DEFCON

Одна минута до полуночи. Знаешь, малыш. Жизнь с Сенджу первые месяцы была похожа на рай. Не только из-за денег или праздных развлечений, но и из-за самой сути моей актерской работы. Игры, притворству, эмоциям и возможности жить чужой жизнью ровно столько, сколько красная лампочка мигает на цифровой камере. Я никогда не задумывался почему в далеком детстве вдруг решил, что стану актером, но в одной из своих сцен, в момент, когда по сюжету меня избило несколько доходяг почти у самого моего дома — понял. Агрессия. Опасность. Чужие руки на моем горле. Я вернулся в далекое детство и снова ощущал страх и ужас перед кем-то более сильным, но с одним единственным исключением. Всё вокруг было ненастоящее. Мой страх был ненастоящий. Кулак, который попал в мою скулу не причинил мне боль. Все было фальшивым. Всё полностью мной контролировалось, а я лишь слушал голос Тобирамы, поощряющего мои крики и задумывался над тем, а была ли моя детская травма такой же фальшивой? Ха. Представь себе. Когда-то я всерьез думал о всем, что произошло, именно в таком ключе. Но дальнейшие события заставили меня снова поверить в ее реальность. Точка невозврата началась сразу после той самой сцены с моим избиением. Сразу после того, как я стер окровавленные ушибы, а брат помог умыть мне лицо. Мы шутили, кажется. О чем-то разговаривали, но чаще — смущенно молчали, не находя общих тем для разговора. Потом же пришел Хаширама, и в очередной раз, в честь еще одной снятой сцены предложил нам съездить в стрип-клуб и отдохнуть перед рабочей неделей. То была суббота, кажется. Мы уже привыкли к тому, что старший Сенджу постоянно нас куда-то таскает. Хашираме, в отличие от его брата, никогда не сиделось на месте. Но именно поэтому мы с Мадарой и смогли за короткий срок испробовать большинство развлечений, которые только мог предложить нам Лос-Анджелес. Лучшие вечеринки, самые дорогие пляжи, бутики, сумасшедшие покупки и дорогие рестораны с лучшей выпивкой - мы колесили по всему Голливуду ночами напролет, чтобы утром не быть в состоянии даже открыть глаза. Жизнь с деньгами всегда хороша. Конечно поехали и в этот раз. Хотя… зная, что по итогу там не окажется Тобирамы и даже Кагами, снова занявшегося учебой, не стоило. Не то, чтобы мне не нравилась компания Хаширамы или же Микото с Фугаку, но почему-то сухой ответ старшего Сенджу, о том, что его брат предпочел провести вечер за вином в гордом одиночестве… в своем прекрасном коттедже на берегу моря, больно ударил по моему самолюбию и вынудил запивать эту досаду большими глотками клюквенной водки. Мадара предупреждал меня, что от нее быстро пьянеешь, но я не слушал и лишь отмахивался, нехотя разглядывая кувыркающихся на шестах худощавых девиц, параллельно вслушиваясь в громкую музыку, но почему то не понимая слов. Тобирама. С Тобирамой привыкаешь глотать обиду. Привыкаешь поддаваться и терпеть его моральные американские горки, в которых тебя всегда держат на расстоянии, а когда осмеливаешься приблизиться — отталкивают и заявляют, что ты наглеешь. Я никак не мог понять, как Кагами умудрился так близко подобраться к этому нелюдимому засранцу, а затем осознал, что он и не подбирался. Кагами был лоялен к Тобираме. Никогда не спорил с ним, и позволял себе высказываться о нем лишь за спиной, а вот на виду отводил взгляд и послушно выполнял все, что требовалось. Хорошая стратегия? Но ведь и она не обеспечила ему место в наверняка огромной и дорогой кровати Тобирамы Сенджу, в доме на берегу тихого океана, но надо сказать, он не слишком стремился оставаться с ним наедине. А я желал этого больше всего на свете, сам не зная почему. Тобирама интриговал. Его крепость казалась непокоренной и манящей, а далекий дорогой коттедж — наградой, которая могла бы оказаться мне по силам, если бы этот ублюдок не отталкивал меня так упорно. Тобирама казался непрошибаемым. На него не действовал ни флирт, ни откровенные намеки, ни прикосновения или попытки поговорить наедине и даже завуалировано пригласить на свидание. Я казался ему не более интересным, чем Кагами, и это оскорбляло до глубины души. Черт возьми, даже более того. Кагами удостаивался от него двусмысленных фраз, намекающих на то, что они спали хотя бы в прошлом, а порой я даже замечал ладонь Сенджу на его спине и сгорал от странной злости и зависти. Я вовсе не ненавидел Кагами! Мы смогли стать близкими друзьями за удивительно короткий срок, и мне правда было с ним интересно. В отличие от Мадары нам всегда было о чем поговорить и я искренне считал его другом, но стоило только Кагами получить смс от Тобирамы, как мое настроение портилось за мгновение ока. — А он часто тебе пишет. — однажды сказал я ему. Кагами лишь кисло пожал плечами. — В последние месяцы все реже. Поверь. Раньше было намного хуже. Видимо, контролировать каждый мой шаг ему надоело, а значит в скором времени он найдет себе для этого новую жертву. Но контроль означает заинтересованность. Я не получил от него ни одной весточки, с тех пор как съемки стали для нас нормальным явлением, будто бы и не был на главных ролях. И это не на шутку бесило. Я опрокинул еще одну рюмку, не глядя на недоумевающего Мадару. Хаширама в это время болтал с какой-то большегрудой красоткой, и даже ему было не до меня. Конечно. Ни Тобираме, ни ему. Я вновь озлобленно покосился на брата, но не сказал ни слова. Ну и скука. Скучно ли этому проклятому Сенджу сейчас? В своем прекрасном дворце на берегу моря? В обнимку с вином? Он небось еще и в джакузи залез, разлив по своему крепкому телу дорогой алкоголь и… — Ты не перебарщиваешь? — оторвал меня от мыслей брат. Я вздохнул, помассировав виски пальцами. А Тобираме плевать. Даже если я тут дебош устрою, ему будет плевать. Мадара смотрит на меня с тревогой, но мне нечего ему сказать. Я лишь плотно сжимаю губы в тонкую полоску и зарываюсь ладонью в волосы. Оборачиваюсь к соседнему столику и вижу, как Хаширама прижимается губами к щеке молоденькой девицы, и в груди снова пробуждается негодование. — Я не блядский ребенок… Мадара. Буду пить хоть до потери пульса. — отвечаю ему ворчливо. Мадара открывает рот, чтобы возразить, но тут мы оба слышим мелодию его телефона даже сквозь громкую музыку. Он смотрит на мобильник и хмурится. — Тобирама. Хочет, чтобы завтра приехали на час раньше. — вздыхает он, недовольно качая головой. — Это ж в гребаные семь утра. Я вставал так рано только, когда в школу просыпался. Его слова пробуждают во мне воспоминания и новый виток злости на весь мир. — Как мило. Он строчит тебе смски. — язвительно подмечаю я, барабаня пальцами по столу. Поднимаю взгляд в сторону сцены с шестами и хмурюсь еще сильнее. Фигуристые девушки извиваются на них как угри на углях, а я лишь могу гадать как подобное может возбудить хоть кого-то, потому что не чувствую ничего ни от их выпяченных сисек, ни от томных фальшивых взглядов. Там где Кагами заводит меня одним только покачиванием бедер, любая из них бессильна. Видимо, я и правда совсем не по девушкам. Забавно. Мадара тоже не обращает на них никакого внимания, хотя я уверен, он всегда был натуралом. — Слава всем богам, только по делу. — отвечает мужчина, пряча телефон в карман. -…reminds me of childhood memories* Это странная строчка из чьей-то песни, сказанная совсем не в тему, сбивает меня с толку и вынуждает злиться еще сильнее. Хочется выпить, но я слишком в стельку, чтобы осознавать, что еще одна рюмка вынудит мой желудок исторгнуть предыдущие. Мадара удивленно вскидывает брови, когда я вдруг поднимаюсь с места, тихо спрашивает хочу ли поехать домой, но я лишь резко встаю прямо на стол, привлекая всеобщее внимание, и шатающейся походкой иду к одному из шестов у стойки. — Изуна. Подожди, что ты… — брат пытается окликнуть меня, но я уже хватаюсь за железный шест с такой пьяной уверенностью, будто бы всю жизнь только и делал, что зарабатывал на пропитание ублюдскими танцами у палок. Хаширама удивленно и одновременно восхищенно свистит. Я ловлю на себе заинтересованный взгляд Микото в толпе, но он растворяется за другими зеваками, пооткрывавшими рты, едва я со смехом запрыгиваю на шест, крепко сжимая его бедрами и выгибая спину. — Что ты вытворяешь?! Мадара пытается дотянуться до меня, но я уже лихо верчусь, сгибая ноги и хватая шест обеими руками. — Изуна, блять. Слезь, на тебя все смотрят как на идиота! Он ошибается. Я уверен в том, что сейчас затмеваю собой всех дешевых шлюх этого заведения вместе взятых, хоть мои танцы и неуклюжи, а попытки принять красивые позы прерываются досадным смехом. Мне правда весело. Я кручусь вокруг шеста, изгибаюсь, прикусывая губу, прижимаюсь к нему спиной, ощущая на себе редкие взгляды старых сорокалетних ублюдков и искренне наслаждаюсь даже таким извращенным вниманием. — Смотрю, ты время зря не теряешь, Изу. — смеется Хаширама, а потом вдруг пьяно протягивает мне смятую банкноту в пятьдесят долларов. О, я заслужил намного больше даже своим неумелым танцем. Я опускаюсь на колени прямо на столе и послушно подхватываю ее, запихивая в карман расстегнувшейся на груди черной рубашки. Во взгляде Хаширамы, обнимающего надравшуюся с ним девушку, сквозит плохо скрываемая похоть. Я игриво подмигиваю ему и облизываю свои пухлые губы, мои руки тянутся к пуговицам на его рубашке, но тут кто-то одним резким движением спихивает меня со стола, и поставив на ноги, тащит в сторону шумной толпы. Сенджу пропадает с поля зрения. Я едва могу уследить как мутная смесь из чужих людей, музыки и цветных кругов перед моими глазами стремительно меняется. Мгновение, и мы стоим почти у выхода из клуба, а Мадара крепко сжимает мои плечи, заставляя посмотреть на себя. Он что-то говорит, а я уже даже и не помню что. Помню лишь свою глухую обиду и злость, резко вспыхнувшую, едва брат произносит. — Ты ведешь себя как… — но договорить не успевает. Мой полный ярости взгляд заставляет его умолкнуть очень вовремя. — Как кто? Как шлюха? — заплетающимся языком одергиваю я. Молчание. Мадара резко отводит глаза, а я выпутываюсь из его рук. Тогда он меняет тон на более терпимый: — ...как идиот. Изуна. Тебе нужно домой. Ты пиздец надрался. Но я не хочу домой. И не хочу, чтобы Мадара читал мне мораль. Он банально не имел на это право. Не смел говорить мне то же, что и наш долбанный папаша. Господи, если хоть кто-то еще раз назовет меня шлюхой — я убью его. Клянусь, я убью его так же как и отца. Я толкаю Мадару и резко исчезаю в толпе. Слышу его крик вдогонку, но не оборачиваюсь. Холодный воздух улицы пробирает до мурашек. Шум машин и ветра, поднявшегося из-за небольшого шторма у побережья, кажется тишиной по сравнению с оглушающей музыкой ночного клуба. Не помню как, но умудряюсь найти неподалеку такси и сесть в него как раз тогда, когда Мадара выбегает за мной следом, и тревожно оглядывается по сторонам. На его лице растерянность, а я снова зол. Наши черные глаза встречаются. Он зовет меня как раз тогда, когда такси двигается с места, а водитель спрашивает меня, куда же я еду. А я смотрю на оставленного позади Мадару и вкрадчиво произношу: Один, девять, девять, пятьдесят. Тихоокеанское побережье. Через двадцать минут наша машина выехала прямо к Малибу, а через еще десять — остановилась у дома Тобирамы, если тот и правда не лгал, называя свой адрес. Я получил несколько смс от брата, но не ответил на них, вместо этого молча протянув пятьдесят долларов таксисту и поспешил выйти из автомобиля. Шторм недалеко от пляжа разгорался вдалеке с новой силой. Слабый дождь в центре города здесь превращался в яростный ливень, пропитавший меня влагой за считанные секунды. Неожиданно. Почему-то зрелище бьющихся об волнорезы и песок волн заставило тревожно замереть. Я никогда не боялся воды или риска утонуть где-нибудь в открытом море, вполне возможно потому-что в детстве так и не увидел ничего дальше Долины Смерти. Пугала меня не яростная стихия, покрывшая океан поблизости брызгами и мутной пеной, ни шум шторма и раскаты грома в плотных черных облаках у горизонта. Пугало скорее горящее одинокое окно на втором этаже дома, у подножья которого я стоял. Тот факт, что горело только оно, когда вокруг была мгла и мрак. Значит он и правда один сейчас. Я зашел на веранду и вдруг растерял все свое пьяное мужество. Коттедж, полностью белый, с огромными панорамными окнами и плоской квадратной крышей, источал холодное величие и неприступность. Я снова ощутил себя бродягой, который может лишь мечтать о том, чтобы иметь что-то подобное. Не мое. И никогда не станет? Может... и правда лучше не трогать его? Я сглотнул вязкую слюну. К черту. Сегодня я имею право веселиться как захочу! Что этот придурок мне сделает? Выставит за дверь? Мой палец нажал на кнопку электронного домофона и настойчиво уперся в него так, чтобы сигнал не пропадал ни на секунду. Я опустил голову. Дождь заливал глаза. Тобирама увидел меня еще спустившись с лестницы. Его жилье было достаточно просторным: целых два этажа, куча комнат и две ванные, вроде того. Для одного человека избыток, но Сенджу привыкли жить на широкую руку. Я махнул блондину рукой, пьяно улыбнувшись, а он удивленно открыл мне стеклянную дверь, хотя и не спешил пускать на порог. Он был одет в привычную моему глазу черную водолазку с высоким горлом и серые домашние брюки. В его красных глазах читалось плохо скрываемое отвращение. То ли от моего потрепанного мокрого вида, то ли от того, что я был в стельку пьян. — Что ты здесь делаешь? — строго спросил он. Я обнял себя руками. Тело дрожало от холода. И ощутимо-реального и того, что исходил от мужчины напротив. — М…может на порог пустишь? Я замерз… — и правда. На мне только полу расстегнутая рубашка и короткие шорты. И все промокшее насквозь. Неужто он даст мне от ворот поворот? Губы блондина сжались. Лицо его стало похоже на бледную злобную маску. — Ты должен был быть с братом и Хаширамой. С чего вдруг они тебя ко мне послали? — не уступая, задал он новый вопрос. — Если это какой-то странный способ втянуть меня в вашу возню, то бери такси и возвращайся. Кажется он хотел закрыть дверь прямо перед моим носом. В этот момент я ощутил настолько сильное отчаянье, что вдруг схватил его за плечи, и кое-как встав на носочки, впился в теплые губы поцелуем, точно зная, что буду очень об этом жалеть. Само собой получилось убого. Тобирама не растаял и не обомлел, не открыл рот в ответ, как бы усердно я не облизывал его нижнюю губу. Вместо этого, преодолев мимолетный ступор, он схватил меня за плечи и грубо отпихнул от себя. — Какого черта ты вытворяешь? — прошипел он строго. — Я давал тебе разрешение меня трогать?! О, нужно разрешение. Ха. — Тоби… почему ты такой колючий... ну не оставляй меня так. — испугавшись, что он и правда бросит меня на пороге своего жилища, я взмолился. — У меня даже денег на такси нет больше. И мне холодно. Я попытался обнять его, но похоже Тобираму это разозлило еще больше. — Не называй меня Тоби. — голос стал еще холоднее. Меня отпихнули снова. — И не смей думать будто можешь лезть ко мне с лобызаниями потому что ты бухой. Меня тошнит от одного только твоего перегара. Он вдруг отвернулся, устало приложив ладонь ко лбу, а я едва не зарыдал от столь грубых слов. — Какой же ты недотрога. Неужели я тебе совсем не нравлюсь, Тоби-и-и-и? — промурлыкал я, старательно скрыв обиду из-за чужой холодности. Хотел коснуться его груди, но тут Тобирама впервые за наши встречи повысил голос. — Еще раз позволишь себе что-то подобное - и я тебя уволю, Изуна. Я не шучу. Я всерьез испугался, никак не ожидав, что разозлю его так сильно. Сделал шаг назад, растерянно заглянув в его прищуренные глаза. — Ты же это не серье... — Молчи! — Тобирама вздохнул, помассировав переносицу. — Жалкий... Что ты, что Кагами. Думаете, будто бы вам все можно просто потому что вы похожи на симпатичных баб. — выпалил он так яростно, что я невольно втянул голову в плечи. Никак не ожидал такой жестокости в своей адрес. Может это от того, что он сам под градусом, хотя и не таким сильным как я? И все равно, больно. Будто бы в грязь втоптали. Мое лицо стало совсем напуганным. Хотелось разреветься и броситься бежать куда глаза глядят, но холодный дождь все еще продолжал хлестать по моим щекам. Тобираме понадобилось время, чтобы взять себя в руки. Его голос снова стал строгим и сухим. — Я позвоню твоему брату и скажу, чтобы он забрал тебя. — Не нужно. — вдруг буркнул я обидчиво. — Просто такси мне вызови. Пожалуйста. Тобирама, кажется, пожалевший о сказанном, нехотя кивнул, скрестив руки на груди: — Ты так и не ответил, что вообще тут забыл. — К тебе приехал. Уничижительный смешок. Он таки пустил меня в дом, но мне уже совсем не хотелось ни видеть его богатую прихожую, сразу идущую на красивую белую кухню, ни разговаривать с ним лично. Я чувствовал себя отвратительной шлюхой, которую заказали в шутку на случайный адрес. Его владелец конечно ее не вызывал, посему лишь с отвращением послал предложенный товар на хуй. — Такси долго будет идти в такой шторм. Сейчас по всему побережью так. — холодно произнес Тобирама, скривившись в лице, когда заметил как подо мной образовалась лужа дождевой воды. Хоть не на ковер у большого телевизора. Я остановился у самых дверей, обняв себя руками. Продолжал дрожать, хотя уже не от холода. — Можешь принять ванную. Она справа от тебя. Думаешь меня это остановило, малыш? Нет. Я умел быть упрямым. Умел навязываться и обольщать, забывая об обиде и боли. Как и сейчас. Даже после тех неприятных слов, я не унял своих попыток хоть как-то понравиться этому ублюдку. Какая жалость. Если бы только я мог предположить во что в итоге это выльется, быть может никогда бы не приехал по злополучному адресу. Не встал бы напротив удивленного Тобирамы в одном белом халате едва выйдя из ванной, а тот бы не отставил бокал с вином, позволив мне нагло забрать его и выпить залпом, добавив себе храбрости на пару градусов больше. — Ну и что ты опять делаешь? — опасно сощурился он. — Сядь спокойно и жди свое гребаное такси. Тобираме было так хорошо без меня. Судя по фруктам на журнальном столике и бутылке розового Пино Нуар, он неплохо проводил время за чтением своей любимой психиатрии, разбросанной тут и там в серых строгих обложках. Я подобрал одну из книг с дивана, не отводя от него насмешливого взгляда. Блондин же недовольно смотрел на меня в ответ. — Охотники за разумом. Об экспериментальном психологическом лечении преступников. — прочел я название книги и небрежно отложил ее на стол, снова взяв в руки бутылку вина. Сделал несколько крупных глотков и выдохнул, когда жидкость обожгла горло. В голове стало пусто и одновременно легко. Хотелось сделать что-то из ряда вон выходящее. — Почему тебе это так нравится? Преступники, убийцы, психопаты… это ведь все гниль о которой и думать… лишний раз страшно. Разве нет? Взгляд Тобирамы прошелся по моим бедрам. Я выглядел очаровательно сейчас. Наверняка. Белоснежный халат открывал мою правую ногу, едва держался на плечах, пояс был слабо повязан на талии. Я бы отдал все, чтобы Тобирама потянулся к нему и развязал сам, но вместо этого его изучающие глаза поднялись к моим ключицам. Что? Кагами красивее меня? Абсурд. Милее, может быть. Но никак не красивее. Меня трудно переплюнуть по этой части. Папочка не даст соврать. — Будто бы ты можешь это понять. — смешок. Тобирама отмахнулся от меня как от мухи. — Что же ты у нас читаешь, Изуна? Любительскую психологию? Или даже это не осилил? Это правда. Со школы я не прочел ни одной книги, но Тобирама не смеет сомневаться в том, что о маньяках и больных ублюдках я знаю намного больше чем он. Я усмехнулся. Конечно. Все они думают, что знают теорию, но что насчет пресловутой практики? Мы можем многое рассказать. Молния за окном ослепила Тобираму и именно в этот момент я сел ему на колени, расставив ноги. Обнял шокированного мужчину за шею и усмехнулся. — Смотри… ты у меня между ног… Тобирама не растерялся. В его глазах появилась плохо скрываемая злость. Даже презрение. — Слезь с меня, Изуна. Сейчас же. — приказал он так строго как мог. Ни намека на возбуждение. Он был ледышкой даже для меня. — Ну почему ты такой упрям-ы-ы-ый. — я надул губы, когда его пальцы вцепились в мою талию, пытаясь спихнуть. И правда. Надо же! Еще немного и отшвырнет. А Сенджу сильнее меня. Я осторожно наклонился к его уху. — Может я не читал твои книги и не разбираюсь в этом всем, но я понравлюсь тебе, Тоби. — Я сказал тебе, слезь. — прежний ответ. Мужчина с отвращением отвернулся. — Мне не интересен легкий секс. А что-то еще ты предложить и не можешь. Как обидно. — Ты ничего обо мне не знаешь, а уже записываешь меня в непонятно кого. — недовольно насупился я. — Откуда такая уверенность, что мы не найдем тем для разговоров? С чего ты вообще решил, что я умею только трахаться? — А что еще? — презрение. Тобирама будто и за человека меня не считает. — Ну же, Изуна. Чем ты можешь меня заинтересовать? Меня несло совсем не туда, но я не чувствовал, что буду жалеть, потому что был слишком пьян. Коснулся губами его уха, прижавшись к мужчине вплотную и улыбнулся. За окном раздался новый раскат грома. Шторм выл всего в паре метров от нас. Волны тревожно бились об волнорезы, а я только сейчас понял насколько же нужно было быть безрассудным, чтобы осмелиться жить у самого берега. — Знаешь чем? — продолжил я шептать ему на ухо. — Потому что я тот, о ком ты сейчас читаешь, Сенджу. Я — психопат и убийца. Тобирама вдруг застыл, его тело подо мной окоченело. Он всегда быстро осваивал информацию. Сопоставлял два и два. Соображал, подстегивая мышление нездоровой мнительностью и паранойей. — Не неси чепухи. — тихо произнес блондин, убрав руки с моей талии. Его серьезность раззадорила меня еще больше. — И мой отец тоже… и мой брат. Забавно, правда? — рассмеялся я, немного отстранившись. Вальяжно помассировал его грубые плечи и игриво кивнул. — Семья психопатов! — и снова смех. — Ты счастлив, что наткнулся на нас, а, Тоби? Но Сенджу не выглядел довольным этим фактом. На его лице можно было прочесть тревогу и странную удовлетворенность, будто бы какая-то его мрачная догадка подтвердилась. — Так вы таки сбежали от отца-психопата? Не правда ли? — спросил он с интересом. Я устроился на его коленях поудобнее. Я улыбнулся шире. — Не просто сбежали. — ответил насмешливо. — Сперва огрели его по голове, а затем забрали машину. Видел бы ты лицо этого подонка… — Где он сейчас? Нет, не говори. Не нужно. Не… — А я убил его. — протянул я, пьяно махнув рукой. — Застрели-и-и-л. Из его же пистолета. Вот как в жизни бывает. Тобирама нахмурился сильнее, хотя по его лицу тяжело понять, воспринял ли он мои слова всерьез. — Изуна… — М? — я потянулся к своему поясу, дабы развязать его, но его рука остановила меня. — Давай-ка поднимемся на второй этаж. Он взял бутылку с собой. То ли как оружие против меня, то ли для того, чтобы создать видимость его несерьезных намерений, но я все равно пошел с ним. И болтал. Болтал пока он, придерживая меня за талию, вел по лестнице, а мои ноги путались на ровном месте. Болтал о том, как отец убил мою маму, как я убил его и мы с Мадарой начали новую жизнь. Тобирама молчал. Казалось бы, он не слушал. — Ты не веришь мне? — расстроенно протянул я, едва мы дошли до открытой двери кабинета. Я заметил только силуэты предметов. Несколько кресел. Небольшой телевизор. Диван. Не трудно было догадаться, что Тобирама обустроил здесь свой рабочий кабинет в надежде таки стать психиатром хотя бы в ближайшем будущем. Ха. Тогда почему он не верит мне? Я вдруг поскользнулся на ровном месте и упал на пол. Халат задрался до самой талии, оголив мою бледную задницу, но я был слишком пьян, чтобы испытывать стыд. — Но это правда-а-а-а. — Вставай. Почти дошли. — внезапно спокойный и вкрадчивый голос Тобирамы заставил насторожиться. Это был голос типичного врача, готовившего поставить тебе болезненный укол. Я уселся на колени, недоуменно взглянув на его протянутую руку, а после на хмурое лицо. Тобирама и правда выглядел встревоженным, а я и подумать не мог как хорошо похоронил себя слишком длинным пьяным языком. Но было поздно останавливаться. Я и не мог. То, что я так долго скрывал лилось из меня нескончаемым потоком, не поддающимся контролю. — Кляну-у-у-усь, Тоби. — я вцепился в его брюки, вскинув голову вверх почти с безумной улыбкой. — Мой папочка сам говорил всем нам, что он психопат. Это не шутка. И Мадара… мы ему даже снимок сделали, а там дыра… ах-ах-ха-ха. «Я хочу тебя, Тобирама. Пожалуйста, сделай со мной что-нибудь грязное. Унизь меня еще больше, чем отец.» Тобирама нахмурился сильнее. — Вот как. — произнес он холодно, и в тоже время заинтересованно. — Дыра? Темный участок в лимбической системе? Или где-то в другом месте? Но я лишь непонимающе пожал плечами, снова рассмеявшись. Откуда мне-то такое помнить? У меня никогда не было возможности стать врачом. И уже не будет. Тобирама смотрел на меня еще какое-то время, в его глазах появился странный интерес вперемешку с опасением, но он тут же исчез, стоило мне попытаться встать на ноги. Через пару минут ему таки удалось дотащить меня до одной из спален, предусмотрительно той, где не было окон, дабы я не имел даже возможности сбежать. Ха. Мне стал понятен его план спасения еще в тот момент, как бы плохо я не соображал, но пытаться сопротивляться будучи в такую доску было безумием. Черт возьми, а ведь тогда я по собственной глупости испортил нашу жизнь с братом от начала и до конца, потому что Тобирама наверняка собирался позвонить в полицию. А вдруг они бы допросили нас с братом. Провели расследование. Вышли бы на пропажу отца, факт того, что Мадара и правда болен. Боже, куда бы могло все обернуться только из-за моего тщеславия. Меня могли отправить в тюрьму, малыш. И Мадару тоже, только потому что Тобирама оказался достаточно умен, чтобы понять, что я не лгу мгновенно. А может быть ему не хватило бы доказательств? Может риск был только в том, что оба Сенджу бы вышвырнули нас на улицу, не желая связываться с настолько опасными элементами? Я не знаю. Сейчас не могу оценить последствия, но тогда мне было на них плевать. Мною двигал алкогольный угар и ужасная похоть. Комната была скромной, но зато с большой чистой кроватью. Едва ли его. Слишком пустая. Должно быть была для гостей. Он усадил меня на кровать тогда. Помню, я потянул его за водолазку, снова посмотрев в чужое лицо жалостливыми глазами, но Сенджу не ответил. Осторожно отстранился, бросив на меня последний равнодушный взгляд и достал телефон. Понятно. Хашираме позвонит? Едва ли. Что его брат скажет? Что я просто напился и несу пургу? А может сразу копам? Да… наверное им. Тобирама вышел из комнаты, уже собираясь запереть меня здесь совсем одного, когда я грустно произнес: — Ты б хотя бы трахнул меня напоследок, Тоби. — вздох. Я пьяно улыбнулся, улегшись на бок. Раскинулся на кровати, проведя по влажным волосам ладонью. От меня хорошо пахло. Мятой и чем-то еще травяным, Тобирама не скупился на гели для душа, — Не хочу сесть в тюрьму зная, что единственные с кем я спал были мой отец и брат… Тобирама замер, повернувшись ко мне спиной. Медленно обернулся в мою сторону. Его красный глаз казался тусклым в полумраке. Свет ни в этой комнате, ни в коридоре он не включил. — Отец подвергал вас сексуальному насилию? — хмуро спросил он, приоткрыв дверь. Я посмотрел на телефон в его руках и усмехнулся. — Папочка Таджима… много чего делал. — ответил я тихо, а затем вальяжно перевернулся на спину, поджав к себе ноги. Халат едва едва прикрывал мой пах. Сенджу хмыкнул. — Мадара тоже? — сдержанно, почти по врачебному спросил он. — Это было только один ра-а-а-аз, — протянул я, едва не захныкав. Настроение под действием алкоголя влияло на мои эмоции сильнее, чем я мог себе представить. Словно под действием сыворотки правды в виде дурмана, подавленной злости и на Сенджу, и на брата, я говорил и говорил все больше. Раскрывал раны, сыпал на них соль собственными руками, доверял информацию совсем не тому, кому стоило ее доверять. Кривился от боли и неприятных воспоминаний, но продолжал говорить. — Я не хотел, чтобы вышло так плохо. Я не делал ничего ужасного. Мадара сказал, что ему понра-а-а-вилось. Смешок. Тобирама вдруг холодно улыбнулся, а я впервые за нашу встречу ощутил странный укол сожаления и страха. — Конечно. Ему понравилось потому что он гребанный психопат. — ответил блондин отстраненно. Медленно подошел ко мне, и слегка нагнувшись, прошептал прямо в лицо. — А ты нет. Ты маленькая расчетливая шлюшка, но никак не психопат. — Мой папа тоже так говорил. — невольно вырвалось у меня вместе с натянутым смешком. Я перестал улыбаться и шутить. Перестал смеяться, вместо этого тревожно разглядывая чужое лицо, помрачневшее настолько, что я невольно задумался. А может быть было лучше, если бы Тобирама таки вызвал полицию и сдал меня? Однако этого не произошло. Мужчина взглянул на свой мобильник в последний раз и спрятал его в кармане брюк. Я приподнялся на локтях, наблюдая за тем как он медленно подходит к двери и закрывает ее на замок. Как и хотел изначально. Для того, чтобы не выпустить меня отсюда. Вот только. До этого я не должен был оставаться с ним наедине. — Я знал, что с вами обоими что-то не так, — прошептал Тобирама, стоя ко мне спиной. Его рука покоилась на ручке двери, словно он все еще раздумывал над тем, чтобы просто уйти. Я сдвинул ноги. За стеной раздался новый раскат грома. Шторм не утихал, — Даже говорил об этом Хашираме, но у этого дурачка никакой чуйки на людей. А у меня есть… — он резко повернул ко мне голову. — Твой брат плохо мимикрирует под нормального человека. Его взгляд легко выдает его асоциальную природу. С нужными знаниями твоего братика прочтет любой психиатр. — Тоби… — пара шагов, и вот он уже стоит надо мной, а мне больше не до смеха. — Тише… все хорошо. — чужая ладонь касается моего плеча. Оголяет его, подхватывая ворот халата. — Я никому не скажу. Ни про него, ни про то, что ты маленький убийца… Затем Тобирама осторожно берет бутылку вина, стоящую на тумбе. Подносит горлышко к моим губам и почти нежно убирает прядь волос с моей щеки. — Пей. До дна. — шепчет он. «Чем хуже ты будешь воспринимать реальность, тем интереснее будет эксперимент.» Усмешка. Я чувствую жгучую смесь азарта, веселья и страха в груди, которая разрастается сильнее, стоит мне послушно выпить остатки терпкого вина и откинуть бутылку в сторону. Она не разбивается. Просто откатывается куда-то к стене, в то время как Тобирама впивается в мои губы поцелуем. Грубо и холодно. Будто бы я бесчувственная кукла с которой можно делать все что угодно, но мне не привыкать к такому отношению. Я пытаюсь брать инициативу, отвечаю на поцелуй, обхватываю его талию бедрами, зарываясь пальцами в волосы, но все мои попытки обрываются грубо и беспринципно, стоит только Тобираме повалить меня на кровать. Он улыбается, заводит мои запястья над моей головой и я снова ощущаю удивление и страх, едва мужчина нависает надо мной, надежно укрывая своей длинной тенью. Тобирама не любит инициативу. Она мешает его игре с понятным лишь Сенджу извращенным смыслом. — Нет, нет, Изу. Ты же просил трахнуть тебя, а не заняться с тобой сексом. — холодная усмешка, которая будет понятна мне лишь спустя время. Я недоуменно свожу брови к переносице. Делаю слабую попытку вырваться, но безуспешно. Крепко держащая мои запястья рука вызывает знакомый страх. — Это довольно разные вещи. И я заслужил только первой. — Подожди… — язык онемел от выпитого. Тяжело разговаривать и фокусировать взгляд на чужом лице. Гром вдалеке кажется чем-то неестественным. — Тоби… рама. Но никто не собирался меня слушать. Никто не собирался церемониться с братом психопата и убийцей. Особенно охотник на таких как мы. Я почти не помню ничего из того, что происходило дальше, потому что покрытые пьяным туманом воспоминания смешались с теми, что вызвала та ужасная ночь. Я не понимал, что происходит, малыш. Мне было чудовищно плохо. По телу бежали мурашки, в голове копошился рой из отвратительных картинок из детства и голосов. Брата. Отца. Тобирама не делал мне больно, ни когда я ощущал его пальцы в себе, ни когда он раздвинул мои ноги и вошел в меня. Он был груб и холоден, пользовался мной как куклой для траха. Делал это максимально унизительно и пошло только для того, чтобы я вернулся в те воспоминания и пережил кошмар, который пережил из-за отца снова. Зачем? Зачем ему нужно было это? Зачем он с любовью смотрел на мое искаженное ужасом лицо и пустой взгляд, зачем шептал мне те же успокаивающие слова, что и Таджима, почему не останавливался, когда я умолял прекратить? Быть может потому что умолял я отнюдь не Тобираму, когда прошлое и настоящее смешались в моем травмированном уме окончательно. — Все хорошо, Изуна. Тебе ведь самому приятно… — слишком знакомо. Слова Тобирамы, закинувшего мои ноги себе на плечи, превращались в слова Таджимы. Я перестал понимать, что происходит именно в тот момент, и именно в тот момент решил, что во мне сейчас мой отец. И никто другой. Он двигался небрежно, но при этом достаточно осторожно, чтобы я не испытывал боли. Заставлял меня чувствовать возбуждение и удовольствие вперемешку с ужасом и стыдом. Заставлял задыхаться от страха и боли душевной, но при этом изнывать от нарастающего жара внизу живота с каждым толчком. В какой-то момент я разрыдался, широко открыв рот, но Тобирама стал двигаться лишь быстрее, доводя нас обоих до пика. «Папа, пожалуйста, остановись!» Холодный поцелуй в ключицу. Раскат грома. Таджима шепчет мне на ухо пошлую дрянь от которой тошно. Во мне что-то горячее. Во мне слишком липко и мокро. Ладонь на бедре, затем на спине, опускается ниже и сжимает ягодицу. Тобирама вталкивается в мое тело не делая передышек. Я срываю голос, но боюсь закрыть глаза. Смотрю на него полными ужаса глазами, и кажется это возбуждает его куда сильнее, чем моя узость. «Не надо. Не делай этого!» Он постоянно говорит. Успокаивает, пытается быть ласковым, но лишь затем, чтобы довести меня до состояния шока, после которого мои глаза стекленеют и упираются в потолок. Слезы текут по щекам. «Ты заслужил это, Изуна. Ничего бы не было, не приедь ты в этот ублюдский дом. Не попробуй соблазнить Тобираму, понятия не имея, что он за человек. Это твоя вина.» — Что с тобой? — такой невинный вопрос. Я пытаюсь отдышаться, но мои проблемы с дыханием не повод остановиться. Толчки слишком частые — мои стоны становятся короткими и прерывистыми как раз к моменту кульминации. Я кричу в голос, закрывая глаза ладонями и кончаю одновременно с ним, но не понимаю с кем же именно переспал. С Тобирамой или Таджимой. Мужчина надо мной лишь хмыкает, выходит из меня, позволяя звукам снаружи вернуться, чтобы до ушей наконец донеслась мелодия чужого телефона. Кто… кто это? Она возвращает меня в реальность хотя бы немного, но я все еще убежден, что придавлен чужим телом к отцовской кровати, а за окном ничего кроме черных домов военного городка и душной пустыни. Тогда почему так холодно? — Смотри-ка. Братик беспокоится. — холодно смеется Тобирама, держа свой телефон в руке. Осторожно слезает с меня, наконец давая возможность получить хоть какой-то контроль, но его все еще нет. Мужчина махает перед моим лицом рукой и тяжело вздыхает, сбрасывая вызов. — Хочешь домой? Я понимаю смысл сказанного не сразу. Сперва Тобираме приходится переспросить меня дважды, дабы дождаться хотя бы убедительного кивка. Домой? Да, я очень хочу домой, но ведь я уже дома и здесь совсем не безопасно. — Такси так и не приехало, — разочаровано цокает языком Сенджу. — Видимо шторм стал сильнее. — Ма… — я тяну руку к телефону. Брат. Брат заберет меня из этого домашнего ада в Калифорнию. Он обещал. Обещал, что я больше не переживу это. Тобирама качает головой. Мадара, словно ощущая мои мысли, звонит снова, но на сей раз мужчина отключает мой телефон полностью, отбрасывая его куда-то на пол. — Нет смысла сейчас ехать ко мне только, чтобы забрать тебя и отвезти к Хашираме. — говорит он почти поучительно. А я пытаюсь встать. Свесить ноги и подняться, но комната ходит ходуном. Отец подхватывает меня за плечо и тащит обратно на кровать. Сопротивляться не получается. Только вскрикнуть, едва чья-то ладонь придавливает мою голову к подушке. Нет, нет. Только не опять. — Можешь переночевать у меня. «Папа, пожалуйста, перестань» Это неправильно. Тобирама нагибается ко мне, смотрит с холодным любопытством, изучая каждый миллиметр моего тела, словно бы я распластался не на кровати, а на операционном столе. Боже. Как же я ненавижу лежать на животе. Как ненавижу, когда надо мной нависают, а я не могу даже обернуться, потому что придавлен к постели чужими руками. «Не против еще одного раза?» «Или двух. У Тобирамы Сенджу хорошая выдержка. Видишь? Даже у его холодности есть свои плюсы.» Я сдавливаю простыни пальцами и жмурю глаза. Мои мольбы превращаются в бессвязное хныканье и стоны, когда он убирает руку с моей головы, но лишь затем, чтобы подхватить мои бедра и насадить на себя снова. После того как реальность окончательно ускользает от меня я срываюсь в истерику, но она смешивается с тем удовольствием, которое следует далее. Тобирама изнасиловал меня в ту ночь. Несколько раз. Я не понимал этого в те годы, но сейчас прекрасно вижу все сам. Обвинял ли я его? Ненавидел? Винил ли в том, что он трахал меня, прекрасная зная, что раскапывал во мне самые ужасные травмы? Трахал, осознавая, какие флешбеки во мне пробуждал? Нет. Мне было бы стыдно даже заикаться о том, что он делал все это против моей воли. Знаешь почему, сынок? Потому что такого сильного оргазма я больше не испытывал никогда. Мадара проснулся, чувствуя себя так, будто бы уже оказался в аду. Кровь бурлила от жара, пол под ним нагрелся и отдавал отвратительным теплом. Крупные капли пота стекали по спине и лбу. В воздухе стоял запах залежалого тела. Мужчина глухо простонал, с трудом дотянувшись рукой до лица. За спиной кто-то глубоко, но медленно дышал. Обито. Мадара измученно выдохнул, слегка приподнявшись на локтях. Тело упорно давило к земле, кажется температура снова поднялась. Он с трудом двигал конечностями. Даже мысли, казалось, не хотели ворочаться в голове, а посему воспоминания о вчерашнем дне приходили в разум неохотно. Дерьмо. Словно после очередной пьянки с треклятым Сенджу. Он медленно обернулся к сиплому дыханию за спиной, с трудом убрав волосы с лица. Удивленно ахнул, сощурив глаза, когда обнаружил неподалеку и Обито, по прежнему без сознания висящему на наручнике. Его лица не было видно из-за отросших прядей. Мадара предлагал ему постричься когда-то давно, но мальчишка упорно отказывался. — Обито? — мужчина с трудом разлепил сухие губы. Ужасно хотелось пить. Он медленно принял сидячее положение, борясь с тошнотой и головокружением, а после протянул к подростку руки. Осторожно приподнял его голову, коснувшись щек, но мальчик не открыл глаз. Все еще без сознания. Так долго? Мадара нащупал пульс на его шее, но он, как и дыхание был почти в норме. Разве что немного замедленный. — Обито… просыпайся, малыш. Но Обито не реагировал ни на легкий шлепок по щеке, ни на внезапную свободу, когда его дядя таки нашарил в кармане джинс ключи от наручников и освободил его. Голова ребенка безжизненно упала мужчине на колени. Не шевелился. Понять, что жив можно было лишь по вздымающейся плоской груди. Неужели так крепко спит? Или причина в чем-то похуже? Мадара оглянулся на открытую дверь, ведущую в зал. Трубы над их головами загудели громче. Чертовы таблетки. Быть может он недосмотрел какой-то побочный эффект. Вроде комы? Не смеши. Нужно отнести мальчика в кровать. Подняться бы самому хотя бы на ноги. Мадара сейчас не в том состоянии, чтобы тащить кого-то на своих плечах, но помощи ждать неоткуда. Теперь Учихе даже стакан воды некому подать. — Обито. — но ему не ответили и сейчас. Мадара вдруг подумал, что быть может теперь ему действительно осталось лишь звать мальца по имени и не получать ответа, но он быстро отмахнулся от этого тревожного ощущения. Возможно с таблетками и был перебор, но он ведь хотел как лучше. Они не могли убить. Это просто невозможно. — Ладно. Потерпи немного… Сейчас… Мадара уперся о стену и кое-как встал на ноги. Мутить стало сильнее. Бункер терял свои очертания из-за пляшущих кругов под глазами. Пришлось снова сесть на пол и подождать пока это чувство хоть немного уляжется. Так. Хорошо… Ему получше. Обито продолжал лежать на боку, свернувшись в позе эмбриона. Мужчина осторожно подхватил его за плечи, сделал рывок, потянув за собой. Боже, какой он тяжелый. Мадара глухо зарычал, попытавшись протащить его хоть немного пока не иссякли силы. Боль в боку стала сильнее. Пульсировала с каждым неудачным движением. Голова мальчишки упала на грудь. Одна из ног выгнулась под странным углом. Хоть бы конечности не переломал. А то совсем будет обидно так проснуться. Он почти дотащил его до проема двери истекая потом, когда головокружение резко усилилось, и мужчина обессиленно сполз на пол, едва не уронив мальца, сейчас накрывшего его своим весом. Черт. Мадара устало лег на спину, вцепившись в чужие плечи. С виска стекла капелька пота. Он бы решил, что резко оглох от нагрузки на подкосившееся здоровье, если бы не слышал своё тяжелое сбившееся дыхание. Отвратительное состояние. Мадара закрыл глаза, раскинув руки. Голова Обито покоилась на его животе. Мальчишка придавил ему ноги мертвым грузом, а расстояние от комнаты с продуктами до спальни казалось непреодолимым. Нужно унять дыхание. Он облизал потрескавшиеся губы и медленно открыл глаза. Зрачки сузились из-за резкого синеватого света от продолговатой квадратной лампы на потолке. — Он на кухне. Мы решили позавтракать перед тем как ехать на съемки, — сказал ему Тобирама, после того как Мадара получил от него смс и оказался перед стеклянными дверями огромного коттеджа. Вел себя Сенджу странно. Смотрел на него с непонятным мужчине удовлетворением и одновременно присущей блондину холодностью, спокойно позволял ходить по дому, а по итогу даже оставил Учиху посреди тихого коридора, сославшись на нужду срочно проведать второй этаж. Мадара лишь пожал плечами, осматриваясь по сторонам. Смотреть правда было так то и нечего, слишком пустым казалось окружение. Мужчина прошелся мимо многочисленных книжных шкафов и случайно уронил один из декоративных камней на черных полках, поспешив поставить его на место. Странный дом. Здесь было много отражающих поверхностей. Куда ни глянь — Мадара всегда мог заглянуть в свои же глаза. Пол отражал их мир под его ногами, глянцевый темный потолок смотрел маленькими копиями предметов интерьера сверху-вниз, окна, зеркала в полный рост - будто бы Учиха вдруг обернулся Алисой из Зазеркалья. Мадара заглянул себе под ноги и резко вскинул голову к потолку, встретившись со своим тяжелым взглядом. Неужто ублюдок настолько любит смотреть на себя? — Не многовато ли зеркал? — спросил мужчина, поморщившись от шума волн на улице. Смотреть на себя в отражениях ему никогда не нравилось, а тут их явно был перебор. Будто Мадара был сразу везде и всюду. Тобирама уже не слышал его, посему оставалось лишь вздохнуть и направиться на кухню, залитую бледным солнцем, едва проступающим из понемногу редеющих туч. Изуна сидел у барной стойки и нехотя жевал яичницу с беконом и мелкими помидорами. Ну надо же. Тобирама таки соблаговолил покормить его брата, а судя по свободной белой мастерке на нем — еще и дать тому что-то из своей одежды, дабы юнец не поехал домой в чем мать родила, потому что по собственной дурости наведался к Сенджу в шторм. Ладно. Главное, что живой. От этого сразу теплеет на душе. Мадара коснулся его плеча и парень вздрогнул, испуганно обернувшись. Такой запуганный? С чего вдруг? — Мадара! Ты всё-таки приехал. — улыбнулся он, отложив вилку в сторону. А потом вдруг смущенно опустил голову, виновато поджав губы. — Ох. Слушай… по поводу вчерашнего. — Да забей. Надрался и надрался. — отмахнулся мужчина, потрепав младшего по голове. — Главное, чтобы твои танцульки никто на видео не записал. Изуна грустно рассмеялся и медленно кивнул. И все же что-то с ним не так. Какой-то... подавленный что ли. Посталкогольная депрессия? Учиха бросил мимолетный взгляд на шею парня и замер, заметив как у самой ключицы, проступающей под майкой, расплылся едва заметный засос. О, нет. Не может быть. Они блять издеваются. Только не этот белобрысый урод! Изуна не мог… Точно не его. — Так... а как ты тут вообще оказался? — прокашлялся мужчина, оглянувшись по сторонам. Красивая была кухня. Вкуса у Сенджу не отнять. Светлая, отделанная под минимализм и просторная. На стенах кое-где висели небольшие картины, с пятнами похожими на те, что использовал Роршах в своих тестах. Конец кухни отделялся от зала широкими книжными полками, заполненными толстыми справочниками и журналами. Растений в доме Тобирамы не было. Животных, само собой, тоже. Единственную живую функцию в этом месте исполнял успокоившийся океан, видневшийся из панорамных окон коттеджа. Изуна криво усмехнулся, отправив в рот небольшую порцию яичницы. Поморщился. Давно уже остыла, но просить Сенджу погреть ее в микроволновке не хотелось. — Долгая история. — произнес он, устало покачав головой. — Я просто рад, что Тобирама не оставил меня мерзнуть на пороге. — Он мог. — вздохнул Мадара, скрестив руки на груди. Бросил взгляд на второй этаж и произнес тихо, — Как себя чувствуешь-то? Не дерьмово? Вчера ты выжрал чуть ли не больше Хаширамы. А его-то трудно превзойти. Изуна нехотя отпил немного апельсинового сока и усмехнулся. — Давно мне не было так дерьмово, братик. — признался он тогда. Шум океана будто бы усилился. Брат поморщился, потерев виски. — Даже не так. Давно я не ощущал себя как самое большое дерьмо на этой сраной планете. Учиха насторожился. Подошел к младшему ближе, попытавшись заглянуть в его лицо, но парень отвернулся. — Что-то случилось? — спросил он, облокотившись о стойку. — Ты какой-то… Убитый. Изуна безрадостно усмехнулся. Они помолчали какое-то время. Мадара вдруг подумал, что брат похож на бывалого разочарованного в жизни пьяницу, заливающего свое горе апельсиновым соком. Взгляд вернулся к странному синяку. Откуда он? Неужели и правда засос? Неужели их холодный аристократ перед Изуной оказался не таким уж и холодным? Изуна вздохнул, вдруг посмотрев на него со смесью беспокойства и грусти. Осторожно коснулся ладони, положенной на стойку и поджал губы. — Мадара. — Да? — Мне кажется… Но договорить брату не дали. Оба Учихи вздрогнули, когда в кармане старшего вдруг завибрировал телефон. Сообщение. От Хаширамы? Уже на место приехал? Мадара достал мобильник и под напуганным взглядом брата прочел смс, удивленно заметив, что оно было от Тобирамы. Словами уже никак? «Поднимись на второй этаж. Есть разговор.» Странный. Впрочем им не привыкать. Изуна вопросительно поднял брови, но Мадара не ответил ему. — Подожди секунду. Я сейчас вернусь. — хмуро произнес он, спрятав телефон в карман. Хлопнул брата по плечу и направился к лестнице. Изуна обеспокоенно обернулся к нему. — Все нормально? — донесся его испуганный голос. — Да, — проронил Мадара, не оборачиваясь к оставленному на кухне юноше. В полном. В коридоре второго этажа тоже были зеркала. В некоторых местах они и вовсе покрывали всю стену, оставляя Мадару наедине со своим двойником. Смотрящим на него угрюмо и недоверчиво. — Тобирама? Мужчина оказался в полумраке. Его черный силуэт осветляло лишь большое окно в конце коридора, но и оно не давало разглядеть очертания предметов. Мадара открыл одну из дверей и оказался в тишине чужого кабинета, тут же напомнившим ему какую-нибудь комнату психолога, уже готового разобрать его детские комплексы и проблемы. Мадара прикрыл за собой дверь и обернулся по сторонам, едва не отшатнувшись от оказавшегося совсем рядом Тобирамы. — Твою мать! Блондин издевательски улыбнулся, скрестив руки на груди. Странно. На его лице не было прежней кислой мины, что обычно присутствовала каждый раз, когда он разговаривал с кем-то из Учих. Даже более того. Казалось, он в хорошем расположении духа. — Напугал? — А сам как думаешь, уебок?! — прошипел Мадара, покачав головой. Громко вздохнул, уняв сердцебиение, и зарылся рукой в отросшие волосы. Черт возьми. Ну и мудак, господи. Мадара дал себе пару мгновений на то, чтобы прийти в себя и повернул к Тобираме голову. — Чего хотел-то? И с чего вдруг такая секретность от Изуны? Улыбка исчезла с лица Сенджу также внезапно, как появилась. Мужчина посмотрел на Учиху внимательно и изучающе, после чего осторожно оглянулся на дверь. Их не должны подслушивать. — Твой братик был вчера очень разговорчивым. — начал он издалека. — Тебе стоит следить за тем, чтобы он не перебарщивал с алкоголем и не болтал попусту. Мадара напряженно застыл. Нервно заправил прядь волос за ухо. О чем он? Что Изуна мог рассказать ему в пьяном угаре? Одинокая чайка пролетела мимо их окна. — А. Забей. Я тоже всякое несу, когда напьюсь. Небось он к тебе еще и подкатывал. — отмахнулся мужчина, желая поскорее сменить тему. — Ты поедешь на съемки? Мы уже как пять минут опаздываем. — Правда? И как часто ты рассказываешь Хашираме о том как тебя насиловали в детстве? — улыбнулся Тобирама. Медленно прошел мимо изумленного Учихи, едва заметно вздохнув. — О, не стоит беспокоится об этом. Они не начнутся пока я не скажу. Молчание. Учиха широко распахнул глаза. Нет. Нет. Изуна, господи. Только не это. У Мадары сбилось дыхание. Голос мгновенно охрип. — Что за бред? — нервно усмехнулся он. — Это Изуна тебе такую хуйню сказал? — Ну брось. Не нужно юлить. Это не поможет ни тебе, ни ему. — раздраженно произнес Тобирама, согнув голову на бок. — Психопат в семье, ха? И не просто психопат, а родитель-психопат. С двумя детьми и очень большой вероятностью передать свои больные гены. Он знал. Этот урод все знал и прекрасно понимал, что его знания - истина. Как много он слышал от пьяного языка младшего? — Тебе заняться нечем, кроме как копаться в нашем грязном белье? Может Изуна просто бредил по пьяни, да преувеличивал. — Преувеличивал? — очередная уловка. — Даже ваш авторитарный родитель - его выдумка? — А какая нахуй разница? — отмахнулся от него Мадара. — Ты же психиатр. С чего тебе-то осуждать побег от деспотичного папаши? — Я и не осуждаю. Меня напрягает не он, а тот факт, что вы оба, а если Изуна говорит правду, конкретно твой младший братик убил своего собственного родителя. — произнес Тобирама. — Это преступление, Мадара. Каким бы насильником не был ваш отец, убийство - очень страшная вещь. И ужасно наказуемая. Мадара посмотрел на него яростно. Сукин сын. Он угрожает им. Эта падаль смеет угрожать тем, что они убили своего отца психопата! Ладно. Его не проведешь хорошей миной при плохой игре. Придется говорить начистоту. Если Тобирама не избавился от них, значит рассматривал вариант в котором не спешил наказывать отцеубийц. — И что дальше? — грубо отрезал он. — Сдашь нас копам? Брось. Будь это так, ты бы не трахал мне мозг сейчас. Что тебе нужно? Он знает про секс с Изуной? Господи, лишь бы он не знал про их секс, Мадара не смеет просить большего. Тобирама согласно кивнул. — Но мне ничего это не стоит. И поверь, ничего не стоит засадить в тюрьму как минимум твоего братика. Или даже нет. У меня много связей, в том числе и с судебными психиатрами, если постараюсь — отправлю в психушку вас обоих. — смешок. — А что? Два бедных маленьких мальчика терпели издевательства собственного папочки так долго, что не выдержали и убили его. После чего сбежали в другой штат. Как итог — один страдает от явного ПТСР, а у второго медленно развиваются наклонности папаши… — Не смей нас сравнивать! — Мадара едва не врезал ему, резко обернувшись. Сделал шаг к изумленному мужчине и прошипел в самое лицо. — Ты нихуя не знаешь ни о нашем отце, ни обо мне, ни о Изуне. Тобирама равнодушно пожал плечами. — Но я знаю достаточно, чтобы ставить условия. — заметил он, выдержав тяжелый взгляд Учихи. — Изуна сказал, что ты делал МРТ головного мозга. Это было в больнице или у частного психиатра? — Сколько ж еще он рассказал тебе по пьяни? — догадавшись наконец, спросил Мадара в ответ и нервно хмыкнул. — Не твое собачье дело. Черт возьми. Изуна. Не стоило оставлять его одного в том состоянии. Этот долбанный Тобирама теперь и вовсе оборзеет, обладая настолько рискованной для братьев информацией. И не убьешь ведь. Не избавишься потому что первым, кто возненавидит мужчину за это будет его же брат, из-за которого и приходится обдумывать подобные варианты. Твою мать. Ладно. Изуну в охапку — и они уберутся отсюда. Сейчас же. Пока дело не запахло жареным. Мадара грубо пихнул Тобираму плечом, пройдя мимо и не произнеся ни слова. Хотел было уйти из кабинета, как кто-то грубо схватил его за руку и резко впечатал в книжный шкаф у стены. Один из журналов на верхних полках сорвался вниз и упал на пол с глухим хлопком. Мадара ошалело уставился на озлобленное лицо Сенджу, сейчас бывшее слишком близко. Чужая рука сжимала горло его кожаной куртки. — Ты кажется не понял, что не в том положении, чтобы поворачиваться ко мне спиной, Учиха. — прошипели почти в губы. В глазах блондина стояла ярость. Боже. Как он его ненавидел. — Карьера и благополучие твоего братика зависят исключительно от моего желания, поэтому советую отвечать на мои вопросы четко и ясно, потому что, поверь, ты не захочешь, чтобы я разговаривал с вами по плохому. — Да что ты блять от меня хочешь?! — рявкнул Мадара сдавленно, попытавшись отцепить чужую руку от одежды. — Даже если я и психопат, по твоему я собираюсь резать кого-то на твоих ебаных съемках, что тебе это так не дает покоя? — Я задал вопрос. Невежливо спрашивать в ответ. — Пошел нахуй. Но Тобирама не шутил. Отнюдь не шутил. — Я сосчитаю ровно до трех. Если за это время ты не ответишь — твой Изуна может распрощаться со своими маленькими мечтами. А ты - с ним. Раз.  — начал Тобирама холодно. Мадара прыснул от мрачного смеха. — Думаешь можешь так легко мне угрожать, кусок дерьма? — ответил он тихо, дабы не потревожить брата на первом этаже. — И ради чего ж ты вдруг решил меня шантажировать, а? Что тебе нужно? - Два. — не унимался Тобирама, не отрывая от него глаз. Мадара занервничал. Ставки были слишком высоки. — Я тебе сейчас дам по ебалу, уебок. Думаешь я боюсь тебя или что? — новый безнадежный крик. Но они уже знали, кто победит. — У тебя ни доказательств, ни свидетелей. Ничего! Тебе не засадить нас в тюрьму. И не лишить Изуны роли. Тебе самому же это не выгодно. Ты просто блефуешь, как еблан! — Три. — суровый вердикт заставил Мадару поддаться. Изуна был слишком хорошим инструментом для манипуляций. И Сенджу давно это понял. — Ну был у меня один снимок у старика по имени Джирайя. И что, блять? Что тебе это сказало? — вдруг сдался он, и Тобирама победно улыбнулся. Резко отпустил горло его куртки, сделав шаг назад. — Джирайя. — прошептал Сенджу, опустив глаза в пол. — Его фамилия случайно не Саннин? — но не дождавшись ответа побледневшего Мадары, удовлетворенно продолжил. — Он вел у нас нейробиологию на втором курсе. Забавно... Тобирама вдруг успокоился. Осторожно отступил от мужчины и медленно кивнул. Учиха наконец мог отдышаться, как бы тревожно не билось в груди сердце. Боже. На что он только что подписался? И как мог спасовать? Сенджу хмыкнул, потерев подбородок. Его взгляд скользил по книжным полками еще какое-то время, пока не сфокусировался на знакомом лице. — Хорошо. На сегодня достаточно. — произнес он тихо и кивнул. — Иди к брату. Но Мадару такой ответ не устраивал. Руки сжались в кулаки. Он ощущал себя униженным. Ощущал как его посадили на жуткий, отвратительный крючок шантажа. И ценою ей был Изуна. — Что значит «на сегодня достаточно»? Что это блять было? Ответишь уже наконец, что ты задумал? — прорычал он нервно. — Хочешь сдать нас обоих или что? Тобирама поднял на него недоуменный взгляд, будто был искренне удивлен тому, что Учиха все еще здесь. — Ты меня не услышал? — спросил он задумчиво. — Иди к брату. Мадара посмотрел на него в ответ долгим тяжелым взглядом. Хотел было что-то сказать. Возразить. Поспорить, старательно пряча в голосе дрожь, но в итоге просто махнул рукой и поспешил покинуть кабинет. — Пошел ты, Тобирама. Он надеялся, что этот разговор просто забудется. Надеялся, что справится с Тобирамой в одиночку. Ведь все худшее в его жизни, казалось, давно позади. Но он понял, что ошибался, когда посадив ничего не подозревающего брата в машину и оглянувшись на белый коттедж в последний раз, получил от Тобирамы еще одно смс, и внутри него разом все оборвалось. «Советую запомнить этот адрес. Будь здесь после съемок завтра.» И через некоторое время другое. «Если, конечно, тебя все еще волнует ваше благополучие.» «Психопат.» — С кем ты там переписываешься? — недовольно буркнул Изуна с пассажирского сидения. На его лице все еще оставался едва заметный след странной усталости. Будто бы одно пребывание в доме Тобирамы выпило из брата все моральные соки. — Тебя от телефона не оторвать. — Ни с кем. — холодно ответил Мадара. Грубая ошибка. Он должен был рассказать все брату изначально, тот бы поддержал его и ничто бы не пришло к тому, что получилось в итоге. Но как Мадара мог знать? Даже в тот момент, впервые в жизни, ему в голову закралось сомнение. А действительно ли Изуна выберет брата если выбор встанет между ним и счастливой жизнью в Калифорнии? Мечтой? Учиха завел машину, закрыв дверь. Изуна без тени прежней улыбки устало уткнулся лбом о стекло, разглядывая ровную гладь океана. Им обоим было что сказать по поводу Тобирамы. Но никто не проронил ни слова. И это стало их точкой невозврата. Мадара судорожно выдохнул, ощутив как в затекший бок впилось несколько противных незримых иголок. Он лежал на боку не в силах изменить положения или уйти на диван уже два часа. И мучился от жажды и вынужденной беспомощности. Хотелось лечь на спину, но тогда бы он ненароком спихнул с кровати сжавшегося в комок Обито, укрытого не только одеялом, но и кое-как вытащенным из шкафа пледом. Пришлось надежно укутать его, чтобы остановить ужасную дрожь хоть немного. Самому же Мадаре напротив было до одурения жарко. Он втягивал носом воздух и ощущал только запах собственного пота, казалось бы, пропитавшего всю комнату. Старался не открывать глаз, чтобы не мучиться от головокружения. Лишь изредка почти бездумно окликать Обито, но в ответ получать лишь тихие вздохи и стоны, словно бы мальчишке снился ночной кошмар от которого тот не мог очнуться. Иногда он дергался на кровати. Иногда бессвязно мычал, но чаще мужчина не слышал с его стороны даже дыхания. Порой казалось, что племянник и вовсе умер. Так они пролежали еще час, когда жажда Мадары стала совсем невыносимой, однако и после этого он не смог заставить себя встать, мысленно уговаривая себя хотя бы принять сидячее положение еще минут пятнадцать. Удалось на третьей попытке. Бункер вокруг него вращался как шальной, зрение отказывалось фокусироваться на чем-то одном, но по крайне мере мужчина смог обернуться к ребенку и наощупь трясущейся рукой коснуться его плотно сжатых сухих губ. Мальчик лежал к нему спиной. — То-оже пить хочешь, а? — усмехнулся он устало. Глухо прорычал себе под нос, а затем медленно встал на ноги. Хотя бы так. До кровати Мадаре и вовсе пришлось добираться ползком. Ладонь коснулась желтоватых бинтов, прикрывающих зашитую рану. А мог и не иметь шансов даже на такое хуевое состояние. Если бы не… Мужчина звучно прокашлялся, медленно зашагав в сторону кухни. Он старательно держался за стены, иногда останавливаясь, дабы сделать короткую передышку. Бункер был тесной коробкой без намека на свободу, но в таком состоянии казался до абсурда просторным и бесконечным. Все познается в сравнении, верно? Оказавшись на кухне вопреки жару и тяжести в теле, первое, что сделал Мадара — нашарил жаропонижающие и выпил сразу две белые таблетки, обильно запив их холодной водой. Стоило бы напоить и мальца, но возвращаться в комнату сейчас желания не было, да и стакан с водой для Обито он бы разлил на первом же головокружении. Оставалось лишь осесть на пол, уперевшись головой о кухонную тумбу и провалиться в короткую дрему под убаюкивающий шум труб. Изуна счастливо смеется, обрызгивая его морской водой. Они наконец-то только вдвоем. Хаширама после съемок предпочел удалиться с Фугаку в один из снятых ими фургонов, под надуманным предлогом, хотя Мадара был готов поклясться, что дело было лишь в наркотиках, которые он предлагал попробовать даже ему. В последнее время Хаширама увлекался ими все чаще. Легкая слабость становилась пагубной привычкой, позднее приведшей к трагедии, но пока никому из них не было до нее дела. В его компании не умели видеть затишье перед бурей, а настоящая буря в Лос-Анджелесе давно прошла, оставив после себя лишь хмурое небо, окрасившее океан под ним в темно-серый. Но вода все равно была теплой, как бы не поднимались сильные волны. — Я тебя сейчас утоплю нахрен! — Мадара хватает брата под руки, шутливо толкая в накатившую большую волну. Они оба смеются, словно маленькие дети. Учиха мог бы замереть в этом мгновении навечно, позволь только времени застыть, превратившись в густую вязкую смолу. Растянись секунды на столетия. Обернись это счастье вечным циклом. Хах. Но жизнь продолжается. Изуна набрасывается на брата, пытаясь столкнуть его в воду следом. Прижимается вплотную, давая обнять себя, и в этот момент взгляд его старшего падает на пляж и замечает Тобираму, стоящего у самых волн. Ему идет антураж серого неба. Ярко-красные глаза на общей блеклости кажутся зловещими. Он смотрит на них строго, поджав губы и скрестив руки на груди. Морской бриз треплет его белые волосы невидимой рукой. А он все смотрит и смотрит. Мадара застывает на месте, напряженно разглядывая чужой силуэт на берегу. Шум в голове усиливается. Не утихает, даже когда Тобирама поворачивается к ним спиной и уходит. Мадара открыл глаза, с удивлением заметив, что невидимая тяжесть таки упала с его плеч. Жар не прошел до конца, но явно утих, позволив его ослабевшему телу подтянуться на ногах и упереться о тумбу, бездумным взглядом рассматривая очертания предметов. В комнате без минуты полночь. Мадара устало помассировал голову, заправив влажные пряди за ухо. Взгляд опустился на свой обнаженный торс и живот, укрытый за бинтами. Мадара усмехнулся. А он похудел за время своей вынужденной инвалидности. Почти обидно. Для Мадары его крепкая сложенность была гарантом того, что он все еще достаточно несгибаем, чтобы поддерживать себя даже в замкнутом пространстве. Заниматься чем-то выматывающим и очищающим мысли каждый день и держать тело в тонусе. Сейчас же он выглядел уязвимым и… слишком смертным, даже на фоне Обито. Ох, мальчик… Мадара принес ему стакан воды, но не смог напоить даже немного. Осторожно перевернул мальца на спину и слегка приподняв чужую голову приставил край стакана к приоткрытому рту, но стоило попытаться влить в племянника хоть немного прохладной воды — как тот тут же закашлялся, жалобно застонав. Мадара удивленно заметил, что из сомкнутых глаз у него лились едва заметные слезы. Мужчина попытался напоить его снова, пристально разглядывая морщившееся лицо, но мальчик по прежнему не приходил в сознание, а жидкость упорно лилась ему не в то горло. Проклятье. — Черт. Сейчас… — пришлось выкручиваться. Возвращаться на кухню, сворачивать из попавшегося под руку картона нечто похожее на трубочку для питья и склеивать ее вместе с пластиковым стаканом, абсурдно рассчитывая, что такой способ будет действеннее. Мадара осторожно сел на кровать вновь, приподняв Обито за плечи. Бережно положил его голову себе на плечо и пропихнул импровизированную трубочку сквозь сомкнутые потрескавшиеся губы, слегка надавив на стаканчик. Обито снова закашлялся, резко выгнувшись в спине, и громко замычал. Однако начал пить. Мадара осторожно надавливающий на стакан слышал как он громко глотает проступающую через трубочку воду, изредка сдавленно постанывая. Будто бы рыдая. — Тише, малыш. Пей. — прошептал мужчина, прижав его к себе крепче. На душе стояла тревожная неопределенность и пустота, воцарившаяся едва их шумная борьба закончилась. Он не знал, что происходило с Обито. Не знал, очнется ли он когда-нибудь или же то, что с ним случилось — результат кататонического ступора. А может комы? Могли ли побочные эффекты от просроченных таблеток повредить нервную систему настолько? Нет. Нет это невозможно. Он вернется. Иного выхода просто нет, Обито ведь не умер. — Т-с-с-с. Пей. Вот так. Если только психика Обито не рухнула от последней встряски безвозвратно и безнадежно, закрыв его разум в маленькой тюрьме, а Мадару оставив наедине с пустой оболочкой. Но ведь такого не бывает. Дядя не делал с ним ничего ужасного, он пытался помочь. Да и выглядит ли так точка невозврата для человеческого сознания? Полное безумие - это совсем иной шаг в пропасть. Он знал какой именно. Мадара все еще не виноват. Трубы шумели над их головами, обращались в шум в его разуме, ставший уже будничным. Мадара медленно поил мальчишку, придерживая его за плечи, а тот лишь всхлипывал и мычал, будто бы был новорожденным, родившимся без глаз. Но ведь это не так. А шум в голове — не может существовать. Не без Тобирамы. Мадара помнил, что этот тихий шум, почти вибрация в мозге, похожая на смесь помех из телевизора и того звучания, что обычно представляется шумом вселенной и огромного всеобъемлющего мира, всегда был связан непосредственно с ним. Мадара помнил как он стих, когда тот сбежал из Калифорнии, а угрозы от Сенджу лились в его спину нескончаемым потоком. Палец осторожно оттянул и приподнял чужое веко. Зрачки Обито не сузились, хотя на них падал свет. Мальчик явно был не здесь. Его не было с Мадарой еще пол следующего дня, отчего Учиха потерял себя в тревоге окончательно, однако в какой-то момент бессознательное состояние мальца резко оборвалось, но совсем не так, как можно было предположить. Был поздний вечер. Мадара выпил еще несколько таблеток от жара и одну от боли в боку. Перевязал зашитую рану, скрупулезно осматривая швы, но когда вернулся в спальню — застал лишь смятую пустую постель и резко бросился в зал, где заиграла знакомая музыка из давно забытого репортажа. Наконец-то. Черт возьми, наконец проснулся. А ведь Учиха знал. Он знал, что мальчик еще очнется! Не могло быть по другому, просто не могло. Он ведь скучал по Обито. Сам того не понимая скучал потому что привязался и к нему и к его постоянному присутствию рядом. Это не было чем-то любящим и теплым. Скорее привычкой, застрявшей на подкорке мозга вперемешку со страхом одиночества. Обито был незаменимой вещью в экосистеме бункера. Бесполезным сопляком, который тем не менее стал напоминанием, что Мадара еще жив. Без него было плохо. Без него мужчина не находил себе места в тесных стенах бункера. Без него шум и воспоминания о Тобираме возвращались и мучили его как когда-то мучили без Энн. — Обито, ты оч…

»…двое пропали без вести. Это вопиющий случай насилия за последние пять лет в штате Невада…»

Обито обернулся к нему медленно, будто бы во сне, хотя о его пробуждении красноречиво говорил горящий взгляд, ставший озлобленном и колючим. Мадара ощутил что-то смутно знакомое в сердце, едва подросток выронил пульт из ослабевшей руки, а позади него занудливый диктор рассказывал о кровавом убийстве в сонном городе Невады. — Он не вернулся. — холодно ответил племянник, повернувшись к мужчине полностью. В тусклом свете больничных ламп его ключицы казались острыми и впавшими, словно у тощей девушки. Мадара удивленно поднял взгляд к его лицу, заметив чужую довольную улыбку. Обито развел руки, согнув голову к плечу. Казалось, его бесконечного сна и не было. Как и не было последствий. Мадара снова ушел сухим из воды? Не может быть. — Ты добил бедного мальчика, Мадара. Я здесь чтобы закончить начатое. — Что… что ты несешь? — мужчина попытался подойти к нему, но рука Обито уперлась в его грудь. Слабо. Запястье мальца было тонким как тростинка, но Учиха все равно остановился, потому что почувствовал исходящий от подростка холод.  — А ты не рад? Не рад, что твой братик вернулся? — насмешливо спросил его мальчик, покачав головой. — Я тут ненадолго. Советую воспользоваться этим временем по максимум, если все еще можешь. Изуна? Нет. Нет. Это все полный абсурд. Он не может считать себя Изуной. Так не бывает. Мальцу не хватило придуманной беременности? Сколько можно играть в одни и те же игры? — Перестань, Обито. Это не смешно ни капли. — тихо сказал ему мужчина, внимательно следя за каждым движением. Казалось, в руке Обито вот - вот появится нож. Мальчик помрачнел. — Я не смеюсь. Просто хватит уже. — Хочешь чтобы я извинился за то, что впихнул в тебя таблетки? — потеряв терпение сказал Мадара. Он бы не признался, что боялся за мальчишку. Не сказал бы, что испытывал тревогу и тоску о его потере, потому что не сумел бы выдавить из себя даже пару слов. Это бы означало, что сынок Энн хоть немного, но привязал его к себе самыми извращенными и больными отношениями, которые только возможны, а это то, что хочется скрывать от своей совести сильнее всего. Они не отец и сын. Даже не дядя и племянник. Не друзья. Не братья или близкие. Они — никто. И поэтому у мужчины развязаны руки. Поэтому ему должно быть плевать на состояние родственника. Но с какого-то хуя его вдруг это волнует. — Тогда ты прекратишь эту хуйню? — Меня зовут Изуна. И ты это знаешь. — спокойно произнес мальчик, не убирая улыбки. Боже. Какая мерзкая у него сейчас была улыбка. Руки сами сжались в кулаки. — Черт тебя возьми, Обито. — Мадара не хотел, чтобы он говорил это. Не хотел вспоминать ни Изуну, ни его ненависть. Он схватился за плечи подростка и резко встряхнул, посмотрев на его лицо со злостью и обидой. — Ты проснулся для того, чтобы побесить меня? Я сказал тебе, прекращай. Боже, ему снова страшно. Почему вся эта падаль лезет из него наружу? Почему Тобирама снова маячит где-то рядом? Я беспокоился за тебя. Я боялся, что ты умрешь, когда ты не приходил в сознание. Подумать только. Я думал под конец жизни во мне давно не осталось ничего человеческого, но я по прежнему слабак. Обито вздохнул, никак не отреагировав на чужие руки, вцепившиеся ему в плечи. — Слиш-ком поз-дно, братик, — весело подмигнул он Учихе. Мадара вдруг судорожно ахнул, не успев произнести извинения. Статичная холодность мальца вдруг стремительно переменилась, а его родственник даже не заметил как его руку схватили и дернули, пока старая рана вдруг не взорвалась от боли. Обито врезал ему коленом прямо по боку, собрав все свои маленькие силы, чтобы сложить напополам взрослого мужчину лишь одним ударом. Блять! Мадара сорвался на крик, упав на колени и согнувшись так сильно, что его лоб коснулся пола прямо перед чужими босыми ногами. Обито дернул уголком рта. Боль дяди явно приносила ему удовольствие. Но ее было недостаточно. Мадара обнял себя руками, крепко сжав зубы, но стон все равно вырвался из стиснутых в мученической гримасе губ. — Блять… — что мальчишка задумал? Мадаре решительно не нравился его настрой, как и некстати усилившийся шум в голове. Ему не было в полной мере страшно, как бы сильно не билось сердце, но странное ощущение оторванности от реальности из-за непрекращающегося жара и головокружения притупляло понимание того, что Обито и правда сейчас мог представлять угрозу. — Какого хрена ты… Тобирама? Обито присел прямо напротив него все с той же победной улыбкой. — Хорошо держишься. — довольно произнес он, а затем, обняв дядю зарылся пальцами во влажные бинты, надавив на рану еще сильнее. Мадара закричал от боли, инстинктивно попытавшись отпихнуть родственника, но новый приступ головокружения практически ослепил его, лишив почвы под ногами. — Из… Обито впился пальцами в него так сильно, что Мадаре показалось - под его хилой рукой порвались даже хирургические швы, но, должно быть это были слуховые галлюцинации. Соображай он лучше — назвал бы сумасшедшего подростка сукиным сыном и был бы прав, но из рта вырвались лишь бессвязные стоны. Изуна! Еще одна попытка оттолкнуть прыткого мальца окончилась неудачей. Новый приступ боли, заставший его врасплох, вдруг увел сознание в более глубокие и неприятные дебри. — Зачем ты рассказал ему все, Изуна? — Мадара сорвался на крик, но на деле же его голос был лишь плодом очередной фантазии. — Ты хоть представляешь, к чему он толкал меня? Понимаешь, во, что это чудовище меня превратило?! — Тобирама? — Обито прижался к нему сильнее, удивленно заглянув за плечо. Чужое присутствие за спиной стало слишком отчетливым. Шум в голове оглушал. Нет. Нет, только не он. Его не должно быть здесь. Пожалуйста. Мадара резко обернулся следом, оглянувшись на книжные полки, стоящие у стен и устало закрыл глаза, не найдя на корешках книг ничего интересного. Школьная библиотека - и то интереснее. Кабинет Тобирамы был максимально неуютным. Холодным и строгим. Без единой лишней вещи, что хоть немного указывала бы на жизнь за его стенами. Медицинские справочники, строгие тома об устройстве мозга. Какие-то бумаги и документы, положенные в хронологическом порядке. Научные труды, странные снимки. Белые стены, напоминающие больничные. А еще чертово зеркало на всю стену, из-за которого Мадара прекрасно видел со стороны и себя, и небрежно дернувшего колыбель Ньютона за один из железных шариков Сенджу. Шум телевизора неподалеку действовал на нервы, болезненно давая по ушам. Мадара обернулся к помехам на экране и скривился от яркого света. Был поздний вечер, но ламп Тобирама не включил, посему помехи были единственным, что освещало комнату. Сломан что ли? Нет. Шум не совсем резкий, как от поломки в сети или отсутствия сигнала. Напоминает скорее мирный и тихий гул, изредка искажающийся более глубокими звуками. В нем нет ничего натурального и природного, хотя отдаленные впечатления позволяют сравнить его разве, что с шумом водопада иди подводными вибрациями, порой засекаемыми на больших глубинах. Чистая безжизненная статика в своем худшем виде. Мадара не придал этому звуку значения, как бы назойливо он не бил по ушам. Очень зря. Вскоре этот проклятый шум стал преследовать его везде. — Ты мой первый пациент. Можешь гордиться этим. Скоро этот кабинет повидает много таких как ты. — произнес через некоторое время Тобирама, не оборачиваясь к застывшему посреди комнаты. — Садись на кресло. Мадара не шелохнулся с места, и блондин устало вздохнул. — Давай, Мадара. Не тяни время. Мы просто поговорим. — произнес он уже более настойчиво. Мадара, скрепя сердце, таки сел на край кресла, решительно не понимая, что именно белобрысый ублюдок от него хочет. Тобирама удовлетворенно кивнул. Поморщился, едва только на его письменном столе позвонил телефон, но едва взглянул на номер, как тут же положил трубку. — Твой брат решил, что раз переспал со мной один раз — имеет право донимать меня звонками каждые пять минут. Уж он то был бы рад, попроси я его прийти сюда сегодня. Тебе стоило поучиться у него энтузиазму. Мадара вскинул голову, вперившись в мужчину взглядом. — Вы спали. — скорее утверждение, чем вопрос. Он даже не знал, что чувствовать от этого факта, кроме едва заметного укола ревности и злобы. Почему он? Почему из всех возможных вариантов Изуна выбрал именно этого больного хладнокровного и бессердечного подонка? — А зачем еще ему было появляться на пороге моего дома? — усмешка. Тобирама принялся расхаживать по кабинету, выискивая нужную папку. Мадара хмыкнул. — Малыш Изу долго носил в себе это желание, а едва набрался больше приличного — поспешил реализовать. — Ясно. — Он привык получать, что хочет здесь и сейчас. Хорошее качество для актера. Особенно если знаешь чего на самом деле хочешь. — Да? А что хочешь от меня ты? — перебил его Мадара, сжав брюки на коленях. Тобирама посмотрел на него с интересом, наконец найдя нужную папку. Бросил ее прямо на журнальный столик и одним движением открыл, продемонстрировав Учихе уже знакомые снимки. Мадара вздрогнул, вынужденный снова лицезреть огромные черные пятна в своем синеватом цветастом мозгу. — Джирайя умер в этом году. От инфаркта, представляешь? Его внучка разрешила мне забрать некоторые бумаги из его кабинета, раз уж я был таким преданным студентом. — прищурился Тобирама довольно, махнув рукой на снимки. Мадара нерешительно взял один из них, вонзившись взглядом в собственное имя. — И нахрена они тебе? — голос предательски охрип, Мадара поднял на него угрюмый взгляд, до сих пор не понимая, чего именно засранец добивается, проворачивая подобное. А он ведь настроен серьезно. Съездил за этими анализами к Джирайе в один конец города, умудрился забрать вопреки врачебной тайне. Вот тебе и Изунино «попытаться вылечить». Годовое исследование в виде приставленной ко лбу пушки. Теперь Сенджу точно знает, что психопат рядом с ним - настоящий. Что теперь? У Тобирамы на руках все карты. Связи. Возможности. Если он всерьез захочет взяться за них, первым, кто пострадает в этом дерьме будет Изуна. Боже. Неужели его брат действительно это заслужил? Тобирама покачал головой. Как ни странно без излишней надменности, присущей ему в разговоре с Учихами. Телевизор по прежнему издавал тихий шум, а шум этот обретал очертания лишь одного вопроса. «А ты уверен, что ещё существуешь?» — Джирайя писал, что у твоей патологии активная динамика. Это значит, что ее течение может протекать как благополучно, так и плохо, уходя в ухудшения. За год это пятно могло сильно измениться. — ответил он. — Я хочу, чтобы ты сделал еще один снимок, дабы я взглянул на то, что с ним происходит сейчас. — Зачем? — подозрительно спросил его Мадара. — Хочу понять, насколько опасен ты будешь в будущем. — простой ответ заставил что-то внутри мучительно изнывать от обиды. Опасен. Опять. Но если ублюдку нужны только снимки, может после повторного МРТ он наконец оставит их в покое? Но неужели это все, чего хочет Тобирама - быть уверенным в том, что не получит под рукой ядерного психа? — И только? — нет. Это не может быть таким простым. — Всего лишь боишься за свою шкуру? Смешок. — Меня обучали работать с такими как ты, Мадара. Я тебя не боюсь. — ответили надменно, закрыв папку со снимками. — Напротив. Я нахожу тебя очень интересным. — он бросил ее на письменный стол, присев на его край. — Психопатия — страшная болезнь. И плохо изученная до сих пор. Ты мог бы принести большую пользу медицинскому сообществу. В виде подопытного кролика. — Черта с два. — Конечно. Вам ведь не присущ альтруизм. Хорошо что у меня есть более материальные рычаги воздействия на тебя, правда? Мадара насторожился, ощутив как покалывают кончики пальцев. Бросил взгляд на телевизор, искаженный помехами, и поморщившись, потер глаза. — Хорошо. Хочешь снимок моего мозга - получишь. Только за это все дело платить будешь из своего кармана, альтруист хуев. - прорычал он. —  Но если это не для того, чтобы убедиться, что я не свихнусь и не перережу вас всех, то зачем? Затем... — Зачем мне раскрывать тебе свои мотивы? Просто делай, что я говорю. Почему ты все время забываешь это правило? Вздох. Он невозможен. Мадара с трудом поборол в себе желание врезать по наглой бледной роже. Нельзя. Он на слишком большом крючке. Благо условия Сенджу пока более менее приемлемые. Нравится ублюдку играть в доктора - пусть играет. Мадара даже подыграет ему, дабы этот мерзкий избалованный ребенок потерял интерес к новой игрушке, потребовав у родителей новую. Так всегда бывает. — Ладно, черт с тобой. Мой мозг в обмен на твое молчание и роль Изуны. Верно? —  Не совсем. - поправил его Тобирама. — Еще я хочу провести с тобой пару сеансов. — Сеансов? Типа психотерапии? - Мадара недоуменно почесал затылок. Ему это решительно не нравилось. — Ты ведь сам сказал, что моя болезнь неизлечима. —  Я и не собирался тебя лечить, Учиха. Чем ты слушаешь? - закатил блондин глаза к потолку. —  Мы встретимся ровно семь раз и на каждой нашей встрече будем разговаривать. Главным образом я буду задавать тебе вопросы - ты отвечать. Честно и искренне. Два часа - и свободен. Ничего сложного даже для тебя, правда? — И после этого ты оставишь меня и Изуну в покое? — строгий вопрос. — Эти семь твоих...встреч и все? — И все. —  согласился Тобирама, слегка улыбнувшись одними уголками губ. Сухо. Неприязненно. —  Естественно об этом не должен знать никто кроме нас. Даже твой Изуна. В противном случае наша сделка аннулируется, и вас с братиком будет ждать очень веселая жизнь... Мадара прыснул. — Кончай угрожать. Я и так бы никому не сказал. Тобирама холодно кивнул. Конечно. Он знал это прекрасно и сам, с тех пор как прощупал слабые места в обоих братьях достаточно, чтобы иметь возможность напасть и с разгромом выиграть эту партию. Белый шум продолжал мирно окутывать комнату. Серые помехи в небольшом черном телевизоре, отражались в глазах Тобирамы так ясно, словно были вовсе и не отражениями. Мадара сглотнул и коротко кашлянул. Горло пересохло. — Нахрен он работает, если шипит только? Выключи его. — глухо попросил он, но Тобирама лишь покачал головой. — Он для этого и нужен. Когда-нибудь ты поймешь зачем. Что ж. Когда Мадара, распластавшийся на полу собственного бункера закрыл уши руками от невыносимого шума помех в голове — он наконец это понял. — Черт… — этот чертов шум держал его на грани реальности и тяжелого бреда, не давая впасть ни туда, ни обратно, но самое худшее — он осознавал, что происходит достаточно, чтобы понимать, что его племянник... Еще даже не существующий племянник стоящий прямо в кабинете Тобирамы исчез, и сейчас свободно разгуливал по комнатам, представляя себя Изуной. Дерьмо. Что с ним такое творится? Мадара поморщился, слегка открыв глаза. Попытался поднять голову, и вдруг дернулся от пронзившего тело электрического спазма, волной пробежавшего по позвоночнику. В нос врезался странный запах. Запах, напомнивший ему один из казалось бы забытых эпизодов из детства, когда Таджима чинил одну из газовых труб в подвале, а десятилетний Мадара вместе с братом приносили ему инструменты. Откуда ему взяться здесь? — Сенджу, блять, выключи этот ебаный телевизор... —  сдавленно прошипел он, но шум в ушах стоял невыносимый. Мадара с трудом приподнялся на локтях, пытаясь сфокусировать взгляд на телевизоре, но тот встретил его лишь молчаливым черным экраном. Не издавал ни звука, но Учихе все равно казалось, будто бы из него исторгались отвратительные помехи. Забавно... спустя столько лет маленькие опыты никому не известного гения-самоучки, этого недоношенного доктора Лектора в итоге привели Мадару сюда. Он бы посмеялся, когда обнаружил бы его здесь, замурованным в четырех стенах с маленьким сумасшедшим мальчиком. Он всегда смеялся. И каким было это чувство, Тобирама Сенджу? Каково это — держать на поводке психопата из твоих заумных учебников? Ты ощущал… всесилие? Но ответом послужил совсем иной голос, стоило только попытаться подняться на ноги. — Я здесь, Мадара. — произнесли со стороны кухни. Мужчина резко обернулся на чужой голос, только сейчас заметив Обито за спиной. Тот стоял у самой плиты, готовый включить одну из конфорок. И взорвать тут все к чертовой матери, потому что Мадара прекрасно понимал, что за запах сейчас витал в воздухе. Сообразить что именно происходит, дождавшись пока когнитивные связи сложатся сами собой получилось далеко не сразу. Больные воспоминания отпускали медленно и неохотно, а на заземление было от силы пару секунд. Плита. Обито. Запах. Значит... о, нет. Мадара в шоке распахнул глаза. Как долго он был в отключке? Если Обито не прирезал его сразу — значило ли это что не слишком? Или причина была лишь в том, что ублюдок хотел покончить и с дядей, и собой и с бункером? Да, если он включит чертову конфорку — они все взлетят на воздух. — ...стой! — он приподнял руки, сделав шаг навстречу замершему подростку. Думать тяжело - но невозможность принимать быстрые решения в такой ситуации легко способна стать роковой. — Оставайся на месте или я открою ее. — скомандовал мальчик, вынудив остановиться. По виску Мадары стекла капелька пота. Воцарилось молчание, прерываемое лишь тяжелыми мыслями мужчины. Ситуация патовее некуда. Глаза судорожно метались из одного угла в другой, в поисках хоть какого-то выхода. Остановились на решительном лице мальчишки, но впервые за их пребывание здесь, Мадара не мог прочитать его эмоций. Как и предсказать как поведет себя малец дальше. А он был уверен в том, что успеет зажечь конфорку раньше, чем дядя настигнет его. Развеивать эту уверенность было бы страшной ошибкой. — Хорошо. Хорошо. Успокойся. Давай без лишних движений. — несмотря на попытки сделать голос спокойным, тот все равно выдавал его напряжение с головой. — Обито, послушай… что бы ты не... — Изуна. — поправил подросток, не отводя взгляда от бледного лица дяди. Мадара поджал губы, заметив как он придерживал живот, впиваясь пальцами в полу расстегнутую рубашку. Прошу... опять чертов воображаемый ребенок? Нет. На сей раз нет. Что-то внутри сердца в страхе сжалось, стояло опустить взгляд к полу, где лежало куча вскрытых пачек от самых разных таблеток, чтобы понять - Обито позаботился о гарантированной смерти если не всего живого здесь, то как минимум своей. Черт. Мозг быстро обрабатывал новые данные. Сколько времени прошло с того как он наглотался этой дряни? Если еще стоит и не выворачивает свои кишки на изнанку — немного. Мадара еще может успеть промыть ему желудок, но времени в обрез. Обито ведь все еще держит палец на спусковом крючке. — Изуна… — подыграл мужчина. — Послушай меня. Мне… жаль, что я довел тебя до ручки. Я заслужил получить пулю в лоб от тебя, но убивать и себя заодно со мной не выход. — Слишком поздно, братик. — усталая злая улыбка. Обито покачал головой. Его черные пряди упали на худое плечо. Мадара вдруг подумал, что просчитался. Был уверен, что знал о мальчике, которого утянул за собой в ад, все, и быть может так оно и было. Он понимал натуру двенадцатилетнего Обито как свою собственную, понимал, что от него ждать и на что рассчитывать, вот только ребенок уже вырос. Нового Обито, которого он создал своими руками, Мадара не знал. Как и не знал и толики его безумия внутри. — Обито не вернется. Он труп. Я здесь только чтобы наконец покончить со всем этим. Какие неясные в своем смысле фразы. Сердце мужчины билось как бешеное. Стоило признать, что даже после всего дерьма, что они пережили, умирать и сдаваться давящим стенам все еще не хотелось. Как и не хотелось позволить сынку Энн просто так наложить на себя руки. — Не говори так, малыш. Ты ведь все еще жив. — просто не в своем уме. А это излечимо. Мадара знает об этом не понаслышке. — А значит еще можно что-то сделать, просто отойди от плиты. Обито согнул голову к плечу. — И что потом? — Потом мы сделаем вид, что этого не произошло. Я не стану бить тебя. У меня и сил на это нет. Смешок. Мадара быстро утратил свою надменность на смертной одре. Еще немного и умолять начнет. Мужчина сделал небольшой шаг в сторону кухни. Прощупывал почву. Их отделяли кухонные тумбы. Не успеет. — Я сказал тебе оставаться на месте! — рявкнул Изуна в чужом теле. — Ты нихуя так и не понял? Я не хочу жить. И я не хочу, чтобы жила такая падаль как ты! — Об… Изуна, послушай. Я знаю, что тебе дерьмово. Я знаю, что это моя вина. — осторожно произнес Мадара, облизав губы. В ноздри впивался запах выходящего из плиты газа. — Но у тебя все еще есть один маленький шанс жить дальше нормальной жизнью. Осталось двадцать семь лет. Может меньше — и ты выйдешь отсюда со спокойной душой. Он и сам не верил в бред, который нес. Мальчишка и подавно. — Ты сломал Обито за ебаные четыре года! — сорвался он на возмущенный яростный крик. — Тебе даже в голову не приходит насколько же ты омерзительная мразь?! Это просто смешно. — будто бы для пущей убедительности подросток разразился неприятным смехом. Мадара четко слышал в нем нотку истерики. Нужно было срочно что-то думать. — Смешно потому что абсурдно, понимаешь? Абсурдно, что ты говоришь будто тебе правда жаль. Что ты понимаешь, что чувствовали мы, когда ты снова и снова калечил нас! Да что ты вообще можешь понимать? Ты же бесчувственный психопат! — Я понимаю, что не заслужил твоего прощения. — умом, по крайней мере, быть может немного из-за беспокойства за племянника и невыполненного обещания Энн. Но правда состояла в том, что Мадара действительно не до конца понимал, как именно довел Обито до сумасшествия. Его поступки казались сдержанными и логичными ему самому. Даже справедливыми. А племянник — маленьким ничего не понимающим недоумком. Разве его можно было жалеть? Учиха ведь не убил его. Малец все еще жив. Хоть сейчас и ненадолго. — И понимаю, что должен ответить за все это, но Обито то здесь не причем. Ему не нужно так глупо и мучительно умирать. А смерть от отравления ужасно мучительна. Мадара знал о ней не понаслышке. А еще он помнил как неприятно было столкнуться с ее последствиями, когда его вытащили из того света, накачав водой. — Ну хочешь я убью себя прямо сейчас? — вдруг спросил напрягшегося мальчика Мадара, разведя руками. — Только от плиты отойди. Я прошу тебя. Обито закатил глаза с холодной улыбкой. — Пытаешься мне зубы заговорить? Я ведь уже сказал. Слишком поздно. Я не отправил в ад нас обоих только потому что хочу задать тебе последний вопрос. — тихо произнес он, посмотрев на Мадару со всей темной злобой, на которую только был способен. — Где наш ребенок? Ребенок? Нет. Нет. Обито не может знать этого, пусть и воображает себя Изуной. Он не мог. Если только эти чертовы письма… нет. Точно нет. — Изу… Ты говоришь о... Саске? Мальчик недоумевающе поморщился. Саске? Это имя ему мало что говорило. Он вдруг нервно поежился, покачав головой. — Мы больше не чувствуем ребенка. Твои гребаные таблетки убили его или ты присвоил себе еще одну маленькую жертву? Мадара звучно сглотнул, ощутив смесь облегчения и чего то похожего на мрачное ликование. Время стремительно уходило. — Нет. Нет! Он жив. — вдруг произнес глухо. Ребенок. Маленький несуществующий ребенок. Конечно. Кажется чужая галлюцинация могла стать их спасением. — Конечно. Он ведь уже родился. Обито нахмурился, поджав губы. Его мысли так и остались недосягаемыми для дяди. — Где он? — холодный вопрос. Мадара осторожно вытер пот со лба. Жар снова давил его к земле. Благо, пока терпимо. — Я оставил его в спальне. Мальчик осторожно кивнул. — Тогда почему он молчит? Уснул? — Да… хочешь — иди взгляни. В последний раз. — Я не вчера родился, Мадара. Принеси его сюда. И если ты мне соврал — ты очень об этом пожалеешь. В глазах Обито промелькнуло сожаление, но с места он не сдвинулся. Мадара попятился к спальне, не отрывая от него взгляда. Когда он вернулся со свертком на руках, Обито изумленно вздохнул, прикрыв рот руками. Боже, это было абсолютно абсурдно, но все еще оставалось их последней надеждой. Скрученная несколько раз наволочка и правда напоминала спящего и запеленованного младенца. Дабы скрыть его ненатуральную природу Мадара осторожно покачивал его, будто бы убаюкивая настоящего. — У него глаза Обито. — господи, он не верил, что апеллировал к такому бреду, но выхода не оставалось. Мужчина мягко улыбнулся. — Хочешь посмотреть? Обито поднял на него недоверчивый взгляд. — Какого он пола? — холодно спросил он, поджав губы. — Что? — Малыш. Какого он пола? На душе у Мадары похолодело. Девочка? Мальчик? Кажется в моменты особо острого психоза племянник называл вполне конкретный пол своего отпрыска, но Учиха уже не мог вспомнить точно. Кто вообще прислушается к сумасшедшему? И кто черт возьми может узнать заранее, что информация из этого бреда может спасти жизнь? Твою мать. Воцарилось молчание. Мадара прижал к себе сверток, тихо вздохнув. Опустил взгляд к придуманному ребенку, представив что и правда держит младенца, и попробовал вообразить себя Обито. Кем он там себя считал? Девушкой? Девушкам же нравится воспитывать дочерей, верно? А кого хотел сам Мадара когда-то? Кажется, тоже дочь. Да. Сперва он мечтал о сыне, но когда извращенная подноготная этого желания вскрылась и оказалась похороненной в той далекой могиле, он решил, что сможет стать нормальным отцом только если будет воспитывать девочку. Это было бы честно. Таджима был единственным сыном своего психопатичного отца, а Мадара с Изуной - его сыновьями. Может быть появись у Мадары дочь - он пошел бы по совсем иному пути. — Девочка. — тихо произнес он, и лицо Обито смягчилось. На пару мгновений в его глазах появилось то прежнее одержимое безумие, мешавшее ему мыслить, и это стало настоящим спасением. — Хочешь подержать? Конечно он хотел. Обито сделал осторожный шаг к свертку, а Мадара послушно протянул его в ответ. В какой то момент ему показалось, что его племянник вернулся из недр сознания, но думать об этом было поздно. Улыбка пропала с лица Обито, едва он раскусил обман, но было уже поздно. Одно движение и мужчина резко раскрыл белую простыню и набросил ее на чужую голову, повернув Обито к себе спиной. Тот закричал, попытавшись сорвать с себя ткань, но Мадара уже грубо повалил его на пол, и схватив за плечи, потащил в ванную. Только бы не начала кружиться голова. — Нет! — мальчишка брыкался и орал, пытаясь выпутаться из простыни, сопротивлялся как мог, однако едва Учиха резко захлопнул за ним дверь ванной - обмяк, испуганно сорвав с себя простыню. И стал вести себя совсем иначе. — Не делайте мне больно, прошу вас! Я на вашей стороне! Он изменил свой голос. Неужто больше не Изуна? Мадара бросил на на него тяжелый взгляд, но ни проронил ни слова. Слишком мало времени. Нужно было срочно делать промывание, пока идиот еще не захлебывался в собственной рвоте. Об остальном они подумают позже. — Тоби хороший мальчик… — захныкал Обито, усевшись на колени. Не пытался ни драться, ни кричать. Мадара остановился всего на мгновение, а он уже вцепился в его брюки, умоляюще заскулив. — Это все Изуна! Это он виноват! Это не Тоби. Не убивайте Тоби-и-и. Пожалуйста! — Отцепись от меня! — дядя толкнул его на пол и бросил на кухню. Невидимые часы тикали в его голове вместе с белым шумом. Когда он вернулся в ванную вместе с пластиковой бутылкой воды и наполнил ее, Обито уже постанывал от боли в животе. Мужчина сел совсем рядом, вцепившись в его подбородок пальцами, и приставил горлышко к мальчишеским губам. — Пей, Обито. Быстро. Благо заливать его насильно не пришлось. Мальчишка, покрасневший от слез, испуганно схватился за бутылку и стал послушно пить сам. Осушил одну, и Мадара тут же наполнил ее новой порцией воды, а затем вынудил мальца пить снова, пока тот испуганно спрашивал убьет ли его дядя или нет. — Выпьешь все — не убью. Давай, Обито. Живее. — времени злиться не было, а к чужому неподчинению он уже привык. Мальчик судорожно выпил еще пол литра, но на последнем глотке, громко закашлявшись, сплюнул непроглоченную воду на пол. — Пей! — Тоби больше не может. Он не может… — покачал он головой, громко всхлипнув. Рубашка на худой груди промокла насквозь. Мадара небрежно вытер слюну с его уголка рта и снова приставил горлышко бутылки к губам, придерживая мальчика за спину. — Давай, Обито. Тут буквально пару глотков. — нетерпеливо прошептал мужчина, насильно открыв чужой рот и влив оставшуюся воду. Новый приступ кашля. Обито был в шаге от истерики, но они еще не закончили. — Теперь поднимайся. Быстрее. У них мало времени, а часы в голове все не перестают громко тикать. Мадара резко наклонил мальчишку над ванной, зарывшись пальцами в волосы. Нет времени думать. Нет времени. — Будет неприятно, малыш. — предупредил он зачем-то, после чего грубо запихнул два пальца племяннику в рот, усиленно надавив на корень языка. Мальчишка панически застонал, едва не откусив ему фаланги. Благо Мадара успел убрать руку до того, как его начало рвать желчью, а запах недоваренной редкой пищи вперемешку с горечью огромного количества таблеток не заполнили влажную комнату. Обито закашлялся, вцепившись в бортик ванной как в спасательный круг. Его глаза в ужасе расширились. Едва малец понимал, что его дядя сейчас делает, посему и яростно сопротивлялся, когда его снова заставили пить очередную порцию воды, но мужчина был неумолим. Как когда то были неумолимы с ним врачи, промывающие его кровь растворами идущими из трубок капельниц. А ведь он всего лишь хотел умереть. Знали ли эти докторишки, кого спасали? Знали, что их пациент сделает в будущем? Это все из-за тебя, Изуна. — Нет! Не надо… Тоби не может больше! — сдавленный крик разнесся по всему бункеру. Мадара открыл кран, дабы смыть оставшуюся на белой глади ванной рвоту, а затем разжал челюсти Обито, крепко обняв его со спины и заставил пить снова. — Заткнись и пей эту чертову воду. Им нужно было вычистить из желудка все. Таблетки не успели раствориться до конца, шанс еще был. Пол литра, литр, еще один. Затем его пальцы у корня языка и племянника снова стошнило. Повторить. Снова вода. Все мокрое, пол под ними скользкий. Кое-где вместо прозрачных луж, проступает кровь и желчь. Мадара почти потерял себя в этих механических движениях. — Пожалуйста, перестаньте! Знакомые крики. Называет ли он себя Тоби потому что слишком плотно подобрался к Тобираме в письмах или же дело только в давно забытых Мадарой крысах? Должно быть второе. Что в письмах Изуны может вызывать интерес, если они все сплошь про белобрысого ублюдка? Рвота становится прозрачной. Они почти закончили. Нужно дать мальцу активированный уголь и вывести остатки химической дряни из организма. А письма… валяются где-то там. Пустые и всеми забытые. О том как Изуна и Тобирама хорошо трахались. Тра-ха-лись. — Хватит! Я задыхаюсь… Живи, ублюдок живи. Ты не имеешь никакого права оставлять меня с этими мыслями. Обито снова вырвало, на сей раз ничем кроме влитой в него воды. Мужчина механически наполнил ею уже смятую бутылку, пока малец обессиленно осел на колени, уперевшись руками и лбом о мокрый бортик ванной. Живой, но совершенно раздавленный. — Изуна? Молчание. — Тоби? Мадара приставил бутылку к чужим губам уже на извращенной автоматике. Они промыли мальцу желудок, но мужчина зачем то все равно повторил весь больной порядок действий еще раз, уже не до конца осознавая зачем это делает. Новый приступ рвоты. Прозрачная жидкость вперемешку со слизью стекла по водостоку. Учиха закрыл кран, подхватив обмякшего на его руках Обито. Тот обессиленно уронил голову ему на плечо. Снова лишился чувств. Твою мать, когда это все уже закончится? Мадара измученно вскинул голову к потолку. А затем издал сдавленный усталый стон. У железной решетки слива лежал окровавленный зуб. — Твое самое худшее воспоминание из детства?  — вкрадчиво спросил его Тобирама, закинув ногу на ногу на противоположном кресле. Мадара сидящий на соседнем поморщился. Белый шум по прежнему раздавался на периферии слуха. Кажется, это была их первая встреча, после которой начался обратный отсчёт для его рассудка. Или вторая? Воспоминания о том времени притуплены, уже не скажешь точно. — Коленку на пешеходном переходе разбил. — грубо ответил он, скрестив руки на груди. Ненароком бросил взгляд на своего зеркального двойника и тут же отвернулся. Со стороны сутулящийся мужчина казался еще беспомощнее. Сенджу лишь устало вздохнул и потер переносицу. — Не советую лгать. Тебя всегда насквозь видно. — пояснил он, вопросительно приподняв бровь. Мадара хмыкнул, неприятно улыбнувшись, но тут же посерьезнел. В мыслях предстал вчерашний вечер и их отстраненный диалог с Изуной, пока еще не ставшим бесконечно далеким. Его братик стал занятой в последнее время. Постоянно репетировал, увивался с Кагами за Тобирамой и сопровождал Хашираму на всех его праздных развлечениях, будто бы ничего не случилось. Будто бы и не было разговора, о котором брат так ничего и не узнал. Мадара разговаривал с ним равнодушно и сдержанно, занятый проблемами, всплывшими из-за пьяной болтовни младшего, а тот отвечал ему тем же. Оба строили свои планы на завтра. Оба хранили свои тайны. Мадара — ради брата, Изуна — ради себя. Хотя Учиха все же помнил, что таки спросил недавно, что же случилось между ним и Изуной. Почему брат до сих пор хранит в себе странную нервную дрожь, каждый раз, когда Тобирама обращается к нему, и почему вдруг стал для этого человека таким… податливым. Но никто не отвечает ему. Никто кроме Тобирамы, в чьих руках Мадара стал заложником, сам того не понимая в какой игре оказался. Мужчина закрывает глаза. Делает тихий вдох, пытаясь совладать с приливом сразу нескольких неприятных чувств, и смотрит на блондина с немым укором. Хорошо — думает он. — Будет тебе воспоминание. Может ты даже им насладишься. — Мне почти восемнадцать. Изуне шестнадцать. Отец просит нас зайти к нему в комнату. — не отрывая упрямого взгляда говорит он. — Затем закрывает дверь на замок. Будто бы всерьез думая, что мы можем попытаться убежать. И... просит нас обоих раздеться. — Продолжай. — кивает Тобирама. По его взгляду невозможно понять отношение к чужим словам. — Ты чувствуешь себя неуютно. Тебе не хочется здесь находиться. Мадара не знает является ли сказанное вопросом, но чувствует странную дрожь по всему телу, будто бы белый шум из телевизора проникает в его голову и въедается в извилины. Он продолжает. Потому что верит, что когда-нибудь это закончится. — Он спрашивает, кто из нас хочет быть первым. С...ним. Мы молчим и тогда он выбирает Изуну. Я сижу на коленях рядом. Потом отец заставляет его лечь на живот и… — но Мадара достигает того момента, когда разговор об этом вызывает боль. Тобирама хмурится. — Ты смотришь на меня уже больше двух минут. Отведи взгляд. — холодно командует он, и Мадара почему-то повинуется. Опускает глаза в пол, а затем снова оглядывает свое отражение в зеркале, и радуется, что не видит его лица. Свет из панорамного окна слишком ярок. Он окутывает его силуэт молочной дымкой, но укрывает тенью глаза. — Что было после, Мадара? — Он… — но ему физически тяжело. Слова отказываются выходить изо рта, шум в голове нарастает с каждой попыткой вспомнить ту кошмарную ночь. Открываться перед таким как Тобирама Сенджу невыносимо. Его проницательный взгляд схож с самой мучительной пыткой. — Я не могу. — Соберись. Ты должен рассказать, что произошло от начала и до конца. — недовольно произносит Тобирама, качая головой. — Твой отец заставил тебя смотреть на то, как он насилует Изуну? Верно? — Нет. — сдавленный ответ. Мадара накрывает лицо ладонью и опускает голову, упираясь локтями в колени. — Он… Изуна громко всхлипывает, с трудом сдерживая нарастающую панику. Его сердце вот вот готово выпрыгнуть из груди и перестать биться. Обнаженный, обнимающий себя руками, Мадара совсем рядом и одновременно слишком далеко, чтобы коснуться его волос и утешить. Но при этом он видит как блестят чужие слезы даже в темноте. Мужчина за Изуной, заботливо положивший под сына подушку, дабы им обоим было до извращенного удобнее, усмехается, поглаживая худую спину. Затем медленно вынуждает Изуну, стоящего на четвереньках, прогнуться и расставить худые ноги. Он что-то говорит. Что-то успокаивающее, но Мадара уже не помнит слов. Все будет хорошо? Это совсем не больно? Да… кажется, да. Изуна сжимает одеяло под собою до побеления костяшек, когда чувствует как медленно в него проникают липкие пальцы. Смотрит на брата умоляюще, но тот не может ему помочь. Единственное сопротивление от Мадары родителю — его трусливо отведенный взгляд. — Скажи нам, если будет больно, Изу. Мы совсем не хотим тебе вредить. — хриплый голос за спиной. Когда мужчина раздвигает ему ягодицы, прижимаясь к ним бедрами, Мадара жмурит глаза и закрывает уши руками, потому что не хочет слышать как Изуна дергается, издавая панический стон. Мерзко. Грязно и липко. Бедному брату некомфортно чувствовать в себе кого-то, но и не мучительно больно, отчего к стыду прибавляется еще и чувство вины. Ведь это значит, что он и правда испорчен. Правда заслужил такого обращения. Правда бездушная папина игрушка. Мадара впивается пальцами в виски. Его трясет и мутит. Изуна обреченно зарывается лицом в подушку, в надежде, что весь этот кошмар быстрее закончится, но мужчина за ним не пытается двигаться. Он вдруг оборачивается к старшему сыну и отстранившись, подзывает его рукой. — Хочешь попробовать, сынок? — почти нежно интересуется он. — Не бойся. Ты уже достаточно взрослый. — Он… — Мадара вцепляется в волосы рукой. — Хотел чтобы я это сделал. Он… чтобы я… Тобирама сухо кивает. Изуна затихает, сбитый с толку поменявшимися ролями. Таджима обнимает его дрожащего брата сзади, кладя подбородок ему на плечо и опаляет щеку горячим дыханием. Толкает бедрами поближе, вынуждая прижаться к младшему вплотную. — Так будет лучше для него, Мадара. Пусть это сделаем мы, чем какие нибудь спидозные ублюдки, верно? — шепчет отец, заставляя парня положить свои ладони на чужие бедра. — Все нормально. Он твой. У тебя есть на это право, сынок. Твой младший брат — твоя ответственность. И твоя собственность. Как ты — моя. — Это произошло? — с равнодушным интересом спрашивает Тобирама. Мадара поднимает на него взгляд. — Ты сделал это с Изуной? — Нет. — твердо отвечает он. — Я… разрыдался тогда. Закатил истерику и отец оставил нас в покое. На какое-то время. Ясно. — Так просто? — Он думал, у него полно времени, чтобы в итоге заставить меня плясать под его дудку. — устало пояснил Учиха. Сенджу задумчиво почесал подбородок. — Как он вел себя на следующий день? Странный вопрос. — Обычно. Я собирался в школу. Он попросил меня остаться на пять минут и сказал, что я не готов понять его окончательно. Вроде того. Но когда-нибудь этот день настанет. — А потом вы сбежали. И ты так ничего и не понял. — Верно. Тобирама посмотрел на одну из полок, где стояли давно забытые учебники по психотерапии, затем бросил взгляд на телевизор и вздохнул. Его заинтересованность сменилась чем-то совсем иным. — Судя по твоему описанию, ваш отец был ядерным психопатом. Ты знаешь что нибудь о его прошлом? — спросил он, уткнув щеку в кулак. Мадара пожал плечами. — Только то, что его отец был еще хуже. Смешок. — Так у вас там целая династия. — улыбнулся он надменно. — Какие-то еще подробности? — Я не интересовался. Тобирама довольно прищурился, откинувшись на кресле. — Интересная личность. Я бы провел с ним пару сеансов. — сказал он вдруг. — Жаль, что его нет в живых. Мадара не мог поверить своим ушам. Неужели его слова ни капли не удивили этого бледного говнюка? Ни тронули, напугали? Неужели ему настолько было плевать, что те, с кем он работал, пострадали в детстве? Мадара не мог этого понять. Как и не мог он понять чем же в таком случае отличался от него Тобирама, если его здоровый мозг анализировал мир также. Бесчувственно. Безразлично. Тобираме все время скучно. Он ищет кого бы раскопать. С каким огнем поиграться. Это не могло не стать его погибелью. — Тебе он не по зубам. — Мадара скрестил руки на груди. Неприятная пустота после стольких подробностей о его семье жгла давно заросшие раны. — Отвернись. Просил же не смотреть на меня дольше минуты. И снова — подчинился. Тобирама вдруг щелкнул пальцами, обращаясь к нему уже более сдержанно: — Знаешь. Справедливости ради могу сказать, что логика психопатов на самом деле куда более понятна обычным людям, чем та же логика шизофреников. — вдруг заявил он. Мадара непонимающе нахмурился, вынудив Сенджу устало закатить глаза, и попытаться пояснить свои слова, — Ты был любимчиком у отца, не смотря на то, что по началу вы соперничали за власть в доме. Психопаты любят, когда их понимают. А ты понимал его просто от природы, посему распознавался как... более младший член стаи. Если можно так сказать. Все еще подконтрольный, все еще ниже по иерархии, но зато удобный и понятный. — Тобирама замер, когда белый шум, заполнивший комнату, прервал телефонный звонок. Подошел к столу и взглянув на номер, выключил его. — Изуна… Жертва всегда возвращается к своему обидчику. — пробормотал он, резко обернувшись. — К слову о нем. Твой младший братик — совсем иной породы. С его мозгом и психикой все в порядке. Если не считать многочисленных травм и разрушительных паттернов. Но это не удивительно. Ему пришлось, как и его матери, адаптироваться под выживание в кругу чуждых и опасных для него существ. Пристально следящий за ним Мадара отвел взгляд уже без чужого приказа. Тобираме это понравилось. Ему всегда нравилось, когда люди быстро усваивали его уроки. Мужчина сжал подлокотники своего кресла, ощутив тяжелую тревогу. Имя Изуны в этом кабинете было самым страшным, что могло произойти. Боже. Не дай этому ублюдку втянуть сюда еще и брата. — Ты держишься за это несчастное кресло так крепко, чтобы хоть немного сохранить самообладание. Но скоро тебе станет легче здесь находиться. — почти мягко произнес Тобирама, посмотрев на Учиху. Мадара недоуменно поджал губы. Зачем он озвучивает что-то подобное? Это какой-то очередной трюк? Наверняка. — Так вот. Изуна — образчик зависимого поведения. Он усвоил это с детства. Подчиняйся, терпи и манипулируй. И быть может — доживешь до завтра, а папочка не будет тебя наказывать. — смешок. — Самое забавное в этом, что судя по всему, именно такое поведение и не желал воспитывать в нем ваш отец. Ты говорил, Изуна раздражал его. Конечно. Мало того, что он не был таким как вы, так еще и умудрялся воспроизводить личность своей слабой матери даже после ее смерти. Жалкой женщины, чье место было в самом низу иерархии вашей семейки. Мадара ощутил странную досаду внутри себя. Тобирама был бессердечной сукой. И в тоже время он очень хорошо видел то, что нужно. Энн не заслужила даже упоминания в этом уебищном кабинете. Пусть и была слабовольной. — Посему его логика и очевидна. Выпусти он в мир тебя — его полную копию, ты в конце концов повторишь его проверенный сценарий. Выпусти он в мир Изуну — тот сделает тоже самое, но совсем иначе. Бедный Изуна слишком привык жить под кем-то сильным. Привык лавировать между настроением и подчиняться. Привык что его подавляют. Ограничивают и контролируют. Он уже не сможет понять, что такое нормальные отношения. В них ему будет попросту скучно. Поэтому твоего братика тянет на меня. Поэтому он пока еще цеплялся за тебя несмотря на опасения, ведь сам бы не смог выжить. Он слишком неполноценен. — а Тобирама все продолжал говорить. — Знаешь, что бы случилось, выкинь его Таджима на улицу? Он бы просто нашел себе еще одного папочку, потому что отцовская фигура в партнере ему необходима как воздух. Нашел бы и позволил бы в очередной раз мучить себя. Ничего бы не изменилось. Такие проклятые круги тяжело разорвать. Для этого нужна осознанность. У Изуны ее, увы, нет. — К чему это все? — глухо спросил Мадара. — Причем тут мой отец? — При том что психопаты ненавидят конкуренцию. А еще больше они ненавидят, когда кто-то вроде них трогает их вещи. Только представь какую ярость Таджима испытал бы, узнай что его сына, его маленькую красивую копию приватизировал кто-то чужой, да еще и делает с ним тоже самое? — улыбнулся Тобирама. — Нет. Он не мог позволить себе этого, а значит Изуну нужно было держать на коротком поводке силой. Заставить его быть непримечательным и одевать в лохмотья. Запирать дома. Чтобы он не смел даже помыслить о том, чтобы стать еще чьей-либо вещью. И винить. Бесконечно винить. — Тобирама махнул рукой, исказив голос. — Ты шлюха, ты связался с плохой компанией, ты употребляешь наркотики. Спишь со всеми подряд. Принадлежишь кому-то кроме меня. — вздох. — Знаешь... он мог попытаться исправить ошибку в воспитании. Быть может не сбегите вы — пошел бы именно на этот шаг. Заставить человека ожесточиться очень просто. Превратить подростка в социопата — легко. И тогда бы ваша семья была бы идеальной. С его точки зрения, само собой. В Калифорнии бывали вечера, когда шум моря стихал и тишина вокруг пляжа без ветра и беспокойных криков чаек казалась мертвой. Несмотря на облачное серое небо, именно такая погода стояла сейчас на западном побережье. Мадара ощутил на себе ее давящее молчание, когда мужчина напротив него таки соизволил вытащить кассету с проклятым белым шумом из видеомагнитофона. Учиха устало вздохнул, наконец перестав цепляться за подлокотник так крепко, что у него вспотели ладони. Как хорошо без этого разъедающего мозг гула. Он готов упиваться наступившим затишьем. Тобирама, давший ему небольшую передышку, бросил кассету на стол, и принялся шариться в нижних полках. Было почти шесть часов. — Не насрать ли уже, что он там хотел? — угрюмо произнес Мадара, разорвав звеняющую тишину. Казалось, что белый шум, раздражающий ушные перепонки уже больше двух часов, все еще звучал у него в голове. — Таджимы больше нет. Ты это к несчастью знаешь. — вздох. Мужчина снова протер лицо ладонью. — Не вижу смысла это обсуждать, если только ты не наяриваешь на насилие над детьми. — Его нет. Но ты-то еще остался. — ответил ему Тобирама скучающе, достав еще одну кассету. А на ней то что? Звуки леса? Медитация его мамаши? С Мадары уже достаточно на сегодня. — Слушай, мы сидим тут уже хуй знает сколько. — начал было он, желая подняться с кресла, но предостерегающий взгляд блондина пригвоздил мужчину к месту. — Я рассказал тебе все. Без наеба. Достаточно. Но Тобираме никогда не бывало достаточно. Он покрутил новую кассету в руках и с интересом взглянул на пациента. — Ты никогда не думал, что твой отец мог быть в чем-то и прав? — вдруг спросил он, но заметив шок на чужом лице, поспешил прояснить. — Я говорю об Изуне. Он ведь вырос с тягой к тиранам не просто так. От таких травм тяжело избавиться. Сейчас его тянет ко мне, потому что в нашей компании я похож на вашего отца больше всех. Но если я откажу ему, поверь, малыш Изу быстро найдет себе нового папу. Вот только… если в нашем случае мы может быть уверены, что его рисковое поведение не заставит нас убить его. Но вот с другими его пассиями… Гарантии нет. Увы и ах. Такие как он очень часто попадают в криминальные хроники. В виде изувеченных трупов. Обычно. — И что ты хочешь этим сказать? — недовольно спросил его Мадара. Звучали слова Сенджу как занудливый бред сумасшедшего. — Что отец был прав, когда держал его под замком и контролировал? — Нет. Он был прав в том, что хотел поставить вас… в отношения более близкие. — Бред собачий. — перебил он. — И пиздежь. Ты еще называешь себя психиатром? Послушай, блять, что за пургу ты гонишь. — Мадара резко встал с кресла, отвернувшись от блондина и скрестив руки на груди. — Даже если Таджима был умным сукиным сыном, я в жизни не поверю, что он всерьез размышлял над тем, что его нелюбимый сынок залетит в хуевые отношения после такого-то воспитания. Ха! Что по твоему он думал? Что надо бы свести его с со мной, потому что я хотя бы не прикончу младшего братика? — мужчина злобно усмехнулся. Чужие слова не вызывали у него ничего кроме протеста и ярости. — Так и вижу как он садит Изуну себе на колено и говорит. Изу! Тебя ведь все равно потом потянет на психопатов! Так возьми того что под рукой. Тобирама покачал головой. — Он хотел, чтобы это понял не Изуна. А ты. Твой младший брат — твоя ответственность. И твоя собственность. Как ты — моя. В конце концов в этом есть логика. Им было бы намного лучше друг с другом, потому что они давно и надежно подстроились под эти отношения и даже больше. Вот только правила игры изменились. Их союз стал трескаться по швам, едва его причина наконец отправилась в ад, а новой на замену старой не нашлось. Больше всего на свете Мадара не хотел быть для брата новым Таджимой, а поскольку его искаженное болезнью видение не позволяло ему всерьез рассматривать даже попытку равных отношений, он стал медленно опускаться к подчиненному положению, сам того не замечая. Любимый Изуна заслуживал того, чтобы к его ногам упал не только брат, а Мадара был не против, чтобы младший им помыкал. Жаль только, Изуне такой расклад сил совсем не нравился. Он отказался от Мадары в детстве, потому что тот вел себя как озлобленный и опасный психопат. И как не парадоксально, сейчас Изуна отказывался от брата, потому что теперь как психопат он себя не вел. — Да плевать мне, что он хотел! И плевать мне, что хочешь ты. — рявкнул Мадара, резко обернувшись. Урод. Если так кайфует от инцеста - пусть выебет Хашираму, а не лезет третьим к ним. — Зачем это все? К чему ты меня склоняешь? Хочешь, чтобы я трахнул своего брата? Это какое-то твое извращение, фетиш мать его, да ублюдок?! Но Сенджу не изменился в лице. — Ты злишься. Но не на меня, а на самого себя. — ответил он твердо. — Все что я говорю тебе сейчас — результат моих наблюдений и твоих же слов, из которых я и делаю выводы о желаниях, которые ты подавляешь. — Нихрена я не подавляю, — прошипели в ответ. Мадара вдруг приблизился к Сенджу, яростно заглянув прямо в его узкие красные глаза. — А ты нихрена обо мне не знаешь. Ты, сучий выродок, даже представить себе не можешь, как меня бесит одна только твоя ебучая убежденность в том, что ты якобы понял, кто же мы такие по жизни! — Тогда давай проверим. Так ли это. — равнодушная улыбка. Тобирама толкнул его обратно к креслу. — Садись. Сбитый с толку Мадара посмотрел на него с так и не угасшей злостью. — Ну же, Мадара. И на сегодня закончим. — нетерпеливо произнес Сенджу, вставив кассету в видеомагнетофон. И снова пришлось нехотя подчиниться, стараясь справиться с неугасающим гневом. Экран разразился помехами. Комната вдруг показалась Мадаре слишком темной, когда он нехотя взглянул на появившуюся картинку и обомлел. По телу словно разнесся ледяной океан, заставив кровь в жилах заледенеть. Изуна из хорошо знакомых ему кадров выгнулся в спине и издал тихий сладкий стон. Глаза врезались в его аккуратную талию, куда положил руку Кагами, все ниже спускающийся в поцелуях. Какого… Мадара до боли прикусил губу, почему-то не в силах оторвать взгляд от происходящего. Чужие губы прижались к месту чуть ниже ребер, затем к впалому животу, еще ниже… Боже, как Изуна согласился участвовать в чем-то настолько откровенном? — Что ты… — Мадара дернулся, попытался подняться, но тут чьи-то руки вцепились ему в волосы и насильно повернули голову к экрану. Черные глаза в ужасе расширились. — Смотри внимательно, Учиха. — с неясной агрессией прошипел Тобирама ему в ухо, нагнувшись к мужчине так близко, что Мадара почувствовал его неприятные духи. — Совсем скоро ты окажешься на его месте. — Нет! — мужчина вцепился в его руки, силясь отодрать их от своих волос. Тот натягивал черные пряди до предела, едва не вырывая с корнем. Какого черта?! Взгляд испуганно метался по происходящему на экране. Изуна из кадра вскинул голову, устроившись на локтях поудобнее. Кагами поцеловал его внутреннюю сторону бедра, а Мадара вдруг подумал, что действительно не отказался бы обнаружить себя между ног брата вместо него. — Убери свои долбанные… руки. У тебя же блять крыша поехала… Зачем ты все это делаешь? Потому что может? Потому что ему скучно? Учиха не был способен хотя бы приблизительно представить, что творилось у охотника на ведьм в голове, но в тот момент он действительно не на шутку напугал его. Глухой тихий смех. Пальцы Тобирамы сжались на волосах еще сильнее. Изуна в кадре прикусил губу. В голове его брата взорвался целый ворох мучительный воспоминаний о том самой ночи, когда они переступили черту добровольно. — Смотри-ка. Изображаешь эмоции как настоящий человек. — почти умилительно протянул Сенджу, продолжая держать его. Мадара не мог понять, что он делал за его спиной. Обернуться не позволяла чужая хватка. — Для кого ты пытаешься притворяться? Я вижу тебя насквозь. Вшивый… психопат. Хватит! Прекрати это! Изуна умолял их остановиться в ту ночь. И Мадара остановился. Боже мой, зачем его возвращают туда снова? Он ведь сделал все правильно. Он остановился. Он... — Пожалуйста… не останавливайся, — сорвавшийся голос Изуны из телевизора пронзил Мадару электрическим разрядом. Мужчина резко дернулся вверх, попытавшись встать на ноги одним быстрым рывком. До ушей донесся сдавленный тихий крик: Учиха поднялся так внезапно, что врезал стоящему позади прямо по носу, и судя по тому, как тот схватился за лицо — врезал весьма удачно. — Твою мать! Мадара изумленно обернулся, будто бы видел согнувшегося Сенджу впервые. С его окровавленного носа медленно капала кровь. А мужчину все еще пошатывало от увиденного. Почти тошнило из-за врезающихся в разум воспоминаний. Хватит. Нужно остановить это. Трясущиеся руки сами нашарили пульт от телевизора и вырубили злополучные кадры. Без постоянных стонов стало значительно проще думать. — Черт. Я не хотел… Ты меня спровоцировал! — взволновано заявил Мадара. Протянул к блондину руку, но тот лишь грубо отпихнул его, яростно произнеся: —  Не смей меня трогать! Слышишь? Никогда не прикасайся ко мне. — Да уйми ты свою ебнутую самооценку. Я пытаюсь помочь! — раздраженно закатил глаза Учиха, тщетно борясь с отвращением, которое он испытывал перед человеком напротив. Рука коснулась болящего от удара затылка. — В последний раз, Мадара. Хватит делать вид, что тебе может быть меня жаль. — прошипел Сенджу в ответ, резко отвернувшись от него и направившись в ванную, оставляя за собой кровавый след, стекающий по сжавшей нос ладони. Серьезное повреждение? Сломал? Мадара ощутил смутное беспокойство, вдруг оставшись наедине с пустым психиатрическим кабинетом. Будто бы ублюдка и не существовало никогда. Ха. Как жаль. Тобирама был прав. Учихе и правда было плевать на его боль и травмы, однако если этот неприятный инцидент убедит подонка в том, что лучше сплавить их с братом подобру по здорову пока Мадара не сделал чего то хуже чем поломанный нос — пострадает в первую очередь Изуна. Нет. Так не должно быть. Тобирама опасен — он ведет странную и извращенную игру, лезет в душу, угрожает и шантажирует, но пока у Учихи нет ни одного рычага влияния на него — срываться с крючка без последствий нельзя. Но ведь и терпеть это безумное лечение невозможно - с каждой их встречей Тобирама становится все агрессивнее. Можно ли продержаться все семь до того, как он оставит его в покое? Если оставит. Но что ему делать? Как хотя бы подобраться к мотивам этого проклятого сукина сына? Почему он показывал эту долбанную кассету, от которой до сих пор тошнит? Ради чего? Взгляд упал на погасший экран телевизора. Но ответов нет. Остается только сжимать зубы и терпеть. И ждать. Ждать пока все не станет еще хуже, раз уж Тобирама нашел способ вертеть им как хочет. Мужчина зашел за ним в ванную, застав Сенджу кропотливо промакивающим нос полотенцем, смоченным в воде. Глядя на его согнутую у умывальника фигуру, он вдруг подумал, что мог бы придушить ублюдка прямо в его доме, но эта мысль была яростно откинута. Увы. — Тебе нужно в больницу. Если нос сломан — там его вправят. — сказал Мадара вместо этого. Мужчина перед ним вздрогнул, быстро обернувшись. — Могу отвезти. — Я не собираюсь шастать вместе с тобой по больницам. — отрезал он грубо, снова промочив порозовевшее полотенце водой и приставив к носу. — Сеанс окончен. Можешь проваливать к чертовой матери. Мадара скрестил руки на груди и облокотился о дверной косяк, с фальшивым любопытством разглядывая чужую спину. Знал, что Тобирама, ненавидящий долгие взгляды, рано или поздно обернется. Так и случилось. — Что? — недовольно проворчал он. — В больницу со мной или без меня ехать таки придется. — проронил мужчина, стряхнув невидимую пылинку с плеча. — Если не вправить нос сразу — останется такой на всю жизнь. Тобирама смерил его долгим презрительным взглядом. Затем обернулся и посмотрел на себя в зеркале, уперев руки по бокам раковины. Смотрел почти с минуту, чтобы затем сдавленно произнести: — Блять. Они ехали в молчании. Перекинувшись парой фраз лишь, когда Тобирама набрал номер своего семейного врача и сухо сообщил Мадаре адрес нужной больницы, а он пожав плечами, тронулся с места. Разговоров с Тобирамой ему хватило на всю долбанную жизнь. — Здесь? — спросил он, припарковавшись у белого стеклянного здания, чем-то напоминающего жилье младшего Сенджу в Малибу. Тобирама нехотя кивнул, продолжая прижимать к носу салфетку. Мадара заметил, что после их молчаливой поездки он стал заметно морщиться, будто бы изнывая от боли. Но причина была не в сломанном носе. Тобирама почти не обращал на него внимания, вместо этого постоянно сжимая пальцами виски. Голова разболелась? Учиха хотел бы спросить его об этом, но тот вдруг не сказав ни слова, бросил машину и не оборачиваясь, отправился к главному входу. Мадара, чертыхнувшийся про себя, спешно пошел за ним, нагнав лишь в больничном коридоре. — Я тебя тут… Подожду. Тобирама не ответил. Даже не смотрел на него, махая рукой идущему навстречу человеку в белом больничном халате. Затем снова сжал пальцами переносицу, словно бы его голову сжало в железных тисках, и посмотрел на Мадару неподалеку с молчаливым вопросом. — Я могу чем-нибудь… — Да уйди ты уже, Учиха. — нетерпеливо перебил его Тобирама, устало вздохнув. — Хочешь побыть полезным — купи мне аспирин. Пришлось оставить его в покое, хотя бы на то, время, когда семейный врач отвел Сенджу кабинет, вынудив Мадару бродить по больничным коридорам и ждать не понятно чего. Что ж. У него хотя бы появилась возможность отмести от себя навалившуюся на плечи тревогу и позвонить брату. И хотя сперва Учиха, после недавнего садистского сеанса, с трудом заставлял себя даже смотреть на его имя в телефонной книге, через какое-то время он все же заставил себя набрать заученный номер. Тот взял трубку почти мгновенно, и его голос теплом разлился по телу потрепавшего себе нервы Мадары. — Смотрю, что Голливуд вскружил тебе голову так сильно, что ты и родного брата забыл. — проворчал Изуна на конце провода. — Где ты пропадаешь, Мадара? Надоел кинобизнес и упросил Теучи взять тебя обратно официантом? Мадара сдавленно рассмеялся. Проходившая мимо медсестра бросила на него заинтересованный взгляд. — Не всем же быть великими актерами. — улыбнулся он устало, старательно пряча нервозность в голосе. Выходило плохо. Слова сукиного Сенджу все еще стояли в голове. — Прости, Изу… я просто… немного замотался. — С Хаширамой что ли? То-то он тоже дома не ночует. — Да. Вроде того. — Мадара медленно прошелся по больничному коридору, почесав затылок. — Знаешь, Лос-Анджелес бывает, кружит голову. Обещаю исправиться. — Правда? И каким же образом? — промурлыкал брат игриво, и что-то внутри Учихи похолодело. Нет, пожалуйста. Зачем он заигрывает? Мадара ведь покупается на это, будто выученный. — Ты ведь завтра без съемок? Как насчет провести время вместе? — перевел мужчина дух. — Знаешь. Как в старые добрые. Ты и я против Калифорнии. Изуна вдруг издал грустный вздох, замявшись. Мадара насторожился. — А может тогда послезавтра? — протянул парень. — У тебя планы? — Ну… Тобирама пригласил меня завтра к себе. Знаешь… Нет. Нет! Мадара резко остановился, широко распахнув глаза. Нет, они так не договаривались. Мало того что этот сукин сын держит его на мушке, так еще и не забывает приплетать сюда Изуну, намекая на то, что стоит на кону их мерзкой сделки. Ублюдок. Мадара готов терпеть его игры и эксперименты над собой пока они не заходят слишком далеко. Но если он посмеет тронуть младшего брата… — Подожди секунду, Изу. Мне звонят. — хмуро произнес мужчина, положив трубку. Медленно развернулся и направился к кабинету, куда увели Тобираму, однако едва коснулся его дверной ручки, замер и прислушался. Это крыло было почти пустое не считая маленького мальчика, сидящего на одной из железный скамеек. Мадара посмотрел на него заговорщицким взглядом и приставил палец к губам. Голоса со стороны тонкой двери раздавались вполне отчетливые. - ...Я говорил твоему отцу, что у неудачных операций всегда бывают последствия в будущем. Ты не можешь просто глушить симптомы, Тобирама. Мадара прислушался, приставив ухо к двери. — Я же сказал — со мной все нормально. Это просто мигрени. С моим родом деятельности… — Ты ищешь себе оправдания, когда должен пристально следить за малейшими изменениями в организме. Ради всего святого, просто сделай снимок. — Зачем? Даже если они что-то найдут — препарировать свои мозги второй раз я вам больше не дам. — Тобирама. — Перестань. Я не хочу это обсуждать. Ни с тобой. Ни с отцом. Ни с Хаширамой. Хаширама. Задерживаться больше не было смысла. Мальчик за спиной Мадары радостно вскрикнул, едва его мама вышла из соседнего кабинета, а та уже вовсю смиряла его подозрительным взглядом, недоверчиво морща нос и постукивая пальцами по плечу. Учихе пришлось вернуться к главному входу и дождаться Тобираму там. Благо тот объявился через несколько минут и скрестив руки на груди, посмотрел на Мадару с вызовом. На его переносице виднелся бежевый пластырь, что как не странно делало его внешний вид не нелепым, а более болезненным. Будто бы Тобирама был изможденным неизлечимо больным. Может так оно и было? О какой операции они говорили с Сенджу? Едва ли будет уместным спрашивать его самого. Учитывая агрессию подонка в кабинете, напомни об этом ему Учиха - последствия могут оказаться плачевными. И все же. Эта информация могла быть важной в понимании чужой ненависти. — Не сломал ты мне нос. К твоему счастью. — холодно сказал блондин Мадаре, а затем толкнув его плечом, отправился на улицу. Мадара не обернулся. Мысленно сосчитал до пяти, сжав зубы, и спросил. — И все-таки. Зачем ты все это делаешь? — произнес он так четко, что Тобирама невольно остановился. — Ты никак не связан с психопатами. Купаешься в деньгах. Твой папаша позволяет тебе покупать жилье в Малибу. У тебя счастливая жизнь. Зачем тебе влезать в наши отношения с братом? Изучать меня? Тобирама улыбнулся холодно и надменно. Обернулся к Учихе, положив руку на талию. — Снова ищешь какой-то глубинный смысл? Все проще, чем ты думаешь. Моя жизнь — скучная и пустая. — ответил он коротко. — А единственное, что делает ее хоть немного веселее — эксперименты. И хождение по грани дозволенного. Конечно. Ведь мир для Тобирамы ограничен квадратным экраном кинокамеры. Он — настоящий. Режиссер, контролирующий абсолютно все. А остальные — актеры, играющие нужные ему роли. Актеров можно уволить. Или повысить. Можно заставить их сыграть секс и любовь. А можно — свою смерть. В голове Тобирамы Сенджу режиссер — это воплощение бога в их приземленной реальности. А если у этого бога есть медицинское образование… — И все? Это вся причина? — недовольно спросил Мадара. — Ты ненавидишь меня потому что тебе скучно? Бесконечная нарциссическая скука. Мучительная и всепоглощающая. Для многих это чувство пустоты в душе невыносимо. Мадара знает, каково это - когда даже самые прекрасные моменты твоей жизни не вызывают у тебя даже минимума удовлетворения. Но неужели суть лишь в этом? Сенджу казался удивленным. — Я не говорил, что ненавижу тебя. Чтобы ненавидеть — нужно расценивать как равного себе. А ты пока просто любопытный объект для изучения. — Но тогда почему именно я? — тихо проговорил Мадара, сжав руки в кулаки. — Почему тебя так интересует моя болезнь? — Темная триада всегда интригует и притягивает людей. Мне интересно на что ты способен. — Тобирама пожал плечами. — К тому же. Заставляя тебя страдать я не испытываю лишних моральных дилемм. Ты ведь психопат. Бессердечный и безжалостный. Ни одному нормальному человеку не придет в голову тебя жалеть. Неприятный скрежет на периферии сознания и странный, едва слышимый шепот, заставили распахнуть глаза. Мадара резко вскинул голову, ошалело оглядываясь по сторонам, но ни Тобирамы, ни брата рядом не было. Он с трудом осознал, что находится в ванной, а его босые ступни упираются в лужу. Мадара выдохнул. То явно была не Калифорния, даже не его собственный дом. Он опустил голову к сжавшемуся в его объятиях мальчишки и вздрогнув, заглянув в его тревожное лицо. Глаза Обито были закрыты. Обито… Да. Его племянник. Конечно. Вся эта история произошла много лет назад, и теперешнее положение дел не имеет к нему никакого отношения. Так почему он продолжает вспоминать? Почему эти мучительные флешбеки приходя к нему вместе с высокой температурой все чаще? «Это просто последствия облучения. Они будут аукаться мне еще долго.» — подумал Учиха, осторожно погладив Обито по щеке. Мальчик тихо замычал, поморщив лоб, будто бы пытаясь проснуться от кошмара. И никак не мог. Мадара осторожно взял его на руки, медленно поднявшись с пола. Чуть не поскользнулся на растекшейся по ванной воде, но таки отнес подростка в спальню. Это далось ему намного легче, чем в прошлый раз, однако стоило Мадаре опустить племянника на кровать — как силы оставили его окончательно, вынудив изнеможенно сесть рядом. Все эти судорожные воспоминания вытягивали последние жизненные соки. Вдох. Было ужасно тихо. В какой-то степени безопасно, если сравнивать с тошнотворными метаниями между домом Хаширамы и кабинетом его брата, загоняющим Учиху в сумасшествие с каждым новым сеансом. Сейчас иначе. Мадара больше не бегает по закоулкам Лос-Анджелеса, выискивая на Тобираму компромат, дабы обезопасить себя и брата хоть немного, не таскается по судам и полицейским допросам. Не гоняется за подростками по заправкам, стреляя в людей. Не боится очередного удара с неба. Не режет глаза. Не режет тела. Здесь только он и… Изо всех сил пытающийся убить тебя поганец. Мадара шумно втянул носом застоявшийся воздух. Вентиляция успела почти полностью очистить его от специфичного запаха газа. Малец рядом, уложенный на спину, тихо поморщился, а Мадара вдруг задумчиво провел пальцами по его закрытым векам и коснулся кончика носа. Какая это уже попытка со стороны Обито прикончить их обоих? Вторая? Должно быть. А до чего решительная и сумасшедшая… Как он себя называл? Изуной? Ладонь коснулась худой бледной шеи. Сжалась. Мадара прикусил губу, ощутив каким непреодолимым желанием стал один этот жест. — Проснись, малыш. — зачем-то прошептал он, не надеясь на ответ. Уместен ли вообще был вопрос подобного толка? Ха, едва ли. Что он мог сказать? Что до сих пор не верит в то, что натворил своими руками? Что пытается понять как именно все пришло к тому, что они с мальчишкой едва не взлетели на воздух вместе с несчастным бункером? В голове Мадары воцарилось спокойное отрицание. Обито не умер. Мужчина чувствует его дыхание под рукой. Но если он не умер, то почему не просыпается? Как долго еще будет спать? А если очнется — назовет ли себя Обито? Рука сжалась еще крепче. Мальчик издал тихий стон, приоткрыв рот. — Все это полный и абсурдный бред. Боже… Таблетки, драка у двери. Все смешалось в неясную мутную кашу, разбавленную мучительными воспоминаниями. Мадара пытался мыслить логически, но происходящее упорно уплывало от него. В этом же должен быть какой-то смысл. В его поступках должна быть логика. Что нужно делать? Убить этого мелкого говнюка, не дожидаясь пока он очнется? Это… логично. Конечно! Ублюдок свихнулся и вышел из-под контроля. Даже Мадаре с ним небезопасно. А если он очнется, назовет себя каким-нибудь новым именем, придумает очередного ребенка и пырнет своего дядю ножом? И будет иметь на это право. Учитывая последние события… Ха. У них тут не справедливый мир. Бункер — его царство. Его замкнутая вселенная, где Мадара — бог. А если на богов покушаются — их власть свергают. Обито зашел слишком далеко в своем безумии. Перестал быть безобиден и выгоден. Быть может его и не стоило спасать. Раз уж малец так упорно хочет откинуться, зачем мешать ему? Рука сжалась на чужой шее так сильно, что даже будучи без сознания мальчик стал ворочаться и хрипеть. По правой щеке стекла крохотная слезинка. Мадара почти не слышал чужого дыхания из-за шума в голове, перерастающего сперва в гул, а затем отдельный шепот. Свой собственный. Убей его. Мадара навис над Обито, заглянув в его бледное лицо холодным бессмысленным взглядом. Взялся за шею мальца обеими руками и снова сжал. Тело под ним задергалось. Вот так. Знакомое чувство, правда? Хорошо, когда почти нет сопротивления. Он почти вспомнил те славные деньки, когда Обито был еще в своем уме, а хватка на его шее была гарантом тишины. Убей его. Убей его. Убей его. Голос Тобирамы настойчиво лез в разум. Да. Он знал толк в удушении. — Не волнуйся. Я не верю, что ты сделал это. Убей его. Убей его. Убей его. Убей его. Убей его. Убей его. Убей его. Убей его. Убей его. — Почему? — спросил Мадара, обернувшись к девушке. Энн пожала плечами. Уезжающая полицейская машина напоследок обдала их пылью. — Ты же душка. Какой из тебя убийца. — рассмеялась она, толкнув любовника в плечо. — Скорее поверю, что тот псих действительно просто хочет засадить тебя за решетку. Мадара медленно кивнул. Он мог. Возможно у Мадары нет ни единого шанса против его ненависти, но на их стороне Индра. Что-то да будет. Энн скрестила руки на груди. Невадский пустынный ветер трепал ее черные длинные волосы. — У тебя есть свидетель в моем лице. Кто не поверит молодой матери? — шутливо улыбнулась она в знак поддержки. — Я еще и Обито в суд притащу. Для пущей убедительности! Мадара прыснул. Рука непроизвольно сжалась на банке с недопитым пепси. — Ну если с Обито… — смешок. — Тогда мне еще и моральную компенсацию выдадут. За беспочвенные обвинения… Звонкий женский смех стал ему ответом. Энни. Мадара резко отпустил мальчишку, на миг решив, что под его руками давно умершая женщина. Громко и тяжело выдохнул, едва перед глазами заплясали черные точки. Обито часто задышал, изогнувшись в спине. Его пальцы вцепились в простынь так крепко, будто бы мальчик пытался удержаться от падения. Но он не очнулся. — Черт… — Мадара осторожно коснулся его шеи, но темные синяки от пальцев уже проступили на ней. — Черт! Дерьмо. Энн, господи, прости меня. Мужчина осторожно укутал мальца в одеяло и прилег рядом, повернувшись к нему спиной. Стало ужасно холодно. Мужчина закрыл глаза, надеясь перестать видеть перед глазами картинки прошлого и провалился в тяжелую дрему. На этот раз ему снился Орочимару. Мадара снова оказался в очередном из светлых будней заботливо ведомых под руку Тобирамой Сенджу. Они медленно и неспешно шли по одной из многочисленных улочек западного Лос-Анджелеса уже пятнадцать минут, а Учиха все еще не имел ни малейшего понятия куда именно. Тобирама ограничился лишь сухим пояснением о желании прогуляться до своего брошенного университета, а Мадара никак не мог взять в толк причем тут был он. Пока не мог. А еще мужчина искренне не понимал, почему они не могли банально подъехать до нужной улицы на машине, даром на выручку со съемок и небольшой помощи Хаширамы он уже обзавелся собственной скромной машиной. Скромной, по меркам детишек Сенджу. Мадара готов был купить самое дешевое корыто, лишь бы ездило, однако предложение Хаширамы взять на деньги обоих Учих кабриолет уж слишком пришлось по вкусу Изуне. Забавно. Брат ведь даже не ездил, но явно хотел превратить своего старшего в личного водителя, раз уж Мадара уже сдал на права. Пусть так. Учиха предпочел бы возить брата по всей Калифорнии, чем уныло плестись за Тобирамой, флегматично рассматривающего вечернее небо. — Долго еще? — ворчливо спросил он у блондина, всунув руки в карманы джинс. Тобирама идущий перед ним усмехнулся. — Спешишь куда-то? — съязвил он, слегка обернувшись. — Скажи спасибо, что мы не шли от Малибу. Отсюда до Брентвуда пять часов пешком, если ты вдруг захотел домой. — Замечательно. — Раньше я ездил сюда на машине. Даже права пришлось получить ради этого. — Ага. — Мадара скептично покачал головой, без интереса рассматривая цветные витрины рядом с береговой линией, отделяющей их деревянной мостовой. Взглянул на купающихся у моря людей почти с грустью. То была их третья встреча, кажется. Жара стояла неимоверная — вчера последние серые тучи, оставленные недавним штормом, рассеялись окончательно, уступив место палящему солнцу. Пришлось опять обильно мазаться солнцезащитным кремом и напоминать об этом Изуне. В отличие от Сенджу, Учихам в местном климате о золотом аккуратном загаре Хаширамы можно было только мечтать. Их кожа, не смотря на то, что оба брата родились в знойной пустыне, лишь уродливо розовела, стоило лишний раз не позаботится о ее защите. А сейчас ведь самое пекло, пусть понемногу и вечереет. Лучше бы он окунулся в ближайший океан с головой, чем все это дерьмо вокруг. Тобирама вдруг резко повернулся к нему, смерив недовольным взглядом. — Я в курсе, что тебе не интересно. Можешь не… Но он внезапно замолчал, посмотрев куда-то через плечо Мадары. Странно. На лице Тобирамы сперва появилось изумление, а затем и холодная злость. Впрочем, удачно скрывшаяся под маской привычной брезгливости. Учиха обернулся следом, как только за его спиной раздался неприятный, сиплый голос. — Тобирама Сенджу! Спустя столько лет, кого я вижу! А это еще кто? Знакомый? Друг? Мадара недоуменно поморщился, увидев обладателя голоса воочию. Это был высокий мужчина, судя по морщинам на лице, которому давно перевалило за сорок. У него была презентабельная, но по мнению Мадары неприятная внешность: угловатое и худое лицо, острые скулы и тонкие четко очерченные губы. Глаза казались прищуренными и какими-то змеиными. То ли из-за желтовато-карей радужки, то ли из-за их разреза и нависающих верхних век. А еще как ни странно он пользовался подводкой. Мадара хмыкнул, заметив в уголках его глаз черные стрелки, делающего бледного мужчину похожим на холоднокровного пресмыкающегося еще больше. Учиха прошелся глазами по его угольным ровным волосам, достигающим почти лопаток. По белому костюму и фиолетовой рубашке, расстегнутой на безволосой груди и вдруг подумал, что смотрит на свою крайне мерзкую копию. Рука невольно потянулась к собственной темно-красной рубашке, чтобы застегнуть пару пуговиц. Тобирама неподалеку от него нервно сглотнул, бросив на Учиху настороженный взгляд. После его глаза вернулись к старому знакомому. — Орочимару. — коротко поздоровался Тобирама, не выказав ни расположения, ни дружелюбия. Мадара не решился здороваться следом, даже когда странный тип нагло провел по его лицу скользким взглядом, едва заметно улыбнувшись уголками губ. Неприятно. Как можно назвать человека, у которого отвратительно все? От внешности до голоса и эмоций. — Я надеюсь, мы встретились не потому что ты следишь за мной или хочешь чего-то там запросить. Орочимару рассмеялся, доверительно кивнув Учихе. — Ну что ты. Просто прогуливался по западному побережью. Кому как ни тебе знать, что Лос-Анджелес может быть очень тесным, особенно когда стараешься не пересекаться с определенными людьми… — его голос стал тише. Тобирама нахмурил брови, скрестив руки на груди, но Орочимару уже сменил тему, небрежно откинув темные волосы за спину. — Как поживаешь? Слышал вы с братиком таки решили пойти по стопам отца. — Слышал? Откуда? Хаширама еще не связывался с журналистами. — холодно произнес Тобирама. Орочимару улыбнулся. — Скажем так, мой драгоценный. Мито видится с Хаширамой достаточно часто, чтобы я был в курсе последних новостей. — вежливо произнес он, а Мадара лишь нервно сжал ворот рубашки. Эта манера разговора… Аристократично надменная. Почти как у Тобирамы, но если тот вместо нормальной речи пестрил научными терминами из сухого статичного языка, то этот разговаривал словно сошедший из книги девятнадцатого века мушкетер. — Вы ведь себе нового мальчика нашли. Мито говорит, он очень симпатичный. Даже симпатичнее Кагами. — улыбка Орочимару стала неприятной. — Все также не изменяешь своим вкусам? Тобирама недовольно прыснул. Мадара сжал руки в кулаки, бросив на него колючий взгляд. Эта мерзкая змея говорила об Изуне. Верно? — Мой новый актер тебя не касается. — резко одернул Сенджу знакомого. — Также как и мои дела не имеют никакого отношения к твоим. Точка. — Какой грубый. Мы ведь так хорошо ладили когда-то. С чего такая холодность? — умилительно пробормотал Орочимару, покачав головой. — Давай я немного поменяю вопрос. Когда ваш маленький актер сыграет свою роль и перестанет быть тебе нужен, может оставишь ему мои контакты? Я ведь знаю, ты можешь его убедить. Тобирама едва не подавился слюной, в ярости сжав зубы. Хотел бы сказать что-то в ответ, но Мадара оказался быстрее. — И куда ж ты собрался звать моего брата? — прорычал он, скрестив руки на груди. Орочимару посмотрел на него с мягкой улыбкой. — А, так ты старший братик? — согнул он голову к плечу. — Тоже вполне не дурен собой. Как тебя зовут? — Я сказал, точка. — прошипел Тобирама, посмотрев на мужчину с явным недовольством. Тот лишь миролюбиво вскинул руки.  — Хорошо, хорошо. Я ведь всего лишь шучу над тобой, Сенджу. Ты заметно подрастерял свое чувство юмора за то время, как не заглядывал ко… — Хорошего вечера. — прервал мужчина, кивнув Учихе за спиной. — Пошли. Дважды повторять не пришлось. Мадара посмотрел на Орочимару так свирепо как мог, но тот лишь сипло рассмеялся, махнув им рукой. Продолжал разглядывать их уходящих, всунув руки в карманы дорогого пиджака даже когда они отошли от него на пару метров, чтобы затем весело окликнуть Тобираму в последний раз: — Всего одно фото, Тобирама. — засмеялся он. — Ты ведь знаешь как я ценю эстетику. Особенно юношескую. Мадара яростно обернулся назад, но Сенджу изо всех сил сжал его плечо и потащил за собой почти насильно. — Это провокация. Не реагируй. — тихо шепнул он, но Мадара уже встретился с чужим скользким взглядом. Желтые глаза Орочимару неотрывно следили за его эмоциями, пока ветер трепал черные длинные волосы неизвестного по ветру. Кто он? Откуда знает Тобираму, и какого хрена ему нужно от Изуны? И почему Сенджу кажется таким напряженным? — Кусок дерьма. — прорычал он тихо, а Орочимару продолжал улыбаться, глядя на Учиху так, будто бы знал о нем все. Очень скоро Мадаре пришлось выискивать этот скользкий взгляд желтых глаз по всему Лос-Анджелесу. Он проснулся от того, что его снова лихорадило. Открыл глаза и поморщился от навалившейся тяжести в голове. А еще ритмичного стука, бьющего по барабанным перепонкам. Учиха зарылся пальцами в волосы. Повернул голову в сторону распахнутой настежь двери и попытался разглядеть очертания мебели во мраке. Разве он выключал свет? Стук раздался снова, шел непрекращающимся монотонным ритмом, будто бы что-то механически ударялось об железо. Дверь? Поборов тяжесть и ломоту в теле, Мадара медленно поднялся с кровати, удивленно заметив, что Обито рядом не было. Неужели очнулся? Черт, нужно было пристегнуть его наручниками к себе, да не был он в состоянии соображать. А стоило. В прошлое его пробуждение племянник чуть не подорвал весь бункер. Благо сейчас никакого запаха в воздухе не чувствовалось, однако кто знает, кем он себя возомнил и что придумал на сей раз. В последнее время с Обито приходилось быть готовым ко всему. Признаться честно, больного Мадару это неслабо выматывало. Мужчина осторожно включил свет в зале, осмотревшись по сторонам. Звук доносился не отсюда, его источником было что-то со стороны бункерной двери. Мысленно уняв быстро бьющееся сердце, он направился именно туда. Хотел бы взять что-то вроде оружия, раз уж по последним новостям сладить с Обито будучи ослабевшим после огромной дыры в брюхе, вдруг оказалось куда труднее, чем Учиха мог представить. Но рядом не оказалось ничего полезного. Ладно. Рука осторожно открыла дверь. Звук стал отчетливее. Мадара ничего не видел во мраке, пришлось включить свет и здесь. Он нажал на кнопку выключателя и замер, заметив стоящего к нему спиной мальчишку. Тот вздрогнул на мгновение, а после продолжил ритмично барабанить кулаком по железной двери, будто бы надеясь, что с той стороны ему кто-то откроет. — Обито? Какого хрена ты делаешь? — громко позвал Мадара, но малец не обернулся. Даже не остановился, будто бы не слышал его. Будто бы родственника тут и вовсе не было. Мадара сглотнул вязкую слюну. Поправил смявшуюся на талии тонкую кофту и медленно направился вперед. Обито не подавал голоса. Со стороны он и вовсе походил на призрака из фильмов ужаса, мертвую девочку, которая пришла за мужчиной, посмевшим посмотреть ее проклятую кассету. Мадара нахмурился. — Тоби? Тоже не сработало. Он сделал еще пару шагов навстречу, оставаясь всего в метре от мальца. Запнулся об какую-то банку на полу, а та покатилась и ударилась о дверь рядом с барабанящим в нее Обито. В горле пересохло. Мадара громко прочистил горло и тихо произнес: — Изуна? Да что за хрень с ним творится? Очередная хитрая уловка? Мадара сейчас подойдет и получит нож в глотке? Рука опустилась на чужое плечо и сжалась. Обито замер, но не обернулся. Мужчине пришлось осторожно повернуть его к себе самому, на удивление, не встретив никакого сопротивления. Обито послушно обернулся, оказавшись в чужой хватке. Он пребывал в сознании. Определенно. Его глаза были открыты, но… Мадара ощутил как на него навалился холодный ужас. Прикусил губу, с трудом поборов нарастающую панику. Спокойно. Это просто… это можно исправить. Все можно исправить! Даже ублюдок Тобирама говорил, что человеческая психика очень эластична. — Ты слышишь меня? Малыш? — Мадара осторожно потряс мальчика за плечи, с содроганием глядя в его безразличное пустое лицо. Безжизненные глаза бездумно смотрели куда-то сквозь дядю, будто бы Обито пребывал совсем не здесь, оставив в бункеру одну пустую оболочку. Лунатизм? Нет, едва ли. Бодрствующая кома? Но с чего вдруг? Таблетки не могли повредить мозг настолько сильно, это просто невозможно. Нет. Нет. Такого быть не может. Должно быть ублюдок опять издевается над ним. Строит очередные гребаные планы, чтобы попытаться прикончить их обоих, не может быть иной причины. Мадара щелкнул пальцами у самых глаз племянника, но тот не среагировал. Не вздрогнули даже его веки. Тогда он осторожно взялся пальцами за чужой подбородок и приподнял его голову. Черные зрачки как и полагалось сузились, едва глаза бездушно уставились на верхнюю лампу. Рефлексы тела остались. Тогда что с ним? Мадара хлопнул перед лицом у Обито, но не помогло и это. — Обито, кончай прикидываться. Это уже не смешно. Нет ответа. Мальчик продолжал разглядывать лампу. Мадара опустил его голову так, чтобы глаза мальца уперлись в его собственные и огладил впалую щеку. Странно. Взгляд Обито не блуждал по предметам и не фокусировался. Мальчик смотрел в одну точку на лице дяди, не отводя глаз и кажется вообще не понимал, что видит перед собой. Такой пассивный. Это и правда выглядит как кататонический ступор, но если так, сколько он продлится? — Я тебя сейчас ударю. — тихо произнес Мадара в чужие губы. — Слышишь меня? Клянусь, малыш Обито, если ты не перестанешь выделываться — я тебе врежу. Ничего не изменилось. Мадара яростно затряс его плечи. — Обито твою мать! Очнись! — вскрикнул он. Мальчик не реагировал. Даже моргал он редко и медленно, будто бы находясь в пьяном сне. Черт. Не смешно. Давно не смешно. Это же можно исправить? Ему же станет лучше потом? Это ведь всегда бывало раньше. Станет ведь? Но не стало. В течение первых трех дней он пытался пробудить чужое сознание множеством способов: давно испорченный нашатырь, холодная вода, ледяная ванная, болевые импульсы, громкая музыка и крики, даже угрозы и пощечины — не помогало ничего. Обито обернулся молчаливой пустой куклой, безропотно позволяющей делать с собой все что угодно. Послушно изгибающий конечности и открывающий рот, стоило только надавить на подбородок. Живой, но не двигающийся больше необходимого. Мадара считал, что именно такой Обито и есть предел его мечтаний. Но сейчас эта мечта стала кошмаром. Даже в течении трех недель состояние подростка не улучшилось. Изменился лишь факт того, что Мадара все меньше верил в свою самодовольную теорию о чужом притворстве, хотя, надо сказать, в какие-то моменты и правда казалось, что мальчишка попросту только притворялся. Он не стал овощем полноценно, нет. Но его действия свелись лишь к выполнению самых простых и базовых функций, заученных мозгом выполняться автоматически: сходить в туалет, помыть руки после него, принять ванную в тоже время, в какое это делал и прежний Обито — вечером, через каждые два дня, лечь спать строго в своей кровати, сесть за стол, молчаливо ожидая, что его покормят. У Мадары было достаточно времени, чтобы изучить нового пустого Обито вдоль и поперек. Он знал, если поставить перед ним тарелку с любым содержимым, пусть и не едой — юноша бездумно начнет есть. Если не дать ему вилку — будет есть руками. Приготовить что-то абсолютно несъедобное — съест, что-то вроде риса с мылом — съест после чего его стошнит. Тоже самое было и с другими вещами, в которых Обито разучился анализировать окружающий мир. Мадара мог остановить его на пути в спальню, положить на диван и Обито бы послушно уснул там, мог и вовсе не давать ему ложится, и тогда малец спокойно засыпал на полу. Как Учиха и думал. Все существование мальчишки свелось лишь к удовлетворению основных потребностей и безропотному подчинению. Это нельзя было назвать вегетативным состоянием. Но нельзя и притворством. Обито больше не разговаривал и не искал ответов. Не проявлял эмоций или какой-то осознанности. Все что он делал — было автоматически и бездушно. А если он не делал и этого — то просто стоял или сидел где-то в одной позе, упираясь взглядом в стену. Как робот со сбившейся задачей. Это было страшно. Это нервировало, особенно по ночам, но Мадара, испытывающий тревогу и неприязнь от чужого абсолютно нового облика, не знал что ему делать. Он пробовал достучаться до старой личности Обито снова и снова. Не понимал как к этому пришло и что именно послужило точкой невозврата. В голове, вместе с неприятными воспоминаниями бесконечно крутились собственные ошибки, но он лишь опять засыпал на диване, иногда нервозно ворочаясь от невозможности провалиться хотя бы в дрему и снова и снова думал о том, что когда нибудь проснется от того, что Обито, будучи бездумным зомби, уже пробовавшим его кровь, вгрызется ему в глотку в последний раз. Он не боялся за свою жизнь. Он боялся самого состояния Обито. Его рухнувшей во мрак психики, его уходу в страну чудес. Тобирама иногда спрашивал его, есть ли предел у человеческой психики. Есть ли последняя точка, после которой ты ломаешься и умираешь как личность. По прошествии месяца, едва только кончилось его отрицание ситуации, Мадара точно мог сказать, что да. Эта последняя точка пристально смотрела на него во мраке, когда однажды мужчина проснулся посреди ночи от ощущения чужого присутствия рядом. Устал от недосыпания и тянущейся слабости после облучения, и таки провалился в сон, чтобы открыв глаза — увидеть стоящего над ним мальчишку, пристально разглядывающего его лицо. Мадара решил что точно умрет от инфаркта в тот же день и история для них обоих наконец подойдет к концу, но Обито ушел в спальню, до чертиков напугав опекуна. С тех пор Мадара спал только со включенным светом. Чем дольше это длилось — тем сильнее пробуждалась в нем агрессия, нарастающая параллельно угасающей надежде на то, что все будет как прежде. Иногда Мадара боялся племянника. Иногда ненавидел так сильно, что не мог побороть желание добить сломанного мальчишку окончательно. Иногда он звал его. Иногда просил поговорить. Порой просто разговаривал будто бы Обито и правда его слушал. Но все чаще — кричал и угрожал, потому что перестал находить себе места в собственном бункере. Тот стал тесным. В нем нельзя было найти ни одного угла, чтобы забыть о ходящим туда сюда Обито и о том, что Мадара с ним сделал. А еще его убивали воспоминания, ранее словно бы заглушающиеся из-за присутствия мальчишки рядом. Мадара думал, что не боится одиночества, но исчезновение голоса Обито из его жизни, убедило его в обратном. Вот зачем племянник тут - без него Учиху давным давно поглотило бы его собственное безумие вместе с горой ошибок, тянущихся за ним хвостом. Поэтому он и злился. Снова ощущал себя брошенным кем-то… близким. Снова вспоминал, хватаясь за волосы, когда шум в голове становился слишком отчетливым, а образ Тобирамы мучил его в болезненных снах. Чертовы письма. Мадара должен был избавиться от них, вместо того чтобы потакать Обито в их разгадке. Глядишь и не было бы этого ебаного Изуны в его голове. А сейчас уже поздно. Сейчас, все что он может — взять одно из писем и недовольно пробежаться глазами по тексту, изредко поглядывая на сидящего на диване Обито. …Удивительно, правда? После того ужасного шторма меня стало тянуть к Тобираме как магнитом, а он наконец начал хоть немного поддаваться. Сперва мне казалось, я даже заменил Кагами на месте его фаворита, и наши звонки друг другу стали намного чаще, наши разговоры — непринужденнее, а в момент съемок он смотрел на меня не как на обычного актера, а с интересом. Странным и похожим на тот, что когда-то был направлен лишь на Кагами. Теперь же иначе. Тот пропал из его поля зрения совсем, и удостаивался только сухими распоряжениями, касательно своей роли, а затем успешно забывался. А я нет. Я стал испытывать странную гордость за себя и наши отношения с Тобирамой, чувствовать себя избранным и особенным. Фаворитом у самого неприступного человека во вселенной, но Кагами не спешил соперничать со мной за его внимание. Напротив. Он казалось, с радостью испарился из поля зрения Сенджу сам, предпочитая проводить время с его старшим братом. Я мог бы насторожиться в тот момент. Кагами стал для меня близким другом, каких у меня никогда не было, его слова должны были иметь смысл, но личность Тобирамы захватила меня так сильно, что я не послушал его брошенных мне однажды слов: — Я знаю, Изу. В Тобираму легко влюбиться, но это не лучший выбор. — Почему? — удивленно спросил я, когда мы уселись рядом с его университетом на скамейке. Кагами тогда купил мне кофе с мягким вкусом ванили. Его любимый. — Не знаю как сейчас… но раньше Тобирама был… очень специфичным человеком. В самом плохом смысле этого слова. — Так вы были в отношениях? — я естественно услышал совсем иное. Кагами смущенно опустил глаза, тяжело вздохнув. Медленно отпил немного кофе и кивнул. — Это не были отношения. Я скорее… был его пациентом. Знаешь. Для практики. Когда он еще учился в этом своем меде. Значит Кагами было что о себе рассказать. Я вопросительно вскинул брови. — Разве психиатрам не запрещено спать со своими пациентами? — А он ведь не был психиатром. Только студентом. — пожал плечами Кагами. — Я просто хочу, чтобы ты был очень осторожен. Поверь. С Тобирамой это нужно. Но я не послушал его. Единственного человека, кто и правда относился ко мне с ничем не оскверненной симпатией. Сейчас я понимаю, что лучшим решением для нас обоих было сойтись между собой, не ища сильных и властных покровителей. Быть может это было бы не самым легким делом, учитывая наши истории, но у нас было много общего. Могло выйти что-то прекрасное и интересное. Могло бы. Не выбери я Тобираму. Жаль. Мои самые прекрасные сны сейчас — те, в которых мы с Кагами бросаем всех и вся, садимся в кабриолет Хаширамы и уезжаем куда подальше, навстречу палящему солнцу и морскому бризу. Мне так его жаль… господи. Я не знал, вызвал ли именно тот вечер потепление ко мне со стороны Тобирамы, однако когда он пригласил меня к себе — был вне себя от радости. Сразу после этого, помню, позвонил Мадара со схожим предложением, но мой выбор был очевиден. Мадара был доступен. Я мог бы встретиться с ним в любой момент, главное лишь желание, а вот Тобирама был редким на щедрость и радость встречи. Конечно же я поехал к нему. Позвонил в домофон, предвкушая дальнейшие события, впрочем, даже здесь Сенджу поспешил меня удивить. Он открыл мне дверь, все также в своей водолазке и серых брюках, а я подумал, что Тобирама, должно быть вообще не надевает ничего ярче холодного синего. Впрочем, его выдержанный стиль в одежде подкупал. Делал серьезнее и привлекательнее. — Тобирама. — улыбнулся я ему. — Входи. — Все также холодно и беспристрастно. Впрочем и это не продлилось долго. Мужчина отвел меня на кухню, предложив выпить кофе, и я послушно сел за барную стойку, усмехнувшись, когда Сенджу сел напротив, якобы случайно коснувшись моей руки. Кофе был горький, а подсластить мне его не предложили. Тобирама терпеть не мог сладкое, настолько, что редко покупал даже сахар, а в его холодильнике и жизненном меню можно было найти лишь соленые и перченые продукты. Даже его хвалёный Пино Нуар казался крепким и почти не сладким, что впрочем, подходило его натуре. — Чем же обязан такому приглашению? — а вот я казался сладким даже Кагами, особенно когда игриво прикусывал губу, глядя на холодного как камень мужчину хитро прищуренными глазами. Но на него редко действовало мое обаяние. Тобирама бросил взгляд в окно на кухне, хмыкнув. Сегодня море было тревожным, хотя небо и оставалось чистым. Большие волны разбивались о пляж неподалеку от нас. Мне казалось, даже находясь по ту сторону стекла я ощущал их ужасающую силу. — Я хотел поговорить по поводу недавних событий. — произнес Тобирама сдержанно. — Между нами. — Ты имеешь ввиду секса? Давай будем называть вещи своими именами. — позволил я себе небольшую наглость. Здесь нечем гордиться. Из-за моей странной истерики та ночь прошла как под дурманом, плюс оказалось ужасно стыдной и неловкой. Но лучше уж держать хорошую мину при плохой игре. Сенджу хмуро кивнул. — Да. Секса. — уточнил он, сделав небольшой глоток. — Хочу извиниться за него. — Извиниться за секс? — рассмеялся я, — Думаешь, было так плохо? До чего же стыдно. Черт, если бы я тогда не разрыдался... Словно добавляя несколько плюсов к моему стыду, Сенджу продолжил. — Я к тому, что мне стоило остановиться, когда у тебя началась истерика. Но я не думал, что ты отреагируешь... вот так. Черт. Почему это просто нельзя забыть? Я сглотнул. Очень хотелось извиниться в ответ. Извиниться, за то, что был таким жалким. — Да... давай не будем об этом. Ты не виноват. Это я просто... Но Тобирама остановил меня. — Виноват, как минимум частично, Изуна. — холодно произнес он. На какой-то миг в его глазах промелькнуло осуждение, заставившее мою кожу покрыться мурашками. — Я не знаю, почему это произошло, но тебе стоило предупредить меня о подобном. Если у тебя есть какие-то травмы, связанные с... — Прости меня. — стыдливо произнес я, опустив глаза в пол. — Я просто... да, стоило сказать наверное. У меня есть кое-какие проблемы с близостью, знаешь... Но я надеялся, что они не всплывут. — я покраснел, вдруг посмотрев на него с испугом. — Но я правда хотел переспать с тобой! Это не было связано...ну. Тобирама вдруг усмехнулся, покачав головой. — Мой совет. Никогда не надейся на свою психику. Она всегда подводит. Хорошо, что он не давил и не пытался выпытать причины. Держался тактично и отстраненно, чем вызывал у меня еще большее уважение. Да… Мы не говорили об этом наутро, после того как я проснулся, полностью изнеможденный и опустошенный в чужом доме, а головная боль раскалывала мой мозг пополам. Как ни странно, я хорошо запомнил и что говорил Тобираме в своем пьяном бреду, и что он делал со мной после этого, однако когда я осмелился попытаться убедить мужчину, что попросту нес околесицу — тот отмахнулся и заявил, что и так не верил мне. Пьяный язык — плох в правде, как бы другие не считали обратное. Тобирама четко дал понять, что не заинтересован в том, чтобы выяснять, несли ли в себе мои бухие признания хотя бы каплю истины. — Мне стыдно за это. — повторил я. — Что я там разрыдался как девственница и… прочее. Не бери на свой счет, ладно? В конце концов мне же понравилось. Тобирама кивнул. Да. Я стонал под ним так, словно в вино, которое он заставил меня выпить, был добавлен афродизиак. Было до жути больно в душе. Но так хорошо телу... Я вдруг усмехнулся, проведя босой ногой по его штанине. Сейчас ужасно жарко там, на улице. Здесь спасал кондиционер, но я все равно был раздет как на пляж. Даже неловко, короткие шорты и черная майка без рукавов свисали на мне так, будто бы я был дистрофиком, страдающим анорексией. Моя фигура всегда была худощава и субтильна, чем вызывала ненужные и непрошенные ассоциации с девушкой у отца и его якобы праведную ярость. Подумать только. Чтобы одежда не висела на мне мешком — приходилось до сих пор заглядывать в отделы для подростков. — А ведь мы можем попробовать снова. Немного поудачнее. — улыбнулся я уголками губ и слегка согнул голову к плечу. Тобирама бросил на меня заинтересованный взгляд. — Тебе не занимать прямоты. — усмехнулся он в ответ. — И наглости. — Что здесь наглого? — искренне удивился я, похлопав глазками. С Тобирамой играть было одно удовольствие. — Нам обоим было приятно, разве нет? Почему бы и не повторить? — Какая прелесть. Неужто хочешь затащить меня в отношения? — издевка. Он заигрывает? Ха. А ведь сам это начал. — Я не думаю, что ты бы согласился на них со мной сразу. Но можно начать с чего-то не обязывающего и доставляющего удовольствие нам обоим. — мои босые стопы коснулись его теплой ноги под штаниной. Я слегка нагнулся, улыбнувшись мужчине шире. — Я же нравлюсь тебе, Тобирама Сенджу. По глазам вижу. Усмешка. Мужчина с интересом сложил руки в замок. — Может и так. — Это ответ "да"? — Это ответ "есть пара "но"". — сказал он с вызовом, а затем достал свой телефон, положив его на стол. — Кагами говорил тебе, что я очень не люблю, когда на мои звонки не отвечают? Я озадаченно нахмурил брови, впрочем, кивнул. — Конечно, говорил. Он послушный мальчик. — Тобирама довольно прищурился. — И я хочу, чтобы ты был не менее послушным. Советую отвечать на них, а если уж совсем нет возможности — перезванивать. Пренебрежешь этим советом — можешь забыть про наши «отношения». — Какой властный. Мне нравится. — я откинулся на сидении, кивнув. Меня настолько обрадовало чужое согласие, что казалось, я бы подписался на любые условия. — Что-то еще? — Да. Но второе "но" можно обсудить и в спальне. — по прежнему такой холодный. А я ощутил возбуждение только от одного этого туманного обещания. Конечно, как тут устоять. Мы поднялись на второй этаж и я наконец увидел логово Сенджу изнутри, впрочем, ничем не отличающегося от его кабинета. Здесь также были белые стены, уставленные черными пустыми полками и редкими черно-белыми фотографиями. Строгие чистые шуфлядки, шкаф, все было идеально нетронутым и необжитым. Словно на рекламе недвижимости, без намека на проживающих тут жильцов. Зато какая была кровать. Я с радостью плюхнулся на нее, с удивлением заметив, как что-то подо мной вдруг стало мирно покачиваться. — Ух ты. Водяной матрас? Не укачивает тебя на нем спать? — с детским восторгом произнес я, слегка приподняв краешек черной простыни, дабы разглядеть будто бы светящуюся воду за толстым слоем прозрачной клеенки. Затем мое внимание привлек большой профессиональный фотоаппарат стоящий на тумбе, и я поспешил схватиться за него, нашарив кнопку включения. Тобирама сел на край кровати рядом, перестав улыбаться. — Это твоя? — Если хочешь сделать фото — нажми на кнопку под указательным пальцем. — сухо произнес он. Я мягко улыбнулся, посмотрев в огромный объектив. Вспышка. — Смотри-ка. Почти на память. Можешь перенести на фотобумагу и поставить в ра… — однако я запнулся, стоило чужим пальцам осторожно задрать мою майку. Тобирама прижался губами к моей пояснице, вынудив издать судорожный вздох. По телу поползли приятные мурашки, когда он поцеловал немного повыше, просунув руку под мой живот. Ха. Мадаре бы понравилось. — Тоби… — Есть еще одно «но», которое мне стоит озвучить, малыш Изу. — прошептали мне в самое ухо, передразнив Хашираму. Холодная рука поднялась к груди. Я немного приподнялся на локтях, подставив заднюю часть шеи еще одному поцелую. — Какое… — глухо прошептал я. Холодный смешок заставил мое возбуждение перемешаться со смутно знакомым страхом. И все же желание пересиливало. Намного больше. — Скажи, Тоби. Что от меня нужно? Тобирама прижался к моей спине, возбужденно выдохнув в затылок. — Ничего, что ты бы не умел. — шепнул он. Черт, как же я обожал такого Сенджу. Обожал, потому что только в постели он давал свободу самому темному в себе, избавляясь от образа сухого и строгого психиатра, занятого лишь работой и своими долгосрочными планами. Только такой он называл меня настолько нежно. Только такой — хотел. Я нервно облизал губы, ощутив как пылает в сердце от одного только соприкосновения с мрачными гранями чужой личности. Тобирама такой лишь со мной. Правда? Мужчина провел языком по моей шее и глухо прошептал: — Всего лишь сопротивляться. Мадара с отвращением смял это письмо в кулаке. Взял их все, и разорвал на пополам перед лицом племянника, озлобленно улыбнувшись. Мерзость. Отвратно даже читать. — Теперь понимаешь весь пиздец, ха? — произнес он яростно. — Изуна бегал только за теми, кто играл с ним в изнасилование. Надо было тоже выебать его как следует в том ебучем отеле. Глядишь и был бы по-вернее. Обито не ответил. Даже не смотрел на него, бездумно разглядывая выключенный телевизор. Мадара хмыкнул, швырнув в него остатки писем, а те медленно посыпались ему на колени. Некоторые кусочки застряли в отросших волосах. Мадара вдруг улыбнулся. В его голову пришла извращенная идиотская затея. Мужчина открыл сейф, достав оттуда еще пару писем и потряс их перед лицом Обито, нагло ухмыляясь. — Вот тебе еще парочку. Заместо твоих. Поверь мне, малыш Обито. Там бы ничего интересного ты не прочел. Нахуй тебе подробности того, как Изуну драл какой-то незнакомый тебе богатенький хуй? — промурлыкал он. — А вот эти уже другое дело. Мои любимые между прочим. Последние из его писанины. Ты же охотник на них. Так на. Почитай. — Мадара рассмеялся, едва не впечатав желтые страницы мальчику в лицо. — Нет? Ах, да. Забыл. Ты же у нас Даша следопыт. Тебе не интересно получать все готовенькое. Какой я идиот. Сейчас… все сделаю как надо. Мадара прижал палец к губам с заговорщическим видом, и уйдя в спальню, запрятал письма под матрас. Затем вернулся к Обито и присел рядом, похлопал его по плечу. — Все. Теперь как надо. Давай, мой умный мальчик. Приступай к поискам. Обито остался на месте. Письма его пустой оболочке были не интересны. — Что? Слишком хорошо запрятал? Так и быть, давай-ка дам тебе подсказку. — он зашептал в самое ухо юноши. — Пс. Они под матрасом, Обито. Молчание. Мужчина закатил глаза. Ну что ты будешь делать. — Нет настроения? — пожал плечами. — Ну ладно. Я тогда их там оставлю, вдруг появится. И снова без ответа. Это начинало не на шутку злить. Мадара ухватился за плечо мальчишки крепче, прижимаясь губами к самому уху. Нездоровая ярость будоражила его кровь. — А оно у тебя появится. Я знаю. Ты ведь не можешь без этого. Мы оба не можем. Так что появится. Не сегодня так завтра. Не завтра так через месяц. А нет — так через ебаный год. — он говорил все громче, судорожно сжимая чужое плечо. Пальцы нежно заправили отросшую челку мальчика за ухо. — Я никуда тебя не отпущу, Обито. Буду ждать хоть все двадцать лет, если потребуется, но дождусь. Думаешь, ты отмучился и в рай попал? Да черта с два, малыш. — горячий язык облизал мочку уха. Мадара жарко выдохнул в чужой висок. — Ты все еще здесь со мной. В аду. Мадара знал о чем говорил. Его персональный ад не прекращался ни на минуту, поэтому он затаскивал в него и других. Тобирама представляет его своим бывшим одногруппникам. Несколько желторотых мальчиков и одна девушка с хмурым, сосредоточенным взглядом, так похожая на самого Сенджу. Мадара смотрит на них без интереса. Он знает только то, что эти люди уважают Тобираму и восхищенно глядят ему в рот, даже не смотря на то, что в отличие от него продолжают осваивать профессию. Впрочем, они все уверены, что они еще вернуться в эти стены как студенты, стоит лишь новому году закончиться. Забавно. А ведь блондинистый ублюдок и правда выглядит старше их всех. Словно учитель для заблудших юных душ. — Знакомься, это Хирузен, — Тобирама кивает в сторону высокого смуглого парня с неровно остриженными торчащими во все стороны волосами. Затем указывает на его друга со странным шрамом на подбородке, а тот вдруг робеет, стыдливо отводя взгляд. — Это Данзо. — Очень приятно, — неуверенно отвечает он, тянет руку, но Мадара не пожимает ее, вынуждая юношу неловко замяться. Тобирама усмехается и указывает на еще троих учеников, занявших медицинский кабинет. — Хомура, Кохару и Торифу. Они вежливо здороваются с ним. Девушка, названная Кохару смотрит на него пристально и оценивающе, будто бы пытаясь понять роль Мадары в жизни ее любимого одногруппника, давно ушедшего в отставку. — А это Мадара. — говорит им Тобирама, указывая на скрестившего руки на груди Учиху. — Наш сегодняшний объект для изучения. Мадара смотрит на него неприязненно и недовольно. Объект для изучения? Не собирается ли он сказать, что… — Это ваш пациент? — заискивающе-удивленно спрашивает Данзо, переглядываясь с молчаливым очкариком. Тобирама качает головой. Нет. Ему не нужно лечить Мадару. Это физически невозможно. Нельзя исправить сформированный мозг. Нельзя изменить его химию. Мадара здесь потому что Сенджу наглеет и все больше считает Мадару своей интеллектуальной собственностью. А тот не может сделать ему хоть что-то, потому что ублюдок умен достаточно, чтобы понимать — это ебаная вседозволенность сойдет ему с рук. Всегда сходила. — Нет, Данзо. Он подопытный. И подопытный уникальный. — усмехается Тобирама. А Мадара хмуро опускает взгляд в пол, не желая разговаривать с кем-то из его прихвостней, столпившихся вокруг. Пальцы сдавливают кожаную куртку. Мадара — образчик смирения и унижения сейчас. Он ненавидит себя за это. — Советую запомнить этот день, потому что именно сегодня я обеспечу вам практику, которую не обеспечит ни один преподаватель. — Какую же? — тихо спрашивает девушка. Тобирама выходит вперед. Он почти шоумен, представляющий своего главного клоуна. — Я дам вам возможность изучить настоящего психопата. Мадара не поднимает глаз. Его стыд, ярость и ощущение беззащитности в глазах надежно скрыты под длинной челкой, хотя подрагивающие пальцы спрятать выходит хуже. Тобирама кладет руку ему на плечо и улыбается, почти незаметно. Ему нравилось доставлять Мадаре дискомфорт. Нравилось тыкать носом в очевидное слабое место и давить на болезненные точки. Но хуже всего — он прекрасно знает, что делая это на людях он получит двойной эффект. Учиха быстрее начинал закипать. — Психопата? Вы серьезно? — изумленно и восторженно спрашивает его Хирузен, пытаясь заглянуть в лицо незнакомца. — Вы правда психопат? Господин Учиха? Просто фурор. Чуть ли не аплодисменты. Жаль не ему. — Вы решили помочь нашему университету? — повторяет за ним Торифу, подойдя к Мадаре ближе. Тот лишь холодно и мрачно усмехается. Решение? У него не может быть их как таковых. Все решает треклятый самодовольный Сенджу. Смотрите, у меня есть ручной психопат! Да, можете погладить. Он не кусается. Пока что… — Я не понимаю. — а вот Кохару осталась беспристрастной. Мадара решился встретиться с ней взглядом, удивленно заметив, что вместо восхищения Хирузена, или же страха Данзо на лице девушки была строгая скептичность. Она посмотрела на своего «учителя» с недовольством. — Вы уже делали МРТ, раз поставили диагноз? Тогда почему вы попросили меня взять хелаты? * Тобирама поджал губы. Ему явно не нравилось чужое неодобрение, однако он не спешил заявлять об этом вслух. — Потому что диагноз ставил Джирайя. Ровно год назад. Мадаре не помешает повторное исследование. Поэтому я хочу провести его здесь, раз вы обеспечили нам кабинет. — пояснил он сухо, резко замолчав, едва Хирузен изумленно присвистнул. — Джирайя? Я слышал он скончался недавно… — Да. — кивнул Сенджу. — Быть может Мадара был его последним пациентом. Ха. Какая жалость. Тобирама взял из рук Кохару мелкую прозрачную баночку с железной крышкой и поманил Мадару за собой в соседний кабинет, видневшийся через прозрачную перегородку. Учиха уже видел подобные. Как и видел этот ужасный аппарат, похожий на гроб, помещенный в пончик. Он также знал, что ему предстоит провести в нем, находясь в окружении датчиков, тщательно изучающих его мозг и полумрака добрые полчаса если не больше. И хотя у него не было клаустрофобии, перспектива лежать там на виду у Тобирамы и его маленьких шестерок угнетала. Почему его мозг просто не оставят в покое? Мадара ведь не сделал ничего плохого, почему он заслужил настолько презрительное отношение? — Мне нужна твоя вена. — произнес Тобирама совсем рядом и мужчина резко обернулся, гневно прищурившись. Сенджу уже был в перчатках. Держал в руке небольшой шприц, а Учиха мог лишь догадываться о его содержимом. — Что это? Ты не предупреждал, что будут уколы. — враждебно произнес он, стараясь игнорировать многочисленные взгляды. — Только не говори, что боишься шприцов. — усмешка. Тобирама согнул голову к плечу. — Этот препарат нужен, чтобы картинка твоего мозга была четче. Только и всего лишь. Мадара сделал шаг назад, недоверчиво насупившись. Нет. Нет. Он не собирается давать себя в угоду настолько больных экспериментов. Тобирама только устало вздохнул. — Я не травлю людей наркотиками, Учиха. Посмотри сколько здесь свидетелей. — улыбнулся он надменно, в последний раз выпустив из шприца весь воздух. Глядя на жидкость в нем, Мадара прикусил губу, ощутив смесь страха и отвращения. — Могу дать тебе успокоительное перед этим, если так страшно. Он не хотел этого дерьма. Не хотел позволять Тобираме вкалывать в себя ничего подобного, но одного мимолетного намека на брата хватило, чтобы послушно подставить руку и молить бога, дабы этот день поскорее закончился. Молить его сейчас. Молить после, когда он таки лежал в проклятой машине, слушая ее монотонный шум, бьющий по ушам, а в соседнем кабинете велись многочисленные разговоры. «В дискуссии о роли биологической основы и воспитания правда лежит посередине.»* — мудро замечает Данзо. Шум в ушах. Мадара закрывает глаза потому что синие лампочки выжигают его мозг. «И все же. Не стоит думать, что этот результат обязательно означает, что Мадара — будущий преступник. Верно? Биология может быть первопричиной и определять симптоматику. Но от нее зависит очень мало.» — говорит Кохару. В его голове. «Однако его мозг устроен как у тех преступников, что мы изучали. Миндалевидное тело практически не работает. Он должен быть склонен к социально-опасному поведению, да? Тобирама, а где вы вообще его нашли? Такого спокойного?» — кажется, Хирузен. Этот бесконечный шум из телевизора. Гул. Нарастающий и пожирающий. «Кажется снимок не особо отличается от старого.» Хочется выть и сжимать волосы пальцами, но в этом гробу нельзя шевелиться. «Все еще впереди.» Хочется остановить его любой ценой. Сердце судорожно бьется в груди. Пожалуйста, дайте ему уйти. «Думаете, он реактивный?» В голове Мадары как в аду. «Понятия не имею. Я изучил его не до конца.» Шум никогда не умолкает. Он продолжал сидеть в коридоре, обхватывая голову руками, потому что гул не утихал, даже когда Мадара покинул аппарат, а Сенджу попросил его уйти из кабинета. Скамеек рядом не было, посему, ощутивший на себе всю накопившуюся за эти дни усталость, Мадара сполз по стене на пол, поджав ноги. Одинокие студенты удивленно оглядывались на него, проходя мимо. Плевать. Он уже не может ни о чем думать. Может в шприце было седативное? Мадара громко выдохнул. Челка упала на его лоб, надежно скрыв глаза. Рука зудела после неудачно поставленного укола. На коже выступил синяк. Сколько уже этих сеансов позади? Три? Кажется три. Боже, впереди еще четыре. Он не выдержит. Не сможет снести все унижения от долбанного бледного ублюдка, потому что на это банально не хватит гребаных нервов. Как воздух нужна помощь, но у кого ее просить? Отец мертв. Изуна слишком зависим от Тобирамы, и едва ли сможет сделать хоть что-то. Мадара просто не может портить ему жизнь этим конфликтом. Хаширама? Он наверняка поддержит брата. Это ведь естественно. Да и какую помощь ждать от тусовщика и начинающего токсикомана? Алкоголь и наркота давно сожрали все его мозги. Кагами слишком далек, а Мадара никогда не опустится до того, чтобы просить хилого мальчика спасти его от Тобирамы. Фугаку и Микото? Посторонние люди. Так кто же остается? Лишь он сам. Беззащитный и безоружный, пока не найдет хоть что-то, чем шантажировать Сенджу в ответ. Что ж. Этим лучше заняться как можно скорее, потому что чертовы эксперименты Тобирамы не проходят без последствий для его психики. Мадара чувствует что ублюдок толкает его к чему-то плохому каждый сеанс. Прикрывает все изучением и любопытством. Лжет. Включает чертов белый шум и сводит Мадару с ума, будто бы надеясь понять, как далеко болезнь Учихи может зайти, если как следует ее стимулировать. Ты ведь любишь игры с огнем, Тобирама Сенджу? И Изуна. Изуна, вечно всплывающий в разговоре. Тобирама не забывает говорить о нем с вальяжной улыбкой на лице. О том как наивно и искренне Изуна утопает в их не обязывающих отношениях. Как послушно играет роль жертвы, зарытой в нем с корнями. Как видит в Тобираме зачатки отцовской фигуры и позволяет помыкать собой. И как это все могло быть у Мадары, подыграй он им обоим хоть немного. Ведь так будет лучше. Они уже одной ногой в порочном инцесте, почему бы не прыгнуть в пропасть с головой окончательно? Ха-ха. Мадара уверен — Тобирама бы с удовольствием подрочил на их лобызания у себя на кровати. Ублюдок играл бесстрастного врача, но его сущность гнила и воняла давно умершей совестью. Тобирама что-то искал в нем. Именно в Мадаре. Какой-то ответ на давно мучающий его вопрос. Искал и никак не мог найти. — Мадара? — Кохару смотрела на него все тем же беспристрастным взглядом. Мадара огляделся по сторонам, ощутив облегчение. Тобирама все еще был в кабинете. — Могу я задать вопрос? — Валяй. — холодно бросил он. — Вы уверены, что хотели участвовать во всем этом? — строго спросила она. — Мне показалось, вам было очень неприятно. Мадара сухо рассмеялся. Втянул носом воздух, ощутив от нее запах сигарет. Да… сейчас бы хорошенько закурить. — Какая разница, приятно ли психопату? — грубо спросил мужчина. Кохару покачала головой. — Но вы все еще человек. Не важно какие у вас патологии. — ответила она. Глаза Мадары изумленно расширились. Он схватился рукой за лоб, словно бы голову пронзило мигренью. — А эксперименты над людьми в Америке, как известно, запрещены… Но один он все же проведет. Правда, Обито? Сдержать улыбку, глядя в пустые глаза невозможно. Гребаный притворщик. Снова думает, что умнее дяди. Снова играет и пытается вызвать жалость. Да кто вообще будет жалеть этого сопляка? Здесь нет ни одной жалостливой души. Мадара присел на корточки, хлопнув неподвижно сидящего на диване мальчика по колену. Обито пришлось почти полностью раздеть — на его исхудалое тельце был наброшен лишь тонкий синий халат, ослабленный на поясе. Мадара прошелся взглядом по его впалой груди, едва прикрытым бледным бедрам и ногам. По прежнему почти ни следа естественных для подросткового возраста волос. То ли из-за злополучных задержек в развитии, то ли из-за истощения. Мадара никогда не заставлял его голодать, но быть может постоянный сильный стресс заставляли мальца медленно, но верно скатываться в анорексию. — Последний раз, малыш. Кончай притворятся овощем или я сделаю тебе очень больно. — быть может в глубине этого отрицания Мадара понимал нелепость и жестокость своей затеи, но вынужденное одиночество, неприятная тоска по мальчишке и воспоминания пробудили в нем старую добрую едва контролируемую ярость, и она могла утихнуть лишь в одном случае. Если он получит желаемое. Обито не обратил на него внимания. Как и прежде — его глаза были устремлены в черный телевизор. В выключенном экране отражались их маленькие изломленные фигурки. Мадара вздохнул, коротко произнеся «ясно» и продемонстрировал Обито большую железную иглу, заботливо заточенную им на конце. Почти спица, но немного поменьше. Кажется, Мадара забрал ее у обучающего полевого врача, когда еще был в армии. В качестве сувенира на память. Жаль по итогу пригодилась отнюдь не она. Обито снова промолчал. Молчал даже тогда, когда игла оказалась в миллиметре от его правого глаза. — Помнится, ты чуть ни лишился его, а? — улыбнулся Мадара. — Будет обидно, если это произойдет после четырех лет с восстановления зрения, правда? И снова без ответа. Мадара раздраженно фыркнул, убрал иглу резко опустив её . Схватился за левую руку мальчишки и притянув ее к себе, играючи провел иглой по хорошо видным под бледной кожей венам, идущим от изгиба локтя до ладони. Поднял глаза к племяннику, но его лицо по прежнему оставалось равнодушным. — Ничего. Я найду способ до тебя достучаться. — прошептал он, встав на ноги. На ум пришла новая идея, заставившая мужчину восхищенно присвистнуть. Да. Так будет хорошо. Он медленно обернулся к Обито, хитро прищурившись. — Хочешь историю про твоего любимого Изуну? Мадара привел мальца на кухню и усадил его на один из стульев, отодвинув тот к стене. Мальчишка не сопротивлялся. Послушно разглядывал выпачканную чем-то темным шуфлятку, а мужчина вдруг с отвращением подумал, что уже после четырех лет жизни в тесноте грязное в этом месте было все. Особенно долбанный диван, пострадавший сильнее всех. Столько там было гребаных пятен самого разного происхождения и ведь не сделаешь ничего. Они останутся как бы Мадара не намывал эту чертову обивку, и этот факт бесит еще сильнее. — В общем… приснился мне однажды сон. Знаешь. В один из типичных калифорнийский вечеров. После того как Тобирама хорошенько так вытрахал мне мозг. — усмехнулся Мадара, смахнув челку со лба. Включил одну из конфорок и подставил кончик иглы под огонь. — Мне снился мой любимый братик. Ну… в таком классическом эротическом сне. Мы трахаемся, он стонет подо мной, а я отсасываю его член и думаю, что это самое лучше, что я вообще мог запихнуть себе в рот. — смешок. — А потом он кончает. И вдруг называет «папочкой». Игла нагрелась настолько, что он уловил запах металла. Мадара повернулся к Обито, коснувшись ее кончика мизинцем и тут же одернул руку. Очень горячо. — А потом я просыпаюсь… еще несколько минут свято уверенный, что Изуна — мой гребаный сын. — Мадара закатил глаза, пытаясь передать всю абсурдность ситуации. — Затем съемки. Злоебучий кабинет Тобирамы и его извечный вопрос. Что тебе снилось сегодня? И так из раза в раз. Мадара сам не заметил насколько в глубокую яму его утянуло все это, а когда очнулся - стало уже поздно. Тобирама был хорошим психиатром. Стоило отдать ему должное. Отравлять разум он умел в очень короткие сроки, да так, что его жертва не понимала, что он делает до последнего. Он схватил мальчишку за руку, повернув ее запястьем к себе. Не раздумывал долго. Могло остынуть. Резко вогнал раскаленную иглу под тонкую кожу где-то чуть ниже внутренней части локтя, и она тут же покраснела, едва не задымившись. Обито резко отдернул руку, оставив иглу в руках Мадары. Ага. Реагирует! В нос ударил запах горелой плоти. Учиха внимательно всмотрелся в лицо мальчишки с торжествующей улыбкой, но Обито не вернулся в сознание. Даже его одергивание было не более чем рефлексом, вспыхнувшим из-за боли. К раздражению Мадары прибавилось разочарование. Мужчина шикнул, вернувшись к плите и подставив под огонь окровавленную иглу снова. Ничего. Он сделает это еще раз. И еще. Сколько угодно, до последнего живого места на чужом теле, пока гребаный щенок не очнется. И не прогонит этот шум в голове. — А мне никогда ни хера не снилось раньше. Даже с отцом. Вообще не помню, чтобы в детстве кошмары мучили или вроде того. Нет… Это началось от Тобирамы. После разговоров с них всегда виделась какая-то хуйня. В основном с Изуной. — немного спокойнее произнес Мадара, рассматривая огонь под руками. Языки пламени отражались в его черных как бездна глазах. — А спать я стал часто. Знаешь. Валился без сил на кровать каждый вечер после этих его сеансов, а мне снилось как я вламываюсь в комнату Изуны, затыкаю ему рот и трахаю. Засыпал в машине, по дороге на съемки, и видел как перерезаю горло Хашираме, душу Кагами, а маленького брата насилую прямо в их гребаном кабриолете. А еще часто отключался в кабинете Тобирамы. Прямо во время его пустой болтовни. Из-за этого ебучего белого шума в телевизоре. Говорят, он успокаивает нервы. Хуй там плавал. Обито молчал, но мужчина был уверен — малолетний подонок его внимательно слушает. — И так каждую ночь. Эти сны стали настолько частыми, что порой я не мог отличить их от реальности. Знаешь… Мы сильно отдалились от друг друга с братом во время съемок. Он был занят своими новыми друзьями, пока я благополучно ехал крышей из-за его нового любовничка. Впрочем, не то чтобы у меня было время на нормальное общение с ним. К середине этого ебаного фильма я всерьез спрашивал себя, какого хуя Изуна не называет меня папой. — Мадара снова подошел к Обито, помахав перед его лицом раскаленной иглой. — Как думаешь? Что мне на это сказал Тобирама? Ха-ха-ха. — Ты считаешь себя отцовской фигурой, Мадара? — с пустым интересом поинтересовался у него Сенджу, после того как мужчине пришлось выдать ему на поруку очередной извращенный сон. Какая это уже была встреча? Пятая? Или всего лишь четвертая? Давно не вспомнить. Кажется, он перестал считать. — Это многое бы объяснило. И твоя гиперопека и стремление контролировать его, держа в рамках только одному тебе ведомого приличия… Может быть твое отношение — это внутренне желание видеть в Изуне сына? Мое внутренне отношение извращается тобой, сын бляди. Мадара сжал зубы. — Не пойми неправильно. Я не хочу сказать, что это версия претендует на истинность, но под обычное определение братских отношений ваши не попадают от слова совсем. Наши с Хаширамой - да. А вы… скорее очень извращенные отец и сын. Во всяком случае для тебя же. — Это ничего, он сказал. Многие здоровые пары отыгрывают роль родителя и ребенка. Я помогу тебе. — Мадара мрачно рассмеялся, прищурив глаза в страдальческой тоске. Сжал пальцами переносицу. — Я даже могу убедить Изуну в этом. Ты ведь хочешь, чтобы я это сделал, Мадара? — Хочешь, чтобы я положил его под тебя? Да. Мадара хотел. Всего лишь год назад он испытывал гнев и отвращение при одной только мысли об инцесте с братом. Теперь же его прежние мысли и принципы вымещались только одним единственным желанием. Получить то, что он не получил еще в ту далекую ночь, когда они были подростками. Ощутить себя в Изуне. Черт, как же он этого х… Игла пронзила кожу совсем рядом с изгибом локтя, Мадара едва не вскрикнул, когда из вспыхнувшей раны и его, и подбородок мальчишки обрызгала кровь. Блять. Нет, нет, нет. Он же не проткнул ебаную артерию, да?! — Твою мать! — Мадара отшатнулся, выронив испачканную иглу на пол. Мальчик смотрел на него почти разочаровано. С его подбородка и щеки стекали капельки крови. Нужно остановить кровь. Учиха бросился к верхним полкам, судорожно вытряхнув бинты. Спешно обмыл рану водой, прижав к ней кухонное белое полотенце. — Сейчас… сейчас… черт! Мадара вцепился в волосы рукой. Покачал головой, ощутив как ярость сменил глубокий шок, и устало выдохнул, в ужасе посмотрев на неподвижного мальчика. Боже. Что он блять опять вытворяет? Почему делает все это? Господи… пиздец. — Блять, прости меня, — прошептал он вдруг, полотенце под пальцами розовело. — Прости, малыш. Не знаю, что на меня нашло. Пришлось срочно накладывать жгут, останавливать кровотечение и крепко перевязывать руку бинтами, проклиная себя за очередную потерю контроля. Это заняло у Мадары минут двадцать, опустошающие и выбивающие из сил. Перевязав Обито мужчина, тихо причитающий под нос, устало осел у его ног, уткнувшись лицом в худые голые колени. — Дерьмо. Господи. Какое же я дерьмо… Обито молчаливо разглядывал стену. Капелька крови с его лица упала на волосы мужчины, судорожно всхлипнувшего от вдруг накативших слез. Черт возьми. Он не помнил, когда рыдал в последний раз, но это было самым отвратительным чувством, что мужчина когда-либо ощущал. Белый шум в голове становился все громче. Покрывал тело холодными мурашками, вынуждал дрожать, с трудом не переходя на истошные вопли. Обито, пожалуйста, скажи хоть что-то. Поговори со мной. Можешь назвать меня ублюдком и сказать, как сильно ненавидишь, только не позволь этому мучительному дерьму навалиться снова. Только не... …и все же. Рано или поздно, но это должно было случиться. Его разум выл и содрогался от омерзения, сжимался и коллапсировал от противоречивых чувств и эмоций, но оставался похороненным внутри искусственно созданного чужими руками равнодушия. Сонливости и раболепной подавленности, теперь полностью контролирующей сознание мужчины, рассматривающего обнаженного брата, застенчиво отводящего взгляд совсем рядом. Никакой рефлексии. Никаких сомнений и прежнего «я». Мадара слишком устал. Устал бороться с Тобирамой. С болезнью. Со своей природой, подавленной им много лет назад. Ради чего он играл совсем не того, кем являлся? Зачем? Разве Мадаре нужно была его маска? А Изуне, которого он нежно поглаживал по щеке? Юноша смотрел на него со смесью страха и вожделения. Позволял касаться себя везде, не прятался и не искал способы скрыть наготу. Перед друг другом они всегда были откровенны. Мадара поцеловал брата в висок, заправив прядь его волос за ухо. Пальцы нежно зарылись в длинные волосы, освободили их от резинки, позволив ровными струями течь по тонким плечам. Затем Мадара бережно подхватил юношу за подбородок, надавив на нижнюю губу большим пальцем. Их лица были совсем близко. От Изуны пахло чем-то резковатым. Духами. Мадара не придал этому значения, потому что брат уже прикрыл глаза, призывая наконец поцеловать его, и мужчина не стал ждать. Впился губами в чужой рот, вожделенно коснувшись языком языка брата. А руки Изуны обхватили его голую талию. Глубокий поцелуй. Совсем не скромный, но его хотелось опошлить сильнее. Есть ли грань в которой даже этот красивый жест превращается в извращение? Мадара думал, что нашел ее. Усадив юношу себе на колени, он слегка отстранившись, провел языком сперва по пухлым приоткрытым губам, а затем и вовсе, обхватив чужое лицо ладонями, жарко лизнул щеку брата, уткнувшись носом в теплый висок. Изуна тихо застонал, закрыв глаза. Так красиво, что желание сделать ему хорошо стало патологически навязчивым. И именно в тот момент Мадара понял, что резкий запах духов шел вовсе не от Изуны. Он изумленно обернулся. Его глаза расширились от ужаса и шока даже в полумраке белого кабинета. Океан волнами ударил по пляжу. Под темным небом он казался клубившимся холодным мраком, что так зловеще источали из себя красные глаза Тобирамы. — Я только посмотрю, Мадара. — прошептал Сенджу, его руки тряслись в плохо скрываемом возбуждении. — Только посмотрю… Продолжай. На сей раз эти слова принадлежали Таджиме. Мадара вскочил с места, едва не ударившись лбом о водительское сидение. Глаза панически заметались из угла в угол. Хватит! Остановите его кто-нибудь. Мужчина резко тряхнул головой. Прищурился, заслонив лицо ладонью. В глаза беспощадно проникало испепеляющее полуденное солнце. Оно, а еще веселая болтовня Хаширамы и задорный рок, играющий в машине, понемногу вернули Учиху к реальности. Где он? Ах, тут есть голоса. Хорошо. Мадара сжал волосы на затылке, осматриваясь по сторонам. Он плохо помнил как оказался в машине. Все прошедшие недели казались дурным сном, но Мадара не мог точно сказать, были ли они выдумкой уставшего мозга или же нет. Черт возьми, он не мог сказать даже какой сегодня день. — Ты в порядке? — Изуна встревоженно коснулся его руки, но Мадара одернул ее так, будто бы прикосновения брата были ядовитыми. — Что с тобой? Кошмар приснился? I keep the ends out for the tie that binds* Because you're mine, I walk the line Он пришел в себя не сразу. Сперва смотрел на брата широко распахнутыми глазами и молчал, пытаясь вспомнить как проснулся сегодня. Хаширама недоуменно посмотрел на него через салонное зеркало. Мадара встретился с его темными глазами взглядом и увидел нечто, схожее с беспокойством. Когда они с ним говорили в последний раз? Не помнил. — Ты будто привидение увидел, приятель. — попытался пошутить Сенджу. Но так не получив реакции, бросил взгляд на сидящего рядом с Учихой брата. — Может укачало его? Давай остановимся, если хочешь. Тобирама не обломается, если подождет пару минут. Изуна согласно кивнул, посмотрев на мужчину с улыбкой. — Правда, Мадара. Давай мы выйдем и подышим свежим воздухом, ладно? — произнес мягко. Глаза мужчины упали на его тонкую шею. Мадара нахмурился, поджав губы. На бледной коже брата проступала целая россыпь засосов, и он прекрасно знал кому эти блядские собственнические метки принадлежали. Черт возьми. Изуна их даже не скрывал. Не скрывал потому что для него этот кошмар был не более чем очередной интрижкой. Он даже не представлял себе, чем за нее приходится расплачиваться. Тобирама не имеет на это права. Изуна принадлежит только Мадаре. Ублюдок это прекрасно знает. Он знает. — Я в порядке. — грубо произнес он, смягчившись лишь для того, чтобы избежать бесконечных расспросов. — Правда. Давайте просто доедем куда нужно. Здесь немного осталось. Лицо Изуны стало тревожнее. — Мадара… — Мэдди просто знает, что подышать свежим воздухом на таком солнцепеке — это как затянуть Сизифов камень на гору, ха? — рассмеялся мужчина. — Не кисни. Даже не твое унылое лицо найдется парочка Джимов Бимов. А если не сработает, дам вам выходной. Мадара мрачно улыбнулся в ответ. Хаширама… то ли обделен эмпатией как его маленький братик, то ли не любит нагружать себе голову чужими проблемами. Зато какая хорошая мина при плохой игре. Будто бы с претендентом на статус его близкого друга совсем ничего не происходит. Даже у Изуны, с головой ушедшего в свои мерзкие отношения, больше сочувствия. Вот он. Пытается заглянуть брату в глаза, в надежде найти там ответ, но от Мадары уже мало что от его прежнего. Он чертовски устал и уже не понимает почему молчит. Раньше махинации Тобирамы были для него безвердными, после — унижающими и сводящими с ума. Теперь же Мадара не понимал ничего. Он должен был противостоять Сенджу. Если не прямо, то по его же игре. Найти схожий по ценности компромат, подорвать его веру в самого себя, показать свои тузы в рукаве. В конце концов какие-то наметки есть, но делать даже маленький шаг против чужого бесконечного давления тяжелее с каждым днем. Мадара ведь даже не понимает, зачем ублюдок все это делает. — Давай поговорим перед съемками, ладно? — тихо попросил его Изуна. — Наедине. — Зачем? — холодно спросил мужчина. Перед глазами как назло маячили красные засосы. — Затем, что я волнуюсь за тебя, придурок! — парень ткнул его в плечо. — И хочу понять почему ты сам не свой уже столько времени… А у Мадары есть ответ на этот вопрос. Он был слишком самонадеян. Считал разговоры с Сенджу абсурдом. Думал — у него много сил, а теперь их высосали без остатка, а Мадара даже не в состоянии сказать, сколько на это потребовалось времени. Пара сеансов и шумный телевизор? Или быть может его пытка тянулась уже несколько месяцев? И все же мужчина согласился. Они припарковали машину у одного из небольших зданий, где арендовали старый офис для съемок и поднявшись по лестнице, оказались в небольшом холле. Мадара помнил его так, будто это место существовало лишь во снах. В те дни отрывки его жизни часто превращались в наваждения, неотличимые от реальности. Иногда Учихе казалось, что он и вовсе не чувствует себя бодрствующим даже находясь на ногах. Словно под гипнозом. «А ты уверен, что ещё существуешь?» Мужчина вздрогнул, будто бы вновь проснувшись посреди белого дня. Изуна погладил его по руке, кивнув в сторону двери туалета, но едва братья успели ретироваться, как обернувшийся к ним Хаширама резко махнул рукой. — Стой, стой, стой, Изу. Подожди. Тут вообще-то с тобой познакомиться собирались! Изуна неуверенно взглянул на молчавшего брата. Тот не отреагировал. — Познакомиться? — тихо переспросил он, а Сенджу вдруг схватил его за руку, потянув за собой. — Всего пару минут, детка. А потом пошепчетесь в туалете, идет? — подмигнул он стоящему в прострации Мадаре. Тот медленно моргнул, только сейчас осознав, что его брат уже не стоит с ним рядом. — Верну тебе его в целости и сохранности, Мэдди! — Но… — Изуна обернулся к брату в последний раз. В его взгляде явно читалось беспокойство, но Сенджу уже увлек его за собой. — Минато наконец приехал. — шепнул он юноше в самое ухо, бросил бронзовую кожаную куртку на ближайшее сидение. Звякнувшие внутри ее кармана ключи от кабриолета заставили Учиху проснуться. — Я столько ему о тебе рассказывал, не терпится вас познакомить! Мадара еще долго смотрел им вслед. Слушал отдаленные голоса впереди, но не понимал ни смысла их радости, ни содержимого. Он медленно вскинул руку и посмотрел на свою ладонь почти с изумлением. Хотелось ущипнуть себя и проснуться от всего этого как от ночного сна. И тогда он обнаружит себя в своей старой кровати, а папа придет к нему посреди ночи и спросит, что его волчонку снилось. Интересно, что бы он сказал, узнай о том, как его сын давно стал ручным психопатом зажравшегося богатенького уебка? In my head it's like hell And I don't feel I've got the will* Он пошел следом за Хаширамой и Изуной. Медленно открыл дверь, бросив безразличный взгляд на знакомые лица. Фугаку и Микото, разговаривающие о чем-то с новой фигурой. Кагами… посмотревший на вошедшего Мадару со странным отвращением и одновременно праздным любопытством… Мужчина насторожился. Кивнул ему вопросительно, но мальчишка уже отвел взгляд, вернув свое внимание Хашираме, активно жестикулирующему и смеющемуся над понятной лишь ему одному шуткой. — Знакомься, Изу. Это Минато. Давний друг моего отца. — улыбнулся Хаширама, подтолкнув брата поближе к высокому взрослому мужчине. Тот сдержанно улыбнулся в ответ, протянув Изуне свою руку, и юноша неуверенно пожал ее в ответ. Мадара насторожился. Хотя незнакомец не выглядел угрожающим. Скорее наоборот, был похож на образцового американца с обложки бобового супа или рекламы недвижимости в сонном городке: загорелый голубоглазый блондин с небрежно растрепанными волосами и мягкими чертами лица. Само дружелюбие и открытость, небось он еще и каждый месяц сиротам на благотворительность жертвует. Учиха усмехнулся. Точно, он же какой-то там гребаный семьянин. — Приятно. Хаширама часто о тебе рассказывал, — кивнул Минато, пожал руку Изуне. Тот нервно улыбнулся. — Хвалил, надеюсь? Минато рассмеялся в ответ. — О, определенно. Как там было, Хаши? — обратился он к брюнету рядом. — Давно не встречал таких талантливых и очаровательных звездочек? — Ты же знаешь, меня иногда тянет на милости. — отмахнулся Сенджу, расхохотавшись. Минато был одет подчеркнуто просто: легкая белая майка и длинные шорты цвета хаки. Мадара с удивлением подметил, что сложен был очередной актеришка очень даже неплохо. Его твердые мышцы плечей отчетливо проступили при одном только сгибе руки. Мадара, осматривающий его с ног до головы, резко вздрогнул, едва к кучке разговаривающих из ниоткуда вдруг подошел Тобирама, перед этим бросив на одиноко стоящего в стороне Учиху холодный взгляд. — Изуна, это твой новый партнер по съемкам. До этого мы снимали с ним отдельные сцены, но сейчас вы будете репетировать вместе. — деловито произнес он, сухо поздоровавшись с Минато. Мадару затрясло. Он обнял себя руками, ощутив как по коже пробежали мурашки. Он вдруг понял, что боится поднять глаза, потому что может встретиться взглядом с Тобирамой. Господи. Что с ним происходит? Что это такое? — Кирой. — сказал Изуна словно бы почтенно. — Я рад, что ты смог найти время для нашего фильма. Минато пожал плечами. — Помочь детишкам Буцумы — святое дело. К тому же эту вашу сцену никто не сыграет лучше меня, уж поверьте. — шутливо закатил он глаза. — Правда… вы все такие молодые, а мне уже за тридцать. Я и так чувствую себя старым, а в вашей компании, наверное, докачусь до кризиса среднего возраста… — Да ладно тебе, старик! — Хаширама похлопал его по плечу. — У тебя лицо как у младенца, кончай жаловаться. Микото рассмеялась, ненароком посмотрев на Мадару за спиной. Эмоции в ее взгляде напомнили Учихе отвращение на лице у Кагами, но девушка уже отвернулась, шепнув своему парню на ухо пару слов. Тот медленно кивнул и вдруг громко произнес: — Хаши, вы знакомьтесь пока, а мы на перекур выйдем, ладушки? Сенджу, увлеченный беседой, кивнул. Положил руку на плечо улыбающегося Изуны и снова ударил Минато по руке, но Мадара уже не улавливал суть разговора. Ему хватило единожды заглянуть в глаза Тобирамы, молчаливо стоящего рядом с Минато, чтобы в голове снова зашумело. Черт! Мужчина поморщился. Обернулся к уходящей парочке и медленно пошел за ними. Изуна обеспокоенно обернулся к нему и протянул руку, но не успел окликнуть. In my head it's all plain God please wash me with your rain — Эй! Фугаку и Микото изумленно обернулись к стоящем за ними Мадаре. На лице того была мрачная, но давно остывшая ярость. А еще хорошо запрятанный страх. — Почему ты так на меня посмотрела? — он сжал руки в кулаки. Микото недоуменно нахмурилась. Переглянулась с Фугаку и вытащила из сумочки пачку сигарет. — Ты о чем, приятель? — спросил мужчина рядом с ней. — Вы все странно на меня смотрите. Почему? — не унимался Мадара. На лице девушки появилось осознание. Она ахнула, после чего махнула рукой, крепко сжав в пальцах сигарету, и улыбнулась. — А, прости меня. Не загоняйся. Я не такая доверчивая, чтобы верить слухам. — Слухам? — непонимающе переспросил Мадара. Фугаку протянул длинное «о» и хлопнул себя по лбу. — Ах, да. Точно, Мадара. Не слушай даже их. На съемках часто ползают пикантные подробности. Даже про нас с Микото. — О чем вы, мать твою, таком говорите? — севшим голосом спросил мужчина, сделав к ним шаг. Казалось, он готов был наброситься сразу на обоих. То, что они говорили вызывало смутные опасения. Нет, нет. Это не то что он может подумать. Только не это. Господи. Только не так. Фугаку надул губы, вздохнув. — Ну… знаешь, слушок который про тебя ходит. Что вы с Изуной… ну. Спали. Мадара замер, в шоке уставившись на парочку. Еще немного и он бы потерял сознание. Казалось, земля ушла из-под его ног едва он услышал эту новость, и сейчас Учиха стремительно падал в пропасть, где его поджидали самые отвратительные чудовища, поселившиеся в его голове. В ад. In my head it's all strange I can't remember any names — Кто… — прошептал он разом исчезнувшим голосом, глядя в пустоту. — Кто вам это сказал? Фугаку, заметивший ужас на чужом лице, ощутимо занервничал. Натянуто улыбнувшись, попытался сгладить ситуацию. — Слушай, я ж говорю, это просто слухи. На такой работе они посто… — Кто вам это сказал?! — закричал Мадара яростно. Фугаку и Микото испуганно отшатнулись. — Кагами. — ответил Микото. — А ему вроде как Хаширама. — А разве не тот парень с монтажа? — недоуменно поинтересовался Фугаку, посмотрев на нее. — Кажется он. Помнишь? Кагами еще говорил, он последний день с нами работал. — А разве не он сам это Хаши и рассказал? In my head it's like hell And yet you want me still Мадара резко повернулся к ним спиной, бросившись прочь из коридора. — Эй, подожди! — попыталась остановить его Микото, но было слишком поздно. Изуна. Долбанный Изуна рассказал все. Рассказал все своему ебаному Тобираме. Он знает! Может быть ему так нравится издеваться над ним, используя брата, потому что мразь все это время знал об их связи. И все из-за длинного языка маленького братика. Отец так и не научил его не болтать попусту. I hate this what I am 'Cause what I am is wrong I can never find it in myself to get a move on I'm always leaving trails and my cover ups fail — Ты рассказал им! — его голос был настолько громок, что заставил умолкнуть даже Хашираму. Все в комнате уставились на тяжелодышащего Мадару недоуменно. Но тот и не думал успокаиваться. — Я ведь умолял тебя не рассказывать! Ты обещал мне это, Изуна! Обещал, блять! — О чем ты говоришь? — испуганно спросил юноша, инстинктивно сжавшись, едва ощутив на себе чужую неконтролируемую ярость. Он никогда не видел брата таким. — Воу, Мэдди. Ты чего так завелся? — Хаширама заслонил его собой, примирительно вскинув руки. Мадара вне себя от злости сжал зубы. Только пусть попробует помешать. Пусть попробует и он убьет тут всех. Даже если потребуется сделать это голыми блять руками. Тобирама едва заметно вскинул брови, впрочем, не выказав замешательства или удивления. Кагами рядом с ним опасливо взял его за локоть, прижавшись поближе. Ему хорошо были знакомы последствия настолько разрушительного гнева. — Не смей делать вид, что ты не нихуя не понимаешь! — рявкнул мужчина еще громче. — Ты, ебаная дрянь, знала, что из этого выйдет. Какого хуя ты не заткнулся?! — Мадара, успокойся. — Изуна замер от ужаса. Он не понимал, что происходит, но что хуже — снова погружался в те моменты, когда был маленьким ребенком, трепещущим перед яростью отца. — Я правда не понимаю почему ты так злишься. Что я рассказал? — Что мы с тобой трахались! — закричал Мадара в пустоту. Воцарилось короткое молчание, ставшее окончательной точкой в его рухнувшем рассудке, потому что Учиха все видел. Он прекрасно видел и непонимание на лице Минато, и отвращение, вернувшееся к Кагами. Даже на лице Хаширамы проступила едва заметная тень изумления и неприязни. I'm impulsive and repulsive God damn I hate myself Щеки Изуны покрылись стыдливым румянцем. Он заметно стушевался, растерянно отведя глаза от брата. Что? Ему стало неловко? Этому ублюдку, из-за которого теперь все знают о том, что они спали, стало мать его стыдно?! Да какого хуя он имел на это наглость?! Господи, дай ему сил не убить Изуну прямо сейчас. — Что такое, Изу?! Когда прямо об этом сказали — так тебе блять неловко стало перед новыми друзьями, а? Отвечай! Изуна испуганно отступил, когда Мадара попытался схватить его, но Минато перехватил его раньше, удержав на удивление сильной хваткой. — А ты подумал обо мне, сука?! Как я буду смотреть в глаза этим твоим блядским друзьям, когда они все знают?! Как?! — взгляд Мадары упал на отошедшего на безопасное расстояние Тобираму. Его лицо было беспристрастно равнодушным и строгим, будто бы происходящее мало того что не имело к нему никакого отношения, так еще и не доставляло ему удовольствия. Но Мадара знал. Он все знал. Сенджу смотрел на него не отрываясь еще какое-то время, после чего вдруг едва заметно кивнул, словно поощряя эту злость. Мадара хмыкнул, как перед лицом возник обеспокоенный Хаширама. — Мэдди, ебаный рот. Успокойся. — помахал он рукой перед носом у разъяренного. — Ну переспал ты с братом и переспал. Это не трагедия. То есть… никто тебя тут не осуждает… развел крик из ничего. Шутка. Ублюдок опять сводит все к ебаной шутке. Мадара сжал зубы, ощутив как волны жара переливаются у него в груди. Дай ему бензин и зажигалку — сжег бы все тут к чертовой матери. — Из ничего… — он рассмеялся. Зло и громко. — Из ничего, блять! — Пожалуйста, Мадара. — взмолился Изуна, оборачиваясь на молчавшего Тобираму, словно ища спасения. — Я уверен произошло недоразумение. Давай просто поговорим. — Ты ведь знал… But — Давай ты успокоишься и мы поговорим, прошу тебя! You You want me still — Ты знал, что я не хотел этого в ту ночь. Знал, что я просто не мог тебе отказать. — тише обычного произнес Мадара, покачав головой. — Но тебя это не остановило. Изуна замолчав, приставил ладонь к губам. Кагами рядом с ним взял его за руку. Бесполезно. — Да что у вас тут происхо… — но Мадара уже врезал Минато в солнечное сплетение, заставив мужчину отпустить его и отступить на пару шагов, схватившись за горло. Судорожный вдох. — Иди сюда! — Изуна испуганно закричал, стоило брату стиснуть его плечо железной хваткой и притянуть к себе. — Перестань! Мне больно, — взвизгнул младший и попытался вырвать свою руку из чужих объятий, но Мадара тянул его за собой слишком быстро. — Стой! — крикнул Минато вдогонку. Тобирама молча наблюдал за их потасовкой. Фугаку и Микото, вернувшиеся в комнату испуганно отшатнулись к стене. Никто не спешил ввязываться в центр событий. Даже пресловутый Кагами, словно бы погрузился в анабиоз, стоя неподалеку от младшего Сенджу. Крики Изуны заставляли его ежиться и жмурить глаза. — Мадара, ради всего святого, успокойся! — Хаширама бросился за ними как раз вовремя. Изуна с трудом успевающий за Мадарой, схватил его за плечо. — Поговори со мной, умоляю! Но Мадара не сбивал шага. Они почти добрались до двери. — Мадара! Ты не понимаешь, что творишь! Я могу все объяснить. Давай поговорим. — Мы и поговорим. — прошипел мужчина в ответ. — Останемся наедине и как следует поговорим, Изу… Мадара не знает, что сделает с братом, когда ему перестанут мешать. Его гнев и желание причинить младшему боль граничили с подступающим из неоткуда возбуждением. Боже, какой позор. И в тоже время искушение. Да… Он трахнет его. Если Изуне так нравится болтать об их сексе, значит он не прочь его повторить. Только вот роли в этот раз будут другие. — Да перестань уже, ты же пугаешь его! — Хаширама попытался остановить друга, но тот лишь грубо оттолкнул его, едва не повалив на пол. Все происходило за считанные секунды. А ему и стоит бояться. Всем вам. Мадара яростно зарычал, притянув Изуну к себе в последний раз. Чванливые ублюдки. Думают, что знают как ему воспитывать брата. Только Мадара решает, что ему делать с Изуной. Слышите? Только он! Только он, мать твою! В этот раз крик Изуны был связан с болью, а не страхом. Мадара удивленно обернулся, на миг забыв о ярости, стоило услышать странный грохот за собой. Поскользнулся. Мадара шел так быстро, что его бедный мальчик все же рухнул на пол, повиснув на собственной руке, теперь вывихнутой под неправильным углом. But You want me still Все резко стихло. Даже тяжелодышащий Изуна, сейчас в молчаливом шоке вглядывался в лицо брата, скрючившись на полу. По его щекам текли слезы. Мадара громко вздохнул, встретившись с его глазами. Изуна смотрел на него так, будто не мог узнать в нем старшего брата, но по мере нарастающей боли в его ушибленном плече, в его черных зрачках появлялось все больше ужаса, обиды и горя. Последнее было особенно невыносимым. Мадара отпустил чужую руку. Его ярость резко улетучилась, стоило только осознать, что он натворил. Брат всхлипнул, обняв безжизненно повисшую руку. Его плечо будто бы рвали на части. — Изу… Боже. Мадара никогда не забудет то, с каким отчаянием и болью смотрел на него младший брат. Смотрел и отчетливо видел в нем отца. Нет. Пожалуйста. Только не это. Он не мог дойти до такого. Он клялся. Он не такой. Учиха в ужасе поднял глаза на замерших свидетелей их драмы и отступил к коридору. Фугаку и Микото смотрели на него с ужасом и неприязнью. Тобирама скучающе повел плечом, словно бы потеряв интерес к происходящему. Кагами бросился к стонущему от боли Изуне, пока Минато в прострации качал головой. И Хаширама… так близко подобравшийся Хаширама. Мадара в последний раз посмотрел на брата, но тот уже опустил голову, сжимая зубы от боли. Его слезы капали на пол с отчетливым и звенящим звуком в голове Мадары. А потом этот звук перерос в белый шум и внутри Учихи что-то треснуло. Толстое стекло его рассудка медленно утончалось и таки дало трещину окончательно и безвозвратно. Мадара был готов поклясться, что у его отца тоже был такой переломный момент. Момент, после которого все становится абсолютно другим. Мадара покинул комнату, оставив брата одного. Изуна звал его. Умолял вернуться, но мужчина уже бросился прочь по коридору, слыша как Хаширама бежит за ним, прося остановиться. К черту. Ему нужно подумать. Побыть наедине с собой. И желательно сбросить злость хоть на что-нибудь. — Да стой уже! — крикнул Сенджу, едва Мадара резко остановился, принявшись копаться в его куртке. — Что ты… Но он и сам догадался что к чему, когда Учиха достал его ключи от машины, не обращая на брюнета никакого внимания. — Дружище, послушай… — он осторожно коснулся чужого плеча, попытавшись улыбнуться. — Ты не должен вот так уходить. Там же волнуются все. Давай ты просто остынешь и мы действительно сядем и поговорим… Поговорим. Поговорим. Поговорим. У Хаширамы все решается гребанными разговорами. Мадару уже тошнит от них. Он не хочет разговаривать. Он хочет сделать кому-нибудь больно. — Мадара, — Хаширама впервые обратился к нему по настоящему имени, перестав улыбаться. Но поздно. — Я правда хочу помочь тебе. Но если ты не скажешь мне, что с тобой происходит — не смогу. Помочь. Ха-ха. Чем же Сенджу ему поможет? Вернет нормальное детство? Поделится своим отцом? Сделает его мозги нормальными? Или может поставит своего зарвавшегося братика на место? Чем мать твою?! Хаширама умеет только красиво пиздеть и закрывать глаза на уебанство своего младшего брата. Мадара резко повернул к нему голову, крепко сжав чужие ключи. Посмотрел в его темные глаза таким холодным и одновременно яростным взглядом, вложив в него всю свою ненависть, что Хаширама невольно отшатнулся, впав в короткую прострацию. В глазах Мадары было все: и его сломленность, и болезнь, превратившая его в монстра для всех. А еще там была жажда. Жажда заставить страдать хоть кого нибудь. In my head I play the sham God relieve me of these dreams I'm much less of a man Than I make myself out to be Мадара покинул его, оставив Хашираму в состоянии похожим на холодящий душу страх и тоски. Мужчина ошалело покачал головой, глядя ему вслед. Прижал пальцы к вискам и быстро проморгался, пытаясь переварить в голове то, что увидел. — Черт… — произнес он тихо, а перед глазами стоял тот пропитанный ненавистью и чем-то совсем чуждым его простым эмоциям взгляд. And it all come down To how I wear this frown I've painted myself like a clown Машина лавировала между дорогами и соседними автомобилями так быстро, что Мадара не успевал реагировать на сменяющие друг друга виды улиц. Он едва не наезжал на одиноких прохожих, мирно шедших по пешеходному переходу, не слетал в кювет на высоких холмах, подрезал других водителей, яростно ударяя по гудку, кричал, показывал фак случайным зевакам, безжалостно крутил руль, не видя перед глазами ничего кроме ебаного неона, пальм и цветастых вывесок проклятого всеми Лос-Анджелеса. Как же он ненавидел этот город. Город, в котором он абсолютно точно не знал куда ехал. — Нахуй пошел! — заорал он выехавшему на трассу ублюдку, громко просигналив. Ударил по газам, чтобы и без того несущаяся по дорогам машина разогналась еще больше. И больше. Больше, пока он не разобьется к хуям и его история не закончится в какой-нибудь серой сводке калифорнийской газеты разрушительной автоаварией. На улице успело стемнеть. Сколько времени? Десять часов? Одиннадцать? Учиха понятия не имел. Черт возьми, он не знал даже какой сегодня день недели. Ехать домой он не хотел. Дома и не было. Жилье Сенджу никогда бы не стало для Мадары таковым. Мужчина громко рассмеялся, завернув на очередную улицу. Кажется он давно пересек Вестсайд и сейчас стремительно ехал к побережью. Как забавно. Податься ведь и некуда. В кармане джинс зазвонил телефон. Руки крепче вцепились в руль. Ни дома, ни денег, ни своей жизни, даже брата рядом нет. Калифорния не дала Мадаре Учихе ничего. В отличие от Изуны, ха? Мужчина нехотя вытащил телефон из кармана, но едва номер сменился на имя звонившего, выронил его, подчинившись инстинктивному страху. Звонил Тобирама. The systems down I hate this what I am 'Cause what I am is wrong I can never find it in myself to get a move on I'm always leaving trails and my cover ups fail I'm impulsive and repulsive God damn I hate myself Легковушка выехала из соседней узкой улицы так внезапно, что Мадара едва успел нажать на тормоз, выкрутив руль. Столкновения повезло избежать только чудом, а мужчина едва не врезался лбом о боковое стекло, резко выдохнув. Длинный гудок. Фары обдали его светом, оставив позади. Частое дыхание и вспыхнувший страх стали свидетельством того, что он каким-то чудом жив. Твою мать. Мадара выдохнул, уткнувшись лбом о руль. Пальцы зарылись в волосы. Господи. Блять! Разъезжать по улицам дальше нельзя. Он убьет себя так совершенно точно. Мадара заставил себя отъехать в ближайшую темную подворотню, перевести дух. На ватных ногах вышел из машины и уселся на корточки прямо перед ней, схватившись за голову. Как же было дерьмово. Белый шум не оставлял его в покое. Ярость не уходила, требуя хоть какой то разрядки. От нее не спас даже риск разбиться в аварии. Мадара не знал, что делать. Он поднял голову, взглянув на темную узкую улочку перед собой. В метре от него из железного люка выходил зловонный пар. Мужчина усмехнулся. Мрачно. Зловеще. Вскинул голову к небу как раз тогда, когда на землю упали первые капли дождя. А говорят в Лос-Анджелесе их не бывает. But You You want me still В бардачке Хаширамы нашлись сигареты, хотя Учиха не помнил, чтобы тот курил. Хорошо. Быть может успокоит его безнадежно изуродованные нервы. Мадара втянул сигаретный дым сквозь плотно сжатые зубы. Чувствовал как он впитывается в легкие словно яд, проходит сквозь волосы и одежду, оставляя привкус терпкости на языке. Пальцы держали сигарету так крепко, что белый фильтр смялся почти до состояния каши, которую можно было растереть в ладонях. Дерьмо. Еще одна, последняя затяжка, рука бросила бычок на тротуар, и Мадара в сердцах придавил его ногой. Подворотня, в которой он оказался безлюдна. В пору было бы подумать и успокоится, но в голове мужчины играли совсем иные желания. Мадара тихо усмехнулся, нашаривая в бардачке еще одну сигарету, но находя лишь пустую картонную пачку, да пару черных кожаных перчаток. Хаширама. Столько ненужного хлама, и все в одном месте. Точно как в жизни, ха? Мужчина одел одну из них, поиграв пальцами с глухим смехом. Ничего себе. Выглядят почти угрожающе. Мадара никогда не носил перчатки в своей жизни, но почему то был уверен, что на Сенджу они наверняка смотрелись нелепо. А на нем нет. С ними он похож на ебаного маньяка, и этот факт приносит Учихе извращенное удовольствие. Он швырнул пачку сигарет следом за бычком, поднимая взгляд к выходу из подворотни как раз тогда, когда в проеме плотно стоявших домишек показался чей-то щуплый силуэт. Ха. Мальчик. Одиноко бредущий по подворотням Лос-Анджелеса мальчик. Какой ироничный подарок судьбы. Нет. Мадара не хочет иметь дела с милыми юношами. От них уже тошнит. Учиха процедил это сквозь зубы, скривившись в уродливом оскале, медленно, словно во сне зашел за машину. В угол. Слепую зону, которую скрыла тень от висевшего на втором этаже кондиционера, он развеивал городские звуки мирным жужжанием, заодно и не давая мальчишке, достаточно молодому на вид, увидеть скрывшуюся с глаз опасность. Славно. Славно, потому что юноша, болтающий по телефону с аптечным пакетом в руках не заметил его даже когда Мадара черным угрожающим фигурой оказался у того за спиной. Он не думал о том, что делает. Не думал ни о чем кроме того, чтобы удовлетворить тот инстинкт, взывающий к его психопатичной природе и наконец получить разрядку. Освободиться от ярости дабы иметь возможность хоть немного подумать. Как забавно. На протяжении кучи времени Тобирама методично ломал его психику, ожидая что Мадара рано или поздно сломается, но переклинило его лишь тогда, когда в конце этого ебучего тошнотворного дня в темной подворотне он встретил одиноко бредущего по своим делам мальчика. Не красивого. Даже близко не похожего на Изуну и Кагами. Однако такого же как они. Дешевого и продажного. Малыш Изу был дорогим удовольствием для Мадары. Слишком дорогим. Интересно, сколько же запросит этот? Шисуи так и не заметил человека позади себя, а когда попытался обернуться — стало слишком поздно. Мадара набросился на него, прижав руку в перчатке ко рту и утянул напуганного мальчишку во тьму. Часы почти пробили полночь.