом экранчике сбросились. — Пять цифр, — подытожил Обито, вперившись взглядом в лампочку, снова ставшую голубой. Ему не угадать просто так. Нужно либо найти код, либо подобрать его самому. Но каким образом? Это невозможно. — Слышал об обезьяне и печатной машине? — усмехнулся Какаши. Обито покачал головой, не оборачиваясь к нему. — Если обезьяне дать достаточно времени, а именно бесконечное количество попыток — когда-нибудь она напишет Войну и Мир. Квантовая физика. Сперва он не понял к чему эта фраза, а потом вздрогнул в тихой догадке. Обито, ранее удрученный и отчаянный, удивленно посмотрел на друга. — Я могу подобрать его… — Выбор не велик. Если будешь пытаться каждый день по многу раз — рано или поздно угадаешь. — Буду записывать… — прошептал Обито, — Мне нужна ручка и лист бумаги. Он не заметит, если я их спрячу. — Верно. Быть может это пройдет быстрее, чем ты думаешь, — кивнул Какаши, — Едва ли этот псих выбрал кодом случайные цифры. Как я и сказал — пароль может быть его гребаным днем рождения. Конечно. Обито внутреннее порадовался своему безумию, натянуто улыбнувшись. — Так… И когда родился Мадара Учиха? — спросил он у Хатаке. — Двадцать четвертого декабря тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, если хочешь знать, — раздался низкий глухой голос, Обито испуганно обернулся, отшатнувшись к двери. Спина громко ударилась об холодное железо. Нет, нет, нет. Пожалуйста, нет! Мадара, скрестив руки на груди, стоял у открытой двери в главное помещение, глядя на родственника с холодной яростью в глазах. — Дядя… — испуганно прошептал мальчик, сжавшись от чужого взгляда, — Я не… Я просто… — Я не достаточно доходчиво объяснил, что творится по ту сторону двери, а? Обито? — прорычал мужчина, направившись к нему быстрым шагом. Громкий вопль. Мальца схватили за волосы, насилу оторвали от пола, не успел он и взвизгнуть. Затылок обожгло болью. Учиха вскрикнул снова, вцепившись здоровой рукой ему в ладонь, попытался разжать, но его уже ухватили за плечо, толкнули ко второй двери. Свет ударил по глазам, словно издевательски наделяя весь происходящий кошмар лишь одной хорошей новостью. Учиха видел в оба глаза. Глухой стук — Обито едва не прикусил язык, когда упал грудью на холодный пол. Испуганно обернулся к разъяренному родственнику. Мадара тяжело дышал. Его глаза, пылающие гневом, не сулили ничего хорошего. Здоровая рука невольно поднялась к шее, хорошо помня ту боль удушения. — Не надо! — испуганно взвизгнул Обито, попытался отползти назад, но дядя, перехватил его руку, потянув его к главной комнате с такой силой, что, как Обито казалось, едва не оторвал ее. Раздался протяжный крик. Майка задралась, оголив бледный живот, когда его поволокли по холодному полу. — Мадара! Мужчина не ответил, лишь улыбнулся одними уголками губ, словно ему нравилось, как звучит собственное имя в устах мальчишки. Что ж. Близко к истине, но они оба как всегда что-то упускают. Мадара швырнул мальца внутрь, закрыв железную дверь. Обито глухо ойкнул, впечатавшись спиной в диван, едва не вывернув шею. Свернулся клубком, затравлено наблюдая за наклонившимся к нему мужчиной. — Больше всего в этом мире я ненавижу три вещи, — сквозь зубы прорычал Мадара. — Продажных шлюх, женщин, и уебков, которым нужно вечно все повторять, — он ткнул пальцем ему в лоб. — Как ты думаешь, кто ты из этих троих, Обито? — Прости! — Учиха попытался вывернуться из-под руки, дернулся в сторону, но был грубо схвачен за майку и впечатан в спинку дивана. Господи. Только не опять. Было до одури страшно. Страшно, потому что Обито казалось, что ему вот-вот снова перекроют кислород. Мальчик зажмурил глаза, попытавшись свернуться клубком снова. Знакомая и надежная из детства поза. Будь рядом одеяло, он бы спрятался от этого монстра и под ним. — Не дергайся, сукин ты выродок, — мальчишку снова встряхнули как щенка, схватили за подбородок и заставив взглянуть в черные глаза. — Говорю в последний, мать его, раз. Увижу, как ты ошиваешься рядом с кодовым замком — убью. Понятно? Обито тихо захныкал. Снова вцепился в чужое запястье. Хватка у Мадары была железной. Глядя на его перекошенное от ярости лицо, вопрос шутка ли его слова или реальная угроза — был вполне резонным. — Эта дверь останется закрытой. Ты хорошо услышал меня? — кожу опалило горячим дыханием, мужчина был почти на расстоянии поцелуя. От него пахло лосьоном после бритья и чем-то металлическим. Обито мог сказать это абсолютно точно, потому что почти уткнулся носом в его щеку. На шее все так же висела серебряная цепочка Изуны, словно ублюдок не снимал ее даже во сне. Мадара повысил голос. — Отвечай, когда я тебя спрашиваю! — Перестань! — крикнул мальчик в ответ. — Ты пугаешь меня! — А тебе, черт возьми, и стоит бояться, — пальцы до боли сжали щеки ребенка, тот застыл парализованный ужасом. Господи, он довел его. Довел и сейчас поплатится за это жизнью. — Для тупых, Обито. Еще хоть один раз ты тронешь этот замок… — Пожалуйста… — Хоть один ебаный раз… я сломаю тебе и вторую руку, — его в последний раз впечатали в спинку дивана, чтобы, схватив за запястье, насильно потянуть мальчишку в спальню. — Больно! — он чуть не вывернул плечо, не сумев встать на ноги и последовать за родственником, отчего беспомощно повис, вопя от страха. Колени скользили по полу. Кажется, он оставил немного кожи, оцарапав одно из них, судя по едва заметному следу крови на сером бетоне. Черт. Черт. Что этот псих будет делать? Хнычущий ребенок задрал голову, когда дядя дотащил его до двери, соизволив отпустить гудящую от натяжения и сильной хватки руку. Но на этом все не кончилось, потому что Мадара вцепился ему в волосы, таки вынудив торопливо встать на здоровую ногу. Конечность под гипсом пронзило болью. Проклятье! Он никак не мог принять стоячее положение, благо мужчина удосужился хотя бы придерживать его за плечо. Зря. Зря, он надеялся, что это забота. Обито, с трудом удерживающего равновесие, вдруг толкнули в спину, и мальчишка с криком упал на пол спальни, прикусив язык. — Посиди тут и пойми, наконец, где именно находишься, — Мадара возвышался над ним грозной темной фигурой, и лишь черные зрачки хорошо виднелись на бледных склерах. Мальчик, не поднимаясь, испуганно уставился ему в глаза, поджав к груди здоровую ногу. — И главное: С кем. Он громко закрыл дверь, заставив вздрогнуть. Послышался… господи, он запер его? Обито ясно слышал скрежет замка. Его не стали убивать. Легче ли от этого? — Теперь ты понимаешь? — шептал Какаши где-то внутри сознания. — Ублюдок что-то скрывает. Мальчишка лишь покачал головой, пытаясь прийти в себя. Его чудовищно трясло от нездорового озноба при каждом звуке снаружи. К горлу подступала тошнота. Боже. В какой именно кошмар он попал? — Ублюдок что-то скрывает… — повторил его мертвый друг. — Иначе зачем ему так рьяно пытаться держать тебя здесь? Зачем пытаться… — Замолчи! — громко крикнул Обито, зажмурившись и сглотнув кровь во рту, а после резко закрыл рот рукой, затравленно глядя на железную дверь. Мадара, судя по звукам, был занят на кухне, едва ли слыша панические вопли, однако провоцировать его сейчас было бы самоубийством. «Он убьет меня. Господи, он прикончит меня… Мама, умоляю. Пожалуйста… помогите…» Учиха трясущейся ладонью вытер слезы, попытался принять хотя бы сидячее положение, пока сердце билось как бешеное, словно готовясь вырваться из груди. Какаши покорно молчал, лишь услужливо подгоняя давно забытую мысль. «Пять цифр». Обито, сжав зубы, подтянулся на здоровой руке к кровати. Коснулся ладонью простыни. Стоило зализать раны, пока не начался новый кошмарный день. Мадара не избивал его, больше запугивал, но даже так, на запястье остался вполне внушительный синяк, словно дополняющий те, постепенно желтеющие на груди и животе, а плечо противно ныло от резкого рывка, когда его впихнули в гостиную. Тонкие струйки крови стекали с разбитого колена здоровой ноги, вымазывая пол. Это явно то, что повлечет за собой очередную вспышку ярости, а Мадара, видимо, на них падок. И если Обито не придумает, как избегать их — он умрет. Эта мысль словно отрезвила, окунув в суровую реальность. Конечно. Конечно, она может быть радикальной и не стоит лишний раз поддаваться своим галлюцинациям, но ведь, черт возьми, он душил его. Угрожал. То могут быть пустые слова, но если нет? Если его дядя действительно сумасшедший? Психопат, как говорил отец. Если он в ярости из-за того, что Учиха не верит ему потому, что его слова — ложь? Или же еще хуже. Он говорит правду. На поверхности действительно — ад. Но разве это мешает Мадаре быть сумасшедшим? Нет. И это самое худшее, что может быть. В главной комнате мужчина громко выругался, швырнув что-то хрупкое на пол. Послышался треск стекла и тяжелые шаги. Господи. Он идет сюда? Мальчишка дернулся к кровати, издав испуганный стон. Нет. Нет. Начинается снова. Нужно спрятаться. Мозг лихорадочно искал пути отхода, находя лишь детские глупые убеждения. Любимое место в комнате. Где можно спрятаться, если отец снова берется за ремень. Обито попытался залезть под кровать, ударившись плечом об одну из деревянных ножек. Испуганно обернулся, но таки забрался полностью, торопливо забившись поближе к стене. С гипсом — огромная проблема, но сейчас за него говорило лишь желание избежать новой боли. Мадара все еще ходил где-то рядом. Учиха застыл от ужаса, продолжая тихо лежать на животе. Он не мог повернуться, чтобы видеть дверь, посему осталось уповать лишь на слух и предчувствие. А оно было очень дурным. Новый шум. Капелька пота стекла по носу, звонко ударилась об холодный бетонный пол. Минута… Ничего не происходило. Шаги стихли. Глухо щелкнул выключатель. Он не верил в свою удачу. Не хотел до последнего, притаившись еще на добрую минуту, но в итоге облегчение пришло само собой. Похоже, Мадара оставил его на сегодня. Обито с трудом выдохнул, слегка повернув голову назад. Правда. Свет больше не горел. Можно было вылезти наружу, но мальчик решил сперва успокоить дыхание. Под кроватью было безопаснее. Надежнее. И можно не бояться здешних монстров. Их волосатые лапы с огромными когтями и зубастые пасти были и в половину не так страшны для маленького ребенка, как чудовище в человеческом обличии, что сейчас бродило по главному помещению, не в силах подавить свою ярость. Уж лучше здесь. Мальчик полез чуть дальше, еще ближе к стене. В темноте почти не было видно размашистых теней от мебели. Часы тихо стучали свой неизменный бой, словно равнодушные к происходящему. Время всегда равнодушно к людям. Он почти добрался до противоположного края кровати, когда затылок уперся во что-то холодное. Раздался тихий скрежет — нечто железное слегка сдвинулось от неуклюжего движения. Мальчик испуганно вздрогнул. Что это? Он провел ладонью по корпусу, нащупав что-то вроде крышки. Железная коробочка. Рука осторожно притянула ее к себе. В таких держат чай. С чего бы Мадаре хранить ее здесь? — Если она вообще его… А чья еще может быть? Обито медленно вылез с другой стороны кровати, прижав ее к груди. С трудом сел на пол, положив странную вещь на колени. Нужен свет. Если что-то важное… Обито дотянулся до маленькой серой лампы на тумбочке, включив свет и быстро наклонив светильник, дабы мужчина не увидел его из коридора. Стал пристально рассматривать находку, ворочая в руке. Верно, коричневая железная коробочка от какого-то чая. Вся исцарапанная. Похоже ей много лет. Обито медленно открыл крышку, удивленно вскинув брови. Там было несколько тетрадных листов, свернутых между собой и три пожелтевших от времени фотографии. За дверью снова раздался шум. Обито испуганно обернулся, вперившись взглядом в нее. Мысленно отсчитанные минуты не принесли ничего кроме вдруг наступившей тишины. Спокойно. Он вернулся к одной из фотографий, слегка подрагивающую глянцевыми бликами в лучах лампы. Рин бы назвала это прекрасной находкой. Она вообще обожала рассматривать старые фото, собирая по кусочкам чужие жизни. Что ж. Жизнь Мадары Учихи явно интереснее большинства просмотренных ею альбомов. Калифорния. Лос-Анджелес. Пляж Зума. Красная надпись из голографической фольги внизу открытки переливалась уже побледневшими от времени блестками. На фотографии красовался песчаный пляж, позади которого вместе с чуть растрепанными ветром пальмами, находились деревянные двухэтажные коттеджи. Два похожи друг на друга как две капли воды. Наверное, сдаются как апартаменты. Да… Обито вздохнул. Сдавались. А на первом плане… На пляже, окунув ноги в песок и вспенившуюся воду, сидели пять человек. Обито удивленно узнал в одном из них Мадару, правда, тот был куда моложе, и его волосы еще не достигали поясницы, скромно покоясь на плечах. Сколько ему на этом фото? Где-то двадцать? Обито хмыкнул. Он был одет типично даже для своей более взрослой версии — в белую рубашку, расстёгнутую на груди и серые шорты до колена. Мужчина сдержанно улыбался, жмуря глаза и согнув одну ногу в колене, а вторую подставив накрывшей ее волне лазурной воды. Какое летнее фото. Учиха словно чувствовал морской бриз и теплые лучи солнца на лице. Мертвого солнца. Это всего лишь фотография. Мадару обнимал какой-то слегка смуглый мужчина в круглых солнечных очках и гавайской рубашке, широко улыбаясь белоснежной улыбкой. Странно. Обито он казался смутно знакомым. Он где-то видел его? Где именно? — Обито — дурак! — усмехнулся Какаши, но был проигнорирован. Он узнал и третьего, кто положил голову на плечо дяде, прикрыв глаза. Изуна. Точно. Психопат хранил его фотографию в салоне своей машины. Насколько мальчик помнил слова матери, Изуна был моложе брата всего на два года, но здесь он был похож на подростка лет шестнадцати. Мягкие черты внешности, хоть и слегка вытянутое лицо, длинные волосы, завязанные в хвост — он словно более дружелюбная версия Мадары. Более… приятная? Рядом с ним, без какой-либо тени улыбки на лице сидел светловолосый мужчина, хмуро глядя в камеру, а неподалеку, обняв того за руку — совсем молодой парень с кудрявыми черными волосами, слегка отросшими рядом с ушами. Забавно. Он походил на Обито чем-то, правда все же был красивее. Даже улыбка какая-то изящная, когда как у Учихи — придурковатая. Словно бы его просят улыбнуться насильно. Ах, да. Просили… Теперь имеет смысл говорить лишь в прошедшем времени. Даже о близких. Эти люди были из прошлого Мадары, но знал мальчик лишь двоих. Кто остальные и как они связаны? Влияет ли это фото на то, что он оказался здесь? Подросток перевернул фотографию, вчитываясь в изящный почерк. 14 Августа 2006 год. Лето никогда не закончится. Если бы это было так… Обито отложил его на пол, посмотрев на другое. Снова Изуна. На сей раз лишь с парнем, который обнимал того альбиноса. Странная фотография. Они были повернуты к друг другу корпусом. Улыбались, глядя в камеру. Брат Мадары обнял второго брюнета за плечи, когда тот обхватил его талию. Здесь можно было разглядеть, что волосы Изуны доходили ему до поясницы. Оба парня были одеты в шелковые одинаковые халаты, слегка опущенные на плечах и оголяющие грудь, и оба сидели на кровати. Темный снимок. Но сделан в помещении. Сзади была лишь одна надпись. Калифорния. 2006 год. Последнее фото — также Изуна, лежащий на животе и опершийся на локти. Босые ноги были скрещены между собой, будто бы он позировал для журнала гламурных див за тридцать. На нем была лишь черная майка без рукавов и короткие джинсовые шорты. Черный хвост растекся по спине неровными прядями. На бледной коже были видны голубоватые блики от водяного матраса. Хм. Обито немного приблизил фотографию к лицу. Позади слегка улыбающегося и склонившего голову на бок Изуны, сидел мужчина с белыми волосами. Тот же, что на первом фото. Он согнулся, уперев руки в колени, и неохотно смотрел в камеру. Глаза отсвечивали красным. Так бывает, когда снимаешь в темной комнате. А еще он не улыбался. Снова. Калифорния. 2007 год. Обито оставил эти фотографии, развернув первый лист бумаги, и с удивлением обнаружил еще одну внутри целиком исписанной страницы. На ней были запечатлены трое людей на фоне пустынной серой местности с парой сухих кустарников и небольшим монументом. Люди стояли чуть сбоку — можно было прочесть надпись. Долина смерти. Национальный заповедник. Это… Мадару он узнал даже совсем маленького. Сколько ему тогда было? Лет четырнадцать? Подросток хмуро стоял рядом с улыбающимся мужчиной, положившим руки на плечи обоим детям. Второй мальчик, еще младше, испуганно обнимал отца. Этот мужчина ведь был их отцом? Или дядей? Обито ничего не знал о семье Мадары. Никто не знал. Даже мама. Он всегда был покрыт мраком какой-то зловещей неизвестности, отчего вполне невинная улыбка мужчины на фотографии казалось даже… жуткой. Наверное, он просто перенервничал за день. Сзади тоже что-то было. Не волнуйся за нас, Энн. Мальчики хорошо проводят время. Мы вернемся уже послезавтра. Целую. Таджима. Энн. Мать Мадары звали так же как его. Его маму, которую он… Черт возьми. Едва ли Обито узнал бы о родителях Мадары за стенами бункера. Он всегда порождал секреты и любопытство. Порой ненормальное, но… К чему такие утайки, если его семья совершенно обычная? Кто те люди? Что-то здесь не так. Пришло время писем. Он взял ту, что была с фотографией, сощурив глаза. Тяжелый почерк, неаккуратный. Почти нечитаемый. Я думаю о тебе каждый день. Я хочу, чтобы ты был со мной. Сейчас. Здесь. Всегда. Я эгоист, раз хочу этого? Да? Пожалуйста, прости. Но если бы ты только слышал мой голос, малыш. Я бы пел тебе каждый день. Ты любишь песни? Наверное, я мог бы петь тебе на ночь глядя, как ты засыпаешь… Умоляю тебя. Давай увидимся по-настоящему. Я знаю, что ты полюбишь меня. У тебя просто не будет выбора. Обито с трудом проглотил ком в горле. Жуткая писанина. Но что самое худшее — дальше становится настолько неразборчивой, что прочесть можно лишь отдельные слова. Плохо. Мадара написал это? Он ведь сумасшедший. А они пишут как-то так, верно? Как одержимые. Но кому предназначалось письмо? Кто был тем несчастным? Я люблю тебя. Клянусь. Люблю. Обито взялся за другой лист, выглядящий куда более старым и помятым. Здесь почерк был куда лучше, хотя и схож с предыдущим. Глаза прошлись по первым предложениям и мальчик ахнул. Сердце почему-то забилось быстрее. Я начну с самого начала, парень. Буду краток, как ты того хочешь. На самом деле, ведь, если бы я мог — схватил бы тебя за затылок, сжал до боли твои волосы и заставил бы читать. Все. Даже самое отвратительное. Я написал все. Без утайки. Прикрас. Здесь я настоящий. Поэтому давай снова. Познакомимся. Ты любишь знакомиться с новыми людьми? Нет? Это ничего. Потому что тебе я должен быть знаком лучше других. Не уверен, дойдет ли это письмо, но на всякий случай, давай сделаем вид, что ты ни черта обо мне не знаешь. Сыграем в мою любимую игру. Итак… Меня зовут Изуна Учиха. И мой папа — психопат. Минус одна минута до полуночи.