DEFCON

Три минуты до полуночи. Обито медленно открыл глаза, пробудившись от измора. Он не помнил, что делал пару минут назад. Кажется, читал одно из писем, которые успел найти, но вырубился на середине. Все тело ломило от длительного лежания на полу. Обито с трудом принял сидячее положение и устало потер шею, взглянув на часы над кроватью. Пять часов дня. Он проспал часа два или даже меньше. Черт. Плохая новость. Плохая, если Мадара еще жив. Мальчик с трудом поднялся на ноги и морщась от боли, осмотрелся по сторонам, но вокруг не было ни души. Ни голосов, ни видений, ни силуэтов. Будто бы его голова разом опустела, оставив внутри разума лишь его собственный, сейчас ужасно тихий голос. Странно. — Нужно собрать все письма. Если Мадара вернется и увидит… — подросток поморщился от боли в горле. Все еще тяжело дышать, словно бы невидимые руки по-прежнему сдавливают шею. И его голос. Его слова. Хотя должны были принадлежать Зецу или Изуне. Куда все подевались? Обито осторожно приподнял раненую ногу, заметив, что бинт на ней исчез и глубокая рана в стопе покрылась небольшой коркой застывшей крови. Взгляд вернулся к испачканному полу. Кровавый след тянулся из самого зала, будто бы Обито специально волочил ногу раной к полу, дабы крови оставалось как можно больше, но зачем? Мальчик вздохнул. Не суть. Нужно было обработать ее и снова забинтовать. Благо с его прекрасным дядей этому навыку пришлось научиться за первый же год их пребывания в бункере. Аптечка в ванной. Обито осторожно собрал все бумаги и, прижав их к груди, направился в зал, все еще опасливо вглядываясь в каждый угол. Бункер гудел своими трубами, как будто бы ничего не случилось. Все казалось нормальным. Даже синеватый свет над головой. Тот же он включил тогда, в прошлый раз, и что это было за кошмарное видение, способное причинить ему боль? Нужно было заняться подчищением улик, вместо глупых вопросов. Благо их оказалось немного, и дабы скрыть самое видимое — пришлось лишь бросить ключи обратно в тумбочку и… Обито посмотрел на письма. Успеет ли прочесть до возвращения дяди? Не попытается — не узнает. Закрыв письменный ящик, Обито отправился в ванную, где, заперевшись, разложил их на понемногу худеющей аптечке на полу, рассматривая одинаковые пузырьки с цветными жидкостями. Перекись водорода давно испортилась и по-хорошему была непригодна для использования, как и многие другие лекарства, имевшие срок годности — год или около того. Тревожно смотреть на эти упаковки. Каждый раз ощущение такое — словно с каждым днем остается все меньше необходимого: еды, лекарств, одежды, воздуха... жизни. Придумал ли Мадара, что они будут делать в случае серьезной болезни, если все таблетки давно стухнут и заплесневеют? Рисковать пользоваться просрочками или лечиться как древние пещерные люди? Впрочем... Обито присел на бортик ванны, включил кран с теплой водой и подставил окровавленную ногу небольшой струе. Он не помнил, чтобы серьезно болел хотя бы какой-нибудь простудой уже очень давно. Должно быть, стерильность бункера и фильтры в воздуходуве изолируют это место от блуждающих на поверхности вирусов. Других объяснений и не придумать. Обито зашипел от возникшей в ноге пульсации, но терпеливо смыл всю кровь, потянулся за бинтами. Обмотал стопу в несколько слоев, и, наклонившись к ней, откусил конец ткани, завязав ее в узелок. Отлично. Намного лучше. Жаль, хромать придется еще долго, но уж лучше так. По крайней мере ценой своей мобильности Обито спасся от чужого гнева. Вздох. Парень уселся на полу, оперевшись головой о бортик ванны, и устало подобрал небольшую тонкую папку. Рисунки? Те немногие из оставшихся. Трудно решать, что было бы ценнее — история маленького мальчика или же Изуны, но поскольку последний не стоял сейчас над душой, позволяя Обито хоть немного ощущать себя нормальным — можно было прочесть что-то совсем иное. Руки осторожно открыли папку, вытащив целое скопище детских рисунков. По началу пустяковых и ничем не отличающихся от тех, что он рисовал в детстве сам. Животные, космические корабли, цветы, танки, и он сам, то в окружении семьи, состоящей из кучки одинаковых болванчиков, нарисованных так по-детски просто, что даже не поймешь кто из них мама, папа или бабушка. Все одинаковы, стоят на чистом белом фоне и улыбаются счастливыми нарисованными улыбками. Обито нахмурился, отложив этот рисунок в сторону. Снова портрет семьи, на сей раз в огромном доме. Судя по нарисованной посуде в комнате — все семейство из шести человек сидит на кухне за столом. И снова улыбаются. Держат ложки в руках, пока над головой у них кривым черным карандашом написано: Ха-ха-ха-ха! Внимание привлекла еще одна деталь. Сбоку от домика, у входной двери, где мальчик схематично нарисовал ступеньки, траву и солнце, присутствовал еще один человечек. С такой же счастливой улыбкой, но в отличие от одинаковых на детали членов семьи — у того были длинные лохматые волосы. Обито знал кто это. А еще он знал, что именно обозначала коричневая палка у него в руках. О, нет. Какая-то надпись просвечивалась через альбомный лист. Обито перевернул рисунок, с трудом разобрав нарисованную той же рукой надпись. Она думала, что сможет спрятаться. Новый альбомный лист. У подростка тревожно забилось сердце. Здесь был начисто срисованный с прошлого рисунка домик, но с одним отличием — теперь человечек, похожий на Мадару стоял в самом центре кухни, подняв в руке схематично нарисованное ружье, а на кривом полу все с теми же счастливыми улыбками лежали почти все члены семьи. Комната окрашена в красный. Черт. Единственные, кто не улыбаются на рисунке — тот самый мальчик и… Обито трудно сказать. Его мама? Должно быть. Следующий рисунок — почти пустой. Просто небольшой квадрат, где все место занимают лишь они двое. Обито мог бы предположить, что так ребенок видел бункер в своем наивном разуме. Помогите. Помогите. Помогите. Другой содержал в себе лишь только это слово. Обито сложил просмотренные у ног и принялся за новые. Мне очень плохо от таблеток. Мне кажется, они делают меня ужасным человеком. Одинокая надпись у нарисованного плачущего ребенка. Следующий рисунок еще более жуткий, будто бы медикаменты, которые мальчишку скорее всего заставляли принимать, очень плохо сказались на его рассудке. Снова семья, на сей раз с закрашенными черными штрихами лицами. Единственное видное — у стоящего посередине ребенка. В отличие от остальных — черно-белого и улыбающегося натянуто и жутко. Остальные рисунки также казались схематичными, но не менее пугающими: шприцы, кровь, вырванные глаза и красноглазые тени, в которых четко угадывался Мадара. Пару раз Обито натыкался на нарисованные детской рукой расчлененные тела и чем дальше заходил — тем хуже и детальнее его каракули становились. Мальчик рос. Что-то внутри разорвалось. Я не знаю, что делать. Чем более свежими были изрисованные листы — тем более зловещими казался их тон. Почти все цвета пропали с них, стерлись кардинально изменившимся настроением. Остался лишь черный, синий и красный. Цвета бункера. Последним творением ребенка стал его собственный портрет, по кровавым подробностям не уступающий предыдущим. Мальчик выглядел повзрослевшим, хотя и сохранил ту же улыбку на лице, выведенную жирным красным. Пустую и ярко контрастирующую с глазами, искаженными от боли. Красным карандашом также был изображен огромный порез на его животе с вытекающей из него кудрявыми линиями кровью. И надпись. Последняя здесь. В полночь то, что росло во мне, все-таки захотело меня прикончить. Обито замутило. Он поспешил отложить всю папку в сторону, подтянув к себе ноги. Боже. Что нужно было делать с этим бедным ребенком, чтобы он, повзрослев, выжил из ума так сильно? Что этот ублюдок с ним творил? — Будто бы ты не знаешь. — усмехнулся Изуна, вдруг появившись совсем рядом. Он сидел у ванны в той же позе, что и его хозяин — обняв колени. Вернулся. Ясно. Все понемногу возвращается на круги своя. — Разве Мадара не свел тебя с ума собственноручно? — тихий смешок. — Только взгляни, как ему нравится это делать. Даже эти жуткие рисунки сохранил, дабы держать поближе к сердцу. Обито опустил голову, разглядывая чужие безумные творения на пожелтевшей от времени бумаге. Руки сами поспешили собрать их всех в папке и закрыть ее, не желая вспоминать о кровавых образах внутри. — Мадара убил его. — прошептал Обито. — Похитил, держал здесь, а затем убил. Это выглядело самым правдоподобным итогом. Мальчика здесь нет. Как и парня, написавшего инструкцию к побегу, если они вообще не были одним и тем же человеком. Сейчас здесь только Обито, а значит предыдущие жертвы бункера мертвы. Или как иначе? Мадара их просто отпустил? Этот долбанный калифорнийский психопат просто отпустил их на волю, оставляя местечко для любимого племянника, ха? Обито нервно рассмеялся, схватившись за голову. Он так боялся видеть все эти звоночки. Признать, что его дядя серийный похититель и убийца, но избегать этого вечно нельзя. В бункере уже были пленники. Их следы легко отыскать. Так сколько же их было? Два? Один? Четыре? Десять?! Какой по счету Обито? И не складывается ли слишком удобно убийственное увлечение его сумасшедшего родственника и ядерный апокалипсис? Обито хорошо помнил взрыв, но не пытался ли Мадара похитить его не с целью спасти, а только заточить? Не получилось ли все это по неправильному, нелогичному совпадению? — Он убьет меня. Как всех, кто был до… — пальцы впились в волосы, Обито уставился на дверь, широко открыв глаза. — Я… я не хочу быть следующей жертвой. Я не… не хочу умирать! Изуна присел на колени, обеспокоенно потянув к нему руку, но так и не коснулся. В отличие от монструозного Таджимы он был лишь силуэтом без воплощения. Обито сделал несколько коротких вдохов, прикрыв глаза и крепко сжав руки в кулаки, дабы унять панику и ощущение отчаяния. Через несколько минут ему удалось почувствовать утраченную холодность ума, будто бы его ноги уперлись в твердую почву под ногами. Ладно. Обито еще жив, хоть и находится в одной яме с бешеным волком. У него есть шанс выжить, если мальчик будет умнее предыдущих жертв. Но как понять в чем же они ошиблись? И ошибались ли? Мадара прикончил их из-за какой-то оплошности, выведшей его из себя или же у мужчины попросту есть свой собственный неизбежный обратный отсчет после которого не избежать смерти? — Если бы я знал, что случилось с предыдущими жертвами и как они погибли, было бы намного легче. Но он не знал, даже просмотрев эти дикие рисунки. Что произошло с ребенком? Мадара застрелил его родителей? Забрал его сюда? Но почему? Как этот мальчик был связан с его дядей и почему после него тут оказался Обито? Подросток приставил палец к губами, не глядя на молчавшего Изуну. Даже спустя столько лет у него было ужасно мало информации, посему Мадара легко побеждал его в своей интеллектуальной игре и сейчас, а прямота в их соперничестве могла стать смертельной. Обито не мог показать свои знания, ведь они также означали, что он не верит ни единому слову дяди, хочет сбежать, боится. Не это ли причина избавиться от него? Нет. Ублюдок не скажет ему ни слова. Лишь запутает и запугает, в его интересах, чтобы племянник оставался в счастливом неведении. Действовать открыто нельзя. Но как узнать все без Мадары? — Я хочу выбраться. — сказал он словно бы для себя и немедленно поднялся на ноги, наступив больной стопой на носок. Если не щиток бункера, то сейф мог стать ключом к спасению. Нужно было проверить его. Едва ли получится взломать замок скрепкой, но должны же эти штуки как-то открываться. Знать бы способ. На миг отвлекшись, Обито взял одно из писем, лежащих на полу, и пробежался по нему глазами. Они не менее важны. Он помнил с детства то, что сказал себе тогда. Никто не откроет ему сумасшедшую натуру Мадары лучше, чем его брат. Кажется, они остановились на кастинге. Здесь парень должен был описать новые знакомства или вроде того. Обито решил, что прочтет его на ходу, пока дойдет до сейфа и взглянет на него поближе. Терять время нельзя. Если Мадара еще жив — у мальчика мало времени. Черные глаза устремились к первым строчкам. Уж не знаю, можно ли было считать тот день лучшим в моей жизни, но, черт возьми, как же я был счастлив тогда. Ты не представляешь, сынок. Каково это. Стоять перед двумя детьми твоего любимого режиссера и слышать их смелое «Да!». Мы дадим тебе главную роль! У тебя талант! Боже, какое же это было волнительное чувство! Чуть позже Мадара осудит меня, когда соизволит проявить интерес к сценарию и прочесть его. Скажет, что я не могу позволить себе сняться в подобном. Что я продажный. Эксцентричный и испорченный Калифорнией. Но как всегда, он узнает все слишком поздно лишь по собственной вине, потому что Хаширама и Тобирама окажутся хитрее. Кастинг прошел идеально даже несмотря на ранние события. Хаширама сам сыграл вместе со мной так живо и задорно, что я сразу втянулся в процесс и через пару минут окончательно утратил перед ними первичную робость. Мадара смотрел на меня из угла, усевшись подальше от Сенджу в просторной комнате с каменными колоннами. Слушал как мой голос словно бы река, льется, журчит, наполняясь тысячью оттенков самых разных эмоций и эхом отдается от белых стен. Мое лицо меняет выражения за считанные секунды, повинуясь жестам. Я улыбаюсь, злюсь, грущу. Да, я главный герой этой истории. Я и никто другой. Я смотрю на то, как город в который я вернулся погрузился во тьму. Вижу как изменились прежние лица перед страхом и трепетом, вызванными грядущими переменами. Вижу и чувствую все. — Ты ничего не понимаешь! — кричу так яростно как могу, махнув рукой в сторону Хаширамы, играющего моего отца. Ха. Как забавно. — Они натравливают нас друг на друга! Запугивают и указывают пальцем, чтобы послать на убой как свиней! На войну, которая не нужна никому, кроме ублюдков, что засели в правительстве! — Закрой свой рот! — закричали в ответ не менее убедительно. Хаширама оказался на редкость хорошей партией, отыгрывая не менее живо и эмоционально. — Ты ничего не понимаешь, черт возьми! Тебя не было здесь, когда все это началось! Ты был там! Учился у врагов! Впитывал их пропаганду! Вот что ты делал! — Пропаганду? — я смеюсь, но с долей возмущения. Оно читается у меня на лице идеально. Улыбка. Издевательская. Мадара не отрывал от меня глаз. — Ты читаешь дешевые, лживые газетенки Кироя* каждый долбанный день! Впитываешь эту чушь и никак не можешь подумать своей головой. — я поднял палец вверх. — Война нужна только им. И нужна она им лишь затем, чтобы заработать на ней денег. И они ее не боятся, а знаешь почему? Потому что у всех них есть гребаный комфортный бункер со всеми удобствами, куда можно забиться на случай самого страшного, а что есть у нас?! А? Ничего. И знаешь, что в этом самое подлое? То, что решение нажимать красную кнопку или нет принимают они, а не мы, хотя когда она будет таки нажата — радиоактивным мусором станем мы и только мы. Вот почему — и совсем тихое, — они распоряжаются нашими жизнями как хотят, папа. Потому, что наше государство — это завод для убоя свиней. Ты понимаешь? И если мы не задумаемся как остановить все это — пойдем под нож все… Но следующей строчки не последовало, ведь Хаширама, изумленно присвистнул, с улыбкой захлопав в ладоши. — Кажется, мы нашли нашего Илая, — назвал он меня по имени главного героя, и я ощутил как земля уходит из-под ног. Мое дыхание невольно замерло. Он не шутит? Нет, это не могло быть правдой. "Все слишком идеально, чтобы ею быть" — сказал как-то Мадара, но все не было идеальным, хотя бы потому, что он не прочел сценарий дальше трех страниц. А там подробно описывался почти весь быт главного героя, только вернувшегося на родину из-за не самой простой ситуации в мире. Но дальше… шли не самые приятные глазу вещи. Особенно… слушай, я не хотел думать об этом, сперва. Решил, не играть с огнем и не обсуждать подобное в первый же день кастинга. Я думал, мы поговорим о некоторых моментах в фильме после, даже если вспомнить категоричность Тобирамы. Ведь, многие вещи в фильмах играют как в живую, но на деле все лишь постановка, верно? Как порно. Почти. Мадара тогда был хмурым, как туча, из-за прошлого разговора. Спора. Нехотя кивал, когда его окликали, молчал и буравил всех нас недовольным взглядом, словно обиженный ребенок. Хаширама, помню, пытался расшевелить его как мог, но по итогу добился только того, что мой брат вспылил окончательно, уйдя из квартиры и захлопнув дверь. Оставалось только вздохнуть его ребяческому поведению. — Странный он сегодня какой-то, — покачал головой Хаширама, глядя уходящему вслед. — Я ему и слова не сказал, чего вдруг так бесится? — Демонстративная обида. — холодно ответил ему брат, все мое выступление сидящий на черном кожаном диване у стены, а после повернулся ко мне, заставив сжаться от своего пронизывающего взгляда красных глаз. — Вы поссорились накануне? — Вроде того. Ничего такого. Бывает. — я еще раз поразился его проницательности, но не стал придавать этому значения. Мадара все равно бы не бросил меня здесь с братьями Сенджу. Скорее всего ждал на улице. Как же глупо вышло. — В любом случае, так даже лучше. Никто не будет мешать. — блондин вдруг достал из кармана белой рубашки с закатанными рукавами пачку сигарет, взяв одну из них в рот и протянув вторую мне. Конечно, я отказался. Ты удивишься, малыш. Но я так и не начал курить за все эти годы, которые прожил в Лос-Анджелесе, хотя и обнаружил в себе страсть к алкоголю и легким наркотикам. Ха. Как ироничны бывают привычки. Я осторожно присел на диван рядом с Тобирамой, хоть и сохранил некоторое расстояние, все еще немного побаиваясь этого странного и холодного человека. Хаширама, рассматривающий что-то на камере, довольно улыбался. Комната, в которой мы находились была огромной и скорее всего, сдаваемой напрокат кружкам по танцам или вроде того, ведь была абсолютно пуста изнутри, если не считать пары диванов и притащенной братьями аппаратуры. Белые стены, огромные, достигающие пола окна — снаружи они выходили на неоновые вывески какого-то бара, мигающие ярко-красным и розовым, посему свет от них отливал прямо в нашу уютную полумрачную сцену. У Сенджу был хороший выбор на апартаменты. -…не думаю, что твой брат смог бы спокойно слушать то, что я хочу получить от тебя в сцене с изнасилованием. О, нет. Прошу, я не хотел обсуждать это прямо сейчас... Это была щепетильная сцена. Самая щепетильная для меня. Клянусь, я мог бы сыграть все, что было в этих треклятых тридцати страницах. Обнаженку, секс по пьяни с Кагами, даже избиение, но то, что ждало меня среди них, помеченное как что-то, что должно было стать реалистичной шоковой терапией для зрителя… я не хотел думать об этом, делая вид, что меня нисколько не страшит своя участь. Это ведь просто кино. Там все не по-настоящему, но у меня все равно почему-то дрожат колени. — Думаю… да. — я неловко поджал колени друг к другу, словно уже готовился к собственному изнасилованию на большом экране. Как забавно, я понимал зачем она нужна даже тогда, словно бы обладая чуйкой хорошего сценариста, но не мог осмыслить тот факт, что ее придется играть мне. Отказать было страшно. Как и просить убрать ее. Оставалось только смиренно делать вид, что все нормально вплоть до конца основных съемок, в надежде, что мой отказ участвовать в ней будет слишком проблематичным для Сенджу, чтобы искать мне замену. Да, я та еще хитрая дрянь. Жаль только меня обхитрили. Тобирама, закинувший ногу на ногу, взглянул на меня с холодным любопытством. Он был красив. С приятными чертами лица, не лишенными искусственной индивидуальности. Острыми скулами и постоянно поджатыми губами. Мне нравилось в нем все. Его немного узкие красные глаза, высокая остроплечая фигура. Его невероятный ум и умение подать себя так, что ты невольно ощущал себя дурачком, стоящим рядом с иконой мудрости. Кажется, Тобираме всегда было что сказать в любом споре. Его широкий кругозор, образованность и начитанность притягивали меня как магнитом, было в них что-то увлекающее, потрясающее воображение того, кто долгое время считал образчиком интеллекта лишь родного отца-психопата. Иногда рядом с ним я снова ощущал себя глупым ребенком, отдающемуся в руки более умному взрослому. Какое странное чувство. Я мог бы слушать его умные речи бесконечно, и честно... Мне казалось, мы с ним на одной волне. В плане ума что ли… понимания как работает кино. Он не казался сильно заинтересованным мной как кем-то, кроме его персонажа, а вот я испытывал перед ним трепет и восхищение с первого взгляда. — Я… я сыграю ее. Но я хочу знать кто мой партнер. То есть… насильник. Не… то есть Кирой. Конечно, Тобирама. Если ты будешь доволен достаточно, чтобы подпустить меня хоть немного ближе. — Не нервничай, Изу. — вдруг улыбнулся Хаширама доверительно, заметив мою дрожь. — До нее еще как до луны. Ты к тому времени привыкнешь к камере и всему такому. К тому же… — мужчина вдруг присел рядом, направив на мое бледное лицо небольшой фотоаппарат. Вспышка. Я поморщился от резанувшего по глазам света. — Минато свое дело знает. Уж поверь. Его профессия предполагает умение изобразить бурный секс, умудряясь при этом не вставить. — Он вдруг взглянул на экранчик своего устройства, восхищенно ахнув. — Какой ты тут вышел напуганный и прелестный. Так бы и съел! Тобирама вдруг прищурился, повернув к брату голову. — Мы ведь обсуждали это. Я предпочел бы замену. — тихо сказал он, вызвав у брата немое беспокойство. Зажег сигарету, вдохнув легкими белоснежный дым. — Замену? А, ты о вчерашнем. — Хаширама поднял глаза к потолку, вздохнув. — Честно, Тоби. Идея шикарная, но реализация пиздец какая проблемная будет. Сам подумай. — мужчина махнул рукой в мою сторону. — Если заменим Минато на Мадару, его ж всему учить придется. И не факт, что он согласится видеть себя, ебущего младшего брата на парижских экранах. Что ...простите? — Вы о чем это? — испуганно спросил я, ошалело посмотрев на обоих братьев. До головы смысл сказанного доходил крайне медленно. Заменить Минато? Парня, который... На… О, нет. Нет. Они что спятили?! Я и так не был готов отыгрывать свое изнасилование с кем бы то ни было, но с Мадарой…нет! Боже, хорошо, что он это не слышал. — Нет, нет, нет! Ни за что! Ни я, ни Мадара в жизни на это не согласимся! Это… мы же братья… мы… Ха. Когда-то меня это не остановило. Тобирама прикрыл глаза, выдохнув дым в мою сторону. — Вот именно. — сказал он. — Вы не поразительно схожи как близнецы, но при ближайшем рассмотрении видно, что родственники. Общие черты. Детали. Многое выдает в вас братьев, а теперь представь... — не понятно, говорил ли он это для меня или Хаширамы, недовольно качающего головой. — Зритель видит как нанятый Кироем уголовник жестоко насилует главного героя, видит все подробности, в том числе и лица обоих участников происходящего. Сперва беспомощное молодое лицо Илая. Затем… его мучителя. И вдруг его мозг кое-что улавливает. Схожесть. Какую-то странную дикую схожесть, вызывающую отвращение. Еще большее, чем раньше. Тобирама объяснил это первобытным отвращением к инцесту, заложенному в наших корнях. Никто бы не назвал нас с Мадарой в кадре братьями, мы бы играли абсолютно разных персонажей, которые были едва знакомы, но зрительский глаз уловил бы нашу родственную связь в течении пары слишком близких ракурсов. Гениальный ход. И абсолютно бездушный. — Мадара ни за что не будет играть подобное. — помотал головой я. — Это… слишком. Нет. Он не согласится. Никогда. Слишком нервно. Поспешно и глупо. А я сам? Соглашусь ли я ради мечты? Это так жестоко. После всего что мы вытерпели из-за отца, после его грязных посягательств на нас, после той кошмарной пьяной ночи, нас снова сталкивают в совсем не братские отношения. Это омерзительно. Я должен испытывать гнев и омерзение как нормальный человек, но вместо этого ощущаю странную готовность переступить через всю свою боль ради одной цели. Успеха. Черт, я и правда больной… Хаширама вдруг пододвинулся ко мне ближе, положив руку на спинку дивана совсем рядом со мной и широко улыбнулся. — Да не пугайся ты так. Такие вещи не обязательно решать сейчас. — сказал он. — А про Мадару… Я смогу убедить даже его, уж поверь. Он обьявил это так доверительно, будто бы от замены актеров нас отделяла лишь возможная категоричность моего брата, но никак не мой отказ. Это должно было покоробить. Стать звоночком, но мои розовые очки не спадали даже после того как все разрушилось. — Дело в том, что есть еще одна проблема… — замялся я, в надежде, что эта странная деталь в моей внешности сможет отвадить братьев от той самой сцены. Или наоборот. Я медленно встал с дивана, повернувшись к ним спиной и вдруг снял с себя майку с длинными рукавами, оголив огромное черное тату на спине. Хаширама снова присвистнул. — Только взгляни на эту красоту. — рассмеялся он, приподняв брови, Тобирама молча сделал новую затяжку, будто бы татуировка его нисколько не удивила. — А наш маленький Изу хоть и сладенький, но с перчинкой, правда? — Это не проблема. Определяющая черта главного героя — индивидуализм и пацифизм. Татуировку легко можно вписать в сюжет, однако… Но договорить младший Сенджу не успел - дверь в квартиру-студию вдруг отворилась, явив на пороге… нет не Мадару. Я попытался стыдливо надеть кофту обратно в ту же секунду, прекрасно понимая как выгляжу, стоя голым по пояс перед вальяжно развалившимися мужчинами, но запутался в рукаве и уронил ее на пол, поспешив поднять. Черт! — Расслабься, Изу. — вдруг рассмеялся Хаширама, когда я таки смог одеться. — Кагами итак уже все виды голых мужиков перевидал, не так ли? Еще один незнакомец. Ненамного старше меня самого. Юноша остановился в дверях со спортивной круглой сумкой на плече, показав Сенджу средний палец. Оба брата хмыкнули. — Как твои экзамены? — вдруг спросил его Тобирама и он издал что-то похожее на усталый вздох. — Порядок. Теперь две недели свободные есть. — улыбнулся юноша. Кагами. Когда я увидел его — сперва решил, что смотрю на себя самого, но более… мягкого. Трудно обьяснить. У него был сиплый, но приятный и мелодичный голос. А еще, как потом оказалось, он невероятно возбуждающе стонал... Кагами посмотрел на меня с хитрым прищуром, и медленно встал напротив, протянув свою тонкую руку. — Ты Изуна, да? Это твой брат там такой мрачный стоит? — усмехнулся он. Я неуверенно пожал его руку. — Кагами. — Д-да… Это он… просто. А я Изуна! Ха! Идиот. Он же только, что назвал меня по имени! Мне захотелось провалиться под землю, но никто из их троицы, кажется, не подал виду, что я сморозил глупость из-за волнения. Даже Кагами как-то по-своему мягко улыбнулся. А улыбка у него была невероятно приятная. Совсем не холодная, как у Тобирамы, и не приторно дружелюбная, как у его брата. Какая-то… другая. Не то, чтобы искренняя, скорее располагающая. Юноша сам по себе был такой. Не худощавый, как я, не толстый, а стройный, совсем маленького роста, с мягким круглым лицом, большими глазами и тонкими слегка розоватыми губами. Про таких обычно в школах говорят — мальчик-паинька. Отличник. Тихоня. Что ж, он и был таким, учитывая, что парень умудрялся совмещать и работу с Сенджу, и свою учебу. На кого же он учился? Должно быть на юриста. Да. Точно. На Кагами в тот день были серые клетчатые брюки и мешковатая черная кофта с небольшим кулоном, судя по всему, рубином. — Это твой школьный друг, с которым ты не виделся так много лет, что едва вы встретились — между вами промелькнула сумасшедшая искра… — рассмеялся брюнет. — А потом… один конфликт и… — Постельная сцена. — Улыбнулся Кагами без какого-либо смущения, а затем вдруг направился к дивану, усевшись неприлично близко к Тобираме, и снова посмотрел на меня так, будто бы вызывал на поединок. — Надеюсь, ты готов видеть меня в чем мать родила. Я смутился так сильно, что казалось, мои щеки загорелись ярко-красным, словно лампочка светофора, указывающего остановиться. До чего же неловко, хотя и никто не спешит поднимать меня на смех и осуждать за робость. Я улыбнулся в ответ, стараясь скрыть нервозность на лице. Боже, неужели в Лос-Анджелесе у всех повально отсутствует стеснительность или намек Хаширамы на раскованность Кагами имел под собой реальную причину? Что ж. Вскоре я узнал у него все сам, ощутив преступное облегчение уже сейчас. Кагами был моей комплекции и перспектива изображать с ним секс казалась не настолько паршивой, как то уродство, что было задумано после. Я отогнал от себя эти мысли, разглядывая жмущегося к апатичному блондину парня и ощущал странный укол досады. Мог бы я также вальяжно липнуть к этой холодной неприступности или же Тобирама подпускает к себе только избранных? Моему хитрому мозгу эти мысли наглыми не казались ни тогда, ни сейчас, хотя попытка поиграть на чувствах равнодушного и беспристрастного Сенджу в итоге обернулась для меня ловушкой, пленившей по рукам и ногам, а Мадаре аукнулось чем-то еще более худшим. Мне правда очень и очень жаль. — Я надеюсь… — с опозданием ответил я, — что ты будешь готов к тому, что нам может понадобиться много репетиций. Послышалось восхищенное и заинтересованное «ах». Кагами в лисьем коварстве прищурил глаза. — Ого. Так хочешь сыграть идеально, или дело только в неопытности? — Почти надменно. Я выдержал его вызывающий взгляд. — Оба варианта по-своему верны. Хаширама рассмеялся в голос, вдруг потрепав Кагами по голове. — Он просто прелесть, скажи? — улыбнулся он своей голливудской улыбкой. — Ставлю сто баксов, вы сработаетесь. — Маловато ставишь. — вдруг холодно произнес его брат, мягко отстранив от себя юношу и взглянул на часы. — У нас аренда до вечера. Пора собирать оборудование и закругляться. Массовку можно искать по ходу дела, основной каст, можно сказать, сложился. — О, да. Совсем скоро можем начинать съемки. Только... Познакомить бы Мадару и Изуну с остальными. Может в баре каком скооперируемся, а? — Опять хочешь залиться? Самые губительные зависимости начинаются с двадцати. Помни об этом. Мужчина резко встал на ноги, как и тогда в ресторане, не соизволив обернуться хоть на кого-то. Я опешил, вдруг вспомнив про то, что обещал брату спросить у неприятных ему Сенджу пару вещей и дождавшись, когда тот направится к видеокамерам, прокашлялся. — Кстати… если мы про это… — неловко произнес я, стараясь не обращать внимания на явный интерес со стороны Кагами. — Могли бы мы узнать когда будут проходить съемки? Я имею ввиду, сможем ли мы совмещать их с работой… — О, нет, нет. — покачал головой Хаширама. — Вы точно не сможете работать эти двенадцать месяцев. Большая часть съемок будет происходить в Палмдейле*, это шестьдесят две мили отсюда. Это была плохая новость. Если мы не сможем работать то не сможем обеспечить себя. Я все еще ощущал себя тонким лепестком, готовым вот вот оторваться от ветки и полететь в пучину отчаяния. — Но… — Не тяни, Хаширама. — раздался голос, складывающего аппаратуру Тобирамы. — Да. Да. Финансы. — кивнул мужчина. — Давай-ка, так. Начнем с малого. За каждую снятую с тобой сцену мы будем платить по триста долларов. За обычные. А вот за сцену с Кагами получишь уже пятьсот. За Минато… — Мадару. — поправил его Тобирама. Хаширама криво улыбнулся. — Или Мадару — тысяча долларов. А вот этого уже совсем неприлично. Я возмутился, резко встав с дивана и сжав руки в кулаки. За кого они меня принимают?! Я не шлюха, чтобы платить мне за секс на камеру, и уж тем более когда речь идет о Мадаре. И плевать что это постановка, пусть они не перегибают палку! — Думаете меня можно купить? — начал было я, но тут же стушевался под равнодушными красными глазами. Тобирама отсоединил несколько деталек от держателя камеры, взяв оную в руку и обернулся к нему с такой усталостью на лице, будто бы он объяснял что-то абсолютно простое уже десятый раз. — Купить можно всех. В этом нет ничего стыдного. — ответил он, пожав плечами. — К тому же это даже не покупка. А всего лишь… стимул для твоего согласия. — Да, Изу. Не сердись. — поддакнул Хаширама. — Лучше подумай о том, что один твой талант позволит тебе нажиться больше, чем любому официанту даже в гребанном LA Prime* А еще я симпатичный. И на этом можно заработать. Главное знать - где. Можно ли меня купить? Думаю, ты ответишь на этот вопрос сам, поняв, что больше возмущений за мной не последовало, но мне ни капли не стыдно. У меня никогда не было принципов, и как оказалось, их не было и у Мадары, хотя чего от него можно было ожидать? Кагами, до этого момента молчаливо глазевший на нас, вдруг устало потянулся, зевнув. — Так мы договорились? Я пропускал все мимо ушей после того как услышал предложение Хаширамы отправиться в бар. - протянул он, по кошачьи выгнув спину. — Хочешь развести очередного богатенького дурачка на пару шотов? — Хаширама рассмеялся низко и хрипло, чем вызвал у юноши ответную ухмылку. У них обоих явно что-то было между собой, но я не мог сказать что. Отношения? Едва ли. Что-то иное, уловимое лишь при явно заинтересованном взгляде Хаширамы и игривых жестах Кагами. — Я надеялся, что сегодня моим дурачком будешь ты. Брюнет прыснул снова. — Посмотрим, как ты будешь себя вести, сладенький. — вдруг обернулся ко мне. — Вы ведь составите нам с братом компанию? Правда, Изу? Заодно познакомитесь с другой частью коллектива, так сказать. — Есть еще? — Само собой. — вставил Тобирама, уложив все камеры по сумкам, и бросив одну из них Хашираме. — И я сказал тебе «нет». Никаких баров. Не хватало еще, чтобы один из режиссеров скатился в алкоголизм перед самыми съемками. — Да ладно тебе! Тоби! Сегодня — последний разок, а дальше я трезв как стеклышко. Даже порошок не буду нюхать. — Ты обещал мне это еще позавчера. — Но сегодня ведь повод есть! Тобирама закатил глаза, махнув рукой. — Ладно. Но обзваниваешь всех ты. — и добавил про себя. — Ненавижу телефоны. Кагами, откинувший голову на спинку дивана, только покачал головой, посмотрев на меня с каким-то томным ожиданием. В его черных, похожих на мои, глазах было странное предвкушение. — Обмоем же свежую кровь. — прошептал он, и вдруг вскинул брови. — Кстати об этом… Может уже познакомишь меня со своим братиком? Конечно же я сказал «да». Сейф выглядел совершенно обычным, даже похожим на те, что показывали в детективных фильмах или шоу о легендарных банковских грабителях, какие шли, на памяти Обито, сразу после утренних мультфильмов по будням. Светло-серый. Встроенный в стену почти у самых полок с книгами и довольно крупный. Скорее всего поделенный на несколько отделов для удобства. Обито приложил к его холодному боку ухо, попытавшись понять, что внутри. Мадара вытащил оттуда патроны и пистолет, а еще карту. Что можно было таить в себе такого еще? — Самое ценное. — подсказал голос Какаши. — Схемы этого места, коды, секреты… Все что Мадара пытался скрыть куда сильнее детских рисунков. Да. Вывод напрашивается сам собой, но тогда почему здесь же не лежат ключи от самого ценного тут — щитка, отвечающего за жизнь бункера? Мадара хотел, чтобы племянник нашел их для чего-то? Нет, бред. Может забыл, что они лежат тут? Решил, что мальчишка не додумается взламывать замок скрепками? Не хватило места? В чем причина? Может он играет. Может хочет, чтоб Обито убил себя своими же руками. Кто знает, что на уме у американского психопата? В любом случае подросток не доставит ему такое удовольствие. Настроение Обито резко улучшилось. В нем появился странный, непонятно откуда взявшийся злой азарт. Да. Не доставит. Обито будет делать что угодно: лгать, играть, причинять боль и совершать невозможное, лишь бы переиграть дьявола в его собственной игре. — Опять ты начинаешь. — скучающе произнес Зецу, усевшийся на корточки почти над самым сейфом. — Все никак до твоего узенького мозга не дойдет, что обхитрить психопата невозможно. Обито проигнорировал его, снова примкнув ухом к холодному железному боку сейфа. Попробовал, как в фильмах, покрутить колесико с кодом, в надежде услышать что-то вроде щелчков, подсказавших бы правильную последовательность, но все механические звуки внутри были абсолютно одинаковы. Черт. Посложнее ящика в письменном столе. Как же быть? — Можешь попробовать выбить. — сказал Изуна. — А потом Мадара выбьет тебе задницу. — усмехнулся Зецу. Оба говорили то, что стоит услышать. Если механизм замка был внутри, скорее всего, по ту сторону от самого колесика, то быть может если бы Обито огрел его чем потяжелее — банально бы смог сломать в нем скобы. Однако в таком случае, если Мадара вернется и застанет каким-то чудом вывороченный племянником сейф — шансы того выжить очень сильно сократятся. Мальчик вздохнул, отстранившись от сейфа. Нужно совершать такие смелые шаги лишь тогда, когда вероятность наказания от Мадары начнет стремиться к нулю. Например если он не вернется. Или вернется, а потом помрет от лучевой болезни или вроде того. Обито вернулся в спальню, взглянув на часы. Почти половина седьмого, но Мадары по прежнему нет. Или погиб, или задержался. Одно из двух. Сколько нужно дать ему времени, прежде чем считать мертвым? Мальчик прошелся по коридору, заметно ковыляя. Спрятал костыль в кухонной тумбе, оттер кровь, дабы замести следы собственного безумия, и только убедившись в то, что не оставил улик, говорящих о его бесцельных поисках, вернулся к письмам. Отлично. Теперь все в порядке. Мальчик взялся за старую, хрупкую бумагу с аккуратностью хирурга. Значит, всего четыре. Совсем пожелтели. Обито вернулся к тому, с которого начал. В тот день я думал, мне никогда не уговорить Мадару на то, чтобы задержаться в компании Сенджу подольше, как минимум на одну пьяную ночь, но настырность и обаяние Хаширамы сделали свое дело даже в таком тяжелом случае, и брату пришлось согласиться, позволив смеющемуся брюнету приятельски обнимать себя за плечо. Мы отправились в ближайший бар с ярко-голубой неоновой вывеской в виде огромной пальмы, освещающей огромные окна оставленной позади студии. Кажется, он назывался «Майами» или вроде того. Помню внутри было ужасно просторно и в тоже время шумно. Гремела какая-то старая техно музыка, светодиоды над нашими головами то погружали нас в темно-синее оцепенение, то загорались ярко-красным и оранжевым. А еще там витал запах сладкого спиртного, заставивший меня загореться желанием выпить что-то этакое. Что привело бы меня в чувство окончательно и помогло бы поверить в исполнение мечты. Ведь подумать только... Я готовился надраться с сыновьями Буцумы Сенджу. Человека, который сам того не зная, определил мое будущее лишь своими фильмами. Я очень надеялся, что когда-нибудь встречусь с ним, но Тобирама сказал, что их отец отправился в какую-то дальнюю поездку. Вроде бы в Германию. И вернется, в лучшем случае, только через пару месяцев. — Судя по твоим загоревшимся глазам ты уже решил, чем будешь надираться. — вдруг шепнул мне в ухо Кагами, вынудив испуганно отстраниться. Он был такой. Прилипчивый. Неприличный, как местные хиппи, готовые взять в рот за пару долларов, но я не испытывал к его легкомыслию ни капли отвращения. Нет. Я не был похожим на Кагами, хотя наше прошлое хранило в себе схожие нотки. Но то, что по духу именно он был мне ближе всех — отрицать было нельзя. — На самом деле… Я не очень разбираюсь в выпивке. Но я хотел бы чего-то сладкого. — игриво качнул я головой, и его наглый ответ не заставил себя долго ждать. — Можешь попробовать меня... — усмехнулся парень, но едва заметил на себе взгляд моего брата, закатил глаза. — Или начни с коктейлей. Только не заказывай Пина Коладу, умоляю. Я только рассмеялся, не поняв смысл шутки. Потому что банально? Мне казалось, я знал только его и может еще то, что Секс на пляже делается из апельсинового сока. — Уверен, маленькому Изу придется по вкусу кое-что покрепче. — рассмеялся Хаширама, подмигнув нам с Мадарой. Мой брат продолжал хранить хмурое молчание, периодически поглядывая на всех присутствующих сразу так недоверчиво - будто бы был зверем в клетке, окруженной кучкой зевак. Он постоянно находился рядом. Иногда я даже ощущал его пальцы на своем предплечье, будто бы брат порывался схватить меня за него каждый раз, когда его интуиция трубила об опасности, и, увы, Хашираме не удалось совладать с недоверием Мадары до тех пор, пока в дело не вступила старая добрая выпивка. Мы смогли позволить себе отдельные места, специально выкупленные старшим Сенджу и расположиться почти у самой барной стойки, заняв белые длинные диванчики и кальянный стол. Правда, его мы в этот день не заказывали, потому, что как оказалось, помимо алкоголя, Хаширама притащил кое-что более интересное. — Идиот, убери травку. — прорычал Тобирама, чуть не выбив самокрутку у брата из рук. — Никто не заметит, расслабься. — отмахнулся тот в свою очередь и демонстративно затянулся, выпустив колечко дыма из приоткрытых губ. А затем вдруг протянул самокрутку присевшему неподалеку Мадаре. — Будешь, Мэдди? Попробуй. Вставляет на ура. Но едва Мадара успел ответить хоть что-то, судя по недовольному лицу, злобное, как Хаширама вдруг поднял руку с косяком вверх, прокричав: — О! Какие люди! Быстро вы однако! Я повернулся в сторону открытого коридора, где располагалось еще пару приватных столиков и заметил махнувшую рукой черноволосую девушку. Красивая, но худощавая, с острыми скулами и иссиня-черными волосами, она была похожа на мою маму в ее лучшие годы, однако в отличие от нее, могла позволить себе и вульгарную темно-фиолетовую помаду и неприлично короткое черное платье, привлекшее внимание сразу обоих Сенджу. Да. Наш оператор оказался невероятно красивой девушкой, жаль только давно уже занятой человеком, пришедшим вместе с ней. — Микото! — вдруг радостно вскочил на ноги Кагами, бросившись обнимать пришедшую. Забавно. Та лишь мягко рассмеялась, потрепав его по голове, и наконец, подойдя к их столику. Кагами, видимо, клеился тут вообще ко всем. — Давно не виделись, Хаширама. — улыбнулась она, а затем с удивлением оглядела нас с братом, поспешив протянуть руку сперва Мадаре, а затем и мне. Мадара нехотя пожал ее хрупкую ладонь, когда как я зачем-то схватился за нее обеими руками, вызвав у незнакомки тихий смех. — Микото. Очень приятно с тобой познакомиться. — улыбнулась она, а затем отступила, дав возможность пожать мою руку и второму гостю. — А это Фугаку. Мой парень и коллега. Тогда он был только парнем. А через год же они поженились и уехали на север Невады. Обратно к родителям. Подальше от всего этого. — Тебе очень повезло, Фугаку. — вдруг произнес Мадара, неслабо удивив всех остальных. Впрочем, не сказать, чтобы девушка его заинтересовала. Так. То была не более, чем любезность. — Ну, относительно. Характер у нее тот еще… - с глухим смешком ответил ему второй мужчина. Он был очень широк в плечах, даже шире Мадары, и казалось, даже в свои двадцать с чем-то выглядел намного старше всех присутствующих вместе взятых. Фугаку был удивительным. Он не был красивым, но его твердая челюсть и грубые черты лица делали его мужественнее даже моего брата. А еще он словно подобрал свою черную рубашку под цвет платья Микото. — Фугаку! Она игриво пихнула его плечом под смех Хаширамы, снова затянувшегося закруткой. — Мадара, Изуна, это наши операторы-постановщики. Микото, Фугаку, прошу любить и жаловать, наш главный актер и… — Хаширама поморщился. — А ты у нас кто, Мэдди? Мадара вздохнул. — Главный кинокритик. — Ха-ха! Смотрите, он может быть веселым! Тобирама в своей сдержанной манере молча кивнул обоим пришедшим, не соизволив даже встать с дивана. — Минато всё-таки не придет? — задал он холодный вопрос и девушка, усевшаяся прямо на спинку дивана, где сидели Хаширама с Кагами, нехотя кивнула. — У нашего бедного отца-героя опять заболел кто-то из отпрысков. Пришлось оставить дома всех троих на случай, если они заразились. - она поправила свои черные волосы, вдруг подмигнув мне. Что-то в моей груди похолодело. Минато... Парень, который будет насиловать меня на камеру, верно? И у него есть жена и трое детей. Чудно. — Хорошо хоть Кушина успела с больничного выписаться. — Ставлю все деньги, что от нее дите болячку и подцепило. - вставил слово ее парень. — Сегодня без него, короче говоря. Почему-то я ощутил облегчение. Минато должны были рано или поздно представить мне, но почему то этим вечером знакомиться со своим мучителем мне не хотелось от слова совсем. Беседа с этими двумя вышла вполне интересной. Фугаку оказался спокойным и в тоже время довольно остроумным, а Микото — вспыльчивой и вместе с этим такой же смелой в своей кокетстве, как Кагами. Оба также имели в себе странный, читающийся во всех компании Сенджу калифорнийский налет. Честно говоря, первое время я даже не знал, кто же из них всех вызывает у меня больший восторг. Молчаливый, но погруженный в нашу беседу ни о чем, Тобирама заставлял меня ощущать трепет и почти детскую восторженность перед ним, будто бы он заменил собой фигуру отца, но украсил его стальное влияние на мою жизнь совсем иными оттенками, Микото просто была невероятно красивой и притягательной, Хаширама располагал к себе всего парой фраз, Кагами — интриговал, а каждое его слово было пропитано кокетством и игривостью, словно направленную и на всех, и ни на кого именно. Зря он так со мной. Я ведь и правда воспринимал его флирт за чистую монету, улыбался, подыгрывал, представляя в своей голове его хрупкое нагое тело, прижимающееся к моему. А еще красивую и точеную фигурку Микото. И Тобирамы. Может даже Хаши… боже, я ведь ничего не выпил, а мои мысли уже были полны вожделения! Ну и ну. Мои щеки понемногу краснели и я был безумно рад возможности просто скрыть их за дымкой алкоголя, едва только мы всей гурьбой отправились к барной стойке. — Две бутылки коньяка для начала. — улыбнулся Хаширама бармену своей голливудской улыбочкой. — Или даже три. Давайте три. — Придержи коней. — холодной одернул его тогда Тобирама. — Только две. — Нам с Фугаку Лонг-Айленд. — промурлыкала Микото, вальяжно облокотившись о стойку, а Фугаку осталось только раздраженно фыркнуть. — Может быть я хотел водку, а не твои слащавые коктейли. Сколько можно херить мою мужественность, Ко? — якобы раздраженно. Девушка игриво поманила пальцем. — Кажется говорила, что сделаю с тобой, если ты хоть еще один раз назовешь меня «Ко»! — буркнула она. — А твою мужественность давно уже не спасти, сладкий мой. Ты ведь общаешься с Хаширамой. — Эй! — едва не выплюнул упомянутый свой косяк, заставив остальных рассмеяться. Даже Мадара в сторонке, кажется, улыбнулся. Я незаметно оказался рядом с ним, тихо полюбопытствовав: — Как думаешь, что лучше взять? Я ничего еще такого не пробовал, что бы понравилось. Мадара пожал плечами. — Я хочу Кровавую Мэри. - ответил он, а затем прибавил чуть недовольнее, - Я так и не попробовал в тот раз. Этот ублюдок вылакал ее за меня. — Ты помнишь! — изумленно воскликнул Сенджу в ответ. — А говорил, не узнаешь меня! Мэдд-и-и-и-и! Ну ты лгун! Брат вздохнул, поспешив сделать заказ. — Кровавая Мэри — это… — Томатный сок и водка. - ответил он мне с улыбкой. — Фу. Кто пьет томатный сок? Маньяки-психопаты? — Не смешная шутка. — Я не… — Не можешь выбрать? — вдруг подлетел ко мне Кагами, по приятельски обняв за плечо и отстранив от удивленного брата. Снова флиртовал, глядя игривым взглядом сразу на нас обоих, но я совсем не понимал его сигналов. Он правда так хотел близости? Или это была просто манера общения, и стоит мне попасться — как меня тут же обломят? Ах, старые воспоминания, я хорошо помню, что в тот раз боялся даже лишний вздох сделать в сторону нового знакомого, дабы не показаться ему странным и навязчивым. Парень сбивчиво шепнул мне что-то на ухо, и мое лицо озарилось хитрой ухмылкой. Хорошо. Мне нравится его настрой. — Порнозвезду, пожалуйста. И снова все смеются, кроме Мадары, у которого, очевидно, и вовсе на фоне остальных пропали даже зачатки юмора. Меня это почти разозлило. Мадара никогда не умел ладить с людьми, он ненавидел большие компании, избегал общих посиделок. Думаю, та ночь стала настоящим испытанием для его нервов, а ведь терпел же. Ради меня. Черт... Знаешь... Можешь осуждать меня, малыш. Можешь считать, что я променял брата на влиятельных друзей, смешав его с мусором, но не спеши с выводами, ладно? Мадара держался особняком лишь по началу. Но потом… потом они сблизились с Хаширамой и даже мой нелюдимый брат стал частью коллектива, почти семьи. Наивно так говорить после всего, что случилось, но в тот год, когда мы все вместе стремились создать что-то общее… тот год, ставший лучшим в моей жизни, сделал из нас если не семью, то друзей. Я правда так считал. Носил розовые очки и верил в то, что мной не пользуются, жаль только как оказалось ни Хаширама, ни Тобирама, ни гребаный Мадара не видели во мне ничего больше игрушки для своих манипуляций. Считаешь меня худшим персонажем этого ужасного сценария? Посмотри на них всех. Посмотри и скажи: кто же и правда стал монстром этой истории. Потому что началась она с игры на желания. Обито дернулся от неожиданности, едва услышал странный щелчок в коридоре с железной дверью. Напряг слух и испуганно замер, ощутив как быстро забилось сердце. Потому что щелчок повторился, и на самом деле оказался небольшим сигналом, словно бы взятым из фильмов о тюрьмах, где бравые копы открывали решетки специальными кнопками, дабы продемонстрировать надежность местной безопасности, ограждающую опасных плохих парней от мира. Как давно он не видел подобных фильмов, не просматривая ничего нового, кроме тех, что были на полке. Обито вскинул голову, напрягшись всем телом как насторожившаяся лань, но новых звуков не последовало. Решив было, что ему снова почудилось, мальчик вернулся к письму, единственному сжатому в руке. Остальные остались в ванной, лежать на старой плитке вместе с рисунками бункерного мальчика. Мы выпили в тот день… Наверное, десяток бутылок, если не больше: коньяк, мартини, виски и самое главное, конечно, обожаемый Хаширамой Джонни*, и это я не считал выпитые нами с Кагами коктейли, которые довели всю нашу компанию до одинакового пошлого настроя. Даже Мадара стал вести себя куда дружелюбнее со всеми, смеялся над общими шутками, кривлял Хашираму, при этом позволяя лезть к себе со слащавыми ужимками и уже не испытывал того напряженного стеснения трезвого. Разве не этого я всегда хотел? Чтобы мой вечно мрачный брат хоть раз повеселился с друзьями. — Раз уж никто еще не собрался баиньки. — вдруг произнес старший Сенджу, хлопнув Мадару по спине. — Предлагаю поиграть. Раздалось азартное «ооооо» со стороны Кагами. Видать, он хорошо знал, что именно маскировал под предложением поиграть Хаширама, но если бы они все и правда предложили мне оргию — я бы не отказался. Мой настрой был похожим. Даже Мадара, казалось, прочувствовал атмосферу, витающую между нами. — Во что? — он даже пошутил. — Бутылочку? Я бросил заинтересованный взгляд на второго Сенджу, но он не смотрел на меня. Его холодная маска постоянной собранности спала за пару горящих шотов, что он, видно, любил, но мужчина по прежнему не выказывал никакого интереса к своему новому главному актеру. Почему? Я спрашивал себя снова и снова. Может я не во вкусе этого брюзги? Может кажусь слишком доступным? — Вроде того. — Хаширама подмигнул мне с каким-то жутким, заговорщиским видом, откинувшись на диване. — В правду или действие. Играли когда-нибудь с братом? — В армейской семье? Сомневаюсь. — Тобирама закинул ногу на ногу, отставив очередную стопку на стол. И как в него столько влезало? И ведь нормально себя ощущал. Даже разговаривал складно, в отличие от брата. Чудо. Когда я, под крики поддержки всей нашей дружной братии, с трудом заставил себя выпить в шутку купленный мне шот с названием «зона 51», горящий так, будто бы вместо джина в него налили бензин — казалось, он вырубит меня на часов так десять, пока это дрянь не выветрится из организма, а Тобирама засадил таких уже пять или шесть, успешно мешая со стаканами коньяка. И он еще смел что-то говорить против алкоголизма брата? — Я за. Заодно узнаем новеньких получше. — улыбнулась Микото с голубой лагуной в руке. Игриво посмотрела на Мадару, а тот вдруг натянуто улыбнулся ей в ответ, вызвав сиплый смех у сжавшего ее колено Фугаку. Они были странной парой. Микото позволяла себе ходить налево, а ее парень будто бы никогда этого не замечал. Ни ее настойчивых взглядов в сторону Мадары, ни фривольного отношения к остальным, ничего. Знаешь, мои родители никогда не были образцами идеальной семьи, но стоило отдать им должное — отец всегда был верен маме, а мама не смела даже улыбаться чужим мужчинам, не говоря уже о чем-то большем. Я не осуждал Микото, просто… не понимал. Не понимал, почему верность для нее пустой звук, но затем легко усвоил один простой факт. В дружеском окружении братьев Сенджу в принципе не было традиционных святош и тихонь. Поэтому мне тоже срочно пришлось перестать им быть. — Обито, тебе не кажется. — шепнул Какаши. Мальчик проигнорировал его. Снова этот звук. Он тревожно обернулся в сторону двери, ведущей в длинный коридор, а затем опустил глаза к письму. И пусть там не было ничего интересного, но, кажется, у него зародилась идея. Абсурдная, но идея. Читал бы еще побыстрее… — Итак, правила простые. — объявил Хаширама громко, перекрикивая музыку. — У нас есть бутылка, которую каждый по очереди вращает. На кого указывает конец — тот становится его жертвой, у которой можно либо выпытать правду, либо заставить сделать что-то этакое. Все все поняли? Мадара закатил глаза. Будто бы этот бред нельзя было усвоить даже будучи ужратым в говнище. Я был с ним согласен. — Кто вращает первым? — полюбопытствовал Кагами, присев поближе к брюнету. Хаширама усмехнулся, подкатив выпитого Джонни к сидящему рядом Мадаре, а потом небрежно обнял юношу рядом за талию. Мой брат лишь устало вздохнул, но не решился отказываться от права быть первым среди стольких глаз. Тобирама не сводил с него холодного взгляда. Микото, усевшаяся на колени к Фугаку, поиграла соломинкой в руках. Мадара нехотя крутанул бутылку и в этот момент все словно замерли. Я нервно прикусил губу. Только бы он понял, что делать. Бутылочка сделала несколько быстрых оборотов прежде чем замедлиться и остановиться на Тобираме. Ха. Какое забавное совпадение. Оба тут же уставились на друг друга с нескрываемой враждебностью. — Правда или действие, Тоби? — спросил Хаширама. — Правда. — Мадара? На Мадаре снова не было лица. Одни сомнения и холодная ярость. И все же, выпив стакан виски и поморщившись, он спросил: — Ты считаешь себя психом? Тобираму не удивил этот вопрос. — Психиатры не могут быть психами. — надменно произнес он. — Это абсурд. — Почему это? — Потому что нельзя работать с пациентом, если ты сам нагружен ворохом проблем и болезней. Это тупик для тебя как специалиста - ты неизбежно превращаешь своих подопечных в зеркала для собственных травм. Непрофессионально. Я — чистый лист. Как и любой нормальный врач. Мужчина усмехнулся, поиграв желваками. — Но ты давно не психиатр. Почему то эта фраза будто бы задела блондина. Он недовольно поморщился, с трудом скрыв злость в голосе и чуть более громко, чем обычно ответил: — Я могу продолжить обучение в любой момент. Я всегда буду считать себя именно им ведь… — Твою мать, Обито! — крикнули ему в ухо. — Это не в твоей голове, слышишь?! Это не в твой голове! Мадара вернулся! Что?! До ушей донесся тяжелый металлический скрежет. Похожий на тот, что бывает, когда открываешь старую, заржавевшую дверь гаража, но намного тверже. Вскочивший на ноги мальчик понял, что нес в себе этот звук сразу, как до разума добралось запоздалое осознание. Вернулся? Так скоро? Подросток вдруг схватился за голову, принявшись собирать письма с пола. Торопливо запихнул их в тумбу под умывальником, не найдя места лучше, и выбежал из ванной только, чтобы убедиться в самом страшном. Мадара выжил. Стоял у входа в зал, согнувшись так, будто бы у него очень болел живот, и сверлил племянника жутким, холодным взглядом. Ноги Обито приросли к земле от страха. Кажется, само внезапное появление дяди в бункере поздним вечером вызвало у него состояние крайнего шока. — Обито… — прохрипел он, вдруг оскалившись застывшему в тихой панике ребенку, и сильнее сжал ладонь на правом боку. В его черным волосах медленно таяли белоснежные снежинки. Подросток едва не открыл рот от удивления. Снег? В Долине Смерти не бывает снега, это ведь гребаная пустыня. Неужели климат наверху так сильно изменился? — Смотри, — вдруг прошептал ему в ухо Изуна. Весьма вовремя, потому что Мадара медленно, будто бы находясь во сне, убрал руку, придерживающую бок, и Обито мог увидеть кривую, глубокую рану чуть выше его таза. Что... Нет. Что это такое? Боже, какая она жуткая. Словно ее нанесли зазубренным ножом или… Зубом? Когтем? Хочешь это сказать? Брось, ты же не веришь в сказочки про мутантов, правда? — Тебя ранили?! — в ужасе спросил мальчик, но не получил ответа. Мадара глухо прорычал что-то под нос, и с трудом убрав пальцы с дверного косяка, небрежно снял черный рюкзак с плеч. Бросил его на пол. Что-то добыть удалось. Жаль, риск того не стоил. — Кто это был? Кто сделал это? Или что. Мадара говорил об опасности нового мира наверху, но Обито видел эту опасность лишь в радиации. Вот только дядя не выглядел страдающим от лучевой болезни, если конечно, она не умела наносить глубокие раны, вроде той, что снова истекла кровью, стоило мужчине присесть на край дивана, измученно откинувшись на его спинку. Каждый шаг даже по их небольшому залу давался ему мучительно и тяжело. Обито, пребывающий в глубоком изумлении, вдруг подумал, что дядя оставил на полу грязные следы от налипшего снега. — Чего стоишь столбом? — позвал его Мадара, слабо махнув рукой в сторону ванной. — Аптечку неси. Подумать только. Когда была нанесена эта рана? Успел ли Мадара добраться до заправки или же кто-то или что-то смогло настигнуть его куда раньше? Но как же он смог вернуться назад и не истечь кровью по дороге? Это невозможно. Что же творится наверху? Происходящее напугало Обито куда сильнее того, что случилось в бункере пару часов назад. Он ощутил, как начали подкашиваться ноги, потому что вся привычная картина мира, сотканная из четырех стен вокруг него, начала разваливаться, как карточный домик. Он потратил все время впустую. Мадара вернулся живым. Едва живым, если говорить точнее, и сейчас стремительно теряющим кровь. — Давай, мелкий, не тормози! — подал он голос снова, сжав зубы, и Обито таки сумел сдвинуть себя с места, дабы поспешить в ванную. Мужчина сделал глубокий вдох и с глухим стоном подтянулся ближе к спинке дивана. Нужно было срочно раздеться и сбросить с себя все, на что могла налипнуть пыль, пока он как идиот пытался отползти в укрытие. Черт. Адски больно. Будто бы ему разрезали кишки тупым ржавым ножом. Мадара снова крепко стиснул зубы, чтобы не заорать, и с трудом смог освободиться из серых рукавов ветровки. Идиот. Не нужно было никуда ходить. Он и так едва не откинулся от холода на морозе, благо минус был небольшой, а тут еще этот пиздец… твою мать, как же больно. От этой боли хотелось выть волком. Трясущиеся руки с трудом отбросили куртку на пол. Отлично теперь нужно снять с себя все остальное. — Обито! Подросток вернулся в зал заметно прихрамывая. Мадара жестом подозвал его к себе и мрачно прищурился, едва мальчик поспешил встать совсем близко, протянув железную коробку с еще не выдохшимися лекарствами. Что… — Ближе подойти. — мальчик, видимо, так и не отошедший от шока, поспешил сократить и без того малое расстояние меж ними еще сильнее. Ха. А лицо какое, думает, что он радиоактивен? Мадара нетерпеливо мотнул головой. — Ближе. Обито пришлось нагнуться над дядей с аптечкой в руках, а тот медленно вскинул руку, схватив племянника за ворот черной рубашки. — Что это за синяки у тебя на шее? — хрипло спросил мужчина, кривясь от ужасной боли. Он ощущал сильную слабость, возможно от потери крови, а быть может от облучения. Мадара мог бы оправдать все первым, не страдай он от приступов тошноты. — Ты душил себя? …что? Обито отшатнулся от дяди, едва его пальцы провели по тонкой жилке на шее и поспешил накрыть ее ладонями. В каком смысле? Какие еще синяки, он ничего не видел! — Обито… — но мужчина не успел сказать ни слова, потому что Обито рванулся к ванной, с трудом перебирая раненой ногой, и поспешил взглянуть на себя в зеркало снова. О, нет. Мальчик закрыл рот руками, только чудом переборов накативший на него ужас и отшатнувшись к стене, уперся в нее спиной. На его бледной тонкой шее действительно красовались жуткие, похожие на расплывшиеся следы от акварели фиолетовые синяки. Словно бы Таджима и правда душил его в этом бункере. Словно он был настоящий. Господи. Неужели Обито душил себя своими же руками? Нет, нет. Он не мог сойти с ума настолько. Только не так… — Эй! А ну быстро вернулся сюда! — властный голос родственника вернул к реальности за считанные мгновения. Обито дернулся от страха, испуганно прижав руки к груди. Чего он хочет? Только не опять. — И притащи заодно и таблетки с кухни. Есть у меня кое-что для тебя. Скрипя зубами, пришлось подчиниться. Что ж, Обито теперь не один в этой дыре, и помимо разочарования, это дает ощутить ему странное и преступное облегчение. Мадара — редкостная сволочь, но хотя бы с ним мальца не одолевают настолько страшные видения. Способные причинить боль? Так страшно даже думать об этом. Кто бы мог подумать насколько сильно это место может искалечить психику. Вернувшись, он обнаружил дядю голого по пояс, сейчас устало откинувшегося на диване и запрокинувшего голову к потолку. Его кофта с майкой были брошены туда же, где лежала куртка. Кобура с пистолетом же валялись у края дивана, словно бы остервенело отшвырнутые за ненадобностью. Стрелял ли родственник из него наверху? Обито тихо остановился неподалеку, положив коробку с лекарствами на диван рядом с уже открытой аптечкой. Мельком бросил взгляд на пенящуюся от нитрофурала* глубокую рану и невольно замер. Сейчас без налипшей темной ткани и грязи она выглядела куда ярче, и словно бы кривым рваным полумесяцем шла от низа живота вверх по талии, почти достигая ребер. Кошмарно большая рана. Обито отродясь таких не видел. Мадаре… придется ее зашивать? В это охотно верилось. Подросток просто не мог представить что подобная травма может зажить самостоятельно. Мадара обмакнул рану марлей с глухим рыком, поморщившись от боли, но кровь никак не желала останавливаться. Стекала прямо по вздымающемуся от тяжелого дыхания животу, пропитывала ткань джинс и заполняла огромный порез до краев, словно была саке в вытянутом блюдце. Мерзкая аналогия. Обито поежился от пробежавших по спине мурашек. Кажется, он видел кусочек кишки, выглядывающей из раны, но быть может воображение играло с ним злую шутку в очередной раз. — Так... ладно. Сними с меня обувь, — вдруг прошипел Мадара, закрыв глаза. Обито не шелохнулся. Потому что слышал еще один голос. — Он покойник. — шептал невидимый Изуна ребенку на ухо. — Взгляни на эту открытую рану, он тянулся с ней несколько часов по пыльной дороге, прежде чем добрался сюда. Возможно Мадару ранили недалеко от их укрытия. Возможно это был кто-то из выживших в ядерной катастрофе, если отмести идею с мутировавшими тварями, бродящими наверху. Но зачем? Зачем было делать это с его дядей? Ради еды? Грабежа? Нет. Это все не укладывается в голове. Там не может быть никакой жизни. — Не может, если наверху и правда остались радиоактивные остатки. Подумай только, Мадара так боялся гребаной пыли, а теперь она наверняка успела проникнуть ему в кровь. С такой то огромной раной. — продолжал свой безумный монолог брат Мадары. — А знаешь, что радиация делает с человеком в чье тело проникает? Обито не знал. И Изуна тоже не должен был этого знать. Мальчик осторожно опустился на колени, боясь потревожить собственное увечье и схватился за правый ботинок. Пальцы тут же выпачкались о застывшую грязь, но он не думал о рисках. Мадара слегка приподнял ногу, немного облегчая ему работу, издав очередной стон. Обито не видел что он делает, пустым взглядом продолжая сверлить чужую грязную обувь. Снять ботинок не удавалось. Почему? Он словно бы во сне. Так хочется просто проснуться от этого всего и забыть как очередной кошмар. — Наконец-то. Наконец-то Мадара сдохнет. Радиация убьет его за пару дней. — раздался голос Изуны в его ушах. Радостный и ликующий. А. Вот почему обувь не снималась. Он забыл развязать шнурки. Трясущиеся пальцы осторожно ослабили узелок и Обито медленно снял первый ботинок, крепко сжав его в руках. — Мы окажем ему милость, если добьем сейчас. Тем более — оружие у нас есть. Не так ли? — Хорошо. Не ставь на ковер только. Кинь к другим вещам. Их все нужно будет тщательно перестирать. — Мадара хотел бы сжечь, но в эпоху умершего потребления, разбрасываться одеждой было бы верхом глупости. Обито бросил взгляд на пистолет, покоившийся в кобуре. Изуна хотел чтобы он застрелил дядю, но что потом? — А потом мы обчистим бункер и выберемся отсюда. — шепнул парень так тихо, будто бы всерьез боялся, что брат его услышит. Обито промолчал и лишь равнодушно снял с дяди второй ботинок, после чего отшвырнул его в сторону. Посмотрел на мужчину вопросительно. Он смог бы добраться до пистолета быстрее раненного, но был ли в этом смысл? Смог бы Обито убить последнего родственника на самом деле? Что ж, ты хотя бы знаешь, что на поверхности и правда пиздец. Сможешь подняться туда один? Это ведь куда серьезнее борьбы с дядюшкой Мадарой. Ты и с глюками-то сладить не можешь, а там будут куда более серьезные угрозы. Ну? Мадара слаб. Этим можно воспользоваться. Обито едва заметно придвинулся к краю дивана, где и лежала кобура, однако Мадара, заметивший его манипуляции, резко вскинул руку и кончиками пальцев притянул к себе ремень черного чехла, тут же взяв его в руки. Засмотрелся, малыш? Нет, нет. Это только его подарок. От любимого папы, так сказать. — Зазевался? — с холодной усмешкой спросил мужчина, поиграв черным ремнем в руке. — Я сказал тебе штаны с меня снимать. Усевшийся на колени Обито едва не простонал в голос. Проклятье. Нужно было действовать куда незаметнее. А теперь... Мальчик тихо всхлипнул, но так и не смог заставить себя коснуться чужих брюк. Мучительная картина цепкой хватки, держащей его рот нанизанным на чужом члене снова и снова представала перед взором. Глаза подростка резко остекленели, и это вынудило Мадару немного смягчиться. — Я же сказал, что больше не буду заставлять тебя сосать. Просто стяни с меня ебаные брюки, сынок. — Обито посмотрел на него почти с надеждой. Не лжет? Вряд ли. Даже этому извращенцу нахрен не сдался минет, в его незавидном положении. Каким бы выносливым Мадара не был - рана на его боку скорее всего приносила ему такие же муки, как любому другому нормальному человеку. Мальчик неохотно устроился между чужих широко расставленных ног и расстегнул ремень. Ладно. Хорошо. Но ничего большего. Пальцы торопливо спустили замок на ширинке, оголив резинку темно-синего белья и короткие идущие от лобка черные волосы. Обито снова замутило. Он прекрасно помнил как упирался в них носом, когда ублюдочный родственник пытался заставить его прижаться к паху лицом. Омерзительные воспоминания. Мадара снова болезненно вздохнул, попытался приподняться, шипя от боли, когда мальчишка таки смог стянуть с него брюки до колен, и по очереди освободить от штанин и ноги. — Хорошо… Хороший мальчик. Теперь брось это все в стиральную машину. Мадара дотянулся до аптечки, нащупав бинт. Задержал дыхание, когда боль стала слишком острой. Твою мать. Мог бы попросить помочь ему с раной племянника, но гордость не позволила. Учиха ненавидел, когда его заставали в настолько уязвимом положении. В момент позорной слабости. Отчаяния и боли. Нет. Он слишком хорошо помнил какое удовольствие доставлял ею треклятому Тобираме. Да всем им в общем-то. Этот клубок змей было трудно распутать, а Обито ничем не отличается ни от поганой компании Хаширамы, ни от других людей. Такая же гиена, готовая наброситься на него, выдай Мадара свою слабость хоть на мгновение. То-то он так к пистолету тянулся. Хотел добить. — Дерьмо… — Мадара произнес это вслух, с трудом перехватил второй рукой бинт и наложив его белоснежной полосой по талии. Приложил к ране марлю, сложенную вдвое, накрыл еще одним слоем бинта и вновь зарычал от боли. По-хорошему надо бы зашить, но не с его трясущимися руками и подозрением на лучевую болезнь. С нею, как бы то ни было, Мадаре подобная жалкая помощь не поможет. Дерьмо. Какая же жгучая боль. Он успел закинуть под язык две таблетки просроченного адвила*, но пока они таяли во рту, приходилось терпеть своими силами. Не то, чтобы за всю свою жизнь Учиха этому не научился, но... мать твою, как же режет! Мужчина сделал несколько коротких вздохов. Его рука осторожно и нежно, словно бы опасаясь разорвать хрупкие края раны под марлей, подвязала бинт. Мужчина медленно наклонился к нему, прокусив ткань, и парой движений сложил оба конца бинта в узел. Несерьёзный. Марлю придется менять каждый час, пока кровь не остановится. Ха. Сколько ненужных трат и все почему? — Обито! — позвал мужчина. Мальчик поспешил вернуться в зал, скромно остановившись напротив дяди. Глаза мужчины тут же прошлись по его хрупким, прижатым друг к другу голым ногам, и Учиха невольно коснулся нижней губы кончиком языка. Малыш Изу так любил оголять свои тонкие ноги, игнорируя правило «ниже колен». Как мило, что на Обито порой так прекрасно сидят его вещи. — Теперь вытри все грязные следы мокрой тряпкой и брось ее в стирку тоже. Все должно быть идеально чисто, ты услышал меня? И снова без возражений. Похоже эти одинокие часы взаперти сказались на нем весьма положительным образом. Что ж. Пусть радуется. Его любимый дядя мог вообще не вернуться. — Так откуда синяки? — задал он недавний вопрос через какое-то время, заставив мальчишку, ожесточенно вытирающего пол старой тряпкой, содрогнуться. — Пытался словить собачий кайф и перестарался, а? И давненько у тебя стоит на удушение? Ха-ха. Быть может еще с того раза, как Мадара придушил его впервые, едва мальчишка отошел после покалечившего его взрыва и принялся истерить как девчонка. Не то чтобы после того случая в их отношениях это стало нормальной практикой. Так, иногда Обито терял ориентиры, и приходилось нежно брать его за горло и надавливать, не сильно, слегка, чтобы заставить заткнуться и проглотить язык еще на очень долгое время. Интересно, неужели малец научился ловить от этого кайф? — Это был не я. — Обито держал тряпку на вытянутой руке с отвращением, словно четко видел радиацию на ней. Мадара бы уже не удивился, если бы видел, с его-то проблемами с головой. Небось она еще и зеленым светилась. — А кто? Молчание. Мадара закашлялся, положил ладонь на перевязанную рану и повернул к мальчишке голову. Мокрая от пота прядь волос упала на его правый глаз. Дерьмо. Не помешало бы помыться, после того как таблетки наконец подействуют. — Кто тебя душил, малыш? — повторил он свой вопрос нетерпеливо. Мальчик поджал губы. Медленно развернулся к нему, опустив глаза в пол. Мутная вода мелкими каплями стекала с тряпки и падала на недавно вымытую бетонную поверхность. — Я… я не знаю. Он… это был монстр. — Монстр? Здесь? В каком смысле здесь? Это очередная уловка? — Он выглядел как Таджима. Упоминание давно забытого имени отдалось тихим сигналом в мозгу. Вот оно как. Его любимый папочка посягает на игрушки сына? Увы, Мадара слишком ревнив, чтобы отдавать их родителю, а Таджима навеки остался нанизанным на железный прут в далеком калифорнийском пожаре. Спустя столько лет Мадара не испытывал к родителю ничего, кроме смутного уважения, учитывая, что в конце концов отец оказался прав и насчет Изуны, и насчет него самого, но его появление в жизни никак не связанного с их семьей мальца было тревожным знаком. Мальчика не слабо так глючит, ха? Вполне возможно и из-за тех идиотских писем Изуны. Стоило сжечь их все. Но ведь так совсем не интересно. Даже Мадара иногда их перечитывает. — Как часто ты видишь кого-то кроме нас? — вдруг спросил он хмуро, посмотрев на Обито с внимательностью врача. Мальчик слабо пожал плечами. — Постоянно. — Что они тебе говорят? Изуна покачал головой — молчи, не смей болтать. Зецу и Тоби улыбнулись — расскажи, ведь он твой дядя. Какаши и Рин пробуждались в сознании все реже. Жил ли в голове Обито кто-то еще? — Всякое. — Подробнее, сынок. Не юли. Обито вздохнул, нехотя посмотрев родственнику в глаза: — Они хотят уйти отсюда. И остаться. Слушать тебя. И не слушать. Они пугают. Издеваются надо мной. И одновременно заботятся. — правда всплыла неожиданно. Может и не стоило быть таким честным. В какой-то степени голоса были его защитой от дяди. — Я не знаю… как это описать. Они просто есть. Появились сразу после взрыва. Вот оно как. — Присядь. — Мадара шлепнул по месту рядом с собой. Улыбнулся почти издевательски, когда заметил, что взгляд мальчишки снова устремился к кобуре, лежащей у его колена. Обито, бросивший тряпку на пол и вытерший руки о полы рубашки, сел на край дивана в некотором отдалении, будто бы родственник мог посягнуть на его достоинство даже с полу-рваным брюхом. — Это просто случайные видения или… — Это люди. Мадара кивнул. Будто бы понимал. — Какие-то определенные? — Какаши. Рин. Тоби и Зецу… — Крысы? — Они люди. — Все? — Изуна. Последнее имя заставило мужчину напрячься снова. Мадара хотел нагнуться, но вспышка боли снова дала о себе знать. Почти тупая. Видимо, таблетки таки начали действовать. — Он здесь? — мужчина криво усмехнулся, медленно оглянувшись по сторонам. Бедный мальчик. Похоже Изуна умудряется промывать людям мозги даже через старые и никому ненужные письма. Обито согласно кивнул. — Покажи мне его. Внезапный интерес родственника к своему несуществующему брату вызвал настороженность, но тем не менее, Обито все равно вскинул руку, указав пальцем в сторону кухни. Изуна, скрестивший руки на груди стоял совсем рядом, зарываясь босыми ногами в ворсистый ковер. Кажется, поведение подростка его пугало. — На кого он сейчас смотрит? — словно бы ведя странную больную игру спросил Мадара. — На тебя. — Славно. — Учиха посмотрел на пустое место, где должна была стоять чужая галлюцинация и широко, издевательски улыбнулся, будто бы и правда верил, что брат сейчас перед ним. — И как дела у моего любимого братика? Глаза Изуны опасно сощурились. — Наверни дерьма и сдохни. — произнес он сквозь зубы свою любимую фразу. Мадара вдруг издал странный смешок и на миг его племяннику и правда показалось, что он видит своего брата. — Что он сказал? Обито смутился, поспешив отвести взгляд. — Наверни дерьма и сдохни. — Ха… узнаю своего малыша Изу. — мужчина покачал головой, толком не выказав хоть какого-то отношения к тому, что происходит. Обито с трудом понимал его настроение. Он раздосадован? Зол? Или доволен? Мужчина вдруг снова посмотрел на Изуну, произнеся медленно и по-странному возбужденно: — Мне почти обидно, что ты не настоящий, Изуна. А то я бы с удовольствием тебя… — Мадара вдруг приложил два растопыренных пальца ко рту и высунул язык с глухим смешком. Ведь ему и правда смешно. — Хватит! — почти истеричное. Обито стало тошно, даже не смотря на то, что со стороны дяди подобная пошлость была не более чем глупой шуткой. Это же отвратительно. Даже если Изуна всего лишь галлюцинация — он все еще образ его родного брата. Это… господи, какая мерзость. Мальчик бросил опасливый взгляд на вдруг закрывшего рот ладонью парня и изумленно замер. Он покраснел. Покраснел и едва не рыдал от злости. — Ты… пошел нахуй, долбанная похотливая мразь! — закричал он яростно, сжав руки в кулаки. В синеватом свете бункера тени на его лице казались резкими и неправильными. — Я ненавижу тебя, слышишь?! Ненавижу! Ты… Обито закрыл уши руками, не желая слышать чужие грязные ругательства, и напуганно опустил голову. Мадаре стало почти совестно. Бедный малыш. Сжался весь на этом диване в крохотный комок, глядишь и совсем исчезнет. Замученный собственными галлюцинациями. Почти убитый. Печальная участь, а ведь Мадара уже видел подобное и оно было отнюдь не связано с трипами Хаширамы от ЛСД. — Злоебучий ушлепок! Насильник! Мразь! Замолчи уже. — Ладно… ладно. Успокойся. — Мадара тяжело вздохнул, потянувшись к коробке с таблетками и открыв ее, стал рыться в одинаковых крохотных упаковках. Нужное нашлось быстро. — А вот и он. Рука вытянула красную коробочку с напечатанным жирными буквами на ней названием. Обито прищурился, но не смог прочесть его даже отсюда, и этот факт почему-то вызвал у него тревогу. Его зрение медленно садилось. Быть может оттого, что глаза Обито давно уже не фокусировались на чем-то дальше бетонной стены. — Что это? — тихо спросил он, когда Мадара швырнул эту пачку ему на колени. Обито почему-то испуганно вскинул руки, будто бы даже касаться этих таблеток было опасно, и Изуна, встревоженный и нервозный хорошо понимал его настрой. — Рисперидон. Чертовски убойный нейролептик. — произнес Учиха, вдруг перестав улыбаться, — Помогает убрать глюки. Мальчик таки взял упаковку в руки, придирчиво осмотрев. — Откуда он у тебя? — Какая разница? Главное, что он есть. — снова кривая улыбка. По коже мальца пробежали крохотные мурашки. Снова недоговаривает. — Одна таблетка в день — и понемногу вся дрянь, которую ты постоянно видишь, исчезнет. И у Обито вообще ничего не останется. — Обито, ты же не… — тревожно прошептал Изуна, но мальчик проигнорировал его, продолжая сверлить взглядом дядю. — Только есть одно но, — вдруг продолжил Мадара. И снова посерьезнел. Боже, как быстро менялось его настроение. Мальчику казалось он отвык от этого даже за эти короткие часы. А ведь больше шанса не представится, — его срок годности истек два года назад. Обито снова пробрало дрожью, хоть они и без того пичкали себя таблетками, многим из которых шел второй год. Мадара говорил — ничего страшного. Просрочку можно использовать еще пару лет после истечения срока годности, но мальчик сторонился таблеток даже когда его голову разрывало от мигрени из-за кричащих голосов в голове. Уж лучше так, чем тяжелое отравление. С везением Обито оно наступило бы с первым же гребаным аспирином. — Ты говорил… — Здесь другой случай. — перебил мужчина. — Таблетки, воздействующие на мозг куда опаснее обычных, уж поверь мне. А у этой хуйни и без того полно побочек. Я понятия не имею насколько сильно тебя может вштырить от нее стухшей, поэтому… — Обито осторожно открыл коробку, с удивлением заметив, что некоторые из капсул для таблеток были вскрыты и пустовали. Кто-то их принимал. И если это был не Мадара… то… — Если бы я был уверен, что тебе это не навредит — пихал бы их в тебя силой. Да только я не уверен. Такая вот проблема. Поэтому и решать тебе. Но помни одну вещь. С каждым годом твое безумие будет лишь расти. Обито едва заметно перевернул коробку к дате изготовления, стараясь скрыть страх, окутавший его под чутким взором Мадары. 12.09.2019. За год до того как Обито оказался здесь. — Если это не его таблетки. — озвучил таившуюся мысль вслух Изуна, все еще с опаской косящийся на упаковку. — То зачем они тогда здесь? Мадара хорошо подготовился, взяв необходимые медикаменты с как можно более поздним сроком изготовления. Болеутоляющее, что Обито принимал было изготовлено в год его похищения, и он готов спорить — Мадара позаботился о свежести всех лекарств, и быть может только эти таблетки на один год опережали собратьев. Значит Мадара покупал их не себе, иначе бы также взял более свежую пачку. Должно быть она изначально была здесь. Не выброшенная за ненадобностью пока бункер пустовал. Некоторых таблеток нет, а значит Мадара либо солгал мальчику, и в самом деле просто прекратил принимать их за год до судного дня, либо они предназначались не ему. «Пить таблетки, которые тебе дают…» Тело пронзило электрическим током. Все сходится. Эта дрянь действительно принадлежала не Мадаре. Она была для того мальчика, и судя по тому, что он принимал их за год до попадания сюда Обито — умер ребенок тогда недавно. Быть может им с Обито почти повезло встретиться, но Мадара убил его раньше, чем притащил сюда новую жертву. Боже мой. — Ты ведь не будешь их пить? Правда? Обито... я же помогаю тебе. Мольба Изуны ничего не значила. Он не настоящий человек. — Я не тороплю тебя с выбором. Положи их на видное место и думай. — почти мягко сказал ему Мадара, словно бы не заметив чужой тревоги. Ну конечно. Дядя ведь считал его идиотом. Что ж, отчасти, как показали прошлые события это и было так. Обито был идиотом. Придурком. Неудачником. Но вдобавок к этому он был сообразительным. Мальчик кивнул, спрятав таблетки в упаковку, и Изуна облегченно вздохнул. Хорошо. Значит не сегодня. Мадара принял его выбор как должное, и издав тихий хрип, слегка приподнялся, махнув мальчишке рукой. — В таком случае, — сказал он с улыбкой. — Иди и помоги мне дойти до ванной. Нужно убедиться, что на мне не осталось никакой хуйни. Правда или действие? Слова Хаширамы звучат как насмешка, едва он бросает взгляд на Мадару, опрокидывающего третий шот подряд. А Мадара входит во вкус. Начинает получать удовольствие от выпивки как настоящий мужчина и держаться бодрячком, даже когда уже лежат все остальные. Чуть позже его любимым алкоголем станет вино, а любимым сортом — Пино-Нуар, так нелюбимый мною, и так обожаемый Тобирамой Сенджу. — Правда. Мадара всегда выбирает правду, потому что знает, что наша скатившаяся в пошлые шутки и все более развратные желания компания будет становиться все развязнее с каждым выпитым бокалом, поставленной на стол рюмкой и отложенным коктейльным стаканом. Сколько я успел выпить за тот вечер? Уже и не вспомнить. Сперва их то и дело покупал Хаширама, со своей фирменной улыбочкой, ставя передо мной на стол, затем моим личным спонсором заделался Кагами, еще позже Фугаку, со словами сожаления, о том, что Минато не смог прийти и поглазеть на их нового прелестного актера. Огни и томная музыка плывет перед моими глазами как хоровод из звезд, которых не дано достать рукой. Я слышу смех и голоса, но почти не контролирую ни себя, ни ситуацию, отчего без зазрения совести позволяю Кагами выпить со мной на брудершафт и стянуть дольку лайма из моего рта. Он мне нравится. Он заводит меня, но я никак не могу понять его игривого настроения, даже когда Хаширама в шутку садит Кагами к себе на колени, а тот аки послушный ребенок выпрямляет спину, позволяя смуглым пальцам проводить по позвоночнику сверху-вниз. Мне тоже хочется посидеть на коленях у Хаширамы. А еще чтобы Кагами посидел на моих, но если подумать, после выпитого я готов отдаться в нашей компании любому… кроме брата, как назло снова выбирающего правду. — Ну не будь ты как мой брат, Мэдди. — обидчиво сводит губы Сенджу и кладет руку на поясницу Кагами. А тот снова смотрит на меня со своим лисьим прищуром, будто бы обещая вечер с продолжением, который я никогда не получу. Ненавижу флирт. Хаширама же знает, о чем говорит. Наши братья единственные, кто постоянно выбирают только правду, не желая делать лишних телодвижений, но ведь когда-нибудь их попытки ускользнуть из-под общего настроения кончатся. — Скажи мне, Мэдди. Ты девственник? Только честно. Хаширама такой. Чем больше выпьет — тем более слащавым становится. Мой брат лишь озлоблено скалится. — В какой-то степени… Микото вдруг громко смеется, ударив своего парня в плечо, отчего тот проливает розовое вино на кожаную обивку дивана и тихо матерится под нос. Мадара крутит бутылку, не желая слышать лишние расспросы, но Хаширама уже довольно улыбается, будто бы узнав то, что он хотел. Бутылка в этот раз останавливается на Кагами. Тобирама издает тихий смешок, будто бы столкновение невадского деревенщины и рожденного в глуши Северной Дакоты мальчишки — это что-то забавное. Шоу. Мадара бросает на Кагами хмурый взгляд, когда тот дерзко отвечает «правда». — Ты когда-нибудь ломал бедро? — спрашивает мой брат у Кагами, а тот вдруг невольно хмурится, разом теряя свой пошлый лоск. — Так видно, когда хромаю? Хаширама пиздел, что нет... - Кагами ужасно стесняется своей хромоты. И объявляет своим кровным врагом любого, кто напоминает ему об этом увечье. — Кагами, куколка моя. Я никогда не пизжу, только приукрашиваю ситуацию… — брюнет ласково обхватывает его живот руками и прижимается к тонкой спине только, чтобы поцеловать парня чуть ниже макушки. — Да и не заметна эта твоя хромота. Просто у Мэдди глаз-алмаз. Но Мадара не унимается, хотя смеющемуся Кагами уже не до него. Парень почти возвращает свою вальяжную улыбку на лицо, когда мужчина позади кладет подбородок ему на плечо. — Ты ломал конкретно шейку бедра? — мой брат зачем-то задает еще один вопрос. Кагами нехотя кивает, не понимая, к чему тот ведет, а мне все становится ясно от одной только темноты в чужих глазах. Нет. Нет, не спрашивай его об этом. Ради всего святого, не задавай этот вопрос... — Давно тебя изнасиловали? Твою мать. Кагами замирает, будто бы коченея в чужих руках. Его глаза становятся абсолютно стеклянными, даже маска игривости на лице исчезает, заменяясь чем-то знакомым обоим Учихам — болью вперемешку с отвращением. — Никто меня не насиловал. Я просто упал однажды, да сломал ее. Его реакция говорит нам многое. Кагами едва заметно хромает на правую ногу потому что до встречи с братьями Сенджу ему очень и очень не везло. И однажды какой-то ублюдок в животном желании поиметь раздвинул ему ноги так сильно и резко, что попросту сломал бедро, отправив Кагами на операционный стол и одиночную палату на очень долгое время. Гиблое это дело. Плохая тема для пьяных компаний, но болезненно животворящая. Нам с Мадарой знакомо это чувство, потому что именно мой брат закрывал мне рот, прижимая к себе, когда отец по неосторожности растянул мне какую-то связку на внутренней стороне бедра, отчего я испытывал кошмарную боль еще пару дней и беспомощно лежал в кровати, прикладывая к заднице долбанный лед. Отвратительная боль. Унизительная. Но все спускают это как шутку, хотя Кагами отсаживается от Хаширамы на диван, а тот неохотно оставляет его в покое, снова переключаясь на Мадару. Бутылочка вертится уже Тобирамой, как назло снова указывая на моего брата. — Правда. Тобирама щурится со странной улыбкой, а затем медленно кивает. Он сбросил с себя свой черный пиджак и я должен сказать, строгая синяя рубашка смотрится на нем идеально. — Ты бы занялся сексом с Изуной, не будь он твоим братом? Этот вопрос вызывает шквал удивления и хохота, но Мадара отвечает настолько серьезно, насколько это возможно. — Да. — Почему? — Потому что он самое лучшее, что я встречал за всю свою жизнь. Я теряю это признание легко, будто бы оно ничего не стоит. Забываю о нем через пять минут оживленной игры, а вот Тобирама не забывает и едва бутылочка снова оказывается в его власти, заодно пленяя и Учиху, холодно приказывает. — Выбираешь действие. Правда у тебя кончилась. — Мадара лишь безразлично кивает, однако его напускное равнодушие к Тобираме сметает рукой, едва тот без тени улыбки произносит. — Ты и Изуна. Хочу чтобы один из вас передал другому виски через рот. Такой вот завуалированный поцелуй. Хаширама тянет длинное «ооооо», и схватив со стола ближайшую рюмку, наливает туда своего любимого Джонни, протягивая мне. И я беру. Беру и смотрю на напряженного брата с немым вопросом на лице, но ему нечего сказать. Мадара пытается отказаться, когда я подсаживаюсь рядом, но я слишком пьян, чтобы принимать отказы. Глоток. Скотч обжигает язык и небо, я спешу прильнуть к Мадаре губами дабы избавиться от этого жжения, обхватываю его лицо ладонями, и брат послушно открывает рот, позволяя алкоголю частично влиться и в него и частично намочить нашу одежду, скатываясь по щеке и шее. Поцелуй получается терпкий, липкий, но приятный, настолько, что даже мой брат увлекается, проникая языком сквозь мои пухлые губы. А я не увлечен. Но я смотрю на Тобираму и вижу мрачное удовлетворение в его глазах, заставляющее меня ответить на поцелуй и обхватить брата за шею. Кто-то смеется. Кто-то, наверное, Хаширама, свистит и аплодирует, когда я таки отстраняюсь от брата, вытирая губы ладонью. В нормальной жизни подобный кошмар мог бы удивить, но не в пьяной компании. Я смотрю на Тобираму, будто бы ожидаю похвалы, но равнодушие на его лице появляется сразу после того как Мадара отстраняется от меня, стыдливо опуская глаза в пол. Мы будем жалеть об этом, едва протрезвеем. Точнее, буду я, ведь отношение Мадары ко мне будто бы зависит только от моего настроения. Точно. Я вспоминаю его попытку поцеловать меня на улице и мне становится тошно от непонимания. Джирайя сказал, что психопаты чувствуют такие вещи как нормальные люди, но Мадара другой. Его мораль будто бы строится лишь вокруг моего одобрения, реакции и такое слияние вызывает у меня… отвращение. Страх? Я не знаю. Я хочу быть ему хорошим братом, но наша прошлая жизнь становится практически неотделима от него в моих глазах. Мадара — словно бы и есть то самое прошлое. Последний несожженный мост, на который я так и не решился бросить спичку. И знаешь что самое забавное, малыш? Я так долго думаю о том, чтобы разорвать нашу связь. Корю и ненавижу себя за эти мысли, но в конечном итоге все происходит само. И Мадара... он... Даже через два дня рана на боку не спешила обрастать твердым рубцом, но хотя бы не кровоточила слишком сильно, лишая Мадару остатков сил. А вот боевой шрам Обито как раз понемногу зарастал, словно мальчишка был собакой, и это наблюдение вызывало у Мадары почти обоснованный страх. Тошнота и головная боль ушли на второй день его возвращения, и мужчина ощущал лишь небольшую слабость от кровопотери. Обито считал это знаком, означающим, что на поверхности больше нет радиации, но его дядя, знающий о лучевой болезни чуть больше мальчишки ждал лютого пиздеца, обещающего наступить в течении ближайших дней как старого доброго друга на пороге железной двери. Мадара устало уселся на диван, вытянув ноги. Несильно надавил на наложенный бинт и зашипел. У него есть надежда на то, что первичные симптомы были не более, чем следствием кровопотери, но ее было мало. Он ползал по грязи и непонятно каком снеге, пытаясь найти укрытие, хрен знает сколько времени тащился обратно, кое-как прикрывая рану грязной тканью, до кучи его еще и вывернуло по дороге. Если радиоактивная дрянь не проникла за это время в его кровь — Мадара редкостный везунчик, жаль только удачей он никогда не отличался. — Дерьмо! А ведь он еще и не потрахается напоследок из-за этой ебучей раны, ну какого хуя?! Благодаря идиоту Обито последний раз перед смертью запомнится мужчине самым позорным, что могло бы быть. Черт возьми. Может… если закинуться таблетками… Когда он начнет харкать кровью — будет не до того, чтобы попытаться впихнуть в Обито хуй, если у Мадары на тот момент вообще будет вставать. А сейчас? Возможно малышу повезет отхапать себе потрясающий опыт — быть выебанным ходячим мертвецом.* А вот и он. Снова дрожит, как маленький олененок, боясь смотреть в глаза. И правильно, Мадара может поставить его на место даже с раной на пол живота и мальчишке опасно это забывать. — Так что тебя все-таки ранило? — спросил Обито, усевшись по другую сторону дивана. Странно. В его глазах неясная решимость, будто бы что-то задумал. Может новый план побега? Он ему понадобится, если Мадара обречен помереть. Главное, чтобы мелкий не знал об этом сейчас, оборзеет ведь. Мадара раздраженно вздохнул. Сколько можно спрашивать одно и то же и нудеть над ухом. Ему и так тошно. — Тварь. — В каком смысле? — Тебя не касается. — холодно произнес он. Не положено малышу Обито знать слишком много, а Мадаре банально стыдно за то, от чего именно он вынужден был бежать с поджатым хвостом. — А почему наверху снег? — нетерпеливо спросил мальчик, уперев руки в бока. Мадара тоже спрашивал себя об этом, когда ему на голову посыпались снежинки. Ебучие. Снежинки. Ядерная зима, как она есть, странно только, что не такая серьезная, какая могла бы быть по слова СМИ. Даже не особо холодно. Так, может быть -3 или вроде того. Обещанный ледниковый период по всей планете выдался почти осенним, скорее став новым тысяча восемьсот насмерть замёрзшим*. Видать, не так критична и была катастрофа, правда, ее наступление в принципе означало, что идиоты наверху таки пустили все свои бомбы в бой. И наиболее опасную швырнули на голову его бедному дому. — Ядерная зима. — отмахнулся Мадара, закинувшись тремя таблетками болеутоляющего, а затем вдруг посмотрев на племянника со странным, вызывающим страх любопытством. Бедный. На сокращенном пайке похудел еще сильнее, хотя куда больше. Нужно проявить милость и докормить мальца хотя бы на еще пару кило, а то на его ноги-спички уже смотреть невозможно. Мадара молчит о высохших бедрах, некогда бывших главным объектом его вожделения. В конце концов, что-то из неиспорченных продуктов он таки притянул, жаль, многое из них было собачьими консервами. Ну... чего уж. Лучше в наказание за свою криворукость жрать их, а не голодать, верно? Мадара усмехнулся. Его глаза прошлись по пожелтевшим синякам на шее, спустились к острым ключицам, виднеющимся из-под широкого ворота серой майки, еще ниже к удручающе мешковатым джинсовым бриджам, доходящим мелкому до колена. Мадара остановил свой взгляд на тонких ногах и вдруг усмехнулся. Да, у мелкого, видать, большие беды с гормонами, раз волосня на ногах такая печально-незаметная. Едва ли он хотел говорить еще что-то. Обито вздохнул почти разочаровано, но продолжал держать в голове придуманный наспех план. Он спрятал письма Изуны в матрасе, засунув в него глубоко и надежно через небольшую порванную дыру, точно зная, что их никогда не найдут. Вопреки своим же словам Мадара так и не переселился обратно в спальню, как и не решил, что отныне они с племянником спят вместе, продолжая довольствоваться диваном. Поэтому… никаких подозрений пока он не решит открыть запертый ящик самостоятельно. Обито знал, что ему стоило сложить рисунки и письма там, где он их и взял, но из-за страха боялся пытаться вскрывать замок до тех пор, пока дядя мучился неясной бессонницей, теперь засыпая под местное утро с орущим телевизором. Всего пара дней. Ничего страшного, он успеет. В конце концов Обито не помнил, чтобы Мадара хоть раз заглядывал в пресловутый ящик за эти четыре года, но вполне возможно он не делал это при племяннике в комнате нарочно, дабы не светить ключом. — Давай поиграем. — сказал мальчик хмуро, и в черных глазах мужчины напротив зажглась искорка интереса. Для него игра означает совсем иное, нежели для Обито, но он все равно заинтригован. — Малыш Обито хочет поиграть? — смешок. Мадара с трудом закинул ногу на ногу. — Во что? — В правду или действие. Обито уселся на ковер, дабы иметь возможность смотреть на мужчину не поворачивая головы, пусть даже это положение делало его ниже и ничтожнее в сравнении с дядей, вальяжно раскинувшимся на диване. Мадара хмыкнул, отвернув голову к кухне, но Обито знал — он наблюдает за ним краем глаза. Анализирует слова и ищет в них зацепки, будто бы прикидывая вероятность мальца знать об этой игре из писем. Рисковый ход. Прошло минуты две. Стопа зудела от образовавшейся на ней толстой корки засохшей крови. Мальчик уселся по турецки, чтобы не тревожить ее лишний раз. — В такие игры нужно играть большими компаниями, малыш. — усмехнулся Мадара. Его глаза опасно поблескивали. Обито знал, что он может догадаться о его находке, но все равно упрямо не отводил взгляда. — А, точно. Как я мог забыть, что к тебе еще табун людей прилагается. Смех. Тихий и нерадостный. Мальчик поджал губы, убрав с плеча отросшие волосы. — Мы можем и вдвоем сыграть. Разве это не интереснее? Только ты и я. — Допустим. — Мадара оскалился. — И как будем играть? Изуна рядом с ребенком скрестил руки на груди. Он знал, что план, который они затеяли может выйти из под контроля, но шанс в нем определенно был. Всяко лучше, чем сидеть без дела и ждать неминуемой страшной участи. — Каждый по очереди задает правду или действие. Повторяться нельзя. Только такая последовательность. Начинаем с пустяков, а затем идем на повышение. — проговорил Обито. — Кто первый спасует — тот проиграл. — А что победившему? — Любой каприз. — Вот как? А если ты спасуешь и я попрошу тебя сесть мне на член - сделаешь? — Да. — А отсосать? — Я же сказал, любой каприз. — Обито поджал губы. Дядя явно издевался. Мадара оскалился, откинув свои длинные волосы назад. Чтобы ни задумал мальчишка - это было хоть какое-то разнообразие в их одинаковых буднях, ставших еще тоскливее после того, как Обито стал жаться от дяди по углам. Пусть развлекается, если надеется победить. Пусть. — И что же малыш Обито хочет в качестве приза? - ну а вдруг. Вдруг Мадара проиграет. — Код от бункера. О... Какие интересные ставки. Он в деле. — Принято. — мужчина повел плечом, не убирая улыбки. — Я начинаю. Обито медленно кивнул. — Притащи сюда что-нибудь из алкашки. Взрослые играют в такие игры только с ней, малыш. Мальчик был согласен. Их взрослая игра началась. Когда сумма за количество выпитого перевалила за видимое приличие, наши игры перешли черту пошлости за ней следом. Самое забавное окончание вечера началось после того, как Хаширама в шутку предложил Микото лечь на стол и с долькой лимона во рту позволить слизать со своего живота разлитую по светлой коже текилу. Микото охотно согласилась и вот уже Хаширама слизывал с ее впалого живота терпкий алкоголь, переходя на губы. Неторопливо. Словно наслаждаясь моментом. Не мудрено. Микото всегда была желанной девушкой в нашем коллективе и ее откровенные наряды только добавляли ей очков. А я... Было в этом что-то эстетическое, если не обращать внимание на смех и издевки над раздраженным Фугаку. Я почти не мог оторвать глаз от их обоих, даже когда Хаширама таки соизволил подхватить губами дольку лимона с чужого рта и отстраниться. — Хочешь на ее место, Мэдди? — улыбнулся брюнет поспешившему отвернуться от сего зрелища Мадаре. — Только, если будешь слизывать с меня мышьяк. — Ради такой возможности хоть цианид, мой сладкий… Мадара только закатил глаза, однако свой хмурый вид утратил, криво усмехнувшись. Я не знал, нравится ли ему Хаширама, но вспоминая, что какое-то время они все же имели мало-мальские приятельские отношения — чем-то Сенджу моего брата таки зацепил, жаль, что даже это не смогло заставить его отдалиться от меня достаточно, чтобы я мог спокойно дышать. Тот вечер был такой свободный и полный надежд. Даже поведение Мадары обещало мне, что мы наконец сможем зажить как-то… по-другому. Каждый своей жизнью. Ослабить те цепи, что отец наложил на нас еще с детства, ведь его смерть стала по сути символичным концом и для нашей связки. Он был угрозой для нас, заставившей стать друг для друга союзниками. Он был нашей общей бедой, но когда погиб — исчез и повод держаться вместе… Я, пытаюсь объяснить и… мне тяжело это дается, я правда не знаю. Даже не помню, когда забота Мадары из родной стала удушающей. Наверное, с того момента как я впервые в жизни познакомился с людьми, которые были куда ближе мне по духу, чем нелюдимый брат. Фугаку прервал мои мысли, вдруг издав громкий смешок и повертев бутылочку в руке. На сей раз досталось мне и мужчина с улыбкой поднял на меня свои опьяневшие глаза. — Ладно, ладно, Микото. — обратился он к девушке, уже усевшейся на место и резко встал на ноги, указав на меня пальцем. — Ты! Ложись туда же, куда и она. Мадара резко вскинул голову, посмотрев на меня с немым настороженным вопросом, но я только рассмеялся, и подмигнув ему, вальяжно направился к пустующей барной стойке. Хаширама умудрился уговорить бармена предоставить ее нам полностью, не без пары зеленых, конечно. — О, малыш Изу играет по крупному. — улыбнулся Сенджу, вскинув свой бокал. Я заметил и глаза Тобирамы с любопытством поглядывающие на меня, но сделал вид, что не обратил внимания. Снял с себя белую майку и бросил прямо в него, едва не угодив ей по лицу, но блондин лишь равнодушно поймал ее рукой, чуть не скривившись в отвращении. Кагами восхищенно ахнул, углядев мою татуировку на спине. — А новенький не так прост! — улыбался он, пока я играючи уселся на стойке, и повинуясь жесту Фугаку, лег на спину, вытянув белые руки над головой. — Выпрями спину, приятель. — шепнул мне мужчина. И бросив взгляд на усмехнувшуюся Микото, всунул мне дольку лимона в рот. Я лишь издал тихий смешок, ведь прекрасно понимал, что являюсь лишь оружием чужой ревности. Пусть играют друг с другом сколько хотят. Это тоже по своему заводит. Мадара настороженно следил за каждым чужим движением, пожирая глазами даже бутылку текилы в крупной руке. Фугаку аккуратно вылил ее на мой голый живот, и тут же примкнул к нему губами, жадно слизывая не успевшие стечь на пол терпкие капли. Его горячий язык коснулся моего пупка, заставив ощутить что-то схожее со смесью омерзения и возбуждения. Пока совсем далекого. Я задрал голову, поддавшись странной дрожи, но едва мою голову успели заполнить неприятные воспоминания — Фугаку взял из моих губ дольку лимона и медленно повернулся к своей подружке, демонстративно съев его вместе с кожурой. — Понравилось зрелище? Микото лишь скучающе хмыкнула. — Тухловато. Я бы вас местами поменяла. — О, а идея то зачет! — рассмеялся Хаширама, вдруг по приятельски обняв Мадару за плечо. Тот даже не дернулся, будто бы Сенджу смог расположить его к себе одним лишь Пино Нуаром, вдогонку с Джонни, но я знал, что наутро Мадара вернет свою неприступность обратно. И Хашираме это тоже не стоило забывать. — А тебе Мэдди слабо туда лечь небось, а? И снова попытка поддеть не увенчалось успехом, как бы Хашираме не хотелось попробовать чужую кожу на вкус. Мадару редко удавалось взять на слабо даже мне. Тобирама вдруг довольно хмыкнул, крутанув бутылочку, и меня пробрало дрожью вожделения, едва она опять остановилась на мне. Я все еще сидел на барной стойке с липким животом и с волнением смотрел на него, почему-то будучи уверенным, что он захочет проделать со мной тоже самое, что и Фугаку. Однако его интересовал не я. Точнее. Не только я. — Мадара. — холодно позвал он моего брата. — Твоя очередь. Мы оба едва заметно вздрогнули, переглянувшись. Плохая идея. Очень плохая. И не то чтобы я не мог позволить старшему слизать с себя текилу, дабы позабавить окружающих, но одно его побледневшее лицо дало понять и мне, и Тобираме — даже у опьяневшего Мадары есть табу. Наше общее табу, которое мы постоянно как идиоты нарушаем, потому что когда-то нам отравили детство настолько, что даже инцест между нами давно перестал быть чем-то отвратительным. — Нет. — Мадара отвел взгляд, резко убрав руку удивленного Хаширамы со своего плеча. Тобирама не улыбался. Смотрел на него внимательно и изучающе, искал в глазах что-то, что подтвердило бы его догадки. Странно, но даже когда они не вошли в прямое противостояние, мы все ощущали странное… напряжение между ними, словно бы они были старыми врагами, встретившимися через много-много лет. Я не понимал тогда почему же Тобирама, по словам Мадары, будучи охотником на ведьм, выбрал своей ведьмой именно моего брата, но в тот день, когда все раскрылось я начал понимать почему. — Ты не можешь сказать нет. Таковы правила. — оба не отводили глаз, словно сражались даже мысленно. — Да ладно тебе, Тоби. Что ты давишь! — попытался вмешаться Хаширама в шутку, пока Кагами, словно бы ощутив холод Сенджу, незаметно отсел к Микото. — Мы же играем всего лишь… В конце концов сам же Хаширама никогда в жизни не додумался бы слизывать текилу с родного брата, и дело тут не только в том, что в отличие от очаровательных Учих, оба смотрелись вместе до удручения неэстетично. Просто табу есть табу. Даже для них. — Не могу? —усмехнулся Мадара, а затем медленно и по слогам сказал. — А я говорю. Н-е-т. Тобирама досадливо поморщился, словно бы был дрессировщиком, чья зверушка опять вышла из-под контроля, однако спустя секунду на его лице снова оказалась маска равнодушия. — Тогда ты проиграл. Дальше мы пили уже без всяких игр, потому что после появившегося напряжения в воздухе, пытаться изображать прежнее веселье стало неуместно. Хаширама ежился от мрачного настроения Мадары, снова замкнувшегося и переставшего отвечать на его заигрывания, Тобирама потерял интерес и к нему и, ко мне, вызвав почти злость на них обоих. Кагами и Микото пытались поддерживать разговор, словно ничего не случилось. Все в порядке. Но для меня что-то незаметно промелькнувшее в красных глазах младшего Сенджу надолго врезалось в память одним простым осознанием. Тобирама взглянул на меня. Затем на Мадару. И в нем появился интерес, потому что он что-то почувствовал. Какую-то боль внутри нас обоих. А Тобирама Сенджу очень любил боль. Это единственное, что разбавляло его бесконечную пустую скуку. Мадара действительно проиграл в тот день. Проиграл как только решил ввязаться в противостояние с тем, кто в то время был не по зубам даже ему. — Моя очередь. — Тихо прошептал Обито после того как с трудом осилил второй бокал вина. Алкоголь решительно не нравился ему в любом виде: текила была терпкая, коньяк горьким, ликер слишком сладким, а вино кислым. К тому же от всего этого пестрого набора даже в небольшом количестве у него шумело в ушах. Мадара медленно кивнул, допив остатки ликера в простом стеклянном стакане следом. И правда слишком сладкий. Ему не хватает коньяка с солью. — Что на самом деле творится наверху? Мужчина устало вздохнул. Ему казалось, он дал исчерпывающие ответы еще вчера, но видать Обито либо очень недоверчивый, либо очень тупой. Судя по его сегодняшней затее — второе. — Зачем задавать одни и те же вопросы? Я же сказал. Ядерная зима. Холод. Повсюду ебучий снег и грязь. — Теперь... всегда так будет? Всегда будет зима? — Ближайшие лет десять, возможно. — А радиация? Ты ведь в порядке. Значит мы уже можем выйти? Мадара тихонько засмеялся: — Прошло несколько суток с моего возвращения, малыш. Быть может мы просто не дождались последствий. — Он лукавил. Обито мог бы выйти наружу и остаться в живых, если бы не был таким идиотом, каким его видел дядя, но уж лучше пусть думает, что их угроза вездесуща и опасна настолько, что убьет его сразу, как он высунет отсюда нос. Может быть Мадаре повезет продемонстрировать это. Кто знает. — Дай нам пару деньков. И проверим. Есть ли наверху радиация. А если нет? Мадара просто отпустит его, позволит покинуть единственное безопасное место на земле? Глупый мальчик. Совсем не понимает как работает ядерный судный день. — Я смогу уйти, если окажется, что ее там нет? — Это уже другой вопрос, Обито. — Мадара налил себе обещанный коньяк в стакан. Хотел было отправить мелкого на кухню за льдом, но плюнул на это дело и опрокинул все залпом, морщась от блаженного разлившегося по телу тепла. В свое время Хаширама открыл перед ним настоящую дверку в страну чудес, показав, что алкоголь может быть чудесным лекарством даже от самой отвратительной боли. — Налей себе еще. — Правда. — выбрал Обито тем временем, тщательно скрыв нервозность за маской решимости. Пока Мадара не срывается во что-то мерзкое в этих заданиях, спрашивая обыденное. Хорошо ли относилась к Обито его мать. Какие отношения у них были с отцом. Много ли у Обито было друзей в школе и прочие пустяки. А вот действия его всегда носили сомнительный характер — сперва Мадара просил племянника надеть старую рубашку Изуны, так хорошо подчеркивающую его ключицы, затем приспустить ее с плеч, дабы лучше видеть последние. Провести языком по губам, изобразить стон или облизать его пальцы, сидя у самых ног, но Обито послушно терпел, выполняя все до единого. А ставки повышались с каждым новым кругом. — Твое худшее воспоминание из детства. — некогда любимый вопрос Тобирамы всплыл неожиданно. Мадара почти удивлен ему, а Обито думает над ответом, но не может припомнить что-то такое. Когда отец загнал его под кровать, бегая за сыном по дому и махая ремнем? Кажется, из-за плохой оценки по химии или вроде того. Или когда мама ссорилась с ним из-за Мадары? Или когда папа не забрал сына из школы и это сделал пресловутый дядя, после чего все родители одноклассников мальца шептались за его спиной, рассказывая своим детям, что мать Обито Учихи живет сразу с двумя мужчинами? Обито хмурится, понимая насколько же его жизнь плотно связана с желанием Мадары вмешиваться в каждый ее аспект. — Когда ты изнасиловал меня. — Я сказал из детства, сынок. Не повел и ухом. Обито вдруг закрыл глаза и произнес: — Тогда... когда ты пришел ко мне ночью. Кажется, мне было десять или одиннадцать. — он подумал, что это несправедливо: дядя упорно лез в их семью еще с самого детства своего племянника, рушил любовь между мамой и отцом, то и дело мелькал у самого мальчика перед глазами, не оставлял в покое. И чем все кончилось? Он дошел до того, чтобы запереть Обито вместе с собой, замуровать их обоих под землей и спокойно распускать руки. Мадара хмыкнул. — Не помню такого. — А я помню. — ответил мальчик. — Ты сел на край моей кровати и залез руками под мое одеяло, когда я прижался к стене. Я помню как ты гладил меня по голове и шептал, что кто-то хочет встретиться со мной. Мне было очень страшно. — А… вот про что ты. Но я ведь не сделал ничего такого. Почему тебе было страшно? — Я боялся, что ты можешь меня похитить. Учиха прыснул. Положил пустой стакан на пол и поднял глаза к потолку. — Резонно, мой малыш. Очень резонно. — улыбка на его лице стала почти печальной, — В тот вечер мы с твоей мамой очень много выпили. Твой папаша тогда не появился дома, потому что они разосрались накануне моего прихода. И вот… мы пили джин, кажется. Дешевый самый. Из его запасов. И я сказал твоей маме… да, помню я сказал ей. Эй. Я завидую тебе. Завидую тому, что ты женщина. Ведь ты всегда можешь родить ребенка от любого случайного идиота и он будет твоим. Полностью… А я… не могу. Быть может… — мужчина встретился с подростком глазами, — быть может вы еще себе одного заведете? Раз уж твой муженек так недоволен собственным отпрыском. А Обито я заберу… Разве не отличная была сделка? Как жаль, что Энн восприняла ее не более чем шутку, рассмеявшись и переведя тему. Но если бы вдруг... каким-то чудом, она сказала бы ему "да"... Мадара забрал бы ее мальчика, не раздумывая. В тот же день. Конечно, он позволил бы им видеться как сыну и матери, но... Тогда это был бы уже его ребенок. Мальчишка не выказал страха, хотя внутри все затрепетало. От Мадары можно было ожидать чего угодно уже тогда, но ему повезло не оказаться тем мальчиком, чью семью дядя возможно застрелил. Не дождавшись реакции Мадара скучающе откинулся на диван. — Действие. — Ответь на вопрос. — У тебя вообще нет фантазии. — Кто тебя ранил? Молчание. Мадара оскалился, покачав головой. — Хороший вопрос. Аккуратнее. Я запрошу за него большую цену. — мужчина осторожно прикоснулся к бинту на талии. — Это была женщина. Уродливая. С выпадающими клоками волос. Скорее всего бродила среди развалин шоссе и искала съестное. Я ей не завидую. Облучилась бедняжка, видимо, знатно. Обито вскинул брови. Женщина. Здесь? Почему-то слова о том, что в их зацикленном друг на друге мирке появился кто-то третий, живой человек на поверхности, внушили мальчику смутную надежду. — И тем не менее, она ранила тебя. — Только потому что застала врасплох. Обито согнул голову к плечу. — Она жива? — Понятия не имею. Сбежала как только пырнула в меня ножом. — Тогда почему эта женщина напала на тебя? — Много вопросов. Моя очередь. — Мадара потерял терпение весьма скоро. — Действие. Обито одолела робость, но он задушил ее на корню, божась себе, что выдержит любое испытание. Ему всего-то нужно играть по правилам своей же игры и ставить все ставки на последнюю попытку обхитрить Мадару. Видения наблюдали за ним из теней, но не рисковали произносить ни слова, будто бы уверенность Обито в своих силах их отпугивала. Обито она тоже пугала. Он считал, что после изнасилования должен испытывать только боль и страх, но они словно бы отступили, убрав почти все воспоминания о том чудовищном надругательстве. Возможно психика мальца просто настраивала его на выживание. — Долго ждал. — улыбнулся Мадара. — Скидывай с себя все, что ниже пояса. Будешь сидеть в одной рубашке. Дерьмо. Он знал, что до этого дойдет, но не был достаточно пьян, чтобы не воспринять подобные слова без истерики. Мальчик вдруг схватил с пола одну из открытых бутылок. Кажется, с коньяком, плеснул себе в винный бокал и залпом выпил, молясь чтобы алкоголь придал ему мужества. Наблюдающий за ним Мадара одобрительно покачал головой. — Больше пей. — произнес он, и Обито, будто бы пытаясь дерзить, схватился за саму бутылку покрепче и, едва не простонав от заболевшего желудка, сделал пару больших глотков прямо из горла. Наконец, он ощутил как внутри словно бы что-то загорелось, отдавшись вибрацией в ногах, и отложил бутылку в сторону, вытерев рукой подбородок. — Ну? Осмелел? — усмешка. Оставалось только молча подняться на ноги и снять с себя джинсовые бриджи вместе с бельем, бросив их рядом с диваном, а потом медленно сесть обратно на колени, стыдливо прикрываясь длинными полами рубашки, и без того расстегнутой на груди. Мальчик поежился. Голую кожу ягодиц неприятно холодило. Под чужим хитрым взглядом он ощущал себя девственницей в коротеньком платье. — Правда. — У тебя есть дети? Мадара долго раздумывал перед ответом. В какой-то степени подросток был рад, что он додумался разбавить их игру алкоголем. Его пьяный дядя всегда был куда искреннее трезвого. — Были. — Были? И снова проклятое: — Это другой вопрос. Черт. Обито хотел бы проанализировать полученную информацию, но алкоголь в его крови сделал мальца не только смелее, но и затормозил его мысли так сильно, что для осмысления и построения хоть каких-то теорий понадобилось бы минут десять тишины. А дядя не давал ему таких шансов. — Правда. — Дрочил на меня когда-нибудь? - Учиха вдруг широко улыбнулся, откинув волосы с плеча. — Нет. - категоричность словно бы сбила с него какую-то спесь. Будто бы дядя мог ожидать другого ответа. Усмешка. — Что мешает? — Мы родственники. — нельзя сказать, что Обито не считает мужчину перед собой привлекательным. Мадара действительно хорош собой и не идет ни в какое сравнение с отцом подростка даже тогда, когда его крепкий пресс уродует глубокая рана, а кожа отдает желтоватой бледностью из-за потери крови. И что с того? Мадара красив. Да. У него красивые черты лица, красивые губы, нос. Он отлично сложен, а его волосам можно только позавидовать, но это никак не меняет очевидного факта: Обито никогда не хотел его. О таком даже думать омерзительно. — Действие. — Надоело мне. — вдруг произнес мужчина, будто бы разочарованный чужой пассивностью. — Меняю правила игры. Теперь у нас будут только действия и выполнять их будешь ты. Если бы не навалившееся на мальчишку опьянение, он бы возмутился таким наглым сменам правил, но что-то во вдруг вспыхнувшей ярости на лице Мадары заставило его вовремя прикусить язык. Обито всмотрелся в чужие глаза, будто бы ища подвох в их мрачной глубине, но дядя не спешил переводить свои слова в шутку. Тогда малец громко сглотнул вязкую слюну и спросил: — Это не честно. Какой интерес мне участвовать в такой игре? Ответ был очевиден с самого начала. — Потому что приз все тот же, малыш Обито. - мужчина слегка нагнулся к нему, переборов боль. — Код от двери. Помнишь? Обито хмыкнул. Алкоголь заставлял его кровь бурлить и идти на отчаянные поступки, но риск того стоил. — Будто бы тебе что-то стоит меня обмануть. — прищурился мальчик. Мадара широко раздвинул ноги, откинувшись на спинку дивана так вальяжно, будто бы ожидал, что племянник сию минуту сделает ему минет. Ублюдок. — Я слишком пьян, чтобы пиздеть, — усмехнулся он, — так что выбор за тобой. Выполнишь пару пустяковых заданий — и победа твоя. — И что это за задания? Вместо ответа Мадара вдруг подобрал полупустую бутылку текилы с пола и заметно трясущейся рукой вылил остатки на свой впалый живот, после чего с молчаливым ожиданием поднял глаза на побледневшего подростка. Обито знал, что от него хотят. Знал он и то, что обещал себе не отступать как бы хреново ему не было. — А если ему захочется большего даже с этой ублюдской раной? — прошептал Изуна. — Тоже не отступишь? Не нужно думать об этом сейчас. Главное - цель и он уже достаточно пьян, чтобы идти к ней и не оглядываться. Мальчик осторожно опустился на четвереньки, подполз ближе к раздвинутым ногам дяди, устроившись между ними, и посмотрел на него с мрачным интересом. — А если я выиграю и узнаю код. А потом захочу уйти. Отпустишь меня? — едва слышно выплюнул он, и Мадара рассмеялся. — Да. Но учти. Назад ты уже не попадешь. Красивая ложь или прямая правда? Едва ли Мадара верит в то, что Обито не спасует на пол пути, но стоит ли цель того, чтобы травмировать себя еще раз? Мальчик поджал губы, разглядывая капельки алкоголя на бледной коже. Его руки медленно опустились на колени дяди, и подросток наклонился к мужскому торсу, прижавшись губами к рельефным мышцам пресса. Все еще твердые и напряженные, неужели дядя вдруг насторожился таким послушанием? Мадара ахнул, нервно облизнув губы. Зарылся пальцами в черные пряди племянника, но не давил и не направлял. Лишь слегка поглаживал, стимулируя действовать дальше. Только посмотрите! Каким спокойным вдруг заделался. Может и правда надеется, что сможет обыграть папочку? Наивная простота. Мадара с шумом выпустил воздух из стиснутых зубов, когда язык племянника прошел от нижней части живота к пупку. Затем чуть левее. Мужчина нервно усмехнулся, подумав, что Обито похож на маленького котенка, вылизывающего руку хозяина лишь бы угодить, но ведь он сам это затеял. Видимо, крепкий алкоголь заставляет не только выворачивать кишки на изнанку перед унитазом, но и преодолевать страх изнасилования, раз малец так отчаянно облизывает его ради иллюзорной возможности найти выход. А может он просто знает, что рано или поздно Мадара повторит их мерзкий опыт? Тогда мальчик намного умнее, чем Учиха о нем думает. Обито старался не размышлять о том, что делает. В любом случае его не заставляют отсасывать кому-то, а значит можно просто прикрыть глаза и вести языком по гладкой коже, ощущая вкус крепкого алкоголя. Вверх, к груди, осторожно и ненавязчиво, лишь бы не задеть рану. Затем снова опускаться ниже, дабы перестать упираться грудью в горячий пах дяди и целовать ниже пупка, слушая чужое сбившееся дыхание. Мадаре нравились его потуги в ласки, но одновременно с этим он ощущал себя до ужаса неправильно исключительно их получая. Мадара ведь был из других. Он любил давать больше, чем получать. Любил ласкать, подминать под себя и упиваться чужим изнеможением и оргазмом, какой прок ему сидеть без дела, отдавая всю власть в руки другому? Ведь секс это и есть та самая большая власть, которую он не готов потерять даже из-за ебаной огромной раны в его брюхе. — Мадара, у тебя… — тихий голос Обито заставил его опустить глаза на испуганного отшатнувшегося от него племянника. Ах, вот почему вдруг шипеть так начало. Рана либо снова открылась, либо спирт с попавшей под бинт жидкости воспалил ее. Ничего. После лошадиной дозы болеутоляющих почти не больно. Взгляд Мадары потемнел. Пальцы нетерпеливо распутали узел на нитке, сорвав его с бинта и белая ткань упала на диван, оголив безобразный заполнившийся кровью рубец. Обито, находящийся слишком близко к нему с отвращением поморщился, едва носа достиг запах свежей и не очень крови. Рана по-прежнему казалась свежей и глубокой, будто бы нанесенной недавно, хотя то же увечье Обито уже покрылось твердой коркой и понемногу затягивалось. Здесь же иначе. Мальчик четко видел торчащее из широкого пореза мясо, плоть, понемногу заполняющую ее до краев. Она должна высохнуть и таки закрыть весь этот ужас достаточно надежно, но видимо что-то мешает ей зажить. Должно быть слишком широкая. Лучше было бы зашить, пока в Мадаре есть хотя бы немного литров крови, но мужчина кажется равнодушен к своим болячкам, будто бы и правда считает, что скоро умрет. Мальчик сглотнул. Поблескивание крови, постепенно проливающейся красными дорожками к паху, вызывало у него тошноту.  — Тебе… — едва смог выговорить подросток. — Нужно что-то делать с этим. Мадара… Это ненормально, когда так долго заживает. Прошло несколько дней, а она продолжает открываться. Это беда обещанного облучения или у Мадары другие проблемы? Мужчина сипло рассмеялся, зачем-то обмакнув указательный и средний пальцы в кровь. А он прекрасно это знает, только вот не видит смысла стараться даже над тем, чтобы парой стежков сшить края рубца. В случае лучевой болезни это ему уже вряд ли поможет, а такая серьезная проблема с заживлением вполне может иметь под собой именно эту причину. Его кровяные клетки понемногу дохнут, отказываясь выполнять работу, для которой и родились. Мадара приблизил пальцы к своему лицу, рассматривая бордовую кровь. Моргнул пару раз, а затем вдруг резко ткнул ими в тонкие губы племянника, будто бы снова желая, чтобы тот впустил их в свой рот. Обито возмущенно замычал, попытавшись отстраниться, но чистая рука родственника уже легла ему на макушку, твердо придерживая. Тогда Обито нагнул голову, попытавшись выпутаться из чужих рук, и бледные пальцы сильнее потянули за его волосы, слегка стряхнув. — Спокойно, спокойно. — предупреждающе проговорил Мадара, не отводя от окровавленных губ племянника мутного взгляда. Черт. Как же красиво. — Это второе задание, малыш. — Пусти… — Обито ожесточенно вытер губы рукавом рубашки, стараясь не думать о теплой влаге на них, но дядя, на чьем лице появилась странная, натянутая улыбка, упорно держал его у своих ног. В какой-то момент мальчик решил, что если просто надавит на огромный порез перед своим лицом пальцами, Мадаре таки придется отпустить его из-за боли, но действовать не решился не только из-за страха перед мужчиной, но и боязни потерять даже те слабые шансы, что имел. — Тише… Продолжай работать языком. — он ведь не останавливал. А они все еще играют. Мадара перехватил чужую голову получше и заставил мальчишку уткнуться губами в окровавленный порез. Почти в самую глубокую его часть, посему Мадара и морщил от боли, а малец беспомощно захлебывался в чужой крови, когда она орошала его губы и стекала по подбородку. Ну же… Мадара всегда подчиняется своим импульсам, пусть Обито тоже им следует. Мальчик издал испуганный стон, заставив поморщиться от жгучей боли снова. Потревоженная рана вновь истекла кровью, понемногу пропитывая темные джинсы. Вздох. Ничего. Это не мучительно. Это почти приятно. — Перестань. Я не могу… — Обито понимал что от него хотят, но боялся даже пошевелиться. Нет. Нет. Он не хочет, чтобы поганая кровь его дяди попала в рот, желудок… господи. Его же вырвет. Он не рыдал. Слезы были лишними в его пьяном и одновременно ошалелом состоянии, но мерзкий клубок эмоций наполнил его отчаянье до краев. — Убери руки! Чтобы прокричать это — пришлось открыть рот, отчего кровь таки пролилась прямо на язык, тут же вызвав механический спазм в желудке. Боже. Что за больной бред. Обито закашлялся от того, что кровь попала в не то горло, захныкал, когда она стекла по подбородку и лилась по голой груди. И все равно пил ее. — Пожалуйста, Обито… — твою мать, Мадара ведь и правда испытывал что-то схожее с возбуждением, только оттого, что кто-то тыкался носом в его развороченное окровавленное брюхо. — Хотя бы немного… Ты же хороший мальчик. И послушный. Обито понадобились минуты, чтобы осмыслить происходящее. Мальчик едва слышно заскулил, ощущая отвращение и к себе, и к дяде, но таки перестал вырываться, с неохотой поджав окровавленные губы. В носу стоял сумасшедший запах крови, вызывающий в нем жуткий, почти инстинктивный страх, но хуже всего вкус — железный, резкий. Словно взывающий внутри него к чему-то ужасному... Обито не хотел глотать смешанную со слюной кровь и поэтому молча и без стеснения открыл рот, и тогда полупрозрачная бордовая жидкость выплеснулась прямо на его бледный подбородок. Дерьмо. Господи, почему они делают это?! Под градусом сохранять железное спокойствие было проще, как и поддаваться сумасшедшим порывам с минимальной надеждой на лучшее. Обито ощутил как ноги дяди зажали его словно в тисках, но пытаться говорить свое "нет" под жалостливой просьбой, пока еще остающейся мягкой, было выше его сил. «Интересно, это все долбанный алкоголь или я правда становлюсь послушным песиком?» — промелькнула случайная мысль, потонув в еще тысячи похожих. Гадость. Кровавая гадость, от которой хочется блевать, но сил удивляться уже нет даже со вкусом чужой крови во рту. Ему противно. Обито нехотя высунул язык, коснувшись его кончиком края раны, но Мадару не устроило такое неловкое начало, и его рука снова сжалась на чужих волосах, вынудив мальца прижаться ртом к самой глубокой ее части. Обито заскулил под нос. Его лицо исказилось гримасой отвращения, и мужчина таки отпустил его, досадливо вздохнув. — Возьми ту бутылку и выпей весь коньяк. Заебал трусить. — прошипел Мадара от злости и боли, но мальчик решительно покачал головой. — Не надо… Я… сделаю. — он сплюнул красную слюну прямо на свое колено, и снова припал к ране языком, заставив себя не думать о том, что делает. Мадара громко выдохнул, откинув голову на спинку дивана. Его рука поощряюще пригладила чужие пряди, пока Обито прикрыв глаза, медленно слизывал с воспаленной раны выступающую кровь. Кто знает. Может ему повезет и Мадара откинется от потери крови прямо здесь. И тогда Обито будет обречен, если его мозгов не хватит на то, чтобы отыскать треклятый код. Если он есть. Если Мадара не поехавший ублюдок, подстроивший отвратительный сюрприз даже перед тем как сдохнуть. Что-то подсказывало ребенку, что если этот ублюдок почувствует приближение смерти — поспешит забрать племянника с собой в могилу. Вкус крови заполнял собой все мысли, пока язык медленно прощупывал мягкую и податливую плоть внутри раны. Перед глазами мальчика проступал образ кишок или даже желудка, торчащего в ней наружу, которые он с таким усердием и вылизывал, но подросток убеждал себя в том, что с таким увечьем Мадара давно был бы не жилец. Она просто широкая. И кривая. Быть может глубокая у низа живота, но не настолько, что бы из нее торчали органы. Все в порядке. Обито не пробует сейчас чужие внутренности на вкус. Теплые струи продолжали стекать по подбородку, пачкая горло раскрытой рубашки. Обито ощущал себя котом, лакающим из миски сметану, когда упорно продолжал слизывать выступающие капли крови. Это невозможно. Сколько Мадара будет заставлять делать это? Пока из него не выльются все его ебучие литры и ублюдок не иссушит себя до конца? К горлу подступала тошнота, но малец игнорировал желание сплюнуть вязкую кровь на пол. Его язык постоянно касался горячей плоти. Мягкой и влажной. Будто бы утроба матери, правда? Мальчишка откинул это мерзкую аналогию прочь. Ему стоило думать отнюдь не об этом, а о том, что его родственник чертовски горячий сейчас отнюдь не из-за привлекательности. Жар? — Вот так… боже, Обито… — Мадара закрыл глаза, продолжая поглаживать мальца по голове. Движение его языка почти под кожей вызывало отвратительную, хоть и смягченную таблетками боль, но почему-то вместе с этим заставляло испытывать острое возбуждение. Почти как минет. Еще лучше минета. Он будто бы делился с кем-то частью себя, куда более личной, чем сперма. Господи. Как ему хорошо, даже не смотря на то, что конечности холодеют все сильнее. — Не сплевывай, малыш. Глотай. Все до последней капли. Обито перекосило от очередного спазма в желудке, но он послушно проглотил накопившуюся во рту кровь, и она легко прошла по пищеводу. Что-то заставило его вспомнить уроки биологии и слова учителя о том, что вода добирается до желудка за считанные секунды, но он тут же вышвырнул эти мысли из головы, следом за другими. Безумие ситуации, в которую затащил их дядя, ужасно давило на психику. От него пахло кровью. Он видел кровь перед собой и ощущал ее вкус. Чувствовал ее, когда с послушанием щенка слизывал все, уже не думая о том, как долго продолжается весь этот кошмар. Его сознание притуплено изнуряющим сумасшествием и страхом, залитое алкоголем и шокированное очередным извращением дяди, оно просто устало. Устало удивляться и пугаться всему тому дерьму, что его окружает. Рука Мадары опустилась на его лицо. Обито поднял на него глаза, не закрывая рта. Должно быть с высунутым языком он выглядел бы до безобразия пошло, если бы не окровавленный подбородок, скорее делающий мальчишку похожим на каннибала. Учиха мрачно и устало усмехнулся, почти по-отцовски потрепав его по щеке. Иногда с Обито приятно иметь дело. Когда он не сопротивляется и не капризничает. — Ты мой… хороший мальчик… — сиплый смех. Мадара облизал пересохшие губы. Рана почти перестала кровоточить даже не смотря на то, что ее постоянно тревожили языком, но вполне возможно потому что остатки крови банально ушли в каменный стояк, явно ощущающийся Обито, прижатому к его паху. Боже. Подумать только. Из Мадары ебашит фонтаном, а он все равно хочет ебаться. Рука вынудила мальчишку вновь приблизиться к открытому порезу, на сей раз куда требовательнее. Обито издал громкий стон, когда на лицо брызнула кровь, едва он уткнулся в нее сильнее обычного. Попытался сглотнуть остатки крови во рту, но громко закашлялся, едва они снова попали не в то горло. Дерьмо. Он захлебывался. Обито с трудом смог отстраниться от одуревшего мужчины, все еще держащего руку в его волосах и зажмурив глаза, громко прокашляться. Захлебывается кровью ебаного Мадары. — Подавился…? — с трудом смог произнести мужчина, все еще не отойдя от потрясающего флера из боли и удовольствия, накрывшего его с головой. Дышать не получалось. Обито кашлял так громко, словно бы пытался выплюнуть что-то, застрявшее в горле. Его плечи тряслись в обуявшей его мучительной дрожи. Обито издал судорожный вздох, и дядя таки отпустил его, разжав руку. Малец низко наклонил голову, однако рвоты следом за спазмом в горле не последовало. Он широко открыл рот, сплюнув скопившуюся на горле красную слизь и мучительно громко задышал. Блять. Обито издал очередной болезненный стон. Подавился. Именно так. Подавился блядской кровью. Мадара скривился в сочувствующей улыбке, но в его глазах читалось странное извращенное отвращение. — Какой же ты блять омерзительный… — хрипло прошептал он, с трудом приняв сидячее положение. Обито испуганно замер, посмотрев на дядю с тревогой, прядь черных волос упала на его потный лоб, прикрыв правый глаз, но он не смел дергаться даже для того, чтобы заправить их за ухо. Он сделал что-то не так? Или ублюдок на самом деле не злится? Мадара прыснул. Кстати о волосах… Рука осторожно коснулась поблескивающего пореза и вытянула оттуда что-то черное, продемонстрировав находку мальчишке. Волос. Его. Обито омерзителен? Не Мадара. Он. — Прости я… — но испуганный лепет не был удостоен вниманием. Мадара вдруг схватил мальчишку за плечо и резко притянул к себе, вынудив сесть на диван рядом. Обито ахнул. Испуганно уселся неподалеку, подтянув к себе ноги. Хотел было прикрыть пах полами рубашки, но чужая рука снова зарылась ему в волосы, насильно приблизив к чужому лицу. Мадара смял его губы жадным, почти голодным поцелуем, проникая языком в рот так, будто бы желал забрать остатки своей крови обратно. Мальчик опешил. Вцепился руками в его плечи, а тот уже отстранился, обдав чужое лицо горячим дыханием. — Наконец-то ты нормально пахнешь. — тихо прошипел он, морщась от боли. Пришлось усесться на диван боком, дабы быть к племяннику лицом, а лишние телодвижения его боевое ранение не любило. Но кому не наплевать? Мадару волновало лишь то, что его член болезненно упирается в ткань джинс, а Обито был на редкость соблазнителен и в кои то веке лишен дурацкого молочного флера, преследующего Мадару повсюду. Теперь от мальца разит только кровью. Железом и чем-то безгранично порочным. Да... Его рубашка пропиталась ей. А на плоской, тяжело вздымающейся груди, понемногу высыхали ее красные капли.— Хочу тебя. Эти слова отдались страхом в сердце, но сориентироваться напуганному мальчику не дали. Мадара жадно слизал остатки красных следов на его подбородке, прихватывая кожу губами. Опустился к подрагивающей тонкой шее, легонько прикусив кадык, в то время как его руки блуждали по худому телу. Очерчивали тонкие бедра, поднимались к спине, груди. Везде, где можно дотянуться. Обито и так принадлежит ему. В этом бункере у Мадары над ним неоспоримая власть, но как и в случае с Изуной, Учихе хочется намного большего. Слиться. Почувствовать себя под чужой кожей. Так сильно въесться в чужой мозг, чтобы Обито не смог видеть своей жизни без него. Чтобы считал себя им. Малец замычал, когда его опрокинули на диван, а чужая рука властно вцепилась ему в бедро, вынудив запрокинуть белую ногу на поясницу дяди. Мадара устроился у него между ног, почти придавил своим весом, продолжая сминать губы поцелуем. Его язык блуждал внутри податливого рта до тех пор, пока Мадара не убедился, что больше не чувствует вкус крови. «Отличная работа. Теперь запихни в ему в глотку пальцы, может повезет и его вывернет твоей кровью прямо на вас обоих.» Боже, блять. — Мадара… — слабый голос Обито вырвал его из этих мыслей. Мужчина нехотя посмотрел на него, только что бы увидеть искренний ужас в глазах. — Кровь… еще идет. Тебе нужно ее остановить. Или… — Похуй. - Мадара вцепился зубами в его изгиб шеи, оставив заметный красноватый след. Мальчишка ахнул от боли, но мужчина уже отстранился, прильнув губами к шее. Вот так. Чтобы появился алый засос почти там, где уже красовался посветлевший синяк. На миг мужчина подумал о том, чтобы придушить мальца и посмотреть понравится ли ему это, но решил не рисковать. Если идиот испугается и решит, что дядя всерьез захотел прикончить его прямо так - с сексом, по крайней мере, нормальным, можно будет распрощаться. Похуй. Да. Будто бы маленькая гнида не будет вне себя от радости, когда его любимый дядя сдохнет. Ага. Стоит надеяться, что это алкоголь сделал его таким лицемером, в противном случае Мадаре придется преподать засранцу пару папочкиных уроков. Он скривился от боли, опустившись в поцелуях к груди. Коснулся языком одного из сосков, и Обито тут же всхлипнул, стыдливо отвернув голову, будто бы только эта ебучая ласка была единственным, что вообще могло сделать его хоть немного не плаксивым бревном. «А ему от одного твоего вида что ли кончать, Мэдди? Вспомни, что сделал с ним.» «Вспомни, что сделал с ребенком Энн.» И сделает снова. Обито прикусил губу и поспешил закрыть глаза, когда дядя взял его сосок в рот, принявшись ласкать его языком. Он мог бы отвлечься хотя бы на это, но сознание понемногу мрачнело под тяжестью какой-то… сонливости. Ему так тяжело, но в совсем ином плане. Словно бы все его чувства окунули в густой формалин и те застыли в вязкой жидкости навсегда, потому что вместо привычного страха, сердце наполняет только бесконечная тоскливая усталость. Дядя делает с ним мерзкие вещи. И будет делать. Разве ему должно быть до этого хоть какое-то дело, если подросток не может ничего изменить? Обито издал короткий вдох, когда мужчина над ним прикусил его сосок, а затем, словно извиняясь, накрыл мокрым языком. Это приятно. Теплая истома жаром разливалась по телу, но мальчику все равно казалось, что это происходит не с ним. С телом — да. Но не с ним. — Ты сегодня срал хоть? — этот отвратительный вопрос унижает еще сильнее, чем недавний упрек в омерзительности. Обито поморщился, словно не понимая его значения, стыдливо отвел глаза, когда дядя наклонился к его лицу с неприятной ухмылкой, и коротко кивнул. Хорошо. Кровотечение понемногу останавливалось, давая хлипкую надежду на то, что Мадара не откинется хотя бы сегодня, насаживая кого-то на член, но и надеждой такое назвать не повернется язык. Рана так долго не затягивалась не спроста, и мужчине хорошо известна причина. Посему и трудно сказать, где же больше везения — в смерти от кровопотери или в паре тройке дней или даже недель перед тем как мучительно подохнуть от необратимых процессов в его организме. — На четвереньки тогда давай. — Мадара провел ладонью по потному лбу юноши почти нежно, убирая налипшие на него пряди черных волос. Нагнулся к нему, морщась от боли, и поцеловал в висок. Обито только испуганно закрыл глаза в ожидании худшего. Прости, малыш. С постоянной болью в боку толком не расслабишься и не расщедришься на долгие прелюдии и ласки. Мадара бы с удовольствием посадил мальчишку себе на колени, или позволил бы себе куда больше пластики, не давай позорная рана знать о себе при каждом неправильном движении. Ничего. Он ведь уже совсем взрослый мальчик. Все понимает. А еще понимает, что мой наглый пиздеж, которому я даже сам не верил на самом деле правда. И ирония состоит в том, что моя ложь меня и прикончит, потому что я знатно так проебался. И я и эта долбанная страна. Надо было сидеть и не высовываться, но ему не терпелось посмотреть на могилу. Отец бы назвал его идиотом. Обито не знал какое положение в его ситуации хуже. Быть придавленным чужим весом к дивану и ощущать как что-то твердое трется о его пах неприятно. К тому же его раздвинутые ноги уже понемногу затекали, давая осознать всю свою постыдную открытость в полной мере... Но поза, в которой он словно собачка будет стоять кверху задницей была бы еще унизительней. Мадара с трудом сел на колени, и потянул его за руку, кивая повернуться к себе спиной, а мальчик, словно бы во сне положил руки ему на плечи, глядя с непонятно откуда взявшимся страхом. — Я очень хочу спать. — тихо произнес он, опуская голову, но Мадара лишь подцепил пальцами его подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. — И мне плохо. — Тошнит? Бедный идиот и правда выпил, должно быть, столько, сколько ему не давали пить за всю жизнь. Мадара был удивлен, что он все еще может связно разговаривать. Обито коротко кивнул, быть может в надежде избежать дальнейшей участи. Какой неблагодарный. Возможно это последний секс в жизни Мадары, а малолетняя сволочь хочет обломать даже его. — Потерпи. — Мадара снова прижался к его бледным губам. Властно, не давая сделать ни вдоха. От Обито все еще разило кровью и это до боли возбуждало. Оттого рука и потянулась к ширинке, торопливо приспустила джинсы, пропитавшиеся кровью, и обхватила вставший член. Испуганное мычание, мальчишка отстранился, едва не падая на спину. Глядя на обнажившегося родственника, он ощущал, что теперь ему понадобится ещё больше алкоголя в крови, чтобы не ощутить вновь вернувшуюся панику с новой силой. Ведь он снова вспоминает. Будто бы старая, унявшаяся боль, осевшая илом на дне его рассудка возвращается. Мадара погладил его по щеке, заметив вспыхнувший ужас на бледном лице и устало улыбнулся, осторожно касаясь чужой руки. Их пальцы переплелись. Мадара подождал несколько секунд, немигающим взглядом сверля боящегося шевельнуться подростка, и вдруг медленно положил его ладонь на свой член. — Не… — хватка дяди удержала его оттого, чтобы просто отнять руку. Обито отвернулся, скривившись от неприятных воспоминаний. Во рту стало кисло. Ему совсем не хочется ощущать твердую горячую плоть под ладонью, но дядя нарочно надавил ею на головку, заставляя естественную смазку пачкать пальцы. — Расслабься. — Мадара старался сделать свой голос почти заботливым, хотя до чужих травм ему нет никакого дела. Но он знает, что даже опьяневший мальчишка в состоянии страха и паники — крайне хуевая кукла для траха, а значит его нужно максимально успокоить. Притвориться добрым и хорошим. Как Изуна. Ладонь мужчины накрыла чужую холодную руку получше, и спустила ее ниже по стволу, давая ощутить набухшие вены под ладонью. Пусть учится трогать не только свой член. Лучшее, что может сделать Мадара в их конченых отношениях — это заставить Обито привыкнуть к своему телу настолько, чтобы научиться получать от их секса хоть какое-то удовольствие, а такие вещи требуют времени. Мадаре стоило подумать об этом с самого начала, но он слишком поздно надел маску заботливого папочки, и изменения в подростке стали необратимы. Ну и плевать. Обито не смотрел ни на свою руку, ни на прикрывшего глаза дядю, явно получающего удовольствие от чужих касаний. Ему было до одури стыдно и одновременно с этим он ощущал странную пустоту в голове. — Я никогда не трогал чужие члены. — вдруг произнес он равнодушно, и дядя таки убрал свою руку с его ладони, глядя на мальчишку с усмешкой. Конечно. Было б крайне странно, если бы трогал. — Хочешь попробовать сам? — прошептал Мадара, замечая, что малец таки не убрал руку, даже когда его опустили. Обито нахмурился, будто бы не понимая вопроса. Его помутненные дымкой алкоголя глаза с трудом сфокусировались на своей руке, но он тут же отвернул голову с глухим стоном. Наверное? Это обязательно? Или нужно только, чтобы оттянуть самое страшное? Бледная ладонь вернулась к красной головке, надавливая на нее большим пальцем. Мужчина рядом издал едва слышимый вздох, но подросток не знал, что делать дальше. Он ведь никогда не мастурбировал. Быть может из-за постоянного стресса ему банально не было дела до собственной сексуальности, а может Обито в принципе никогда и не интересовался бы сексом даже в свои шестнадцать, не случись это все. Пальцы снова прошлись по всей длине ствола, но малец вдруг одернул руку, впившись ею в обивку дивана. Нет. Он не хотел. Мадара попытался улыбнуться, кивнув еще сильнее побледневшему мальчишке. Ладно. Как хочет. Им все равно давно пора поторапливаться. Главное не потерять сознание именно сейчас. — В этот раз больно не будет. — ложь. Откуда Мадаре это знать? Он может быть максимально деликатным, но если его снова сожмет… Мадара опять потянул его за плечо и все же заставил развернуться к себе спиной, чтобы прижаться к Обито плотнее. Снял с него рубашку, помогая выпутаться из ее мокрых от крови рукавов и швырнул на пол. Все равно не отмыть. Придется выбросить. Жаль. Изуна любил эту вещь. — Давай, малыш. На четвереньки. — и снова этот успокаивающий голос, будто бы Мадаре и правда есть хоть какое-то дело до племянника. Какая жалость. Бедный мальчик появился в его жизни слишком поздно. Тобирама и его ублюдочные друзья уже уничтожили в Учихе хоть какие-то остатки сочувствия, и Мадара решил, что может делать тоже самое с другими, не противясь собственной природе. Нужно было все же выкрасть его у Энн еще тогда. Глядишь, они оба прикорпели бы к друг другу достаточно, чтобы эти чувства можно было назвать любовью. А пока... Обито нехотя упирается руками о диван. Сильно сутулится, оттого Мадаре приходится надавить ладонью на его спину, дабы малец хоть немного, по-кошачьи изогнулся. Вот так. Без сопротивления. Подросток опускает голову, ощущая как его начинает заметно потряхивать, но дядя не дает ему времени на сомнение, припадая к худой спине вплотную. Вцепляется рукой в спинку дивана, дабы удерживать равновесие, когда как второй убирает выбившиеся пряди черных волос за ухо племяннику, опаляя его затылок жарким дыханием. Боже. От его кожи словно бы идет жар. Может это и правда температура? Обито красивый даже когда не догоняет до нормального веса. Мужчине хочется любоваться его подрагивающими плечами и тонкой шеей, лишний раз радуясь тому, как же он похож на девушку со спины. Еще и эти волосы... Жаль бедра не такие объемные как у них, но это не страшно. В нормальных условиях малец бы вырос обычным парнем, наверняка, но в бункере его организм словно бы подстроился под своего мучителя. Забавно. И больно. Болеутоляющие перестают действовать, и совсем скоро его рана снова будет изнывать от жжения. Но Мадара уверен, что успеет, когда целует зажмурившегося мальчика в плечо, ненавязчиво проводя пальцами по спине до самых ягодиц. Обито издает испуганный всхлип, когда два пальца проникают между ними и касаются сжатого ануса. Он ощущает что-то теплое и влажное внутри, но боится понять что. Мадара не взял с собой смазку. Это… … лучше ему не знать, что Мадара использует в качестве замены, да и какая разница? Они все еще немного играют. Мужчина собирает остатки крови, смешанной с соленым потом с краев почти переставшей кровоточить раны, сплевывает на ладонь вязкую слюну и снова вводит оба пальца внутрь судорожно сжавшейся кишки. Получается не сразу. Обито под ним дышит все громче и чаще. Алкогольная дымка понемногу спадает перед лицом стресса, и мужчина утыкается носом в его макушку, шепча ободряющее: — Впусти меня, Обито. Все будет нормально. Он же так хорошо ведет себя. Так заботливо и нежно. Мадара с детства знает, что именно за подобное поведение можно получить необходимое, и Обито в очередной раз доказывает правильность такой стратегии и послушно пытается расслабиться, позволяя проникнуть в себя хотя бы одному пальцу. Хорошо. Из страха? Или действительно ведясь на его мерзкую игру? — Больно! — испуганно шепчет мальчик, его дыхание понемногу сбивается. Мадара чувствует как тревожно бьется его сердце, когда осторожно ощупывает стенки кишки, всовывая палец до конца. По прежнему узкий до безобразия, но ничего. Главное не доводить мальца до истерики и все будет хорошо. — Тише… — сбивчиво шепчет он на ухо племяннику. Обито поворачивается на этот шепот, и Мадара целует его в щеку, закрывая глаза. Для мальца все выглядит редкостным актом милосердия и заботы. А вот Учиха словно бы видит перед собой шкалу чужой паники, которую во чтобы то ни стало необходимо умерить. Впрочем, после выпитого, оба с трудом вообще думают хоть о чем-то. Обито снова издает полувскрик. Он почти привык к дискомфорту от среднего пальца внутри, но теперь дядя пытается всунуть в него еще один. Он ощущает как тело противится. Отвечает режущей болью, но он может лишь беспомощно стонать от дискомфорта. Больно. Только не опять. Только не повторение того кошмара, что он пережил. — Мадара… — Обито кашляет, понемногу начиная задыхаться, но чужие пальцы не останавливаются. — Мадара! Хватит! — Потерпи немного. Осталось всего ничего… — мужчина трется об него щекой, находя этот жест успокаивающим. Глаза мальчишки слезятся. Мадара слизывает слезинку с его щеки и с трудом впихивает второй палец полностью. Внутри Обито горячо сейчас. А еще вязко, словно бы кровь вперемешку со слюной превратилась в мерзкую кашу. Вот дерьмо. Нужно было идти за гребаной смазкой сразу. — Я не могу! — проклятье. Обито становился все громче. Мадара ощущал как его кишка судорожно сжимает пальцы внутри. О, нет. Только не опять. — Вытащи, пожалуйста… — Еще чуть-чуть… — Я хочу в туалет. Вытащи! — Обито. Но малец лишь заливается слезами, с трудом делая короткие панически вдохи. Жмурит глаза, инстинктивно пытаясь отползти, сняться с пальцев, но Мадара надежно перехватывает его за плечо, сгибая пальцы внутри. Остался последний, черт возьми. Пусть хоть немного потерпит. — Пожалуйста. — он уже вовсю рыдает. Мадара прижимается щекой к его виску, и сбивчиво шепчет. Ладно. Он знает еще один способ. Ладонь опускается на небольшой член мальчишки и скользит вверх-вниз, но если засранец и ощущает хоть какое-то удовольствие - виду не подает. — Послушай меня, Обито... — Перестань. — подросток скулит, когда широкая ладонь родственника надавливает на головку. Мадара пробует и быстрые и медленные движения, но мальчишка испытывает слишком сильный стресс, чтобы таять от чужой дрочки, даже не смотря на то, что его член понемногу встает. — Ты слышишь меня? — Пожалуйста… — Просто скажи, слышишь меня или нет. Обито хнычет, слабо пытаясь вырваться из чужих объятий. Негромко кричит, ощущая как пальцы внутри него сгибаются все больше. На сей раз их подготовка длится куда дольше. Мадара чувствует, что на верном пути, когда мальчишка неохотно кивает, давая понять, что все еще может различать слова дяди. Мужчина улыбается. Раздвигает пальцы ножницами, вызывая новый мучительный вздох. Вторая рука ритмично водит по чужому члену. — Какая у тебя была любимая игрушка в детстве? — вопрос из ниоткуда. Мадара ненавидит пиздеть вовремя секса, но он также знает, что чужой голос, особенно успокаивающий, хорошо отвлекает от боли. Таджима тоже это знал, он проворачивал этот трюк с Изуной очень много раз, а с первым сыном даже тогда, когда не ввязал их обоих в эти больные отношения. Мадара помнил, что когда в детстве испытывал сумасшедшие вспышки ярости, заглушить которые не мог даже страх перед отцом. Когда падал на пол в истерике, трясясь на полу словно бы от эпилептического припадка, а его горло разрывалось от криков, единственное, что помогало - твердая, обездвиживающая хватка Таджимы, его ладонь на губах, заглушающая вопли, и вкрадчивый тихий шепот у самого уха. Шепот, рассказывающий о том, что с Мадарой не происходит ничего страшного. Что это нормально. Он перерастет это и скоро его голова перестанет зудеть от множества страшных мыслей, сводящих с ума. — Что ты делал вчера вечером? - Таджима жался к его спине, слегка покачиваясь вместе с сыном, словно стремясь убаюкать. Приступ застал Мадару прямо в коридоре и едва не стоил его младшему брату глаза. Пришлось успокаивать прямо на полу. Вопрос, который нужен только чтобы отвлечь от зуда в голове. Бесконечного серого шипения и боли. Мадара всхлипнул. Он не видел отца за спиной, но отчетливо чувствовал его теплое дыхание на шее. — Я был... в школе. — Вот так... тихо, — Таджима гладил его по голове, не повышая голос. Важно было разговаривать исключительно шепотом. — Расскажи, что видел по дороге домой. И Мадара рассказывал. И сам незаметно для себя успокаивался, а страшные навязчивые мысли и желание причинить кому-нибудь боль уходили. Иногда Мадара переходил на рыдания. Иногда молча закрывал глаза. Однажды он и вовсе уснул в чужих руках, слушая о том, что он нормален. Мадара нормален. А другие - с другими что-то не так... В такие моменты его напуганная мама спешила удалиться прочь, а Изуна вопил от страха и прятался от Мадары куда подальше, даже когда его брат успокаивался. Им всем было мерзко от него. Для них он был сумасшедшим. Ирония состояла в том, что и по сей день только Таджима понимал его до конца, каким бы ублюдком не был. А Мадара мог бы понять Обито. Мальчик громко всхлипывает, далеко не сразу осознавая, что именно у него спросили. Пожимает плечами. Дыхание снова и снова сбивается. — Ну же. Я уверен, ты помнишь. Он сжимает зубы, когда чужие пальцы почти выходят из него, но затем снова влезают в податливое тело настолько глубоко, насколько возможно. Его черные волосы спадают на мокрый лоб, снова мешая нормально видеть. Пальцы дяди горячие. Они словно бы греют изнутри. Запах крови понемногу перебивается запахом пота. Обито чувствует как крупные капли стекают по его спине. — М… — качает головой. — Зецу. Тот самый Зецу, из его любимого детского сериала. Обито помнил как же они с Какаши любили этот сериал. Особенно он. Обожал так сильно, что бежал из школы как можно раньше, лишь бы не пропустить ни одной серии. Как вставал в пять утра, только чтобы увидеть те, что крутили каждый день на повторе. Его детство. Такое безоблачное по сравнению с юностью. Нет ни бункера. Ни дяди. Ничего кроме друзей и ярко-синего неба над головой. Во что он превратился? Во что дядя его превратил? — Правда? — усмехается Мадара, а потом хватает мальчишку за плечо и вынуждает встать на колени. Господи. Пусть уже вытащит свои ебаные пальцы. Смешок. Кажется, работает. — Кто подарил? — Пап-а-а. — мальчик издает жалостливый стон. Что? О, минутку... Только не говорите... — Тебе Энн так сказала? Обито не понимает о чем идет речь, поэтому лишь шмыгает носом. Дышать еще тяжелее, потому что его как назло закладывает. Мадара вдруг кусает его плечо, совсем нежно и будто бы ревностно, поднимается к задней стороне шеи и прихватывает кожу губами. Хочется оставить новый засос, из-за странной пробудившейся злости и на мать Обито, и на его ублюдочного отца. Ревновать к мертвому глупо, к тому же главная причина их соперничества давно мертва, но Мадаре все равно хочется доказать хоть кому-то, что племянник теперь лишь только его… мальчик. Ребенок. Вещь? Быть может самому Обито. В этом бункере он не посмеет ставить своего никчемного папашу выше дяди. Мальчик всхлипывает, когда Учиха облизывает побагровевший засос на его шее. Пальцы выходят из него наполовину, но только, чтобы добавить последний. Третий должен быть самым сложным. — Я его тебе покупал. — вдруг произносит мужчина, и Обито пораженно застывает, словно бы забыв и о пальцах внутри себя, и о руке на своем члене. Ха. Само очарование в своей наивности. Нужно было расспросить о его любви к своему дорогому папочке еще больше. А потом раз и навсегда вытравить, разрушив хлипкую детскую веру в родителя. — Что? — Это был твой день рождения. Верно? — усмехается он. — Да, малыш. Я знаю, когда ты родился, не делай такое лицо. В один день с Изуной. В один месяц. Еще бы, блять, не помнить. — Но… — Я передал его твоей матери и попросил вручить тебе как подарок от меня. — прошептал мужчина в самое ухо племянника. — Но, видать, твой папаша оказался настолько хуевым родителем, что не соизволил купить тебе даже самого обосранного подарка, раз Энн пришлось упросить его подарить тебе мой. Скорее всего. Иначе зачем этой сучке было поступать так? Чтобы ее муженек, и так знающий о похождениях налево, не начал вдруг думать, что она могла залететь не от него, а от собственного родственника? Смешно. Мадара, в отличие от этого недоумка, умеет пользоваться резинкой. Обито всхлипнул. Его взгляд остекленел. — Папа всегда дарил мне хорошие подарки. — неверяще прошептал он. Что ж. Эта истина и правда сработала. Он немного отвлекся. — И никогда не забывал… Обито так радовался, когда отец вручал ему очередную желанную игрушку. Дорогую, которой потом бы завидовали и одноклассники, и даже его друг Какаши, чья бедная семья не могла позволить себе ничего дороже китайских подделок. У них тоже не должно было быть таких денег. Но они откуда-то брались именно на праздники. Нет… — Да, малыш. Конечно. Вроде железной дороги, которую я купил тебе на рождество. Или плеер на день рождения. Или… — шок на лице Обито остановил его. — В общем суть ты уловил. — Но заче… — но Обито не смог договорить, потому что ощутил кошмарную режущую боль в анусе — мужчина почти смог просунуть и третий палец. — Хватит! Он закричал так громко, что заставил Мадару отпустить его. Мужчина с трудом успел выдернуть пальцы из кишки мальца, когда тот обессиленно упал на диван, взвыв от боли. Мда. Третий явно был лишним. Мальчик зажмурил глаза, уже рыдая в голос. Его пальцы судорожно сжались на мягкой обивке дивана. Черт. Нет, нет. Он не посмеет впасть в истерику сейчас! Они же добрались до самого главного. — Обито… — Мадара перевернул его на спину и, уперевшись локтем о диван, вытер ладонь о ткань джинс, и прижал ее к чужому рту. — Тише. Слышишь меня? Сбавь громкость. Обито открыл глаза, с паникой уставившись на закрывшего ему рот дядю. Его лицо было ужасно близко. Родственник почти лег на мальчишку всем своим весом, и его дыхание ощущалось даже мокрой кожей лба. — Вот так. Успокаивайся. Больше не будет пальцев. — и снова этот теплый тон. Мальчик громко замычал, вцепившись в руку родственника пальцами. Его короткие ногти попытались оцарапать чужую ладонь, но вышло плохо. Пара слезинок скатилось с щеки. — Ты понимаешь, что это значит вообще? Судя по всему — нет. Мадара устало вздохнул. Его вставший член упирался мальчишке куда-то в пах. Обито наверняка чувствовал насколько же он горячий. — Твоему папаше не было дела до тебя с самого твоего рождения. Уверяю, — произнес Учиха тихо, — до твоей матери тоже. Все что его волновало — красивая картинка идеальной американской семьи, которую не стыдно показать соседям. Поверь мне, я хорошо знаю твоего папочку. И Энн. Особенно ее. Но во всей этой гнилой истории у Мадары почти нет к ней претензий. Она не Изуна. Не Тобирама и не Хаширама. И уж тем более не Таджима. Мадара готов признать, что она действительно любила его. — Единственным, кто хоть когда-то волновался за вас обоих был я. — Мадара приблизился к чужому лицу еще сильнее. Так, чтобы Обито мог видеть только его глаза. — Поэтому тебе уже в свои двенадцать стоило понять, что у тебя нет и никогда не было никакого любимого папы. Зато был дядя Мадара Учиха. — губы растянулись в хитром оскале. — Тот самый... который... как ты там меня называл при своих друзьях? Ах, да. Старый извращенец. Нелюбимый племянником. Но обожаемый его очаровательной мамой. Обито прикрыл глаза. Его бедра сжались у чужого колена. Что такое? Бедному мальчику неуютно лежать с раздвинутыми ногами? Придется привыкнуть. — Успокоился немного? Славно. Мы еще не закончили. — Мадара убрал свою руку с чужих губ, и Обито испуганно всхлипнул, трясясь от разрывающих его слез. Что ж. Он хоть тише стал. — Я получал все, что когда-то просил у папы. — вдруг прошептал мальчик, вытерев слезы рукой. — Ты не мог знать, что мне нравится. Ты лжешь. Мадара усмехнулся, а потом почти невесомо накрыл губы Обито своими, но он тут же отвернул голову, не дав проникнуть в свой рот глубже. Раздражает. Может ублюдку было бы легче, если бы его трахал так обожаемый им папаша? Если у того конечно вообще вставал бы в его тридцать. С таким то образом жизни... — Мы уже говорили о том, что у твоей матери язык без костей. — поморщился мужчина. — Она рассказывала о тебе абсолютно все, а мне было дело до того, чтобы запомнить. Поверь. Я знаю тебя куда лучше твоего родного папочки. Намного лучше. А теперь Мадара знает даже самое грязное, и это пугает Обито не на шутку. Мужчина вдруг поднимается с него, морщась от боли — нужно выпить еще обезболивающего. Скоро станет совсем тяжело. — Поэтому будь хорошим мальчиком — принеси из ванной голубую баночку, если не хочешь, чтобы я ебал тебя насухую. Больно. Непонятно отчего. Ему знакомы эти слова, они давно осели в его голове закостенелыми мыслями, но наплевательство родного человека ранит, даже спустя четыре года его смерти. Мальчик знает, отец любил его, но по своему. Он работал на работе, которую ненавидит, поздно возвращался домой и иногда не имел на сына ни сил, ни нервов. Разве ребенок мог винить его в том, что он забывал о подарках? Это было мелочно. Любят не за это. Обито беспомощно прижался к спинке дивана, стыдливо прикрыв руками пах, когда Мадара уселся совсем рядом, поглядывая на его обнаженное тело с нескрываемым вожделением. Подарки. Внимание. И к чему все пришло? Может отец не смог бы перечислить все увлечения Обито как его жуткий дядя, но он хотя бы никогда не посмел коснуться своего ребенка настолько грязно. Мальчик испуганно кивнул, с трудом поднявшись с дивана. В то, что его так просто отпустили верилось с трудом, но он знал, что его личный кошмар только набирал обороты. Мерзкая вязкость внутри него и запах крови в воздухе кричал об этом в самые уши. — Быстрее. Мадара был в ярости. Желая просто отвлечь мальчишку, он только больше разозлил себя, а подобное его настроение было опасно. Спокойно. Мужчина прижал ладонь к вспотевшему лбу, заправив пряди со лба назад. Обито прихрамывая, ушел в ванную, и Учиха мысленно отсчитывал ту дозволенную минуту, что он дал ему в качестве передышки. Черт, жарко тут. Душно. Какого хуя Энн? Какого хуя она не дала Мадаре в свое время купить любовь племянника? Что ей так мешало? Быть может то, что сейчас происходит? Это просто глупо. Глупо сравнивать себя с этим уебком и считать, что Мадара где-то проигрывает. Он ведь был лучше. Лучше во всем: красивее, умнее, богаче, мать твою. Энн любила его, а не своего никчемного муженька, и только идиот Обито считал, что его долбанный папаша достоин признания больше, чем Мадара Учиха. Блять. Мужчина прыснул от мрачного смеха, едва мальчик вернулся, прижимая к груди небольшой пластиковый флакон с вязкой жидкостью. Голубой. С частичным обезболивающим. Правильно взял. — Хороший мальчик. — похвалил Мадара с мрачной улыбкой. — А теперь на четвереньки. Давай. Ничего. Время идет. Обито еще привыкнет к его члену и тогда они посмотрят, кто же из них двоих станет его настоящим любимым папочкой, а кто только старым уебком, надежно стертым из памяти. «Слышишь меня, ушлепок? Я трахаю твоего собственного сына. Натягиваю как шлюху, и скоро он будет просить меня об этом сам.» Обито ничего не остается, кроме как вернуться в старое положение. Отдать Мадаре принесенное, а затем неуклюже встать на четвереньки, впившись в обивку дивана пальцами и зажмурившись. Мадара нависает над ним сверху, гладит предусмотрительно выгнутую спину и улыбается. Боже. Как хорошо, когда Обито такой послушный. Стоило напоить его еще в тот раз, и почему Учиха опять не додумался до самого простого решения? Быть может потому что дело было не только в алкоголе. Мадара выдавил несколько больших капель на руку, слегка размазав их на пальцах. Обито только всхлипнул, когда они оказались внутри него, но сил сопротивляться больше не было. Он сжал зубы, мысленно умоляя всех богов, чтобы этот кошмар просто поскорее закончился. — Я хочу спать… Мадара провел липкой рукой по всей длине члена, размазывая смазку. Что он там хочет? Руки вцепились в бледные бедра мальчишки и он слегка толкнул его пахом, проведя твердой плотью между поджатых ягодиц. Всхлип. Мальчик напрягся всем телом, чтобы не впасть в истерику снова. — Потерпи немного и я дам тебе поспать. — Мадара сделал все, чтобы не повторить свой неудачный первый раз, оставалось только пожинать плоды и надеяться на удачу. Его пальцы раздвинули бледные ягодицы подростка, и мужчина приставил головку к самому входу. Только бы малец опять не вздумал рыдать. Громкий вздох. Обито зажмурил глаза, готовясь к худшему, едва ощутил внизу живота болезненно-тянущий дискомфорт, который изо всех сил хотелось забыть. Впрочем, пока еще терпимый, на сей раз Мадара не жалел смазки. Грубые пальцы впились в его талию придерживая мальчишку. Скорее всего потом будут синяки, но ведь им обоим уже нечего скрывать. Мадара осторожно двинул бедрами, и малец тут же дернулся, едва член оказался в нем наполовину. Больно. Не так больно как в прошлый раз, но тем не менее. — Расслабься. Будет легче. — Мадара постарался скрыть дрожь в голосе, когда нутро племянника плотно сомкнулось на головке его члена. Черт. Хорошо… Давно он не ощущал чего-то подобного. Обито не ответил. Прикусил губу до крови, лишь бы не закричать. Руки понемногу начинали болеть от длительного стояния на четвереньках. Он надеялся, что вскоре это чувство станет невыносимым, чтобы отвлечься от другой нарастающей боли. Обито задержал дыхание, постаравшись расслабиться изнутри, и мужчина смог войти полностью. Его бедра уперлись о ягодицы мальчишки с глухим противным шлепком. Тот не вопил, только постанывал и дрожал как осиновый лист — уже хороший знак. — Больно? — спросил для хоть какой-то видимости заботы. Очевидно, было терпимо. Обито нехотя мотнул головой, стараясь не думать о том, что сейчас так упорно заполняло его изнутри. Чувство было странным и неприятным. Будто бы его распирало чем-то твердым и горячим там. Но чем больше проходило времени, тем более привычной становилось боль. Мальчик всхлипнул, поморщившись от закрывающих лицо волос. Он мог бы поправить их, но я боялся, что не удержит свой вес на одной худой руке. Ужасно кружилась голова. Мальчишка не ответил, посему Мадара счел это разрешением продолжить. Вышел из него по головку, вызвав вдох облегчения, но затем вогнал член полностью снова, отчего Обито вдруг вскрикнул, дернувшись вперед так, что его с трудом удалось удержать на месте. Рана на боку вспыхнула резкой болью, и мужчина громко зашипел, поспешив выйти из податливого тела. Дерьмо. Похоже, мальчишку пока рано иметь по-собачьи. Жаль, это его любимая поза. — На спину, Обито. — Скомандовал он сипло, коснувшись мокрой спины племянника, а тому снова понадобилось неприлично много времени, чтобы осмыслить слишком тихие слова. Его бесконечные видения были бы весьма кстати, но они будто бы исчезли насовсем, оставив его разбираться с чужой похотью в одиночку. Как всегда. Как всегда они были бесполезны. Обито нехотя повернул к мужчине голову. На спину? Нет, тогда ему придется видеть лицо дяди слишком близко и подросток лишится даже самой слабой возможности отползти, если боль станет слишком неприятной. Мадара счел его промедлением сонливостью, и со вздохом, схватил мальчика за локоть, намекая на то, чтобы он перевернулся. Ладно. Только бы это все быстрее кончилось. Когда его спина встретилась с мокрой от крови и пота обивкой, Обито вскинул голову, тут же закрыв глаза. Он думал, что дядя теперь будет нависать над ним сверху, но тот лишь задрал его бледные ноги, сжав кожу на бедрах почти до боли, и резко вошел снова. Мальчик дернулся, ударившись о спинку дивана головой. Было ужасно тесно. Он удивлен, что дядя еще не умудрился навернуться на пол, но удача всегда была только на его стороне. На глазах выступили слезы. Стало еще неудобнее, больнее. Теперь Мадара полностью контролировал все в их неравноправном сексе, и Обито оставалось лишь терпеть. — Я кажется… — просипел он, едва Мадара начал двигаться, — очень хочу в туалет… Щеки снова залились румянцем. Мужчина со вздохом покачал головой. Да, нормально ощущать такое, когда в твой заднице член. Кишечник ведь нужен отнюдь не для того, чтобы в него что-то пихали. Получше взявшись за влажные от пота бедра, он начал двигаться. Почти аккуратно, как бы нарастающее возбуждение не заставляло плюнуть на все и взять мальчишку по животному грубо. Смотри, Мадара нежен и деликатен. Разве это не дает ему пару очков к карме или вроде того? Обито спрятал лицо в ладонях. Из горла вместо крика вырвался лишь хриплый стон. Он мог стерпеть член в себе, но толчки отдавались в нем режущей болью. Хватит. Пожалуйста. Он мычал и всхлипывал каждый раз, когда мужчина вбивался в его тело. Это все ужасно, мучительно стыдно. Обито не хочет думать, насколько открытым сейчас выглядит. Мадара же наконец то понемногу ощущал то, к чему стремился, когда нутро мальца крепко охватывало его член, а внутри хлюпала смесь смазки и крови, давая двигаться почти без сопротивления мышц. Боль в боку, из-за резких движений, усиливалась вместе с возбуждением, желанием разрядки и подступающим оргазмом. Но они понемногу подходили к концу. Боже… Мадара глухо застонал, сжав зубы, когда низ живота отозвался сладким спазмом. Если он и сдохнет, то хотя бы не будет жалеть о том, что не попробовал взять этого нытика снова. Мадара громко застонал, вскинув голову вверх. Толчки стали быстрее. Обито ощутил как его мотало из стороны в сторону, а спина терлась о влажную обивку дивана. Это так… странно. И больно. Неприятно больно. А удовольствия никакого. У нижних всегда так? Обито издал тихий всхлип и застонал от жжения внутри. Словно растягивают с каждым разом все сильнее и сильнее, готовясь порвать снова. Мальчик бросил взгляд на прикрывшего глаза дядю, но тут же отвернул голову в сторону телевизора. Слезинки, выступившие на его глазах, скатились по щеке. Противно смотреть на его лицо, искаженное удовольствием. Тошно. Лучше в сторону. На черном экране телевизора отразились их бледные обнаженные тела. Обито видел себя — с задранными ногами, согнутыми в колене, дрожащего и беспомощно свесившего руку с края дивана. Его отражение, будто бы вот вот готовое потеряет сознание, смотрело ему в глаза обреченно и устало. А собственное тело казалось таким чужим… Слабым и болезненным, в сравнении с тем, которое придавливало его к дивану, безжалостно вбиваясь во внутрь быстрыми толчками. Отвратительно. Он искренне пытался терпеть, сжав зубы, но едва мужчина вогнал в него член слишком глубоко — таки впал в истерику окончательно. — Больно! — вскрикнул Обито. Его попытка подняться, уперевшись локтями о диван, вынудила Мадару остановиться. Нет, нет. Только не сейчас. Он ведь почти кончил, пусть этот сукин сын полежит спокойно хоть немного. — Хватит! Все… выйди из меня. — Да тише ты. — раздраженно прошипел мужчина в ответ. — Я почти закончил. Ложись обратно и терпи. — Я сказал выйди! — Обито жалобно зарыдал, снова закрыв глаза руками, но Мадара не остановился. Уже поздно было отступать назад. Мужчина раздвинул чужие ноги шире, вдруг навалившись на мальчишку всем телом, и тот инстинктивно повинуясь чему-то в себе, скрестил ноги на его пояснице. Мадара с трудом заставил себя не стонать, снова оказываясь внутри податливого нутра. Главное не потеряться в этом удовольствии и тогда… еще немного, Обито. — Посмотри на меня, малыш, — Мадара уперся рукой о диван, нависнув над плачущим подростком. Теперь их лица были настолько близко, что тревожное дыхание племянника опаляло потрескавшиеся губы мужчины. — Посмотри на меня, Обито. Его влажная ладонь огладила бледную щеку мальца, в который раз убрав налипшие на его лицо пряди волос. Большой палец надавил на нижнюю губу племянника. Обито посмотрел на него с искренней мольбой. Слезы снова и снова скатывались по его щекам. Мадара был к нему так близко, что мог разглядеть даже собственное отражение в черных глазах. — Вот так… — улыбнулся мужчина. — Какой ты красивый… Помогла ли такая уловка — сказать трудно. Энн любила, когда он говорил ей подобное во время их близости, но Обито только истерично взвыл, едва член внутри него уперся в стенку кишки слишком резко. — Тише… — успокаивающий тон понемногу действовал. Теперь мальчик смотрел в его глаза не отрываясь. — Пожалуйста… — Почти все, малыш. Слышишь меня? — ноги Обито прижались к нему сильнее, словно бы сведенные судорогой. Мальчишка всхлипнул, когда дядя вытер слезу с его щеки. Неверяще помотал головой. Его губы дрожали. — Все? — Тише. Еще немного. — Мадара поцеловал его в лоб, резко выдохнув и отстранившись, потому что боль в боку вдруг отозвалась новой вспышкой, пришедшей следом за накрывшим мужчину оргазмом. Мадара застонал в голос, его губы скривились почти в муке, не слабо напугав и без того сбитого с толку подростка под ним. Обито замер, изумленно уставившись на чужое бледное лицо, искаженное болью. Да. Потому что Мадаре сейчас тоже больно, и их общие мучения должны привести обоих хоть к какому-то пониманию. Равенству? — А!.. — крик Мадары прерывается, потому что Обито вдруг обнимает его за шею, прижимаясь к мужчине. Утыкается носом в изгиб жилистой шеи как раз тогда, когда Мадара кончает в него и бессильной обмякает, едва не наваливаясь всем весом, а тело подростка трясет от очередной боли ниже пояса. Губы Учихи вдруг касаются уха племянника, и тот отстраняется, чувствуя жар от сбивчивого шепота, — Код от двери… он… черт… 1 Мальчик изумленно замирает. Касается лба дяди и понимает, что у него действительно жар. А что-то горячее и вязкое проникает в его растянутое нутро. Это… 0 Мадара утыкается лбом в его лоб. Да. Слишком горячий. Должно быть дядю лихорадит. Он подцепил что-то наверху? Какой-то вирус? — Тебя не это должно волновать… — шепчет ему Изуна из глубин сознания. Запоминай код. А Обито кажется, что волновать его должен даже не он, а то, что понемногу остывает внутри его тела. У Мадары уже были дети. Он говорил это. Быть может хотел или планировал семью. Тогда он будет рад новостям, что вертятся у его племянника на языке. 2 Что-то горячее капает прямо в глаз, и малец испуганно скулит, зажмурившись. Вытирает пальцами брызги на щеке, а затем в ужасе замирает, когда видит на них багровую жидкость. Кровь. Мадара ощущающий вкус крови во рту, резко сглатывает, уже не понимая показалось ему или нет. Он бросает на Обито бессмысленный взгляд, а затем резко отстраняется, закрывая рот ладонью. Тошнит. Пиздец как тошнит. Нужно дойти до ванной, как бы не кружилась голова. Мужчина с трудом принимает сидячее положение, свешивая ноги с дивана. Руки бессмысленно шарят по джинсам, пока он встает, кое-как натягивая их обратно. Что происходит? Боже, как ему жарко. Обито переворачивается на бок, ощущая как сильно у него болит внизу живота, но его это больше не волнует. Мальчик смотрит на широкую спину тяжело дышащего мужчины и широко распахивает глаза. Слезы уходят вместе с паникой. Уходит все, кроме безумной, сумасшедшей радости. Скоро Обито не будет в этом бункере совсем один. Зецу и Тоби смотрят на него одобрительно, в то время как Мадара, ощутимо шатаясь идет прочь, даже не обернувшись. Жар. Кровь и пустота. ....Он не помнил как дошел до ванной, но стоило опуститься на холодную плитку — и сердцебиение унялось вместе с приступом рвоты. Мадара громко выдохнул, облегченно и устало в тоже время. Черт. Заигрался раньше времени. Нужно было обработать рану, пока в нем еще хоть что-то было. Мужчина устало облокотился на край ванной, закрыв глаза. Вытянул правую ногу, прижав к телу вторую. Только отдохнет немного… он так устал… Ванная казалась холоднее пропитанного алкоголем, запахом крови и пота зала, и мужчина ощутил, что здесь ему хоть немного становится лучше, даже после такой потери крови. Ничего. Все будет хорошо. Нужно только взять себя в руки и зашить эту хуйню. А дальше… Мадара слабо улыбнулся, проведя рукой по волосам. Хотел пригладить черные пряди у уха, когда в ладони будто бы что-то осталось. Чт… Мадара поморщился, открыв глаза. Посмотрел на свою ладонь с растопыренными пальцами и глаза его в ужасе расширились. Нет. Нет, твою мать. Его затрясло. На бледной руке, словно запутавшиеся в пальцах водоросли, покоились его собственные пряди волос. Мадара вдруг закашлялся, испытав новый приступ тошноты. С отвращением отшвырнул свои же волосы на пол и вцепился рукой в шевелюру снова, натягивая у корней до предела. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Его накрыло странной паникой. Мадара попытался отодрать еще один клок волос, но в этот раз ощутил боль, и бросил эту затею, вернувшись к кончикам, только для того чтобы оставить на руке еще пару толстых прядей. Что происходит? Он линяет что ли как собака? Мужчина сжал зубы, выпустив через них воздух, а потом замер, прижавшись к ванной спиной. В проеме двери стоял Обито. — Что тебе? — хрипло спросил мужчина, не поднимаясь с места. В горле стоял вкус крови. Мадара осторожно коснулся кончиком языка одной из десен и вздрогнул. Она кровоточила. Тихо. Не смей паниковать. Ты знал, что это может случиться. Он демонстративно стряхнул черные волосы на пол, посмотрев на Обито с вызовом. Не хватило ему что ли? И как только ходил с болящей задницей. Мальчик вдруг улыбнулся. Безнадежно и даже безумно. Мадару пробрало дрожью оттого, как его светлая улыбка контрастировала с почти что бессмысленным взглядом покрасневших от слез глаз. Странно. А еще он даже не пытался скрыть свою наготу, позволяя лицезреть оставленные Мадарой на его бледной коже следы. Ярко-бурые засосы на шее, укусы на плечах, синяки на бедрах и талии, отметины на груди и впалом животе... Обито не стеснялся их как раньше. Стоял спокойно в одной распахнутой рубашке, а по его бледным ногам стекали красные вязкие капли смешанной с кровью и смазкой спермы. Мадара задержался на миг на одной из тягучих капель на внутренней стороне бедра, а она медленно скатилась по всей ноге, достигнув стопы. Кап. Обито рассеянно посмотрел на нее, слегка подняв ногу и вязкая капля потянулась толстой ниткой от пола, вызвав у Мадары новый приступ тошноты. А ведь думал, что не будет кончать внутрь. Обито мотнул головой, словно бы во сне, заправил свои темные пряди за ухо, и вдруг ладонями коснулся худого живота, посмотрев на Мадару все с той же жутковатой улыбкой. — У нас будет ребенок. Что? Он вздрогнул, с трудом поборов желание коснуться языком кровоточащей десны снова. Холодок прошелся по его спине. Что этот идиот опять несет? Чего бы Обито себе не придумал, самое страшное заключалось в том, что он, кажется, был рад такой новости. — Ты слышишь? Мадара? — спросил мальчик уже чуть менее довольно. — Ты не рад этому? Но Учиха ощутил лишь ледяной ужас внутри себя. Если бы Обито пребывал в здравом уме, он бы изумился тому, что его вечно надменный дядя смотрит на него со страхом. Будто бы на убийцу с огромным тесаком, но мысли занимали совсем иные вещи. Счастливые. Мадара ошалело помотал головой, уже и вовсе боясь трогать свои волосы. Его племянник явно слетел с катушек. А еще умудрился ударить в одну из самых болезненных точек в чужом сознании. Мадара схватился за виски, бездумно уставившись куда-то сквозь мальчишку, а тот снова повторил свое: — Ты не рад? Мужчина не хотел вспоминать. — Мадара? Ты слышишь меня? Температура поднялась до опасной отметки, а он списал свой жар лишь на усталость. Мадара закрыл глаза, когда комната вокруг него закружилась, и даже голос племянника, становящийся все более далеким, понемногу расплывался в его сознании. Мадара? Минус одна минута до полуночи.