DEFCON

Четыре минуты до полуночи. Калифорнийское солнце пекло не хуже Невадского, но, в отличие от пустынного сухого воздуха, здешний был пропитан солью и какой-то далекой влагой, слегка облегчающей участь тех, кто был вынужден ехать по бесконечному шоссе с редкими указателями на Лос-Анджелес, до которого оставалась почти тысяча километров по тяжелой, но хотя бы пустой дороге. Мадара, с трудом не засыпающий после часов беспрерывной поездки, был благодарен Изуне за то, что он не выбрал самое популярное для местных водителей шоссе, а предпочел найти то, что хотя бы давало им небольшой шанс не окончить свой грустный путь, столкнувшись с грузовиком. — Потерпи немного, через пару километров будет хостел с заправкой. Там и отдохнешь, — голос Изуны звучал почти радостно и беззаботно. Быть может, из-за того, что они с Мадарой демонстративно сфотографировались на фоне таблички, обозначающей начало нового штата, что придало обоим уверенности в своих силах, а может ему просто нравились красивые виды за окном. Учиха не знал. Впереди не было ничего интересного, кроме желто-оранжевых равнин и небольших гор вдалеке. Ничего интересного. Ничего, что бы хоть немного отличало Калифорнию от Невады, но, быть может, это ощущение изменится, если они увидят океан? В машине играло радио. Ведущий с глубоким бархатным голосом отпускал дурацкие шутки и выдавал грязные секреты и интрижки никому не известных звезд, успевших перебраться поближе к Голливуду. I walk a lonely road The only one that I have ever known. Don't know where it goes, But it's home to me and I walk alone. Изуна вздрогнул, когда его брат молча переключил станцию, и чужой голос исчез в потоке гитарных струн и барабанов. Ухмылка. Он сложил руки за головой, откинувшись на сидении, закрыл глаза, вслушиваясь в ритм музыки. Мадара никак не прокомментировал его слова, предпочитая провести остаток дня в тишине. Час назад они едва не поссорились из-за последнего глотка воды в бутылке, а позже с досадой обнаружили небольшой магазин почти в паре метров от их громкого скандала, в ходе которого Мадара назло выпил остатки минералки прямо у младшего перед лицом. My shadow's the only one that walks beside me, My shallow heart's the only thing that's beating. Sometimes I wish someone out there will find me, 'Til then I walk alone… Изуна приоткрывает глаза, когда ему кажется, что музыка становится тише. Вопросительно смотрит на брата, но тот напряженно сверлит взглядом зеркало заднего вида. Парень не понимает, почему он так напуган, но затем видит в зеркале старенькую машину черного цвета, тянущуюся за ними хвостом. Водителя не видно, даже когда он тревожно вглядывается в оцарапанный бампер с треснутой правой фарой. — Мадара? — тихий вопрос. По спине бегут мурашки. Старший смотрит на него так, будто сейчас готов кого-то убить. — Я помню эту машину, — отвечает он, нервно облизывая губы. Не смотрит на брата, — Она едет за нами с той самой первой заправки. Изуна скрещивает руки на груди, и его глаза словно темнеют, под стать затихшей музыке. Пальцы вцепляются в спинку сидения, когда он снова оборачивается назад. — Может, тебе просто кажется? Здесь ездило немало черных машин, умерь свою паранойю, — шикнул он на брата слишком поспешно, хотя и сам чувствовал на себе холодный и презрительный взгляд отца, разглядывая темный силуэт в салоне. Женщина или мужчина? Отсюда не увидеть, — Даже если бы папа поехал за нами — не успел бы нагнать нас так быстро. — Только если не ехал всю ночь, которую мы провели в отеле, — холодно парировал Мадара, нажимая на газ сильнее. Их машина слегка оторвалась от преследователя, но, видимо, через какое-то время водитель тоже прибавил скорость и снова сидел у них на хвосте. — Перестань! Здесь нельзя гнать! — Изуна беспокойно поджал губы, глядя на машину позади. Ну хватит, это паникерство. Таджима бы не стал ехать за ними настолько очевидно: он намного умнее такого тупого упрямства. Но… тогда почему этот тип так упорно за ними едет? Почему не обгонит? Атмосфера в салоне их машины была полна тревоги. Изуна услышал жалобный стон двигателя, когда Мадара поехал еще быстрее. — Мадара… — во рту пересохло, Изуна громко сглотнул и попросил громче, — Не нужно так быстро, это опасно. Давай просто пропустим его, просто пропустим и… господи, Мадара, просто остановись! Но парень не слышал. Его черные брови были сдвинуты к переносице, а сам он не отрывал взгляда от стремительно меняющейся дороги. Мимо по другой полосе, проехала легковушка. Их машину затрясло. Изуна почувствовал страх, подступающий все ближе, и посмотрел на напряженные руки брата. Под закатанными рукавами его легкой кофты были видны темные круги от пота. — Ты сейчас убьешь нас! — еще один панический крик. Автомобиль продолжил гнать за ними по пятам. Машина не останавливалась. Ни их, ни соседняя, находящаяся на хвосте. Было ли это знаком, что отец ведет ее, или же у них обоих, морально покалеченных подростков, просто взыграло воображение и паранойя? Он надеялся, что это так, но совершенно не знал, как успокоить брата. Изуна издал гортанный стон и громко выдохнул. К нему вдруг вернулось спокойствие, затмившее даже панику, одолевшую сознание старшего, и парень резко вцепился в чужой руль, с криком заставив Мадару повернуть к краю дороги. Брат с рычанием затормозил. Визг шин. Их машина, подняв огромное облако желтоватой калифорнийской пыли, медленно остановилась, скользя по каменистой земле колесами, и, видит бог, только чудом оба брата не вылетели в кювет. Мадара выпустил руль, тряхнув головой и посмотрев на напуганного младшего с яростью. — Ты свихнулся? — только и успел выкрикнуть парень, когда они разом обернулись на черную машину, ранее сидевшую у них на хвосте, что мрачной молнией устремилась по дороге, обдав их новой порцией пыли и сухого воздуха, за сутки нагретого местным палящим солнцем. Изуна закрыл глаза. Проехал мимо. Кем бы ни был хозяин машины — два мятежных подростка его не интересовали. — Это ты свихнулся. Чуть не угробил нас обоих, кончай уже параноить! — Изуне хотелось дать брату подзатыльник, но он сдержался, устало откинувшись на сидении. — За рулем был папа. — Мадара не оторвал от дороги взгляда, будто бы и правда верил в возвращение черного автомобиля. Изуна коснулся потного лба, не глядя на брата. — Нет, не был. Они замолкли, оглядываясь на соседние машины, то и дело пролетающие мимо. Изуна потер ушибленное во время резкого торможения плечо, нервозно пихнув старшего локтем. — Успокойся. Я понимаю, что ты боишься отца, но если мы будем шугаться каждой тени. — Знаю. Они вышли из машины, постояв немного на дороге, дабы перевести дух. Солнце беспощадно сжигало бледную кожу, но их мысли были заняты более тяжелыми вещами, нежели страхом перед ожогами. Оба подростка тревожно оглядывались на дорогу, сами того не желая, чувствуя как внутри их семейной ячейки возгорается охота. В особенности хорошо это ощущал Мадара, всем своим существом дрожащий при мысли о черном взгляде, направленным ему в спину. Таком взгляде, который говорил одно единственное: Я уже близко. - …Мама? Обито прищурил глаза, едва только женский силуэт заслонил холодный свет от лампочки на потолке. Приоткрыл рот, силясь что-то сказать, но он пропал так же внезапно, как и возник, оставляя разбитого подростка наедине с полусонным состоянием и горечью. Обито измученно сглотнул, облизав сухие губы. Низ живота все еще неприятно тянуло. Такой мерзкий сон. Но Обито совсем не ощущал облегчение от пробуждения, потому что не мог очнуться от совсем иного кошмара, сковавшего его бетонными стенами. Смутные образы пронеслись вереницей в голове, и парень рефлекторно прижал голые ноги, обвитые вокруг скомканного одеяла друг к другу сильнее. Нет… То не могла быть реальность. Только не она. Обито тихо застонал, с трудом приподнявшись на локте. Тело неприятно ломило после тревожного сна. В глазах плясали темные круги. Обито моргнул несколько раз, с трудом сфокусировавшись на стоящем вдалеке Изуне, чье лицо приняло такое скорбное выражение, будто бы в бункере кто-то умер. — Не бойся. Он… ничего еще не сделал, слышишь? — тихо шепнул ему брат Мадары, — Он ничего… Что? О чем он говорит? Обито вздрогнул так резко, как будто проснулся от глубокого транса. Вышел из четырехлетней комы униженным и грязным. Он с трудом перевернулся на спину, слегка повернул гудящую голову и всхлипнул, осмотрев свои худые голые ноги. Это все. На Обито больше ничего не было. Только рубашка, расстегнутая на пару пуговиц и едва прикрывающая пах, хотя он точно помнил, что засыпал в бриджах. Что в постель — что в другие комнаты, в отличие от Мадары, в их замкнутом, изолированным ото всех мирке, Обито носил одно и то же по паре дней, потому что не видел смысла утруждать себя чем-то большим. Ха. Другое дело его дядя, всегда умевший одеваться как следует, вот только перед кем он собрался хвастаться своим гардеробом? Перед галлюцинациями племянника? — Прелестный засос на плече. — хихикнула одна из них. — Видать, папочка любит по-грубее. Голова гудела, будто бы отдаваясь мелкой вибрацией в ушах. Обито сжал зубы, резко приняв сидячее положение. Нет, нет… Нет, пожалуйста. Он коснулся фиолетового пятна на белоснежной коже плеча ладонью и едва не взвизгнул от навалившейся на него реальности. Рука непроизвольно прикрыла синяк тканью. Мальчишка свесил ноги к полу. Тот был слишком горячим. Как в аду. Пожалуйста. Он не хочет вспоминать ту ночь, ощущающуюся как смутный детский кошмар. Не хочет верить в то, что его дядя… — Он, — шептал Учиха, широко распахнув глаза, — Он… — Чуть не изнасиловал меня! — вскричала Рин, как только встретила Какаши и Обито на остановке. Те изумленно уставились на нее, словно бы слышали подобное слово впервые, если это и не было правдой. Девочка тогда поделилась сумасшедшей историей о мерзком типе старше ее на лет так двадцать, который зашел с ней в один лифт и, сперва начав задавать непристойные и скользкие вопросы, даже не поинтересовавшись ее возрастом, незаметно перешел к домогательствам. Рин тогда еле ноги унесла, а Обито впервые услышал и о сексе насилу, и о советах, как лучше избегать подобных ублюдков, внезапно из ниоткуда взявшихся у Какаши. Интересно, пригодились бы его советы сейчас, когда избегать Мадару невозможно? Что бы друг ему сказал? Забиться в ванной и не выходить еще десяток лет? Обито поднялся на трясущиеся ноги, обняв себя руками. Между его бедер чувствовалось что-то липкое, хотя никаких видных следов не нашлось. Учиха медленно ощупал ладонями именно этот участок, и его снова передернуло от отвращения. Никакого запаха. Только неприятная липкость, словно бы… Тоби гнусно захихикал. — Это только начало, малыш Обито. Скоро она будет не только там. — лицо видения стало почти нечеловеческим в исказившей его гримасе ненависти. Иногда Тоби и Зецу не на шутку пугали. Иногда при одном только их виде Обито сжирала вина. Он молча прислушался, вскинув голову к потолку. Кажется, в зале опять орал телевизор. Мадара либо все еще спал, либо засматривал до дыр старые кассеты. Обито нервно прикусил губу, стараясь не поддаваться истерике, и посмотрел на часы, тихо тикающие на стене. Боже. Он проспал почти до часа дня. Обычно дядя будил его куда раньше, не давая впадать в окончательное уныние. А сейчас словно затаился, как хищник перед атакой. — А может тебя лучше малышкой Обито звать? А? — вдруг выдал Тоби, оказавшись перед лицом юноши. Тот только отмахнулся, заправив черные пряди волос за ухо. Малышка. — Мне нужно найти штаны… — Обито закрыл рот руками, когда колено свело странной судорогой при попытке встать. Едва не упал, в последний момент облокотившись о железную спинку кровати. Твою мать. Подросток с трудом приподнялся, разминая затекшие ноги. Сейчас их неприятно покалывали невидимые мурашки, отдаваясь волнообразной болью, отчего приходилось разминать их пальцами, давая крови разгоняться по сосудам. Так. Хорошо. Уже намного лучше. Громкий кашель снаружи. Мальчик подскочил на месте как ужаленный, резко осмотрелся по сторонам, таки выловив взглядом лежащие на полу смятые бриджи с нижним бельем. Но едва Обито поднял их одной рукой — тут же брезгливо отшвырнул. На черной ткани тоже было странное липкое пятно. Обито даже слышал запах. Едва уловимый мерзкий флер чего-то соленого. Нет. Нет. Это все просто фантасмагорический сон. Ему нужно одеться. Обито не собирается являться перед дядей с голой задницей. — Очень зря, он бы точно оценил, — издевательски протянул Зецу. Обе крысы засмеялись. Парень не обратил на них внимание, на цыпочках подобравшись к шкафу. Найдет что-нибудь. Оденется и… Обито не знает, что ему делать после всего произошедшего вчера, потому что перед мальцом все еще стоит один-единственный вопрос. Если Мадара решит сделать с ним что-то еще, что-то хуже беспорядочного лапанья в темноте — Учихе будет просто некуда деться от дяди в четырех стенах. А за эти тридцать лет он может сделать с ним что угодно. «Не нагнетай,» — думал он, — Не нагнетай, умоляю тебя. Мы знаем Мадару с детства. Неужели с ним нельзя будет договориться? Он же не монстр из-под кровати, он живой человек. А с живыми людьми всегда можно найти общий язык» Это упрямое отрицание вызвало у Тоби новый приступ смеха. Он ткнул пальцем прямо в черную макушку, улыбнувшись безобразным оскалом. — Договориться? Ты его слышал, Зецу? Он хочет договориться с Мадарой! — И что же ты ему скажешь, милая моя? — засмеялся Зецу, — Пожалуйста, давай ты будешь совать в меня хуй только наполовину? — Заткнитесь, ушлепки! — зашипел вдруг Изуна в ярости. Его взгляд был обращен на обоих крыс, стоящих сейчас у кровати. — Заткнитесь, или я вам задам! Обито достал из шкафа старые серые шорты чуть выше колена и поторопился отыскать и белье. За спешными поисками он толком не удивился умению его невидимых друзей общаться, хотя до этого ни разу подобного не замечал. Раньше они появлялись по отдельности и говорили одну-три фразы перед тем как неизбежно исчезнуть и оставить ребенка в покое. А сейчас… иногда ощущаешь себя словно на базаре. Даже невыносимо. Значит ли это, что дядя медленно сводит Обито с ума? Значит ли, что с возрастом все становится хуже? — Я думаю, это тебе нужно заткнуться, шлюшка. Или по-твоему, ты можешь ему помочь? — хмыкнул Зецу, когда Учиха чуть не упал, засовывая ноги в шорты. — Интересно, каким образом? — Уж точно не тем, что от него хотите вы. — холодно парировал Изуна, оказавшись рядом с юношей. — Потому что единственное, что вам нужно — это чтобы он молча терпел все, что вздумается моему поганому брату. — А чего же хочешь ты? — желтые глаза Зецу просияли в темноте. — Пойти гулять по радиоактивной поверхности? Изуна посмотрел на парня без тени улыбки. — Есть еще кое-что, что он может сделать. Хватит. Он не готов сейчас все это слушать. Обито хотел попросить их заткнуться, вспоминая слова Мадары о таблетках у него в аптечке, однако в ту же секунду в зале раздался его же глухой голос: — Ты там убиться решил, Обито? — от тона дяди мурашки по коже. Мальчишка застыл. Сердце забилось сильнее. Пожалуйста, скажите, что вчера был его максимум. Скажите, что вчера вообще не было. — Иди сюда! Нет! Нет, он не пойдет туда, он не пойдет, это безумие! Обито зарылся в волосы руками, напуганно глядя на закрытую дверь. Он почувствовал приступ головокружения и непреодолимое желание сесть. Зецу и Тоби на другом конце комнаты зловеще сверлили его желтыми крохотными глазками. — Не смей игнорировать его, малышка Обито, — прошептал Тоби. — Мы ведь все здесь знаем, что это никогда не кончается чем-то хорошим. Обито не мог. Его пробирало ужасом и отвращением к самому себе за постыдную слабость и дрожащие коленки. Руки невольно прижались к груди. Не надо. Пожалуйста. Что он сделает снова? Какую дрянь задумает? «А может быть, притворится, что ничего не случилось, как ты? — подумал Обито, — Пожалеет» Изуна грустно покачал головой, зная, чьим желаниям придется разбиться о беспощадную реальность, и этот момент не заставил себя ждать. — Я не собираюсь повторять дважды. — голос Мадары прозвучал более угрожающе и таки вывел мальчишку из полутранса. Обито стал торопливо застегивать пуговицы на длинной ночной рубашке, скрывая все засосы, оставленные на коже. На задней части шеи у загривка. На плече и у лопаток. Небольшие, словно бы синяки, они, тем не менее, заставляли уверить в реальность своих кошмаров. Вдох-выдох. Прошло пару мучительных минут, и тело само скомандовало ногам медленно и нехотя идти. Шаг. Время тянулось как резина. Обито был на грани от падения в ледяную панику, когда дрожащая и мокрая от пота ладонь схватилась за дверную ручку и потянула на себя. Телевизор разом стал приглушеннее — Мадара, полулежащий на диване, подтянул к себе ноги и сбавил громкость, взглянув на племянника с какой-то выжидающей насмешкой. Лампочка на потолке низко гудела в такт и гудению трубам их убежища. Парень неуверенно остановился в дверях, не найдя в себе смелости приблизиться к человеку из вчерашнего кошмара. Дядю это не обрадовало. Он, перестав улыбаться, похлопал место рядом с собой, без слов прося племянника присесть, однако юноша остался недвижим. — Что? Даже не поноешь мне, как тебе было хуево вчера? — мрачно хмыкнул он. — Садись давай. Учиха, чувствуя Изуну по плечо от себя, остался стоять. — Я не хочу. Мадара разозлился еще больше, однако до какого-то момента готов был прятать свое чрезмерное раздражение. Пока. Пока Обито не заходит слишком далеко в своем непослушании. Мужчина недовольно цокнул языком, заправив упавшую на глаз челку за ухо, и неохотно взглянул на сменяющуюся картинку на экране. Воцарилось какое-то странное, искусственное молчание, после пары минут которого первым тишину не выдержал мальчишка и, толком не подобрав слова, тихо выпалил: — Что это было вчера? Учиха только громко фыркнул, недоуменно вскинув бровь. Ну что за идиотский вопрос? Очевидно, они оба знают ответ на него, может пора перестать стоить из себя мать Терезу, никогда не передергивающую наедине с собой? Впрочем, это могло быть и так. Обито действительно невинен. Можно сказать, вычурно невинен для своих шестнадцати, но ведь это не должно делать его вдобавок и безмозглым, черт возьми. Пусть подумает своим скупым умишком сам, как назвать ситуацию, в которой твой дядя дергает тебя за член. — А сам как думаешь, гений? — ворчливо спросил он, положив голову на спинку дивана. Все этот мальчик знает, просто стесняется признаться в этом и ему, и самому себе. Мадара же ему в этом не помощник. Он терпеть не может отвечать на очевидные вопросы. А этот — не то, что стоило спрашивать. Совсем нет. Само собой, куда разумнее было бы спросить, во что это выльется. Обито сам не заметил, как стал дергать полы рубашки, иногда сжимая их в кулаке так сильно, что ткань мялась и едва слышно трескалась. По лбу стекла капелька пота. Мадара, не дождавшийся ответа, устало вздохнул. — Я подрочил тебе, малыш Обито. Так необходимо было услышать это вслух? — насмешливо спросил мужчина, затем его улыбка стала шире, когда он вдруг вскинул руку в характерном жесте, резко выпрямив пальцы. — Подрочил, и ты кончил от моей руки. Вот и весь очевидный ответ. Парень тихо всхлипнул, почувствовав горечь, распустившуюся внутри сознания. Ему было так стыдно и неприятно, а все, что делает дядя теперь — обращает эти чувства в глумливые насмешки, издеваясь над каждым словом. А пытка продолжилась, потому что через секунду Мадара тихо засмеялся снова. — Постой-ка. Ты хотя бы знаешь, что такое «кончить», невинная ты моя душа? — протянул он, и не дождавшись ответа, стал пояснять чуть ли не по слогам, повысив голос. — Оргазм, Обито. Когда внизу приятно. Все такое. Во рту стало кисло. Он с трудом взял себя в руки, стараясь унять дрожь в голосе. Дядя нашел что-то забавное даже в его невежестве, когда речь шла о сексе, нашел что-то забавное в том, чтобы испортить то немногое из детства, что у Обито еще осталось. Но это ведь не честно! Он, выращенный в рамках мирной жизни не был привычен к тому, чтобы быть для кого-то вещью без права голоса. Его светлый ум не мог по-настоящему осознать, что он угодил в ситуацию, в которой его не будут спрашивать, хочет ли он, чтобы его тело трогали или нет. Это невозможно даже осознать. Это ведь его тело. Какое этот сукин сын имеет на него право, твою мать? — Я знаю, что это! — крикнул юноша, — Я… Я не хочу это обсуждать и… Я сказал тебе вчера, чтобы ты меня не трогал. Сказал, и ты меня услышал! — он резко махнул рукой в сторону дяди. — Не… не улыбайся! Я не говорю ничего смешного, ясно?! Еще раз, Мадара! Я не хочу заниматься с тобой сексом, не хочу, чтобы ты касался меня, не хочу смотреть на тебя… голого. Мы же родственники! Мужчины! Как ты вообще можешь позволять себе подобное?! Мадара едва сдержал смех от такого чарующего неверия. Как он может? Ну что тут сказать. Вот настолько Учихе хочется ебаться, тут больше нечего сказать. Он отмахнулся от племянника, снова уставившись в телевизор. — Мать честная, чего ты так завелся? Это всего лишь секс. Для тебя не дать мне себе присунуть — это принцип, что ли? — раздраженно спросил мужчина, — Я же не пытать тебя собираюсь. Если не станешь дергаться — даже в твой первый раз не будет больно. — Мадара вдруг посмотрел на бледного парня почти понимающе, — Обещаю. Мы будем осторожно. А Мадара знает, что делает. Но Обито не впечатлили эти слова. Он снова ощутил странный приступ головокружения и, едва покачиваясь, скрестил руки на груди. Отчаянье настигало его, укрывая, словно огромной волной. Цунами, рушащий остатки и без того хлипкой психики. Ох, проклятье. Он ведь прекрасно знает, что ни одно слово в его устах не убедит дядю больше не касаться его. Оставить свои грязные игры и успокоиться. Но почему-то хочется капать ему на мозги, медленно впадая в отрицание и панику снова и снова. Учиха, судорожно ищущий новые доводы, помогающие докричаться до чужого ума, решился добавить новое: — Все равно не хочу. — Ну, а на сей раз почему? — Я не гей. Мадара вдруг изумленно уставился на него, будто бы лишившись памяти и забыв имя мальчишки напротив. Затем его губы расширились в улыбке, и Учиха громко рассмеялся. — О, вот оно как. Тогда ты, конечно, извини меня, малыш Обито. Я-то думал значит… Ну, в таком случае, это меняет дело. У нас же тут в соседней комнате завалялась пара блондинок с огромными сиськами. Дай мне секунду, я их позову. — он вдруг театрально сложил руки у рта и крикнул, обернувшись к двери в ванную, — Девочки, пора на выход! Малыш Оби таки оказался натуралом! — затем с чуть менее веселым видом Мадара взглянул на парня исподлобья, — Даже знать не хочу, в кого из своих долбанутых родственников ты такой тугой. Точно не в меня. Обито резко мотнул головой. Где-то на периферии зрения Изуна сверлил глазами ухмыляющееся лицо брата. — Не смешно. — отрезал он, — Если ты думаешь, что можешь заставить меня, то ты ошибаешься! Я тебе не дырка для траха! Учиха хмыкнул, растрепав непослушные волосы на затылке. Какой боевой. Такой бы запал в постели, но нет. Уж там-то мальчишка, скорее всего, станет вести себя как паралитик, да плакать в кулачок, даже когда дядя будет делать ему приятно. Впрочем. Это не так плохо. На самом деле, мужчина и не привык к тому, чтобы кто-то под ним проявлял даже слабую инициативу. Мадара вдруг грузно поднялся с дивана, размяв плечи, и не без удовольствия заметил, как юноша отшатнулся, разом изменившись в лице. — Ну, ну. Зачем ты так о себе… — глумливо проворковал он, сделав шаг к подростку. — Ты всего лишь должник, Обито. Помнишь? И должок свой отдашь. Изуна испуганно взглянул на вытянувшегося по струнке подростка, прошептав что-то одними губами. Тот осторожно попятился, не спуская с мужчины глаз, но бежать было некуда. Дверь в комнату за его спиной закрывалась лишь снаружи, а их обоих окружали бетонные стены, вкопанные в землю. Обито был в ловушке. Бежать. Некуда. Парень резко повернулся к двери, но едва попытался броситься назад, как оказался схвачен за плечо. — Отпусти! — Уже успел в штаны наложить? — мужчина обдал чужое ухо горячим дыханием. Учиха дернулся, попытавшись вырваться из хватки. Уперся спиной о дверной косяк. От Мадары снова пахло гелем для бритья и еще чем-то странным. Едва ощутимым кожей. Мальчик бы назвал это нетерпением. — Перестань. Просто воспринимай это как новую игру. Малыш Обито ведь любит играть… Нет! Юноша не успел даже вскрикнуть, как его резко дернули к себе. Босые ноги ушли в мягкий ворс ковра, Обито потерял равновесие и едва не рухнул на пол, однако в последний момент повис за счет чужой хватки. Плечо пронзило болью. — Тише, мать твою. Еще убейся мне здесь. — хохотнул мужчина, резко разжав руку. Обито вскрикнул от неожиданности, упав на спину и ударившись затылком. Черные пряди, отросшие до плеч, рассыпались по ковру. Нет. Невозможно. Это не может произойти сейчас. Просто не может. Рин, Какаши, пожалуйста. Кто-нибудь, что бы сейчас не случилось, помогите ему. Но его друзья не появились, уснувшие еще в далеком детстве с той первой попыткой сбежать. Теперь их место заняли незаметно наблюдающие за молчаливой сценой у дивана крысы. Обито был уверен, что прямо сейчас они крайне довольны. — Не надо! — взвизгнул он, когда мужчина вместо того, чтобы помочь ему подняться с пола, уселся на бедра мальчишки верхом. Ай. Обито попытался согнуть ноги в колени или сбросить его, но вышло жалко и до нелепого слабо. В конце концов, едва ли мальчишка, весящий килограмм так сорок пять смог бы оказать хоть какое-то сопротивление давно сформированному мужчине, но паника Учихи мешала мыслить с настолько холодным расчетом. Боже. Они ведь говорят о его жизни. Что этот психопат хочет с ним сделать?! — Слезь с меня, ты… «Больной, мерзкий ублюдок. Слезь, или я откушу твой член, только попробуй его высунуть!» Это не его мысли. Мадара взялся за края своей серой кофты и снял ее, отшвырнув подальше. Теперь на нем были только черные джинсы, на которых поблескивала бляшка ремня. Обито жалобно застонал. Взгляд невольно уперся в рельефный торс родственника: в синем бункерном свете каждая мышца на его теле выглядела резкой и грубой, будто бы вырезанной из скалы. Обито, жалобно вскрикнувшему от боли, казалось, что на него и давит вес долбаной горы, а не человека. Время разговоров кончилось? Все случится здесь и сейчас? — Прекрати дергаться. — шикнул на него Зецу, — Посмотри, он сейчас сломает тебе руку. И правда. Оба его запястья запульсировали от боли, едва Мадара резко прижал их к полу над головой подростка. Обито завопил, зажмурив глаза. Больно. И его руки как спички — уместились в одной широкой ладони ублюдка. Мужчина довольно хмыкнул, приставив палец к губам. — Тише, приятель. Здесь не над чем лить слезы, уймись уже наконец. — он медленно утер большим пальцем слезинку на чужой щеке, после чего, пройдясь ладонью по шее и ключице, схватился за ворот рубашки. Рывок. Мальчишка испуганно всхлипнул, когда пуговицы посыпались на ковер. Голос Мадары был удивительно успокаивающим. Похоже, он действительно хотел обойтись без лишней крови и не превращать происходящее в животное изнасилование, способное насытить лишь его одного. — И что? Нам должно быть легче? — холодно спросил его Изуна, — Этот гандон все равно плевать хотел на твои протесты. Ты для него — не больше, чем кукла с дыркой для члена, и я не советую забывать об этом. Потому что эта вычурная опека Мадары иллюзорна и нужна лишь для того, чтобы потешить его же тщеславие. В нем нет ничего хорошего и доброго. В его поступках тоже. Нежелание ублюдка делать больно существует лишь потому, что нет для его самооценки ничего лучше, чем заставить кого-то стонать под собой. Изуна не ошибается. И Обито, ощущающий на себе роль постыдной вещи, чьи крики и протесты вызывают только умиление, как брыкание кролика в обьятиях маленькой девочки, тому доказательство. — Остановись… Освободить руки не получалось. Обито оставалось извиваться червем и мычать сквозь зубы, когда ладонь дяди срывала с него рубашку, оголяя худое бледное туловище с едва заметными шрамами с правой стороны. Совсем старые. На теле почти незаметны. Другое дело — лицо, где рубцы безобразно огрубели. И порой его даже лишний раз не хотелось касаться. — Не ной. Скоро тебе будет хорошо. — смешок. Тяжелая рука опустилась на грудь. Юноша испуганно замер, задержав дыхание, едва большой палец надавил на сосок. Нет, нет, только не опять. Он помнил, как странно реагировал на эти касания вчера, и не хотел ощущать тот испепеляющий стыд вновь. Мадара меж тем продолжил, — Я знаю, что страшно. Все новое всегда страшно, но взгляни на себя, сынок. — мужчина с улыбкой обернулся, смерив чужие подрагивающие от страха бедра оценивающим взглядом, — Ты давно уже не ребенок, и тебе пора бы это понять. Это ничего. Все взрослые занимаются этим. Никакой боли. Только легкий дискомфорт поначалу. Почему бы не попробовать? — Пожалуйста… Я не хочу… не здесь и не с тобой. — голос предательски дрожал. Обито прикусил губу, когда мужчина огладил его грудь ладонью. Плоский. Но чувствует же что-то, хотя и не девица. Может, действительно требует тех же ласк? — Мы не всегда получаем того, что хотим, мой дорогой племянник. Смирись, уж такова здесь реальность. — равнодушно одернул мужчина. Ладонь заскользила вверх. До чего же странные желания могут быть у шестнадцатилетнего подростка, ха. — Твоя Рин давным давно мертва и едва ли лишит тебя девственности. Так что девочкой для меня придется побыть тебе. Реальность. Душащая и давящая. Строящаяся лишь на одном правиле, где сильные берут, а слабые отдаются. Бункер просто возвел его в видимый абсолют. Конечно. Но он понимал. Мальчику явно не хотелось, чтобы его первый раз оказался связан с наступившим судным днем, но что поделать. Как они и говорили, реальность разочаровывает. Иногда — настолько. Обито издал глухой стон, плотно сжав зубы. Его щеки залил румянец, стоило приятным мурашкам пробежаться по всему телу. О, господи. Мадара работал пальцами вполне умело и касался там, где Учиха в глубине души бы хотел в этой извращенной пытке и никогда бы не признался себе даже в страшном сне. Обнаружив, что его руки вдруг отпустили, юноша тут же вцепился ими в запястье дяди, но вместо того, чтобы отпихнуть, просто судорожно сжал его, едва тот остановил ласку. Ласка. Как омерзительно звучит. Но хуже всего — голос Тоби, хихикающего из сознания потускневшего мозга. — Смотри-ка! Да тебе же нравится! — глумливо протянул он, — Сам устраиваешь такие сцены… Говоришь, что не хочешь, а потом вдруг тебе нравится! — Ты маленькая шлюха, Обито. — повторил за ним Зецу. — Поэтому перестань уже убеждать себя в обратном и дай ему получить то, что он хочет. Мальчишка закрыл глаза с тихим всхлипом. Нет. Нет, он не такой. Он не хочет. Эту истину невозможно оспорить. Только не так. Мадара довольно усмехнулся, отцепив от запястья чужие руки. Нагнулся к лицу парня, коснувшись кончиком языка судорожно сжатых губ, но не стал целовать. Подросток тут же повернул голову набок. — Секс нравится всем, малыш. Просто не все умеют им заниматься. — прошептал он, обдав щеку мальца горячим дыханием, — Я умею. И люблю, потому что для меня это как хобби, по сути. Подминаешь под себя других, подбираешь к каждому ключик и смотришь на их слабые внутренности, пока ты — у руля. Романтика. — Обито старался отвлечься от настойчивых прикосновений, как бы приятны они ни были. Он чувствовал себя застыженным и побежденным. Будто бы Мадара нашел в его блестящей броне брешь и теперь безнаказанно ею пользовался. Господи. Ну почему там? Пальцы мужчины сжимали соски, вызывая новый приступ стыда и дрожи по всему телу. Нет. Это ведь не правильно. Родственники не могут касаться друг друга таким образом. Это инцест, пусть даже и не слишком близкий. Насколько схожа их кровь? Если бы Обито был девушкой — родились бы у них больные дети? Почему ты вообще об этом думаешь? Парень старался отвлечься. Считать вслух, рассматривать книжные полки у стены, пытаясь прочитать названия на корешках. Цвета, цифры — все, лишь бы не видеть эту давящую реальность. — А к тебе ключик я уже нашел. Тихий смех. Обито широко распахнул глаза, когда почувствовал влажное прикосновение к левому соску. Мужчина лизнул его, словно пробуя на вкус, и улыбнулся, едва услышал тихий стон. Какая чувствительность. Для мужчины почти аномалия. — Обычно подобное нравится только бабам. Будем считать, что ты пошел в мать. Энн смеется и берет его за локоть. В ее глазах отражаются гирлянды и мигающие огоньки диско-шара. Они не могут танцевать вместе — уж точно не на свадьбе ублюдка, всегда являющегося ушами ее никчемного женишка, не раз лезшего драться с Мадарой на общих семейных посиделках. Учиха смотрит изящному женскому силуэту вслед, понимает, что сегодня с ней точно не перепадет, когда Энн уходит танцевать с мужем, и неохотно возвращается на место у длинного, заваленного едой стола, дабы прожигать взглядом ее ребенка. Маленького славного Обито, скучающего за общим праздником. Таким не налюбуешься. Хочется пожирать его глазами, ловить мимолетные улыбки и умиляться тому, как он морщит лоб, когда очередная подружка невесты пытается заставить мальчика съесть еще один крохотный кекс. Маленький невинный мальчик. Воплощение самого детства и его света сейчас лежит под ним в образе угловатой пародии на свою мать и пытается не стонать от удовольствия. Перед глазами Мадары темнеет. Слишком громкий выдох выдал с головой всю показную невинность и ложь самому себе. Для Обито, сгорающего от стыда и чувства вины, все выглядело именно так. Черт. Нет, это все бред. Это просто страшный сон. Учиха провел языком по ореолу соска мучительно медленно, ощущая, как содрогается чужое тело, словно глина в руках скульптора. Ах. Глупый ребенок еще не знает, как ему повезло. С такой-то чувствительностью. Загораться и сгорать будет просто и быстро. Кое-кто мог бы ему только позавидовать. — Не… — Обито не успел сказать ни слова больше, потому что мужчина полностью взял сосок в рот. Громкий рваный вдох. Мальчишка замер, не зная, какой реакции ожидать и от себя, и от пристально разглядывающих его лицо галлюцинаций, словно свидетелей, всплывающих в его подсознании. Черт. Спасибо, хоть не стоят над душой. Учиха и так готов провалиться под землю от одного только влажного чмоканья. Мадара не спешил, хотя и не любил долгие и слишком приторные прелюдии. Неторопливо посасывал левый сосок, разминая в пальцах соседний, и вслушивался в тихие вдохи. Мальчишке определенно нравилось. Если его холодная паника и отвращение и остались, то явно потонули в пучине стыда и любопытства. Мадара знал. Всегда интересно получать что-то новое от своего организма. Едва вышедшее из детской скорлупы тело подростка для него самого было как неизведанное поле. И Учиха с удовольствием его освоит. И плевать, что из далекого свадебного вечера на него укоризненно смотрят чужие большие глаза. Маленький мальчик с коротко постриженными волосами ждет ответа, потому что хочет знать маленький секрет. Мадара открывает рот, дабы выдать перед этой прелестью все тайны мира. И тут же закрывает, потому что этот мальчик сейчас извивается под ним, прикусывая нижнюю губу. Вот и все. Они оба в чем-то проиграли. Опустились на дно. Только его вина. Ничья больше. Это приятно и одновременно до глупости нелепо. Обито не помнил, чтобы его когда-нибудь касались подобным образом — да и кто мог бы? Все так странно… Он чувствует приятное тепло в низу живота, покалывание там, где мужчина прикасается к нежной коже и ощущает, как тело невольно подается навстречу, усыпленное отсутствием боли. Ему почти интересно, как ни застилал глаза стыд. Обито завел руки над головой, совершенно не понимая куда их девать. Взглянул на потолок, где толстыми стрежнями пролегала вереница труб, и поморщился от яркого света. Почти не страшно. Почти, но ведь это только начало? — Почему ты не сопротивляешься, Обито? — во взгляде Изуны сквозит осуждение. Ты что, не настоящая жертва? Ты не против? Обито не знал, что делать. Если бы Мадара причинял ему боль — он кричал бы и сопротивлялся чисто на уровне инстинктов. Если бы угрожал — рыдал бы в голос и умолял, боясь пошевелиться. Если бы из бункера был выход — он бы ринулся туда не задумываясь. Но бежать было некуда, а голос дяди не нес в себе угрозы или злобы. Более того — он делал что-то приятное, от чего тело не слушалось. Мальчишка был сбит с толку. Он ощущал себя последним идиотом, покорно ожидающим, когда наконец ситуация достигнет точки, в которой он сможет принять хоть какое-то решение. Губы Мадары перешли на другой сосок. Обито издал тихий стон. Волосы мужчины щекотали солнечное сплетение. Юноша поднял руку и слегка убрал его черные пряди в сторону, заправив их тому за ухо. Это заставило Мадару, никак не ожидающего от мальчишки такого послушания, отстраниться, оставив на розовой коже тянущуюся с распахнутых губ ниточку слюны. — Шлюха. — усмешка Зецу исчезла в тихой брани телевизора. Мадара только сейчас осознал, что он был все еще включен. Учиха хотел было потянуться к пульту на диване, дабы выключить, но тут на его затылок весьма ощутимо легла чужая рука. Что? Мадара поднял взгляд на приоткрывшего рот мальца и ухмыльнулся. Вот оно как. А ведь сам же и упирался. Изуна, стоящий у двери, ведущей на выход, вздрогнул от отвращения. Мужчина вернулся к ласке, заставив юношу вскинуть голову и едва слышно выдохнуть. Интересный ребенок. До чего же интересный. И куда покладистее, чем… Мадара не без изумления заметил, что ноги подростка сейчас терлись о его колено так, словно бы малец просил большего, хотя очевидно не представлял, куда это большее может его привести. Вряд ли можно считать подобное согласием. Скорее попыткой сбросить подступающее возбуждение вкупе с полным незнанием, как оное работает. Не больше и не меньше, если речь идет о нытике Обито, но они хоть куда-то, да двигаются. Дядя подхватил одну из его ног, дабы Обито было удобнее закинуть ее тому за спину, но подросток тут же испуганно дернулся, резко вырвав ту из хватки. Что? Нет? А жаль. В ответ Мадара слегка укусил его, заставив чужую руку вместо медленных поглаживаний болезненно вцепиться ему в волосы. Ха. Ну что за прелесть. Мадара отстранился, по-новому взглянув на покрасневшее лицо подростка. Обито прикрыл глаза, плотно сжав зубы. На щеках и ресницах дрожали небольшие слезинки, словно роса прошлась по его лицу этим утром. А еще засос на плече со вчерашнего дня как невидимое напоминание ему самому. Да… Обито принадлежит ему. И делить его давным-давно не с кем. Учиха опустился ниже, поцеловав кожу чуть ниже ребер, затем еще — до впалого живота, коснувшись языком пупка. Приятный на вкус и на ощупь, однако кожа все равно отдает смутным запахом четырехлетнего детства. Какая жалость. Сколько бы Мадара не твердил ему о готовности, мальчишка толком не вырос и не созрел с того самого дня, как впервые оказался здесь. Хуже всего для Обито было слышать эти мерзкие причмокивания, не заглушаемые даже вопящим телевизором, однако мужчина остановился, как только достиг коротких серых шорт. Пальцы зацепили их края, но слегка потянув вниз, отпустили. О, нет. Мадара незаметно усмехнулся. Не хватало еще отсосать этому нытику, просто чтобы он перестал рыдать и ныть, а они были близки к подобному. Как жаль, что малышу Обито предстоит узнать, что помимо его «хорошо» существует «хорошо» и дяди, а секс двух мужчин никогда не бывает полностью безболезненным и нежным. Но это потом. Мадара нехотя приподнялся, оставляя подростка ловить воздух ртом на полу. — Хороший мальчик. Послушно себя вел. — удовлетворенно пробормотал он, вытерев губы ладонью. Обито с трудом привстал на локтях, плотно сжав ноги. В низу живота все еще приятно тянуло и… Мадара вдруг отпустил его, медленно поднявшись на ноги и размяв шею. Колени затекли от удерживания всего веса, пришлось немного потоптаться на месте, дабы унять ноющие конечности. Обито вскинул голову, испуганно посмотрев на дядю. Черные пряди упали на правый глаз. Это все? Изуна отвернулся, будто бы демонстрируя презрение и к Обито, и к брату. Мальчик мог видеть лишь его худую, подрагивающую спину с острыми плечами. Воображаемые друзья могут обижаться? Надо же. — Неплохо, правда? — мужчина коротко обернулся в сторону ванной комнаты, словно о чем-то раздумывая, затем вернулся посерьезневшим взглядом к поспешившему закутаться в смятую рубашку юноше, все еще беспомощно лежащему на полу и поджимающему к себе ноги. — Вставай. Пора познакомить тебя с менее приятной стороной всего этого. — Какой? — Обито не сделал попыток подняться, вместо этого крепко сжимая ткань рубашки у горла. Но дядя не удостоил его ответом, вместо этого нагнувшись над подростком и снова подхватив того под локоть, заставил подняться на ноги. Мальчишка тихо ойкнул, едва не споткнувшись на ровном месте, когда колени заскользили по ворсу ковра, но в последний момент схватился за чужое плечо. Что опять? Обито оставалось молиться, чтобы все это побыстрее кончилось. — Это отчего же? — насмешливо спросил его Зецу, вдруг оказавшийся совсем рядом, — Тебе же нравится, поганый ты лицемер. Нравится, и мы все это видели! Правда, Изуна? Брат Мадары промолчал. — Идем. Обито потянули в сторону ванной. Крысы неизменно смотрели ему вслед, и мальчишка ощущал на себе их неприязненные взгляды. Гадость. И почему его разум позволяет такому злу селиться в его голове? Обито ощутил себя на редкость отвратительно, осознав, что в бункере он не хозяин ни своему телу, ни сознанию. Его разрывают и изнутри, и снаружи. Как младший Учиха все еще сохранял хотя бы остатки ума — оставалось загадкой. Странно. Мужчина больше не слышал ни криков, ни давления на жалость, ни попыток заговорить зубы. Малец вдруг резко затих, ошалелым взглядом осматривая сжимающие горло рубашки руки. Ха. Должно быть успокоился хоть немного. Как жаль, что явление это редкое — уж кому, но не с Обито станется сохранять спокойствие перед лицом дальнейшего. Тут не нужно строить иллюзий. Мадара толкнул его в помещение и закрыл за собой дверь. На его лице была гримаса какой-то неясной сосредоточенности пополам с едва уловимой брезгливостью. Будто бы он должен был сделать какое-то неприятное и необходимое дело и поскорее забыть, вроде того. Иногда мальчик видел подобное на лице отца, когда мама сообщала ему о зловонном засоре в умывальнике. Что ж, Обито не спешил иметь к этому отношение. Юноша растерянно остановился у ванной с открытой перегородкой. Взглянул на себя в зеркало и тут же смущенно отвел взгляд, как только увидел на своих щеках остатки румянца. Тоби и Зецу хихикали, но не появлялись здесь. Хорошо. В такой комнатке маловато места сразу для всех. Мадара прошел мимо него и открыл ту самую железную тумбочку на колесах. — Что… что мы будем здесь делать? — тихий вопрос оказался проигнорирован. Мадара, не сдержав смешка, достал одну из давно забытых Обито цветных баночек, и, открыв ее, приставил к носу. — Ненадежное дерьмо. Впрочем, срок годности еще не истек. Для Обито в самый раз, а дальше придется обходиться чем-то попроще. Мадара небрежно бросил ее в умывальник и открыл следующую полку. — Хоть отдаленно представляешь, как занимаются сексом мужчины? — спросил он, не оборачиваясь. Юноша позади нервно помотал головой, обняв себя руками. Глаза инстинктивно искали пути отступления, но находили только тяжелые стены, укрытые плиткой и давно уже не вызывающие клаустрофобию. Флер легкого удовольствия прошел, и на его место вернулись старые добрые страх и отвращение. Обито хотелось бежать, но он все еще находился в бетонной коробке, захороненной под отравленной радиацией поверхностью. Мадара устало повернулся к нему. Мальчишка не сразу заметил, что было в его руках. — Я… не знаю. Никогда об этом не думал. — неуверенно ответили ему. Обито осторожно взглянул на странную темно-синюю вещь в руках мужчины снова и вдруг испуганно вздрогнул, чуть не подавившись воздухом. Это ведь клизма. Зачем она Мадаре? Никогда не думал. Учиха не удивлен. Призвание Обито — вечный девственник, у него это даже на лице написано, не произойди судный день — прощеголял бы с таким поражающим незнанием лет так до тридцати, как его папаша, да не повезло очутиться в одном убежище со своим антонимом. Ну что ж. Пусть подстраивается. Такую невинность даже приятно очернять. — Анальный секс, малыш. За неимением других отверстий. — он усмехнулся, нарочито медленно обогнув племянника и включив воду в ванной. — Раздевайся. Надо тебя подготовить. — а заметив на лице Обито холодный ужас, ворчливо добавил, — Давай без уговоров. Это неприятно, но зато твой первый раз хотя бы обойдется без лишней… грязи. Обито окатило волной внезапного отвращения и паники. Он ощутил, как ноги, словно приросли к полу. Нет. Нет. Зачем все это? Он резко покачал головой, всхлипнув от появившихся на глазах слез. — Я не хочу. Я не… — Обито, это нужно сделать хотя бы один раз. — черт возьми, почему Учиха все еще с ним нянчился? Мадара положил клизму на бортик ванной, взглянув на мальчишку устало и раздраженно. Он быстро терял терпение, но старался сохранить хотя бы малейшие остатки до тех пор, пока они оба были в состоянии вести хотя бы подобие диалога. — Дальше будет легче. Он чуть не сказал новое "обещаю", но таки сдержался. Достаточно обещаний. Мадара и так был чересчур мягок, когда мог просто взять свое силой. Кто бы его осудил? Никто. Все в этом бункере было только на его стороне. — Иди сюда. — подозвал он напуганного мальчишку, но тот снова покачал головой. — Нет! Пришлось схватить упирающегося и опять расплакавшегося подростка за предплечье и потащить за собой, попутно срывая с него уже и так подпорченную рубашку. — Пожалуйста, не надо! — Обито дернулся так резко, что таки умудрился вырваться, ударившись плечом об заслонку ванной, едва не разбив. Ткань полетела на пол. Он громко вскрикнул, зажмурив глаза от стыда из-за своей частичной наготы, как только Мадара схватил его снова, на сей раз крепко удерживая за плечи. Нет, нет. Конечно, он знает, зачем нужны клизмы, и конечно понял зачем в этом случае она пригодилась бы им обоим. Боже. О таком даже мерзко думать. Зачем заставлять проходить своего племянника через настолько грязное унижение? «Он не посмеет. Нет, я ни за что не позволю…» Ха. В глазах мужчины промелькнуло что-то темное. Мрачное раздражение с толикой пустоты внутри. Что-то родом из детства, в котором он прибегал к насилию и ярости при малейших раздражителях, не позволяющих получить то, что он хочет здесь и сейчас. Какое старое, погребенное под страхом отца, чувство. И снова на него смотрел мальчик, на чьем бледном лице отражались блики свадебных гирлянд и свечей. Черт. Почему именно сейчас проклятая вина должна была достать его и накрыть с головой. Тогда, когда они в шаге от пропасти? Мальчик улыбается ему и ждет всех тайн мира, которые скрывает в себе его странный дядя. Одна из них — в цепочке Изуны. Мадара встряхнул мальчишку как нашкодившую собаку, а потом вдруг приложил затылком о кафельную стену ванной так сильно, что перед глазами у того появились цветные круги, наперебой с острой болью. Ах. А второе… Это было неожиданно и по-своему шокирующе. Мадара давно перестал его бить, этот удар долей сознания воспринялся почти как предательство. Неужели дядя так сильно хотел его, что готов был сделать все насилу, как бы племянник ни вырывался? Почему-то в это не хотелось верить до последнего. Не хотелось думать, что нет никаких «если я не захочу — он не сделает это». Однако этот удар, выбивший из него весь дух, доказал обратное весьма красноречиво. Обито успел лишь громко вскрикнуть, когда окружение резко потемнело, словно бы дядя вышиб ему отдел мозга отвечающий за зрение. Мрак. Лишь сплошной мрак и запах хлорки. Парень громко выдохнул, открыв глаза. — Ай! Изуна едва не прикусил язык, когда полетел на мокрый пол ванной. Раздосадовано потер гудящий затылок, широко расставив босые ноги. Боже, как можно было так грохнуться прямо тут? Не то чтобы статистика о смертях именно в этом помещении могла избежать и его, но, черт возьми, до чего обидно. Изуна с трудом поднялся на ноги, закутавшись в полотенце, сорвавшееся с поясницы при падении, и злобно пнул лежащую на полу майку. — Мадара, я из-за тебя чуть не убился. — он снова зарылся пальцами в волосы, ощупывая уже родившуюся маленькую шишку, и болезненно тряхнул головой. Снаружи никто не ответил, лишь помехи телевизора свидетельствовали о том, что его брат все еще находился в номере. — Ты меня слышишь, нет? Старший Учиха и правда сидел на кровати, уставившись в маленький голубой экран отельного телевизора. Таджима редко разрешал им посмотреть телевизор дома, посему, вырвавшись из родительской тирании, брат только и делал, что пялился на сменяющиеся картинки, словно тупой зомби. Изуна вздохнул, уткнув кулаки в бока. Они были совсем рядом с Лос-Анджелесом. Доехать можно было за полчаса, не тяни брат резину до последнего. Изуна не сомневался. Все дело в пресловутом телевизоре. Скоро им придется найти съемную квартиру на время поиска работы, и та, что они смогут позволить себе на остатки финансов, едва ли будет включать себя что-то кроме голых стен и пыльных кушеток. Мадара не обратил на брата никакого внимания, даже когда тот остановился совсем рядом. Тогда Изуна швырнул ему в лицо брошенную на полу ванной майку. — Папа говорил, что телевизор сжирает мозги. Что ж, глядя на тебя, я могу сказать, что он не был не прав хотя бы в этом! Второй Учиха только молча убрал с лица майку, снова уставившись в экран. Да что он так внимательно смотрит? Изуна взглянул на логотип канала и прикрыл глаза. Новости. Всегда и везде его брат смотрел исключительно новости, скрупулезно выискивая их имена в списке пропавших. Но их все не было, и Мадара был уверен, что подобное молчание — тоже план отца и не менее плохой знак для обоих Учих. Изуна с трудом этому верил. Он не считал Таджиму настолько умным, чтобы продумывать многоуровневые планы лишь для поимки сыновей, а старший брат почему-то возводил личность их насильника едва не до демонической сути, неизменно преследующей их везде и нигде одновременно. — Ты там ничего не найдешь. — устало сказал ему Изуна, доставая из сумки новые брюки и черную кофту с треугольным вырезом. Мрачный как туча, Мадара снова не ответил. Тогда успевший торопливо одеться младший резко вырвал у него пульт и выключил телевизор, заставив вздрогнуть, будто бы очнувшись от страшного сна. — Отдай, — предостерегающее. Мадара впервые взглянул ему в глаза за это время. Хм. Изуна поджал губы. Парень выглядел озлобленным и встревоженным, хотя, очевидно, не смог зацепиться за то, что услышал по телевизору. — Что у тебя за проблема, нии-сан? — насмешка, Изуна повертел в руке пульт. — Ты с того инцидента с машиной сам не свой. — Сказал же, отдай! — Мадара резко вцепился ему в запястье обеими руками, и младший вскрикнул от неожиданности. Эй! Завязалась короткая потасовка на кровати с переменным успехом. Почти забравший пульт обратно Мадара снова лишился его, и вынужден был плотно прильнуть к груди брата, вытянув руку вверх. — Давай, давай. Почти получилось! — прыснул от смеха парень, состроив один из своих театральных голосов, — Мадара Учиха выходит в финал! Удар! Пенальти! — Отдай, я сказал, идиот! Изуна рассмеялся громче, нарочито упал на кровать, увлекая за собой и брата. Тому отнюдь не было смешно. Мадара с глухим рыком вцепился в пульт, покоившийся на вытянутой от его стороны руке, и резко рванул на себя как раз в тот момент, когда на прикроватной тумбочке в метре от их голов, зазвонил телефон. Оба брата одновременно замерли, испуганно переглянувшись. Обычно в отелях редко звонили телефоны. Это означало, что консъерж по каким-то причинам решил связаться с жильцами или же кто-то, звонивший извне, попросил связать его именно с этим номером. И у братьев не было никого, кроме… «Хватит устраивать паранойю. — подумал Изуна, — Это просто телефон. Папа не смог бы найти нас так легко.» Или мог. Черт его знает, чему обучают военных в США. Почему бы Таджиме не обладать отменным навыком преследования и поимки, а? Хватит. Мадара потянулся к телефону. Его рука дрожала. Изуна резко перехватил ее и одернул. — Давай я, — тихо прошептал он, а затем, пододвинувшись к краю кровати и свесив ноги, поднял трубку. Брат пристально наблюдал за каждым его движением. Изуна мысленно сосчитал до пяти. В трубке было тихо. — Да-да? — состроил он максимально не похожий на его собственный голос, постаравшись придать ему иностранный акцент. В трубке по-прежнему молчали. Изуна подождал еще несколько мгновений и заговорил снова. — Там есть кто-нибудь? И тут раздались короткие гудки. Парень, с широко распахнутыми глазами уставившись в одну точку, выронил телефон. Теперь гудки были такими громкими, что тревожным эхом отдавались по всей комнате. Изуна медленно обернулся к Мадаре с выражением леденящего душу смятения на лице. Тот угрюмо поднял трубку с пола, и, спихнув Изуну с места, нажал на какую-то кнопку на телефоне. — Что ты делаешь? — испуганно спросил его брат. Мадара только молча вскинул руку. — Да. Это тринадцатый номер. Скажите, кто только что нам звонил. — максимально равнодушным тоном спросил он. Прошла минута, растянувшаяся на часы, — Да. Да. Связь была хорошая. И вам всего доброго. Он положил трубку, посмотрев на брата со смесью ярости и страха. Изуна неверяще покачал головой. Нет. Нет, он не мог. Пожалуйста. Пусть Мадара его обнадежит. — Тип из ресепшена сказал, что ему позвонил какой-то мужчина и спросил, не останавливались ли у них на днях два молодых парня. — Нет… — И попросил соединить с ними. — Твою мать. Мадара резко поднялся, выглянул в окно, плотно сжав губы. А потом вдруг взял с прикроватной тумбочки злосчастный телефон и швырнул его в стену. Изуна вздрогнул. Желудок свело нервным спазмом. — Сукин сын! — рявкнул старший. В его глазах бушевало пламя панической ярости, — Я знал, что он не даст нам уйти далеко, знал! — Мадара, успокойся… — Изуна опасливо вскинул руки, попытавшись успокоить брата, но тот распалялся все больше. Телефон, ударившийся о стену, превратился в груду пластмассовых обломков. Придется спрятать его под кроватью, дабы не пришлось выплачивать компенсацию. — До Лос-Анджелеса минут тридцать езды. Небось эта старая мразь уже знает, куда мы направляемся! Сука! — Мадара! Старший Учиха резко обернулся к брату, сжав руки в кулаки. — Я не успокоюсь! — их наверняка слышали соседи. Изуна торопливо поднялся на ноги, — Я не собираюсь попадаться в его ловушку. Не собираюсь больше быть его игрушкой взаперти! Я умываю руки! Мадара бросился к сумке, разом взяв все вещи, валяющиеся на столе, и стряхнул прямо в нее. Изуна хотел было положить ему руку на плечо, но она оказалась скинута. — Перестань! Это делу не поможет! — брат попытался схватить Мадару за плечи, — Слышишь? Паника сделает только хуже, уймись. Да послушай же ты! — Изуна резко схватил его ладонями за лицо, заставив посмотреть на себя, — Мы почти на месте. Еще немного — и сможем затеряться в огромном городе, где он будет нас хоть пол жизни искать. Мадара неприязненно покачал головой. — Он найдет нас, Изуна. Найдет, где бы мы не засели, и притащит обратно. А потом выебет и меня, и тебя. — сквозь зубы прошипел он, — Мы наивно думали, что сможем улизнуть и спрятаться, но этот ублюдок никогда нас не отпустит. Ты понимаешь? Мы для него — центр вселенной, мать твою. И он либо сдохнет… либо сделает все, чтобы нас вернуть. Мадара снова вырвался из чужой хватки и застегнул сумку. Затем подошел к сумке брата и бросил ту на кровать. Изуне оставалось наблюдать за этим сквозь холодную панику и жалкие попытки сохранить самообладание. Похоже, он всегда будет для них обоих голосом разума, каким бы слабым себе не казался. Парень встревоженно оглянулся, посмотрев на улицу и на всякий случай плотно задвинув шторы. О господи. Где же Таджима сейчас? Как близко он подобрался к ним? — Ты хоть слышишь себя? — Изуна беспомощно всплеснул руками, — Паникуешь как маленькая девочка! Не помогло. Мадара не слушал его. Оставалось говорить снова и снова, стараясь достучаться до чужого разума. — Мадара, он хочет, чтобы ты так думал. Хочет, чтобы мы оба думали, что он охренеть какой всемогущий демон, который может все! Он просто запугал нас, брат! — попытался успокоить Мадару юноша, — Все эти молчания в трубку, преследования… Все только для этого. А на деле? А? Кто он? Всего лишь извращенец и психопат с военными заскоками! И не более! Всего лишь. Этого «всего лишь» хватало, чтобы держать их в страхе все детство. Мадара обернулся к нему с яростью на лице. — Он наш отец. И знает нас как облупленных, потому что лично растил. — грубо ответил старший.— Мы одной с ним крови, и он будет чувствовать ее, в какую бы глубокую задницу мы не засели. Изуна отмахнулся. — Не начинай этот бред. Таджима — обычный человек. Такой же, как и другие. — ответил парень, скрестив руки на груди. — Мы умнее его. Ха. Мнение брата он давным-давно знал, и оно произрастало из неумения полностью оценить такую вещь, как личность психопата. Глупый маленький брат, который считает, что у человеческой жестокости может быть предел. Таджима был куда умнее их обоих, хитрее их обоих и коварнее. И он был явно не по зубам ни Мадаре, ни Изуне. Удача улыбнулась им только в том, что отец также обладал и долей тщеславия, да самоуверенности, раз таки решил предупредить их перед поимкой. В противном случае братья и не поняли бы, как оказались в ловушке. — Что ж, если ты и правда в это веришь… — Мадара накинул сумку на плечо, нашарив в кармане ключи от машины, — Делай ставки. Кого он трахнет первым: тебя или меня. С этими словами Мадара грубо толкнул брата плечом и вышел из номера, оставив встревоженного Изуну одного. Тот обернулся следом, но ничего не ответил. В его глазах читались страх и мрачное ожидание, но слов больше не находилось. Изуна тяжело вздохнул, почесав ушибленное место на затылке, и посмотрел в зашторенное окно. Солнце медленно садилось за горизонт, высвечивая дешевые красные шторы. Тени, вырастающие из одиноких домиков и железных заборов, медленно удлинялись. В Калифорнии стремительно темнело. — Кха! В ноздри ударил совершенно отвратительный запах, исчезнувший лишь через несколько минут, после его пробуждения. Обито открыл рот и громко выдохнул, как рыба, выброшенная на берег. Он ощутил предельное изнеможение, волнами проходящееся по позвоночнику. С трудом сфокусировал зрение на чужом силуэте, сейчас закрывающим лампочку на потолке. Ха… Знакомая ситуация. Однако сейчас Обито лежал в ванной. — Все, все, малыш. Все почти закончилось, — тон Мадары был спокойным. О том, что он недавно резко вышел из себя, говорил только побаливающий затылок и синяк на предплечье. Обито издал тихий стон, поджав к себе голые ноги. Взгляд выцепил бортики ванной и покачивающуюся при движениях прозрачную воду, покрывающую только лодыжки. Да. Вода. Кран был включен, и она ясно шумела, отчего Мадаре приходилось говорить громче. Мальчик громко всхлипнул, с трудом привстав на локтях. Нет. Нет. Как долго он был без сознания? Дядя смерил его полунадменным взглядом, пройдясь ладонью по чужому бедру, отчего Обито снова испуганно дернулся, с трудом приняв сидячее положение. Руки беспомощно заскользили по белоснежной эмали. Он уперся затылком об плитку, с шоком вытаращившись на свои бледные ноги. — Что… — юноша был полностью обнажен и лежал в ванной неизвестно сколько. Неизвестно сколько ощущал себя другим человеком, а затем снова вернулся сюда. Но к чему именно? Воспоминания отказывались складываться в дельную картинку, даже когда он вдруг вскрикнул от неожиданно сковавшего низ живота спазма. Мадара в ответ на это тихо хмыкнул, потрепав его по голове. Боже. Его беспомощные крики потускневшего сознания. Чувство бессилия, когда дядя прижал его животом к бортику, насилу раздвинув ноги. Он понемногу начинал вспоминать. — Ничего. Оно быстро пройдет. — Мадара бросил клизму куда-то в умывальник и обернулся к толком не шевелившемуся подростку снова. — Вставай, Обито. «Еще успеешь отлежаться после того, как я тебя отделаю так, что ты еще неделю ходить не сможешь.» Мальчик, что-то промычав, активно покачал головой, руки, сперва покоившиеся на бортиках, поспешили прикрыть самое срамное. Как мило. Он снова покраснел. — Давай, давай. Ты же не хочешь, чтобы я опять тебе врезал? — Мадара взял его за плечо, но Обито резко вырвался, впечатавшись в соседней бортик. Ноги беспомощно заскользили по эмалированному дну, заполненному водой. Нет. Хватит. Просто пусть это все кончится, сколько уже можно… — Ты… Новый спазм. Обито сжал зубы, едва не разрыдавшись снова. Где-то в глубине его сознания Зецу и Тоби смеялись и отплясывали издевательски хоровод, пока их тушки давным-давно стали пеплом в мусоросжигателе. Господи. Все кишки сводит от противной мерзкой боли. Ему правда сделали клизму? Запихнули в зад кусок плассмасы, только чтобы… — Нет! — вскричал он, когда Учиха перехватил его под руки и рывком поднял. — Не… Не смотри на меня! Это же так стыдно. Он видел его всего даже в настолько неприглядном месте. Воспоминания понемногу складывались в отвратительную картинку, от которой тошнота подступала к горлу. Новый спазм. Обито снова ощутил, как пластмассовый носик клизмы вошел в его анус, выдавив воду прямо вовнутрь. Он не хотел вспоминать, что было после этого. Смешок. Мадара с трудом удержал вырывающегося мокрого парня, чуть было не упав вместе с ним на холодный белый пол, когда перетаскивал того через бортик. — Не надо! Обито резко дернул головой. Влажная черная прядь ударила его дядю по лицу. Еще совсем недавняя слабость вдруг обратилась в готовность рваться и рычать, дабы выпутаться из чужих рук. Мальчишка закричал. Стыд и страх неизвестного окутали его с головой, погрузив сознание в плотную пьяную дымку, будто бы Обито вдруг начал видеть все происходящее со стороны какого-то спрятанного во тьме туннеля. Пожалуйста, он не хочет, чтобы на него смотрели. Он не хочет, чтобы дядя касался его без одежды, не хочет испытывать эту боль внутри своего тела. Обито согласен на любые пытки, кроме тех, что дядя называл сексом. Господи, хватит, пусть это все прекратится! Его руки, не его, стали царапать голую спину мужчины, когда тот, проронив пару насмешливых слов, закинул мальчишку на плечо. Обито хотелось выть волком от обуявшего его ужаса, потому что даже унизительная клизма не представлялась ему настолько ужасной по сравнению с тем, что он должен был пережить. Может, он был ребенком. Может, был идиотом, но не нужно было иметь много мозгов чтобы понимать, к чему была подобная подготовка, и чего точно он не хотел. Это ведь… это неправильно! Туда нельзя! Его рот открывался и закрывался, делая судорожные вдохи и выдохи. Разум Обито наполнился тем самым безотчетным и безоговорочным ужасом, который одолевал его лишь в детстве, когда ребенок просыпался посреди ночи и свято верил в то, что под его кроватью завелось чудовище. Это неправильно и ненормально. Мадара просто не может так поступить с ним. Это неестественно. И наверняка ужасно больно. Его ногти снова вцепились в спину мужчины. Оставили там глубокие полосы. Обито издал гортанный рык, едва Мадара присвистнув, таки отнес его в спальню, остановившись у незастеленной кровати. Здесь Обито спал и проводил свое время на протяжении четырех лет. Сейчас здесь же его и изнасилуют. — Отпусти меня, шлюхино ты отродье! Отпусти сейчас же! — вдруг залился он звонким, яростным криком, ударив испещренную красными царапинами от ногтей спину. Мадара только шлепнул его по ноге, прыснув от смеха. До чего же забавный мальчик. Мужчина даже не пихал в него ни разу ничего из арсенала своей второй аптечки, а Обито уже кидает из парализующего страха к оглушающей ярости за долю секунды. Ну а сейчас что будет? Уперевшись в постель коленом, он одним движением бросил мальчишку на простыню, тут же навалившись сверху. Прихваченная цветная баночка упала совсем рядом с ними. — Что я слышу… Такой хороший мальчик знает такие плохие слова, — на сей раз Мадара перехватил и прижал к постели только одну из рук юноши, второй ладонью плотно ухватив того за подбородок и заставив посмотреть себе в глаза. — Смотрю, малыш Обито уже заранее понимает, как меня завести… Нет. Нет, он не хочет всего этого. Не хочет, чтобы было больно. Не хочет, чтобы нравилось. Пожалуйста! Обито парализовало холодным вязким ужасом, будто бы он был кроликом, обратившим на себя внимание удава, а тот и рад был сомкнуть на его шее свои объятия. Он ведь просто ребенок. А его дядя — просто нежелательный гость в их доме. Почему их роли так резко поменялись? Почему Обито не помнит, как это случилось? — Не трогай меня! Не трогай! Не… — мальчик захлебнулся в неконтролируемой истерике. Из глаз брызнули слезы, хотя единственное, что пока сделал его дядя — с извращенным наслаждением прислонился губами к скуле, слизав пару слезинок. Мальчик закрыл глаза и дернулся снова, свободной рукой уперевшись в чужую твердую грудь. — Тише, малыш Обито. Ты ведь уже такой взрослый у папочки. Дай ему сделать тебе приятно… — зашептал он, плотно прижимаясь к коже губами. Обито всхлипнул, когда ощутил на себе чужую ладонь, то касающуюся впалого живота, то опускающуюся к паху, то затем снова поднимающуюся к груди. Как же это мерзко. И еще более мерзко понимать, что вся отвратительная манера дяди называть себя папочкой родилась в его инцестуозном детстве. — Мадара… — рука снова провела по груди. Мужчина задержался лишь на миг, сдавив правый сосок мальца в пальцах, и тут же опустился обратно к животу. Хватит уже подобного. Он слишком соскучился по основному блюду. — Тише. Мужчина вел себя по-другому. Не пытался объяснять и поучать. Теперь иначе: голос Учихи был пропитан похотью и вожделением, словно бы кровь ударила в его мозг так сильно, что он не смог думать ни о чем кроме чертового желания. Влажный поцелуй в висок. Затем в щеку. Мадара спустился к шее, прихватив немного кожи губами. Провел языком по сонной артерии, с полуулыбкой вслушиваясь в чужое тревожное дыхание. Коснулся губами подрагивающего кадыка. Обито был на пределе. Дрожал как напуганный кролик и готов был вцепиться дяде в волосы — сделай он ему хоть немного больно. Бей или беги. Готов цепляться за любые шансы, если речь идет о том, чтобы улизнуть. Мадара знает это состояние. — Пожалуйста, — прошептал Обито, плотно закрыв глаза. Грудь ходила ходуном так сильно, что, казалось, еще немного — и начнется пресловутая гипервентиляция, о которой когда-то давным-давно его предупреждал дядя. — Пожалуйста… Мадара оставил его мольбы без ответа. Отпустив чужую руку, он спустился во влажных неторопливых поцелуях к паху, проводя языком неровную линию на коже. Черт возьми. И снова этот запах. Какой-то болезненно детский, сбивающий с толку и клеймом врезающийся в память только одним словом. Мадара не хотел вспоминать, предпочитая отдаться желанию с головой. Руки легли на бледные бедра и слегка сжали их, не давая мальчишке дернуться в последний момент. Черные пряди мужчины, упав на плечо, едва касались кожи. «Господи, пожалуйста, дай мне силы пережить все это…» — подумал Обито в тот момент, сжав в пальцах простыню. Ему было страшно так сильно, что сейчас Учиха не мог заставить себя пошевелиться. Оставалось только дрожать от страха, издавая собачий скулеж, и ощущать на себе чужие прикосновения, неизменно ожидая худшего. — Господи…» Хотя бы секундная боль — и он причинит ее Мадаре в ответ. Только секундная… Рука не дрогнет. — Хватит. Боги не сбрасывают на людей боеголовки и не загоняют их в бетонные коробки. Никто не поможет тебе здесь кроме тебя самого, — громко отрезал Изуна. Обито не открыл глаз, посему не знал, смотрит ли парень на похождения своего брата прямиком из его разума или же стоит где-то неподалеку. Честно говоря, ему было чертовски стыдно узнавать это. Губы мужчины сомкнулись на головке его члена, но едва Обито успел ощутить хоть что-то, связанное со слабым физическим удовольствием, как Мадара отстранился, резко раздвинув ему колени. Нет! Обито резко открыл глаза, попытался сдвинуть ноги, но дядя уже устроился меж ними, хлопнув мальчишку по колену. — Давай-ка посмотрим на тебя там, — Мадара стряхнул волосы, упавшие неровной челкой на щеку, и улыбнулся. Отвратительно. Совершенно унизительно и смущающе, но хуже всего — ощущение полной беспомощности перед лицом бункера, потому что даже если Обито вырвется сейчас, даже если убежит — дядя поймает его и сделает все намного хуже. А значит Обито когда-то придется играть по его правилам. Придется терпеть, мучиться и рыдать, лишь бы угодить ублюдку, потому что иных вариантов нет. Ведь Мадара — все еще психопат, а Обито все еще в его маленькой тюрьме, наблюдает за хозяином через решетку, как когда-то Тоби и Зецу, и молится, чтобы эти пытки хотя бы не были невыносимыми. — Перестань! Мужчина раздвинул чужие ноги шире, с интересом разглядывая пока еще скромные размеры своего подопечного и спускаясь взглядом ниже. Собственная плоть ощутимо так давила на ткань белья, намекая на то, что пора бы позаботиться и о своей разрядке, закругляясь в ласках, как бы сильно не сбивал чужой вид и запах с толку. К тому же, Обито сейчас ревет и дрожит как осиновый лист: Мадара может его всего сейчас обслюнявить — не добьется и толики нужного возбуждения, способного помочь справится с болью от первого раза хоть немного, но что поделать. Секс — это не только про удовольствие. Особенно однополый. — Я не вещь! Обито не знал, почему именно эта фраза вырвалась из его уст, когда он снова попытался отползти от мужчины, вырвав одну ногу из цепкой хватки и уперевшись ею в чужой горячий торс. Это было сродни мантре. Какой-то оставшейся свободолюбивой частице юноши, что сейчас умирала в нем. Того Обито из детства. Обито, которого окружали Какаши с Рин. Что знал себе цену и никогда не смел порочить себя. Секс. Гребаный секс, о котором столько разговоров со стороны его дяди. Это не о нем и не про него. Ничто не может его унизить. Ничто… Мадара не ответил: чужие слова заставили посмеяться от души, хотя и не вслух, когда он притянул упирающегося мальчишку к себе, схватив того за лодыжку. Ну конечно. Он все понимает. Мадара тоже ощущал себя именно так, стоило только папуле наведаться к нему в комнату поздней ночью и начать распускать руки. Иногда Учиха яростно сопротивлялся, вынуждая того скручивать себя и вдавливать лицом в подушку, иногда, сжав зубы, лежал недвижимо на спине, пока чужие пальцы бледными змеями пролезали у него между ног. Так или так. Но выхода нет в любом случае, и чувство это поганое. Увы. Мадара не умеет взаимодействовать с людьми по-другому, хотя с Обито хотелось иначе. Никто так и не научил. — Сейчас будет неприятно, малыш. Придется потерпеть. «Или нет, — подумал Мадара, поцеловав лодыжку в своей руке, — или я просто выдеру его как суку.» — А! — Обито вскрикнул, как только мужчина притянул его к себе снова, а затем, схватившись за бедра, перевернул на живот. Все произошло так резко, что мальчишка не сразу осознал, что упирается подбородком в матрас, а чья-то ладонь собственнически проводит по спине. Нет, нет, не надо. Обито не знал, сколько времени Мадара потратил лишь на то, чтобы беззастенчиво лапать и облизывать его, но совсем не был готов к дальнейшему. Мальчик уткнулся носом в нагретую его телом простынь. Слезы стекали с глаз тонкими ручейками. Мадара нашарил рукой баночку с тягучей жидкостью и надавил ладонью на бледную поясницу. Обито громко всхлипнул, задрав голову как мог. С широко разведенными ногами он ощущал себя куда более уязвимым, чем во время своей вынужденной инвалидности. Это происходит не с ним. Ему ничего не грозит. Мальчик закрыл глаза, вытянул руку вперед, коснувшись подушки. Пожалуйста. Пожалуйста, пусть тут окажется хоть что-то, что могло бы ему помочь. Рука прошла чуть левее, проведя пальцами по ее хлопковому краю. Подросток вдруг вздрогнул, приоткрыв один глаз. Он не видел, что Мадара делал за спиной, лишь чувствовал его колено у ягодиц, но ясно услышал звук открывающейся и вращающейся крышечки. Это заставило его сердце судорожно сжаться и отбить еще несколько быстрых ударов. Обито взглянул на тумбочку, попытавшись вспомнить, что было внутри. Кажется, бумаги, ручки, какое-то мелкое барахло. Ничего, чем можно было защититься. Ничего. — Ты еще защищаться собрался? — ошалело уставился на него Тоби, — Обито, даже не думай! Ты забыл, на чьей мы территории находимся? — Будешь сопротивляться — будет лишь хуже. — вторил ему Зецу. Слова крыс на миг отвлекли его, но ясность сознания вернулась к мальцу, как только он ощутил что-то влажное и холодное у ануса. Пока только касание, однако оно напугало его так сильно, что Обито резко дернулся вперед, попытавшись выползти из чужих рук. — Тихо, малыш, тихо! — Мадара притянул его к себе снова, разведя чужие ноги еще шире. Забавно. Он будто бы усмирял коня на родео, ха. Мужчина перетер липкие от смазки пальцы и, раздвинув ягодицы мальчишки, попытался просунуть средний палец вовнутрь. — Пока это не самое большое, что я всуну в тебя, мой сладкий… — Ах! — вошел неглубоко, сперва лишь коснувшись края ануса. Юноша вздрогнул, хотя не ощутил боли — только непривычный дискомфорт, словно от ректальной свечи. Малец попытался сбросить с себя это касание, но тут дядя стал вторгаться в его тело куда грубее. Обито дернулся снова, пальцы на ногах и руках судорожно сжались, едва он ощутил, как сперва находившийся в нем по одну фалангу палец прошел куда глубже. Мадара не медлил, и едва только мальчишка осознал, что произошло — с трудом пропихнул его почти до конца. Резко и грубо, не давая толком привыкнуть к неприятным ощущениям. Не было никакого терпения. И… черт. Узко. Очень узко и совершенно неподатливо, будто бы Обито умудрился отличиться даже в плохо эластичной кишке. Черт! Учиха попытался согнуть палец внутри, ощутив как нутро мальчишки резко сжимается, и с усмешкой подумал, что сейчас сломает себе пару костей фаланг, не успев даже толком размять столь неподатливое тело. Слова Зецу и Тоби тут же померкли во тьме, хотя видения никуда не исчезли. Он громко вскрикнул, попытавшись перевернуться на бок, отползти, сделать хоть что-нибудь, дабы избавится от этого мерзкого дискомфорта. Его ладонь потянулась назад в желании ухватить мужчину за запястье, но тот играючи перехватил его второй ладонью, прижав ее к постели. — Больно, перестань! — панически завопил мальчишка, когда Мадара, слегка вытащив средний палец, попытался засунуть с ним и указательный. Теперь неприятный дискомфорт понемногу превращался в боль, заставляя истерично изгибаться, словно умирающей на берегу рыбе. — Что ты делаешь?! Хватит! Это было что-то абсолютно чуждое. Что-то, чего он не до конца понимал, но ощущал его страшную, неприятную природу. Секс. Обито чувствовал, как дядя ломает в нем что-то внутреннее, какие-то барьеры, стоящие там с самого детства, грубо и необуздано. Смотрит там, где нельзя, касается так, как не положено. Проникает в душу. В кровь, отравляя ее своими мерзкими желаниями и похотью. Неправильно. Так не должно быть! — Не дергайся, без этого будет больнее. Чем быстрее мы тебя растянем, тем лучше все кончится для нас обоих, малыш. Так что закройся и терпи. Боль ведь не такая и ужасная, чего он орет? Просто дискомфорт с непривычки и страха перед неизвестным. Даже не то чтобы сильный. Так. Все нервные окончания расположены по краям ануса, остальной кишечник лишен их. Мадара знает. Если они будут аккуратны, ничего настолько катастрофичного не произойдет. — Выйди из меня! — слезы текут по щекам. Обито сжал зубы, громко всхлипнув. Его тело подрагивало от рыданий, пальцы на руках то сжимались, то разжимались, в такт болезненной пульсации, распирающей его анус. Господи, как же больно. Какая неприятная, непередаваемая боль. Обито зажмурился, схватился за подушку, но тут же откинул ее назад, попытавшись коснуться кончиками пальцев изголовья кровати. — Пожалуйста, выйди! — он вскрикнул так громко, что чуть не сорвал голос. Дерьмо! Он вскрикнул, ударив по ней кулаком. Чужие пальцы вошли полностью. Полностью были в его горячей утробе и сейчас безжалостно терлись о стенки кишки, разгибались и сгибались, царапая нежную слизистую короткими ногтями. — Еще немного, сынок. Бесполезно. Из-под Мадары, не вылезти. Тот надавил на одну из худых ног коленом, свободной рукой удерживая мальчишку за поясницу. В какой-то момент его ладонь опустилась ниже и властно сжала левую ягодицу под скупой тихий смешок. Красивые бедра. И задница. Мадара и не представлял, что пацан будет настолько приятным на ощупь снаружи и настолько тяжел внутри. — Я знаю, что страшно, Обито. Но постарайся помочь себе, прошу тебя. Постарайся… — прошептал над головой Изуна. Перед глазами подростка заплясали круги, Обито резко проморгался от слез, проследив за движением невидимой руки. Это… Точно. На тумбочке стояла лампа. Та самая лампа, что Обито включал в наступлении их незримой ночи, когда хотел почитать перед сном. Та самая, благодаря которой он смог прочесть письма Изуны. Теперь она казалась ему самым опасным оружием, вот-вот готовым оказаться в его руках. Оставалось только дотянуться. Мадара не стал копаться слишком долго. Раздвинул неподатливую плоть пальцами, пытаясь понять, как сильно он может ее растянуть, и раздраженно цыкнул языком. Плохо. Ужасно узкий. Даже после растяжки. Его предыдущие партнеры были куда более мягкие на ощупь. Можно сказать приятные, если вообще уместно говорить подобное о кишечнике. Мужчине оставалось лишь надеяться, что это не какая-то неясная аномалия, делающая анальный секс с мальчишкой невозможным, а его жизнь сокращающую на пару приличных цифр. Нет. Это было бы совсем смешно, правда? Скажите еще, что ему придется в срочном порядке резать ему кишечник, да проводить трубки для калоприемников лишь бы это маленькое недоразумение не откинулось раньше тридцати. Мадара усмехнулся, вытащив пальцы из чужой задницы и небрежно вытерев остатки смазки о бедро подростка. Ладно. Он утрирует, хотя подобная узость мальца — неприятный сюрприз, но это ведь не повод отказываться от главного развлечения, верно? Мадара наконец отпустил его, отвлекшись на то, чтобы растегнуть ширинку на брюках, и мальчишка уткнулся лбом о промокшую от слез простыню, громко замычав. Какое унизительное временное облегчение, наперебой с остатками пульсации, будто бы в Обито все еще что-то было. Такое просто не может происходить с ним, это ведь очевидно! Он ничем не заслужил того, чтобы собственный дядя запихивал в его задницу пальцы. Не заслужил стать чьей-то вещью и игрушкой для мерзких утех. Он всего лишь ребенок, как бы ему не твердили обратное. — Хватит, Обито! Жалость к себе здесь не поможет, тянись к лампе! — шепнул Изуна, и мальчишка почти инстинктивно дернулся вперед, с трудом согнув ноги в коленях. Внутреннюю сторону бедра свело резкой судорогой, вынудив подростка вскрикнуть. Больно. Только не сейчас! Переборов онемение в конечностях, юноша с трудом подтянулся на руках, сорвав с матраса простыню. Анус болел от неприятной растяжки, мешая мыслить так трезво, как того требовала ситуация, но его тело сдвинулось вперед достаточно, чтобы кончики пальцев смогли коснуться ободка настольной лампы. Не выходит. Учиха опустил руку вниз, подцепив черный провод. — Ну и куда это ты собрался? — рассмеялись ему в спину. Мадара прильнул к нему грудью, убрав с шеи отросшие пряди и поцеловав чуть ниже. Почти у лопаток. Обито сжал зубы, съежившись от влажного прикосновения губ, но руку не убрал, даже, когда мужчина резко схватил его за бедра, притянув к себе обратно. — Не… — сердце изнывало от несправедливости происходящего. Обито громко закашлялся, сжавшись изнутри и ощутив, как в кишке что-то противно, до тошноты, слиплось. Там теперь влажно и липко, как внутри пчелиных сот. Хотелось отмыться от этой мезкой дряни внутри себя, но Мадара держал слишком надежно. Юноша не хотел смотреть назад, предпочитая оставаться в паническом неведении, даже когда губы дяди вновь коснулись его между лопаток, затем спустившись чуть ниже, достигнув поясницы. Ха. Какие же люди разные. Обито все равно на такие ласки, а вот у Мадары спина была самым слабым местом. — Тихо, малыш. Сейчас будет самое главное… — Обито пожалел в тот же миг, когда обернулся на чужой голос. Что-то внутри него перевернулось, как только он увидел дядю, обхватившего мокрой от смазки ладонью крупный член. Юноша издал что-то схожее с громким полувыдохом-полустоном и резко отвернулся, зажмурив глаза, дабы не вспоминать вида выпирающих на плоти вен и красной головки. Смех. Мадара снисходительно покачал головой, шлепнув мальчишку по заднице. — Не стесняйся, Обито. Это твой лучший друг на ближайшие двадцать шесть лет… — Пошел ты, — под озлобленный ответ Изуны юноша резко дернул провод от лампы на себя, и та грузно полетела на пол, не дав дяде договорить. — Давай! Мальчик согнул руку в локте, притянув ту к себе. Мадара, хотевший перехватить его, не успел — Обито рванул что есть силы, попытавшись перевернуться на бок. У него почти получилось, посему мальчишка с яростным криком замахнулся лампой, постаравшись попасть родственнику в голову, но из-за неудобной позы смазал свой же удар. Лампа рассекла воздух рядом с лицом мужчины, и он тут же схватил его запястье, второй рукой вырвав ее из дрожащих пальцев. Черт! Момент оказался упущен. Мадара грубо перевернул его обратно на живот, бросив лампу на пол справа от себя. — Ах ты маленькая шваль! — прорычал он, резко перехватив мальца за бедра и вынудив того встать на колени. — Нет! — Лежать! — Мадара надавил на его плечи, вдавив грудью в постель, одной рукой вцепившись мальчишке в бедро. — Я здесь с тобой сюсюкаюсь, а ты, ублюдок, пытаешься проломить мне череп? Кровь застыла в жилах от страха. Обито хорошо знал этот яростный голос с детства и теперь понимал, что может надеяться только на страшную боль, ибо в озлобленном состоянии Мадара был способен на что угодно. — Не надо, пожалуйста! Не надо! — Неужели ему оставалось только умолять? Обито ощутил смесь из жгучего стыда и холодного, леденящего страха, ведь оказался на кровати с торчащей задницей, а что-то омерзительно горячее касалось его ягодиц. Юноша, сперва решивший, что это опять пальцы измученно выдохнул, зайдясь в слезах — Мадара раздвинул его ноги коленом, впился пальцами в ягодицы и развел их в стороны. — Не надо… — Черт возьми. У тебя, мудак, вообще нет инстинкта самосохранения, или ты настолько уже оборзел? — холодная улыбка. — Что ж, тогда малышу Обито явно нужно показать, как больно бывает не слушать его дядю. Он… Душераздирающий крик Обито отразился от стен бункера во всех комнатах сразу: мужчина вошел в него почти наполовину, резко и грубо, с трудом преодолев сопротивление мышц, оказавшихся на редкость нерасторопными и негибкими. Мадара, еще секунду назад желающий причинить боль, невольно ахнул, толком не ожидав подобного дискомфорта от узкой молодой задницы. А казалось бы. Видать, гибкие и мягкие изнутри мальчики бывают только в порно. А вот в реальности Мадаре стоило запихнуть в мальца что-нибудь крупнее пальцев на пару часов, чтобы чужой организм мог принять его не столь мучительно. Ах, но уже поздно, и Мадара, с трудом пропихивающийся дальше и дальше, не получая даже толики необходимого удовольствия, мог только пожалеть о своей спешке. Может, нужно было больше смазки? Чтобы Обито, мать его, в ней плавал? Тогда Учиха уже мог бы нормально потрахаться, или им теперь всю жизнь играть в натягивание? Обито закричал так сильно, как позволяли натянутые до предела голосовые связки, вжавшись лбом в горячие и влажные простыни. Всю нижнюю часть тела свело болезненным спазмом — если бы Мадара не придерживал его бедра, ноги подростка бы подкосились от боли. Боже, как же это было до одури больно! Его голова, в которой еще недавно клубились мрачные и тревожные мысли, прерываемые только голосами галлюцинации, опустела, словно бы все его существование вернулось к младенческому равнодушию и сконцентрировалось лишь на переживании распирающей, ни на что не похожей боли. Невозможно описать то, что он чувствовал. Невозможно описать ту пытку, через которую его заставлял проходить последний живой родственник. Обито захлебнулся воздухом, а затем снова взвыл от ужаса, стыда и мучений. Ему казалось, что Мадара впихивал внутрь его тела кулак или что-то еще, расширяющееся с каждой секундой все больше, и кишечник, не выдерживая подобного обращения, начинал трескаться с противным звуком рвущейся ткани. Омерзительно и тошно. Обито наверняка обмочился бы прямо сейчас, если бы хотел в туалет, добавив своему мерзкому совращению еще неприятных казусов, но в этот раз единственное, что могло выйти из него в данный момент — подступающая к горлу желчь. — Какого… Мадара, несмотря на несравнимый с болью нижнего дискомфорт, ощущал себя не многим лучше из-за сдавивших член мышц. Слишком узко, неприятно и почти больно. Черт возьми, этот Обито проклятый, что ли? У мужчины еще никогда не было таких сложностей и неприятных сюрпризов ни с одним из всех, с кем он спал. Сейчас он под новый крик втиснулся в мальца полностью, ощущая на себе хватку чужого нутра во всей красе. Пол дела сделано, как бы это не было смешно в своих же раздражительных мыслях — кое-как, но Учиха и правда вошел в своего же племянника. Быть к Обито ближе уже невозможно. Славно. Осталось понять, как в этой узости вообще можно двигаться. «Просто волью в него больше смазки и все, — решил для себя мужчина, кривясь от громких истерических криков. — Быть не может, чтобы этого ублюдка нельзя было отодрать в зад.» Странно. Почему-то в целой феерии звуков, состоящих из его надрывных криков, тяжелого дыхания Мадары и возни бледных рук, то рефлекторно дерущих простыню, то пытающихся впиться в сжимающие его ягодицы ладони, тишина все равно казалась звенящей и мертвой. Пропало даже мирное едва заметное теперь гудение бункера, будто бы мальчик оглох от собственных воплей, полных боли и мучений. — Выйди из меня! Пожалуйста, выйди! Вы… — он захлебнулся собственным плачем, громко закашлявшись. Новый приступ тошноты заставил все тело изнывать от дрожи. Перед глазами мальчишки тысячи красных точек танцевали сумасшедшие хороводы. — Да потерпи ты хоть немного, мамкина тряпка, — Мадара громко выдохнул, почувствовав, что дискомфорт понемногу стал перерастать в боль. Малец изогнулся сильнее, и его худое тело стало казаться еще изломаннее. В горле пересохло. Мадара попытался двинуться назад, но под очередной сумасшедший крик ощутил болезненную тянучую боль, словно бы его член зажало мертвой хваткой в ебучем капкане. Это… да быть не может. Он толкнулся еще раз, поморщившись от боли. Нет, они не могли закончить все так глупо, не могли попасть именно в такой просак. «А так и есть. Так и есть, потому что я, блядь, не могу вытащить.» — с мрачной и одновременно опасливой усмешкой подумал он. Мадара вцепился в горячую и влажную от пота кожу пальцами, попытавшись выйти снова. Нет. Нет, просто не говорите, что в первый чужой раз он застрял в этом идиоте, да еще и с такой болью, будто бы порвал уздечку. Это же просто смешно. Учиха скривился от боли, закрыв один глаз. Он посмотрел на покрикивающего и стонущего мальца, истекающего слюной и слезами, и невольно отвел взгляд. Твою мать… Черт возьми, нет! Обито продолжал кричать, не замечая, как от судорог и паники сжимается внутри еще больше, причиняя лишние мучения и себе, и дяде. Низ пояса отдавался раздирающей болью, несколько похожей на ту, что бывает, когда порежешься или разорвешь кожу ржавым гвоздем, и одновременно не похожую ни на какую из испытанных. Его рвало и распирало. Юноша, униженный, травмированый и раздавленный морально, чувствовал себя куклой-перчаткой, которую заботливый хозяин надел на руку и сейчас вертел ей как вздумается, открывая и закрывая тряпичный рот под детскую музыку. Еще один крик — и Обито, судя по хрипу, сорвал голос. Мадаре хотелось закричать следом, но он лишь прошипел под нос что-то нелицеприятное в его сторону, нагнувшись к подростку и прошептав ему в ухо сбивчивое: — Расслабься, или я не смогу выйти из тебя, — ладно, хорошо. Он умеет признавать неудачи, потому что попытка двинуться самому снова не увенчалась успехом. Не то чтобы тело подростка могло удержать взрослого мужчину, но рискни Мадара вырваться через силу — и кишка мальца превратилась бы в кровавую дыру с отшметками слизистой. Сперва показалось, что Обито не услышал его из-за собственных громких рыданий и воплей. Однако через какое-то время в его скуляже стали выявляться слова, хотя в нынешнем состоянии он едва был способен на осмысленные фразы. — Не… не надо… не… — Обито, я не смогу выйти, пока ты не расслабишься. — И не отпустишь меня. Ха-ха. Мадара сжал зубы, стараясь сохранять спокойный тон, — Постарайся расслабиться, слышишь? Мозг юноши почти не улавливал слова, только сбивчивые интонации, говорящие, что их хозяину тоже по-своему больно. Обито разрыдался сильнее, уже не стесняясь своего покрасневшего лица. Дышал сбивчиво и громко, словно бы тонул в пучине океана. Как же больно. Он повернул голову, уткнувшись щекой о мокрую постель. — Я не могу… Не могу… Пожалуйста, выйди… Я не могу. Маленький мальчик удивленно смотрит на него, сжимая в руках красный рюкзак. Первый учебный день. Детишки шагают под руку со своими родителями, но в это солнечное утро единственный, кто пришел встретить маленького Учиху — его ненавистный дядя, стоящий странной жутковатой фигурой среди кучки обыденных взрослых. Руки в карманах. Мадара смотрит на него и кивает без улыбки. Идет навстречу растерянному ребенку неторопливо, а тот только и может, что стоять на месте среди огибающих его парочек и смеющихся детишек и во все глаза смотреть на него. Да, малыш. Они и правда настолько одиноки. — Хватит, я больше не могу! Мадара шикнул от досады. Возбуждение все еще наливало плоть кровью, но мысленно он утратил запал, как только ощутил, что одно его грубое движение в хватке чужих мышц — и либо что-то сломает себе он, либо Обито. На те. Экстремальный секс. Жаль только в условиях апокалипсиса он его совсем не заказывал. Мадара подавил в себе злость и желание выйти из мальчишки насилу, вместо этого осторожно погладил Обито по спине, прошептав вкрадчивое: — Просто вдохни поглубже и отпусти меня там. Иначе мы проторчим тут еще долго, — на выдохе прошептал он в самое ухо юноши, и тот громко всхлипнул, слегка приподняв голову. От его губ до белой простыни шла ниточка сгустившейся слюны. Мадара вдруг подумал, что это на редкость мерзко, благо он был не из брезгливых. Обито понадобилось время, чтобы начать дышать хоть немного ровно. Он взглянул на мужчину, и глаза его были подернуты пеленой боли, отчаяния и слез. — Ла… ладно, — это прозвучало так смиренно, что мужчина невольно поежился где-то внутри своего сознания, едва мальчишка снова зарылся носом в постель, судорожно сжав пальцы рук. — Ладно… Дыхание. Главное - заставить себя вопреки боли. Сперва Мадаре показалось, что его сжали еще сильнее, однако попытавшись толкнуться назад, он понял, что хватка кишечника ослабела. Черт. А он-то думал, что подобная сцепка может быть только с напуганной девственницей, но, похоже, они все чем-то одинаковы. Мужчина с трудом вышел из мальчишки и невольно вздрогнул, увидев на члене кровь. — Дерьмо. Таки порвал, — придерживая плачущего Обито за бедро, он коснулся второй ладонью уздечки, проведя по окровавленной головке пальцами. Кровь. Но не его. Плоть снова отвратительно заныла, требуя долгожданной разрядки. Черт, ну не сейчас! Если кровь не его, значит… Мадара резко всунул в мальца два пальца, запихнув их как можно глубже и ощупывая стенки кишки. Обито протяжно вскрикнул, попытавшись дернуться, но смог издать только глухое «ах». — Нет! Не надо, хватит! Больше не надо! Ну пожалуйста! Больно. Но теперь не ему. Мадара вытащил окровавленные пальцы и с досадой выругался. Порвал. Черт знает, насколько сильно. Из-за смеси крови и смазки, хлюпающей внутри, невозможно понять. «Давай, Мэдди. Я уже больше не могу.» Обито не делал попыток посмотреть на него. Его плечи сотрясались в громких, но уже погасших рыданиях. По голой спине ручейками тек пот, отчего отросшие до плеч волосы слиплись в черные уродливые водоросли и струились у ключиц. Мадаре хотелось рычать от злобы и так и не удовлетворенного желания. «Не надо, пожалуйста!» Четыре года. Четыре года он прождал только для того, чтобы получить… это. «Больно! Умоляю!» Все это ангельское терпение ради самого мерзкого, уничижительного и жалкого секса в его жизни. Даже не секса. Пародии на него. Ну и что теперь? Трахать его окровавленную задницу и слышать бесконечные вопли этого маменькиного сынка? «А почему бы и нет? — Услышал он голос Таджимы, давным давно разложившегося под землей. — Ты ведь и не рассчитывал, что все пройдет гладко, а закончить дело надо. Не так ли?» Мадара сморгнул пару раз, отгоняя мысли об отце. Дерьмовое начало. Дерьмовый странный запах. Дерьмовые видения, мучающие его сознание снова и снова. Твою мать. Он в последний раз взглянул на Обито и молчаливо выругался, схватив того за ноги чуть выше колен. — Не… — судорожно выкрикнул мальчик, решив, что дядя снова собирается войти в него. — Сожми бедра, — грубо приказал он, когда Обито что-то промычал. — Просто умолкни и сожми бедра, идиот, или я сейчас снова тебе всуну, ты услышал меня? Эти слова довели Обито до новой истерики, отчего пришлось таки сдвигать его ноги в более удобное положение самому. Мадара надавил на спину юноши ладонью, потеревшись горячим пахом о его ягодицы. Мальчишка вскрикнул от ужаса, на миг решив, что дядя таки исполнил свою угрозу — из-за боли внутри себя он не мог полноценно осознавать происходящего — однако когда член мужчины прошел меж его бедер, умолк, даже несмотря на то, что она и не думала утихать. Что… Что он делает? Обито не спросил, во многом потому что все еще пребывал в истерике от боли и шока, вызванного изнасилованием. А во многом — из-за шепчущего на ухо Зецу, уговаривающего просто терпеть и ждать конца пытки, которая казалась бесконечной. В этот раз хотя бы не было больно, хотя Обито уже с трудом воспринимал все, что с ним делали, достигнув того края, в котором его мозг отказывался принимать новую травмирующую информацию, пропуская огромные куски происходящего мимо себя. Посему он не сразу понял, что такое горячее прошло между его бедер, измазав их внутреннюю сторону кровью и остатками смазки, и потерлось о член мальчишки. Это не было больно. Не было приятно. Не противно. Обито даже не попытался этому воспрепятствовать, в полубреду зарывшись лицом в смятые простыни. Мадара толкался даже слишком торопливо, понемногу увеличивая темп, сотрясая бледное тело под собой в сильной безудержной дрожи. Это не было сравнимо с удовольствием от нахождения в чьем-то теле, но Мадара перестал быть привередливым сразу, как впервые всерьез застрял в ком-то. Черт с ним. Пусть это недоразумение просто быстрее закончится. — Сожми сильнее. — прорычал он и слегка нагнулся, одной рукой дотянувшись и вцепившись в плечо мальца. Обито больше не вопил. Только громко рыдал и стонал, будто бы даже елозанье членом по его внутренней стороне бедра доставляло мальчишке страшнейшую боль. Никчемный идиот. Ни он, ни племянник не следили за временем. Мадара закрыл глаза, сделав громкий вдох, когда член случайно уперся в мягкое бедро. Толкнулся снова, потеревшись о чужой пах. Обито был горячий и мокрый, а его кожа на удивление нежной и приятной на ощупь. Мадара даже мог представить, что и правда находился внутри, благо до разрядки по внутренним ощущениям не оставалось долго. Мужчина издал короткий стон, сперва не расслышав приглушенный кашель. Открыл глаза и увидел, как юноша слегка приподнял голову, сплюнув прямо на простыни густую порцию слюны. Ах. Ну что за манеры. Мадара заметил, как тот что-то прошептал, но понять смог только с четвертой попытки. Когда Обито с трудом выговорил: — Тошнит. - …Что? — Меня… Горячая сперма попала прямо на ягодицы, вызвав едва слышимый вскрик отвращения и неожиданности у мальчишки. Мужчина задрал голову с громким стоном, как раз в тот момент, когда лицо Обито исказилось от омерзения. Похоже, его и правда сейчас вырвет. Мадара прикрыл глаза, с трудом продышавшись. Голова после не самого великолепного оргазма прояснилась быстро, оставив мужчину с чувством досады и разочарования, зато ясность мышления вернулась сразу, как только до ушей донесся новый приглушенный всхлип, позволивший схватить мальчишку за плечи и нагнуть его над краем кровати. — Не на постель, идиот! Обито вырвало с громким протяжным стоном. Мадара с отвращением заметил, что бледно-желтая желчь с характерным хлюпаньем оказалась не только на полу, но и в волосах, и на подбородке подростка. Вот дерьмо. В нос тут же ударил резкий запах рвоты, перекрывший даже тот, раздражавший, витавший в ноздрях до этого. Самый мерзкий секс за всю его жизнь. Даже родной папочка совращал Мадару куда чище, даже когда его поганый язык оказывался не там, куда бы стоило его засовывать. Мужчина поморщился, все еще придерживая мальчишку за дрожащие плечи. Не смешно, хотя смеяться над своим невероятным провалом хотелось в голос. Похоже, с мальчишкой ничего не бывает легко и просто, и, надо же, Мадара почти в таком же шоке, что и он после произошедшего, разве что не жует сопли и не скулит в голос. Кто же знал, ха! Кто знал, что будет именно так?! А Обито действительно пребывал в состоянии настолько сильного шока, что почти забыл о раздирающей его изнутри боли, предпочитая дрожать как треплемый холодным ветром осенний лист на тонкой ветке, обнимать себя руками и громко охать с каждым судорожным вдохом. Мадара выпустил его из рук, и юноша обессиленно упал лицом в кровать. Его больше не трогали, хотя длилось мнимое затишье от силы полминуты, пока дядя приводил себя в порядок, с трудом вставая с кровати и разглядывая смятую и мокрую от крови и пота простынь. Все резко закончилось. Все, но Обито казалось, ему до сих пор причиняют боль. Он сплюнул остатки желчи, и она струйкой полилась по подбородку, капнув на подушку. Его руки и ноги судорожно сжимались и разжимались. Слезы текли по щекам и жгли глаза. Мальчик медленно посмотрел на свои ладони, стараясь собрать хоть какие-то мысли в голове, но там было абсолютно пусто. Он с трудом перевернулся набок, все еще не понимая, что делает. На ягодицах что-то безобразно липкое медленно, как тянучий мед, стекало по ногам, вымазывая и без того пострадавшее постельное белье. Сколько грязи. Мерзкой, поганой грязи… Пальцы зарылись в волосы и до боли стянули. Хотелось кричать, но голос сел окончательно — юноша мог лишь беспомощно сопеть и плакать, сотрясаясь в панических рыданиях. — Охренеть… — а Мадаре же хотелось смеяться, как сумасшедшему психопату, но он знал, что введет этим в еще большее отчаяние, посему предпочел коснуться чужого плеча, свесив ноги с кровати. — Ты…как? Обито взвизгнул от этого прикосновения, дернувшись в сторону. Хотел было разрыдаться еще громче, но опять подавился слюной, громко закашлявшись. Проклятье. Новый спазм в груди. Что-то потекло из носа, давая краткую возможность дышать. Обито едва не вырвало снова, как только он ощутил смесь из отвратительного запаха рвоты, крови и пота, надолго отпечатавшихся у него в голове одним единственным словом. Секс. Вот он. Во плоти. Вот этим и занималась мать с его дядей. С этим не умел обращаться его отец. И ради этого дерьма затевались отношения. За это даже платили. — Это не секс, Обито, — шепнул из его сознания Изуна. — Тебя изнасиловали, сынок. Ха. А вот и его воображаемые друзья как нельзя кстати. Друзья, оставившие его наедине с ужасом и болью. — Да тише ты. Все убиться хочешь, — Мадара схватил его за руку, притянув к себе. Заставил лечь на чистую сторону кровати, с беспокойством оглядев окровавленную внутреннюю сторону бедра. Нужно было найти разрыв и обработать чем-нибудь, иначе попадет инфекция, и их секс резко примет фатальный для мальчишки оборот. Мадара заправил мокрые пряди за ухо, взглянув на белые простыни, сейчас выглядевшие так, словно он проводил на них операцию по вскрытию гниющего трупа. Кровавые разводы, желтые пятна от желчи, сперма — досадно, их теперь только выбросить да сжечь. «Как грубо, Мэдди. Ты беспокоишься о каких-то вещах, когда твой мальчик сейчас в шаге от того, чтобы наложить на себя руки.» Учиха посмотрел на свернувшегося в клубок юношу. Он уже не рыдал в голос. Только тихо всхлипывал, постанывая от боли. Сейчас как мина — коснись, и опять впадет в истерику. Дерьмо. Дерьмо, все должно было быть совсем не так. Мужчина встал с кровати, с отвращением отпихнув грязное одеяло. Босые ноги коснулись теплого пола. Его пошатывало. — Подожди немного, малыш, — мужчина бросил взгляд на трясущегося подростка в последний раз и, упираясь рукой о стену, направился в ванную, где едва не поскользнулся на разлившейся у раковины луже воды. В последний момент, однако Мадара таки схватился за стену, ударив ту кулаком от досады. Омерзительно. Он не мог сказать, что чувствует сейчас в полной мере. В голове смешались самые разные эмоции, начиная со злости на Обито, вдруг оказавшегося таким неудобным, заканчивая виной и чем-то похожим на жалость. Мальчишка — нытик, строящий из себя черт пойми что, но, твою мать. Как же он орал… Мадара громко вдохнул, втянув носом пропитанный хлоркой воздух. Крепко зажмурился, и, постояв еще немного, открыл кран с теплой водой. Им обоим стоило отмыться от всего этого. Когда он вернулся в комнату, поморщившись от мерзкого запаха, решил сперва, что юноша уснул — тот, с трудом сдерживая дрожь и слезы, лежал словно вынутый из чрева недоношенный эмбрион, плотно зажмурив глаза. Мадара коснулся его спины, и Обито снова вскрикнул, распахнув их и посмотрев в лицо дяди почти одичалым взглядом. — Нет! Нет… только не опять, пожалуйста… — сипло захныкал он, резко спрятав лицо в ладонях, но Мадара схватил его за плечи сильнее, вынудив взвыть от боли и принять сидячее положение. — Успокойся, я… Но Обито снова громко рыдал, трясясь в чужих объятиях словно от бешеной лихорадки. Его родственник только устало выдохнул, стерев большим пальцем остатки слюны и рвоты с его подбородка. — Все закончилось. Все. — Мадара старался придать голосу успокаивающие нотки, но вышло грубо и смазанно, будто бы он торопливо зачитал продиктованный кем-то другим текст. Не его роль. Мужчина никогда не умел жалеть и утешать. Болтать попусту. Зато был хорош в действиях. Хоть в чем-то. Все. Уже все. По крайней мере, на сегодня. Впрочем. Скорее всего, задницу мальца он не увидит как минимум недели две, пока там все не затянется. Досада. Ну ничего. С Обито можно сделать еще много всего, помимо того, чтобы впихнуть в него член, и это явно не будет и в половину так болезненно, как в его первый неудачный раз. Ничего. Дерьмо случается, а папочка учил жить дальше не смотря ни на что, верно? Остается надеяться, что у Обито были похожие уроки в жизни, и он не сломается после первой же их попытки. Все нормально. Не всегда все выходит идеально, и как ты хочешь. Начало не обязано быть хорошим. Просто в следующий раз они учтут все ошибки. Мальчишка рыдал навзрыд от боли все время, пока его несли в ванную, лишь изредка останавливаясь, чтобы беспорядочно выкрикивать чьи-то имена, не знакомые мужчине. Мадара опустил его в ванную, заполнившуюся лишь наполовину, и включил душ. Хотелось залезть следом и отмыться самому — настолько грязным он себя ощущал сейчас, но что-то подсказывало ему — романтики на сегодня хватило с достатком. Обито стоило оставить в покое хотя бы на время, дать ему прийти в себя и осознать произошедшее. «Произошедшее, ха? — засмеялся он внутри себя, — То, что делал с тобой папуля, ты также называешь?» Обито продолжал рыдать в голос, отвернувшись к другой стороне ванной и обняв руками колени. Он не хотел смотреть на копающегося в аптечке мужчину, не хотел видеть ни его лица, ни ублюдской ухмылки. Господи. Как он ненавидел Мадару Учиху в тот момент. В тот момент, именно в тот. Обито не помнил, чтобы ощущал такую ненависть когда-либо в своей жизни, как ощутил ее сейчас, когда Мадара, методично лишающий его детства, семьи, счастливых воспоминаний и рассудка на протяжении четырех лет, лишил его последнего. Самого ценного, того что осталось маленькой тонкой ниточкой, соединяющей его жалкую полусонную жизнь под больничным светом ламп со светлым детством — невинность. Он забрал все. Обито хотелось что-то сломать, ударить, разгромить все кругом от этого мучительного унижения, боли и несправедливости, пока капли воды смывали с его бедер застывшую кровь, словно стирая следы гнусного преступления над его телом и душой. Было жаль себя до одури. До закусанной в кровь губы. Учихе казалось, что он умирает прямо в этой ванной, если не телом, то хотя бы рассудком. Что-то хорошее вытекает из него с каждой каплей крови, светлое и чистое. Мадара отнял у него все, что было ему дорого: семью, друзей, прежнюю жизнь. Сперва забрал маму, потом — весь мир. А теперь Обито не принадлежит даже его тело. Дядя изуродовал его, искалечил и опорочил. Обито чувствовал себя грязным и раздавленным тараканом на идеальной белой плитке. Мерзость. Он и есть мерзость. Воплощение этого слова. — Болит? — Мужчина касается его мокрых волос, поливая подростка из теплого душа. Обито дергается, не желая смотреть на обнаженного дядю. Его лицо искажается от отвращения. — Ничего. Поплачь. Не трогай меня. Просто больше никогда не трогай. Ты не заслужил этого и никогда не заслужишь. — Ты не мерзость, малыш. — тихо шептал ему Изуна. Обито не знал, насколько близко был брат Мадары. По ощущениям — тот будто бы дышал ему в самое ухо. Открывать глаза не хотелось. — Мерзость здесь только эта мразь, которая посмела изнасиловать шестнадцатилетнего мальчика. Не ты. Слышишь меня? Не смей считать себя виноватым! Но Обито не мог. Он снова и снова прокручивал в голове все ситуации, в которых вел себя надменно или нагло, а может даже каким-то образом заигрывал с мужчиной, толкая его на отвратительный итог их отношений. Пытался понять где оступился, где мог бы промолчать и отдалить то, что с ним произошло. Почему все это происходит с ним? Почему он вынужден был очутиться в этой проклятой тюрьме и задыхаться здесь от запаха своей же крови? За что? — А представь, что будет дальше, маленький Обито, — захихикал Зецу в его сознании. — Ты же не думаешь, что Мадара на этом остановится, правда? Представь, что он будет вытворять с тобой на протяжении всех этих лет… Тоби одобрительно кивнул. — Да… Пожалуй, малышу Обито не помешало бы привыкать… Привыкать и, может, получать удовольствие… — Заткнитесь, — Изуна едва заметно погладил его по голове, снова прошептав на ухо тихие успокаивающие слова. — Не думай об этом сейчас, сынок. Дай дождю смыть всю эту грязь. Посмотри, как здесь красиво, когда он идет… Обито открыл глаза, вытерев со лба холодные капли. Его босые ноги упирались в шершавый асфальт с мелкими кусочками камня. Что… Он медленно обернулся, разглядывая виднеющиеся вдалеке огни домов и неоновых вывесок, не в силах понять, как очутился посреди проезжей части в полной темноте ночи. Стены бункера растаяли. Где он? Обито стыдливо прикрылся, потому что все еще был голым, но проезжающие мимо водители на стареньких машинах, обдающие его водой из луж, словно бы не замечали обнаженного юношу, стоящего у края дороги. Обито выдохнул, испуганно поглядев на фонарный столб неподалеку. Прикрыл глаза рукой, сощурившись от необычно теплого света. Что было написано на том табло у дороги? Кажется… Добро пожаловать в Лос-Анджелес. У Обито замерло сердце, едва он прочел надпись на неоновой вывеске, прикрепленной к каркасу проездного моста, где сейчас застопорилась пробка из сигналящих в разном звучании машин. Он не помнил этого места. Обито вообще никогда не бывал в Лос-Анджелесе. Как он оказался в настолько подробной галлюцинации, и была ли она таковой? Мысли предательски утекали, как растаявший снег в пальцах. Он прогонял название этого города через себя снова и снова, пока в глазах не появилось смутное осознание. — Ну… Может, это из-за ливня он кажется таким… Мрачным? Знакомый голос в его голове заставил вздрогнуть. Обито обернулся как раз в тот момент, когда его одинокий силуэт осветили чьи-то фары. Протяжный сигнал. Мальчик испуганно отпрянул к тротуару, едва не упав на землю. Машина залила его дальним светом и холодной водой, исчезнув в глубине города так же стремительно, как и появилась. — Может, — холодно ответил Мадара, поворачивая руль одной рукой. — А может твои открыточки заметно так приукрасили эту помойку. — Не называй его помойкой! — Изуна недовольно насупился, с легким удивлением заметив, что их машина притормаживала. — Ты не едешь в центр? — В центре даже за номер в хостеле с нас сдерут втридорога. Нужно искать что-то в районах победнее, — безразлично ответил брат, не глядя на него. — Денег еще достаточно. Мы только приехали. — попытался поспорить Изуна, раздосадованный тем, что не посмотрит в сердце Калифорнии сегодня. А отсюда же мало что разглядишь. Одни одноэтажные старые здания и пожухлые заведения с редкими стройками. Даже голливудских гор не видно. Все почти как дома, и это не идет ему в копилку плюсов. Мадара покачал головой: — Экономить нужно уже сейчас, если не хотим загнуться в городе-мечте от голода. Изуна тяжело вздохнул, мысленно согласившись. Ладно. В чем-то он прав, жаль только правда достаточно неприглядная. Он еще раз взглянул на сияющие на пути вывески, будто бы надменно смеющиеся над двумя беглецами, заманивая вглубь тех мест, что были им не по карману, и почувствовал какую-то легкую толику начинающего распускаться разочарования. Не то чтобы он не понимал, что ночью и на окраинах Лос-Анджелеса не оценит всей его красоты. Просто… Трудно сказать. Почему-то Изуна думал, что прибыв в точку назначения, в его мечту детства, все проблемы решатся в один миг, но, кажется, их стало только больше. Они приехали в очередной молчаливый город. Такой же молчаливый, как их дом. И никто не встретил двоих подростков с распростертыми объятиями. Парень удручающе откинулся на сидении, зацепившись взглядом за несколько едва видных в темноте знаков. До Беверли Хиллс — три километра, До Долины славы — четыре. Они оказались на южной части Лос-Анджелеса. Отсюда не было видно ни знаменитых огромных белых букв на Голливудских холмах, ни причудливых изгибов обсерватории Гриффита, о которой он прочел так много, лишь дешевые постройки да полная дорога машин. Через какое-то время они оторвались от общего потока и заехали на небольшую улицу. Мадара остановился у переулка, кивнув на здание, стоящее сбоку от тесных и не освещаемых домов, укрытых дождевой завесой. Хайд парк. Их новый дом на ближайшие пару дней. Изуна поежился, нехотя взглянув на неказистый двухэтажный отель с каменными лестницами и светящейся неоновой вывеской. Только ей. Остальные лампочки, видимо, давно перегорели и вышли из строя. Что ж. Дешево, но им не привыкать. Мадара въехал на небольную парковку, встав неподалеку от погасшего фонаря, и заглушил двигатель. На сегодня поездок по прекрасному городу чужих идиотских фантазий ему хватило с головой, хотя едва ли Мадара был в том же упадке, что его брат. Не его мечты разбивались об реальность. У Мадары вообще их не было. — Не вешай нос. Первому впечатлению никогда лучше не верить. — попытался утешить он брата. Изуна только слабо улыбнулся, потянувшись за сумкой на заднем сидении. — Знаю. Просто… Чувствую себя так… — он неопределенно махнул рукой. — Глупо, что ли. — Почему? — спросил его старший, захлопнув дверь машины. Ключи он запихнул в карман, торопливо укутавшись в куртку. Холодно. И мокро. Он-то думал, в солнечном городе не бывает плохой погоды. Изуна провел ладонью по крыше старенькой машины и пожал плечами. — Почему-то я осознал, что мы здесь никому не нужны только сейчас, — Изуна показал на небо с обреченной улыбкой. — Видишь? Даже самому Лос-Анджелесу. Здесь не бывает ебаных дождей, но стоило нам приехать… — Не веди себя как унылое дерьмо. Это только первый день, — прервал его Мадара, толкнув младшего в плечо. Тот предпочел промолчать, посему оба брата направились к отелю, таща за собой сумки. Мадара тряхнул головой. Дождь и правда сильный и непривычный для таких мест, но это же не может значить ничего дурного. Просто бред. — Мы и в Меркьюри никому не были нужны кроме двинутого папаши. Изуна медленно кивнул, с беспокойством посмотрев на открывающего тяжелую дверь брата. Его черные волосы сейчас окружал красный ореол от мирно светящегося автомата с газировкой, стоявшего на улице. — Думаешь, он найдет нас здесь? Мадара замер, не глядя на младшего. — Когда твое имя и рожа начнут светиться в местных афишах? — усмехнулся юноша, — Определенно. Только вот не думаю, что ублюдок рискнет тронуть нас в таком случае. Вот оно как. Изуна был искренне удивлен таким рассуждениям. Для него слава и признание были целью. А Мадара видел в этом что-то сродни защиты. Что ж, это похоже на правду. Сейчас Изуна Учиха просто безликий человек, затерянный в огромном городе, но как только его имя обретет вес — исчезновение точно не остается без следа, и отцу не отвертеться. Вот только один вопрос. Как же Изуне пробиться на самый верх, когда город давит его морально, сравнивая с ничтожной шестеренкой в гигантском механизме уже сейчас? — Скорей бы, — только и выговорил он, когда братья зашли в тесный старый вестибюль. Изуна поморщился от приглушенного света, поправив лямку на плече. Прямо напротив дверей находилась стойка, за которой сидела девушка лет так девятнадцати, держа в пальцах сигарету и читая какой-то поношенный журнал. Сбоку от нее была лестница наверх и потертые диванчики с искусственными растениями на стенах. Дешево. Отличные декорации для злачного отеля, в котором скрываются жестокие преступники, но они ведь не такие. Мадара подошел к стойке и прокашлялся, дабы девица обратила на них внимание. Изуна взглянул на потолок, где медленно и бесшумно вращались лопости вентилятора. — Нам нужен номер на двоих. На трое суток. Блондинка с жирными стрелками на глазах неохотно перевела на него взгляд, едва заметно усмехнувшись и всунув бычок в пепельницу. Мадара с рубашкой, расстегнутой на груди, и солнечными очками на лбу казался ей подростком, который решил поиграть во взрослого крутого парня. — Восемнадцать есть? — спросила она протяжным неприятным голосом. Мадара раздраженно поморщился, когда брат позади отвел взгляд в пол. Старший медленно расстегнул сумку, дабы выудить документы, но девушка остановила его раньше. — Верю, верю, — сказала она насмешливо, — Мне-то, в общем-то, плевать, даже если нет, но босс требует. Она громко вздохнула, потянувшись. На часах, стоящих на ее столе, было уже около десяти вечера, посему разбираться с посетителями дотошнее необходимого ей не хотелось. — Трое суток, значит… Двести долларов. Мадара поморщился от такой огромной для двоих беглецов цифры, но таки положил деньги на стол. До этого они останавливались в хостелах за двадцать долларов в сутки, но Лос-Анджелес, как и любой большой город, никогда не был щедр на дешевизну недвижимости. Оставалось надеяться — он найдет здесь достаточно оплачиваемую работу, чтобы продержаться на плаву хоть немного, как бы глупо и непродуманно не звучали их общие идеи о славе и богатстве. Пожалуй, именно так. Мадара же не мог просто обернуться к Изуне и сказать:«Ну все, я довез тебя. Теперь твоя очередь, сделай нас богатыми и знаменитыми!» «А если нет — не расстраивайся. Вы недолго будете голодать и жить на улице, ведь папочка с удовольствием вернет вас домой» — засмеялся чей-то голос у него в голове. Мадара отогнал от себя эти мысли, засунув руки в карманы темных джинс. — Хорошо, оплачено наперед. Ваши имена и фамилии? — меж тем спросила их блондинка. — Учи… — хотел было сказать Изуна, но был безжалостно прерван братом. — Мэдди и Из Учиды. Мэдди? Ну что за прелесть. Почему только она не рассмеялась в голос? Девушка подняла на него удивленный взгляд и медленно кивнула, записав в толстый блокнот имена обоих. Мадара заметил на ее столе табличку с именем и мысленно усмехнулся. Вас обслуживает Ино Яманака. Она направилась к шуфляткам позади нее и, открыв одну из них, достала ключи, бросив их на стол. — Братья? — Сводные, — добавил Мадара, глядя на недоумевающего брата. Ино записала что-то еще и, устало вздохнув, протянула ему ключи. — Значит так. В вашем номере кондиционер не работает, но он сейчас и не нужен, как видите. Завтра обещали починить, но, вполне возможно, это затянется и до вашего выселения. Холодильник, если нужен — в комнате у лестницы на втором этаже. Кофеварка тоже там. Убирают раз в день, но если не будете оставлять чаевые — плохо, сразу скажу, — улыбнулась она, подмигнув старшему из братьев. — Спешу вас также порадовать. Район, в котором вы находитесь — это не совсем задница, уж поверьте. Есть и хуже. Здесь у нас неподалеку парк есть. Мемориальный колизей. Даже несколько киностудий. Если захотите узнать, как до них добраться и на что вообще посмотреть — спрашивайте. Мадара перехватил сумку получше, сухо кивнув. — Спасибо. Ино только скучающе уселась обратно, вернувшись к просмотру журнала. Лампочка у стены вдруг заморгала, оставив всех троих на какое-то время в темноте и заставив девушку хрипло рассмеяться. — Ага. Добро пожаловать в Лос-Анджелес, все такое… Уже в номере Изуна бросил сумку на пол, с усмешкой посмотрев на брата и уперев руки в бока. С него, как и с Мадары, стекала дождевая вода, капая на дешевый дощатый пол, но местные комнаты были настолько жалкими и старыми, что едва ли Учихи могли испортить их еще больше. — Из? Мадара пожал плечами. — Я импровизировал. Изуна сипло рассмеялся, открыв сумку, дабы выудить оттуда сухие вещи. Им обоим явно нужно было принять душ и отдохнуть, постаравшись настроиться на хорошее. Изуна попытался приободриться, мысленно ущипнув себя за руку. Ладно. Может быть, город сперва и кажется недружелюбным, но ведь это только первый день. Они сбежали от главного психопата Меркьюри, неужели Изуна бы так просто сдался? Конечно нет. Конечно это было бы глупо. Он хлопнул брата по плечу, открыв дверь в ванную. Ничего. Все будет нормально. Главное, что они на месте, остальное — дело времени. Сейчас он пойдет в душ и смоет с себя этот противный дождливый день. Сейчас. — Душ… Мадара не понял этой фразы. Он взглянул на прикрывшего глаза мальчишку и нахмурился. — Что? Обито посмотрел на него со слабым отголоском вопроса в глазах. Его красное лицо по-прежнему хранило на себе следы слез и горячечного бреда. Он громко всхлипывал и часто дышал, но хотя бы перестал кричать, как бы боль не давала о себе знать продолжительными спазмами внизу живота. Мадара коснулся его лба. Горячий. Не хватало еще, чтобы у мальца появилась температура от одного только стресса, смешанного с их неудачным и болезненным сексом. Мадара и так уже понимал, что доступа к телу ему не видать еще достаточно долго, если, конечно, он не хотел угробить мальца раньше времени. В глазах Обито отразилось требовательное упрямство. Он говорил с ним жалостливо, но удивительно спокойно, будто бы Учиха не насиловал его несколько минут назад. — Он ушел в душ. А что делал ты? Мадара убрал рваную челку с глаза юноши. — Ты о чем вообще, малыш Обито? — недоуменно спросил он, с досадой заметив, как внутренняя часть бедра мальчишки снова испачкалась кровью. Включил душ и смыл кровавые разводы снова. — Изуна ушел в душ. Потом заметил, что тебя нет в номере. Тогда он спустился в холл чтобы… — Обито слабо поморщился, продолжая обессиленно лежать на дне ванной. Вода едва касалась его ушей и продолжала стекать в водосток. А, вот оно что. Мадара отвел взгляд. Все то же, прежнее «привет» из старых писем. Столько времени прошло, а мальчишка вспоминает Изуну до сих пор. Зачем? Что ему это дает, если ни коим образом не касается? «Не касается? — хихикнул он, — А ты смешной, Мэдди.» — Чтобы меня найти. И не прогадал, как оказалось, — мрачно ответил Мадара, прикрыв глаза. Обито и правда был не в себе. Бормотал и тихо рыдал, звал свою подружку Рин и какого-то Какаши, общался с кем-то, поглядывая безумными глазами по сторонам. Отмахивался от невидимых голосов и видений. Учиха мог предположить, что довел ребенка до нервного срыва, если не психоза, но оставшиеся транквилизаторы в ящике пока ждали своего часа. Еще рано. Слишком тяжелая артиллерия, и он знает это далеко не только по себе. Мадара просидел в номере около часа, ожидая, пока Изуна, поющий что-то в душе, даст помыться и ему, но когда стрелки часов перевалили за одиннадцать — плюнул и, громко захлопнув номер, спустился по лестнице в надежде, что ему предоставят еще одну душевую. Ино на такие просьбы лишь покрутила пальцем у виска, посему парень, окончательно забыв о желании освежиться, встряхнул почти просохшую куртку и порасспрашивал блондинку о ближайших барах, дабы промочить горло перед завтрашним днем и, желательно, сбегать в туалет. Ну а что? Другие развлечения в одном из самых дорогих городов Америки были ему не по карману, а отправиться в нирвану с помощью спиртового друга не стоило больших денег. Впрочем, тогда бы Изуна точно его придушил, посему вопрос о выпивке пока витал невидимым желанием в воздухе. — Пойдешь вдоль Слэйсон стрит и свернешь направо, потом иди вперед, пока не увидишь церковь. Пройди немного и уткнешься в кучу мелких частных домов. Там дохрена всяких пабов и баров, точно не пропустишь. Главное — не потеряйся, — протянула девушка, а потом, немного подумав, написала на небольшой карточке номер телефона и кинула ему. — На. Если заблудишься — звони мне. Мадара кивнул, пробурчав слова благодарности, и вышел на ночную улицу, сняв с себя куртку, дабы держать ее над головой как импровизированный зонт. Остановившись у входа, он вдруг подумал, что не взял телефон, посему Изуна не сможет до него дозвониться в том случае, если таки соизволит выйти из ванной, но сейчас из-за ноющего мочевого пузыря возвращаться в номер ему хотелось меньше всего. «Вот зараза, даже отлить не дал» — с сухим смешком подумал Мадара и отправился вдоль названной улицы, держа над головой куртку. По пути ему встречались только случайные серые прохожие и подвыпившие компании, но, в целом, на этих окраинах Лос-Анджелес был на удивление пуст и беден даже на проезжающие мимо машины. Мадара случайно толкнул кого-то плечом, но не обернулся, услышав в спину только сухие угрозы. Ха. Он свернул к той самой маленькой готической церкви, о которой говорила Ино, оглядевшись вокруг. Ему казалось, что юноша попал в фантасмагорический сон, в котором город, дающий им с братом стимул двигаться дальше, обернулся смазанной помойкой с редкими домишками, а аллею славы, столицу кинематографа и Голливуд выдумал его воспаленный мозг, пострадавший от издевательств отца куда сильнее, чем подросток мог себе вообразить. А может, это просто не Лос-Анджелес? Мадара взглянул на неоновую вывеску с танцующим человечком, держащим в руках бутылку сидра. Может быть, они придумали себе, что добрались до точки назначения, а на самом деле до Лос-Анджелеса все также непостижимо далеко? «Или, может быть, трава зеленее где угодно, кроме того места, где пытаемся выжить мы» — равнодушно подумал Мадара, толкнув тяжелую дверь. Бар, названия которого он не запомнил, встретил его спертым воздухом, запахом дешевого спирта и сладковатым дымком травки. Ино предупреждала его, что на окраинах Лос-Анджелеса есть проблема с наркотиками, посему у Учихи была вполне вероятная возможность не только надраться на свое совершеннолетие, но и найти удовольствия поинтереснее. Ага. И тогда брат точно бы надрал ему задницу. Мадара остановился, осмотревшись вокруг. Ничего особенного или Калифорнийского здесь не было. Обычное небольшое помещение с деревянной отделкой, гирляндами на потолке, красными лампами вместо нормального света и караоке. Играла какая-то старая попса. Он прошел между россыпью небольших столиков с редкими посетителями к единственной длинной стойке, углядев там протирающего стаканы бармена. — У вас тут есть туалет? — Учиха встряхнул куртку от воды прямо при нем — длинноволосом парне с повязанной на лбу банданой и характерным для этих мест южным загаром. Тот флегматично перевел на него сонный взгляд, пожевав зубочистку у себя во рту. — Ты за этим пришел? — то ли смех, то ли деловое любопытство. Позади мужчины, источая слабый свет, стояло множество бутылок разных форм и самых причудливых названий. — Туалет только для посетителей. Мадара швырнул на стойку двадцать долларов, не отрывая от бармена тяжелого взгляда. — Тогда дай мне что-нибудь. Не знаю, кровавую Мэри, например, — равнодушно бросил он мужчине, а лицо того исказила презрительная гримаса. Интересно, все местные смотрят на приезжих как на дерьмо? — Вычислить человека, который знаком с выпивкой только из телевизора, куда проще, чем кажется, — зачем-то заговорил он, прозорливо оглядев Мадару с ног до головы. — Что? Христианский папа держал в строгости, а сейчас ты таки дорвался до взрослых штучек? Восемнадцать-то тебе есть? Мадара раздраженно сжал зубы, поборов желание врезать ублюдку. Какого черта здесь все считают его мальчишкой и сопляком? Мадара приехал сюда сам на долбаной тачке! — А по мне не видно, что ли, умник? — огрызнулся Учиха. — Или твой папочка держал тебя в подвале все детство, поэтому ты не знаешь, как выглядят взрослые мальчики? * Бармен уважительно присвистнул, едва не выплюнув зубочистку. Он примирительно поднял руки, улыбнувшись недовольному парню. Острых на язык в Лос-Анджелесе хватало, но этот почему-то казался совсем другим. Не их породы. — Спокойно, спокойно. Я просто слишком часто встречал четырнадцатилетних девиц, размалеванных и одетых как двадцатилетние шлюхи, — рассмеялся мужчина. — Как правило, настоящий возраст их узнаешь только когда оказываешься за решеткой. Так что никогда нельзя быть уверенным. — А ты со мной трахаться собрался или налить мне выпить, чтобы я, наконец, смог сходить поссать? — парировал Мадара раздраженно. — Или я чего-то не знаю, и в вашей голливудской дыре одно включает в себя другое? Бармен вскинул брови с ухмылкой, сжав зубочистку в зубах. — Как правило, — доброжелательно произнес он, указав в дальний конец подсвеченного красными лампами коридора. — Одна кровавая Мэри, вас понял. Туалет в конце коридора. Мадара кивнул, молча направившись в сторону одиноких столиков с редкими выпивохами. Где-то вдалеке сидела компания, а в их руках тлели сигареты со сладковатым запахом. Никто не обращал внимание на новое лицо в тесном старом помещении. И хорошо. Он открыл дверь с надписью "WC" и прошел мимо умывальников. Здесь было еще темнее. Редкие красные лампы находились прямо над большим зеркалом, посему юноша мог разглядеть свой щуплый силуэт, подсвеченный блеклым светом. Это все? Где здесь нормальный свет? Мадара прошипел что-то под нос, подумав, что Изуна уже, должно быть, вышел из душа и спохватился его. Прошел мимо кабинки, когда там вдруг раздался чей-то женский смех, и она резко отворилась, едва не сбив парня с ног. Мадара отшатнулся, прижавшись к стене между кабинками, когда из открытой показался явно обдолбанный мужчина под руку с рыжеволосой девушкой в черном коротком платье. — Ну подожди, детка. Мы же еще не все, — захихикал он как идиот, глядя на нее затуманенным в дурмане взглядом. Прижался губами к напудренной щеке, прошептав какую-то дрянь. Ну что за мерзость. Мадара демонстративно закашлялся, прикрыв рот рукой. — Хаширама, задушишь. — девица бросила взгляд на замершего у стены юношу и хитро подмигнула, всунув в белый пиджак мужчины свою миниатюрную ручку, выудила оттуда кошелек. — Это чтобы ты не вздумал потратиться на каких-нибудь шлюх, сладкий. Позвони, как проснешься. — А? Ты меня оставишь, что ли? — с трудом проговорил мужчина, задрав голову к потолку и закрыв глаза. Рыжая пожала плечами. — Ну не я же заставляла тебя нюхать, а значит не мне тебя и тащить, — она махнула рукой. — Давай, Хаши. Ты уже взрослый мальчик, разберешься сам. Девушка с трудом опустила его рядом с закрытой кабинкой, торопливо всунув кошелек в сумочку и оглядев ничего не соображающего любовника еще раз, поспешила выйти из туалета. Вот те на. Мадара ошалело взглянул на смеющегося с закрытыми глазами незнакомца в темном гольфе с длинным горлом. Дорогой белый костюм, часы на руке, Учиха тоже мог бы поживиться, да трогать ублюдка лишний раз не хотелось. Он ведь беспомощнее новорожденного сейчас, посему и обворовали так легко. Интересно, под чем? Мадара вслушался в приглушенную музыку, презрительно хмыкнув и вошел в самую дальнюю кабинку, дабы наркоша не вздумал лезть к нему, находясь в измененном сознании. Однако после того, как он вышел, все же слегка нагнулся над незнакомцем, осмотрев его выпачканный в порошке нос. Вот же. Человек, названный Хаширамой, вдруг открыл глаза, по-дурацки улыбнувшись. — Эй. А ты кто? Где Мито? — прошептал он, не переставая улыбаться. Мадара поежился от вида расширенных зрачков и отступил на один шаг. — Подружка твоя умотала в неизвестном направлении с твоим кошельком, — издевательски ответил он, скрестив руки на груди. За дверью попса вдруг сменилась роком, что словно бы придало мужчине, на вид ненамного старше его самого, немного трезвости. Он устало зарылся рукой в отросшие до плеч каштановые волосы, словно задумавшись о чем-то. — Вот сука, — наконец выговорил мужчина заплетающимся языком. — Знал, что этим чертовым Узумаки нельзя верить. — Он попытался встать на ноги, но только неуклюже плюхнулся на задницу, скривившись от боли. — Блядь. Ты не представляешь, как меня кроет, детка… Я сейчас вырублюсь. — И поделом тебе, торчок, — презрительно отрезал Мадара. — А назовешь меня деткой еще раз — вырубишься не от наркоты, а от того, что я выбью из тебя дерьмо. Хаширама нахмурился, резко вскинув голову и указав на него трясущимся пальцем. — Фу, какой некультурный, — цокнул он языком. — Ты вообще хоть знаешь, кто я такой, а? Мадара покачал головой с любопытством. От типа разило сладкими духами, алкоголем и травкой. — Я, мать его, Сенджу Хаширама! Сын Буцумы Сенджу, понял? — резко выкрикнул он, истерично засмеявшись. — Так что побереги угрозы для того, кто не сможет оплатить хороших адвокатов, приятель. Мой тебе дружеский совет. Мадара закатил глаза. Америка — страна тех, кто чуть что — угрожает судом. — Никогда не слышал, — протянул он надменно. — Не слышал? — Глаза Хаширамы поползли на лоб от удивления. — Ты когда в последний раз включал телевизор? Смешок. Кажется, еще немного — и он правда улетит далеко и надолго. Вон как зрачки расширены. — Папа говорил, он разжижает мозги, — процитировал юноша Изуну, получив новый ошалелый взгляд. — Пф-ф. Бред собачий. Твой папа, что ли, хиппи? Я смотрю телевизор каждый день… я… хах, даже вечерний прайм тайм, — Хаширама снова попытался подняться, и на сей раз вышло получше, мужчина даже умудрился сесть на колени, с трудом держа тело в равновесии. — Оно и видно, — холодно ответил Мадара, а затем попытался обойти незнакомца и поскорее покинуть туалет, как тот вдруг вцепился в его штаны, заставив прижаться спиной к соседней закрытой кабинке, дабы не упасть. — Эй! — Стой. Ну помоги мне, — протянул Сенджу, по сути сейчас стоя перед парнем на коленях и глядя на него затуманенным взглядом снизу вверх. — Не видишь, человек в беде? Где твоя эмпатия, мать ее?! — Хаширама вдруг истерично засмеялся, вцепившись в штаны Учихи еще крепче и едва не уткнувшись в его пах лицом, неудачно покачнувшись. — А хочешь, я тебе за это отсосу? Хочешь, тебе отсосет сын Буцумы Сенджу? Мадару передернуло от отвращения и чего-то еще, пробежавшегося мурашками по спине. Чего-то мерзкого, родом из детства. Он с трудом удержался от того, чтобы не ударить ублюдочного торчка, вместо этого грубо отпихнул его. — Отвали от меня, педик, — огрызнулся он. Хаширама вдруг издал какой-то низкий горловой стон и опустил голову с характерным звуком. Вот блядь. Мадара с трудом отшатнулся, дабы рвота не попала на его штаны. Сенджу простонал что-то под нос и чуть не упал лицом в свое же дерьмо, если бы Учиха таки не подхватил его в последний момент, оттянув от открытой кабинки. — Гадость. И откуда ты такой конченый? — Брентвуд.* Это в сорока минутах езды от этой дыры, — только и выговорил его вынужденный собеседник, вскинув руку, когда увидел, что Мадара снова собрался смыться. — Да стой же ты. Я серьезно, приятель. Помоги мне. В долгу не останусь. — Твои расценки я уже понял. Не интересует. — Денег я тебе дам. На улицу только отведи. А то если сам поднимусь — меня снова вывернет. Мадара смерил его долгим взглядом, обдумывая и взвешивая все «за» и «против», и, в конце концов, тяжело вздохнув, присел рядом с торчком, позволив тому таки закинуть руку на свое плечо. Напыщенный мажор. Вряд ли Учихе что-то перепадет, но да ладно. — Только на меня не блевани, — второй рукой он взял Сенджу за талию, с трудом поднявшись на ноги. Тот повис на нем словно на спасительной соломинке, посему Мадаре понадобилось приложить немало сил, чтобы толкнуть дверь туалета и затащить мужчину в главное помещение бара. В нос тут же ударил запах выпивки, а в уши — громкая музыка, окутавшая нескольких танцующих неподалеку от столиков людей. Добро пожаловать в Калифорнию, мать ее. Getting born in the state of Mississippi Papa was a copper, and her mama was a hippy In Alabama she would swing a hammer Price you got to pay when you break the panorama She never knew that there was anything more than poor What in the world does your company take me for? Хаширама вдруг вскинул руку, завопив на весь зал. Его темные волосы ударили Учиху по щеке. — О-о, какая песня! — Вскрикнул он, едва не споткнувшись и не потянув за собой шатающегося юношу. Его ноги стали пританцовывать в такт ритму, мешая Мадаре тащить его к выходу. Тот раздраженно встряхнул его, прорычав громкое: — Уймись, придурок, или я брошу тебя прямо здесь! Но Хашираму, начавшего подпевать, уже не интересовало ничего, кроме слов. — California, rest in peace. Simultaneous release! California, show your teeth… — пел он, высоко задрав голову, а затем, обернувшись к Учихе, выкрикнул ему в самое ухо. — Ты не знаешь ее, что ли? Да ну! Подпевай! — У тебя от наркоты уже мозги сторчались, — проворчал Мадара, протащив его мимо усмехнувшегося бармена с зубочисткой в зубах. Хаширама тут же схватился за стакан с заказанным напитком для Мадары и, сделав один большой глоток, с кряхтением поставил его обратно. Мадара простонал себе под нос, пожалев, что влез в спасение этого идиота. Бармен рассмеялся и кивнул ему, словно они были старыми приятелями, видящимися в последний раз, и вернулся к протиранию стаканов. She's my priestess I'm your priest Yeah, yeah, yeah Хаширама едва снова не упал, обозвав своего нового приятеля занудой. Мадара сжал зубы, постаравшись не выдать своей злости, и толкнул Сенджу к выходу. В лицо обоим ударили холодные капли дождя. Мадара приметил ближайшую лавочку под пыльным козырьком бара и с облегчением вздохнул. Хорошо. Кинет его туда. — Приехали, — с трудом проговорил он, усадив одуревшего Хашираму на лавочку. Тот сразу плюхнулся на бок, оставшись лежать на ней словно грязный бездомный. Учиха только презрительно поморщился, устало покачав головой. И во что он ввязался? Парень покопался в карманах брюк Хаширамы в поисках телефона под идиотский смех последнего, чувствуя как раздражается еще больше. Ха. Так вот почему отец так ненавидел наркоманов и пьяниц. — Ну? Где твой мобильный? Не верю, что у такого пижона его нет. — А ты, все-таки, обворовать меня решил? — Протянул тот с деланой тоской. — Как эта шлюшка Ми-и-и-ито. Мадара мысленно проклял свое непонятное согласие помочь этому человеку, когда мог давным-давно вернуться к брату и не видеть этого наркошу больше никогда в своей жизни, но делать ноги было уже поздно. Стоило завершить это нелепое приключение хотя бы ради мнимой выгоды для самого себя, как бы калифорниец перед ним не был ему противен. — Стой, стой! Только не звони отцу, умоляю! — Вдруг вскричал Хаширама, попытавшись забрать телефон из рук юноши, когда тот таки выудил его из кармана. Мадара отшатнулся. Открыл его, зайдя в контакты и усмехнувшись. И правда, один из его первых записаных номеров был обозначен как «папа». Мадара повел плечом, отведя взгляд. Интересно, каково это, когда твой отец — человек, которому можно позвонить, если случится что-то плохое? Какие вообще у этого торчка отношения со своим родителем? Он ходит перед ним на цыпочках, дабы не раздражать? Терпит, когда тот касается его в постыдных местах? Подозревает в убийстве матери? Что это вообще такое — нормальная семья? Мадара раздраженно цокнул языком, взглянув на беспомощного парня. — А кому звонить? Кто может тебя забрать, если я такси закажу? — хмуро спросил он Сенджу. Глаза брюнета на миг приобрели такой вид, будто бы он застыл во времени и все мыслительные функции в его голове отключились. Хаширама вдруг просиял. — Тобирама. Набери Тобираму Сенджу. Черт. А Мадара было подумал, что на его глазах человек необратимо превратился в овоща. Такой номер и правда нашелся. Учиха нажал на значок трубки и приставил телефон к уху. Прошло несколько секунд, после чего раздался длинный гудок и чей-то мужской низкий голос. — Хаширама, ты совсем охамел? Где тебя носит?! — вскричал неизвестный в трубку. Мадара усмехнулся, закашлявшись в кулак. Дождь все еще заливал улицы Лос-Анджелеса. — Хаширама сейчас не в состоянии говорить, потому что нюхнул порошка и откинулся. Я продиктую адрес, а ты вызови такси, и пусть они забирают его отсюда, — прервал собеседника Мадара, взглянув на почти дремлющего на скамейке парня. Интересно, все же. Сколько ему лет? Едва ли больше двадцати трех. На конце трубки какое-то время помолчали, а затем строго спросили: — А вы вообще кто, простите? Прямо на вы. Мадара издевательски улыбнулся, тряхнув головой. — Можешь звать меня Мэдди. — Мэдди? — Хаширама заржал во весь голос. — Боже, а я-то думал тебя как-то серьезно зовут там, не знаю… Рик, например. Или Клиф. А ты Мэдди?! — А ну заткнись! — крикнул на него Учиха, вернувшись к телефону. — Лучше забирай своего братца поскорее, пока я не свернул ему шею. Тобирама устало вздохнул. Мадара не знал, почему решил, что человек в трубке брат спасенному им торчку, но голос не казался старым. — Да. Хорошо… Скажи мне, где вы сейчас, и я отправлю вам такси. В качестве награды можешь взять все, что в его кошельке. Кроме кредиток, само собой. — Нет у него кошелька. Украла какая-то рыжая шлюха, — усмехнулся Мадара. — Мы у Хайд Парка. Рядом с Виктория-авеню. Мужчина на конце провода тихо выругался и сухо поблагодарил его. — Хайд Парк? Ну что за идиот… — Как его вообще занесло так далеко от вашего дома? — Хотел накидаться наркоты в каком-нибудь злосчастном районе, чтобы никто не узнал, — удрученно произнес брат Сенджу. — В общем, запихни его в такси, хорошо? Можешь взять мой или его номер телефона. Завтра и рассчитаемся. Мадара положил трубку как раз в тот момент, когда чужие руки схватили его за бедра. Учиха вздрогнул, едва Хаширама с противным смехом уткнулся лицом в его талию, зарывшись носом в кожанную куртку. — Руки убрал! — Мадара злобно отпихнул его от себя, чуть было не столкнув со злосчастной скамейки. Хаширама обидчиво надул щеки, посмотрев на парня как нашкодивший щенок. — Какой же ты колючий, — протянул он, игриво согнув голову вбок. — Колючий, колючий мальчик-недотрога. Тебя что, волки вырастили? Мадара не ответил. Забавно. Учитывая любовь отца называть его волчонком — Хаширама нес не такой уж несусветный бред. Тот меж делом продолжал гнуть свою линию, улегшись на скамейке животом и по-ребячьи мотая ногами. — Ты ведь не из Лос-Анджелеса, да? Слишком диковатый для южанина, — проговорил он с загадочной улыбкой, уперев кулак в щеку. — Откуда ты взялся тогда, детка? Мадара раздраженно скрестил руки на груди. Если этот ублюдок продолжит называть его деткой, как какую-то шлюху — до такси не дотянет. — Из Невады, — неохотно ответил он, подождав немного, добавил: — Меркьюри. Глаза Хаширамы поползли на лоб. — Меркьюри? Это рядом с зоной 51? — широко улыбнулся он. — Охренеть. А пришельцев видел когда-нибудь? Учиха отвернулся, озлоблено вцепившись пальцами в рукава куртки. Ну что за идиот? Через сколько его уже заберут с глаз долой? Хаширама что-то пропел, ткнув в парня пальцем. Его каштановые волосы беспорядочно спадали на лоб. Хм, тоже, что ли, отращивает? — А… Так вот оно что, я теперь понял, почему ты такой, Мэдди. У вас же весь город военных, да? Ты наверняка тоже вояка? Мадара поморщился. — Хотел им быть. Военным врачом, — неохотно ответил он, лишь бы быстрее занять время до приезда такси. Точнее, Таджима хотел, чтобы Мадара пошел учиться на него, объясняя это выгодностью и почетностью профессии. Мадара далеко не дурак, а врачи будут востребованы всегда и везде — почему бы не обеспечить своему отпрыску надежную дорогу в будущее? Учиха не был против. Он понятия не имел, кем хотел быть в этой жизни и куда стоило двигаться после выпуска, но они оба не учли тот факт, что обучение в родном городе соседствовало с одним досадным обстоятельством. Родной отец бы насиловал его. Хаширама кое-как принял сидячее положение, согнув ноги в коленях. — А здесь ты тогда что забыл, господин военный врач? — с любопытством спросил Сенджу, поглядывая на хмурого юношу. — А ты как думаешь? Приехал покорять Голливуд, — мрачно рассмеялся тот. Хаширама, на удивление, понял эту черную шутку на «отлично». — Ну-ну. Все, кто едут сюда, обязательно говорят, что покорят Голливуд. Будут жить по соседству со звездами в Беверли-Хиллс, ходить в лучшие бутики Лос-Анджелеса и каждый день обедать в ресторане Королевы Мэри* — протянул парень, покачав головой. — Ты-то, я надеюсь, не на танке его собрался покорять, мой юный невадец? — Не твое дело, — отрезал Мадара, отвернувшись от мерзкого собеседника. — И вообще, для человека под наркотой ты очень уж говорливый. Хаширама рассмеялся. — Кокаин иногда действует лучше любой сыворотки правды, Мэдди. А я, к тому же, еще принял колеса, — он вдруг махнул ему рукой и лег на бок. — Единственное, мне после дозы всегда пиздец как хочется трахаться. Просто не представляешь… Мадара скривился в лице, искоса посмотрев на мужчину. Ему не нравилось, куда шел их разговор. В глазах Хаширамы появилось что-то хитрое. — Я же сказал тебе, твои сексуальные услуги мне не интересны. Я не педик, — на всякий случай предупредил его Мадара, когда взгляд торчка стал слишком настойчивым. — И я не педик. Но с тобой я бы развлекся. Волосы у тебя — отпад, — тот миролюбиво улыбнулся, но, не дождавшись ответа, обиженно вздохнул. — Ну, может, хоть поцелуемся? Я в этом тоже хорош. — Отвянь. Хаширама громко рассмеялся. Улегшись на скамью и закрыв глаза, вдруг стал петь громкое: А наш мальчик Мэдди. Ведет себя как волк. Приехал в Голливуд он. Какой с него тут толк? Мадара только устало вздохнул, вглядываясь в проезжающие мимо машины. Он готов был либо убраться отсюда, пока не заехал этому идиоту по роже, либо наброситься на него прямо сейчас. Хаширама должен быть ему благодарен, что он вообще нашел в себе ангельское терпение на подобные реплики. Сенджу пел все громче, привлекая к ним внимание прохожих зевак, но мучения парня длились недолго — вскоре у бара припарковалась машина с табличкой такси, осветив их обоих дальним светом. — Сенджу Хаширама? — Водитель опустил стекло и взглянул в сторону развалившегося на скамейке юноши. Мадара неохотно кивнул, грубо схватив собеседника, и, заставив его встать на ноги, потянул к торопливо открывшему заднюю дверь водителю. Это вышло тяжелее, чем он думал, даже при всей собранной ярости. Хаширама громко охнул, упав коленом в грязь, отчего пришлось насилу поднимать его снова. — Бля-ядь. Мой костюм! — Знаете, куда везти? Вот и отлично, — дождавшись положительного ответа, Мадара запихнул парня в машину. — Уберите его с глаз моих. Пожилой мужчина коротко кивнул, садясь обратно на водительское сидение, пока Хаширама вдруг не схватил Учиху за руку, потянув так сильно, что тот едва не упал на мужчину сверху, в последний момент вцепившись в спинку сидения. Он оказался почти на ненавистном им ублюдке, с трудом держа свой вес на руке и уперевшемся о кожаную обивку колене. Хаширама, чье лицо было так близко, что если бы Мадара в него плюнул, то попал бы и на себя, прикусил губу, завороженно глядя в черные глаза. — Ну давай. Поехали ко мне. Покажу, что такое бурная ночка в Лос-Анджелесе, ты в своей деревне, небось, отродясь ничего подобного не переживал, — прошептал слегка приподнявшийся Хаширама ему в ухо, вызвав новый приступ неприятной дрожи по телу. Мадара попытался вырваться из чужой хватки, но бестолку: идиот додумался обнять его за шею одной рукой, второй погладив по заднице. — И у меня есть все, чтобы оттянуться. Знаешь… С таблетками всегда проще. Не так неприятно. Тебе понравится, Мэдди. — Я сказал тебе, отъебись, — Учиха таки отпихнул от себя парня, схватившись за дверь автомобиля. На голову тут же ударили капли дождя, после удушающей хватки торчка — это принесло облегчение. — Ну номер мой хотя бы возьми. Дам тебе денег, — засмеялся Хаширама, откинувшись на сидении. — Хотя, если поедешь со мной — я поблагодарю тебя куда щедрее. Это стало последней каплей. Мадара резко захлопнул дверь такси, махнув водителю, и, повернувшись спиной к машине, всунул руки в карманы куртки и зашагал прочь, не обернувшись ни разу. Пошел ты, Хаширама Сенджу. Поганый, ошалевший от чужих денег ублюдок, считающий, что может безнаказанно покупать любого понравившегося ему человека. Пиздец. Мадара готов был поклясться, что никогда в жизни не поможет ни одному торчку в этом долбаном городе после всего увиденного и услышанного. Ему было до жути противно, будто бы он все еще чувствовал чужую руку на заднице. Учиха смог вдохнуть спокойно, лишь когда услышал за спиной визг колес, возвещающий об удаляющейся машине. Хорошо. Надеюсь, этого пижона и педика он больше в жизни не увидит, а если и увидит — свернет гандону шею и не пожалеет. Мадара поторопился свернуть за угол к церкви, условно вспоминая путь обратно в отель. Там его ждал куда более чистый и невинный человек в его жизни. И Изуна несмотря на оскверненность собственным отцом был куда чище всех жителей этой порочной помойки. Обито далеко не сразу осознал, что находится уже не в ванной, а на голой постели, лежа там в полусознании, пока Мадара, успевший принять душ и накинувший на себя штаны с не застегнутой рубашкой, убирал грязное постельное белье, с отвращением сбрасывая его на пол. Запах рвоты слабым флером витал в воздухе, но уже не был так резок и неприятен, понемногу уходя в вентиляцию. Мальчик взглянул на дядю стеклянными глазами. Ему показалось, что позади него было окно, где сгущались сумерки, а в ушах стоял гомон от проезжающих по улицам Санта-Моники дорогих машин, но, по крайней мере, ставшее родным ощущение холодных стен, сужающих его мир до нескольких помещений, вернулось. Он все еще пребывал в бреду, чувствуя, как жар в груди подступает к горлу. Мысли путались, уберегая от шокирующей реальности и мешая думать о том, что же с ним сделали, вместо этого подставляя сознанию заботливые картинки живописных видов из окна старенького автомобиля. Мест, где он никогда не бывал и никогда не хотел быть. Калифорния была для Обито пустым звуком, но для голоса в его голове значила слишком многое. Черт. Он с трудом подавил желание разреветься в голос, хотя и не мог понять, из-за чего должен рыдать. Обито медленно сморгнул выступившие слезы, стараясь не шевелиться. Каждое движение отдавалось странной болью ниже пояса, которую никак нельзя было унять. Внутри него было мокро и противно. Мадара, вернувшийся из гостиной, принес с собой странный тюбик с белой этикеткой и присел напротив Обито, вынудив того с болезненным мычанием поджать ноги. Мальчик не придавал присутствию родственника никакого значения, продолжая глядеть в потолок пустым взглядом, будто бы того и не было в комнате, однако очнулся, как только почувствовал на своих коленях чужие пальцы. Нет. Нет, только не опять. Обито панически всхлипнул, когда его ноги развели в стороны. — Нам нужно посмотреть, что там у тебя. Не реви, — грубый голос дяди вогнал в еще большее отчаянье. Обито не пытался сопротивляться, просто желая, чтобы его поскорее оставили в покое и закончили эту бесконечную пытку хотя бы на сегодня. Неужели теперь его жизнь обернется страшным подземным адом? Он не хотел в это верить. Не хотел думать, что с этого момента для него все безвозвратно кончено, и теперь все, что оставалось мальчишке — испытывать всепоглощающее чувство боли, беспомощности и унижения снова и снова. Лучше уж смерть. Эта внезапная мысль, родившаяся так обыденно, удивила его настолько искренне, что Обито толком не почувствовал, как два пальца дяди, смазанные в чем-то холодном, коснулись его ануса. Мужчина нахмурился, слегка раздвинув мышцы, и с трудом пропихнул их внутрь травмированного тела, вынудив мальчишку издать новый стон боли. — Больно? — тихо спросил он, осторожно ощупывая стенки кишки. Едва ли Мадара мог сделать больше нужного, не имея должного образования, но достаточные познания в медицине позволяли ему помочь Обито хотя бы немного облегчить боль. «Если, конечно, я не повредил ему там все настолько, что малыш Обито будет обречен всю жизнь ходить под себя,» — с усмешкой подумал мужчина, когда юноша кивнул ему сквозь слезы. Впрочем, какое-то время Мадара думал, что все не так уж и плохо, раз пальцы не находили ничего кроме мягкой влажной плоти, однако когда он попытался вытащить их — Обито резко вскрикнул, едва не выгнувшись мостиком на кровати. — Здесь болит? — Учиха снова провел пальцем по тому месту, таки обнаружив что-то похожее на неровный край надрыва. Вроде бы небольшой. Не похож на типичную трещину, может и обойдется, если в следующий раз он будет аккуратнее. Мужчина выдавил на пальцы новую порцию крема, заставив Обито тихо поскуливать, закрывая лицо руками, когда его пальцы снова проникали внутрь. — Потерпи, сейчас будет полегче. Она с охлаждающим эффектом. Обито ответил не сразу. Сперва оглядел мужчину так, будто бы видел впервые. Слезинка скатилась по его щеке и упала на матрас незаправленной постели. Мадара вдруг подумал, что с отросшими спадающими на лоб черными волосами и кучей синяков и засосов на теле он был похож на какую-нибудь христианскую мученицу вроде матери Терезы. Но тогда кто в таком случае сам Мадара? Сатана? Обито что-то прошептал одними губами. — Что? — Мадара закрыл тюбик с кремом, случайно зацепив ногой лампу. Надо бы дать мальцу еще и обезболивающее. А то и ходить ему будет больно. — Там. В ванной… Я видел девушку. Дядя уставился на него почти озадаченно, не понимая, какое бредовое видение в очередной раз одолело разум мальчишки из-за пережитого стресса. — Какую еще девушку? — тихо спросил он, облизав губы. Обито помолчал немного, глядя на мужчину в упор, а затем произнес, всхлипывая с каждым словом: — В зеркале. Где должен был быть я. Глюки? Значит таки психоз? — Да тебе совсем хреново, как я посмотрю, — пробормотал мужчина, зарывшись рукой в волосы. — Там была девушка, — Обито смотрел на него, по странной привычке закрыв один глаз, будто бы его и не было. Его пальцы вдруг провели по бугристому шраму на лице, и юноша улыбнулся. — С таким же шрамом. И глазами. Это была я. Ну понеслась. Мадара раздраженно махнул рукой, отвернувшись от мальчишки. Бредит уже во всю. Ничего, сейчас он даст ему снотворное, и малец отключится на пару часов. Глядишь, и мозги на место встанут. Большего он сделать не решался. — Ты ведь подумал, что Изуна тебя бросил, да? Учиха удивленно обернулся к Обито, сейчас смотрящему на него на редкость ясно даже сквозь слезы. Откуда он…? С этими словами на Мадару обрушилось сразу несколько воспоминаний. Одно из самых ранних и вовсе заставило его ощутить себя в далеком 2006 году стоящим прямо напротив ухмыляющегося отца в темном номере дешевого отеля Лос-Анджелеса. — Где Изуна? — только и спросил он в ту глубокую ночь, чувствуя, как страх и одновременно с этим дикая ярость подступают к горлу при одном виде сидящего на его кровати отца с холодной улыбкой. Таджима не изменился ни на йоту с их дня побега. Все тот же колючий взгляд без толики сочувствия, те же острые черты лица и торчащие на затылке пряди. Он выглядел старым и одновременно с этим молодым, будто бы давно не пересек возрастную черту за сорок. О, нет. Мадара знает. Его отец отнюдь не старик и даже близко не схож с этим возрастом. В его теле, закаленном войной и строгой службой, подкрепленном природной жестокостью и воспаленным сознанием, больше силы, чем у него с братом вместе взятых. И забывать об этом может быть смертельно опасным. Таджима продолжал улыбаться, закинув одну ногу на ногу. Все в том же легком синем пальто и грубой военной обуви, такой не похожий на местный контингент, зато ставший идеальным воплощением Меркьюри. Сидел так, будто бы был полноправным хозяином этого места, встречающим тревожного слабого гостя на пороге. Но Мадара давно не слабый ребенок. — Где мой брат? — еще раз повторил он сквозь зубы. Таджима молча усмехнулся, смахнув челку со лба. — Я хотел бы задать тебе тот же вопрос, волчонок. — Юноше казалось, он успел забыть этот голос даже за те несколько дней, что они провели вне дома. Сиплый, сухой и надменный. Каждый раз, когда Таджима менял его тональность, у его сына пробегали мурашки по коже от того, насколько театрально он мог звучать. И насколько быть схожим с голосом Изуны. — Или мои дружные сыновья таки разошлись своими путями? Холодный ужас коснулся его спины костлявой лапой. Хотелось проморгаться, чтобы Таджима, как монстр под кроватью, как игра теней и ночи, просто исчез страшным сном и никогда не возвращался. Но реальность бывает куда хуже кошмаров. Мадара громко выдохнул. Инстинктивно отошел на пару шагов, но остановился, как только отец неторопливо встал на ноги, сипло рассмеявшись. Изуна. Этот ублюдок забрал его и сейчас морочил второму сыну голову? Верно? А если нет… Если нет, то Изу попадет в ту же ловушку, что и он. Мадара резко обернулся, толкнув дверь номера, дабы вылететь в коридор и позвать на помощь, но был перехвачен сильной рукой. — Тише, Мадара. Зачем нашей маленькой семейной разборке лишние уши? — прошептали ему в ухо, зажав рот ладонью. Парень сдавленно замычал, схватившись за чужое запястье, но отец уже оттащил его назад, повалив на кровать. — Отвали! — Мадара громко вскрикнул, но его рычание потонуло в наступившей тишине, когда отец заломал ему руку, второй вцепившись в черные волосы и прижав мальчишку лицом в подушку. Темные очки слетели с головы на пол. Ну надо же. Все как в детстве, хотя Мадара давно перестал быть маленьким озлобленным исчадием ада. Он снова ощутил себя ребенком, беспомощно пытающимся вырваться из хватки более сильного. Таджима холодно улыбнулся, прижав переставшего сопротивляться сына к кровати. — Успокоился? — Отец наклонился к его уху ближе. — А теперь скажи мне, где твой младший братик? — Наверни дерьма и сдохни, — огрызнулся юноша, дернув головой. Надеялся ударить отца по подбородку, дабы эта сволочь прикусила себе язык, но мужчина легко ушел от чужого движения, согнув руку сына почти до хруста. Мадара зашипел от боли, втянув воздух сквозь зубы. Нет. Нет, это не может быть. Они в ебанном Лос-Анджелесе, в одном шаге от мечты, какого черта жизнь дала им надежду на лучшее и тут же подослала эту мразь ее забрать? — Какая мерзость. Я разве не учил тебя, что нельзя грубить отцу, а, волчонок? — Голос Таджимы стал холоднее. — Мое воспитание теперь уже ничего не значит? А ведь я был прав, большие города развращают быстро. Особенно подобная дыра. Что вы в ней нашли? Или все это было только идей Изу? Где он, Мадара? Небось уже сторчался в какой-нибудь гнилой тусовке? — Таджима тихо рассмеялся. — Даже если так. Это не твое дело. — Лучше бы было сыграть на его странной неприязни к младшему сыну. Лучше так. Оставалось надеяться, что Изуна сбежал и прячется где-нибудь, увидев тревожные знаки. Может быть, получится убедить Таджиму не искать его. — Дрянной мальчишка, — мужчина повел плечом, недовольно осмотрев разбросанные на полу вещи. Хм. Если ушел — оставил слишком много своего тряпья. Таджима помнил каждую до единой, потому что лично покупал. — А я всегда тебе говорил, что так и будет. Что его нужно держать на коротком поводке и глаз не спускать, потому что хотя бы секундная свобода — и Изуна тут же катится по наклонной. Такова его шлюшья суть. — Нихуя ты о нем не знаешь, — огрызнулся Мадара. Мужчина издал презрительный смешок, схватив сына за локоть и насильно перевернув его на спину. Мадара хотел было воспользоваться этим как возможностью скинуть его с себя, но грубая хватка отца уже держала оба его запястья над головой. Твою мать. Не пошевелиться. Ублюдка хорошо научили скручивать и удерживать врагов. Юноше стоило лечь на пол и убрать руки за голову самостоятельно, потому что он явно не смог бы противостоять профессиональному военному, даже если бы речь шла о его жизни. — Я ваш отец. И знаю вас лучше, чем вы сами друг друга, — устало проговорил мужчина, коснувшись свободной рукой чужого лица. — Считаешь эту дрянь своим невинным маленьким братиком? Брось. Ты же не настолько тупой, Мадара, посмотри правде в глаза и признай, что Изуна — манипулятивная сволочь, добивающаяся своих хотелок только чужими руками. Посмотри, он и тебе на шею сел, а ты и рад быть его собачкой. Знаешь, почему? Какого черта он все это начал? К чему подобные разговоры, будто бы Мадара не знает, зачем его отец здесь? Таджима слегка надавил на его нижнюю губу большим пальцем, зачарованно глядя на бледное лицо. — Открой рот, — приказал он, и парню невольно пришлось подчиниться. Палец мужчины подушечкой коснулся языка. Мадара ощутил вкус мыла и железа, поморщившись от отвращения. — Боже, как я скучал по тебе, волчонок. Мадаре хотелось откусить его. Вцепится зубами и оторвать. Вгрызться по кость и причинить мрази боль, но он знал, что вызовет этим только более холодную ярость. Скорее всего тогда Таджима врежет ему так сильно, что малец просто отрубится, а наутро обнаружит себя в багажнике машины, которую вел до Калифорнии по Долине смерти несколько часов без перерывов. И тогда все точно будет кончено. Юноша тихо замычал, когда из края рта потекла слюна. Нужно было что-то придумать. И чем скорее, тем лучше. Мадаре оставалось надеяться, что брат и правда не бросил его. В противном случае, он может рассчитывать лишь на себя. — Потому что ты слабый, Мадара. И не в состоянии двигаться сам, тебе некуда идти, остается только найти сильного и жить его жизнью в качестве мальчика на побегушках, и, посмотри… кого же ты выбрал? Изуну? — усмехнулся Таджима, продолжая надавливать на язык пальцем. — Изуну, который выкинет тебя как ненужный мусор, как только найдет друзей полезнее? И что же ты тогда будешь делать? А… Вернешься домой. Ко мне. — Он впихнул палец глубже, почти коснувшись корня языка. Мадара дернулся, ощутив, как к горлу подступает тошнота. — Знаешь, я мог бы и не искать вас, и ты пришел бы сам, когда тобой бы попользовались. Но не хочу оставлять на воле Изуну. Эта дрянь скорее всего начнет торговать собой и нюхать порошок, позоря нашу фамилию, лучше держать его в узде. Таджима таки убрал палец, проведя им по нижней губе сына. Мадаре хотелось плюнуть ему в лицо, но он только сипло сглотнул. — Только попробуй, ублюдок. Где бы ты ни запер меня — я вырвусь и сбегу снова. Таджима рассмеялся. — Поэтому мы и не едем домой. Что-то в его голосе заставило все внутри сжаться от страха. В каком это смысле? Где еще Таджима мог бы их запереть? — О чем ты? — Мадара ощутил, как его сердце пропустило пару ударов, едва в глубине глаз Таджимы промелькнуло что-то темное. — Скоро все узнаешь. Это сюрприз, — подмигнул ему мужчина, получше прижав чужие руки к кровати. — Маленькое семейное гнездышко только для нас троих, почти Американская мечта, но с рассчетом на будущее, скажем так. Я думаю, вам понравится. Мадара попытался вырваться снова, ощутив приступ небывалого страха и отчаянья. Только сейчас он окончательно понял, что его отец поймал сына в ловушку, и его хватка была сильна даже для добравшихся до цели братьев. Нет. Так не может все кончиться. Это просто невозможно. Они не могли проделать такой путь впустую. — А потом я постригу вас обоих. Твои волосы меня раздражают. Ты же похож на гребаного хиппи, — поморщился Таджима, когда черная прядь упала парню на лоб. Да. Постричь. И как можно короче. — Да пошел ты на хуй! — огрызнулся Мадара. — Пошел на хуй ты и твоя психопатия, извращенная мразь. Я никогда не прощу тебе то, что ты с нами сделал, и плевать мне, почему ты такой. Пусть даже твой папуля избивал тебя в детстве, слышишь?! Таджима усмехнулся, вдруг схватив сына за горло и слегка сжав пальцы. — Ну конечно избивал, Мадара, — усмехнулся он сухо, едва мальчишка замолк. — Наша болезнь передается по наследству, помнишь? Метит в поколение и поражает одного. Сперва наш прадед по моей линии, затем его дочь, потом мой отец, и, что же… мне не повезло быть единственным ребенком в семье, а тебе не повезло родиться с нужными генами, вот и вся история. Нас с тобой можно только пожалеть, малыш. Мы бракованные люди. Ну и что теперь? Нам нельзя жить? — И это для тебя оправдание, чтобы делать с нами все это? — прошипел младший Учиха. — Черт возьми, ты мог бы просто не заводить детей, раз так сильно ненавидишь нас! Он не такой, как отец. Он не такой. С его головой все в порядке. Изуна сказал, что он нормальный человек. Таджима удивленно посмотрел на него, будто бы сын сказал что-то несусветно глупое, а затем громко и надрывно рассмеялся, задрав голову к потолку. Он успокоился не сразу, улыбнувшись мальчишке с извращенным умилением. — Мой бедный волчонок. Я ведь люблю вас больше, чем кого бы то ни было еще, — протянул он с жалостью. — Поэтому и делаю все это. И поэтому… вы еще не закопаны там же, где ваша непутевая мамаша. У Мадары перехватило дыхание, он замер, неверящим взглядом уставившись в темные глаза человека, бывшего ему родным по крови. Отцом. Семьей. Если бы не он, Мадары бы не было на этом свете, да только благодарности за это и быть не может. Таджима был и остается худшим кошмаром в его жизни. И он признался, что убил маму. — Я знаю, Мадара. Тебе нелегко жить в таком мире со своим расстройством. Тяжело многое понять, но я тебя научу. Когда ты посмотришь на мир моими глазами, тебе станет многое ясно, и тогда… — Таджима взглянул на замолчавшего ребенка со снисходительностью, прервав свою мысль. Он нагнулся к Мадаре снова, прошептав в самые губы. — Ты слышишь меня, мой мальчик? Я тебя люблю. Изуна не был в силах сказать ни слова. Вместо этого он обессиленно прижался спиной к двери, закрыв рот руками. Таджима взглянул на него с холодной улыбкой хищника, почти загнавшего жертву в ловушку. — А вот и второй. И где же ты шлялся? Наслаждался свободой? Надеюсь, когда я раздену тебя, Изуна, то не увижу на твоем теле ничего, что могло бы меня разочаровать. Парень бросил взгляд на брата, дрожащей рукой попытавшись закрыть дверь, но тут раздался характерный, слышимый им только в фильмах щелчок. Отец наставил на него пистолет. Оба Учих замерли, в шоке глядя на поблескивающее в полумраке оружие. Что это? Мадара мог разглядеть его лучше, посему понял, что это был не револьвер, который можно было перехватить и высадить в ближайшую стену все патроны. Впрочем. Он не рискнул бы сделать это, даже если бы в руках отца был не пистолет, наверняка взятый из личного сейфа. Таджима говорил, что любит их, но его психопатия позволяла вкладывать в это понятие и убийство, как желание защитить отпрысков от пагубного влияния огромного города. — Закрой дверь и подойди к нам, — холодно приказал мужчина. Изуна остался стоять на месте. Его губы подрагивали. Он беспомощно посмотрел на лежащего брата, словно бы ища поддержки. — Со слухом проблемы? Я сказал, закрой дверь и подойди к нам. Парень неохотно подчинился, с трудом передвигаясь на онемевших от ужаса ногах. Изуна осторожно встал у кровати, обняв себя руками. Наконец, он таки смог выговорить хотя бы несколько слов. — Как… как ты нашел нас? Таджима пожал плечами. — А вы считаете, что хорошо прятались? — подавил он смешок. — Украв у меня машину, сбежав посреди дня, при этом даже не избавившись от своих мобильных? — Он закатил глаза. — Изу, я ведь служил в горячих точках гребаным разведчиком. По-твоему, мне было сложно выследить двух идиотов с голливудским дерьмом в голове? Изуна резко покачал головой. — Это ничего не значит. Можешь тащить нас куда хочешь, возвращать домой — я не буду молчать о том, что ты сделал. И ты, ублюдок, сядешь в тюрьму и заплатишь за каждый год, что мы страдали. — А вы и не вернетесь домой. Ни по-настоящему. Ни официально. Изуна и Мадара бросили своего старика доживать свои дни и умотали в Калифорнию навсегда, вот такая у нас версия, — протянул мужчина, встав с сына, и, направив на него пистолет, кивнул тому идти к брату. — А что случится действительно — будем знать только мы втроем. — Что ты с нами сделаешь? — тихо спросил его Мадара, медленно поднявшись с кровати. Таджима натянуто улыбнулся, размяв шею. В его глазах не было даже секундного проблеска сочувствия. Пустота. Ничего. Словно он был безмозглым животным, озлобленным на весь мир. — Я хотел забрать только тебя, волчонок. А Изуну пристрелить и бросить подыхать там, где он так хотел оказаться, но… — Таджима снова повел пистолетом в их сторону. — Какими бы неправильными ни были для нас дети, они все еще остаются нашими детьми, верно? Ваша мама советовала мне не заводить себе любимчиков, и я ее понимаю. — Мужчина сверил младшего сына надменным взглядом. — Когда мы приедем в наш новый дом — я плотно займусь твоим воспитанием, и ты будешь таким, каким тебя сделаю я, а не твои паршивые дружки. Поверь мне, сынок. Я вытравлю твою шлюшью природу с корнем, даже если мне придется раскроить твой характер полностью. А никакое не гребанное общество с его разжижающими мозг стереотипами, вещающимися из телевизора, зомбирующего детские умы. Но ничего. Все еще можно исправить даже сейчас, хотя Таджиме стоило учитывать это умозаключение раньше. Хочешь воспитать ребенка под себя, сделать своей идеальной копией — запри его в таком вакууме, в котором единственным живым примером будешь ты. В котором он будет общаться только с тобой, читать только то, что ты ему даешь, поглощать информацию, которую ты позволяешь поглощать. И тогда все получится. Тогда ты и правда слепишь его своими руками. Не общество. Не социум. Ты. И Таджима сделает все, чтобы его непутевый сын стал таким же как он и Мадара, даже если для этого придется его сломать. А пока… — А теперь повернитесь ко мне спиной и идите прямо. — Силуэт Таджимы в полумраке казался высоченной проклятой башней прямиком из страшных сказок. Он подхватил лежащие на полу сумки и мрачно улыбнулся сыновьям. — Попрощайтесь с вашей Калифорнией, потому что это был последний раз, когда вы ее увидели. Мы едем домой. Часы пробили ровно полночь тогда.