DEFCON

Две минуты до полуночи. В ту ночь ему снился отец. Он видел его в их узкой невадской прихожей, стоящего в полумраке с едва заметной улыбкой на лице и поглаживающего еще совсем юного Мадару по голове. Заботливо. Почти по-родительски. Он плохо помнил этот момент. Возможно это был обычный сон. Возможно воспоминание. Сейчас уже и не скажешь точно, но детали всплывают вполне знакомые. Ребенок смотрит на мужчину, зарывшегося в его черные волосы пальцами, строго и непонимающе. Они о чем-то говорили ранее. О семье, кажется. Мадара тогда был на перепутье подросткового возраста и понемногу начинал интересоваться как работают отношения и роли в их заурядном обществе, а отец заботливо делился собственным опытом, рассказывая о почившей жене. Точно. Энн не стало вот уже как год, кажется. Может быть чуть больше. Тогда отец еще не пользовался Мадарой так нагло и грубо, как в свои последующие игры, однако его прикосновение все больше утрачивали свою сухость и лишенность всякой пошлости. — Лично я никогда не был в восторге от брака. Будь моя воля — просидел бы в холостяках всю жизнь. — честно признался ему Таджима в тот день, а Мадара только фыркнул и сделал шаг назад, дабы уйти от непрошеной ласки. Ни его, ни Изуну к ней не приучили. — А почему ты так не сделал, папа? — спросил он. Взгляд отца вдруг потемнел, словно бы он вспомнил что-то неприятное. — Скажем так. Женитьба на моей милой Энни была необходимым злом. — мужчина вздохнул, прикрыв глаза. На его лице проступили морщины. Тут мало, что можно сказать. Мир жесток и холоден к людям. Одному не выжить, особенно, когда твой любимый родитель наповерку оказывается твоим злейшим врагом, оставляющий тебя без копейки, едва ты начинаешь хоть немного сопротивляться. А вот вдвоем всегда и все легче. Даже страдать. — Ведь она помогла мне наконец избавить себя от общества вашего ужасного деда… Сон прервался также внезапно как и начался. Один рывок, похожий на падение с высоты в пропасть, утянул Мадару в реальность и заставил изогнуться всем телом, в шоке распахнув глаза. Отца в этой непроглядной тьме, что окружила мужчину со всех сторон, не было, хотя Учиха был уверен — осмотрись бы он по сторонам получше, таки обнаружил бы его по-кошачьи блестящие в темноте глаза. Голова ощутимо побаливала. Последствия вчерашней пьянки. Иначе никак. Он выпил в тот день немало, быть может даже больше чем за всю жизнь, отчего желудок бунтующе урчал в такой некстати мертвой тишине. Мужчина поморщился и прикрыл глаза ладонью. Крепче прижался к мирно вздымающейся спине брата и уткнулся носом в его загривок, надеясь насладиться этим чувством немного дольше приличного. Руки обхватили чужую талию, ощущая под собою жар нагретого одеялом тела. Вот так. Как в старые добрые. Только он и младший брат, будто бы братья Сенджу были ночным кошмаром, пропавшим следом за Таджимой с утренним пробуждением. Остается только задремать, слушая чужое тяжелое дыхание. Он и дремал, до тех пор пока за окном не показался свет от проезжающей вдалеке машины и тут же исчез, погрузив комнату обратно во мрак, а Мадара вдруг не вздрогнул, ощутив странный, исходящий от Изуны запах. Такой чуждый. Одновременно пряный, будто от разгоряченного тела, и в тоже время сладковатый. Духи. Но Изуна ведь ими никогда не пользовался... Учиха резко принял сидячее положение, с трудом поборов головную боль, и впился взглядом в лежащий на боку силуэт. Дерьмо. Рука медленно коснулась темных волос и растерла между пальцев пару прядей, чтобы убедиться в правдивости своих абсурдных мыслей. Жаль только они были отнюдь не абсурдны. — Какого черта, Хаширама?! — прошипел он достаточно громко, а затем пнул босой ногой лежащего прямо в спину. Тот сдавленно ойкнул, едва не свалившись с широкой постели и звучно простонал. Его руки тут же впились в собственные волосы у висков, но Хаширама не делал попыток подняться и ответить на удар. — Боже, Мэдди. Не ори ты так, ради всего святого. Башня раскалывается, пиздец… — произнесли с придыханием. Хаширама поджал к себе ноги и шумно выдохнул сквозь плотно сжатые зубы. Мадара лишь недовольно фыркнул и, кривясь от досады и отвращения, присел на самом краю кровати. Глаза понемногу привыкли к темноте и теперь хорошо различали в ней широкую спину Сенджу, прикрывшего уши руками. Мадаре захотелось ударить его вновь от злости, и на сей раз посильнее. Подумать только, он же обнимал этого придурка, спал с ним на одной кровати, свято веря, что это его младший. А сам Изуна где? Мадара был уверен, что засыпал с ним под руку, точно помнил, что даже в паскудно-пьяном состоянии жался к брату, особенно после того как тот без чувств упал на ближайшую оказавшуюся в поле зрения кровать. Да, точно. Мадара помнил как сидел над ним уснувшим и пьяно поглаживал по спине, ощущая себя каменным стражем чужого сна, а Тобирама, уходивший куда-то в другую комнату смотрел на него с холодной насмешкой и любопытством. Но сейчас рядом ни брата, ни Тобирамы. У Мадары заскребло на сердце. Он пихнул Хашираму в плечо, а тот вновь глухо простонал. — Ну, что тебе еще… — Где Изуна? Хаширама вздохнул, нехотя убрав руки от головы, но так и не открыл глаз. Видно та белая дорожка кокаина, которую он снюхивал с Кагами сразу после коньяка была лишней. — Я ебу? — ответ дался Сенджу с титаническим трудом, но Мадару он не устроил. — Я не шучу. Хаширама измученно простонал. — У Кагами поищи. Они вроде потрахаться хотели. — буркнул мужчина, а затем нашарив на полу свалившуюся подушку, прикрыл ею голову. Видимо, разговор был окончен. Мадара раздраженно вздохнул, грузно встал на ноги и пошатываясь, покинул комнату даже не обернувшись на лежачего. Толку от идиота сейчас было мало. — Смотри не помри, святомученик. Еще не за все людские грехи настрадался... — Ой, иди нахуй. — полетело вдогонку. Выключателя в коридоре не оказалось, быть может был прикручен где-то в другом месте, голова Учихи была слишком тяжелой для того чтобы разбираться, посему и поплелся он вдоль стены на ощупь, толком ничего не видя перед собой. Виски будто бы сжимали железными щипцами. Да, пить в таком количестве явно было дерьмовой идеей. Мадара глухо прорычал, на миг задержавшись у открытой комнаты, освещенной голубоватым утренним светом. Фыркнул, сжав волосы на затылке холодными пальцами. Кроме дремлющих Фугаку с Микото там никого не оказалось. — Изу? — хрипло позвал он, но собственный голос, едва выбирающийся из сухого горла, не был громче комариного писка. Мадара остановился у ванной, в щели у пола которой горел свет и прислушался к шуму воды. Он решил принять душ прямо у Сенджу? Или это кто-то другой? Так и не решившись постучать, Учиха спустился по лестнице на первый этаж и резко замер, как только все-таки услышал голос брата, мирно беседующего с кем-то в одной из комнат. — У нас с братом хорошие отношения. Мы всегда друг за друга горой. — похвастался юноша невидимому собеседнику. Его длинная тень тянулась из освещенной кухни прямо в коридор. Дверей у минималистичного дома Сенджу видимо почти не было. — С самого детства. Лукавит. Мадара улыбнулся, осторожно остановившись в коридоре и прислонившись к стене. У него никогда не было привычки следить за приватными разговорами, и уж тем более подглядывать за Изуной, однако вопрос о собеседнике младшего интриговал его и вынуждал не выдавать себя даже громких дыханием. — Забавно. А вы совсем не кажетесь близкими. — раздался и второй, более холодный голос. Мадара едва не заскрипел зубами. Тобирама. Этот убогий психиатришка и сюда влез. — Почему? — рассмеялся Изуна. — Мне показалось, между вами есть какая-то дистанция. Можешь назвать это профессиональной чуйкой. — не сильно слышимый шум шагов оповестил о том, что Тобирама куда-то шел. — Заварить тебе кофе? — Если можно. — Насколько крепкий? — Чтобы хватило для гудящей головы. Тобирама усмехнулся, включив электронный чайник. — Тогда аспирина выпей. Он в аптечке на верхней полке. — произнес мужчина почти ворчливо. — Слева от тебя. Мадара запрокинул голову, беззвучно стукнувшись затылком об стену, и едва не прошипел от боли, эхом отдавшейся в мозжечке. — А вы с Хаширамой? Я бы тоже не сказал, что вы близки. — спросил Изуна в ответ. С чего бы ему таким интересоваться? Они не собирались сближаться с этими Сенджу. Неужели нельзя держать профессиональную дистанцию или вроде того? — Это нормально. У нас разный круг интересов, поэтому мы нашли себе тех, кто им соответствует и не лезем друг к другу в жизнь больше необходимого. — послышался стук чашки о поверхность стола. Кофе был готов. — Ему весело с одними, мне с другими. Если бы мы проводили больше времени вместе - наши разговоры были бы либо руганью либо неловким молчанием. — Все так серьезно? Не бывает грустно, что твоему брату лучше с кем-то другим, чем с тобой? — А с чего бы? — ответил Тобирама в своей сдержанно-надменной манере. — Мы плохо друг друга понимаем. Иногда Хаширама меня и вовсе бесит. — Даже так… Мадара вдруг замер на месте, ощутив какой неприятный посыл для них с Изуной несет в себе эта скромная беседа. Брат затих, отпив немного кофе, и вздохнул. — Кто же тот человек, который тебе ближе чем брат? — поинтересовался он почти игриво, но ответ Тобирамы не потеплел ни на йоту. — Нет таких. Изуна рассмеялся. — А есть шанс таковым стать? — возникла небольшая пауза, однако неловкости в ней не было. С подросткового возраста младший Учиха таки отхватил немного самоуверенности, когда его внешность все-таки стала признаваться за красивую у окружающих, а Тобираме вряд ли было знакомо смущение. Только зачем брат набивается к нему в друзья? Надеется получить и другие роли в дальнейшем? Это глупо и очевидно. — Посмотрим. — к удивлению мужчины голос второго Сенджу едва заметно потеплел, будто бы этот холодный прагматик вдруг решил подыграть неопытной игре его брата. Мадара беззвучно сжал руки в кулаки, с трудом подавив в себе неясную ревность. Посмотрим. Ха. Он собрался делать им одолжение. Это ничтожество и зазнайка собрался делать им одолжение! Мадара покраснел и сердито зыркнул в сторону лестницы. Больше подслушивать чужие разговоры не хотелось. А Изуна снова совсем неслышно рассмеялся, доверительно пообещав Сенджу постараться. Смех, звонкий и ясный. Издевательско-надменный. Мужчине показалось, что он был адресован именно ему. Он не застал Хашираму, когда вернулся в, видимо, его спальню, однако найти его не составило труда. Мадара оглядел смятую кровать и открытые стеклянные двери, выходящие на каменную дорожку, плавно ведущую к бассейну. — Подвинься. — церемониться с Сенджу решительно не хотелось. Мадара сел неподалеку от сжавшего голову пальцами Хаширамы, но свешивать ноги в воду как он не стал. Видок у Сенджу, конечно, оставлял желать лучшего, благо мужчина не видел чужого лица — настолько низко выпивоха опустил голову, едва не касаясь ею коленей. — М-м-м. — промычали в ответ. Хаширама нехотя открыл глаза с трудом узнав в причине его новой головной боли старого знакомого. — Что? Так хуево? — А сам как думаешь? — проворчал он, а затем вдруг улегся на спину прямо на бортике бассеина и измученно закрыл глаза. — Ебаный пиздец, больше ни рюмки в рот не возьму. Конечно. Мадара ничего не знал о Хашираме, но почему-то даже ему такие искренние уверения и обещания показались до смеха натянутыми. Впрочем, ощущающий себя как дерьмо Хаширама даже был по своему приятен, ведь не опускался ни до фамильярностей, ни до идиотских подкатов. Такой серьезный. Будто бы стал взрослее на пару лет, а всего то и нужно была ужасная мигрень и ломота во всем теле. Мадара усмехнулся, посмотрев на ровную гладь округлого бассейна. Все еще не исчезнувшая луна на светлеющем небе дрожала на его дне крохотным фонариком. — Изуна, видать, таки нашел общий язык с твоим братом. — начал он издалека, сам не зная, что именно хочет прояснить. Хаширама хмыкнул, зажмурив глаза от очередной навалившейся на его многострадальную голову боли. — Сомневаюсь. К Тоби еще никому не удавалось подобраться. — произнес он, прочистив горло. — Людей не любит. Мадара понимающе кивнул. Это утешало. — Почему? Хаширама пожал плечами. — Да с ебанцой он небольшой. Мне-то это жить не мешает, а вот всем бедняжкам, которые пытались строить с ним отношения — пожалуй. — тихо рассмеялся он, криво улыбнувшись. — Значит к Изуне он клинья подбивать не будет? — С чего такой интерес? За братика волнуешься? — не дождавшись ответа, Хаширама продолжил. — Это правильно. Изуна не тянет на хорошего друга для Тобирамы. Не обессудь. Чего уж там. Мадара вдруг подумал, что Изуна в принципе никогда не был хорошим другом хоть для кого-то. Только младшим братом. Кажется, в обугленном мозге Учихи юноша ограничивался лишь этой ролью. — То бишь переживать мне не стоит? — Если Изуна умеет держать язык за зубами... блять... как же болит то все. А вот это настораживало. — В каком смысле? Хаширама потер веки дрожащими пальцами и сглотнул, устало посмотрев на яснеющее небо. Без вечной уродливой американской улыбки на его смуглом лице - мужчина тянул на умудренного жизнью шиноби. — Ну... он иногда любит покопаться в чужом грязном белье. — скривился Сенджу. —  Психиатр же, все такое. Но вы с Изуной ему душу не изливайте - Тобирама такую хуйню любит, но... обычно подобное дерьмово кончается. — еще один тяжелый вздох. — Если будут с головой проблемы - сходи к психологу. Не к нему. Ни в коем случае, не к нему. — Я не хожу к мозгоправам. — буркнул Мадара. — Это образное выражение, приятель. Ты меня понял. — Пожалуй. — мужчина мрачно улыбнулся. Значит этот Сенджу тоже с придурью, хотя и без диагноза. Хорошо. Может быть он оттолкнет Изуну раньше, чем родится повод воспринимать его всерьез. Стоило перевести тему. — Так… когда у нас съемки? И прочее? — А ты куда-то спешишь? — рассмеялся Хаширама, тут же охнув от боли. — У нас почти год впереди, Мэдди. Успеем. — Я спешу получить хоть какие-то деньги с них. — прервал его Учиха. — Если у нас с Изуной нет времени на работу, то и платить за жилье мы не сможем. Хаширама раздраженно махнул рукой. — Расслабься. Можете поселиться здесь на какое-то время, если хотите. Тобирама как раз сваливает жить поближе к Малибу. Так что против не будет. Ну нет. Это совсем хамство. — И висеть на вашей шее? На кого я по твоему похож? На жиголо? — Мадара жестко протер лицо ладонями. Ужасно не хватало сна. — Ты на меня работаешь, Мэдди. Это просто необходимое зло до полноценных съемок. Уймись. Учиха вздохнул и медленно лег на спину, словно бы копируя Хашираму. Закрыл глаза. Как же мерзко было признавать правоту этого укурыша, но в каком то смысле он и правда говорил толковые вещи. — Но только если на время. — Забились. - смешок. Брюнет повернул к нему голову. — Поверь мне, когда наша затея выгорит — вы оба сможете позволить себе дом не меньше нашего. Мадара прыснул. Ну-ну. Какое-то время они лежали у бассейна в полной тишине, слушая лишь шум проезжающих вдалеке машин и индустрии огромного города. До ушей вместе с теплым ветром доносилась слабая музыка. — Эй, наркоша. — М? — Хочешь аспирин? — вдруг спросил он, не открывая глаз. Хаширама в немом изумлении распахнул глаза. — Не отказался бы. — протянул он, вдруг расплывшись в вальяжной улыбке. — Он в аптечке на… — На верхней полке слева. — Мадара усмехнулся, ощутив как лицо греет понемногу встающее из-за горизонта солнце. — Я понял… Понял. Но почему ты умер, Хаширама? Почему это произошло? Мадара широко открыл рот, силясь вздохнуть ставший раскаленным воздух полной грудью, но смог сделать только полувыдох-полувздох и тут же обессиленно откинуть голову на подушку. Его вытаращенные в немом шоке глаза бездумно сверлили лицо испуганного племянника, но сил говорить и рассеивать чужую панику не было. Их не было ни на что. Мадара закашлялся и мелкие капли крови из его десен оросили губы и подбородок. Кровь также пропитала разошедшуюся рану на его боку и пачкала скомканное в ногах одеяло. Мадаре было слишком жарко, чтобы накрываться им. С него буквально сходило семь потов, отчего на горле и рукавах серой майки появились заметные темные круги. Сердце стучало как бешеное, а он не мог унять слишком частого дыхания. Господи. Он умирает. Никто не говорил, что это будет настолько мучительно и... Страшно. — Что мне делать? — испуганно спросил его Обито, усевшийся перед диваном на колени. Мадара, с трудом сумевший добраться до зала рухнул на него где-то час назад, и все это время пребывал в тяжелом бреду. У мальчика были небольшие познания в медицине, но кажется дядю всерьез лихорадило. Обито снова коснулся его лба, но с того времени ничего не изменилось и он по прежнему был горячим и мокрым. Мадара что-то промычал. Его руки, вцепившиеся в собственную майку, тряслись как при треморе. — Брось его. Пусть подыхает. — холодно шепнул Изуна подростку. — Код мы почти узнали, остальные цифры угадать не составит труда. — Правда? — хихикнул Тоби по его другое плечо. — Думаешь все так просто? Неужели малышка Обито так и не поняла, что в ее случае ничего и никогда не бывает простым. Оба были по своему правы. Обито всхлипнул, осторожно поднявшись на ноги. Рука инстинктивно легла на впалый живот. Мадара немного учил ему тому, как обращаться с аптечкой и перевязывать раны, но подросток сильно сомневался, что в случае облучения его худые познания могут помочь. — Ты не можешь умереть. — сбивчивый шепот. Обито все еще пребывал в полубреду и ощущал внутри себя странный подъем, мешающий ему мыслить хоть немного более трезво. — Ублюдок, слышишь меня? Ты оставишь ребенка без отца. Изуна склонившийся над братом раздраженно смахнул челку, упавшую на лоб. — Пусть дохнет. Врагу не пожелаешь такого папашу. — прошипел он. — Мы справимся без него. Сами ее воспитаем. Да… думаю, это будет девочка. Обито улыбнулся, прикрыв глаза. На миг его охватила радость, тут же сменившаяся тревогой, когда тело Мадары, искаженное судорогой, снова затряслось. Мужчина резко открыл глаза снова, уставившись на подростка с ужасом. А малец вдруг испуганно отступил. Мадара смотрел на него какое-то время, прежде чем измученно закрыл глаза снова, провалившись в небытие, и взгляд его был настолько пробирающий до мурашек, что Обито вдруг показалось — он увидел в нем все самое жуткое, сидевшее внутри дяди долгое время. Трещину на красивом зеркале. Чертовски глубокую трещину. Но ведь он умирал. Обито ничего не стоило просто добить его, если бы он знал пароль полностью. Верно? Мальчик осторожно подошел к тяжело и громко дышащему дяде и приподнял смятое одеяло, откинув его в сторону, чтобы увидеть очевидное — рана снова открылась и безобразно кровоточила. Мадара стремительно терял кровь, и простое перевязывание не могло ее остановить. Сколько он так протянет? Час, два? Вчера он также потерял слишком много. С учетом лихорадки шансов выжить у него было немного. Рука медленно потянулась к ране, слегка коснувшись ее края пальцами. Мадара громко зашипел, резко дернувшись. Он давно не принимал обезболивающие. Должно быть, боль была адской. Не то, чтобы он ее не заслужил… — Господи... Обито замер, вслушиваясь в его слабый напуганный голос. Удивительно. Мадара Учиха не хочет умирать. Мужчине понадобилось пять минут, чтобы сфокусировать более менее осмысленный взгляд на юноше над ним. Его губы мелко подрагивали. — Оби-то… — с трудом выговорил он чужое имя. Так панически и натужно. Мальчик склонился над ним со страхом на лице. — Зашить… — Что? — Ее нужно за… — мужчина снова закашлялся и брызги крови на его деснах попали на бледное лицо мальчишки, в панике отшатнувшегося назад. Мадара обессиленно закрыл глаза, в то время как Обито судорожно вытирал лицо рукавами старой мастерки. Противно. И больно. Ниже поясницы все еще тянуло неприятной резью, однако на фоне его первого изнасилования она была почти незаметной. Подумать только. А ведь он не мылся с того момента, как родственник лишился чувств впервые. Юноша смахнул свои черные пряди со лба, с опаской приблизившись к дяде, но тот снова впал в беспамятство, оставляя его наедине с собственными страхами. И тяжелыми скверными мыслями. Зашить? Обито должен был зашить рану? Боже, он даже пуговицу к ткани пришить не способен, а тут дядя предлагает ему сшивать кожу! Нет, он не станет делать подобное. Не сможет. — И не надо. — согласился с ним Изуна. — Пусть подонок мучается. Мадара снова дернулся, ощутив как падает куда-то в бездну собственного бреда. Резко открыл глаза, когда теплый южный ветер ударил ему в лицо. Боже, как жарко. Калифорнийская температура всегда до сумасшедшего высока. Мадара прикрыл глаза рукой, морщась от яркого солнца. Осторожно перевел взгляд на довольного брата, рассматривающего Лос-Анджелес из белого кабриолета Хаширамы и невольно улыбнулся, хотя и не разделял его восторг от поездки. Они ехали где-то минут тридцать, почти по безлюдной дороге, посему удалось рассмотреть и огромные белые буквы на голливудских холмах, и многочисленные сады у Санта-Моники, и в конце концов, такой желанный для Изуны пляж в районе Малибу. Мадаре стоило устыдиться. Он так и не отвел брата на их главный пляж, хотя обещал целый год, когда как Хашираме на это потребовалось всего тридцать минут. Деньги дают очень много свободного времени. Времени, которого у Учих до сей поры не было. Одно эгоистичное желание его брата — и они на месте. Стоят у каменных камней, разглядывая белоснежный пляж со стороны песчаного холма, пока тихий океан встречает их шумом волн. — Взгляни на это! — восторженно кричит Изуна и в восторге расставляет руки, словно бы обнимая теплый ветер, треплющий его светлую рубашку. — И ты будешь здесь жить? — Не здесь. — сдержанно отвечает Тобирама неподалеку. — Ближе к Тихоокеанскому побережью. Там как раз продают отличные дома почти у самого пляжа. — Скажешь точный адрес или боишься, что в гостях зачастим? — лукавая усмешка. Хаширама смеется следом, хлопая хмурого Мадару по плечу. — О, это ты зря сказал, Изу. Он ведь и фальшивый дать может! Проснись. Они еще не закончили с мальчишкой. В глазах Хаширамы снисхождение. Для него счастье Изуны — просто небольшая прихоть, которую легко исполнить одним движением руки. Он не борется за него, как Мадара, ничем не жертвует и ничего не отдает. И все же для Изуны именно он кажется куда более щедрым благодетелем, чем его родной брат, и с этим ничего не поделаешь. Маленький Изу всегда был падким на чужое покровительство, особенно если оно имело хороший кошелек. Мадара надеется, что когда-нибудь заработает в этом проклятом городе достаточно, чтобы он обратил на него внимание снова. Чтобы хоть раз углядел перспективу и в нем. Вопрос бы так и повис в воздухе, но Тобирама вдруг оценивающе оглядывает наслаждающегося солнцем Изуну, а после бросает взгляд и на Мадару, тут же спешащего отвернуться от брата. На его губах появляется неясная улыбка. — Один, девять, девять, пятьдесят… — Тихоокеанское побережье. Проще всего найти… пляж Биг Рок* и дальше по береговой линии… — прохрипел Мадара, улыбнувшись. Его взгляд, обращенный на Обито понемногу прояснился. — Думаешь... как от меня избавиться, а? Малец? Какая мерзость. Он смеет издеваться даже на смертном одре. Обито опустил голову. Конечно. Конечно выродок думал о том, как бы поскорее накрыть его лицо подушкой и добить. Ответ напрашивался сам собой, быть может так оно и было бы, не имейся у его дяди последний туз в рукаве. — Здесь… уже были люди до тебя… — прошептал мужчина, с большим трудом заставляя себя не отключиться. Нужно было донести все ясно и четко. — И они сидели… тут куда дольше. Кхм. Чем ты. Обито нахмурился, присев на колени у самого дивана. Пальцы схватились за мокрую от пота обивку. К чему он клонит? Почему так откровенен? — Они тоже пытались сбежать. Пароли подбирали. Искали комби-нац-иию. Вот только есть одна загвоздка. — Мадара прикрыл глаза, оскалившись. Его грудь ходила ходуном. — Из-за… которой и не выбрались. Он не хочет умирать. Он не сделал еще то, о чем его просила Энн. Боже, она ведь прикончит его на том свете. Когда узнает, что мужчина сделал с ее родным сыном... Впрочем, у них нет шансов встретиться, Мадара попадет в ад за все что совершил. — Какая? — тихо спросил мальчик. — О, тебе интере-е-есно? — Учиха, вытер пот со лба трясущейся рукой. Каждое его слово сопровождалось громким дыханием. — Видишь ли… Обито. После того как я подохну. На подбор пароля у тебя… будет только две попытки. После которых он полностью… скажем так, сбросится. И вводить нужно будет уже совсем иную комбинацию… Держись. Не смей терять сознание сейчас. Все в порядке! Тебе уже получше. Пять минут назад было намного дерьмовее и это состояние скоро вернется. У Обито похолодело на душе. В голове разом стало пусто, будто бы его ударили по затылку чем-то тяжелым. Понимание пришло быстро. Нет. Нет! Они не так договаривались! Он обещал, что даст племяннику пароль и возможность уйти. Этот сукин сын снова его обманул! — Ты… кусок дерьма… — в глазах юноши промелькнула тень сумасшедшей злости. — Так что, малыш… Если ты не особо везучий, то на эти две попытки я бы не рассчитывал. — рассмеялся Мадара почти безумно. — Понял уже? Если умру я — умрешь и ты. Не... сразу правда. Позже. Умрет самой ужасной смертью из любых возможных — от медленного и мучительного голода. Прелесть, правда? Но это еще полбеды. Еще лучший исход, ведь он предполагает, что мальчишка проживет еще пару лет, а то и больше. А может быть удача снова подведет его и что-то выйдет из строя в бункере куда раньше, и убьет нерадивого идиота, не способного совладать с ним, в течении пары минут. Или еще интереснее. Вот будет потеха если накроется что-то в электрике, и бедному мальчику придется сидеть в полном мраке все отведенные ему годы, тщетно надеясь, что его, замурованного в железном гробу, хоть кто-то найдет. Ха. Такие мысли приводили Мадару в восторг, но он не мог сказать почему. Его боль разбавляло хоть какое-то веселье, прикрывающее обреченность их обоих. Обито едва не набросился на дядю, резко встав на ноги. Ублюдка хотелось задушить, но остатки рассудка все еще держали его в рамках. — Ты не выживешь, Мадара. Просто дай мне уйти. — закричал он, вдруг схватив его за плечи и встряхнув. Мужчина бессильно закашлялся. — Слышишь?! Дай мне уйти! Но Мадара уже не слышал. Его горячая ладонь с трудом коснулась чужой щеки. Их глаза встретились. — Рану придется зашить, малыш. В аптечке есть… хирургические нитки. Иглу сначала проде… блять, ты понял. — не смог выговорить он и усмехнулся, когда мальчишка в усталой злобе отпустил его. — Советую поторопиться. У меня осталось мало времени. А значит у тебя тоже, малыш Обито. Обито в ярости сорвал с него одеяло, бросив то на пол. Хотелось разгромить весь ненавистный ему бункер просто от мысли, что дядя готов похоронить его вместе с собой. Долбанная мразь. Не щадит ни его, ни их бедного ребенка. Скорее убьет их всех, чем даст хотя бы маленькую надежду на спасение. Нет, Обито не может умереть такой смертью. Тогда он будет ответственен не только за свою смерть, но и за смерть еще нерожденной девочки. Учиха зарычал, резко нагнувшись над чужим лицом. Его рука уперлась в испачканную ими обивку дивана совсем рядом с головой Мадары. В его лицо хотелось плюнуть, но вместо этого малец прошипел почти в самые губы родственника. — Думай как назовешь нашу дочь, сучья ты падаль. — Мадара изумленно прищурился, но реальность уже ускользала из его сознания. — Один, девять, девять, пятьдесят. Тихоокеанское побережье. Это заставило мужчину провалиться в новые запутанные воспоминания. В те, что казались хотя бы немного счастливыми в его мрачной и болезненной жизни, повязанной лишь на том, как состояние Мадары ухудшалось с каждым годом. А ведь когда-то все было иначе. Может быть даже это «иначе» могло спасти его от всего, через что он прошел. Счастливая улыбка Изуны, появившаяся когда они смогли снять первую сцену с его участием почти с первого дубля, а Хаширама громко заявил, что у его нового актера талант. И правда. Стеснение Изуны присущее ему пропало как только Фугаку включил камеру, а Хаширама произнес заветное «Мотор!», словно бы они были в каком-то клишированном фильме о голливуде. Впрочем, для Изуны так оно и правда было. — Я справился? — Изуна восторженно прижал руки к груди, глядя на старшего Сенджу почти с обожанием. Мужчина подмигнул ему, вдруг обернувшись к брату. — Что скажешь Тобирама? Все отлично? — поинтересовался он мнением брата, на что тот сухо кивнул. — Да, хорошие эмоции. — сказал второй Сенджу, разглядывая изображение на маленьком экранчике увесистой кинокамеры. Мадара вдруг подумал, что Тобирама выглядит очень органично в окружении всего этого черного и громоздского оборудования, увешанного проводами. Словно бы он тоже не более чем робот, записывающий и анализирующий живых людей. Мадаре было не место среди нормальных по вполне понятным причинам. Однако Тобирама тоже выглядел на их фоне чужим, хотя дело было в его собственном нежелании хоть немного влиться в мало мальское общество. — Это будет пятой минутой фильма. Для открывающей сцены она слишком сумбурная. — Из-за меня? — смущенно спросил его Изуна. — Нет, Изу. Просто монтаж требует более плавной последовательности. — Хаширама поспешил его утешить, приобняв за плечи. — С тобой все идеально, звездочка моя. Мадара, проторчавший все съемки с Фугаку у дополнительной камеры, облегченно вздохнул. Мужчина, вдруг решивший между делом поддержать разговор, в то время как его девушке пришлось взять на себя все бремя операторства изрядно его утомил. Фугаку оказался любителем болтовни, даже если лилась она в одну сторону, потому что молчаливый Учиха предпочитал усердно игнорировать его. Тому впрочем, неохотные короткие ответы Мадары не мешали, посему диалог их больше напоминал чью-то одинокую речь, в которой мужчина узнал от Фугаку и как они с Микото познакомились, и как стали встречаться, как нашли Хашираму и прочее. Ненужная информация. Мадара мог бы обойтись без удивительного рассказа о том, как Фугаку прикрыл задницу своему однокласснику Хашираме, когда тот надрался прямо на школьном экзамене, на пару минут заглянув в туалет с заботливо спрятанной бутылкой Джима. — Что будем снимать следующим? — улыбнулся Изуна, возникнув перед Хаширамой с руками за спиной. Словно бы был прилежным школьником, выпытывающим у учителя домашнее задание. Хаширама рассмеялся и потрепал его по плечу. Как же он любил прикасаться к другим. Ну почему это нужно было делать именно с его братом?! — Остынь ковбой. Следующая сцена должна происходить только вечером, так что у нас несколько часов перерыва. — мужчина стянул солнечные очки на нос, махнув молчавшему Тобираме. — Ну, что по стаканчику за первую сцену Изуны? — Хаширама. — настороженно произнес его брат. — Просто шутка! Тобирама тяжело вздохнул, бросив взгляд на скрестившего руки Мадару и нехотя поднялся с места, хлопнув по камере. — И чем обычно занимаются на перерывах-то? — не менее ворчливо спросил его Мадара и едва не заскрипел зубами, когда тот закатил глаза. — Ты — что хочешь можешь делать. А Изуне я бы посоветовал съездить к Кагами и… познакомиться поближе. Он уже должен был закончить все свои дела. В конце концов общая сцена вам предстоит уже на этой неделе. — На этой неделе? — испуганно ойкнул Изуна. — Общая сцена? — поморщился Мадара следом. — И каким образом ты предлагаешь им знакомиться поближе, ты… Но слово «Ублюдок» потонуло в тишине, когда брат бросил на него почти умоляющий взгляд. Черт. Хаширама вдруг хихикнул, едва на лице его младшего появилось всемирное отчаянье, словно бы оба Учихи сказали что-то до удручения тупое. — Я не собираюсь озвучивать сценарий по несколько раз, потому что ты не соизволил с ним нормально ознакомиться. — указал он пальцем на Изуну. — Изучи наконец план съемок, который я тебе выдал и не задавай тупых вопросов. Заодно и реплики будешь вовремя повторять. Ну а ты.. — в этот раз очередь дошла до Мадары. — Прочти уже сценарий и не цепляйся к моим словам. Это раздражает. Особенно когда это делает человек с заранее более низким интеллектом. — Это ты кого сейчас тупым назвал! Микото прыснула от смеха, ударив Фугаку по плечу, отчего чужие слова стали еще более оскорбительными. Мадара хотел было добавить что-то еще, но к его возмущению Хаширама, вдруг оказавшийся сзади, приобнял его за шею так, словно бы собрался свернуть ее одной рукой. — Ну все, все. Не горячись, Тоби. Все все поняли. Да, Мэдди? — Я нихрена не понял! Хаширама только ткнул его в бок, вдруг потянув за собой. — Изу значит отправляется к Кагами, а я тогда возьму Мэдди на оздоровительную прогулку так сказать… — засмеялся он, взмахнув рукой. Ну, нет. Мадара был решительно против бросать брата ради того, чтобы провести с этим невыносимым идиотом даже час, но, видать, не только кретин Сенджу, но и сам Изуна, посмеявшийся над его неудачей, уже решили все за него. Хаширама вдруг сбивчиво шепнул ему на ухо, — Пожалуйста, подыграй. Одного он меня не отпустит. — Даже не вздумай залиться в каком-нибудь баре, Хаширама! — предупредил его брат. Фугаку не смог сдержать смеха. — Пристегни его к себе наручниками пока не поздно. По роже вижу, что напьется. — Фугаку! — Что? Отделаться от Тобирамы им пожалуй помогло только чудо — едва ли он всерьез верил, что Мадара способен быть хоть мало мальским препятствием на пути брата к алкоголю, но по итогу скрипя зубами все же его отпустил. А у самого Мадары был небольшой выбор. Фугаку согласился отвести Изуну в их новый дом, а оставаться наедине с Тобирамой Учихе хотелось меньше всего. Мадара помнил как ворчливо оттолкнул от себя полезшего к нему с поцелуем брюнета, а тот расплылся в благодарностях и завел машину, свято уверяя мужчину в том, что они возьмут только по бутылке виски и на этом закончат. — Ты взял меня только, чтобы Тобирама тебя отпустил? — недовольно произнес Мадара, пристегнув ремень безопасности. Хаширама попытался коснуться его колена, но его руку грубо отпихнули. И что на него нашло? Настолько благодарен за возможность надраться, что готов потрахаться за это? Мадара угрюмо убрал прядь волос со лба, заправив ее за ухо. — Мэдди, детка. Конечно нет. Еще для того, чтобы ты составил мне компанию. Пить одному то — алкоголизм. Мадаре оставалось лишь устало покачать головой. Черт с ним. Только выпивка за его счет и не иначе. — Ты уверен, что протрезвеешь к вечеру? — У меня слишком большой стаж в этом деле, чтобы я не умел рассчитывать риски, расслабься. — подмигнули ему. Мадара отвел взгляд, разглядывая мелькающие за окном пальмы, а Хаширама оказался достаточно прозорлив, чтобы разглядеть на его лице тревогу. Он вдруг положил свою смуглую руку на спинку чужого сидения, будто бы приобнимая собеседника и доверительно усмехнулся. — О Изуне волнуешься? Не стоит. Кагами — лапочка, которая и мухи не обидит, уж поверь. Да и Изу он нравится, как я посмотрю. — Смотрю, даже слишком. — вырвалось у Мадары, и мужчина смутился. Ха. Его брату все нравятся, если подумать, все кроме него. И откуда в нем столько ревности? Мадара не помнил, чтобы хоть раз ощущал такую неприязнь к окружению брата в детстве, но если подумать, у Изуны не было никого кроме него. Никого ближе, а сейчас на это претендует столько людей, и он совсем не против заменить Мадару на кого-то другого. Это видится таким... несправедливым. Может эта ужасная ревность всегда жила в Учихе? И что же с ней делать, если каждый раз, когда брат уделяет внимание кому-то кроме него, внутри Мадары будто бы возмущается чувство собственничества? — Любвеобильный мальчик, — кивнул Хаширама, поворачивая машину в сторону южного Лос-Анджелеса. Палмдейл они успешно покинули. — Он вообще по кому? По парням или девочкам? Мадара нахмурился, на миг задумавшись. У них с Изуной никогда не было связей ни с теми, ни другими. Романтичные отношения казались чем-то диким на фоне происходящего в их семье, не удивительно, что единственной женской фигурой в их жизни до сих пор оставалась почившая мать, но тогда как он может ответить на этот вопрос? Отец навязывал им свои извращения насильно, это нельзя назвать чем-то естественным. Но если этого бы не было — стали ли они вообще допускать мысли о связях с мужчинами? Мадара уж молчит об инцесте. — Понятия не имею. Может по всем сразу. — пожал он плечами. Не хотел отвечать на следующий вопрос, но он все равно слетел с чужих губ. — Да… Изу походит на того, кто не прочь уломать в постель и девочку и мальчика, если не обоих сразу. — шутливо сказал Хаширама, но едва заметил на себе свирепый взгляд, поспешил сменить тему. — А ты сам, Мэдди? Небось убежденный натурал? — Убежденный натурал, потому что не дал тебе отсосать? — издевательски протянул Мадара, скрестив руки на груди. Его черные пряди плавно развивались от теплого воздуха. — Тебя удивит если я скажу, что никогда не трахал женщин? Хаширама рассмеялся, медленно надавив на тормоз. Светофор на Кенмор Авеню показывал красный. — Потому что не давали или потому что не хочешь? Мадара пожал плечами и брюнет удивленно присвистнул, надев солнцезащитные очки. К полудню солнце стало беспощадным. — Ну мой тогда совет. Подцепи какую-нибудь красотку, да попробуй. — сказал он, нажав на газ, когда загорелся зеленый. — С противоположным полом лучше, чем со своим. Уверяю. Там особая магия. — Так выходит ты по девочкам? — повторил чужую фразу Мадара, посмотрев на мужчину с интересом. — Скорее да, чем нет. — А чего ж лез ко мне, когда познакомились? Хаширама усмехнулся, бросив на него почти томный взгляд из-под очков. — Скажем так, Мэдди. Черноволосые красавчики с темными глазами — слабость перед которой меркнет даже моя любовь к леди. Мадара с трудом подавил странный пробравший его смех, и вдруг ощутил сковавшую его неловкость. — Считаешь меня красивым? — спросил он тихо, на что Хаширама в очередной раз хлопнул его по плечу. — Конечно, приятель. Тебе это кто угодно скажет. — ответил Сенджу. — В спортзал походить бы тебе — и вообще бомба будешь. Ухмылка. Хаширама был последним от кого хотелось слышать подобное, но даже его слова были по своему приятны. Мадара не помнил, чтобы хоть кто-то в его жизни делал ему искренние комплименты. — Спасибо. Хаширама удивленно вскинул брови, но от дороги взгляда не отвел. — Смотрю — вниманием наш бедный Мэдди сильно обделен. — константировал он очевидный факт. — Ничего. Совсем скоро это изменится… Совсем скоро. Мадара громко всхлипнул. На закрытые глаза легло мокрое полотенце — видимо, Обито наконец пришел в себя достаточно, чтобы заняться его раной и не разводить сопли на пустом месте. Что же, он мог лишь похвалить чужую собранность, хотя и силы на разговоры давным давно иссякли. Мадара пребывал в полубреду, болтаясь между светлыми воспоминаниями и давящей реальностью с кровью во рту, искусственной тьмой, жаром и тревожным дыханием неподалеку. Впрочем, если Обито и орудовал над ним, его присутствие почти не ощущалось из-за ставшего невыносимым гудения бункера. Мадара был готов поклясться, что его слух обострился настолько, что он мог слышать даже биение воздуха об стенки вентиляции над их головами. Что-то над ухом грохочет так громко, что ударяет по барабанным перепонкам. Мадара не в силах сообразить, чем же занят его племянник. Он потерял последнюю связь с реальностью как раз тогда, когда Обито облил его рану водой из маленькой бутылки, отбросив ее в сторону. Он не знал, стоило ли искать для Мадары какие-то обезболивающие, когда тот так часто лишался чувств, но остальное было готово: рядом с его голыми коленями лежали хирургические нитки, большая игла, бинты и старая майка. К тому же Обито нашел в аптечке пинцет, на случай, если пальцы будут дрожать слишком сильно. Мальчик опустил голову, несколько раз моргнув. Теперь оставалось лишь решиться на то, чтобы ковыряться иглой в чужой плоти и все будет хорошо. Пальцы ненароком надавили на потемневший синяк на бедре и боль немного отрезвила. Помогла унять частое дыхание и младенческий плач в голове. Все хорошо, милая. Все будет хорошо. Папа рядом. — Ладно… У него мало времени. Рана продолжала истекать кровью. Зияла угловатым рубцом на боку как будто бы Мадаре неудачно вырезали аппендицит. Обито вдруг подумал, что своей шероховатостью и формой она напоминало млечный путь, так хорошо видный на небе летними вечерами в Неваде. Трясущуюся рука взяла нитку, но вдеть ее в крупное ушко иглы получилось только с третьего раза. Мальчик осторожно завязал небольшой узелок на конце нитки и обрезал ее. Стоит надеяться, этого хватит. Но что теперь? — Он просил продезинфицировать ее, — вдруг напомнил ему Зецу, и юноша согласно кивнул. Да. Точно. Спирт должен быть где-то недалеко. За ним пришлось идти на кухню, однако одинокая баночка на верхней тумбе нашлась быстро. Обито налил прозрачную жидкость в стакан и бросил нить с иглой туда. Стоило найти резиновые перчатки, чтобы не рисковать занести заразу, но те, что лежали у мойки казались такими грязными, что малец не рискнул их трогать. Он молча достал иглу из стакана, осторожно положив его на заготовленную майку, и вылил остатки спирта на свои руки. — Он дурит нас, Обито. — Изуна сказал ему это, едва мальчик зашел обратно в зал. Брат Мадары встал прямо напротив его маленькой операционной у дивана и уперил руки в бока. — Все эти его слова про комбинации и прочую ересь — только от желания спастись. — А если нет? — встрял Тоби, рядом с мальчишкой. — Его слова имеют смысл. Что если наше недоверие убьет Обито? Кто в этом будет виноват? Ты, маленькая шлюшка? — А если, черт возьми, да. Если ублюдок выживет — что помешает ему сменить пароль и пытать нас снова?! — вскричал парень, посмотрев на юношу почти умоляюще. — Малышка, послушай меня. Ты можешь справиться сама. Без этого ублюдка. Я помогу тебе. Поверь. Даже если мразь не врет — мы выберемся без него. Но Обито так не думал. За эти дни он слишком хорошо понял, что бункер опасен, особенно когда остается без Мадары. Мальчик ненавидит его всей душой. Это правда. Но он также боится остаться в этом месте один, потому что знает — оно сожрет его и не подавится. Быть может тогда, когда его хозяин испустит последний вздох. Обито прошел мимо них, ничего не сказав. Опустился рядом с Мадарой и вдруг болезненно ахнул, едва желудок пробрало резким тянущим спазмом. Что это? Ребенок? С ним… все в порядке? Мальчик испуганно обнял живот, крепко сжимая в пальцах иглу. Внутри все неприятно бурлило, словно бы от чужой крови, недавно лившейся ему в пищевод, мальца банально стало пучить. Он с трудом сглотнул, отведя взгляд от раны. Должно быть просто стресс или вроде того. Ничего, они справятся. Только бы не начало тошнить. Подросток сжал губы в тонкую полоску, и подсел поближе к дивану. Живот Мадары медленно вздымался. Его дыхание было медленным и спокойным. Значит снова потерял сознание. Рана равномерно кровоточила, пропитывая темными пятнами синеватую обивку. — Думаю, лучше начать с края… Зецу прав. Лучше, наверное, так. Обито не медик — все его знания зиждутся на старых фильмах и давно забытых уроках безопасности в школе, ставшие на удивление частым явлением в его двенадцать. Быть может не без причины, если смотреть на произошедшее дальше, но Мадаре этого мало. Мальчик прикусил губу, нагнувшись над раной. Синеватого света было недостаточно, чтобы как следует видеть свою же работу, но возиться с переходниками и лампой — значит тратить и без того малое время. Хорошо. Вперед. Игла зависла над самым оптимальным по виду участком кожи — в месте, где ранение сходилось в немного порванный уголок. Он начнет из угла, будет делать небольшие узелки и стягивать края кожи. Должно получиться. Боже. — Я... не могу. Нет ничего не выйдет. Это... — Обито. - Зецу посмотрел на него строго. — У тебя нет выбора. Мальчик затряс головой. — Я только все испорчу. Меня тошнит. Нет, я не могу... Пожалуйста, пусть это все просто закончится. — Замолчи. - прикрикнул Тоби. — Возьми себя в руки и начни делать хоть что-то. Сейчас твое нытье тут лишнее. Отключи чувства и просто делай. Юноша всхлипнул, медленно кивнув. Ладно... Ладно. Он дал себе передышку в пять минут. В последний раз собрался с мыслями и решился. Игла вошла в кожу без проблем. Мальчик, немного трясущимися руками вытащил ее со внутренней стороны раны там, где порез расходился, и попытался вогнать с другой стороны, но уверенность покинула его как только кровь брызнула на пальцы, едва он неудачно надавил. Черт. Черт. Слишком мокро. Он не сможет зашить рану, если его руки будут в крови. Обито схватился за старую майку, лежащую на его коленях и осторожно пропитал ими края раны. Мадара издал низкое мычание и слегка дернулся, но так и не очнулся. Может все давным давно было кончено. Может он уже и не очнется? Мальчик откинул от себя эти мысли и вытерев руки, снова попытался вогнать иглу в кожу. В этот раз получилось. Нить натянулась. Один стежок есть. Проглотив подступающую к горлу тошноту, он пропитал края раны тканью, и надавил иглой уже поближе к середине пореза. Мадара дернулся, отчего пришлось удержать его на месте. Так. Осторожно. Пальцы медленно вдели иглу вовнутрь, еще одна кровоточащая маленькая дырка — новый стежок. Пауза. Пришлось отвернуть голову и громко прокашляться. Рвотные рефлекс сдавил горло, но через пару минут утих. Попытка. Край раны понемногу стягивался. Обито тяжело вздохнул. Окровавленной рукой вытер вспотевший лоб и убрал выбившиеся из челки пряди. Нужно продолжать. Еще один стежок. Середина. Здесь нужно стянуть идеально, или все будет напрасным. Обито выжал окровавленную майку прямо на свои колени и вогнал иглу посредине кровавого «млечного пути.» Здесь кровоточило больше всего. Пальцы брезгливо оттянули край раны там, где кожа отошла от плоти, и Мадара резко вскрикнул, едва не вынудив мальчишку всадить иглу прямо в его рану. — Энн… — пальцы мужчины сжались на обивке дивана. Малец замер, обернувшись на его голос. Мама? На лице дяди лежало мокрое полотенце, поэтому нельзя было понять — в сознании ли он, или же снова бредит во сне. — Энни. Обито проигнорировал его, вернувшись к зашиванию раны. Живот болезненно тянуло. Ребенок нервничал. — Пожалуйста… — измученный и напуганный голос мужчины заставил остановиться. Боже, он не помнил, чтобы ублюдок хоть раз о чем-то умолял. — Да? — тихо ответил мальчик. — Не пускай его сюда. — дядя попытался приподняться, но Обито резко вскочил на ноги и надавил ему ладонью на грудь. Получилось на удивление легко. Похоже, он быстро терял силы. Как легко его было бы убить в этот момент, и как мучительно терять возможность. Если бы она только была. Если бы Обито был один - он бы решился. Оросил руки кровью. Ничего. Главное — девочка будет в порядке. Только из-за этого он и спасает ублюдку жизнь, только стоит ли оно того? — О ком ты? — тихо прошептал Обито, осторожно убрал с чужого лица полотенце. Глаза Мадары были закрыты. Брови сведены к переносице в мученическом выражении. Бредит. Что еще стоило ожидать. Мужчина вдруг дернулся от прикосновения, и резко схватил ослабевшей рукой чужое запястье, едва не притянув мальчишку к себе. — Энни… не пускай… — Кого не пускать, Мадара? — нетерпеливо спросил подросток, сжимая в руке иглу. В воздухе стоял запах свежей крови. Старший Учиха морщился, едва втягивал его носом, но его мысли были слишком бессвязными для того, чтобы понять, что происходит. — Тобираму… не пускай его сюда... — прошептал мужчина сбивчиво. — Закрой дверь. Не пускай. — Ладно, ладно. — Обито снова положил полотенце ему на лицо, с трудом отцепив от себя чужую руку. Мадара застонал. — Только лежи и не дергайся. Ублюдок. — Не пускай… — Он не войдет сюда. — пообещал, опустившись на колени. Нужно продолжать. — Отдыхай. Тобирамы здесь нет. Один, девять, девять, пятьдесят. Мадара, будто бы успокоившись от его слов, устало вздохнул, запрокинув голову. Они продолжали еще какое-то время, с трудом сохраняя спокойствие, но нервы мальца были настолько на пределе, что в течение двадцати минут ему хватило всего одной искорки, чтобы паника зажглась бенгальским огнем снова. Это была всего лишь неприятность... Его рука устала и болела от того, как он держал ее на весу. Пот стекал по спине. Внимание понемногу ухудшалось. Обито бросил взгляд на рану и на миг прикрыл глаза. Осталась ровно половина. Он воткнул иглу в плоть снова, но вдруг, подумав, что стежок выйдет слишком длинным, и попытался вытащить ее обратно. Его руки настолько промокли, что игла вдруг выскочила из его пальцев и упала прямо внутрь раны, разом утопнув в выступающей крови. — Нет! — Обито в ужасе попытался нашарить ее пальцами, но услышав сдавленный стон дяди, резко схватился за голову, сжав волосы на висках. — Я потерял ее. Я потерял ее внутри! Я не могу… я не могу найти ее! Нет, нет, нет. Это очень плохо. Вдруг она уже пронзила мягкую плоть? Вдруг если он будет шарить в ране руками, игла войдет еще глубже?! Господи, нет, это должно было произойти. Обито проебался и тут! — Боже… боже… — им овладела паника. — Успокойся. Все нормально. Ты еще можешь ее вытащить. — но Изуне не удалось сказать что-то еще. — Нет, я не могу! — вскрикнул он, резко встав на ноги и отвернувшись от дяди. Руки на волосах сжались плотнее. — Я не врач. Я не могу… этого сделать. Не могу зашить… это… у меня не получится. — Обито. — Нет! — Послушай меня. — галлюцинация коснулась его волос, но он ничего не почувствовал. Изуна наклонился к его лицу, обеспокоенно поджав губы. — Ты можешь не делать этого. Он уже не заставит. Но если… все же хочешь закончить — готовься к тому, что выйдет не слишком хорошо. И не сразу. Обито помотал головой. Нет, у него не получится. Это слишком тяжело. А он грязный и весь в крови. Она опять на его лице, коленях, одежде. Снова капает из незашитой раны. Нет, ничего не выйдет. — Осталось немного, малышка Обито. — произнес Зецу над ухом. — У тебя получится, если перестанешь жевать сопли. — Нет… Я больше не могу… — Сделай это хотя бы ради ребенка. — Нет. — Ради него, слышишь? — Зецу хмыкнул. — Пусть знает, что ты сделала для него все, что могла. Обито убрал руки от волос, поморщившись, когда несколько тонких прядей остались на его пропитанных кровью ладонях. Ради ребенка? Ради него он не должен сдаваться? Но какой смысл? Его дочь проживет в этом аду столько же, сколько и он, если ублюдок выживет. А если Мадара сделает с ней тоже, что и с ним? Если Обито не сможет защитить ее? Зачем им обоим такая жизнь? — Потому что в ней есть хоть какая-то надежда. — слова Зецу болезннено ударили по быстро бьющемуся сердцу. Да. Надежда, что она родится хоть немного здоровой. Возможно им повезет выбраться отсюда, когда она еще будет слишком маленькой, чтобы понимать ужас всей их ситуации. Может быть у нее будет счастливое детство. Не то, что у него. — Обито… Мальчик зажмурил глаза. Издал полустон полукрик и вытер руки об мастерку, разом обернувшись на лежащего Мадару. — Ладно… Хорошо. Я… попробую снова. Только ради нее. Tell me now is it true Are these red sky's really blue* …И все же Хаширама кривил душой, когда божился выпить совсем немного перед новыми съемками. Я даже машину вести смогу — говорил он, буду трезв как стеклышко! Вот увидишь! И что по итогу? Мадара удрученно закатывает глаза, когда и без того чуть ворочавший языком Сенджу улыбается и вскидывает очередной стакан со скотчем, а после выпивает его залпом, глядя на своего сопровождающего осоловелыми глазами. Впрочем Мадара, забывший все условия и чужие слова, не отстает и также тянется за своей порцией, просто от скуки. Диалог у них не клеится, так что... Глоток. Жгучая жидкость устремляется по пищеводу вниз и окаменевшие мышцы словно бы расслабляются и оттаивают. Мадара пьет меньше чем его собеседник, но ему все равно достаточно, чтобы ощутить горящее в груди облегчение. К тому же здесь нет блондинистого ублюдка, и он не чувствует на себе его внимательного взгляда. — Расслабься ты. — тянет Хаширама, замечая в его руках телефон. — Если Тоби не звонит — значит еще не нужны ему. А понадобимся — из-под земли нас обоих достанет, уж поверь. — Я переживаю не из-за него. — только холодно отвечает мужчина, убирая телефон в карман. Кагами не внушает доверия, однако выглядит достаточно безобидным. Все в порядке. Должно быть, но на душе все равно неприятно и тяжело. Мадара удрученно отодвигает от себя опустевший стакан. Его взгляд останавливается на цветастой рубашке Хаширамы и поднимается к влажным карим глазам. — Ты иногда ведешь себя как его деспотичный папаша, а не брат. — хихикает мужчина, никак не смущаясь такого пристального внимания. На Мадару же такое замечание действует как удар под дых, он резко отводит глаза к стакану и едва не разбивает его, крепко сжав в руке. — Остынь, амиго. Они взрослые мальчики — сами разберутся. Он знает. Прекрасно знает все сам, но не может перестать думать о брате. — Легко тебе говорить. — вздыхает мужчина. — Ты-то не знаешь, что такое деспотичный папаша. Логичное предположение. Хаширама выглядит как большой разбалованный ребенок, пусть и выросший без матери. Вряд ли его отец — психопат и убийца. Более того, вряд ли он слишком строг со своими сыновьями, раз позволяет им распоряжаться своими деньгами в возрасте, куда большим чем тот, в котором братья Учиха зарабатывали на хлеб не рассчитывая ни на кого. Goodbye my love, I'll see you soon I don't know where I don't have a clue Don't look back, don't make the turn They told me that these red shadows burn* — Пожалуй. — Сенджу не спорит, просит у бармена еще два стакана скотча и улыбается. Бар в котором они устроились — тихий и уютный. Тут не играет громкая музыка, не происходят драки и едва ли встретишь продавцов наркотиков. Район в котором он расположен — почти в центре Лос-Анджелеса. Один из самых благополучных. Хаширама не любит проблемы. Однако любит хорошую компанию и выпивку. — Тобирама — точная копия нашего папаши. — Так это он в отца такой отбитый? Смех. Хаширама качает головой и кивает бармену, когда тот приносит им новую порцию Балантайса и накладывает туда лед. — Да. Они оба себе на уме. Люди творчества или вроде того. А я вот вышел белой вороной. — мужчина подмигивает ему. — Тот самый оторва в семье. Лукавит. На какой-то жалкий миг Мадара замечает тоску в глазах брюнета. ... Но только равнодушно пожимает плечами. Ему это не понятно, скорее всего потому что оторвой в их семье был Изуна, а не он. Не то, чтобы Мадара стойко принимал свою судьбу, но… иногда казалось, не существуй в его жизни брат — отец бы легко смог перекроить личность Учихи по своему желанию. За это стоило быть благодарным младшему по гроб жизни. Просто за само существование. Tell me is it true Are these red sky's really blue — А ты? — спрашивает его Хаширама, незаметно пихая в плечо. — Весь в отца? — С хуя ли ты так решил? — резкий вопрос. Мадара ненавидит когда его сравнивают с родителем, потому что они и правда похожи. Как минимум — этим ужасным и таким постыдным для всех диагнозом. Интересно, что бы сказал этот умник, озвучь Мадара свою болезнь прямо сейчас. Хаширама усмехается. — Да есть у тебя какие-то чисто армейские замашки, если приглядеться. Да и военным ты хотел стать раньше. Или уже тоже мечтаешь покорить Голливуд? — Не мечтаю я ни о чем. — Почему это? Мадаре не нравилось куда шел диалог. Терпкий алкоголь, проглоченный им, развязывал язык, но раскрывать душу Хашираме не хотелось. И все же если не он, то кто? — Мой отец... был ублюдком и домашним тираном. Если у меня и есть мечта — то только не быть таким как он. — отрезал он, отвернувшись от Сенджу. — Ну не злись. Я не хотел тебя обидеть. — смуглая рука легла на плечо. Алкоголь делал Хашираму куда более развязным, однако он был не настолько пьян, чтобы проявлять свои замашки перед кучей людей. Пока. — Хочешь, сменим тему? Тell me is it a lie Because I don't see any sky at all, at all Мадара не ответил, отчего его собутыльнику пришлось взять инициативу на себя снова. — Вот например… почему ты до сих пор сценарий не прочел? Там так то есть важные для тебя вещи, Мэдди-и-и. — И какие же? Хаширама пьяно рассмеялся. — Ну знаешь. Сцены постельные например. — махнул он рукой, заправив темную прядь волос за ухо. Мадара посмотрел на него удивленно. Что? О чем это он? — Изу тебе не рассказывал? У нас на днях должна быть… ну знаешь, ночка между ним и Кагами. В груди похолодело. Тобирама смел посылать его репетировать именно это. Нет. Нет, невозможно. — Он на это согласился? — глаза Мадары сузились от злости. Нет. Не мог. — Мне казалось вы не порно снимаете, а кино, мать его за ногу. — В том то и дело, что кино, дурашка. — поспешил остановить его Хаширама. — Там все не по настоящему. Расслабься. И Кагами и Изуна понимают, что делать. Ну... как минимум. Потому что читали ебаный сценарий. Мадара прыснул, хотя чужие слова успокоили его отнюдь не до конца. Он был удивлен тому, что Изуна был готов сняться в подобном, ведь только-только делал свои шаги в актерстве, но не мог его судить. Братья Сенджу были хорошим стартом, как бы Мадара не утверждал обратного, и цепляться за них так, как это делал брат явно стоило хотя бы первое время. Наверное. Мужчина прикрыл глаза, запрокинув голову. Бледные пальцы прошлись по волосам. Хаширама вдруг хитро прищурился, глядя на него, но ничего не сказал. Они проторчали в этом баре еще пару часов, как помнится, и таки умудрились накидаться в хлам. Но… Мадаре хотя бы стало немного уютнее рядом с кем-то, кого не связывали с ним родственные узы. No sky at all, at all, at all, at all.... — Я почти закончил. Не двигайся. Мужчина разом выдохнул, ощутив смутную боль в боку, будто бы туда ему попала горящая стрела каких-нибудь диких туземцев. Что это? Господи. Почему так болит. Жар удушал его. И эта темнота… Мужчина попытался приподняться, но чья-то рука уперлась ему в грудь и надавила, вынудив лечь обратно. — Кт… — Не двигайся. Мысли понемногу собирались в порядок. Образ улыбающегося Хаширамы, пьяно дышащего ему в лицо сменился непроглядной тьмой, влагой старого полотенца на лице и… ах, да. Бар. Они сидели в баре. Сидят там до сих пор, в этом аду, потому что Сенджу ненавидит его. Послышалось сбивчивое дыхание над ухом. Рука убралась с его груди, но от этого не стало легче. Мадара закашлялся, с трудом вобрав воздух в легкие. Давненько ему не было так дерьмово. Хаширама ненавидит его. Тобирама ненавидит его. Изуна ненавидит его. Кагами ненавидит его. Даже С... Полотенце пропало с лица и пустой испуганный взгляд встретился с черными глазами. Как много крови. Как больно. Мадара панически задышал, но легкие будто бы не насыщались кислородом. Язык, ставший невыносимо тяжелым, не слушался его. Мужчина глухо промычал, измученно закрыв глаза. Силы покидали его вместе с усиливающейся лихорадкой. Мадара болен. Он давно и безнадежно болен. — Что мне теперь делать? — прошептали над ухом. Некто снова положил на его лицо полотенце, но на сей раз укрыл им только глаза. — Мадара? Изуна не такой. Мужчина вздрогнул, когда в голове заиграл телефонный звонок. Нужно ответить. Это ведь может быть брат. Рука невольно потянулась куда-то в сторону. Трясущаяся и потная. Чьи то ладони осторожно подхватили ее и положили на диван. — Очнись. Что мне делать теперь? Нужно ответить. Это ведь может быть брат. — Не смей бросать нас... Нужно ответить. Это ведь может быть брат. — Я сделал все, что ты просил. Не умирай! Это ведь может быть брат, которому не плевать. Голос во мраке слабеет. Мадара прислоняет трубку к уху, таки нашарив в куртке телефон. Хочет услышать голос младшего, но правда бьет его наотмашь, закаленное стекло в душе трескается. На конце провода только... — Мадара! — последнее издыхание, перед полным беспамятством. — Где тебя и Хашираму черт возьми носит?! Вы должны были приехать вместе с Изуной час назад! Тобирама. Мадара не сразу осознает где находится и чего же неприятный голос в трубке у его уха от него хочет, однако оно приходит быстро, едва мужчина поворачивает голову к соседнему месту и замечает, что его собутыльник пропал. Пальцы на телефоне сжимаются крепче, но внутри него — непривычное, тяжелое молчание. — Вы там оба надрались, что ли? — строго и холодно спрашивает его Сенджу, и у Мадары пересыхает в горле. Он прочищает его, осматривая столики на наличие пропавшего брюнета, и натянуто улыбается. Кому? Этот несчастный брюзга не увидит его лица. — Н… нет. Выпили по стакану и все. Можешь не пилить мозг ни ему, ни мне. Тобирама хмыкает, но повышенный тон не убавляет, потому что ненавидит когда что-то идет не по плану и выбивается из графика. Мадара — новая цифра в их с братом порядке, но если он будет выходить из подогнанных под знакомую систему планов как сейчас — Тобираме придется стать для него очень суровым учителем. — Тогда живо берите ноги в руки и привозите Изуну на съемки. У вас на все час и ни минутой позже. И только попробуй опоздать, Учиха. — четко проговаривает он и сразу бросает трубку. Дерьмо. Мужчина щурится, когда на дисплее его маленького телефона оказывается сообщение с адресом от Тобирамы и сует устройство обратно в карман. Думает мгновение, что Хаширама, пивший с ним еще минутой назад, до того как Мадара вдруг отключился, отошел куда-то в уборную, но голос идиота, раздавшийся за спиной опережает его мысли. Нет. К сожалению Хаширама может найти пиздец даже в таком месте. — Убери от меня руки, гомик! — Успокойся, амиго. Я всего лишь споткнулся… Мадара резко поворачивает голову в сторону потасовки и ощущает как на него наваливается глухое раздражение. Да. Именно. Чертов Хаширама умудрился спутаться с какими-то высокорослыми подростками за долю секунды, которую Учиха, блять, спал. И что теперь? Вот они, обступили его, пока один из ублюдков держит вусмерть пьяного Сенджу за грудки, а тот бездумно бродит взглядом по его лицу с дурацкой дежурной улыбочкой. Очевидно, не понимает, что его роже сейчас сделают очень больно. Мадара резко поднимается с места, но ноги с трудом держат его. Комната шатается как в карусели, приходиться зажмурить глаза и подождать пару мгновений, пока перед взором не перестанет двоиться. — Отвали-и-и-ите от него. — глухо рявкает он заплетающимся языком, указывая пальцем на толпу. Бармен позади него спешно набирает номер полиции. Нет, этого еще не хватало. Если Мадару примут с этим пьянчужкой и начнут устанавливать личность — ни ему, ни Изуне не поздоровится как минимум потому что их преступление не имеет срока давности. Мужчина напротив вдруг отпихивает Хашираму от себя, и тот с пьяным смехом ударяется о ближайший столик, едва не падая на пол. — Твой дружок? — спрашивает он неприязненно и кивает в сторону с трудом держащегося на ногах брюнета. Мадара хмурится. — У вас педиков в порядке вещей трогать других мужиков за задницы? — Да не лапал я тебя! — смешок. По хитрому лицу Сенджу не трудно догадаться, что произошло, но Мадара не выказывает злости. — Не пизди! Я тебе сейчас твои ебаные руки переломаю. — возмущается второй мужчина, делая шаг к Хашираме, но Мадара оказывается быстрее. Встает прямо между ним и Сенджу, словно бы герой дешевой драмы. — Какой смелый. Попробуй сначала переломать их мне. — холодно и тихо говорит он, едва не упираясь в разом потерявшего свою смелость пьяницу грудью. Мадара на голову выше, но он все равно умудряется сверлить его взглядом, а тот вдруг отводит глаза в неясном страхе, будто бы разглядев внутри чужих зрачков бессердечие, рожденное вместе с ужасной и отравляющей мозг патологией. Воцаряется молчание, разрываемое лишь барменом, кричащим с безопасного укрытия своей стойки. — Джентельмены, здесь не приветствуются драки. — говорит он, а затем добавляет еще тревожнее. — Советую вам покинуть помещение. Всем. Или я вызову полицию. Мадара хмыкает. Окидывает грозным взглядом застывших мужчин и медленно подходит к Хашираме, хватая его за плечо. — Нам пора. — произносит коротко, и тянет того за собой к выходу, пока чуть не затеявшие потасовку ублюдки медленно смотрят им вслед. Плохо дело. Мадара прекрасно понимает, что на этом они не успокоятся, а значит лучше бы искать машину и сваливать. В противном случае ему правда придется драться сразу с троими. Хаширама, с трудом стоящий на ногах, ему точно не помощник. А тот весело улыбается, будто бы угроза быть избитым совсем его не пугает. Утыкается лицом в ухо и сбивчиво шепчет, опаляя кожу пьяным дыханием. — А я реально его за задницу полапа-а-а-ал. — и смеется. Хотя Мадаре не понятен ни его поступок, ни реакция выпивохи. — Зачем? — на улице прохладно. Солнце медленно заходит за большие дома у западного побережья, и свежий морской бриз, ударивший в лицо приводит Учиху в чувства, хотя и не снимает алкогольного флера в голове. — Ну блять ты видел его жопу? Такую сочную задницу еще поискать надо. Даже у тебя такой нет. — Иди нахуй. — прыснул Мадара, впрочем, беззлобно. Подхватил Хашираму под руку, будто бы вытаскивая раненого из поля боя, и потащил в сторону парковки. Черт. Вспомнить бы еще где они оставили ебучую машину. Мужчина меж тем криво усмехнулся, вдруг вспомнив так и не пошедших за ними незнакомых ублюдков и спросил, — А почему он так сильно хотел тебя избить? Только потому что ты его за зад ущипнул? Хаширама посмотрел на него пьяными недоуменными глазами. — Потому что он решил, что я педик. — И что? — они были уже на середине парковки, но нужный кабриолет так и не нашелся. Он ведь знает как их машина выглядела. Учиха посмотрел на ближайшую табличку с цифрой, и с досадой понял, что абсолютно не помнит под какой из них они остановились. — Педики - плохо, Мэдди. Не тупи. Мадара вскинул брови в немом удивлении, но к нужному выводу так и не пришел. В его голове всегда была каша, когда речь заходила о подобных общественных тонкостях, не только из-за того, что он толком не общался с противоположным полом, а его видение отношений было искажено близостью с братом. Но и банально потому что его собственный отец умудрялся чередовать грубое армейское воспитание и ненависть к женственности младшего сына с грязными домогательствами к ним обоим. Значит ли это, что Таджима был гомосексуалистом? Но ведь он женился. Завел детей. Ничего не выдавало в нем человека из дешевых комедийных фильмов. Ни жеманное поведение, ни голос, ни вычурный характер. Отец казался настоящим мужчиной, сошедшим с общественных мнений о правильном, но эта деталь… эта ужасная деталь, его распущенная психопатия, скрытая ото всех вынуждала Мадару ломать мозг над собственным отношением ко всему этому. — Тогда почему ты снимаешь фильм про них? — непонимающе спросил он, и Хаширама хитро хмыкнул. — Общественный резонанс, мой друг. — пожал он плечами. — Как говорил мой милый братик… Спорность — ключ в победе. Не так ли? Хаширама вдруг остановился, повиснув на нем мертвым грузом и низко промычал. Что еще такое? — Блять. Ссать хочу пиздец. — он вдруг посмотрел на Мадару щенячьими глазами. — Мэдди… сладкий мой. — Я не буду держать твой хуй пока ты отливаешь. Терпи до дома. — Да я сам за него поде-ержусь. Ты меня просто у стеночки поставь. А я дальше… — Нет. — Мэдди… Я же обоссусь такими темпами прямо в машине. — Мы не сядем за руль, имбецил. Мы бухие в говнище. — Ты еще и пешком собрался переть? Я тем более не дотерплю! — Блять… Мадара устало вздохнул, обреченно закатив глаза. Если эта пьянь и правда сходит под себя им мало того, что придется искать ближайший туалет, так еще и прийти на съемки часом позже, воняя мочой как престарелая бабка с кучей кошек. Мадара не умел просчитывать риски, но тут он был чисто по-мужскому однозначный. Пришлось тянуть Хашираму за угол здания, которое прилегало к парку Гриффита* вплотную, и там, оглядываясь по сторонам, толкать его к стене, придерживая за плечи, дабы пьяный Сенджу додумался расстегнуть ширинку на брюках. Хотя бы это сам сделал. Какой молодец. Мадара фыркнул, отвернувшись. Поморщился, когда до ушей донеслось характерное журчание, а мужчина в его руках облегченно застонал, вяло улыбнувшись. Прелестная должна быть картина со стороны. Мадара стоит тут как педик, обнимая своего дружка со спины и смотрит как он ссыт, пытаясь не клевать носом от пьяного дурмана. Интересна жизнь в Лос-Анджелесе. Жаль о ней никто не предупреждал. — Закончил? — устало спросил Мадара, все еще не глядя на мужчину. Тот противно захихикал. — Подожди. Дай встряхнуть. — а вот застегнуть ширинку получилось не сразу. Хаширама вдруг повернул к нему голову с ухмылкой на лице. Его темные длинные волосы упали на смуглую щеку. — Да не стесняйся ты, Мэдди. Можешь посмотреть, если хочешь. — Меня твой хуй не интересует, ебаный ты педик. — Еще скажи, что твой больше! Мадара хотел было проигнорировать его, но, видимо, пьяное состояние одарило чувством юмора даже его. — Раза так в два. Пошли. — потянул он Хашираму за собой с тенью улыбки на лице, и брюнет низко рассмеялся. Они вернулись на темную, подсвеченную лишь парочкой фонарей в окружении кучи автомобильного мусора, и остановились под очередной безликой табличкой. — Блять. И где наша машина? — Да вон же. — Хаширама вдруг указал куда-то влево, и Учиха изумленно поднял брови. И правда. Белый кабриолет стоял ровно над табличкой с жирным номером три. — Как ты… — оставалось только махнуть рукой. Мадара фыркнул, снова позволив рассмеявшемуся Хашираме облокотиться о себя, и направился к машине. Коснулся ручки двери и выругался сквозь зубы — ключи были у Сенджу в переднем кармане. Мадара без спроса шлепнул его по бедру, тут же нашарив их там где и думал, и под мерзкое хихикание последнего грубо вытащил наружу. Короткий сигнал и мигание фар — автомобиль оказался открыт, но прежде чем Мадара погрузил повисшего на нем режиссеришку внутрь, рядом с его ногами разбилась брошенная бутылка. Мадара резко обернулся. Хаширама изумленно просвистел прямо в его ухо. Черт. — Ну что опять? — озлобленно спросил он у троицы, подступающих к ним мужчин. Тот, что оказался жертвой пьяных рук Хаширамы неприятно улыбнулся. — Мы не закончили нашу беседу, педики. Мадара оглядел всех троих, оценивая ситуацию, толкнул усмехнувшегося Хашираму к машине, а тот упершись о нее спиной, недовольно надул губы. — Эй! Я тоже хочу участвовать в драке, — заметил он. Конечно, по хорошему только этот идиот и должен, раз затеял ее сам. Мадара проигнорировал его, перегородив дорогу троице из бара. — Только попробуйте, сукины дети, и ваши мамаши смогут узнать ваши изуродованные трупы исключительно по выбитым зубам. — прорычал он, напугав одного из незнакомцев одним только взглядом так, что тот в сомнении остановился позади остальных, разом растеряв решимость. Второй тип с усмешкой покачал головой. — Смотрите какой дикий. — просюсюкал он с улыбкой. — Твой дружок-гомик должен радоваться, что его псина такой рьяный защитник. Или ты у нас волк? А может… Но голос в голове Мадары оборвался, потому что он набросился на подошедшего к нему слишком близко так внезапно, что ни он, ни сам Мадара не поняли откуда раздался характерный хруст чьей-то челюсти. Он был яростен и резок, будто бы дрался за собственную жизнь. Это сон играл в его голове новыми красками, потому что и настоящая борьба за лишние минуты существования в его теле разгоралась с новой силой, хотя внешне этого не было видно. Мужчина умиротворенно лежал на диване, почти не шевелясь. На его глазах по-прежнему покоилось мокрое полотенце. Обито периодически слушал его сердцебиение, прикладывая ухо к тяжело вздымающейся груди, но оно как и дыхание не прерывалось. — Мадара. - позвал ребенок, потрепав его по плечу. — Я голоден. Но мужчина не просыпался уже второй час и Обито оставалось только ждать и верить в лучшее, насколько это лучшее могло быть таковым. За время чужого беспамятства он успел принять душ, усевшись в углу ванной и обнимая себя руками из-за ужасного озноба, преследующего его даже под струями горячей воды. Затем найти старую черную кофту Мадары, большую мальцу в плечах, но скорее всего слишком малую для выросшего мужчины, какие-то сносные брюки, и просидеть в зале до тех пор, пока голодный желудок вновь не дал о себе знать. Обито колебался. Он не ел ничего существенного уже день, может больше, но мысль взять что-то из полки с едой почему-то упорно ускользала из его разума. Обычно едой и готовкой распоряжался Мадара, видимо, любящий стоять у плиты, но теперь, когда он утратил весь контроль над бункером, хозяином этого места стал… Обито. Только он. Тяжело понять сразу, что же делать с такой внезапно свалившейся на голову властью. — Ладно. Я приготовлю себе поесть… — уже мягче сказал Обито, оглянувшись в сторону кухни. Мадара не ответил, и мальчик решил, что это можно счесть его своеобразным "да". Отправился на кухню, и открыв холодильник, с рухнувшим сердцем понял, что приготовленная еда давно кончилась. Значит нужно сделать что-то из продуктов на полках, да? Проклятье. Недоуменный ступор не оставил мальчишку даже в комнате с их поредевшими запасами. Он ощутил странную пустоту и едва осязаемый страх, когда вскинул голову к верхним полкам с консервированными супами. Самые простые для готовки — налил в кастрюлю да погрел. Но можно ли ему вообще брать отсюда хоть что-то после того случая с упавшим стелажем? — А кто тебя за это накажет? Мадара почти в коме. — холодно улыбнулся Изуна в его подсознании. И правда. А если он и вовсе умрет — Обито не будет отчитываться не перед кем до самой смерти. — Которая может наступить очень скоро, если то, что ты недавно нажала — вышло из строя, верно? — прошептал Зецу к его досаде. — Ты ведь так и не сказала об этом Мадаре потому что боялась последствий… правда? А сейчас он может уже и не ответит тебе. Так что, малышка Обито. Что по твоему ты сделала? Он отодвинул эти мысли вглубь сознания и осторожно поставил босую ногу на железный, уже опустевший стелаж. Не навернуться бы только. Если это громадина рухнет на Обито — из-под нее он не выберется. Пальцы осторожно вцепились в холодный край последней полки. Обито медленно потянулся и нащупал второй небольшую банку с супом. Попытался взять ее в руку, но она вдруг соскользнула вниз и врезалась прямо в его подбородок, звучно упав на пол. Обито сдавленно вскрикнул, полетев следом. Бок обожгло резкой болью. Черт! Как же… Подросток низко простонал, растянувшись на полу. Накрыл рукой ушибленный подбородок и прижал к себе ноги. Господи. Ну почему с ним всегда происходит что-то подобное? Мычание. Передние зубы болели от сильного удара, но к счастью не шатались. Потерять еще и их было бы совсем отвратно. — Ну что же ты так… — но Изуна резко замолчал, пристально уставившись в небольшой проем между косяком и приоткрытой дверью. Словно кот, увидевший что-то далекое от своего хозяина. Обито напрягся и повернул голову следом за его взглядом. Пальцы нащупали банку, едва не закатившуюся под нижнюю полку. Что там? Что он увидел? В бункере стояла гробовая тишина, если считать привычное гудение над головой ее частью. За дверью не было слышно даже тяжелого дыхания Мадары. Ничего. В зале вдруг промелькнула чья-то тень. — Мадара? — вскрикнул мальчик, отняв руку от рта. Но ему не ответили. Изуна боязненно попятился назад, будто бы углядел вдали что-то опасное. Чертовы галлюцинации. История с его опасными смертоносными видениями повторялась и понемногу приходила к своему пику, пользуясь отсутствием второй живой души здесь. Какая ирония, мать ее. Обито вынужден выбирать между смертью от своей больной головы или же смертью от рук дяди. — Там что-то… — Я… нет, нет я не знаю. — смущенно отвел он взгляд. Обито медленно поднялся на ноги, отряхнув запыленные бриджи. Ужасно болело бедро на которое он упал. Оставалось молиться, что не сломалось. Мальчик взял банку с супом получше, рассматривая проем двери. Ничего. Ни теней. Ни шорохов. Здесь никого кроме Обито и его полуживого дяди, но тогда почему так тревожно? Может потому что Зецу прав? Потому что ты полез в щиток и в очередной раз напортачил и теперь не знаешь к каким последствиям может привести твоя оплошность, если добрый дядя Мадара не выкарабкается и не решит все твои бестолковые проблемы? Хватит. В зале стояла тишина. Мадара дышал почти неслышно, отчего пришлось нагибаться к его плотно сжатым губам, чтобы услышать хоть какие-то намеки на нормальное дыхание. Порядок. Живой, хоть и ужасно горячий до сих пор. Обито хотел было пойти на кухню, но вдруг остановился и снова поежился от проступившей тишины. Как же он ненавидел эту отвратительную холодную тишину. Рука сама нашла пульт от телевизора. Обито попытался включить его, но затем раздосадовано хлопнул себя по лбу. И на что он рассчитывает? Найти апокалиптическое телевидение? Тогда Обито осмотрел журнальный стол в поисках недавно используемых кассет, наугад взял ту, что лежала без обложки и всунул ее в видеомагнитофон. Щелкнул нужную кнопку, и в телевизоре тут же появилась картинка с медленно плывущей по экрану надписью. О, очаровательно — подумал Обито. Последнее, что смотрел Мадара в своей жизни — долбанный сериал про выживающих на странном острове идиотов.* — Я рада, что ты пошел с нами. — Без проблем, кто-то же должен быть в команде трусом. Малец болезненно усмехнулся, но таки ощутил облегчение от голосов и звуков, заполнившись пустое помещение. Очаровательно. Мадара издевался над ним даже будучи без сознания. Суп сварился достаточно быстро, даже не смотря на его полную беспомощность в вопросах готовки. Обито нашел небольшую кастрюлю, с горем напополам вскрыл банку перочинным ножом и разлил ее содержимое, а после довел до кипения и перелил всю получившуюся смесь в глубокую тарелку. На вкус вышло не лучше и не хуже типичного консервированого супа, впрочем. Главное было заполнить желудок. Обито бросил грязную кастрюлю в мойку и отправившись в зал, по-турецки усевшись на ковре почти у ног спящего дяди. Так было спокойнее. Обито проклинал Мадару тысячу раз, но страх остаться одному, усилившийся в сто крат после того жуткого видения в красном свете все еще жил в нем и вынуждал искать спасения даже в такой компании. Тихое дыхание и редкое мычание Мадары успокаивало. Напомнило, что малец здесь пока не последний живой человек и его безумие не способно сожрать его окончательно. Пока. — А ребенку это можно? — спросил Изуна, усевшись на колени напротив Учихи. В последнее время он был немногословным. Возможно потому что его история с появлением ребенка отошла на второй план. Обито, намотавший на ложку вермишель небрежно погрузил ту в рот. Соленый вкус бульона пробудил в нем слабое чувство защищенности. Мальчик проглотил еще одну ложку, пожав плечами. Попытался ответить, но резко застыл, испуганно втянув голову. Что-то в спальне издало тихий, едва слышимый шелест.  — Мадара… — шепотом позвал мальчик, испуганно уставившись на закрытую дверь. — Там кто-то есть. Он осторожно отставил тарелку на пол и подполз к мужчине поближе, заглянув в чужое лицо. Но Мадара не просыпался. Влажное полотенце как и прежде покоилось на его глазах. Если они и правда в опасности — защитить Обито сможет только он сам. — Может просто что-то упало? — прошептал Изуна. — Иди посмотри. Не бойся. Обито мрачно усмехнулся, но таки поднялся на ноги, обняв себя за плечи. Он уже следовал такому совету и тогда чуть было не задушил себя. Взгляд невольно упал на перевязанную стопу, за эти дни почти переставшую болеть и лишь изредка отдающую тупым зудением. Ха. Теперь у него другая проблема - разбухший синяк на бедре, которым он ударился когда падал. Травмы с него не сходили никогда. Мальчик приблизился к двери, шумно сглотнув. Пальцы медленно коснулись ручки. Он невольно оглянулся на Мадару, когда тот издал слишком громкий вздох, будто бы предупреждая его, и резко зажмурился. Изуна за его спиной осторожно кивнул. Хорошо. Рывок. Дверь резко отворилась. Обито распахнул глаза. И с облегчением заметил, что комната пуста. Ни монстров, ни мутантов, ни отца Мадары Учихи. Значит и правда что-то упало? Мальчик вошел в комнату и осторожно огляделся вокруг себя. Ребенок в нем вдруг легонько толкнулся, вынудив опустить глаза и коснуться живота трясущейся ладонью. Кажется. Очередная галлюцинация. Все на месте. Если только… Обито испуганно ахнул. Бросился к кровати, не взирая на боль в бедре и принялся копаться в матрасе. Только бы не… Нет. Письма в его руках были целы. С ними и не могло ничего случиться. О чем он вообще думал? Обито устало вздохнул, прижав их к груди. Спальня казалась холодной и неприветливой, он поспешил выйти из нее и плотно закрыть дверь, оставшись с дядей и кричащим телевизором наедине. Он так и не прочел их до конца. А ведь стоило бы, хотя бы для того, чтобы немного успокоиться. В конце концов. В самые худшие часы жизни в бункере именно невидимое присутствие Изуны помогали ему избегать этой ужасной давящей реальности. Мальчик сел обратно на пол, придвинувшись поближе к дяде. Увеличил громкость телевизора, чтобы больше не слышать случайных шумов вдалеке, и взяв тарелку в руки, решился прочесть очередное письмо. Времени было много. Я считал первые несколько месяцев, а в особенности эту неделю, самой счастливой для нас всех. Знаешь… это трудно описать словами. Этот подъем всей твоей души, когда ты только- только узнаешь новых людей, богатых людей, успешных, влиятельных. Ты не видишь их темные стороны, не видишь в них зла. На тебе розовые очки и они уверяют, что дальше тебя ждет только счастливое будущее, полное денег и роскоши. А все плохое наконец-то лишь в умершем прошлом. Мне прекрасно известно как наивно такое мышление, но в тот день, когда я вошел в огромный дом и понял, что имею полное право находиться здесь — был одним из самых лучших в моей жизни. — Кагами? Однако ответом мне была тишина. Быть может он еще не пришел домой, а значит чужой футуристический коттедж был в моем полном распоряжении и это не могло не радовать. Я улыбнулся, втянув ноздрями влажный от кондиционера воздух. Бросил сумку на пол и вальяжно прошелся вдоль огромного холла, широко расставив руки. Будто был ребенком изучающим свое новое королевство. Ведь так оно и было, не правда ли? Даже с учетом того, что все это лишь временное, что помешает мне мечтать о славе, которая позволит мне заработать на дом еще лучше? Да… с точно такой же просторной кухней и панорамными окнами. Таким же огромным бассейном… а еще мой дом точно также будет смотреть на океан. Ха. Хаширама обещал, что завтра после съемок мы все вместе пойдем на пляж, а он покажет мне любимое кафе, где продают только мороженое и это казалось мне самой лучшей идеей, которую только можно было получить. Я и правда будто в детство впал. Бросив взгляд на раскинувшийся вдалеке океан, я хитро улыбнулся. Здорово было бы жить совсем рядом с ним. Как Тобирама например. Интересно, есть ли шанс напроситься в дом этому аскету или же он настолько убежденный отшельник, что его не возьмет даже мое обаяние? Время покажет. У нас еще много съемок, не так ли? Я снова улыбнулся, резко облокотившись о барную стойку на кухне, тряхнул головой, представив будто бы на меня направлены камеры кучки репортеров. Они смотрят с обожанием. Восхищением. Завистью. Немудрено, ведь Изуна Учиха — такой талантливый актер, что каждый именитый режиссер считает своим долгом позвать его на главную роль. А сколько у него денег… — Да… этот дом я смог позволить себе после первого же своего фильма. В котором я был в главной роли, ага. — я согнул руку так, будто бы держал в пальцах стакан с виски. Расстегнул пару пуговиц на рубашке, дополняя свой образ. — У вас остались еще ко мне вопросы? Пошевеливайтесь, мое время дорого стоит. — Только один, мистер Учиха. Вам никто не говорил что вы адово привлекательны, когда изображаете миллиардера? — раздался ехидный голос Кагами, и я тут же испуганно стушевался, едва не упав на пол, споткнувшись об свою же ногу. Кагами стоял прямо за моей спиной. Видимо, тут были не только одни входные двери. — Кагами… я не знал, что ты... — мои щеки загорелись стыдом. — Да не волнуйся. — парень насмешливо согнул голову к плечу. — Я не скажу взрослым… Он прошел мимо меня, коснувшись барной стойки тонкими пальцами. А я ощутил запах чего-то сладкого и пряного, исходящего от его одежды. Духи? У меня таких нет. — Вы уже закончили съемки? — спросил он у меня, коротко обернувшись. — Тобирама сказал — вечером у нас уже будут первые совместные сцены. Да. Я слабо улыбнулся. А завтра быть может мы начнем самую интимную их часть. — Он попросил меня с тобой… порепетировать. — нервно улыбнулся я. Кагами недоуменно согнул бровь. — Но мы уже репетировали сцены на сегодня. — Я имею ввиду... завтрашнее и послезавтрашнее. Кагами удивленно присвистнул, а к моим щекам прилила кровь. Мы оба знали о чем шла речь, но мне, в отличие от парня напротив было куда более неловко. — Ну и ну, Тобирама. — покачал он головой. — Дал бы тебе хоть немного времени привыкнуть, прежде чем заставлять раздеваться на камеру. — Кагами устало потянулся. — Это не самое приятное, что могут заставить сделать в съемках. Особенно в первый раз. О, мне это известно. А еще мне известно, что я постыдно неопытен в сексе. В сексе, а не в том кошмаре, который творил Таджима с нами. — Я не боюсь камер. — храбрюсь тем не менее. Кагами поднимает на меня насмешливый взгляд. — Дело... твое. Дай мне полчаса принять ванную, ладно? Тебе бы тоже не мешало. Наверху есть душевая. — я быстро кивнул, стыдливо отведя взгляд. Ощущал себя придурком на чужой территории, только из-за наличия этого дурацкого смущения на моем лице. Кагами вдруг облокотился о дверной проем, скрестив руки на груди. Посмотрел на меня с прежней хитростью в глазах. — А если хочешь… присоединяйся. Я опешил, удивленно уставившись на него. В каком… смысле? Принять ванную вместе? Что-то от этой мысли отдалось болью в той глубине сознания, куда отправились все самые ужасные детские и подростковые воспоминания, но я поспешил напустить на себя решительный вид. Ведь я уже не подросток. И моего отца нет в живых вот уже год потому что я убил его. — Это… шутка такая? — почти неприязненно. Кагами посмотрел на меня с вызовом, приподняв одну бровь. — А ты проверь. Обуявшая меня волна тепла, после того как большая квадратная ванная наполнилась почти полностью пробудила настолько неприятные воспоминания, что страх едва не заставил меня извиниться перед Кагами, стоящим ко мне спиной, и спешно убраться прочь. Сердце билось как бешеное, а меня снова накрывало мучительными мыслями, обрастающими подробностями из глубины памяти. Черт. Почему все всплыло именно сейчас? И как же загнать это обратно? Ванна совсем не такая как у нас. Наша была старенькая и небольшая. Чугунная и с темно-синей занавеской. А эта была огромная и идеально белая, с кучей непонятных рычажков и дождиков, напоминающих инструменты на операционном столе. Декорации разные. А сценарий все тот же, будто бы я проживаю свою боль по второму кругу. Кагами снимает с себя тонкую кофту и его бледная изящная спина вызывает у меня холодную тревогу. — Струсил что ли? — улыбается он, на мой скованный вид, пальцы парня растегивают и ширинку. На его правой лопатке едва заметный и почти пропавший шрам, похожий на те, что остаются после розг или ремня, если наказание было слишком жестоким. Мне снова не хорошо. Я перевожу взгляд на лазурную воду в ванной, все больше покрывающуюся пеной и закрываю глаза, когда слышу за спиной: — Ты не стараешься, Мадара. Неужели так не любишь своего маленького братика? Я снова подросток. Беспомощный и зависимый от воли психопата и извращенца. Пар в ванной удушает, а горячая вода кажется обжигающей. Я задыхаюсь. Я правда задыхаюсь, потому что Мадара, посасыващий кожу на моей шее, слишком давит. Его пальцы впиваются в мои плечи, а я не могу сделать ни вдоха до тех пор, пока он не отстраняется. Хочет оставить меня в покое, но на его мокрую макушку ложиться рука человека, к которому я вынужден прижиматься спиной в этой мокрой тесноте, и заставляет уткнуться губами куда-то в мои ключицы. Чужое дыхание на моей шее. Боже, как тут тесно. Я не могу даже пошевелиться из страха посмотреть за спину. Тесно всегда и везде, даже в своем городе мечты. Даже тогда, когда Кагами от меня в двух метрах и я свободен. Свободен физически и фактически, но ощущаю себя запертым в той тесной жаркой ванне между братом и отцом до сих пор. — Кагами, я лучше… — хочется сбежать. Паника накрывает меня с головой, мешает нормально дышать. Кагами, приспустивший брюки, удивленно оборачивается ко мне и я вдруг замечаю то, что заставляет меня успокоиться почти мгновенно. — Откуда… у тебя этот шрам? Может и невежливо спрашивать о таком. Но я все равно указываю на крупный изгибающийся полукругом рубец на его бедре. Кагами тоскливо улыбается. — Твой брат же и так все сказал, — говорит он с долей язвительности. — Я ломал бедро. Я смотрю на него с немым ожиданием, думая, что услышу историю, похожую на мою, но Кагами снова поворачивается ко мне спиной, и отбрасывает брюки и белье в сторону, оставаясь полностью обнаженным. — У меня типа инвалидность. Из-за хронической болезни, там, все такое. — Кагами говорит спокойно и без стеснения. Он принял свою травму давным давно. Парень опускает свою ногу в горячую ванную и удовлетворенно ахает. — Болезни? — Без лечения мои кости становятся хрупкими и легко ломаются. — пожал он плечами. — Но узнал я это только когда сломал это чертово бедро и… ну, в общем вместо него у меня там огромная железная хрень. — Ох, мне очень жаль. — Не стоит. Это лучше, чем смерть или инвалидная коляска. — Кагами вдруг опустил голову. Улыбка пропала с его лица, будто бы он что-то вспоминал. — Если бы не Тобирама — я бы вряд ли смог ходить. Он оплатил мне операцию. И лечение. Вот как. Кто бы мог подумать, что этому холодному Сенджу может быть свойственно милосердие. Или же у спасения Кагами были свои причины? — Но как вы с ним познакомились? — Давай… не будем об этом. — Кагами улегся в ванную и запрокинув голову, прикрыл глаза. — Это очень личная история. И не особо приятная. — Кагами улыбнулся. — Не хочу, чтобы ты думал обо мне как другие. — Что например? Вздох. — Единственное, что тебе нужно знать обо мне... я совершил ошибку по глупости, когда был еще совсем мелкий, а сейчас пытаюсь наладить жизнь и встать на ноги. Я медленно кивнул, ощутив странное спокойствие, сменившее панику. Почему-то рассказ Кагами внушил к нему доверие. Будто бы поставил нас на одну ступень по своему несчастью, хотя парень и не рассказал ничего такого, что сделало бы нас похожими. И все же. Я поджал губы, осторожно сняв с себя рубашку. Смутился чужого заинтересованного взгляда, однако едва Кагами понял, что застыдил меня, тут же закрыл глаза, будто бы сделав вид, что в комнате больше никого нет. Это прибавило смелости. Что, что, а Кагами был на редкость деликатен даже с такими как я. Джинсы упали на теплый и влажный пол. Я собрался с мыслями и разделся полностью, в душе поблагодарив парня за молчание. Если бы он еще и начал комментровать происходящее — я бы сгорел от стыда окончательно. Вздох. Нога осторожно вступила в пенную ванную. Вода не была обжигающе горячей, даже приятной. Понадобилась минута, чтобы привыкнуть и лечь в нее целиком, положив голову на бортик ванной. Неплохо. И намного лучше, когда пена закрывает все самое постыдное, оставляя место хоть какой-то невинности. Мы с Кагами не пара, не жена и муж. Никто. Отец бы назвал нас обоих одним известным словом, и был бы прав, но кому какое дело? — Ну, а что насчет тебя? — Кагами вытянул ноги и запрокинул лодыжку на мое бедро. — Как ты познакомился с Тобирамой? Я хитро улыбнулся. Провел ладонью по его ноге. — Это долгая история. — затем осторожно снял резинку со своих волос и черные пряди упали мне на плечи. — Мадара помог его брату под наркотой добраться до дома. А потом мы как-то случайно встретились в ресторане… мы там работали. Хаширама узнал Мадару и… понеслась. — Счастливчик. Целых два удачных случая — и ты уже здесь. — Кагами довольно прищурился. Верно. Я думаю, что заслужил это своими страданиями и болью. Заслужил даже такой удачи. А еще заслужил какого-нибудь Тобираму Сенджу с его домом на пляже в Малибу в качестве главной награды, но это лучше не произносить вслух. Какое-то время мы молчали, просто наслаждаясь горячей ванной и странной гармонией, воцарившейся после бури в моей голове. Время от времени я ощущал как нога Кагами скользит рядом с моими бедрами, впрочем, на что-то большее он не решался до тех пор, пока не заговорил снова: — Ну что? Готов репетировать? — усмехнулся парень, убрав мокрые волосы со лба. О, я всегда был готов. — А есть что? Ты сам сказал, что в кино секс не настоящий. — ответил я с ухмылкой, впрочем, предпочел пододвинуться ближе. — Кое-что все же настоящее. Иди сюда, покажу что именно… Уговаривать меня не пришлось. Я осторожно присел на колени, нагнувшись над Кагами. Тот прикусил губу, зарывшись пальцами в мои волосы, и слегка надавил на макушку. Пена медленно таяла на его худой груди. Ну конечно. Поцелуи явно должны быть без фальши. Пришлось убрать упавшие на лоб черные пряди и прижаться к его губам. Кагами не простил мне такую целомудренность. Его пальцы провели по моей щеке, а он сам поспешил углубить поцелуй до невозможно пошлого. А целоваться Кагами любил и умел так хорошо, что я ощущал намеки на возбуждение лишь от того как виртуозно он двигал языком у меня во рту. Было жарко. Мокро и в тоже время сладко. У Кагами была сахарная кожа, даже когда он не пользовался духами и мне ужасно нравилось, что он такой. Такой слащавый и соблазнительный. Похожий и одновременно не похожий на меня. А еще мне нравилась его легкость на подъем. Я немного отстранился, прикрыв глаза. Сделал судорожный вдох и провел языком по уголку его губ, вызвав у парня холодный смешок. Мы снова поцеловались, на этот раз еще смелее. Не избалованный подобными ласками я глухо простонал, когда он стал посасывать мой язык. Прижался к нему плотнее, а он в ответ обнял мою шею руками. Черт, как же хорошо Кагами целовался! И как же странно и приятно мне было ощущать на себе ведущую роль даже с человеком, явно более опытным, чем я. И Кагами был таковым. Умел поддаваться, если считал нужным, предпочитал вторые роли и очень хорошо играл даже самые фальшивые чувства. Забавно, ведь при этом из всей нашей ужасной компании он был самым искренним. — Черт… — простонал я ему прямо в губы, когда лодыжки парня вдруг скрестились на моей пояснице, давая возможность потереться об него пахом. А ведь мы правда могли завершить дело до конца. Могли, если бы не раздался звонок моего телефона. Я отстранился, бросив недовольный взгляд на свои валявшиеся на полу брюки. Кому приспичило звонить именно сейчас? Кагами подо мной погладил меня по голове с холодной усмешкой. — Лучше поднять. — Перезвонят, — небрежно ответил я, прильнув губами к его шее. Юноша вздрогнул, удовлетворенно запрокинув голову. Едва не промурлыкал, когда в поцелуях я спустился к его ключицам. На моих губам остался привкус мыльной пены. — Если это Тобирама, то я бы не рискнул его игнорировать, — хихикнул он, вынудив меня замереть. — С чего это? — Больше самих звонков, он ненавидит, когда на них не отвечают… — он игриво провел пальцами по моим плечам, а затем заправил мокрую прядь волос на моем лбу за ухо. Как всегда его настроение оставалось для меня непонятным. Я еще раз взглянул на вибрирующий телефон в кармане моих штанов, вернулся глазами к Кагами и тихо выругался. Твою, блять, мать. Пришлось осторожно, чтобы не поскользнуться, выйти из ванной, стыдливо набросив на себя белый халат Кагами, и покопавшись в своей одежде, таки поднять трубку даже не посмотрев на номер. — Слушаю. - недовольно буркнул я. Пена стекала по моим худым ногам. — Не прошло и года, Изуна! Мне хотелось накричать на брата, используя все маты, которые только были в моем арсенале. Черт возьми. Я повелся на издевку Кагами, а на конце провода даже не Тобирама! Выслушав пьяный и сбивчивый голос Мадары я измученно закатил глаза, проведя пальцами по мокрым волосам. Блеск. Потрясающе. Охуенно. Мы-то думали, что у нас намечается интересный вечерок, так Сенджу с Мадарой показали, что могут провести ее еще интереснее. Я нехотя повернулся к удивленному Кагами и без тени улыбки спросил: — У тебя случайно нет водительских прав? Обито тревожно вскинул голову, когда что-то над их головами низко завибрировало. С потолка, увешанного трубами, посыпались кусочки щебенки. Что это? Новый взрыв? Машина? Галлюцинация? Мальчик задержал дыхание, обняв колени руками, и сидел так до тех пор, пока все не стихло. Мадара, наверное, объяснил бы что происходит, но все что он мог сейчас — дышать тяжело и надрывно, изредко ворочаясь на диване. Малец как и прежде был предоставлен себе и своим галлюцинациям. Что будет если они снова выйдут из-под контроля? Словно бы в такт своим мыслям на его глаза попалась злополучная пачка таблеток и что-то внутри вдруг возмутилось и исказилось страхом. Обито медленно поднялся на ноги и осторожно приблизившись к столику, взяв коробку таблеток в руки. Повертел в задумчивости, а затем открыл, обнаружив все тоже, что демонстрировал ему Мадара за исключением небольшого, свернутого несколько раз кусочка бумаги. Инструкция. — Ты ведь… это не серьезно? — испуганно спросил его Изуна. — Обито… я ведь тогда тоже могу умереть. Может даже насовсем. Обито развернул инструкцию, проигнорировав его слова. Что бы не говорил ему этот Изуна, оба они прекрасно знали, что в случае серьезного психоза, монстры, способные навредить Обито словно настоящие, вернутся и завершат начатое не взирая на Мадару, и без того почти отошедшего в иной мир. Но все же нужно было понять самое главное. Мальчик нахмурился. Глаза пробежались по длинному списку побочных эффектов и остановились на том, что заставило его сердце забиться тревожнее. Вот оно как. Вот что Мадара хотел от него. Предложил племяннику дрянь, которая… Зецу в его голове мерзко засмеялся. — Смотри-ка, малышка Обито. Маленькие безобидные таблеточки могут вызвать у тебя выкидыш. — мурлыкнул он в чужое ухо. — Мадаре повезло с ними. Это же почти как противозачаточные! Губы мальчишки сжались в тонкую полоску. Он медленно повернулся к Мадаре, скривившись в тихом гневе. — Сам… — а затем резко швырнул в него всю коробку, — Пей свои гребаные нейролептики! Коробка с таблетками глухо стукнулась о спинку дивана и упала куда-то к ногам Мадары. Тишина стала почти звенящей, после того как он тихо выдохнул, словно бы молчаливо не одобрив чужой выбор. Пошел ты. — Пошел ты, мать твою! — вскрикнул Обито, а потом вдруг решительным шагом направился к железной двери, остановившись прямо напротив электронного табло. Чертов Мадара. Будь он и его умение влиять на все в этом долбанном месте даже полумертвым прокляты. Обито ввел первые цифры пароля, замерев на миг. А дальше? Мальчик поморщился. Да плевать. Рано или поздно угадает, потому что дядя опять напиздел ему. Плевать! 1,0,2,4,5... Табло засветилось красным. Обито раздраженно ударил по двери кулаком. Твою мать! 1,0,2,1,3... Снова красное. Обито вводил еще и еще, но долбанное табло отвечало ему отказом снова и снова. Он проебал свои шансы. Если Мадара прав, проебал так глупо, что откинься этот ублюдок - малец не выберется отсюда живым. Господи. Он же просто хотел выйти. В ушах снова раздался младенческий плач. — Выпусти меня! — Обито ударил в дверь обоими кулаками. — Выпусти, сукин ты сын! Он ударил еще раз. Потом еще и еще, пока кулаки не начали болеть. — Я больше не могу! — голос понемногу слабел. — Отпусти! Мальчишка всхлипнул, опустив голову и прижавшись лбом к холодному металлу. Мадара не отвечал. Он был полностью один, и это убивало его. Боже... сколько еще будет длиться этот кошмар? Когда же он наконец проснется? Пожалуйста... Кто-нибудь, помогите ему. — Отпусти... — Обито обессиленно упал на колени, прижав руки к двери. Слезы медленно стекали по его лицу и падали на пол. — Умоляю тебя... Бункер ответил ему молчанием. Когда я увидел Мадару и Хашираму, сидевших прямо на капоте белого кабриолета — ужаснулся так, что Кагами пришлось тормошить меня, дабы я таки смог сказать им хоть что-то. Впрочем, относительно целый вид обоих все же придал мне спокойствия, хотя то, что они подрались — было очевидным. Мадара таки не врал про приставших к ним идиотов. Кагами присел на корточки рядом с Хаширамой, коснувшись его разбитой губы и обеспокоенно оглянулся по сторонам. Обидчиков, кажется, давно и след простыл. — Кто это вас так избил? — недоуменно спросил я, взглянув на улыбнувшегося мне Мадару. Его лицо было почти не тронутым. Так, слегка припухла щека, да небольшая ранка на подбородке, могло быть и хуже, если нападавших и правда было трое. — Избил? — возмущенно воскликнул Хаширама, усмехнувшись. — Да Мэдди их отделал только так! Видели бы вы, как эти ссыкуны съебались отсюда, когда он заехал одному из этих выблядков с ноги! Зрелища круче давно не видел! Мадара посмотрел на меня с прежней хитрой улыбкой, но затем отвернулся, сосредоточенно разглядывая что-то на темной парковке. — Не слушай его. Они зассали только, когда этот полудурок как угорелый понесся сразу на всех троих. Хаширама рассмеялся, на эмоциях вдруг притянув Кагами к себе и жарко чмокнув его в щеку. Парень игриво хихикнул, обняв его за плечи. — Да нет же! Мэдди! Ты слышал как тот ублюдок назвал тебя? — Сенджу попытался состроить высокий пронзительный голос. — Пошли отсюда, он же психопат какой-то! Мадара резко перестал смеяться, но ни Кагами, ни Хаширама не заметили его мрачный опущенный взгляд. А я заметил. Присел рядом с ним и осторожно коснулся лица кончиками пальцев, заставив посмотреть на себя. — Ладно, герои. Надеюсь вы хорошо повеселились, потому что нам пора на съемки. — проворчал я, подав брату руку. Тот послушно схватился за нее и осторожно поднялся на ноги. — Вот бл-я-я-ять. — протянул Хаширама, с трудом усевшийся на заднее сидение, я сел следом, открыв Мадаре дверь пассажирского, и тот с трудом, ощутимо шатаясь, забрался внутрь. — Тобирама убьет меня, если я припрусь в таком виде. — Он убьет вас обоих, если уж на то пошло. — раздраженно вздохнул Кагами, заведя машину. — Так трудно было накидаться после съемок? — Кагами, детка. Не зли-и-и-сь. — Хаширама жеманно развалился на заднем сидении, и якобы случайно задел рукой мое колено. Люблю это его настроение. — Я бы ограничился одной стопкой. Но Мэдди настоял… — Эй! Кагами с усталым вздохом набрал скорость, встав в ряд с общим потоком машин. Отсюда до Палмдейла час езды, посему пришлось в спешке выезжать на трассу, ведущую из города и разгоняться до ста пятидесяти километров, чтобы иметь хотя бы маленький шанс успеть на съемки до того, как Тобирама окончательно потеряет терпение. Впрочем, раздавшийся в кармане Хаширамы звонок, дал понять кто именно был позвонившим сразу всем в машине. Повисло испуганное молчание. Кагами нажал на педаль газа сильнее, выходя на ровную полосу. — Я поднимать не буду, у меня язык заплетается… — произнес Хаширама, вскинув руки. — И укачивает еще… Кагами, нежнее на поворотах. Не отстойник везешь. — А кто виноват, что мне приходиться гнать как Хемилтону*?! — ворчливо протянул Кагами, не отрывая взгляда от дороги. — Вы между прочим оторвали нас от… Парень осекся, когда Мадара резко повернул к нему голову. — От чего же мы вас оторвали? — предостерегающе спросил он, заставив Кагами нервно улыбнуться. — Ой, что-то мне нехорошо… — произнес Хаширама. — От репетиции… — Неужели той самой, о которой мне никто не сказал? — А если и да, то что, строгий папочка? — Пха-хаха. Папуля Мадара... — пьяно рассмеялся Сенджу, за что едва не получил от моего брата. — Эй! — Осторожно! — крикнул я, меж чужой перебранкой заметив гнавшую по встречке машину. Кагами ахнул, резко крутанув руль вправо и с трудом избежал лобового столкновения. Соседние машины недовольно засигналили ему в ответ. — Кагами, ты сейчас… — Знаю! — на миг он потерял ориентацию, а машину занесло вправо, будь здесь полиция, — подобные лихачества обошлись бы им в очень большой штраф. — Возьми трубку и скажи Тобираме, что мы будем через пару минут. Быстрее! Пара минут? Это физически невозможно! Мы только покинули город. И тем не менее я трясущимися пальцами схватился за куртку устало запрокинувшего голову Хаширамы и вытащив телефон, принял вызов. — Если ты опять напился, клянусь, я спущу с тебя… — Это я, Тоби! — мне хотелось дать себе по лбу за смелость сократить его имя, но я все же продолжил говорить, нервно улыбнувшись. — Хашираму немного укачало, поэтому он пока… не может говорить. На конце трубки послышалась усмешка. Кажется, в придуманную наспех байку не поверили. Кагами раздраженно бурчал себе под нос, периодически перестраиваясь на более свободные полосы. Мадара опасливо поглядывал то на меня, то на кажется, готовившегося блевануть Сенджу. О, нет. Только этого мне не хватало. — Мы скоро будем. Через… минут… — я замолчал, дождавшись когда Кагами выставит три оттопыренных пальца. — Три! Тобирама устало вздохнул. — Неужели? И в каком состоянии? — В нормальном! Правда… По крайней мере, мы с Кагами… — Черт возьми, смотри ты куда едешь! — крикнул Мадара. — Да знаю я! — ответил ему юноша за рулем. Новый протяжный гудок какого-то грузовика. Парень с трудом не врезался в его бок, но таки выехал на ровную дорогу, резко крутанув руль. Я едва не выронил телефон от того, как меня занесло на повороте. Хаширама, и без того измученный дорогой, полетел прямо на меня, чуть было не лишившись чувств. Его разбитое лицо уткнулось прямо в мой пах, и я испуганно вскинул руку с телефоном, коротко ойкнув. — Что у вас там происходит? — послышался строгий голос Тобирамы из трубки. — Ничего! Все… отлично. — Что ты, блять, там делаешь? Подними его, — прошипел мне Мадара, вынудив зажать телефон между плечом и ухом. Руки осторожно подхватили упавшего и вырубившегося Хашираму за плечи и усадили обратно. Тот только что-то промычал, прижавшись к окну щекой. Тобирама, потерял терпение окончательно. — Тащитесь сюда как можно быстрее и не убейтесь по дороге. — произнес он раздраженно. — И передай Хашираме, чтобы начинал молиться. Потому что если он опять будет не в состоянии стоять на ногах — я убью его. Мужчина бросил трубку. Ощутив его разочарование всем своим нутром я устало отложил телефон в сторону, запрокинув голову. — Ну что там? — недовольно спросил меня Мадара, обернувшись. — Богатенькая выскочка заебалась ждать? — Не твое дело. — буркнул я, не глядя ему в глаза. Кагами по доброму усмехнулся. — Привыкай. Когда работаешь с Тобирамой — постоянно терпишь его капание на мозги. — А когда ты его брат… твой мозг еще и смачно-о так ебут… — раздался голос Хаширамы. Я тихо рассмеялся. — Он сказал, что если Хаширама не будет стоять на ногах — лично прибьет его. Кагами улыбнулся. — О, насчет этого не переживай. Я так часто вытаскивал этого придурка из запоя, что мне уже стоит медицинскую степень присвоить... И правда. Кагами вел себя так, словно бы пьянство Хаширамы было для него будничной обыденностью. В Палмдейле, они остановились на ближайшей заправке и купили несколько маленьких бутылок воды, а парень привычно отправился за кофе для почившего Сенджу, оставив нас с отрубившимся мужчиной наедине. Мда. Я вздохнул, выйдя из машины вслед за братом. Хаширама, воспользовавшись моим отсутствием, пьяно перевернулся на спину, поджав к себе ноги. Казалось, его не разбудит даже ядерная война. Ну... Хорошо, что мой брат был куда хуже. Мадара вдруг посмотрел на него с надменной улыбкой, открыл одну из бутылок воды и одним движением вылил ее содержимое спящему на лицо. — Что ты делаешь?! — испуганно воскликнул я. Хаширама недовольно промычал, сплюнув попавшую в рот воду прямо на кожаное сидение кабриолета. Пьяно отмахнулся от нас и закашлялся. — Доброе утро, страна. — Мадара шлепнул его по смуглой, чуть посиневшей от ушиба щеке, но Сенджу лишь недовольно отпихнул его. Промокшие волосы брюнета прилипли к обивке. — Ты заебал будить меня, Мэдди, блять… — пробурчал он, с трудом открыв глаза. — А ты заебал бухать до алкогольной комы. — недовольно парировал Мадара, скрестив руки на груди. Я осторожно попросил его замолчать, но брат проигнорировал мои слова. Язык всегда был его главным врагом. — Я почему-то вполне себе стою на ногах. Действительно. Как ни странно в молодости алкоголь делал Мадару только агрессивнее и разговорчивее, но почти не сбивал с ноги и почти не мутил сознание. Быть может потому что ему нужна была куда более убойная доза спиртного в кровь, чтобы достичь той же нирваны, которую достигал Хаширама даже при не серьезных количествах выпитого. А быть может он банально меньше выпил. — Да… Генетика от твоего военного папаши тебе досталась хорошая. — завистливо протянул Сенджу, потерев мокрое лицо ладонями. — Единственное, что мне от него досталось — дерьмовый характер. — … и это тоже. Я устало помотал головой, уже не слушая ни брата, ни Сенджу. Время предательски уплывало. Должно быть, Тобирама на съемочной площадке уже рвал и метал, а мне оставалось только мысленно ежиться, представляя его зверское недовольство. К счастью вскоре к нам присоединился и Кагами с горячим крепким кофе в руках, и мы на пару с Мадарой осторожно усадили Хашираму на сидение. — Давай пей. — озлобленно скомандовал Мадара, выхватив у удивленного парня злосчастный напиток и впихнув его в смуглые руки Сенджу. Хаширама глухо проворчал, попытался приложить его ко лбу, и чуть не выронил горячий стакан на землю. — Это кофе, идиот, а не виски со льдом! — Бля. — Хаширама зажмурил глаза, отпив небольшой глоток. Должно быть, ему было не очень уютно, учитывая что мы окружили его со всех сторон. Мужчина сделал еще несколько глотков, и выдохнув, посмотрел на меня с теплой насмешкой. — Он у тебя всегда такой зануда, или только, когда я рядом? Мне оставалось лишь закатить глаза. Пожалуй, верны были оба утверждения. На то, чтобы привести Хашираму в относительную норму потребовалось минут десять, однако он по крайней мере более менее твердо стоял на ногах и даже говорить мог без заплетающегося языка, что безусловно, очень нам помогло, когда предстать перед грозным взглядом Тобирамы таки пришлось. ...Таким грозным, что на миг я был свято уверен - Тобирама уволит не только меня и Мадару, но и собственного брата. — Тобии-и-и-и. Ну и пробки сейчас в Палмдейле! Ты представить себе не можешь... — нервно усмехнулся Хаширама, попытавшись обнять его, но блондин грубо отпихнул его в от себя, поджав тонкие губы. Красные глаза скептично прошлись по синякам. — Что. У вас. С лицами. — ошарашенно и твердо спросил он, недовольно посмотрев сперва на Мадару, а затем на старшего. Хотел было коснуться его разбитой губы, но резко одернул руку. Его строгий взгляд медленно перешел на меня, заставив прирасти к тротуару. — Твой брат ударил Хашираму? — холодно спросил он, словно был судьей, исполняющий вердикт. Я опешил, испуганно сглотнув. Ощутил себя ребенком, провинившимся перед отцом и ожидающим своего наказания. К счастью, Хаширама поспешил уверить брата в обратном. — Нет, Тоби. Мадара спас мою задницу от каких-то ублюдков в б… — он ударил себя по лбу, поняв, что оплошал, но Мадара уже успел подлить дерьма в наше незавидное положение. — Да, мне пришлось драться сразу с тремя малолетками, потому что твой брат распускает руки и ведет себя как педик. — мужчина стиснул зубы, недовольно отвернув голову, когда взгляд Тобирамы перешел и на него. Это было чем-то странным но под его пристальным вниманием и я, и Мадара ощущали внутри себя скомканную в комок неясную тревогу. Мадару должно быть это раздражало. Подумать только, его призовое место в номинации давящая аура впервые за столько лет кто-то занял. — Эй! Я между прочим тебе помогал! — тут же возмутился Хаширама. Странно. Я взглянул на молчавшего Кагами, который не выказывал поддержки ни Тобираме, ни оправдывал нас. Он почти не смотрел на Тобираму, вместо этого с равнодушным интересом рассматривая расположившиеся на парковой территории съемочные группы. Да. Народу в тот день было много. Интересно, многие ли из них готовились к каннскому фестивалю как мы? — У меня нет желания разбираться в ваших пьяных выходках. — отрезал Тобирама, прервав обоих. Я едва не хихикнул, подумав, что со своим менторским тоном он и правда походил на многодетного строгого отца. Кагами ущипнул меня за руку, молча советуя улыбаться поменьше. — Съемки не начнутся пока вы все не приведете себя в порядок. Кагами, живо к Фугаку, он даст тебе инструкции к сценам. — он ткнул смутившегося Хашираму в грудь. — А ты, идешь со мной. — Ладно, ладно. Только сильно не бей. — И держи лучше язык за зубами, пока я и правда тебя не убил. Я недоуменно застыл на месте, когда Тобирама схватил брата за плечо и потащил за собой. — Тобирама? Он недовольно обернулся ко мне, шикнув что-то смеющемуся Сенджу на ухо. — А что делать нам? — тихо спросил я. Тобирама закатил глаза. Бросил неприязненный взгляд на Мадару и строго произнес. — Отведи своего брата в гримерную и сделай что нибудь с его лицом. Смотреть противно. — На твое недовольное ебало тоже! — рявкнул Мадара в тот же момент, но я одернул его за плечо, вынудив сбавить тон. К счастью, Сенджу предпочел проигнорировать его слова, оба брата ушли куда-то в сторону трейлеров, кучками расположившихся в этой стороне парка и в кои-то веки оставили нас наедине. — …но, я не прошу тебя гримироваться, чтоб сделать с ним хоть что-то. Я измученно вздохнул, хоть и улыбнулся уголками губ. Брат посмотрел на меня с угрюмой улыбкой в ответ. — Пойдем. — сказал я ему. — Помогу тебе с боевыми ранениями. Мадара пожал плечами, на его лице была смесь недовольства и плохо скрываемого удовлетворения. Он явно был рад меня видеть. — Посмотри на меня. — я налил немного перекиси на небольшую ватку и коснулся ею чужого виска. Застывшая кровь на поврежденной коже тут же вспенилась, а брат поморщился от жжения, но не произнес ни слова. Мы уселись прямо на железных ступеньках общего трейлера-гримерной, разворошив всю найденную в нем аптечку и теперь она бесполезным хламом лежала в траве у наших ног. Погода была прекрасная. Калифорнийское солнце понемногу скрывалось за горизонтом, окрашивая небо в багровый и светло-оранжевый. Редкие облака пропадали вдалеке, а я видел почти исчезнувшие в урбанистическом смоге звезды над головой. Их можно было разглядеть хотя бы в парке, не напичканном вдоль и поперек высотками и заводскими постройками. Красивое зрелище. Не помню, чтобы когда-то заставал подобное в Неваде. Не помню, чтобы в нашей глуши был хоть один зеленый уголок. Мое прошлое было сухой и знойной пустыней. Но посмотри на меня сейчас. Нас с братом обступают огромные ивы и стрекочущие на них сверчки. Разве могли бы мы вообразить, что когда нибудь будем здесь? — Ничего там страшного нет. Ты же знаешь, на мне все как на собаке заживает. — улыбнулся мне Мадара. С северо-запада на нас подул легкий прохладный ветерок. Он мирно покачивал желтые гирлянды над нашими головами и трепал черные волосы брата, непослушной волной легшие на его плечо. Он казался таким взрослым при электрическом свете маленьких лампочек. Тени на его лице выделили мужественные скулы, так и не исчезнувшие тяжелые нижние веки и как-то по особенному обозначили линию глаз, сделав его взгляд более серьёзным. Как забавно. Отец был прав - Мадара вырос в красивого мужчину очень быстро. — И все же… не могу поверить, что ты умудрился надрать задницы сразу троим. — усмехнулся я в ответ, потрепав его по щеке. — Прав был Таджима. Тебе самое место в военных. Мадара коротко фыркнул. Пустяки. — Хаширама помогал. — Прямо так помогал? Мы еле-еле его на ноги поставили. Молчание, брат нервно облизал губы и отвернулся, отчего мне снова пришлось осторожно взять его за подбородок и вынудить посмотреть на себя. — Попросил же не шевелиться. — Прости. Я осторожно достал небольшой полупрозрачный пластырь и наклеил на его скулу, скрыв небольшую ранку. Вот так. Почти не видно за волосами. — Ваше лечение закончено. Сейчас выпишу вам счет. — я игриво ткнул его в плечо. — Молитесь, чтобы ваша медицинская страховка его покрыла. Улыбка на лице Мадары была почти жестокой. Скорее всего он просто неудачно подобрал эмоцию. — У меня сейчас нет денег, доктор. Могу ли я отдать натурой? Смех. — Только если назовете меня папочкой. — жуткая шутка с их-то историей, но нам почему-то болезненно весело. Пара голубей вспорхнули с ближайшей ивы и устремились в небо. Воцарилось недолгое молчание. Пользуясь им, я посмотрел в сторону суетящихся незнакомых мне операторов и на миг поймал в их окружении Микото, вдруг отправившую мне воздушный поцелуй. Я поспешил смутиться, но девушки уже и след простыл. Улыбка вдруг пропала с лица Мадары. Мужчина медленно, очень медленно посмотрел мне в глаза и нерешительно спросил. — Изу… — Да? — я занервничал, но кажется он не заметил чужого жеста. — Можно тебя спросить? Господи. Он и правда выглядел как боязливый школьник на уроке. И что же такого мог бояться спросить мой вечно грубый брат? Я спокойно кивнул ему. Мадара вздохнул, вдруг положив ладонь на мою руку. — Слушай... Ты это... правда хочешь сниматься в той сцене? — тихо задал он вопрос, от которого у меня прошли мурашки по коже. Кровь прилила к моему лицу. О, нет. Он все-таки прочел сценарий. Я знал, что этого разговора не избежать, но все равно не был готов к нему. И что теперь? Как мне объяснить брату, что это правда? Как убедить в том, что она мне не навредит, что там все будет ненастоящее? А главное, что в ней, возможно, придется сняться самому Мадаре. Сердце словно пропустило пару ударов. — Мадара… я понимаю, выглядит это все плохо, но… — Я не осуждаю тебя. — вдруг произнес он, нервно улыбнувшись. — В смысле… это твое дело, я понимаю. Просто. Ты ведь совсем не знаешь Кагами. Ты уверен, что тебе будет, ну, типа, комфортно? И снова сердце ускорило свой ход и разом успокоилось. Ах. Вот он о чем. Я нервно сглотнул, ощутив преступное облегчение. — Да там ничего такого. Поцелуемся пару раз, поиграем для камеры и все… это же не настоящий секс. — поспешил уверить я брата. Мадара понимающе кивнул. — Не волнуйся за меня. Я бы не стал сниматься в том, что мне навредит. Неужели? — Конечно. Да. — он смущенно отвел взгляд. — Не бери в голову. Просто… немного переживаю из-за всего этого. — Все будет хорошо, Мэдди. — он прыснул, едва я исковеркал его имя на манер Хаширамы, но замолк, как только моя рука сжала его ладонь. На лице Мадары появилось неясное, почти тоскливое выражение. Я попытался рассмотреть его лицо получше, но брат уже отвел глаза. — Ну не кисни… Мадара помолчал какое-то время, а потом все-таки посмотрел на меня в ответ. — Тебе ведь нравится здесь? Какой же это был странный вопрос. Я обожал Калифорнию. Обожал Лос-Анджелес с его индустриальной жарой, морским бризом и тысячью возможностей. Этот город не разочаровал меня ни тогда, когда моя хрупкая мечта столкнулась с реальностью, ни во время нашего первого появления здесь, ни сейчас. Это был целиком и полностью мой город. Мои розовые очки не трескались от его самых темных сторон. Это было невозможно, потому что только тут удача наконец повернулась ко мне лицом. А сейчас. Сейчас, сидя с братом в тишине и покое, вдыхая аромат недавно скошенной травы и далекого ветра, приходящего с Биг Рок, я чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Мой отец мертв. Мое прошлое заперто за пятью замками, когда будущее заманчиво и маняще. Я думал, что я наконец-то свободен. Что стены нашего ужасного невадского дома больше не давят на меня, и я не вынужден прятаться на втором этаже в обнимку с братом, потому что на кухне раздаются чьи-то тяжелые шаги. Это больше не строгий и скованный армейскими законами город в пустынной глуши, не страшный дом, не грязная и пошлая темница. Это жемчужина всей Калифорнии! Плод моей надежды и веры в лучшее. Конечно же мне нравилось здесь. — Нравится? Я в восторге черт возьми! — улыбнулся я. — Этот город... это мой дом. Я наконец нашел его. Мадара это… невероятное чувство, когда твои мечты сбываются. И все благодаря тебе. Пожалуйста, не отнимай у меня то, что сам подарил. Он сжал мою руку, заставив замолкнуть. Это не было чем-то агрессивным. Мадара посмотрел на меня с теплом в глазах. — Надеюсь, что так всегда будет. — зачем-то добавил я чуть тише. Брат довольно кивнул. — Я тоже надеюсь, малыш. Что все это никогда не кончится. Но… — он поджал губы, а потом вдруг порывисто коснулся ладонью моей щеки, осторожно заправив прядь волос за ухо. — Давай так. Если тебе вдруг разонравится здесь, или начнет происходить что-то… я хуй знает, дерьмовое. Знай, что ты всегда можешь положиться на меня. Что бы ни случилось. Я смущенно опустил голову, обняв колени руками. Посмотрел вдаль на раскинувшиеся на небольшом поле трейлеры. Кажется, это место кроме нас снимало в аренду еще несколько студий, оттого здесь было столько людей и техники, что впрочем, не мешало нам находиться вдалеке от съемочной суеты. — Спасибо. — я смущенно улыбнулся. — Я ведь твой старший брат. Помни об этом, — Мадара отстранился, неловко потрепав меня по голове. Это был последний раз, когда я видел его таким умиротворенным. — Я всегда буду с тобой. Это было... так трогательно и одновременно... Я не знаю, малыш. Я никогда не понимал, что по настоящему чувствую к Мадаре в те годы. Его любовь казалась настоящей и одновременно... возможна моя низкая самооценка не позволяла признать, что я заслужил ее. Повисла неловка пауза. Мадара вдруг рассмеялся, смущенно отвернувшись и почесав голову. — Что? Я разговариваю как герой мелодрамы? — Да, алкоголь явно идет тебе на пользу. И снова смех. Один на двоих. — Отвали. Я положил голову ему на плечо, закрыв глаза. Мадара вдруг вздрогнул, будто бы напуганный внезапной близостью, но через какое-то время я ощутил как его тело медленно обмякло, а тяжелая рука легла мне на плечо. На этом наш разговор закончился, потому что слов больше не требовалось. Западное солнце медленно исчезало с небосклона, накрывая нас обоих последними лучами. А ядерные сирены пели друг другу все громче. Пели так громко, что закладывало уши, Обито. Он проснулся от чужого надрывного и хриплого дыхания, ставшего настолько частым, что оно мелкой дрожью содрогало прикрывшее мальчишку одеяло. Что? Что это? Ему снился испуганно сжавшийся в бункере Изуна с ребенком на руках. Ребенком Обито. Они оба, маленькие фигурки в красном свете, окутавшим все, дрожали и жались в уголок у ванной, затравленно глядя вверх. На бетонный потолок трясущийся от взрывов, раздающихся на поверхности. А еще от вопля сразу тысячи сирен. Их адское звучание превращалось в уродливую песню, перекрывающую шум сотрясающихся стен. И... Что же там еще было? Обито зажмурился, проведя ладонью по лицу. Потер веки и медленно открыл глаза, не чувствуя ничего кроме замешательства. На миг ему показалось, что он наконец проснулся от кошмара в своей маленькой детской и ему снова двенадцать, но невидимое присутствие еще одной жизни в его теле, вернуло юношу к реальности. Обито приподнялся, убрав волосы с лица. Затуманенным взглядом посмотрел на включенный телевизор и ему стало немного спокойнее. Тот все еще создавал иллюзию обыденности даже здесь, заполняя гробовое молчание громкими разговорами. Ничего кроме них. Ни сирен, ни взрывов, ни землетрясения. Мальчик оглянулся на Мадару, кое-как усевшись на колени, и сердце его упало. Мужчина был на грани. Обито слышал насколько свистящим и частым стало его дыхание, но его ужасное состояние выдавало не только это. Мадару то и дело пробирали судороги, вынуждающие его дергаться на диване так, словно он варился в огромном котле где-то в адской преисподней. Руки дяди беспорядочно цеплялись за одеяло и обивку дивана, словно ища что-то потерянное. — И… — Мадара беспомощно открывал рот как рыба, брошенная на жаркую сушу. Он снова бредил, лихорадка становилась все хуже, но Обито не знал как ему помочь. — Будешь так часто дышать - начнется гипервентиляция, — испуганным голосом произнес мальчик, и дядя, словно бы услышав его даже сквозь бред, дернулся так сильно, что полотенце чуть не упало с его глаз. Слепо потянулся к Обито дрожащей рукой, а тот вдруг заметил, насколько же сухими и потрескавшимися были его губы. Юноша осторожно обошел родственника со стороны, держась подальше от рук и коснулся чужого мокрого лба. Все еще очень горячий. Обито потянулся, снова потерев веки. Пытался унять накатившее безразличие, но никак не мог. Сколько он проспал? Быть может пару часов. Или больше. По их меркам уже наверное утро. Тогда то, что Мадара еще жив — хороший знак, но надолго ли? — Что мне сделать, Мадара?! — панический крик, полный бессилия. — Что мне сделать, чтобы помочь тебе? — Он не выкарабкается без тебя, малышка Обито. А он тебе нужен, — напомнил ему Зецу, оказавшись напротив дивана. Указал в сторону кухни, недовольно прищурившись. — Сделай хоть что-то, пока еще не слишком поздно. Тоби за спиной улыбнулся. Мадара захрипел, резко запрокинув голову. Его рот судорожно открылся. Не хватало воздуха. Боже, как же часто он дышал. Обито нагнулся над дядей, судорожно пытаясь понять, что же ему делать. Тот крохотный контроль над ужасом и паникой, который он долго и усердно копил во время вчерашнего затишья, исчез без следа. — Мы ведь знаем, что без дяди ты долго не протянешь. Дыхание Мадары становилось все чаще. Обито боялся, что в какой-то момент оно может резко остановиться. — Заткнитесь! - вскрикнул он, положив руку мужчине на грудь. Слегка надавил, наивно полагая, что так сделает лучше, но Мадара лишь стал громче хрипеть. Обито нагнулся к чужим губам, ощутив на лице горячее дыхание. От родственника все еще пахло кровью. — И твой ребенок тоже. Молчание. Мальчик огладил влажное от пота лицо мужчины, прошептав в самые губы. — Тише... — но он не знал, что сказать. Мадара был последним, кого хотелось утешить во всем этом абсурде, что он сам и заварил. — Дыши глубже. Мадара издал короткий стон. Глаза под полотенцем были плотно закрыты, но быть может сквозь бред он слышал его голос. Обито набрал в рот воздуха и осторожно прижал губы к чужим. Дурацкая попытка. Вряд ли поможет, к тому же он совершенно не умеет делать искусственное дыхание. Выдох. Мужчина под ним напрягся сильнее, но хотя бы перестал дергаться. Его дыхание на жалкое мгновение замедлилось. Вот так. Обито снова погладил мужчину по лицу, убрав с горячего лба пряди волос. Слегка навалился на него сверху, чтобы выдохнуть в чужие губы. Он не понимал, помогали ли его жалкие попытки, но кажется Мадара понемногу начинал дышать медленнее. Жалкое зрелище. Настоящий сизифов труд. — Ты ничто без него, Обито. Ты ведь знаешь это. Ты знаешь это поэтому тебе и страшно оставаться тут одной, — Зецу продолжал гнуть свою линию, — Как было когда-то страшно нам. Знаешь, когда мы погибли из-за твоей глупости. Из-за невообразимой глупости, которая преследует Обито на каждом шагу. Его ошибки, его неудачные попытки спастись — продукт его маленьких мозгов, которые он с трудом способен собрать в хоть какую-то убедительную кашу. Сейчас ему нужно сделать это снова. Собраться и понять, что… Нужно найти жаропонижающее. Обито резко распахнул глаза. Звуки из телевизора и беспорядочное дыхание дяди навалились на него с новой силой, но дали хоть какое-то понимания того, как поступать дальше. Точно. Точно, мама всегда давала ему эти таблетки, когда температура ее сына переходила опасную черту тридцати восьми и девяти. Мадаре сейчас в сто крат хуже. Мальчик обеспокоенно отступил от дяди. Тот издал сдавленный стон, лицо исказилось в мученической гримасе. Интересно, насколько же ему больно сейчас? Обито торопливо нашел в аптечке нужные таблетки в небольшой пластмассовой баночке и высыпал в руку сразу две. Отлично. Теперь остается впихнуть их в дядю и надеяться, что лихорадка хотя бы немного спадет. Обито набрал стакан воды на кухне и вернулся к родственнику как раз тогда, когда его тело вновь задергалось из за судорог, вынудив мужчину выгнуть спину прямо на диване и тут же беспомощно обмякнуть. — Из… — но его горло было слишком сухим для чего-то кроме хриплого стона. Обито осторожно нагнулся над ним и попытался положить обе таблетки дяде на язык, но мужчина лишь захрипел, выплюнув их на подбородок. Черт. Нужно чтобы он проглотил их. Иначе не выйдет. Решив попробовать снова, мальчик подцепил таблетки пальцами и нетерпеливо вложил обратно в рот, подставив к чужим губам стакан с водой. Хотел медленно влить в мужчину хоть немного жидкости, но тот дернул подбородком так резко, что вода пролилась ему на лицо, вынудив громко закашляться. — Черт возьми, идиотка, — прошипел Тоби, — Ты помочь хочешь или добить? Обито сжал руки в кулаки от досады. Дядя снова выплюнул обе таблетки и они рассыпались по его мокрым от пота ключицам. Дерьмо собачье. Не получится. Но как… Изуна посмотрел на него так недовольно-выразительно, что ответ пришелся сам собой. Обито прикусил губу. Да. Конечно. Он размолол обе таблетки железной ложкой, а получившуюся горстку насыпал в тот же стакан и размешивал до тех пор, пока остатки воды в ней не стали белыми. Обито повел худым плечом, взглянув на Изуну, стоящего позади него с вопросом в глазах. Должно помочь? Или то были лишь очередная уловка от ненавидящей дядю галлюцинации? Обито все же решился проверить. На этот раз дать мужчине лекарство оказалось проще: он осторожно приподнял его голову и медленно влил воду в приоткрытый рот, стараясь тщательно вслушиваться в чужое дыхание. И черт возьми Мадара таки не давился. Делал громкие глотки и хрипел, но тем не менее все же получал хоть какую-то дозу лекарства. Обито убрал стакан из-под его губ и мужчина обессиленно выдохнул. Судорожно облизал губы, дав понять, что все еще страдает от жажды. Черт. Пришлось влить в него стакан и с обычной водой, проливая ее на подбородок и многострадальный диван, но по крайней родственнику, кажется, стало легче. Его дыхание было таким же частым, но уже не отдавало глухой хрипотой. Малец положил руку на его грудь и ощутил как сильно бьется чужое сердце. А Мадара вдруг схватил его за запястье и вынудил вскрикнуть, испуганно дернувшись, когда чужая хватка стала сильнее. — Изуна… — наконец дядя смог выговорить хоть что-то. Обито испуганно поджал губы, осторожно убрав его ослабевшую руку. Потер запястье и понуро опустил голову, когда мужчина попытался заговорить снова, — Не… — Что? Здесь так темно. И страшно. Мадара был на волосок от смерти однажды, и ни капли ее не боялся, но теперь его спутанным сознанием овладел трепет перед лицом гибели. Было так жарко и так холодно одновременно. А он чувствовал себя потерянным во мраке с клубком неясных мыслей в голове. А единственная рука за которую он сумел ухватиться — ушла из-под пальцев. — Не… — хриплый кашель. — уходи… Пожалуйста, Изуна. Останься с ним хоть один раз, твою мать. Выбери своего брата. Хотя бы сейчас. Но Изуна не ответил. Некто над ним устало вздохнул. Мадара слышал и другие голоса, но не понимал, что они говорят. Его сознание находилось далеко от удушающей темноты в солнечной Калифорнии, и это было худшее заточение для мужчины. Как же он ненавидел этот проклятый город. — Я никогда не вернусь, ублюдок. — вдруг произнес Изуна неподалеку от мальчишки. Нагнулся над братом и прошептал в его ухо громко и ясно. — Слышишь? Никогда. Ты заслужил страдать и умереть в одиночестве. Все твои омерзительные поступки привели тебя к этому. — Давай без полунамеков, Изу. Мадара отмахнулся от Изуны, потому что испытывал немалое смущение, находясь в комнате вместе с остальными и точно зная, что произойдет сейчас. Брат, облаченный лишь в легкий шелковый халат, лишь игриво провел по его плечу рукой, с усмешкой повернувшись к абсолютно равнодушному Тобираме, что-то объясняющему Фугаку и Микото у кучки громоздких камер. Мадара издал мрачный смешок, скрестив руки на груди. Казалось бы, единственным, кто правда испытывал хоть какое-то стеснение был только он. Хаширама с его характером едва ли боялся посмотреть на почти полностью обнаженного юношу, а Кагами, также почти раздетый, и вовсе уже запрыгнул на кровать, поманив его брата пальцем. — Надеюсь ты собрался держать планку и в этой сцене. — улыбнулся он, когда парень в последний раз хлопнул брата по плечу, и послушно присел неподалеку, ненароком коснувшись чужой ладони. Он явно был в хорошем настроении после недавних удачных дублей. Тогда Изуна и Кагами должны были изобразить вспыхнувшие чувства и откровенные поцелуи, попутно разбив на столе пару тарелок, попадавших на пол. Как ни странно, получилось лучше, чем позавчера. Кагами давно привык к камерам и при пристальном взгляде операторов чувствовал себя как рыба в воде, а вот его брат, хоть и более зажатый, умудрился за пару минут адаптироваться даже к подобным неловким условностям. Мадаре оставалось только поражаться его врожденной привычке к объективу. Мадара на камеру даже не обнял бы никого, не то, чтобы сделать что-то более откровенное. А вот Изуна, видимо, и правда родился идеальным актером, раз так спокойно прижимался к Кагами на кровати, не выглядя при этом фальшивым и напряженным. Мадара отвел взгляд. Что ж, он знает что делает. Должен знать. — Минуточку внимания! — Хаширама вдруг направил на юношей фотоаппарат с улыбкой. — Небольшая хроника на память. Обнимите друг дружку что ли… Кагами прыснул, на мгновение со вздохом закатив глаза. Изуна без стеснения обнял его за плечи, ухмыльнувшись прямо в объектив. Кагами же положил свои ладони тому прямо на талию, едва не прижавшись к парню щекой, и прищурился в своей типичной хитрой манере. Вспышка. Мадара поморщился. — Черт возьми, я обязательно переведу это на снимки. У меня кажись встал от одного взгляда на вас. — рассмеялся Сенджу, а Кагами лишь демонстративно надул губы. — Льстишь себе, Хаши… — протянул он, — В твоем возрасте ради стояка уже нужно постараться. — Да неужели? — обидчиво нахмурился мужчина в ответ. — Что-то я не помню, чтобы ты жаловался на долгие прелюдии. — он вдруг улыбнулся. — Или маленькому Кагами стоит об этом напомнить? — Только если меня позовете, — шутливо добавил Изуна, и Хаширама громко рассмеялся, заставив Мадару хмуриться еще сильнее. Они все вели себя так будто бы знали друг друга уже несколько лет и были закадычными друзьями. Какой напыщенный фарс. И Изуна перенял его с большим удовольствием. Позволил Хашираме подобраться так близко. Отпускать подобные комментарии, и ради чего? Мадара кашлянул в кулак. С каждой минутой, проведенной в этой комнате он ощущал как растет его напряжение. Лицо пылало. — Ты не обязан на это смотреть. Можешь подождать в коридоре или в ближайшей забегаловке за углом, — раздался сухой поучительный голос почти у уха. Мадара резко отшатнулся, обернувшись к незаметно подошедшему младшему Сенджу. На его лице вновь нельзя было прочесть ни единой эмоции. — О чем ты? — глухо спросил мужчина. — О том, что тебе вряд ли понравится смотреть на секс своего брата, — заметил Тобирама. — Никто не будет против, если ты уйдешь. — он вдруг прищурился, внимательно оглядев бледное лицо Учихи. — Если конечно ты не хочешь остаться. Вот оно как. Мадара усмехнулся одними уголками губ. Нервно, поспешно. Тобирама явно заметил эту странную эмоцию на его лице. Да. Уходи если противно. А если нет? Если ты хочешь посмотреть на то, как твой брат трахается с кем-то на камеру… пусть даже не по настоящему — милости просим. Мадара понимал какой ответ похоронит его в глазах Сенджу. Знал как легко прослынет извращенцем в его глазах — стоит только озвучить правду. Да, мне интересно посмотреть на обнаженного Изуну. И меня это не шокирует. Я так часто видел его в самых постыдных и униженных положениях, что ничто из ваших тщедушных съемок не удивит меня сильнее. Даже если мой родной брат будет лобызаться с кем-то у меня на глазах. — Да… ты прав. Я лучше… подожду на улице. — медленно, словно во сне кивнул Мадара, повернувшись к двери. Оглянулся на миг, неловко махнув Изуне рукой. — Удачи тебе. Парень, чмокнувший Кагами в щеку, весело подмигнул ему. — Уходишь? — Хаширама не был удивлен, и его реакция показала правильность чужого выбора красноречивее любых слов. Мадара выбрал вариант нормального человека. Слава богу. — Я позвоню как закончим. О! Мэдди, а купи мне кофе как будешь идти, а? — Обойдешься. — Ну, Мэдди! Мой любимый амиго… Это же не так сложно. Мне и растворимого без сахара хватит… Мадара не ответив, закрыл за собой дверь, однако его помрачневшее настроение заметил только Тобирама, еще долго незримо смотревший ему вслед. К утру состояние Мадары улучшилось - он больше не дышал так часто, словно тонул в пучине океана, но сознание так и не вернулось к нему. Жар понемногу спадал, его тело изгибалось в судорогах все реже, и теперь дядя больше походил на трупа. Иногда Обито и правда решал, что мужчина умер, но дыхание его, хоть и неглубокое, оставалось неизменным. Стабильно. Чего не скажешь о его племяннике. Не прошло и дня, когда кошмары Обито, сперва отвлекаемые постоянными голосами из телевизора и тихим присутствием дяди, стали понемногу высовывать свои уродливые головы из всех щелей. Тени блуждали по бункеру за мальчишкой по пятам каждый раз, когда он находил в себе смелость таки оставить спасительный угол у дивана и выйти хотя бы в туалет или в комнату с продуктами за очередным полуфабрикатом, как бы давно он не утратил аппетит. Иногда мальчик слышал голоса, шепот, раздающийся из других комнат. Иногда слышал как кто-то скребется за стеной или даже со стороны железной двери, но никогда не осмеливался проверять настоящий ли это звук или же плод воображения. Но самое худшее было, когда он видел лица. Мертвые и бледные лица смотрящие на него из дверных проемов, мрака и зеркала в ванной. Лица его родителей, бункерного мальчика, очень часто Таджимы, а иногда Какаши и Рин. Все они появлялись внезапно и смотрели на него так долго, что доводили до громкой паники. И тогда Обито опускался на колени перед диваном, жался к единственному человеку в этой преисподней и умолял очнуться, чтобы просто… поговорить. Сказать, что с ними всеми все будет хорошо. Что ребенок родиться здоровым и тени не заберут его. Но Мадара оставался в беспамятстве, а его племянника давно не радовало вынужденное одиночество. Он не ощущал себя хозяином этого бункера, скорее бункер сейчас властвовал над ними всеми. Эта вонючая железная коробка, ставшая Мадаре могилой. Когда нибудь она сделает это и с Обито. А затем с его дочерью. Сегодняшний вечер был таким же опасным как и другой. Его видения смелели и вели себя агрессивнее, Изуна боялся и молчал все больше, а Обито понимал, что стоит перед страшным выбором. Либо выпить чертовы таблетки с риском потерять ребенка, либо готовиться к тому, что одна из галлюцинаций захочет прикончить его снова. И он даже знал ее имя. Видел ее лицо, когда бродил по бункеру, тревожно озираясь по сторонам. Таджима ждал своего часа недолго. Обито помнил, как в очередной раз осмелился выбраться из-под одеяла неподалеку от Мадары, увеличить звук телевизора, чтобы его шум разносился по всему бункеру, и немного успокоившись, направиться к складу с продуктами. Он не хотел задерживаться вдали от спящего дяди слишком долго. Обычно Обито просто забегал в комнату, стараясь не слышать и не видеть ничего вокруг, брал первые же попавшиеся под руку консервы и спешил закрыть за собой дверь, не обращая внимания на все более явные тени в углах. Не глядя в лицо мертвому Какаши с уродливой изогнутой улыбкой, стоящего во тьме спальни. Игнорируя мертвую Рин в ванной. Опустив глаза в пол, чтобы найти там лежащую упаковку злополучных таблеток, с сомнением покрутить в руке, а затем недовольно швырнуть на столик. Он не навредит ребенку. Как бы не вредили ему. Но сейчас все было иначе. Сейчас он оглянулся на дверь, держа в руках запечатанный в банке сироп и сухую овсянку и увидел там того, кого боялся увидеть больше всего на свете. Сердце Обито замерло в ужасе. Что-то в груди скрутилось тугим узлом. — Вижу у тебя пополнение. — насмешливо прошептал Таджима Учиха, загородив мальчику выход. Мадара без сознания за его спиной не издавал ни звука. Продукты попадали на пол. Обито накрыл живот трясущейся рукой. Они всегда все знают самыми первыми. — Очень зря, что от него придется избавиться… — В каком это смысле? — вопреки страху вскрикнул мальчик. Таджима холодно улыбнулся. — Мадара не оставит ребенка, малыш. У вас и так мало еды благодаря тебе. Прокормить третьего уже не получится. — он говорил почти с сочувствием, но Обито была известна его больная и гнилая натура. Мальчик всхлипнул, упершись спиной о стеллаж. Бежать было некуда, а он давно убедился, что Таджима способен причинить ему боль. Ужасную боль ему и ребенку. — Нет! Он не избавится от нее…он… — юноша помедлил. — Я отдам ей всю свою еду если нужно. У Обито ведь больше ничего не осталось, кроме дочери. — Не тебе это решать. Таджима сделал шаг к нему, и мальчишка ощутил как от его присутствия содрогнулся воздух. Будто бы у существования этого мерзкого видения и правда была основа. Будто бы он был живым и пугал Учиху по-настоящему. Боже мой. А значит он мог попробовать задушить мальчишку снова. Нет, нет, пожалуйста. Почему он появился так неожиданно?! Что-то над их головами рвануло. Раздалась глухая сирена. Почти как та, что выла, когда Мадара надругался над мальцом впервые, но куда более тихая. Словно издалека. Значит ли это, что его несчастная крыша съезжала совсем немного? Что же. Обито слишком много пробыл в одиночестве. Страшно представить, что сделают с ним собственные видения, если Мадара действительно умрет. А ведь он не просыпался. Этот проклятый сукин сын не просыпался! — Я не боюсь тебя. Ты просто в моей голове, — голос дрожал, но Обито заставил себя выпрямить спину. Сжал руки в кулаки. Сердце билось как бешеное, как бы он не старался убедить себя в том, что Таджима, ухмыляющийся ему потрескавшимися губами — плод воображения. Успокоиться не получалось, но ему стоило отдать должное. В панику Обито все еще не впал. Таджима разочаровано цокнул языком. Бледное лицо мужчины слегка вытянулось. Его внешность была копией той, которую подросток когда-то увидел на фотографии, найденной под кроватью, что снова говорило о нереальности отца Мадары, но даже такое осознание ни капли не помогало. Обито проглотил комок в горле. Осторожно сделал шаг навстречу, сведя брови к переносице в хмурой тревоге. Он ничего не сделает. Он просто проделка его сбрендившего ума и не более. Тот раз Таджима навредил Обито только потому что он поддался панике. — Брось, мальчик. Ты не хочешь идти туда. Не хочешь продолжать. Обито проигнорировал его. Что-то над бункером содрогнулось. И это тоже просто видение. Ничего большего. Он приблизился к Таджиме почти вплотную. Они вредят ему только пока он верит в это. — Ты уже слишком долго сопротивляешься неизбежному, — меж тем продолжил мужчина, не двигаясь с места, — Пытаешься выживать. Борешься. Но ради чего? — Я не понимаю о чем ты. Просто пропусти меня. Главное - держать себя в руках. Равнодушие на лице подростка была слишком фальшивым. — О том, что твои трепыхания, которыми ты занимался вот уже четыре года — бессмысленны. — Таджима взглянул на него со снисхождением. — Посмотри на себя. Каждый день ты просыпаешься лишь для того, чтобы страдать и переживать все больше боли снова и снова. Не от Мадары так от самого себя. Твоя маленькая голова барахлит сильнее и сильнее… издевается над тобой. Обводит вокруг пальца. Пытает… И все ради того, чтобы ты наконец понял одну простую вещь. Снова и снова. Снова и снова. Он заточен в проклятом кругу из насилия и ужаса, ломающего его изнутри и снаружи. Все повторяется несчитанное количество раз. Те же эмоции, те же события. И этому нет конца. — И какую же? — сипло спросил Обито, упрямо подняв на него глаза. — Ты проиграл. — неутешительный вердикт бункерного монстра звучал как приговор. — С тех пор как попал сюда и вдруг решил, что имеешь хоть какой-то шанс снова увидеть мир. — Таджима пожал плечами. — Но его нет, мой мальчик. Тебя ждет участь всех тех несчастных, что попали сюда немногим раньше. Отсюда нет выхода. Ни для них, ни для тебя. Так почему бы не выбрать другой путь? Обито вздрогнул, ощутив спиной движение. Таджима оскалился, не издав ни звука, когда мальчишка медленно обернулся назад. Его глаза расширились от пронизывающего тело ужаса. Между двумя стеллажными у стены на толстой петле висело его худое изломанное тело. Обито едва не стошнило. Он поспешил опустил глаза в пол, громко всхлипнув. Глаз «второго Обито» видно не было — его голова с неправильно выгнутой шеей была прикрыта упавшей на лоб челкой. Веревка, удерживающая мальчишеское тело поскрипывала от натяжения так громко, что этот звук врезался еще живому мальцу в уши. Нет, нет… — Это не так больно, по сравнению с тем, что ты уже пережил. — почти нежно произнес Таджима. — Пара мгновений — и страдания навсегда закончатся. По бледному виску мальчишки потекла капля пота. Обито прикусил губу почти до крови, чтобы образ самого себя в петле перестал стоять перед глазами. — В этой комнате уже происходило подобное. Ты не будешь первым… — продолжила галлюцинация, — Ну же, малыш. Ты ведь и сам знаешь, что ребенку не стоит рождаться в этом аду. Обито зажмурился, закрыв уши руками. Хватит. Он не хочет смотреть на себя такого. — Ты ведь думал об этом, я знаю. — голос Таджимы неожиданно стал женским. Обито в ужасе вскинул голову, потому что понял кому же он принадлежит. Мать, бледная и отчаявшаяся, словно бы также прожившая в этом бункере четыре года, смотрела на него с жалостью. — А если ты думал… значит уже смирился. — Нет! Мальчишка бросился на нее с криком, но едва сумел коснуться чужой руки, как силуэт Энн исчез, а он сам оказался на полу, изнывая от боли в коленях. Стон. Мальчик осторожно поднял голову. Его руки тряслись. Телевизор по прежнему громко орал, распадаясь на мертвые голоса актеров. Но кроме них не было ничего. Обито вдруг понял, что не слышит тяжелого дыхания Мадары. Медленно поднялся на ноги, поправив задравшуюся на спине мастерку, и замер, словно парализованный. Диван, изрядно подпорченный пятнами крови и пота пустовал. Скомканное одеяло лежало на ковре. Мадары же в комнате не было. — Вы знаете как пользоваться кофе машиной? — безразлично спросил продавец, пробивший Мадаре чек. Мужчина же услышал его далеко не сразу, а посему несчастному пришлось повторить свой вопрос снова, на всякий случай уточнив. — Там не сложно. Просто нажимаете на кнопку и выбираете добавить ли сахар… — А? — Мадара смотрел куда-то сквозь него, погруженный в мысли. — Да. Спасибо. С момента его ухода прошел час, но ни Хаширама, ни Изуна не спешили связываться с ним, оставляя мужчину в подвешенном неприятном состоянии. Он отсчитывал секунды, периодически поглядывая на телефон, но время только еще больше тянулось. Мадара вздохнул и расстегнул ветровку. Взял кофе, накрыв его крышкой и вздохнул. Навязчивые мысли продолжали вертеться в его голове, даже когда беспокойство о брате удалось хоть немного подавить. Прошло еще минут двадцать, прежде чем в его кармане раздалась вибрация мобильного. Мужчина поспешил ответить на звонок и на его душе сразу стало легче. Отлично. Изуна в порядке. — Долго ждал нас? — Хаширама улыбнулся ему как ни в чем не бывало, будто бы не снимал его обнаженного брата на камеру. Изуна болтающий с Кагами за его спиной казался слегка покрасневшим и возбужденным. Кажется, ничего плохого не случилось. — О! Ты все-таки купил мне кофе, Мэдди! Мадара фыркнул, нехотя впихнув в его руки стаканчик, и всунул ладони в карманы. Сегодня ему повезло сохранить на редкость умиротворенное настроение, даже не смотря на постоянную нарастающую тревогу за Изуну, сейчас кажется, пребывающем на седьмом небе от счастья. Может вместо откровенных съемок он там джек пот выиграл, оттого такой радостный? Учиха недоверчиво покачал головой, но младший, оказавшийся перед ним, вдруг обнял брата за плечи, рассмеявшись. — Хорошо, что ты это не видел! — он довольно улыбнулся. Мадара инстинктивно схватился за его ладони в ответ. — Микото с Фугаку просто чудеса творят. А моя татуировка как засветилась! Представь, если потом все будут ее набивать! — Да, звездочка. Смотри только на землю не упади. — протянул Кагами со своей фирменной усмешкой, но Изуну чужая издевка ни капли не смутила. Он говорил что-то про операторскую работу, подробность и откровенность, но Мадара почти не слушал его, потому что все еще испытывал странное смущение от одной мысли о том, что его брат осмелился на подобные съемки, и еще более худшее — то, что он также испытывал и досаду. Странную, запертую под кучей замков обиду на Тобираму за очередное тыканье носом в его забитые грешки. Но ведь Изуна никогда не узнает об этих мыслях. А Мадара никогда не воплотит их в жизнь. Тобирама может запихнуть свои подозрения себе в задницу. Только если… — Что-то долго Тоби отливает. — усмехнулся Фугаку, нагрузив на себя рюкзак с оборудованием. Они взяли не все — завтра должна была состояться еще одна сцена в этом же помещении, прежде чем они с гордостью и чувством выполненного долга смогут умыть руки и перейти к следующим раскадровкам. — Позвони ему что ли. Вдруг научился у тебя запираться в туалете с наркотой. — Ой, отъебись, — протянул Хаширама, недовольно шмыгнув носом. Взглянул сперва на стеклянное здание с кучей арендованных квартир, а затем на Кагами, пожавшего плечами. Все в этой компании давно привыкли к странностям в поведении младшего Сенджу. Все кроме Учих. — Правда, Хаши. Позвони. Мало ли забудет забрать карту памяти. Я там все так побросала. — добавила Микото устало. Она явно хотела отправиться домой, после утомительных съемок, а не ждать взбалмошного Тобираму неизвестно сколько. — Ладно-ладно. Кагами, будь другом, одолжи телефон. — вздохнул Хаширама. — А я говорил тебе носить чертову зарядку, — проворчал тот в ответ, недовольно протянув свой мобильник. Хаширама набрал выученные цифры, и приставил телефон к уху, вскинув голову вверх. Его смуглая рука потянулась к солнечным очкам и одним ловким движением надела их на переносицу. Мадара скрестил руки на груди и нахмурился. Брат все еще держал руку на его плече. — Не отвечает? — тревожно спросил он у Сенджу после нескольких длинных гудков. — Говорю вам, в туалете торчит. — рассмеялся Фугаку снова, ударив девушку в плечо. — Вот паразит. Даже не поделился. — Я тебе сейчас поделюсь, придурок! — шикнула на него Микото недовольно, и у Мадары окончательно лопнуло терпение. Заебали. Скачут вокруг хотелок этой выскочки как будто от того, что его поставят на место — низвергнется блять ад или вроде того. Учиха не собирался им уподобляться. Напротив, он с удовольствием покажет этому блондинчику, что не только он может иметь хотелки. — Я за ним схожу. — бросил он, направившись к зданию. Изуна, отпустивший его плечо, удивленно вскинул брови. Хаширама тоже недоуменно замолчал. — Не нужно. Лучше я тогда… — но Мадара махнул рукой, едва Изуна попытался остановить его. Ну нет. Если кто-то из них и не смотрит на Сенджу без стекол розовых очков — то это он. — Правда, Мэдди. Куда ты собрался? — окликнул его Хаширама следом. И снова без ответа. — Тогда хотя бы копии с камеры сними! — напоследок позвала его Микото. — Или Тобираме напомни. Не оставляйте их там. И дверь закрыть не забудьте, у нас аренда до завтрашнего вечера! — Что это с ним? — шепнул Кагами побледневшему Изуне, но ответа Мадара, открывший стеклянные двери темного подъезда уже не услышал. Коридор пятого этажа встретил его легкой прохладой и темнотой. Солнце снаружи почти скрылось за горизонтом оставляя после себя темное багровое небо. Мадара не стал искать выключатели, предпочтя тихо и по памяти найти нужную белую дверь и неспешно войти, оглядевшись по сторонам. Большой дом. И почти пустой. Тут легко заблудиться, но у Учихи слишком хорошая память. Сенджу сняли небольшое помещение на окраине Лос-Анджелеса. Трехкомнатная квартира без особых изысков — просто, чтобы отснять пару сцен и больше никогда к ней не возвращаться, подходила и по цене, и по доступности. Кажется так Хаширама объяснял свой выбор. Мадара хмыкнул, направившись в спальню. Ванная была пустой. Другие комнаты тоже. Будто бы Тобирама испарился прямо в воздухе. Мужчина откинул свои волосы на плечо, подойдя к одной из выключенных камер, направленных на скромную двухместную постель, теперь лишь с одиноким матрасом и подушками без наволочек. Видать, Кагами на правах вежливости, бросил оставшийся после них неловкий реквизит в стиральную машину в прачечной первого этажа. Мадара провел по белому чистому матрасу ладонью, низко опустив голову. Закрыл глаза, чтобы представить как откровенно Изуна изгибался под почти незнакомым ему юношей прямо на этой кровати. Играл в чувства и удовольствие в окружении кучи записывающих его камер. Больших и профессиональных, и старых любительских, хотя и также стоящих на строгих штативах. Они периодически мигали, глядя на мужчину черными мутными глазами. Направленные на него в таком количестве, что не продохнуть. А ведь Изуне было комфортно в их компании. Комфортно раскрывать самые постыдные эмоции. Шептать о фальшивых чувствах. Стонать. Мадара поспешил отойти от кровати и отвернуться. Спокойно. Он просто слишком устал. Мужчина провел ладонью по лицу и рвано выдохнул, постаравшись собраться с мыслями. В этом все дело. Ему просто нужно перестать думать об этом и оно пройдет само. У Изуны же вышло. — Тобирама! — позвал он громко, но никто не ответил. — Куда ты черт возьми пропал… Мужчина прошел мимо одной из больших камер и вдруг остановился. Он просто хотел найти этого долбанного Сенджу. Он хотел только этого… боже. Глаза невольно взглянули на черный экранчик, отразивший его бледное лицо в полумраке. Если Мадара правильно понял — одна из этих штуковин содержала в себе то, чего он так и не увидел. Просто любопытство. Не более. Он все равно посмотрит это в итоговом материале вместе со всеми. Даже больше. На камерах ведь только нужные кадры и много лишнего. Никакой эстетики, как сказал бы Хаширама. Они ведь все смотрели на Изуну. Почему Мадара не может? Интересно, какая камера ему нужна? Мужчина взглянул на ту, что стояла посередине комнаты и мысленно кивнул. Да. Должно быть на ней. Он оглянулся в последний раз, словно был решившимся на пакость мальчишкой, но Тобирама не появился. Не появился он и когда мужчина с любопытством потыкал на кнопки у небольшого экрана, ведущего к объективу громоздкой камеры. Забавно, Мадара по давно умершей наивности вдруг подумал, что сейчас над его головой зашумит сигнализация, но ничего не произошло. Вместо этого экран засиял неприятным синим светом и переключился на нечто, похожее на меню в новороченных компьютерах. Мадара осмотрел камеру с вдруг возникшим интересом и понял, что не видит катушки с пленкой на ней. Неужели Хаширама таки не сорвал и они правда арендовали несколько цифровых? Тогда глупо оставлять их здесь, пусть и в закрытой квартире. Палец коснулся одной из кнопок, и начальный синеватый экран сменился на другой. Мадара потыкался в нем ориентируясь лишь на догадки, и когда с третьей попытки, ему удалось открыть нужный фрагмент, совесть мужчины снова дала о себе знать. Обнаженная спина брата с расправившей крылья птицей на ней заставила издать нервный смешок. Что ты творишь? Просто оставь это все, найди долбанного Сенджу и уходи, пока нам не пришлось признать самое дерьмовое. И что же это? Мадара смутился, но руку не убрал. Палец остановился в миллиметре от кнопки, кажется, обозначающей что-то вроде «ок». Он просто посмотрит. Только пару мгновений. Совсем немного, и он сразу уйдет. Мадара огляделся на прикрытую дверь и прикусил губу. Всего минуту. Если Тобирама заявится сюда — разглядеть ничего не успеет — Учиха выключит камеру и сделает вид, что ничего не происходит быстрее. Ну же. Он готов? Мадара вздохнул. Палец ткнул в нужную кнопку. Застывший силуэт обнаженного Изуны стал шевелиться. Мадара посмотрел на его красивое лицо. Прошелся взглядом по доверчивым открытым глазам, пухлым губам и приятному идеальному цвету нежной кожи, чтобы вдруг осознать - с полубезумным страхом на него смотрит совсем не Изуна. Цвет кожи мальчишки перед ним бледно-синеватый из-за освещения, его тонкие губы кровоточат, а глаза совсем не такие большие и теплые как у брата, наоборот — прищуренные в постоянной муке. А сколько в них страха... Это нормально. Мадаре тоже страшно. А еще чертовски погано. — Ты очнулся… — шепчет он, не веря тому, что видит. Даже на колени опустился, чтобы быть на одном уровне с сидящим возле ванной дядей. — Я думал ты… — Отлить за... хотелось. — мрачная усмешка. Мадара загребает пальцами волосы, чтобы убрать их назад. Они липкие и грязные, пахнут жиром и потом. Как и весь он. Сколько Мадара пролежал так? Сколько пролежит еще? Мужчина морщится от боли под мокрыми бинтами. Он не помнит как оказался в ванной. Помнит лишь как вдруг в бреду свалился с кровати, и прейдя в полусознание, решил доползти до ванной в странном желании наполнить ее и просто бесконечно пить. Пить пока не сдохнет от переизбытка жидкости в желудке. Жадными большими глотками. Боже, как он умирал от жажды. — Уже… успел похоронить? А? Малыш? Говорить все еще тяжело. Держать голову ровно тяжело — он кладет ее на бортик ванной. Мыслить тяжело, тяжело терпеть боль и сжимать зубы. Встать на ноги — невозможно. Мадара вдруг понимает, что банальное существование без того, чтобы ходить по волоску от смерти для него - неосуществимая ноша. — Рано порадо… блять… Лицо Обито мрачнеет. Он поджимает губы, присаживаясь рядом. Его лоб почти упирается в лоб опустившего голову дяди. Глаза мальчишки напоминают Мадаре бездонные уродливые отверстия. Может быть, пулевые. — Я не верил, что ты… Не верил, что очнешься. Мадара слабо и жестоко улыбается. Сгинает голову вбок. Прядь его черных волос падает на пол. Он еще жив. Хоть кому-то от этого хорошо? — Блять, ну что за... мерзость… — прорычал он, прикрыв глаза, трясущаяся рука в отвращении сняла еще несколько прядей с головы. Он ощупывал ее и раньше в холодной паранойе, но проплешин так и не нашел. Не хватало еще при смерти походить на никчемного папашу мальчишки. Мадара громко сглотнул, посмотрев на Обито рассеянным взглядом. Он рад? Да нет, эта маленькая сволочь не может радоваться подобному. — Но ты ведь умирал. От радиации. —  не мог поверить своим глазами малец. Мадара сплюнул вязкую слюну прямо на плитку ванной. — Я подыхал не от нее. Почти. Все дело было в блядском кровотечении. Если Мадара еще жив — значит хватанул не так уж много, чтобы откинуться от изуродованных клеток собственных органов. Его отвратительное состояние скорее следствие кровотечения и его собственного отсутствия тормозов, а заодно мозгов. Радиация — отягощающее последствие. Впрочем. У Мадары по прежнему ничтожно мало шансов выкарабкаться, но если уж он очнулся после всего дерьма, что на него свалилось - значит они все же есть. — Спасибо за… — Учиха с трудом смог кивнуть. Бросил еще один взгляд на перевязанную рану и улыбнулся одними уголками губ. — Тебе… знаешь же. Перевязывай время от времени. Обито опустил голову, а мужчина вдруг ощутил острое желание сказать ему чертов код от двери и покончить со всем этим. А лучше сперва от сейфа. Пусть зарядит пистолет и всадит в голову Мадары пару пуль. Это хоть немного облегчит его чудовищную боль. — Надо было сжечь все... эти ебаные письма в мусоросжигателе. — с сожалением произнес он, облизав сухие губы. У Обито похолодело на душе. Он ведь оставил их в зале. Господи, Мадара увидел! Мальчик поежился от его тяжелого взгляда. — Тумбочку вскрыл? Какой непоседливый мальчик, везде нос всунешь… Мальчишка отвел взгляд. — Зачем... они тебе? Там нет ничего кроме рассказов Изуны о том как хорошо ему было ебаться с Тобирамой. Мадара ахнул от навалившейся на него ужасной усталости. Мышцы сковало вязким свинцом, отчего мужчина медленно лег на бок, обняв себя руками. Висок коснулся холодной влажной плитки. — Нет, не смей умирать! — Обито тут же подскочивший на ноги, зачем то включил холодную воду в умывальнике. Мадара не следил за его суетой, понемногу погружаясь в черноту снова, однако когда эта самая вода плеснула ему в лицо — таки вернулся в настоящую действительность. — Мадара, слышишь меня? Плохо. Слишком много боли повсюду. Она делает глухим. — Мадара! — Обито страшно. За дверью ходят мучающие его тени. Вся логичность его бессвязных мыслей пропадает, стоит только увидеть полуживого дядю. Пожалуйста, пусть эта сволочь живет. Пусть живет, и не смеет оставлять его одного. Изуна смеется ему прямо с пляжа Биг Рок. Волны такие большие — накрывают их обоих с головой, едва они заходят в океан. Хаширама толкает мужчину в воду с противной ухмылкой, чтобы получить от него же по лицу. Возня перерастает во взаимные попытки утопить друг друга. Мадара позволяет Хашираме считать его своим другом. Потому что немного привык. Потому что знает, что его мнение по этому вопросу никто не спрашивал, ну и пусть. Изуна увивается за Тобирамой как может, а его брату остается только смириться. И последовать его примеру - попытаться сыграть для старшего Седжу приятеля, раз уж они поделились на такие идиотские парочки. В глубине души Мадара считает это нечестным. — Вода отличная, Тобирама! — кричит Изуна, махая рукой мужчине на лежаке. Тот медленно опускает солнечные очки. Надеется, что они увидят его противный неприязненный взгляд отсюда? — Да! Иди к нам! — зовет Хаширама следом, но блондин игнорирует их. Тобирама всегда один. Даже если Изуна навязывает ему свою компанию — ублюдок остается один. Это даже что-то большее, чем маска неприступности. Это — корень. Каркас его личности, отличающийся от других. У Тобирамы есть гнильца внутри, совсем иной природы. Не такая как у Мадары, но достаточно схожая, чтобы видеть в Учихе живое напоминание собственному несовершенству. Пережитому. Тобирама так и не простил Мадару за это. — Дядя, очнись! Мадара вдруг слышит шум волн и детский плач, медленно распахивает глаза. Взгляд фокусируется на мутном пятне перед собой и он вдруг вспоминает, что совсем недавно был на пляже. А где они с братом сейчас? Таки приняли предложение Хаширамы арендовать яхту и посмотреть на рифы в открытом океане? Закатили очередную гулянку? А может снова занялись съемками и... — Изуна… — Нет. Обито. — сипло напоминает мальчик, слегка хлопая Учиху по щеке. Обито… Он так плохо помнит это имя. Очередной знакомый Тобирамы в Калифорнии? Случайный любовник Кагами? Актер? Кто-то из калифорнийского прошлого? — Я твой племянник. — невольно шепчет Обито. Неужели дядя его забыл? Племянник. Мадара ощущает как что-то темное пробуждается в его воспоминаниях. Мрачное настоящее, замурованное в бетонной клетке. — Ты помнишь Энн? — но мальчик теряет надежду докричаться до него. — Тебе нужно обратно на диван. Нет. Мадара уже не поднимется. Он не может и не хочет этого делать. Глаза закрываются сами собой. Здесь прохладнее, чем в душном зале. А еще есть вода. Нет, Мадара готов валяться здесь как псина, только оставьте его рядом с водой. — Я помню ребенка. — вдруг говорит мужчина, вынуждая племянника испуганно схватиться за живот. Боже. Он правда в это верит. И Мадара понятия не имеет как бороться с этим безумием, потому что давно проиграл собственному. Холод плитки под ним возвращает в действительность. Ребенок. Да. Несуществующий ребенок у Обито в голове. — Он… в порядке. — нехотя отвечает мальчик, и Учиха нервно усмехается. — Потому что... его нет? — Не говори так! — громкий голос режет барабанные перепонки. Мадара вздыхает ощущая внутри себя смесь отвращения и подавленной злости. Когда становится лучше, Обито приносит ему в ванную грязное одеяло и подушку. Знает, что не вытянет его в одиночку обратно на диван. Это правильно. Малыш и так сделал слишком много. Для того, кто стоит в шаге от поехавшей крыши — неплохо. Но Мадара не знает как помочь ему в ответ. Он не признает свою вину, но понимает, что должен сделать хоть что-то. — Тебе… — мычание, Мадара кладет голову на подушку. От жара в ушах шумит кровь. — Нужно выпить те таблетки, малыш. Сразу две. И полегчает. Но Обито резко качает головой. — Я не буду их пить. — вопросительный взгляд Мадары заставляет сердце тревожно биться. — Они могут спровоцировать выкидыш. Смешно. Учиха кривится в лице. Подушка все еще теплая. — Конечно, блять, — хриплый смех. — Конечно... В твоем случае ты просто поймешь, что не научился рожать задницей. Ванная пахнет потом. Все вокруг пропахло им и кровью из-за того, что Мадара лежал в ней, спекшейся на протяжении нескольких дней. — Я не буду их пить. — повторяет мальчишка, хмурясь, а его дядя вдруг ощущает неприятный холодок, пробежавший по спине. Аура вокруг племянника зловещая. Безумная. Он видел его в шаге от полного сумасшествия, но еще никогда к ней не прибавлялась злоба. — Это тебе же нужно. — говорит Учиха, морщась от боли, — Выпей их, Обито. И станет легче. Но его слабый голос перестал быть авторитетным. Атмосфера между ними резко меняется. Мальчик едва ли не рычит. Вдруг нагибается к нему, вглядываясь в чужие глаза. Его ладонь становится у самой головы мужчины. Они повторяются. — Ты меня... не заставишь, — вдруг шипит он, сжимая зубы. Мадара изумленно распахивает глаза. Обито не узнать сейчас, впрочем, было бы странно — не воспользуйся он своим временным господством над бункером. Он же маленькая дрянь. — Я ни за что не буду травить ни себя, ни дочь этим ядом. Я понятно сказал? На лице Мадары неподдельная тревога. Он смягчает тон. — Твоя крыша сейчас едет с огромной скоростью в пизду… — кашель. Мужчина ощущает кровь на губах. Нет, только не снова. Он не хочет умирать таким образом. — Если мы не сделаем это сейчас — потом будет поздно, малыш… Просто послушай своего дядю хоть раз. Это возмутительно. Возмутительно, что Мадара смеет вообще это заявлять. — А благодаря кому она едет? — продолжает мальчик. — Ты, ублюдок, сводил меня с ума на протяжении нескольких лет, а сейчас вдруг задумался, что это неправильно? Сам ешь свои дерьмовые таблетки. — Они, возможно, единственное... что тебе блять поможет, идиот, — прорычал мужчина в ответ, реальность снова уплывала. Нет, нет. Он не может отключиться. — Ты настолько поехал, что считаешь... себя матерью-героиней, Обито, ебаный рот, задумайся над этим хоть на минуту. На лице мальца твердая непоколебимость. Он медленно встает на ноги, возвышаясь над расплоставшимся на полу дядей. В его глазах нездоровый блеск. — Ребенок... настоящий. Мадара теряет сознание. Изуна сладко выгнул спину, издав нежный сдавленный стон. Глаза его брата пристально наблюдали за каждым движением обнаженного тела, а сам мужчина ощущал холодный ужас каждый раз, когда юноша случайно бросал взгляд на камеру. Нежелательные кадры. Такие вырезают, и слава богу. Когда Изуна с маленького экрана встречался с ним глазами — что-то внутри Мадары ненавидело себя все сильнее. Черная татуировка на спине. Худые плечи. Изуна казался идеальным. Как кукла, но с душой. Которую хочется поставить на полку какой-нибудь антикварной коллекции и просто любоваться, не смея нарушать упаковку, отделяющую ее от грязного мира. Или даже напротив. Касаться грязно и с желанием. Боже, это ведь так не правильно. Сердце мужчины не должно так часто биться. Он не должен рассматривать Изуну с таким извращенным удовольствием. Не должен возбуждаться от его стонов. Не должен быть таким как отец. Изуна на экране целовал Кагами развязно и страстно, а Мадара морщился от накативших на него воспоминаний о неудавшейся ночи и чувствовал смесь стыда, ненависти к себе и подавляемого желания. Их языки ласкали друг друга. Тонкие пальцы переплетались между собой. Какое уродство. Извращение. Брат никогда не простит ему подобных мыслей. Даже если сам послужил их причиной? Мадара отмахнулся от самого себя, потому что не мог винить младшего за собственную испорченность. Быть может та ночь — лишь следствие той мерзкой гнили, что таилась в Учихе, прикрывающейся диагнозом и изувеченным мозгом. Но что ему делать? Он не хочет осознавать подобное. Даже мыслить о нем без ужасного самобичевания. Мадару сводит с ума только одна вероятность того, что он может всерьез хотеть младшего брата. Боже, зачем он вообще все это затеял? Мужчина прикрыл глаза, сжав зубы так крепко как мог. Хотел подавить приятную тяжесть внизу живота, но новый стон Изуны только раззадорил воспаленное сознание. Нет, он не может на это смотреть. Больше нет. Хватит с него. Мадара распахнул глаза, с удивлением осознав, что экран потух, а голос Изуны пропал. Камера больше не показывает стыдливую картинку, а его трясущиеся пальцы вдавливают кнопку выключения. Мужчина больше не вспомнит об этом. Никогда. Не прикоснется к младшему брату, не скажет ему о том, что произошло. Они должны жить правильно хотя бы сейчас. — Ну что же ты. Там еще пять минут материала. — холодный голос за спиной едва не довел его до истерики. Мадара резко обернулся, едва не столкнув громоздкую камеру на пол. Ее черный экран отразил худой силуэт Тобирамы Сенджу. Нет, нет. Только не это. Боже, пожалуйста, нет! — Я… — но из-за паники не удалось подобрать даже самое жалкое оправдание. — Это не то что ты… — Осторожно, придурок. Это самое дорогое, что есть в этой квартире. — теперь к вечной холодности прибавилось и раздражение. Тобирама деловито скрестил руки на груди, разглядывая испуганного мужчину с равнодушным интересом в красных узких глазах. Неужели ему настолько все равно? Мадаре хотелось рассмеяться, но он едва не падал в обморок от стыда. Конечно. Он же ебаный психиатр-недоучка, а значит снисходительность к инцестуозным извращенцам у него в крови. — Мне... стало интересно. — но дрожащий голос и бегающие глаза сказали все за Мадару уже очень давно. От Тобирамы мало что можно скрыть. Блондин слабо усмехнулся. Его рука потянулась к черному рюкзаку у него на плече, но он вдруг одернул ее. — Интересно как трахается младший брат, — продолжил Тобирама надменно. Чертов выродок. И как так незаметно оказался за спиной? Где он вообще ошивался? Как много видел? По спине пробежала капелька пота. Мадара сглотнул. На мгновение в его голове пронеслась шальная мысль о том, чтобы накинуться на Тобираму и задушить его, но он откинул ее подальше. Сенджу усмехнулся, медленно пройдя мимо Мадары. Остановился рядом с камерой, посмотрев на мужчину с любопытством и одновременно настороженностью. — Ты странный. — с едва заметным отвращением произнес мужчина. — Твой брат тоже, но его мысли хотя бы легко читаются. Твои — нет. — В этом нет ничего такого… я просто… — Интерес к сексуальности родственника в твоем возрасте — тревожный звоночек. — перебил его Тобирама, посмотрев прямо в глаза. Тяжело. Осуждающе. Внутри него ощущалось то, от чего хотелось зарыться глубоко в землю — отвращение. — Подобное допускается до пяти лет и не более… Ты у нас поздняя пташка? — Мне ничего не нужно от Изуны. — твердо сказали Мадара, наконец взяв себя в руки. — Я никогда бы не… — Зачем ты оправдываешься? — снова перебил его Тобирама, подойдя вплотную. Он был немного выше Мадары, отчего тот чувствовал себя еще униженнее. — Мне плевать на кого ты дрочишь по ночам. Если в конце концов вы окажетесь больными любителями инцеста — я буду последним кто скажет свое «фи». Усмешка. Тобирама отвернулся от него, подойдя к постели. Мадара заметил что его руки немного подрагивали, но не смог понять почему. От холода? Страха перед ним? Нет. Едва ли. Причину стоило искать в его болезненном виде. Неужто ублюдку нездоровилось? Мадара насупился, сделав шаг назад. Вблизи глаза Тобирамы больше не казались враждебными. Напротив, в них была странная, бессмысленная дымка, словно бы… он что-то принял. — Не смотри на меня так. — и снова эта холодная усмешка. Блондин огладил одну из камер так нежно, словно она была его родным ребенком. — Вы с Изуной по своему эстетичны. Думаю, за вас бы заплатили очень большие деньги, снимись вы… в соответствующем жанре. Конечно. Интересно как долго белобрысый сукин сын представлял их в таком амплуа? Наверняка с первого же желания в правде или действие. — Я тебе, блять, не порноактер, — огрызнулся Мадара сжав руки в кулаки. Тобирама закатил глаза. — Это не предложение. — пояснил он, приблизившись в камере, а затем медленно пощупал виски, будто бы одолеваемый головной болью. Поднял на мужчину взгляд уже более враждебный и подозрительный. — Ты мне не нравишься, Мадара Учиха. Есть в тебе что-то… — Тобирама махнул рукой, не найдя слов. Мужчина хмыкнул. Что-то. Кто науськивает этих горе психиатров чуять больным ублюдков даже за пределами своих психушек? — Не понимаю о чем ты... — протянул он издевательски, но один взгляд Сенджу убрал улыбку с лица. — Все ты понимаешь. — резко одернул его блондин. На миг посмотрел на мужчину с черной ненавистью, но тут же одернул себя и отвернулся. Голос Тобирамы вновь стал равнодушным. Он начал издалека. — Вы с Изуной приехали из Невады. Сбежали от деспотичного папаши, как я понимаю. — зачем-то произнес, глядя мужчине в глаза. Тот не отводил взгляда. Напряжение повисло в воздухе холодным молчанием. — Насколько он был таковым? — Это не твое собачье дело. — ответил Учиха. Тобирама усмехнулся. — Если я пробью информацию о вас обоих и выйду на ваш город или даже адрес... Я обнаружу его у себя дома? — холодно спросил блондин. Мадаре хотелось выругаться. Проницательный сукин сын. — Ты боишься, что я это сделаю, Мадара? Боишься, что он найдет вас здесь? Мадара нахмурился сильнее, но глаз не отвел. Они помолчали совсем немного, после чего Тобирама вдруг надменно улыбнулся. В его глазах читалась победа. — Нет… — прошептал он. — Если вы не боитесь, что он найдет вас, значит у вас есть причина знать, что он этого не сделает… Нет. Только не это. — Не туда копаешь, Шерлок. Ему просто насрать на нас. — голос снова подвел Мадару. Пришлось нервно прокашляться. Господи, ну почему он такой плохой лжец? Сенджу усмехнулся, вдруг вскинув руку. И в этот момент Мадара отшатнулся от него, будто бы блондин продемонстрировал оружие. Однако нет. Тот всего лишь открутил крышку на камере, забрав карту памяти. Щелчок. Крышка встала на место. — В таком случае твои показания расходятся с показаниями Изуны. — ответил он, поиграв картой в руках. Его лицо резко помрачнело. Мадара ощутил как земля ушла из под его ног. Что... что Изуна мог рассказать ему? Когда это случилось? — Я повторю свой вопрос. - тихо произнес Тобирама. — Обнаружу ли я вашего отца дома? Мадара опустил взгляд. — Нет. — А у полиции есть шанс его обнаружить? Что-то в голове Учихи щелкнуло. Он резко дернулся, вскрикнув: — У тебя нет доказательств! Молчание. Тобирама довольно кивнул, хотя на его лице не было улыбки. Сенджу не имел привычки радоваться своим победам. Он вдруг подкинул карту памяти в руке и тут же поймал ее, строго согнув голову к плечу. Настало время вердикта. — Обычно я позволяю своим домыслам принимать решения, а уж тут все видно невооруженным глазом. Вы оба подозрительные и явно с весьма мутной историей, которая может дорого обойтись не только мне. Я мог бы уговорить брата избавиться от вас от греха подальше... но не стану этого делать, если ты не дашь мне повода. Можешь сказать спасибо таланту своего брата за это. — Тобирама толкнул оппонента плечом, когда прошел мимо, и напряжение резко исчезло. Мужчина остановился, не оборачиваясь к угрюмому Учихе. — Я не доверяю ни тебе, ни Изуне, и это недоверие могу проверить в любой момент. Поэтому… чисто профессиональный совет — будь хорошим мальчиком и делай, что я говорю. И тогда наше сотрудничество пройдет тихо и мирно. Мадара фыркнул, недовольно тряхнув головой. — А иначе что? — Иначе твой папаша покажется тебе Матерью Терезой по сравнению со мной, — Тобирама повернул к нему голову так, чтобы был виден его профиль. Красный глаз в полумраке казался зловещим. — Потому что я слежу за тобой. Помни это. И Мадара помнил. Помнил насколько опасным может быть Тобирама, даже не смотря на то, как сильно тот просчитался, наивно полагая, что опаснее самого Учихи. Внутри Мадары зрело нечто более зловещее уже давным давно, и оно легко переплюнуло даже охотника на ведьм. И он все еще опасен. Все еще расчетлив. Все еще умнее всех тех, кто пытались его подавить. Мадара поднимает глаза на стоящего в проеме двери Обито и улыбается почти с издевкой. Он частично прикован к дивану, хоть и набрался сил. Смерть больше не висит над ним дамокловым мечом — последствия кровопотери и облучения могут аукаться еще долго, но он отлежался достаточно, чтобы как минимум не изнывать от лихорадки. Сколько прошло дней с того момента? Может быть неделя или даже меньше. Первое время он не считал. Лежал в кровати в бреду и изредка просил Обито принести ему поесть или пресловутый стакан воды. Забавно. В конечном итоге дети действительно требуются именно для этого, как жаль, что Мадара не завел своих собственных отпрысков. Сейчас немного иначе. Даже хорошо в какой-то степени, хоть он и теряет сознание пугающе часто. — Что не так, малыш? — тихо спрашивает он. Тепло. Невинно. Обито был хорошим мальчиком. Дядя готов быть с ним в меру вежливым. В конце концов мальчишка вопреки безумию не добил его, это дорогого стоит. Быть может он стал слишком зависим от своего мучителя, а быть может ставки, которыми он рискует из-за потери последнего взрослого в этом месте — слишком высоки. — Не понравился рис? Знаешь, не так-то просто готовить его с овощами из банок. — протянул мужчина, но Обито, смотрящий на него с холодной ненавистью не ответил. В уголке его губы все еще была крохотная рисинка. Мадара вызвался готовить им ужин, даже не смотря на слабость. Пришлось повозиться. Время от времени он едва не терял сознание, вынужденный делать длинные перерывы между готовкой, зато у него было много времени наедине с собой, потому что глупый малыш Обито отправился спать. Он так давно не спал полноценно в своей кровати, потому что кошмары без постоянного присутствия его главного чудовища сжирали мальчика с головой. Они оба хотели чтобы это кончилось. — А нож-то тебе зачем? Стальной. С широкой рукояткой и длинным лезвием. Не заржавел за эти годы, Мадара ухаживал за ними слишком хорошо, поэтому все что Обито мог взять из тумбочки было острым. Мужчина готов был поклясться, что увидел собственное отражение в его сияющем металле. Обито, смотрящий на него тяжелым взглядом, сжал деревянную рукоятку крепче. Его вторая рука потянулась к лицу, убрала рисинку с уголка губ и вытащила что-то изо рта. Мадара прекрасно видел, что он держал в пальцах. Надо было растолочь эти таблетки получше, но тогда бы их выдавал неприятный привкус. Почему-то дрянь, воздействующая на психику самая омерзительная на вкус, будто бы одних побочек мало. Мадара напряженно застыл. — У твоего риса был странный вкус. Мне пришлось совать пальцы в рот, чтобы от него избавиться. — тихим сдавленным голосом произнес мальчик. В его глазах уродливыми червями извивалось безумие. Вот оно как. Одна поехавшая крыша против другой. — Ты правда думал, что можешь меня обмануть? — Материнское сердце не обманешь. — хихикнул мужчина, но замолчал, едва Обито вскинул руку с ножом, направив его на мужчину. Быть может он поспешил предпринимать такие отважные действия только-только очнувшись, но Учихе казалось, что времени для остатков разума мальчишки уже не осталось, — И что дальше? Убьешь меня? Обито нахмурился. Его рука не дрожала. Кончик ножа был направлен точно в чужое горло. Пара шагов — и оно уткнется дяде в кадык. Мадара не спешил спасаться бегством. — У тебя яиц не хватит, Обито. Да и нет их у тебя. Ты же у нас леди, — провокация. Мужчина с холодным интересом наблюдал за племянником с одним единственным вопросом. Действительно ли малец осмелел настолько, чтобы попытаться всадить ему нож в глотку. Мальчик вскинул голову. Его глаза не отрывались от лица дяди. — Ты жив только потому, что ребенок не погиб. — произнес он. — Больше ты не будешь ему угрожать или я убью тебя. — Меня тошнит от твоего бреда, малыш. — с отвращением произнес мужчина, вальяжно развалившись на диване. — Думаешь меня испугает твой ножик? — Ты больше не тронешь мою дочь. — У тебя нет и никогда не будет дочери. — отрезал Мадара чуть агрессивнее. Осторожно. Стоит понимать, что идиот и правда может кинуться. — В пачке еще несколько таблеток. Ты выпьешь две и избавишь меня от своих воплей про нее. Обито нахмурился. — Где они? — А ты стало быть послушаешься? Шаг. Нож стал ближе. Черт. А малыш и правда настроен решительно. Не уссыкается при виде своего милого дяди, не плачет. Где же Учиха проебался? — Я выброшу их в раковину. И ты больше ничего не сможешь сделать. — Нет, Обито. Так не пойдет. — голос Мадары стал тихим и угрожающим, он почти замаскировал свою сковавшую тело слабость. — Если я сказал, что ты выпьешь их — значит ты заткнешься и выпьешь их. — Я не… — Мне насрать на твое «нет». — Мадара повышал голос специально. Мальчик едва не выронил нож от страха, но в себя пришел мгновенно. — В бункере его не существует, малыш, и пора бы уже это понять. Здесь есть только мои правила и ты будешь им подчиняться, хочешь ты того или нет. Обито промолчал. Сделал новый шаг. Лезвие было в сантиметре от чужого горла. — Сделай это… — шепот Изуны был громче даже бесконечного гудения труб над головой. Громче Мадары. Громче детского плача вдалеке. — А теперь… — Мадара привстал с дивана. — Будь хорошим мальчиком. Выпей таблетки, Обито. — Нет. — Я сказал. — дядя посмотрел на него свирепо, словно не замечая ножа у горла. — Выпей ебаные таблетки. Но Обито было плевать. Плевать на смерть Мадары. Плевать на риски. Его мысли были заняты исключительно ребенком. Видит бог, он хотел, чтобы дядя жил. Вытаскивал его из ада, который он заслужил в полной мере, помогал, заботился, надеясь, что только так его дочь сможет иметь хоть какие-то шансы на жизнь в месте, где нет этого чернового голубого света. Мадара был жив только потому что не угрожал его дочери. Если Мадара начнет становиться угрозой — Обито от него избавится. — Живо! — Ты больше никогда… — прошипел он в ответ. — Не заставишь меня! Рывок, Мадара дернулся в сторону как раз тогда, когда нож слегка надрезал кожу, но еще не впился в его сонные артерии. Рука тут же сорвала с дивана одеяло в тот момент, когда Обито осознал, что промахнулся и обернулся в его сторону. О, нет. Он увидел предмет в руке, ранее спрятанный под одеялом дяди слишком поздно. Обито попытался ударить его ножом, но что-то твердое уткнулось ему в живот. А после… Малец закричал, когда в мышцы, вдруг судорожно сократившиеся, словно бы врезалось тысяча раскаленных игл, а его худое тело вывернули на изнанку, закрутив в тугой узел. Рука выронила нож куда-то на пол. Там же оказался и Обито, сжавшийся в позе эмбриона. Мадара с трудом нагнулся на ним, крепче сжимая знакомый шокер в руке. Боже. Как давно ему известно? — Ты и туда влез, сволочь? — без тени улыбки сказал мужчина, схватив мальчишку за окаменевшее от судорог запястье. Обито жалобно застонал. Боже, он чуть не откусил себе язык. — И что же ты подумал, когда увидел погонялку? Кого я бил ей впервые? А? Мадара сдавленно рассмеялся. Ему было больно совершать такие резкие выпады, но выбор был между болью и ножом в глотке. Обито ощутил странный холодок рядом с кистью. Бездумные глаза уставились на свою руку, чтобы в ужасе расшириться. Мадара застегнул на ней кольцо тех самых наручников. — Хватай нож! — крикнул Изуна. — Давай, Обито! Не спи! Мальчик изогнулся змеей и ударил потянувшегося к его второй руке родственника прямо в челюсть. Мадара взвыл, но шокер не выронил. Его рука тут же исчезла с запястья, ощупывая подбородок. — Ублюдок! Обито попытался нашарить на полу нож. Наручник на его руке задорно звенел каждый раз когда мальчик двигался. — Не смей рыпаться, Обито! Чужое рычание прошло мимо его ушей. Обито взвизгнул, когда его руку попытались заломать. Лягнул Мадару еще раз и тот схватился за бок, громко выругавшись. Боже. Обито попал прямо по зашитой ране. Пользуясь чужим замешательством, мальчик перевернулся на живот и откинув волосы вбок, стал искать глазами выпавшее оружие. — Вот он! — голос Изуны навел его прямо на лежащий перед носом нож, но когда Обито попытался схватиться за него — Мадара, кое-как вставший на четвереньки, яростно потянул его за лодыжку к себе. — Проклятый щенок. — прошипел мужчина, — Я делаю это ради тебя! — Отвали! — мальчик зацепился за ковер, в ярости попытавшись вырвать свою ногу из хватки. Кровь внутри него горела, словно бензин, подожженный чьей-то неаккуратно брошенной сигаретой. Обито готов бороться яростно и до последнего. После появления ребенка ужас больше не держит его в крепких тисках. — Сам напросился, выродок, — Мадара ударил его погонялкой вновь, вынудив выгнуть спину и заорать во все горло. Тело пронзило волной резких спазмов. Перед глазами заплясали пятна. Господи, Обито мог только догадываться сколько вольт в этом долбанном шокере, но в какой-то момент его сердце тряхнуло так сильно, что мальчик всерьез испугался что оно и вовсе остановится. Обито сжал зубы, не в силах их разомкнуть. Меж губ потекла тонкая ниточка слюны. Глаза расширились, в шоке уставившись на собственную руку, крепко удерживающую рукоятку ножа. — Он убьет нас всех. Боже. Мадара не простит нам твоего сопротивления. — в ужасе зашептал Тоби. Зецу же тихо смеялся, стоя за его спиной. Оба с любопытством разглядывали нелепую бункерную битву. Ублюдки. Обито не сдастся так просто. — Стой на месте, идиот. Или я снова тебе всыплю, — раздалось над его ухом. Мадара потянулся к скованной наручником руке Обито, он казался намного слабее себя прежнего. Более немощным. Беспомощным. Его слабость на мгновение придала мальчику решимости. Ребенок в его утробе обеспокоенно зашевелился. Раз… Обито резко перевернулся на спину, с яростным криком замахнувшись на мужчину ножом. Вышло смазанно, лезвие прошло в сантиметре от чужого лица — Мадара успел отшатнуться, но рефлекторно выставил руку перед собой. Лезвие ударило его точно по ладони, оставив почти идеальный ровный порез там, где находилась линия жизни. Мадара зашипел от боли, выронив погонялку из ослабевших рук. Прижал истекающую кровью руку к груди как раз, когда Обито нашел в себе силы на новый рывок. Два. Мальчишка набросился на него, используя свой жалкий вес, чтобы хоть как-то, но подмять под себя. И о чудо, Мадара оказался слишком слаб, чтобы удержать даже его тщедушное тело — они оба упали на пол, однако силы теперь сменились на совершенно противоположные. Учиха понял это слишком поздно — когда племянник навис над ним сверху, удерживая нож над головой. Один хороший удар — и Мадара таки покинет этот свет. — Просчи-тался… — по слогам отчеканил мальчишка, тяжело дыша. Мадара замер почти в ужасе. Глаза перед ним опасно блестели. Черт возьми, он и правда может убить его. Этот ублюдок всерьез собрался это сделать! — Обито стой… — Мадара вскинул ладони в качестве хоть какого-то перемирия. Его сердце тревожно билось в груди. Где-то рядом лежала погонялка, скорее всего, у его правой руки — но хватать ее сейчас было бы самоубийством. Нет. Мадара не мог на нее даже смотреть, пока острое лезвие нависало над его горлом. — Ты не… можешь убить меня. — Мне плевать. — ответили ему. Руки мальчика тряслись. Удивительно, как после двух ударов шокером он все еще пребывал в сознании, но быть может дядя держал погонялку, приставленную к его тельцу, недостаточно долго. Были бы лишние пару секунд. — Я выберусь отсюда и без тебя. А если и нет — ничто не мешает ему связать полуживого Мадару и пытать. Заставить ублюдка говорить в кои-то веки правду. — Дело не в выходе. — спешно прошептал Мадара. Нужно было отвлечь мальчишку. Успокоить и убедить в том, что живой родственник лучше мертвого. Даже если придется поверить в чертового ребенка. — Ты просто отвлекаешь меня… — недовольно повторил мальчик слова Изуны, крепче вцепившись в нож. Мадара мотнул головой. — Твоя мама. Обито замер, в его глазах засветился огонек странной надежды. Учиха громко сглотнул. — Она передала тебе кое-что. Письмо. Просила меня отдать его тебе, когда ты станешь взрослым. — спешно произнес мужчина. Ладонь продолжала кровоточить. — В сейфе. Что… Подросток поморщился. Письмо в сейфе? Что она такого должна передать Обито, да еще и взрослому? Что она хотела сказать выросшему сыну и почему должна была сделать это через ублюдочного любовника? Нет. Это бред. Мадара просто тянет время, чтобы снова наебать его. — Ты лжешь. — прошипел мальчик. — Я не вчера родился, Мадара! Если бы ей было что сказать мне — она бы сказала лично! — Ты ничего не знаешь о собственной матери, малыш. Уж поверь мне. — перебил его Мадара. — У нее были... все причины думать, что до твоего взросления ей не дожить. Обито шокированно замер, слегка опустив нож. Решительность нанести последний удар ослабла. Пусть говорит. Пусть перестанет юлить и выложит всю подноготную. И тогда Обито наконец его прикончит. — Он же дурит тебя! — нетерпеливо крикнул Изуна над головой. — Убей его! Чего ты ждешь?! — Не вздумай, Обито! — кричали следом крысы. — Что ты хочешь этим сказать? — севшим голосом спросил юноша. Мадара мрачно улыбнулся, слегка согнув голову к плечу. — И что более важно — у нее были все основания понимать, что ты будешь настолько ненужным для своего папаши, что в конечном итоге окажешься в моих руках. Обито тряхнул головой, откидывая непослушные пряди на плечо. — Что в этом письме? Смешок. — Я не знаю, мальчик. Я не лезу в ее тайны. Обито опустил нож к груди. Мама… Что она знала? Знала об этом месте? О настоящей ужасной личности ее любовника? О его жертвах, похороненных в этих стенах? Были ли она свидетелем или же прямым соучастником? Эти вопросы могли свести его с ума. — Тогда почему ты сказал, что она не могла дожить до моего взросления? — Потому что… я не думаю, что тебе захочется это знать. — Говори. — Мне правда очень жаль, малыш. — Скажи мне! — Но время вопросов кончилось. Часы в спальне затикали медленнее. Минутная стрелка остановилась на одиннадцати и выразительно щелкнула. Тихое напряжение, повисшее к концу борьбы двух последних оставшихся в живых в этом бункере, резко разорвалось гауссовым снарядом. Обито заметил чужой замах слишком поздно, но он мог поклясться, что видел голубоватые искры, а шум погонялки железным клеймом отпечатался у него в голове. Мадара прижал ее к животу мальчишки, а второй рукой заставил его упереться дяде в грудь сильнее. Нужно было хотя бы три секунды. Обито закричал от боли, с трудом не прикусив язык. Сердце забилось как сумасшедшее и готовое вот вот отказать. Его безумный вопль исказился низкой вибрацией из-за сковавшие тело судорог. Обито ощутил как в его груди что-то взорвалось. Взгляд остекленел. Нож снова выпал куда то на пол и на сей раз поднимать его сил не было. Он почти потерял сознание, когда Мадара таки отшвырнул мальца от себя, повалив на спину. Озлобленно выругался, проведя языком по окровавленной кисти и тут же отшвырнул нож под диван. Урок учтен. На сей раз Обито точно беспомощен. — Вот так. Смотри как хорошо, когда ты просто лежишь и не рыпаешься, — Мадара прокашлялся, ощутив знакомый вкус крови во рту. Перед его глазами темнело так часто, что мужчина боялся лишиться чувств и завалиться прямо на бездыханного мальчишку, благо мало мальски адреналин в крови придавал сил. Обито замычал, обессиленно задергавшись под чужим весом. — Я сказал не рыпаешься! Ему нужно успокоиться. С Обито всегда нужно быть чертовски спокойным, или рискуешь удушить эту сволочь до его совершеннолетия. Мадара поймал тонкую кисть с наручником в руку и, встав с трясущегося мальчишки, резко потянул его за собой. Обито вскрикнул от боли, пронзившей сустав в его плече. Его резко увело в сторону. Ноги беспомощно елозили по орошенному кровью ковру. Что происходит? Он с трудом понимал где находится. Тело все еще мелко подрагивало от недавних отвратительных судорог. Все как в детстве. Ничего не изменилось ни на йоту. Он снова беспомощный ребенок. Его снова куда-то тащат за руки, пока он волочится по полу и в бессилии разбивает ноги об бетон. Ничего не меняется, кроме взрослеющего тела. Ничего никогда не поменяется. — Пусти… — но язык не слушался. Обито жалобно взвизгнул. Волосы упали на лоб мешая видеть, а Мадара продолжал с трудом тащить его в сторону склада с продуктами. Мальчишка понял это, когда в очередной попытке высвободиться, его колено ударилось об дверной косяк. Мужчина над ним на миг ослабил хватку, устало прислонившись к одному из стелажей. Прохлада железа оказалась для его горячего лба панацеей от разразившейся мигрени. Снова, и снова, и снова, и снова, и снова. Обито беспомощно захныкал. Ребенок внутри него почти не шевелился. Мальчишка рванул из последних сил в сторону, но их оказалось настолько мало, что Мадара даже не ощутил сопротивления. — Знаешь, надо было покупать обычный шокер — он-то хотя бы вырубает надолго. Погонялкой хороши только воспитательные меры… — смешок. Учиха ухватил мальца и за вторую руку, потащив того в сторону самого дальнего стелажа. Когда-то Обито лез в вентиляционное отверстие за ним в надежде спастись. Когда был еще ребенком, таская которого не рисковал надорвать ебаную спину. — Потерпи, Обито. Я же сказал, что делаю это для тебя. — Остановись! Мне больно! — Скоро больно не будет… Мадара нашарил пальцами второе кольцо наручников и торопливо пристегнул его к самому нижнему основанию стеллажа. Вот так. Мальчишка хиленький вырос — в жизни не сдвинет и не опрокинет. Откинься его дядя от сердечного приступа сейчас — малой либо подохнет от голода, либо вскроет себе вены.* — Перестань, прошу тебя! — Обито запаниковал. Его мышцы понемногу начинали слушаться, а адреналин подскочил в крови так, что казалось малец может вырвать кольцо наручника голыми руками — так яростно он мотал скованным запястьем из стороны в сторону. Комнату заполнило громкий скрежет. Мадара, резко отступивший от мальчика едва удержался на ногах. Ублюдок даже в таком положении попытался укусить его. — Отпусти меня! Мужчина устало опустился на колени. Ужасно кружилась голова. Боль в боку пульсировала жгучим импульсом. Черт возьми. Он все еще жив. Все еще жив, но пребывает в такой странной прострации — словно не до конца осознает этого. Может быть это обман? Временная отсрочка? Мадара поднял глаза на рвущегося из путов мальчишку. Что ж. Кто бы сверху не дал ему шанс дожить до сорока — черти, живущее в голове племянника его почти забрали. — Вот так. Здесь ты немного успокоишься. — низко произнес он. — И я посмотрю, что можно сделать... — Не смей трогать моего ребенка! — яростный вопль. Мужчина поморщился. То ли от слов, то ли от боли. Сумасшедшая сука. — Посмотри на себя. Даже не осознаешь, что творишь, — он почти рассмеялся, дыхание оставалось тяжелым. Как же Учиха устал. — Так не пойдет, Обито. Нам нужно заняться твоей съехавшей крышей, раз я так долго ее игнорировал. И снова, и снова, и снова. Издевался. Мадара вытащил из кармана джинс упаковку с оставшимися таблетками. Тряхнул ею перед лицом резко замершего подростка и грустно улыбнулся. Обито громко всхлипнул. Он был вынужден сесть к дяде боком на колени, дабы висящая на наручнике рука не мешала. Пространства для маневра тут было немного. — Нет… — Тебе страшно, я понимаю. Твои чудовища уходят из-под контроля все больше. — Замолчи! — С каждым днем, — Мадара перешел на зловещий шепот. Изуна не любил его. Брат говорил с такой интонацией исключительно, когда что-то внутри него вдруг переходило на ту самую трещину в рассудке, заботливо созданную Тобирамой Сенджу. Как и сейчас. Он просто хочет помочь. Он устал от боли. Устал от безумия Обито, а тот, очевидно устал от собственного дяди. Его тоже можно понять. Кто угодно может понять долбаного Обито. Эту маленькую жертву. Нытика, выставляющего свои бредни на показ. Кто угодно... Кроме Мадары. Сразу две белые таблетки оказались у него в здоровой ладони. Кровотечение на второй было не слишком серьезным. Даже не болело почти. Мадара получал раны и повнушительнее. — Не надо. — Обито в ужасе замотал головой, плотно сжав зубы. По его щекам текли слезы. Взгляд пригвоздился к таблеткам в чужой руке. — Не смей… — Это не цианид, малыш. Если нам повезет — эта дрянь избавит тебя хотя бы от половины твоих маленьких выдуманных друзей. — Не смей делать этого! — А может даже этого не произойдет. Они же просроченные. Паникуешь из-за нихуя. — странно. Вопреки злобе у Мадары вдруг появилось желание его утешить. — Ты убьешь ребенка! Слышишь?! — очередной вопль. Мадара присел совсем рядом, ощущая в мышцах удручающую слабость. Ничего… он почти справился. Еще… еще немного и они с Обито смогут немного поспать. — Надеюсь, что не только его, Обито. — Мадара схватил его за челюсть, но мальчишка вырвался, зажмурив глаза. Мотал головой, не давался, но в конце концов безнадежно проигрывал. — Ты убьешь своего ребенка! Ха… Он давно это сделал. Обито закричал, едва ему насильно открыли рот, Мадара поспешил впихнуть в него обе таблетки и тут же накрыть губы и нос мальчишки широкой ладонью, тщательно удерживая дергающегося на месте. Малец громко и протестующе мычал. Его слезы орошали руку, в то время как пальцы свободной ладони впивались в плечо. Мадара прижался к нему плотнее, почти обнимая. — Тише… просто проглоти их, малыш. И будем надеяться, что все это кончится. — шептал дядя ему в ухо, целуя в макушку и висок. От него больше не пахло кровью. Вчера мужчина потратил пять часов на то, чтобы просто принять душ. Удивительно, что в этот раз его хватило на борьбу с буйным подростком. Обито мычал. Воздуха становилось все меньше. Таблетки таяли в опасной близости от гортани. Нет, нет. Пожалуйста. Он не может… Он попытался ударить дядю ногой, но стопа лишь неловко заелозила по полу. Господи, нет! Ошалелые глаза мальчика уставились на стоящего напротив него Изуну. Тот в ужасе прикрывал рот ладонями. Горечь растеклась по небу. — М-м-м! Кто-нибудь помогите. Остановите его. Пожалуйста! Легкие горели. Ему срочно нужно было сделать хоть один вдох. — Давай, малыш. Проглоти — и я отпущу тебя. — Мадара осторожно освободил вторую руку и приобняв мальчишку, пальцами погладил его по горлу. Вот так. Сверху-вниз, едва касаясь кадыка, дабы спровоцировать глотательный рефлекс. — А потом все будет хорошо. По крайней мере, на какое-то время. Таблеток осталось немного. Но, может они смогут добиться хоть какой-то ремиссии на первое время. Помогите! Покрасневшие глаза уставились на отвернувшего голову Изуну, но не нашли спасения. Затем испуганные Рин и Какаши. Зецу… Тоби, демонстративно льющий слезы. Никто не поможет. Никто не поможет, потому что никого нет. Господи… Он же совсем один. В ушах звенел детский плач. Обито хотелось кричать. Подтаявшие таблетки в его глотке таки поддались спазму в горле и опустились в пищевод. Мадара осторожно отнял руку от его носа, давая возможность дышать. — Вот так. Хороший мальчик… — успокаивающе прошептал Учиха прямо в его ухо. — Я посижу с тобой пока они не подействуют. Через какое-то время напряженный и дрожащий мальчик в его руках обмяк. Он ощущал так много эмоций сразу, когда сопротивлялся: ярость, боль, страдание, страх, желание защитить единственное близкое ему существо. А теперь не ощущал ничего, кроме отчаянья и желания умереть. Мадара прав. Он и правда ужасно устал. Не понимал и не чувствовал. А еще ничего не видел из-за пелены слез. — Все будет хорошо, Обито. Слова Мадары таяли в пустоте. Синеватый свет бункера вдруг стал серым, словно зрелище за окном после дождя. Быть может он всегда таким был, а больной разум мальца преукрашал действительность. Мадара погладил его по голове, измученно облокотившись о стеллаж. Снова перегиб? Он мог поступить более жестоко, учитывая, что засранец пытался его убить. Мог бы, но отчего-то сейчас ощущал только глухую вину и желание просто закрыть глаза и уснуть. Обито захныкал, но Мадара не знал как его успокоить. Он снова огладил его темную макушку тихо напев почти забытую песню: Don't you worry love It's just the end of the world* Мадара не знал сколько они так просидели. В какой-то момент он закрыл глаза, запрокинув голову, и провалился в странную полудрему. Обито в его руках не шевелился. Очень жаль, малыш. Должно быть эти четыре года оказались невыносимыми для твоего маленького детского мозга. Но может мы попробуем еще раз? Он ведь будет, правда? И порочный круг еще не окончен. Для Мадары было слишком мало злополучного «снова». Don't you worry love У него с трудом получилось открыть глаза. Кажется снова был жар, потому что голова вновь казалось тяжелой. Быть может от мыслей или вроде того. Мужчина вздохнул, поморщившись от боли и тяжести в груди. Медленно перевел взгляд на Обито в своих объятиях и вздрогнул, торопливо повернув его лицо к себе. С губ мальчишки стекала пена. Глаза были закрыты. — Обито… Пульс все еще ощущался под рукой. Мадара осторожно подхватил мальца под шею, слегка встряхнув. Это не сон. Племянник не спит, иначе бы уже проснулся. — Обито! Черт. Мадара затряс его сильнее. Нет. Нет, он жив. Таблетки не могли убить его даже будучи просроченными. Дыхания почти нет, но ведь оно угадывается в с трудом поднимающейся груди. Мужчина осторожно утер чужие губы большим пальцем. Голова подростка безжизненно упала на плечо. Черная копна волос прикрыла правый глаз. На его лице было странное умиротворение, словно бы облегчение отошедшего в мир иной. Но ведь Обито никуда не уходил. — Проснись, малыш. — Мадара затряс его снова. — Обито, вставай твою мать! Но никто не ответил на его крик, отдавшийся от серых стен. Ни чужих видений, ни самого мальчика здесь не было. Не было никого, кто мог бы услышать Мадару внутри бетонной западни. — Обито! — мужчина вдруг ощутил странное, зародившееся в груди, щемящее чувство горя, даже толком не понимая, что именно произошло с ребенком. Лампочка над ними пару раз мигнула. Обито! It's just the end of the world Он звал снова. Но Обито больше здесь не было. Мадара вновь почувствовал как последние силы, заботливо хранимые на борьбу с мальчишкой, покинули его, и мужчина измученно рухнул на спину, устало закрыв глаза. Сознание снова уплывало. Оставленный им Обито, повисший на наручнике, не двигался. Никто из них больше не двигался. Минус одна минута до полуночи.