DEFCON

Одна минута до полуночи.        Его остановило лишь одно слово. Одно слово заставило Мадару, с пустыми глазами рвущего на мальчишке одежду, остановиться. А ведь он был так близок к тому, чтобы сорвать свою накопленную за мучительные часы наедине с Тобирамой ярость хоть на ком-то. Руки в перчатках стягивали с мальца его неказистые шмотки, а тот яростно сопротивлялся ему как мог, тщетно пытаясь убрать со своего тела настойчивые касания. Мадара придавил свою жертву к заднему сидению, позаботившись о том, чтобы та не смогла выбраться наружу, — заблокировал двери, а после сдавил тонкие руки подростка в тяжёлой хватке. Мадара был уверен, что изнасилует его. Мальчишка ведь был совсем как Изуна, хоть и заметно уступал ему во внешних параметрах. Нелепый худощавый неудачник с кудрявыми волосами. Ничего выдающегося. Ничего примечательного, кроме сорванной с шеи в пылу сопротивления серебряной цепочки, которая меж тем упала куда-то под водительское сидение. Учиха даже не заметил этого, увлёкшись нездоровым азартом, — беспорядочные крики и ругань в закрытом от внешнего мира салоне слишком сильно давали по барабанным перепонкам. Впрочем, одной заломанной руки хватило, чтобы подавить его. Вынудить Шисуи трусливо капитулировать за мгновение ока, а из криков и угроз перейти на ещё более бесполезные слезы и мольбы. — Папа… помоги мне… А бесполезные ли? Мадара, ещё секунду назад готовившийся взять мальчишку насилу. Видевший в его напуганном лице черты брата, резко замер, изумленно распахнув глаза. Чужой тихий голос, столь надломленный и отчаянный, будто бы наконец разбудил его от тяжёлого, навеянного Тобирамой сна. Белый шум в голове внезапно исчез. Быть может, его никогда и не было. Учиха изумленно ослабил хватку на чужих плечах, шепча что-то под нос, и резко отпрянул, вжавшись спиной в автомобильную дверь. Мальчишка, некогда лежащий под ним и стонущий от страха и истерики, сделал то же самое. Они уставились друг на друга в смятении. Никто не знал, что делать в сложившейся ситуации дальше. Мадара громко сглотнул. Его затрясло. Пришлось обнять себя руками, дабы озноб, пробравший мужчину, хоть немного унялся внутри. Голос мальчика всё ещё эхом отдавался в ушах пронзительной трелью. Он звал на помощь отца. Не мать, брата или кого-то ещё. Отца. Или даже… самого Мадару? Что, если именно его? Но даже так, почему это обращение, в его разуме давно ставшее извращённым и отравленным, вытащило его из того безумия, в котором Учиха погряз? Это дико. И смущающе. — Как… — мужчина прокашлялся, чтобы голос не был таким глухим. — Как ты назвал меня? Ну хватит этих выдумок. Очевидно, мальчик звал своего отца. Он абсолютно точно не мог назвать так самого Мадару, которого и видел-то впервые в жизни, но тогда почему так судорожно сводит кишки? Подросток ничего не ответил. Нервно облизнул губы и судорожно попытался открыть дверь за собой. Не вышло. Хоть об этом его насильник позаботился хорошо. Впрочем, какой уже из него насильник? В Мадаре теперь только остатки подавленной ярости. Ни возбуждения, ни своего темного нутра он пробудить не смог. Знал, что от этого станет легче. Что он получит то, что так долго хотел, — чувство контроля хоть над кем-то. Но не смог. Душу рвало на части что-то совсем иное. Ныне неизведанное в нём самом. Мальчик искал помощи у папы. Не у мамы — первичной в его рождении. Плохие отношения с ней? Или умерла? Какая жалость. Мадара знает, что это. Младенческий зов единственного покровителя, знакомого с самого глубокого детства в тот момент, когда ты в панике понимаешь, что можешь умереть. Все тянутся одинаково. К родителям. Тем, кто оберегал их когда-то в самые забвенные годы. Ему интересно, действительно ли это первичный инстинкт, или же пережившие ужас зовут на помощь только тех родителей, что их любили? А будет ли звать отца Мадара, если жизнь снова припрёт его к стенке? — Я… — Мадара вздрогнул, повернув к своей жертве голову. Его до сих пор одолевали мрачные волнения и мысли, но конкретно это слово, вновь адресованное в пустоту, что-то в нём задело. — Как тебя зовут, мальчик? Подросток вжал голову в плечи, тут же потупив взгляд. Его лицо было красным от слёз и напряжения. Несколько капилляров лопнуло в глазах, делая его взгляд ещё более болезненным. Даже диким. Однако он, казалось, перестал паниковать, хотя и дышал так, словно бы пробежал километровый марафон. Но, должно быть, соображал. Пытался выжить. Играть по правилам, что ему выпали. Хорошая выдержка. Напоминает самого Учиху. — Шисуи. — Шисуи. — Повторил за ним мужчина, медленно кивнув. — Лапочка Шисуи. Красивое имя. — Пожалуйста, отпустите меня. Я никому не скажу. Я… Но Мадаре не хотелось его слушать. Странное чувство в нём медленно умирало, но он не желал, чтобы оно кончалось. Оно ведь было таким… странным. Тоскливым и болезненным, но мучительно приятным. Приносившим в его воспалённое сознание умиротворение. Боже, как странно. Мадара никогда не испытывал подобного раньше. Словно бы в его психопатичной натуре всё это время была мягкая брешь с податливой теплой плотью. Слабое место. Никто не должен её знать, иначе пронзит насквозь. Разрежет, заденет и разорвёт, пустит реку крови, заставив Учиху вопить в агонии. — Всё хорошо. — Медленно, как во сне, проговорил он. Хотя уже не спал. Совсем нет. Оцепенение и транс, в который ввёл его Тобирама за эти ужасные недели, рухнул, и мужчина хоть немного, но вернул себе ясность мысли. И пусть его рассудок всё ещё находился в руинах — встреча с мальчишкой Шисуи была самым полезным из того, что удалось сделать в проклятой Калифорнии. — Шисуи… хочешь заработать немного? Он выпалил эти слова, не раздумывая. Ведь у всего есть цена, правда? Особенно у таких милых мальчиков. Хаширама тоже так считает, жаль только его «друг» ещё не научился видеть эти цены так же ясно, как он. Шисуи испуганно поджал к себе ноги, во все глаза глядя на своего похитителя. В просторном салоне он казался сжавшимся в уголке маленьким кроликом, попавшим в ловушку удава. Но Мадара не был змеёй. Все вокруг считали его чёртовым волком, а порой и вовсе псом, которого можно надрессировать давать лапу за лакомство. — Мне от вас ничего не нужно. Просто дайте мне уйти. — Взмолился Шисуи снова, но не получил ничего, кроме усталого вздоха. Мадара вдруг пошарился в кармане джинс, вытащив оттуда несколько смятых купюр. Трясущимися пальцами раскрыл их и протянул напуганной жертве. — Двести долларов. Хватит? — Н-не нужно, прошу вас… — Я не буду насиловать тебя, Шисуи. Просто сделай для меня одну вещь, и я отпущу тебя. Клянусь. — Вкрадчиво произнёс он, заглянув в чужие покрасневшие глаза. — Только одну. И сразу пойдешь домой. Рука помотала деньгами у его носа. Шисуи на миг и правда задумался над предложением. Едва ли из-за протянутых денег. Скорее прикидывал насколько его похититель может говорить правду и не безопаснее ли будет сделать вид, что согласен с подобной сделкой. Прошло несколько долгих секунд. Вторая мысль в его голове победила. — Что… что вам нужно? — смирившись, спросил он. Мадара хотел бы знать это сам. Что ему, чёрт возьми, нужно? Должно быть, чтобы весь этот кошмар наконец кончился. Но увы, Шисуи едва ли способен спасти мужчину от него. А значит, пока он мог лишь хвататься за пустые импульсы в своём мозгу и надеяться, что хоть что-то в нём осталось чистым от тёмного пятна на рентгеновском снимке. — Назови меня так ещё раз. — Почти шёпот. Мадара посмотрел на него без тени улыбки. Шисуи не сразу понял его правильно. Пришлось уточнить, хотя голос и предательски дрожал. — Назови меня «папой». — Попросил его мужчина. Его жертва изумлённо выпучила глаза. Впрочем, для напуганного до смерти недавней попыткой надругательства мальчик хорошо соображал. И быстро принимал правильные решения. Быть может поэтому ему и удалось не спровоцировать психопата на новую вспышку ярости. Везунчик. — Я не… — Шисуи медленно опустил взгляд, сжав рукава своей толстовки. Подворотня, в которой он оказался заперт, по-прежнему пустовала. — Конечно, папа… Мадара облегчённо прикрыл глаза. Да. Это странное извращённое брожение в его груди вернулось. Боже, каким оно было сладким. Мужчина подсел к сжавшемуся подростку поближе и улыбнулся. — Т-с-с-с. Не нужно бояться, малыш. — Вполголоса проговорил он, коснувшись чужой щеки кончиками пальцев. Челка предательски упала на один глаз. — Я рядом. — Папа… — Шисуи было неприятно произносить эти слова в его адрес и неприятно терпеть поглаживания, какими бы нежными они ни были. Но Мадаре всё равно нравился этот сладкий самообман. — Пожалуйста, не делай мне больно. Учиха вдруг обнял мальчишку за плечи, ощутил какими же они были напряжёнными. Сжал ладонью его затылок и заставил того уткнуться ему в грудь лицом, словно бы малыш Шисуи и правда искал утешения у своего насильника. А тот снова чувствовал странное удовлетворение, смешанное с извращённым чувством неясного родства с незнакомым ему малолеткой, столь сильное, что невольно зарылся в чужие волосы носом. — Папа никогда не сделает тебе больно. Никогда. — Он вдохнул этот запах и глухо, обречённо засмеялся. Господи. Как же эта маленькая роль пришлась ему по душе. Она была такой абсурдной, создающей иную реальность невозможного, в которой Тобирамы и его никчёмного брата Хаширамы не существует, не существует Таджимы или даже Изуны, но в которой Мадара — чей-то обеспокоенный родитель. Родитель, черт возьми. Отец. Боже, пусть Шисуи ещё раз произнесет это слово… Мадара ведь даже не знает, что чувствует. Прилив отцовской нежности или животное возбуждение. А может быть, он настолько спятил, что оба этих чувства смешались в его голове в отвратительную зловонную кашу? — Не бойся. Папа здесь… Но Шисуи лишь нескладно захныкал, и это прекрасное и удивительное чувство начало медленно таять. Пусть Учиха и пытался пробудить его вновь, прогоняя слабый голос парня в своей голове, представляя, что он звал именно Мадару, сейчас нервно оглаживающего чужое лицо и трепетно перебирающего кудрявые черные волосы. В какой-то момент, вытерев слезы с чужого лица, Мадара прижал свою жертву к себе так крепко как мог и обнял. Искренне. Болезненно, до невозможности выдохнуть. И хотя он и ослабил свою хватку секундой позже — Шисуи оставался в его руках неподвижной напуганной статуей, а его маленькое сердце чувствовалось грудью даже сквозь одежду их обоих. Хорошо, что он молчал. Это дало возможность уткнуться мальцу в шею и, крепко закрыв глаза, представить, что Мадара и правда обнимает своего ребенка, успокаивая их обоих. Как же странно и глупо. Неожиданно, до абсурда. Этот прилив нежности к непонятно кому. Эта болезненная привязанность и ощущение хоть какого-то родства. Семейной любви. Это всё нужно было Мадаре как воздух, и он наконец получил то, что затаилось внутри на много лет. Но что это? Что это за странная боль? Мадара тихо выдохнул. Он не хотел рыдать или выплёскивать свой негатив яростью и обидой, потому что их больше не было. Была только усталость и это болезненное чувство, принёсшее необходимое облегчение. Передышку от всего пиздеца, что происходил вокруг в последнее время. Мадара, обнимающий незнакомого мальца в салоне чужой машины, в чужом и ненавистном ему городе, вдруг подумал, как хотел бы точно также обнять Изуну. Он наверняка бы ощутил то же самое и с ним, если бы младший просто позволил случиться между ними чему-то более светлому, чем грязный секс. Они ведь так близки. Ближе, чем братья, но совсем не любовники. Тогда кто? У Мадары есть только один ответ. Ближе, чем брат может быть только сын, а они с Изуной не просто братья. Никто не смеет в этом сомневаться. Прошло ещё пару мучительных минут, прежде чем Мадара нехотя отпустил слегка успокоившегося подростка и, впихнув в его руки деньги, быстро кивнул, позволив наконец уйти. Шисуи не верил в свою удачу. Он снова и снова спрашивал мужчину, совсем недавно пытавшегося изнасиловать его, правда ли тот отпустит его, но Мадара, утративший эйфорию странного уютного родительства, будто бы оглох. Только молча разблокировал двери и позволил парню торопливо выйти из салона, испуганно обернувшись к нему. Тот тоже вышел на улицу следом, но не стал преследовать мальчишку. Его агрессивный запал давно потух, оставив лишь вдруг вернувшуюся ясность всего и вся. Мальчишка больше не был ему нужен. — Я… никому не скажу. — Испуганно пробормотал Шисуи, торопливо покидая подворотню. Мадара не ответил. Он знал это и так. Чужое поведение выдавало всё дальнейшее с головой. Учихе не нужно было даже угрожать, чтобы заставить подростка молчать. Похоже, цена в двести долларов оправдала себя. Не то, чтобы дёшево… однако справедливости ради, Мадара мог дать такому милому мальчику и больше. Мужчина проводил его мрачным взглядом до тех пор, пока тот не исчез, и, вскинув голову, на какое-то время закрыл глаза. Его недавняя ярость и попытка изнасиловать незнакомца нисколько не смутила ничего внутри, зато вновь появились сухие прагматичные мысли. Нужно было убираться отсюда. Неизвестно куда, но подальше от злополучной подворотни, на случай если Шисуи таки решит сделать звонок в полицию. Мадара нехотя заглянул на заднее сидение. Смутное чувство пропало совсем, оставив его со страшной зияющей пустотой, возникшей следом, но и она была недолгой. Он успел заметить странную серебряную цепочку под сидением и поднять её, вспомнив, что ненароком сорвал ту с Шисуи, когда пытался порвать кофту мальчишки. Успел и подумать о том, что не мешало бы вернуть её, когда в кармане брюк вдруг зазвонил телефон. И Мадару парализовало от ужаса, стоило только увидеть имя звонившего, безжалостно показавшееся на экране белыми буквами. Тобирама. Господи, неужели он ещё не наигрался? Его оппонент давно опозорен и сломлен. Когда ублюдок оставит его в покое? Мужчина тяжело сглотнул, трясущейся рукой прислонив телефон к уху. Внутри него всё сжалось. Он хотел бы не отвечать. Хотел разбить свой телефон и больше никогда не слушать Тобираму Сенджу, но что-то внутри, выученное и беспомощное, вынуждало его подчиняться холодным импульсам звонившего. Мадара поднял трубку. На той стороне он снова услышал проклятый белый шум. — Где ты? — сухо спросил его Тобирама. Чертов Тобирама. Всегда Тобирама, потому что он просто не оставит ни его, ни Изуну в покое. Мадаре хотелось выть от ужаса и безнадеги, но вместо этого он всё крепче сжимал цепочку в руке. — Не твоё собачье дело, ублюдок. — Прошипел мужчина. — Мадара… что за тон? — усмешка. — Если у тебя есть ко мне претензии — вырази их цивилизовано. Ты же не социопат. — Зато ты чертов социопат! — рявкнул Мадара в ответ. — Что ты устроил там, на съемках? Это ведь ты рассказал всем про нас с Изуной, верно? А он рассказал тебе… — Напомни, о чем? О том, что вы занялись сексом? Ах, да. Изуна давно о всём мне растрепался. А я просто… ненароком оговорился об этой истории при Кагами. А дальше по цепочке. К сожалению, он не слишком хорошо хранит чужие тайны. — Протянул Тобирама скучающе. Мадара с трудом смог утихомирить проснувшуюся в нём ярость. — И что теперь? Зачем ты звонишь? Не наигрался ещё? — Смеёшься? — улыбнулись в ответ. — Я только начал. И хоть твой сегодняшний перформанс был впечатляющим, но и это не предел. Я не собираюсь заканчивать на такой высокой ноте. К слову… раз уж мы заговорили об Изуне. Он сейчас у меня, так что, если надумаешь его навестить… — Только попробуй его тронуть, ублюдок. — Я? — Тобирама почти рассмеялся. — Это не я вывихнул ему плечо, Мадара. Твоего бедного брата даже в больницу везти пришлось, настолько ему было больно. А он ведь о тебе беспокоился. Боялся, что с тобой может что-то случиться в таком состоянии. Думаю, ему будет крайне обидно, если любимый старший брат даже не навестит его. — Чего ты добиваешься? — глухо спросил Мадара, озлобленно глядя в пустоту. — Что ты опять устроишь, если я приеду? — Зачем тебе знать всё сразу? Так неинтересно. — Улыбнулся Сенджу. — Рискни и проверь. На этих словах Тобирама бросил трубку. Мужчина же, словно бы очнувшись от наваждения, посмотрел в сторону далеких огней небоскребов Лос-Анджелеса и прищурился. — Тобирама… Сенджу, — произнес он с придыханием, а затем вдруг криво усмехнулся, будто бы кто-то, некий невидимый собеседник по его правое плечо, неудачно и пошло пошутил. Рука спрятала телефон в карман куртки. Мадара снова обернулся к улочке, куда поторопился уйти Шисуи, и в глазах его блеснуло что-то зловещее. Искра, пока не способная разгореться в лесной пожар. Внутри себя он четко ощутил трещину, что возникла совсем недавно, и так и осталась зудящей неизлечимой раной. Ну и наплевать. Мадара знал, что она больше не исчезнет, но это давно уже его не волновало. Пусть так. Это правда было неважно, потому что она меняла абсолютно всё. И меняла его самого. Мадара появился перед так ненавидимым им домом спустя всего час. Оставил машину Хаширамы у самых стен и, с трудом заставив себя побороть охватившую его дрожь, шаткой походкой направился к дверям. Тобирама ждал его. Наверняка. Мадара понял это, как только заметил включённый свет на кухне, а затем сразу же углядел в панорамном окне и самого хозяина коттеджа, сидящего за барной стойкой и поглядывающего на ночной океан. Сколько уже было времени? Должно быть, поздняя ночь. Учиха долго не мог заставить себя позвонить в дверь, однако Тобирама, каким-то странным шестым чувством, понявший, что убежавшая жертва вернулась в руки, открыл ему сам. Оба встретились холодными взглядами. Сердце мужчины застыло в ожидании худшего. Он чувствовал себя кроликом, добровольно попавшим в ловушку змеи и делающего свои последние вдохи полной грудью, но если и сравнивать Сенджу с животным, то он скорее был омерзительным паразитом, поселившимся в мозге Мадары и постепенно высасывающий оттуда серое вещество. А может, даже это не предел для него. Может, он — болезнь. Ебучая раковая опухоль в мозгу. Тератома, ставшая полноценным человеком. «Господи. Если ты есть — помоги ему прямо сейчас.» — Всё-таки решил навестить брата? — Тобирама явно ощущал витающий в воздухе страх, но по его лицу нельзя было понять — доволен ли он им или же нет. — Где он? — глухо спросил его Мадара. — Где Изуна? Вместо ответа Тобирама отступил от двери, давая возможность пройти внутрь. Мадара не хотел попадать сюда снова. Он ненавидел каждый сантиметр этого проклятого белого коттеджа, ненавидел его главного жильца, ненавидел проклятый запах соли от океана и всяческих освежителей воздуха, что работали тут и там на автоматике. И, само собой, больше всего он ненавидел этот ебаный кабинет с огромным зеркалом на стене. Боже. Будь его воля, он бы спалил это место дотла вместе с хозяином. Да. Точно. Это даже мечтой можно назвать. Спалить дом проклятого Сенджу. Стоит записать в список сокровенных желаний. И всё же он вошел внутрь, опасливо заозиравшись по сторонам. Как ни странно, невнятные объятия с Шисуи успокоили его достаточно, чтобы соображать намного лучше, чем предыдущие пару дней, однако близость к Тобираме снова заставляла и без того истощённый рассудок извиваться от судорожных страхов. Мадара громко сглотнул слюну, нехотя посмотрев на улыбающегося мужчину рядом. Тот тоже казался на редкость спокойным. Почти доброжелательным. — Второй этаж. Я дал ему успокоительные и уложил спать в комнате для гостей. Так что учитывай, что этой ночью Изуна точно никуда не поедет. — Наконец нарушил молчание между ними Сенджу, исподлобья посмотрев на гостя. — Как я и говорил, мы отвезли его к врачу, когда ты сбежал в неизвестном направлении. Повезло, что ты не сломал ему руку, но с таким вывихом как у него — придется отложить съемки как минимум на две недели. — Тебя только съемки и волнуют? — Мадара отвёл взгляд. Мысль о том, что он причинил боль своему младшему брату, была невыносимой. Но именно она определяла его новую реальность. Тобирама вздохнул, уперев руки в бока. — Две недели — не такая большая цена для съемок. Мы почти закончили, осталась лишь парочка сцен и… твоё камео. — Что? О чём ты говоришь? Какого дьявола. Что он опять задумал? Откуда ждать удар на этот раз? Сенджу холодно улыбнулся. Казалось, вёл себя так, будто бы не он довёл свою жертву до нервного срыва пару часов назад, а травма Изуны никак не была связана с его уродливыми экспериментами. — Оу… Ни Изуна, ни Хаширама до сих пор не ввели тебя в курс дела? — вполголоса поинтересовался мужчина. — Что ж. Тогда уж соизволь, почитай сценарий на досуге. Хотя бы со страницы восемьдесят. По спине Мадары поползли мурашки от тревожного предчувствия. Улыбка Тобирамы никогда не сулила ничего хорошего, но в свете бледных ламп она казалась ещё более зловещей. Под глазами мужчины пролегли угловатые тени. Учиха отвернулся от него, направившись к лестнице. Он хотел подняться к брату, но Сенджу вдруг схватил его за плечо и дернул назад, заставив ошарашенно обернуться. Ну что опять? — Изуна сейчас полностью беспомощён. Под теми таблетками, что я дал ему, — он ничего и из сегодняшнего вечера не вспомнит. — Прошептал Тобирама всё с той же неприятной улыбкой. — Однако стоит быть осторожным с его рукой. Адреналин — хороший стимулятор для мозга и сознания, а если ты сделаешь ему больно — в крови твоего братика его будет слишком много… Что… к чему он клонит? Неужели… Вот дерьмо. — Зачем ты мне это говоришь? — прищурился Мадара, ощущая какая же холодная была рука у его оппонента. Тобирама вдруг отпустил его, равнодушно пожав плечами. — Доношу к сведению. Возможно, тебе будет интересно. Мадара только прыснул, на сей раз зашагав по лестнице куда быстрее. Тобирама задумчиво смотрел ему вслед до тех пор, пока спина мужчины не исчезла из поля зрения. К счастью, преследовать Мадару до самой комнаты, где лежал его брат, ублюдок не стал. А посему у Мадары было еще несколько минут на то, чтобы нерешительно потоптаться в коридоре, опасливо оглядываясь за плечо. Однако всё давно стихло и красные глаза не наблюдали за ним из темноты. Зато одолевали сомнения. Мадара поджал губы, попытавшись умерить дрожь в ладонях. Рука предательски вспотела, едва он положил её на дверную ручку. Боже. Он ведь так орал на брата совсем недавно. Оскорблял его и угрожал, толком не находя никаких доказательств. Причинил ему боль. Хотел… черт возьми. Тобирама так старательно выставил его чудовищем перед всеми, кого Учиха знал. А тот и рад был ему подыграть. Неужели он и правда такой монстр? «Прекрати жалеть себя, кусок ты дерьма. Просто признай, что ты хотел трахнуть своего родного брата давным-давно и без помощи этого больного ублюдка Тобирамы. Ты смотрел то ебаное видео с ним, потому что у тебя вставало на его стоны, а затем чуть не выебал мальчишку почти не похожего на него. Если ты не монстр, то кто?» Бред. Это всё бред. Мадара в него не верит. Он не виноват. Его довели. Это ведь их правда. Мужчина тихо открыл дверь, заглянув в темную комнату без окон. Изуна, мирно спящий на боку, был повернут к нему спиной и едва не завернулся в теплое одеяло целиком. Он вздрогнул, когда свет из коридора пролился на его плечи и голову, но по-прежнему глухо сопел. Чужое прибытие его не разбудило. Вздох. Ладно. Всё будет хорошо. Он в своём уме сейчас. Мадара вошел в комнату почти бесшумно и осторожно прикрыл за собой дверь. Воздух здесь пропах лекарствами и спиртом. Оно и понятно. Ещё у самой кровати, едва только Изуна сонно перевернулся на спину, — старший заметил его плечо, укутанное эластичными бинтами, что виднелись у широкого горла старой майки. Боже. Это ведь сделал с ним он. Учиха медленно присел на край кровати. На лице его младшего не было ничего, кроме умиротворения, на губы упали отросшие пряди волос. Мадара нежно убрал их за ухо и тяжело вздохнул. Простит ли его Изуна когда-нибудь? Или же эта отвратительная сцена между ними навеки оставит на нём свой отпечаток? Рука Мадары осторожно коснулась чужой щеки. Пальцы провели по пухлым губам Изуны и опустились к шее. На миг Мадаре захотелось сжать её так крепко, как он только мог, но это чувство улетучилось сразу же, как юноша нахмурился во сне. Черт. Очередное наваждение. Мадара резко убрал руку, нашарив в кармане серебряную цепочку Шисуи. Здесь было темно, но она все равно, казалось, поблескивала в его ладони. — Изу, малыш… — шепнул он брату в самое ухо. Парень поморщился от чужого дыхания на своей щеке. «Папа принёс тебе подарок.» Но когда Изуна всё же сонно приоткрыл свои глаза — Мадара не решился озвучить свою предательскую мысль вслух. Брат посмотрел на него затуманенным мутным взглядом, однако на его лице не появилось ни капли тревоги. Видать, Тобирама не обманул с успокоительными. Чёртов ублюдок. Мадара прекрасно понимал, чего он добивался, но в этот раз Сенджу придётся перебиться. В его идеально выстроенной системе слома чужого сознания внезапно появилась иная переменная. — Я… я вернулся. И мне правда очень жаль. — Мадара… — Изуна кое-как принял сидячее положение, поморщившись от боли в плече. Мужчина снова посмотрел на плотные бинты, что подвязали его руку к плечу вплотную, и ощутил укол ненависти к себе. Боже. Как он мог причинить боль своему брату? Есть ли что-то, что он мог бы сделать, дабы хоть немного искупить свою вину? — Тише... Я принёс тебе кое-что. В качестве извинения. — Он продемонстрировал серебряную цепочку и осторожно коснулся бледной щеки удивлённого парня. — Разрешишь? Что-то во взгляде Изуны погрустнело, однако он медленно кивнул, здоровой рукой подобрав распущенные волосы, и немного повернул к брату голову. А тот осторожно застегнул цепочку на его шее, и та снова блеснула во мраке. Мадара улыбнулся. Устало и вымученно посмотрел на брата, коснувшись пальцами его подбородка. — Тебе нравится? — прошептал он. — Она очень красивая. — Тихо ответил Изуна. — Спасибо… А затем понуро опустил голову, коснувшись рукой своего подарка. Изуне и правда шло. Серебро хорошо на нём смотрелось. Подчеркивало изящную шею. Мадара мог бы любоваться братом вечно, но глаза парня почему-то стали ещё тоскливее. — Почему ты так взбесился? — спросил он с болью в голосе, смазанной успокоительными. — Я… я ведь правда не рассказывал никому. Я не знаю, как это вышло, клянусь. И всё же таблетки сделали его покладистее. Мадара знал — без них его брат вёл бы себя с обидчиком куда суровее. Мужчина вдохнул спертый воздух замкнутого помещения, снова ощутив запах лекарств, и медленно кивнул. — Я знаю. Знаю, что виноват другой. — Тогда расскажи мне уже, что происходит. Я ведь твой брат. Почему ты не доверяешь мне? — прошептал Изуна обеспокоенно, несмотря на ужасное желание закрыть глаза и отключиться. Однако Мадара знал, что это бесполезно. На завтра он всё забудет. — Мадара… Брат положил горячую руку на его ладонь, но Мадара тут же отстранился. Его сердце пробрало таким болезненным спазмом, что в глазах защипало. От чувства досады. Несправедливости. И понимания того, что он все равно один, чтобы Изуна не говорил. Потому что… Мадара сдавленно рассмеялся. Смеялся ещё долго, не глядя на встревоженного брата. — Потому что… хах. Потому что я так люблю тебя. — Улыбнулся Мадара сквозь боль, прикрыв один глаз ладонью. — Я так люблю тебя. — Я не понимаю. — И я не могу без тебя. Просто не представляю как. — Смех. Рука вцепилась в волосы на висках. — Но я знаю, Изуна. Я ведь знаю, что ты не выберешь меня. — О чем ты говоришь… — растерянно спросил его брат, попытавшись заглянуть в чужое лицо. Если он всё узнает. Если всё узнает, чем это кончится? Что Изуна предпримет? Если Мадара расскажет ему всё, что произошло от начала и до конца, раскроет глаза на личность столь удобного для него Тобирамы, и брат ему поверит — что будет дальше? Изуна сделает вид, что ничего не произошло как ебаный лицемер? Предпочтёт спрятать голову в песок ради славы и роли, как их мать, что годами не замечала страданий сыновей, потому что не хотела иметь дел с этой стороной семейной реальности? А может быть он всё же решит поиграть в благородство? Они разорвут отношения с братьями Сенджу, наживут себе проблем, когда столкнутся с Тобирамой и его местью, а Изуна всю оставшуюся жизнь будет ненавидеть его? Конечно. Ведь это всё вина Мадары. Если бы его не существовало — Тобираме было бы просто некого шантажировать. Некем помыкать. Изуна бы получил свою роль без всяких «но», нашел бы путь к своей мечте. Победил. А сейчас на его пути стоял лишь один брат со своей ебучей болезнью. Старая, почти дохлая лошадь, ставшая обузой. Бельмо на глазу идеальной картинки, даже досадное препятствие. И Изуна перешагнёт его. Мадара понимает. Как бы он не хотел не понимать, каким бы психопатом ни был, он чувствует это прекрасно. Он больше не нужен брату. Давно изжил себя в его глазах, перестал приносить пользу и только мешает. А значит у него есть лишь два пути. Либо стать удобным для всех, дабы не потревожить амбиции младшего, либо разобраться с проблемой самому. Да так, чтобы никто и не узнал. Мадара по-прежнему один. Но это ничего. Это лучше, чем вскрытая правда и очевидный факт, который раскроется сразу за этим. Изуна, прижатый к стенке, выберет не брата — истина, которую не готов признать ни он, ни Мадара. — Ничего, малыш. Отдыхай. Поговорим об этом завтра, — Мадара взял его ладонь в обе руки и поцеловал, на мгновение сжав так крепко как мог. Уходить не хотелось, но он всё равно заставил себя подняться на ноги. — Мадара. Да подожди ты… — позвал его брат, изумлённый столь неожиданной нежностью. — Ты ведь ничего и не сказал мне. Мадара нехотя обернулся. — Всё хорошо. Я расскажу тебе завтра. А пока тебе нужно отдохнуть. Ты ведь ужасно хочешь спать. Изуна устало вздохнул. Правда. Его глаза невольно закрывались сами собой. — Тогда пообещай мне. Пообещай, что наконец поделишься со мной всем. — Попросил он. — Пожалуйста, Мадара. Ты не должен переживать это один. Я ведь совсем не понимаю, что с тобой происходит. — Конечно. Я всё расскажу завтра. А пока… — улыбнулся мужчина, отвернувшись от него. — Спокойной ночи. Но ответа не последовало. Закрыв за собой дверь, он обессиленно сполз по стене на пол, прижавшись к ней спиной. Тоскливый разговор вымотал его. Мужчина закрыл глаза, заставив себя собрать остатки воли в кулак, и снова зарылся пальцами в волосы. Разговор с братом дался ему горько и тяжело. Оставил отвратительный и тяжёлый осадок. Нужно было подумать. — А ты любишь потянуть время, — раздался знакомый голос совсем рядом. Мадара вздрогнул, уставившись на стоящего неподалеку Тобираму, и нахмурился. На том был белый гольф с высоким горлом и домашние черные штаны. Удивительно, но Мадара заметил очки для чтения в его руке. Проблемы со зрением? — А ты все надеешься на тройничок, ублюдок? — хрипло усмехнулся он. — Не сегодня. Тобирама только скрестил руки на груди. — Нет, нет. Я не собираюсь участвовать в подобном. Я ведь режиссёр, а не актёр. — Пожал он плечами. — К слову об этом. Он вдруг бросил кипу скреплённых между собой листов в руки мужчины. Мадара поймал их на лету, недоумённо открыв первую страницу. Книга судного дня. Сценарий их паршивого фильма. Зачем Сенджу снова тычет им в лицо? Мужчина подозрительно прищурился, перевернув несколько страниц. Повсюду были пометки, сделанные скрупулёзной рукой одного из режиссеров. Видимо, этот сценарий был самым новым и исправленным. Мадара вдруг вспомнил о странице, с которой ему посоветовали начать читать, и незамедлительно открыл ее, пробежавшись по ней глазами. Первые же строчки вызвали в нём тревогу. Боже. Изнасилование? Изуна и в такой сцене согласился играть? Это ведь даже не ванильный секс с Кагами понарошку, это… Реплики. Действия. Всё с именем... Нет. — Я не буду принимать в этом участие. — Он резко поднялся, с вызовом посмотрев блондину в глаза. — Ты услышал меня, Тобирама? Черта с два, я в этом замараюсь. — Что не так? Это ведь твой родной братик. Уж ты-то точно не сделаешь ему больно. — Улыбнулся Тобирама. Ублюдок. Мадара заметил, что он выглядел куда спокойнее предыдущих дней. Даже умиротворённее. Легко было понять почему. Похожим образом вел себя отец, после того, как выкачивал все соки из жены, доводя её до истерики и нервного срыва, а после довольно демонстрируя её якобы неадекватность соседям. И все как один говорили ему. Ох, как вам не повезло с женой. Она ведь ненормальная, а вы такой… спокойный. Всегда и в любых обстоятельствах. Мадара знал, чем обусловлено такое спокойствие. Легко источать умиротворение, когда насладился тем, что забрал чужое. — К тому же… там ведь всё ненастоящее. — Я сказал нет. — Отрезал Мадара. — Если ты думаешь, что я позволю тебе показать на экранах, как я трахаю собственного брата, — ты ошибаешься. — У тебя небольшой выбор. — Пожал плечами Сенджу в ответ. — Ты можешь либо сказать мне «да» и похоронить себя в своих глазах окончательно, либо сказать мне «нет» и похоронить уже Изуну… — Он поймёт меня. И поймёт, почему я не хочу. — Правда? — Тобирама перебил его, усмехнувшись. — Ты действительно в это веришь? Или просто пытаешься убедить себя, что вы с братиком всё ещё в одной лодке? Мадара сжал зубы так крепко как мог. Он огляделся на белую дверь позади себя и качнул головой. Это не твоё дело, Тобирама. Наверни дерьма и сдохни. — Я не оставлю Изуну у тебя одного. — Дал он понять, что разговор окончен. Блондин принял его бегство от ответа. — У меня только одна гостевая комната. — Тогда переночую в твоем злоебучем кабинете. Усмешка. Тобирама согнул голову к плечу. — Ну что ж, чувствуй себя как дома. — Язвительно протянул он, но Учиха не отреагировал. Молча прошел мимо, грубо задев мужчину плечом. — Мы ещё вернёмся к этому разговору, Мадара. Тобирама оставил его одного, видимо удалившись в свою комнату без малейшего страха, что доведённый до ручки пациент этого злополучного дома таки решится придушить его прямо в кровати. А Мадаре хотелось. Очень хотелось перестать чувствовать стыд за свое положение жертвы и убить ублюдка. Закончить это одним ударом ножа, парочку которых маняще поблескивали лезвиями на его кухне, или даже избить Тобираму до смерти. Наносить удары по его лицу, пока оно не превратится в кровавую кашу, и наконец вдохнуть полной грудью. Мадара прикрыл глаза, на миг представив себе эту картину, и что-то тёмное в нём оживилось вновь. Та самая трещина на закалённом стекле, всё ещё продолжающая расширяться, придала ему уверенности. Мадара всегда может убить его, но Сенджу этого не знает. Он не знает, в какую игру играет, а главное – с кем. Быть может, Мадара загнан в ловушку, только вот ничто не мешает принять ему самое худшее решение в его жизни и сдаться, унеся в свою могилу одного белобрысого ублюдка. Мадара закрыл за собой дверь кабинета. Да. Такое маленькое самоубийство — прикончить Тобираму Сенджу и разрушить абсолютно всё. Почему мразь не думает о таком риске? Почему так уверен, что у него всё под контролем и его жалкая жизнь в безопасности? Это раздражает. — И ты просто разрешил мне шариться в своем кабинете? Неужели тебе правда нечего скрывать? — прошептал мужчина. Он вспомнил Изуну под лекарствами и его повреждённую руку. Две недели. Верно? Ощутив очередной укол совести, мужчина осмотрелся по сторонам. Его отражение с интересом подглядывало за ним. В свете настольной лампы оно казалось зловещим. Мадара подошёл к белому столу в углу комнаты и пошарился в первых ящиках. Как ожидалось, он не нашёл там ничего интересного, кроме документов из его зашоренного университета и какой-то там практики с кучей бланков и канцелярии. Тогда мужчина осмотрел и другие, затем изучил книжные полки и похороненный под ровными рядами бумаги столик. Ничего, кроме непонятной писанины и занудных журналов. Похоже, Тобирама либо не имел привычки записывать свои секреты — либо хранил их более надежно. Единственное, что стоило назвать интересной находкой, — записная книжка на самой последней полки у телевизора. Ах, чёртов телевизор. Мадара посмотрел на него с неприязнью и осторожно открыл найденную книжку. На первой же странице обнаружились скрупулезно записанные ровным педантичным почерком номера телефонов. Хаширама, Буцума, Кагами, Данзо… и ещё десяток другой номеров под идеальную линейку. Номера братьев Учиха оказались ниже всех в этом списке. Самые свежие. Ха. Мадара хотел было отложить книжку в сторону, однако в последний момент таки нехотя перевернул парочку страниц. И сердце его забилось чаще. Все теми же идеальными строчками ровным столбцом шли одинаковые по содержанию строчки. Мадара нервно сглотнул. «Кагами. 2 октября. 23:56 — ответил. Кагами. 3 октября. 23:59. — не ответил. Кагами. 4 октября. 23:59 — не ответил. Кагами. 7 октября. 23:44 — ответил. Кагами. 10 октября. 23:20 — не ответил. Кагами. 11 октября. 23:00 — ответил. Кагами. 12 октября. 23:30– не ответил. (Принять меры.) Кагами. 14 октября. 23:56 — ответил. Кагами. 15 октября. 23:50 — ответил. Кагами. 17 октября. 23:10 — ответил. Кагами. 20 октября. 23:11 — ответил. Кагами. 21 октября. 23:12 — ответил. Кагами. 24 октября. 23:00 — ответил. Кагами. 28 октября. 23:45 — ответил. Кагами. 29 октября. 23:20 — ответил. Кагами. 30 октября. 23:12 — ответил. Кагами. 1 ноября. 23:57 — ответил. Кагами. 2 ноября. 23:57 — ответил. Кагами. 6 ноября. 23:59 — ответил…» Подобного рода заметки были чуть ли не в половине страниц всей записной книжки. Поскольку сперва Тобирама записал сюда номера телефонов — не трудно было догадаться, что Сенджу отмечал каждый свой звонок Кагами, а также ответил ли тот ему или нет. Боже. Что за больной мудак? Он звонил Кагами почти каждый день в двенадцать часов ночи и записывал это? Зачем? Проверял, подчиняются ли ему? Мадара нахмурился. Бедняга Кагами. Похоже, Тобирама в своё время выбрал его своей первой жертвой, и судя по тому, что мальчишка всё ещё таскается за ним хвостом, — ему так и не удалось уйти от его удушающего влияния. Однако… Мадара перевернул несколько страниц. И в ужасе обнаружил новые имена в длинных списках. Изуна. 9 июля. 23:59 — ответил. Изуна. 10 июля. 12:50 — ответил. Изуна. 11 июля. 13:00 — ответил. Изуна. 23 июля. 18:00 — ответил. Изуна. 24 июля. 12:20 — ответил. Изуна. 27 июля. 12:20 — ответил. Изуна. 1 августа. 23:59 — ответил. (Удивительное послушание. Скорее всего привык к контролю с детства.) — Ты нихрена не обычная сволочь, Сенджу. У тебя явно проблемы с головой… — выдохнул Мадара с опаской. Он не хотел переворачивать страницу. Но таки сделал это, обнаружив там то, что боялся увидеть больше всего. Мадара. 30 августа. 11:00 — не ответил. Мадара. 3 сентября. 12:00 — не ответил. Мадара. 29 сентября. 14:11 — не ответил. Мадара. 2 октября. 17:00 — не ответил. Мадара. 6 октября. 17:00 — ответил. Мадара. 12 октября. 17:01 — ответил. Мадара. 13 октября. 12:00 — не ответил. Мадара. 14 октября. 12:00 — не ответил. Мадара. 15 октября. 12:00 — ответил. Мадара. 19 октября. 12:00 — ответил. Мадара. 20 октября. 12:00 — ответил. Мадара. 2 ноября. 12:00 — ответил... Ебаный пиздец. Некоторые даты звонков совпадали с теми, что он помнил. Тобирама звонил ему обычно вечером, сухо предлагая встретиться у себя в кабинете за очередной сессией, но большинство звонков мужчина банально не помнил. Он и подумать не мог, что чёртов Сенджу с такой завидной регулярностью напоминал о себе, хотя не делал этого так часто, как в своё время с первой жертвой. И подумать не мог, что теперь отвечает на каждый. Мадара перевернул страницу, но на сей не обнаружил ничего. Записи пополнялись в реальном времени. Тогда мужчина вернулся к первой странице с номерами и сфотографировал её, решив, что ему в любом случае может понадобиться кто-то из знакомых белобрысого психа, если он и правда собрался сражаться. Отложив записную книжку на стол, Мадара снова задумчиво походил по кабинету, наконец вновь остановившись у записного стола. Он чувствовал, что что-то упустил, но не мог понять что. Принявшись копаться в полках снова, Мадара наконец понял в чем было дело. Среди кучи документов он пропустил любопытную кипу бумаг, скрепленную на манер сценария, который дал ему Сенджу сегодня. Но это не было сценарием. По крайней мере, потому что на титульном белом листе было напечатано только одно имя. «Убей в себе психопата. Тобирама Сенджу.» Вот оно как. Ублюдок решил написать свою книжонку. Мадара ни капли не удивился его абсурдной амбициозности, как и названию ещё не вышедшей книги. Он полистал несколько страниц, ознакомившись с содержанием, но писанина в его руках была столь сырой, что мужчина смог лишь отдаленно понять, кому и зачем предназначался этот научный материал. Скорее всего нечто вроде медицинской работы, оттого и написана она сухим учёным языком. Мадара снова прошёлся глазами по краткому содержанию: полное медицинское описание психопатии, исторические предпосылки изучения, практическая часть, заметки и замечания, выведенные в ходе неё, таблицы и схемы на непонятном языке и рекомендации к возможному облегчению состояния. Мадара нахмурился. Облегчению? Ублюдок сказал, что его болезнь не лечится. Он решил поиграть в бога и сделать невозможное? Ха. Очаровательно. Может быть у него и выйдет? Да так, что даже научное содружество признает его неоценимые труды. Как когда-то признали и эксперименты Менгеле, закрыв глаза на то, что его несчастные жертвы с радостью отказались бы от своей роли в столь невероятных открытиях, даже их ценой. Мадара бы тоже отказался. Он просмотрел практическую часть с многочисленными описаниями пациентов из практик его знакомых и вдруг наткнулся и на свое имя. Мадара Учиха. Заключение: В процессе. Под коротким описанием шли какие-то бланки и таблицы, да результаты тех тестов и анкет, что Тобирама заставлял проходить мужчину на их долгих встречах. Вот оно как выходит. Ублюдок так хорошо играет на его нервах, потому что тщательно изучил. Изучил и сделал лишь очередным тестовым объектом в своих никчемных научных трудах. Даже не единственным. Просто именем на одной странице, выведенным сухим текстом. Эти мучения, его падение в бездну отчаяния и безумие — и всё это стоило Тобираме Сенджу парочки страниц в его грёбаной книге. Мадара был почти зол. Он снова взглянул на снимок, приклеенный к одной из страниц, и заметил там своё имя. А вот и его мозг с ненавистным Учихе пятном. Пятном, с головой выдающим его психопатию. Мадара отдал бы всё, чтобы оно просто исчезло, но жизнь снова и снова подкидывала эти снимки ему в лицо, как бы говоря. Ты психопат. Психопат! Мужчина повернулся к зеркалу, столкнувшись взглядом со своим помрачневшим отражением. В его тёмных глазах плескалась ледяная злость. Мадара помнил, до чего довёл его Тобирама за это время. Помнил, как из-за него причинил брату боль. Ему хотелось отыграться. Наконец взять долбанный реванш и получить хоть одно очко в свою пользу. Ведь пока можно только догадываться, какое лицо будет у Тобирамы Сенджу, если его игрушка вдруг-таки покажет зубы. Вот только. Как именно? Мадара положил книгу обратно в ящик и, задвинув его, подошёл к зеркалу ближе. Попытался вглядеться в свои привычные черты лица, но взглянув на них с другой стороны. Более чуждой самому себе. Его глаза тёмные и зловещие, остаются таковыми даже когда Мадара пытается быть как все. Тобирама считает, что они выдают Учиху с головой. Однако на деле — неужели так уж и трудно отыграть на лице смирение? Или даже человечность? Ведь если Сенджу считает его слишком человечным, хотя в душе Мадары лишь пустота — значит, ему таки удалось обмануть чёртового психиатра хоть в чем-то. А значит удастся обмануть и остальных. Мадара улыбнулся. Мышцы лица дрогнули, но его улыбка больше походила на вымученный оскал. Хорошо. Раз Тобирама хочет поиграть с психопатом, Мадара Учиха даст ему такую игру, которую он больше никогда не забудет. Он взглянул на фотографию, которую сделал, и набрал номер Кагами, написав тому небольшое ночное смс. «Это Мадара. Давай встретимся завтра. Есть разговор по поводу Тобирамы.» Немного подумав, Мадара решил дополнить то, что написал. «И Изуны.» Обито становилось лишь хуже. И эта мысль для Мадары была отнюдь не крамольной или новой в его новом распорядке дня, целиком повязанном на заботе о беспомощной оболочке некогда ещё живого мальчика. Что ж. Самому Учихе тоже не становилось лучше от столь явного одиночества, хотя близость к всё ещё дышащему и даже порой двигающемуся мальчишке таки облегчала гонения его внутренних демонов. Но как скоро она перестанет помогать? Мадара не знал. Пока что рутина его успокаивала, хотя и быстро обращалась в вынужденную душную серость. Сперва поднять Обито с кровати. Покормить его, не забыв вложить в руки вилку. Всё чаще, правда, и вовсе приходилось кормить его с ложечки, осторожно открывая пальцами рот, потому что малец забывал как держать столовые приборы. Затем нужно было либо умыть Обито, либо налить ему ванную. Это тоже в последнее время удавалось ему всё реже, а значит гигиена мальца также ложилась на плечи его дяди. Хорошо хоть на толчок таскать не приходилось, и маленькая бестолочь пока была в состоянии опорожняться самостоятельно, да ещё и в нужном месте. Однако Мадара помнил, как однажды-таки обнаружил его, сидящего на коленях в луже собственной мочи, да ещё и с такой растерянностью в глазах, будто бы какая-то автоматическая программа в голове Обито банально заглохла. А дальше прежняя схема. Посадить Обито пялиться в пустой потолок или стену, забыв о его мертвом присутствии, и пытаться отвлечься от постоянных назойливых воспоминаний хоть ненадолго, развлечь себя очередным просмотренным тысячу раз фильмом или книгой, включить на всю катушку давно заезженные диски или вновь и вновь заняться неким подобием спорта в их стесненных условиях. Этот вопрос, пожалуй, занял Мадару сильнее всего. Настолько, что в какой-то момент он даже нашел в коридорной свалке железную трубу, отпилил от неё кончик и с помощью перфоратора закрепил её в дверном проеме, отделяющим комнату с продуктами и общий зал. Вышло славно. Новая игрушка-тренажер, даже отвлекла его от тоскливого одиночества. Мадара помнил, как с трудом подтягивался даже раз десять, когда только пришел в армию, однако по истечению срока службы изнурительные упражнения не только были доведены им до равнодушного автоматизма, но и стали приносить удовольствие. Возможно именно поэтому Мадара ещё не потерял форму и не заплыл жиром, жаль только Энн, которая могла бы оценить его мокрый от пота пресс, давно не было в живых, а её сын уже не был способен поощрить дядю хоть в чем-то. Да и мог ли раньше? — Ну, что, малыш Обито? Результат стоил того? — с насмешкой спрашивал его Мадара, подсаживаясь рядом. Мальчишка, конечно же, упорно молчал. В этот раз он тоже не издавал ни звука, усердно игнорируя дядю, даже когда тот внаглую брал его руку и клал себе на живот, давая ощутить крепость мышц под кожей. Обито было всё равно, а вот мужчине иногда нравилось играть с ним в такие прикосновения. Иногда Мадара прикладывал его ладонь к своей щеке и закрывал глаза, представляя, что этот жест был сделан из искренности, иногда садил племянника к себе на колени, обнимая его за талию, просто так, без задней мысли. Но случалось и другое, да… и это хочется вспоминать меньше всего. Иногда Мадара ломался под тяжестью одиночества и пустоты внутри, и легко преодолевал отвращение к равнодушному телу перед собой. Проводил языком по сухим губам мальчишки, приоткрывая его рот и вторгаясь внутрь без капли какой-либо страсти или запала. Трахать Обито в таком состоянии было всё равно, что трахать надувную куклу. Мадара получал механическое удовольствие и даже в каком-то смысле доставлял его и подростку, но о моральном удовлетворении не было и речи. А о каком может быть ещё? Мадара мог быть каким угодно извращенцем, но некрофилом никогда не был и никогда не любил иметь дела со слишком пассивными партнерами. Ему нужна была реакция. Любая. Агрессия с попыткой дать отпор, охотное участие и страсть, даже слёзы и мольбы остановиться заставляли кровь в его жилах играть, но то, что имелось сейчас… тоска. Такая же рутина, как их распорядок дня. — Прости, малыш… — Мадара быстро понял, что не нуждается даже в прелюдиях, и они тратят его время без хоть какого-то результата. Обито был равнодушен к нежности, а мужчине было достаточно прижать мальца грудью к кухонной тумбе, спустить с него бриджи и просунуть пару липких пальцев между ног. Подготовка тоже не составляла труда. Тело Обито было расслабленным и податливым, а посему даже разминка быстро переходила в унылые толчки и вбивания внутрь чужого тела, пока Обито, уткнувшись щекой в гладкую поверхность, пропахшую хлоркой, безразлично смотрел в стену, пуская слюну. Что может быть омерзительнее? Мадара хотел бы это знать. Вытирал ниточку слюны с мальчишеского подбородка большим пальцем, вцеплялся в чужие бедра, пока не достигал пика и глухо стонал. Вот и всё. А после секундной эйфории и удовольствия очередная рутина — выйти из мальца, кончить себе в ладонь и безразлично умыть руки в кухонной раковине, оставив Обито медленно оседать на пол, беспорядочно цепляясь за деревянную поверхность тумбы. Он совсем не понимал, что с ним делают. А Мадара понимал, оттого и ощущал себя как дерьмо, когда флёр оргазма уходил через жалкие пару мгновений, оставляя его наедине с давящей тишиной. Дальше — такая же серая действительность. Поднять мальчишку с пола, отнести его в ванную и уложить в кровать на следующей несколько часов, что негласно называются у них ночью. Впрочем, Мадаре давно не важно время, будто то пять утра, три дня или два ночи, он давно встает и ложится тогда, когда хочет, потому что в замкнутой коробке без света нет понятия суток. И нет понятия режима. Это бы аукнулось ему в будущем при выходе на поверхность, но мужчина утратил веру в свой выход наверх, когда понял, что племянник может и не вернуться из своей страны чудес. Но ведь… в таком случае. Как короток его срок? Мадара не думал об этом, когда в очередной раз положил мальчишку на кровать и укрыл одеялом. Он вдруг вспомнил как делал это, когда Обито был ещё совсем маленький. С в меру здоровой психикой и трезвыми мыслями, а стрелка их часов не пролетела и года. Хорошее время. Почти ностальгичное. — Спокойной ночи. Но Мадара передумал оставлять его. Лишь выключил свет в комнате и лег рядом на спину, подложив руку под макушку. На этой кровати всегда тесно — пришлось лечь на самом краю, приобняв Обито за спину, но это было всяко лучше, чем очередная бессмысленная ночь на диване под гудение бункера и мертвое мигание огонька старенького телевизора. Тут мужчина хотя бы слышал чужое медленное дыхание. И это было по-своему успокаивающим. Мадара уткнулся в потолок взглядом, вслушиваясь в сопение мальчишки. Затем закрыл глаза и незаметно для себя провалился в очередной бессмысленный сон ещё одного бессмысленного дня. Ждать от Кагами милости было бы чем-то удивительным, но Мадаре не стоило недооценивать мальчишку с самого начала. Он согласился на встречу у своего университета, и действительно. Стоило Мадаре появиться у огромных дверей белого старого здания и оказаться в толпе снующих туда-сюда студентов — как песик Сенджу и правда появился в его поле зрения. Как всегда одетый в домашний закрытый свитер и с кипой бумаг в руках, он опасливо подошел к мужчине поближе, впрочем, оставшись на довольно безопасном расстоянии. — Привет, Кагами. — Поздоровался Учиха, получив от парня неуверенный кивок в ответ. — Как там Изуна? — спросил он, отведя взгляд в сторону. Никто из них не стал говорить о случившемся. Мадара прокашлялся, ненароком заправив черную прядь волос, упавшую на лоб, за ухо. — Уже получше. Я отвез его обратно к Хашираме. У него пока постельный режим. Знаешь… чтобы руку лишний раз не трогать. Кагами снова кивнул, поздоровался вдруг с кем-то из прошедших мимо студентов и неуверенно поднял глаза на мужчину. Боялся. Мадара хорошо уловил в его взгляде опаску и смутное беспокойство, но не смог понять, к кому именно они были обращены. К нему самому или же к Тобираме, что невидимой фигурой присутствовал в их разговоре. Мадара поиграл желваками. Если он понял всё правильно — малыш Кагами давно потерял для Сенджу весь интерес, и тот вплотную занялся своими новыми игрушками. Судя по виду первого — ему подобный расклад вещей был лишь в радость, но не могло ли это стать проблемой? Что если Кагами не поможет Учихе только потому, что не захочет, чтобы Тобирама снова переключался на него? — Что ж. Я звонил ему вчера. Постараюсь навестить после занятия и… — вздох. Кагами надоело вести непринужденный диалог с ним. — Ты хотел поговорить? У нас есть двадцать минут. Потом у меня экзамен. Мадаре больше и не требовалось. — Мы можем отойти в сторону? Скрепя сердце, Кагами согласился. Они отошли к железному забору, заозиравшись по сторонам почти одновременно — Тобирама хорошо выучил их обоих тому, что доверять нельзя даже стенам. — Я перейду сразу к делу. — Начал Мадара тихо, внимательно посмотрев на юношу перед собой. Где-то вдалеке прогудела машина. — Сомневаюсь, что ты будешь удивлен, но ебаный Тобирама Сенджу — психопат, садист и извращенец. Мадара специально назвал его психопатом, почему-то в тот момент ему захотелось унизить ублюдка именно так. Сравнить с собой. А Кагами не был удивлен. — Я знаю. — Сказал он сипло, не глядя на мужчину. — Поверь мне, хорошо знаю. — Но ты не знаешь, что он преследует меня и угрожает нам с братом. А ещё шантажирует меня Изуной как может. Что происходит в их отношениях — одному богу известно. — Твердо сказал Мадара. Кагами удивлённо распахнул глаза. Видимо, он не ожидал подобного признания, но что-то вдруг щелкнуло и в его голове. — Можешь считать мои слова бредом, Кагами. Но даже тот мой срыв был связан с его больными манипуляциями. И то, что все узнали… — Это из-за меня все узнали, — вдруг резко прошептал Кагами, стыдливо опустив голову. Его руки сжались в кулаки. Мадара изумлённо замолчал, неверяще нахмурившись. Что? Так это был Кагами? Кагами всё рассказал? А ему рассказал уже сам Сенджу. Конечно. Использовал своё маленькое слабое звено. Ублюдок. Мадара надеялся, что он будет гореть в аду, хотя бы через пару лет. — Так это ты… — Прости меня. Я… он сказал, чтобы я сделал это и… я не мог ему отказать. — Покачал головой парень. Им в лица ударил тёплый весенний воздух. Мадара был возмущён. — Кагами, ты… ты хоть понимаешь, мать твою, каким адом для меня стало это вчера? Я думал, головой тронусь! Тобирама был бы рад такому развитию событий. В сущности, он на него и рассчитывал, жаль только мразь недооценила своего подопытного кролика. Мадара был зол на мальчишку. Но одновременно с этим ему было плевать и на него, и на его невнятные извинения. Чёрт с ним. Насрать. Чтобы там ни было у этого Кагами, Учихе нужно совсем другое. — Мне правда жаль! Я… серьезно, я так боялся отказать ему, что… — Кагами прикрыл лицо рукой, обессиленно выдохнув. — Чёрт. Я говорил Изуне не лезть к Сенджу. Предупредил, что это кончится плохо. Он… почему он меня не послушал… — Потому что у Изуны один ветер в голове, и он лезет куда не следует, не думая о том, что может попасть в пиздец. Зато за него об этом думаю я. — Проговорил Мадара сквозь зубы. — И сейчас я тоже разгребаю дерьмо, в которое он влез. Но я не справлюсь с таким, как Тобирама, один. Я даже и не знаю его толком. Мне нужна помощь. — Помощь? — Кагами вопросительно вскинул брови. За его спиной прошло пару смеющихся университетских ребят. Плохое место для таких разговоров, но не в туалет же его тащить? — Ты ведь на юриста учишься. Или вроде того. Он наверняка творит какую-то незаконную хуйню, которой его можно в суде загнобить. Ты знаешь, какую? Юноша изумлённо покачал головой, сжав бумаги в руках крепче. — Хочешь его по судам затаскать? Забудь об этом. У него связи среди судебных психиатров, а у тебя ни одного доказательства. Он выставит тебя сумасшедшим, оглянуться не успеешь. Уж поверь мне. — Есть у меня доказательства. Хотя бы его злоебучие смс с угрозами, или тот факт, что этот поехавший использует меня как подопытного кролика. Но я не этого хочу. — Что? О чем ты… — Мне нужен компромат. Что-то, что бы сильно подмочило его репутацию, стань он вдруг всем известным. — Сказал Мадара. — С блядским характером Тобирамы такой наверняка есть. А поскольку у нас на носу конкурс с вашим гребаным фильмом — он ни за что не захочет портить своё режиссёрское имя прямо перед ним. — Ты… если ты провернешь что-то подобное — разрушишь нам всё шансы на победу. Хаширама хочет победить любой ценой. Он возненавидит тебя. А Тобирама… ты хоть представляешь, как он отреагирует? — Да срать я хотел на ваш фильм! Я не позволю ему делать больно моему брату! — Не вздумай, Учиха. Иначе будет ещё хуже. Ты не знаешь, что он за человек… — О, поверь мне. За эти славные полгода я прекрасно узнал, кто такой гребаный Тобирама Сенджу, и сыт этим по горло. — Съязвил Мадара, резко сделав шаг к обомлевшему парню. Тот испуганно сжался от его взгляда. — Поэтому я прошу у тебя помощи. Ты должен сказать о нём хоть что-то. Какие-то темные истории или драмы, грязное белье. Дай мне хоть одну зацепку. Но парень упорно избегал его взгляда. — Да прекрати ты ссать, Кагами! — рявкнул на него Учиха. — Я понимаю, что он больше не ебёт тебе мозг, но нам-то что прикажешь делать? Как ты, сидеть ровно на заднице и ждать, пока появится кто-то, на кого эта мразь переключит своё внимание? — Прости. — Тихо ответил ему Кагами, резко отвернувшись. Нет. Не может быть. Он что, собрался уходить? Грёбаный трус. — Но я правда не могу ничем помочь. — Изуна же твой друг. — Упрекнул его мужчина в последней попытке достучаться. — Оставишь его на растерзание Тобираме, потому что у тебя не хватает яиц перестать быть чьей-то послушной шавкой? — Ты ничего не знаешь. — Повторил Кагами тихо, не поворачиваясь к мужчине. — Не знаешь, что нас связывает с Тобирамой. И не знаешь, на что он способен. — А вы не знаете, на что способен, мать его, я. — Прорычал Мадара. — Я сделаю всё ради Изуны. Даже если мне придется придушить твоего зарвавшегося бывшего лично. — Он не мой бывший. — Так помоги мне поставить его на место. — Устало вздохнул мужчина. — Клянусь тебе, Тобирама не узнает о твоей помощи. Я сделаю всё так, чтобы ты был последним, на кого он подумает. — Последним… — мрачно рассмеялся Кагами. А затем обернулся к Мадаре с холодной решительностью в глазах. — Ладно. Я скажу тебе кое-что. Но только ради Изуны. Он вдруг подошёл к нему совсем близко, коснувшись плечом чужого плеча, и ненароком посмотрел в сторону университета, будто бы они были шпионами, что тайно передавали друг другу послания. — Помнишь Мито? — тихо спросил он. Мадара удивлённо кивнул, также не глядя на юношу. — Подружка Хаширамы? — Только если у него есть деньги. — поправил парень. — Она, скажем так, работает на одного влиятельного человека. Который… знает о не самой лучшей стороне Тобирамы. — В каком это смысле? Но Кагами не ответил. Он помолчал какое-то время, прежде чем сказать тихое: — Найди её. И сними, как это делает Хаширама. — Прошептал юноша. — А когда… вы проведёте время вместе — скажи ей, что тебя бы заинтересовали более… юные удовольствия. И что ты готов очень дорого платить. А ещё, что ты с радостью познакомишься с её папочкой. На этих словах Кагами вдруг направился к университету, ни разу не оглянувшись. Мадара же, стоявший в прострации ещё какое-то время, медленно вскинул голову, глядя ему вслед мрачным, допытывающим взглядом. Вот значит как — подумал он, резко поняв, к чему именно относились этим слова. Будто бы это было сложно. Ха. Так рыженькая не была подружкой Хаширамы. Она была шлюхой. Китайский квартал* оказался на редкость прекрасным зрелищем, хотя Мадара, по своему мнению, и не умел ценить красоту: везде эти бумажные фонарики, непонятные иероглифы и старомодные здания, отделанные под одну азиатскую эстетику. Он с трудом нашел его, ориентируясь по легкомысленным наводкам Хаширамы, которому успел позвонить перед выходной поездкой. Что тут скажешь - Сенджу умел выбирать места, где можно красиво накидаться. Съёмки не планировались ближайшую неделю точно, Изуна коротал вечера в постели, а Тобирама, как ни странно, оставил мужчину в покое на ближайшие несколько дней, будто бы взяв перерыв от бесконечного психологического насилия. А значит у Мадары был короткий реванш. И он не стал тратить его впустую. Напротив. Сразу после разговора с Кагами, Учиха позвонил Хашираме, и коротко извинившись и выдумав какую-то абсурдную причину с плохим самочувствием, объяснил свой недавний срыв. Конечно же Хаширама купился. Он был бы не Хаширамой, если бы решил копать глубже, вдаваясь в подробности. Когда Мадара убедился, что его извинения проглотили, он позвал Сенджу выпить в ближайший бар. Само собой тот не отказался и от этого, а дальнейшее стало лишь делом техники. — ...Ты бы видел, как мы все охренели, конечно. Твой перфоманс удался на ура, вот что я тебе скажу. — Хихикал Хаширама, допивая остатки джина. Мадара согласился. Заказал ему отвертку и стыдливо заметил, что не должен был так срываться. Но и тут старший брат его мучителя удивил мужчину, вдруг громко и гортанно рассмеявшись. — Вообще я даже испугался тебя немного. Ты выглядел так, будто бы собрался поубивать всех нас, если не прямо там — то хотя бы поодиночке. Вот прям всех, кто был в той комнате… до единого. — Ты правда думаешь, что я способен на такое? — спросил его Мадара с интересом. Хаширама легкомысленно качнул головой, надув губы. Вскоре ему принесли ещё выпивки. — Чёрт тебя знает, детка. Иной раз ты выглядишь так… ну, как тебе сказать. Как кто-то, кто способен на подобное. Но ты не обижайся. — У Хаширамы ощутимо заплетался язык. Его предел был недолгим. — Не всем же везёт быть таким очаровательным молодым человеком как я. Мадара мрачно улыбнулся, поправив ворот кожанки. — А твой брат? Он выглядит как я или как ты? — вдруг спросил мужчина, когда его собеседник поспешил схватить новый стакан со льдом. Тот вдруг замер на месте, словно бы раздумывая над чужим вопросом с особой пьяной тщательностью. — Я не знаю. — Неожиданно серьезно сказал он, посмотрев в стакан. — Наверное больше… как ты. Да. Больше как ты. Мы с ним совсем не похожи, к сожалению. Хаширама, кажется, поник. На его лице появилась странная грусть по давно забытому прошлому. Вот оно как. Кажется Мадара наткнулся на любопытный артефакт в чужих воспоминаниях. — И всё же? Хаширама посмотрел на него в упор, поджав губы. — Я редко могу понять, что происходит у него в голове. Но иногда он такой... жуткий. — Пробормотал брюнет. — Я не верю, что он может причинить мне боль, как бы я его ни бесил, но... он изменился в худшую сторону. После... — После чего? — тихо поинтересовался мужчина, но Хаширама лишь слабо покачал головой, вновь пьяно улыбаясь. — А ты всё задаешь и задаешь вопросы свои. — Засмеялся он. — Дай выпить спокойно, Мэдди. Не трави душу. Больше он не сказал ничего полезного, как и полагалось легкомысленному идиоту. Вёл только пустые и пьяные разговоры о кино да философские темы о прочем. Благо пришлось терпеть их не слишком долго, и на словах о тщетности жизни на клочке земли в огромной вселенной Хаширама таки вырубился от спиртного в его крови, и Учиха поспешил незаметно выудить из его кармана джинс телефон, открыть телефонную книгу и найти нужное имя. Это оказалось несложным. Удивительно, но Хаширама мало того, что записал имя любимой проститутки в телефон, так еще и отмечена она у него была как просто «Мито». Не шлюшка Мито или рыженькая Мито, а Мито, будто бы богатый засранец всерьез её уважал. Впрочем, Мадаре не было дела до их отношений. Он записал её номер на свой телефон и, вернув сотовый владельцу, осторожно потрепал его по плечу. — Что ж, Хаширама. Спасибо и на этом. Но тот лишь громко замычал, прислонившись лбом к столешнице. В его руке покоились смятые пятьдесят долларов за выпитое в баре, но едва ли он мог самостоятельно расплатиться. Пришлось вновь брать инициативу в свои руки. Звонить Кагами и заказывать такси, относя пьяное тело Сенджу на очередную скамейку у дороги. Правда, если в их первый подобный раз Мадара не заметил ничего, что могло бы вызвать у него тревогу, то сейчас он неожиданно и ясно углядел странные следы на одной из загорелых рук своего незначительного друга. Нахмурился, взяв запястье спящего Хаширамы в руку и внимательно осмотрев его, хмыкнул. На том действительно были следы, напоминающие небольшие продолговатые синяки у сгиба локтя, куда обычно вставляли катетеры. В некоторых местах у этих синяков не смотря на темную кожу виднелись прожилки вен. Мадара никогда не сталкивался с наркоманией. Однако он понял всё и без какого-либо опыта. — Дерьмо, Хаширама… — прошептал он. Мужчина лишь сонно пробормотал что-то под нос. Так. Ладно. Их вроде немного. Может просто попробовал? Похоже на то. Ублюдок же больше по порошкам и травке. — На что ты подсел? Героин? Однако он не дождался внятного ответа и в этот раз, посему, когда приехало такси, просто усадил Сенджу на заднее сидение и неохотно продиктовал адрес. В сущности состояние Хаширамы не имело для него никакого значения, чем бы его безразличие не было обусловлено, — сухой практичностью или болезнью. В конце концов Хаширама едва ли был достаточно серьезен, чтобы стать союзником в борьбе против собственного брата, но благо это качество означало, что Мадара мог воспользоваться им без особых последствий. Почти как сейчас. Мужчина проводил машину взглядом и почти незаметно улыбнулся уголками губ, будто бы дернувшись от небольшого удара током. Затем достал свой телефон и набрал номер Мито. Сперва он слышал лишь отрывистые гудки, то и дело прикасаясь к волосам рукой, облаченной в чужую перчатку, но вскоре они прервались, и на другом конце провода послышался гнусавый женский голос. — Слушаю, — сказала Мито с какой-то странной скептичностью в голосе. Мадара на миг утратил свою уверенность перед цинизмом женщины, явно ощущающимся даже через трубку, но вскоре взял себя в руки и холодно сказал: — Твой номерок дал мне Хаширама. — Проговорил он почти холодно. — Свободна сегодня вечером? Или быть может у проституток не принято спрашивать такие вещи? Может, им назначают встречу сами клиенты, а они лишь тихо и смиренно подчиняются? Мадара ведь, в сущности, ничего не знал о проституции, лишь то, что его отец пророчил эту так называемую работу младшему сыну, с ненавистью наблюдая за его половым созреванием. Но что вообще есть проституция? Милые барышни просто продают себя любому, кто предложит? Мадара предложил. Почему Мито молчит? А женщина в ответ лишь сипло рассмеялась, наконец оправившись от удивления. — Надо же. Не думала, что он будет рекламировать мои услуги как какого-то гребаного парикмахера. — Сказала она. Внезапно в трубке послышался и другой неразборчивый голос, но женщина поспешила унять его. — Мы давненько с ним не виделись. Когда он дал тебе мой номер? — Это имеет значение? Главное, что я готов платить. — Ответил Учиха, коротко прокашлявшись. На улице в этот день было зябко. Удивительно для Лос-Анджелеса. Мито молчала какое-то время, видимо, задумавшись над чужим предложением. — Так ты какой-то друг Хаширамы? — спросила она. — Знаешь, что если будешь вести себя неподобающе – он узнает об этом самым первым? — Само собой. Вздох. Мито нервно усмехнулась. — Вот что. Я не буду просить у Орочимару комнату для нас. И выехать сейчас никуда не могу. По личным причинам. Если так сильно хочется трахаться — я дам тебе адрес. Приезжай. Мадара удивлённо вскинул брови. Орочимару. Это имя было знакомо ему ещё с той не самой приятной прогулки с Тобирамой. Какой-то его друг? Не похоже, они общались на холодных тонах. Тогда кто он? И как связан с Мито? — Я понял тебя. Но Мито уже положила трубку. Вестмонд, в котором находилась её квартира, был одним из самых неблагополучных районов Лос-Анджелеса, в котором то и дело происходили насильственные преступления и крупные кражи, даже несмотря на то, что большая часть живущих здесь либо не имели крова, либо селились в крохотных дешевых и исписанных граффити бетонных коробках, окруженных линиями электропередач и давно брошенными мусорными баками. Изуна бы словил культурный шок, попади он в столь злачное место вылизанной до блеска фасада родине Голливуда, но Мадара был куда большим реалистом и прекрасно понимал, что без темных пятен бедноты и преступности не обходился ни один крупный город в США. Особенно когда речь шла о западной части Америки. В сущности, Вестмонт представлял из себя печальное зрелище разрухи посреди райского сада. Когда Мадара подъезжал по нужному адресу, разглядывая неоновые вывески захолустных баров, он также заметил и весомые различия этого района от остальных более приличных мест в Лос-Анджелесе. Каждый магазин был надежно защищён крепкими решетками, каждый дом окружали уродливые стены и заборы, каждый встреченный бродяга не упускал шанса посмотреть на автомобиль мужчины, вновь одолженный у Хаширамы, с какой-то неясной ему ненавистью и презрением. Впрочем, чему удивляться? Бедные не любили богатых, богатые плевать хотели на бедных. Разве Лос-Анджелес мог стать исключением? Они с Изуной не прожигали тут жизнь в качестве очередной нищеты лишь оттого, что вовремя подсели на хвост своим более успешным собратьям. Мадара припарковался на узенькой улочке и вышел из машины, вглядываясь в расположившийся перед ним серый квадратный дом со множеством окон. Новый, но уже изрядно подпорченный жильцами. Такая специфика была лишь у одного вида жилищ — социальных. Наполненных беспорядочной толкучкой многодетных семей, афроамериканцев, латиносов и самых разных неблагополучных элементов. И Мито жила именно здесь? Мадара хмыкнул. А он-то думал, элитная шлюха Хаширамы могла позволить себе домик поприличнее. Мужчина направился к ржавой двери социального дома и в нерешительности остановился, заметив худой женский силуэт, прислонившийся к одной из колонн. — А я ведь знаю тебя. — Улыбнулась ему женщина, скрестив руки на груди. — Ты тот парень, который был в туалете с Хаширамой. Я так запала тебе в душу, что ты даже запомнил меня? Мадара поджал губы, с интересом разглядывая её худой силуэт. Мито, как оказалось, не могла похвастаться шикарной фигурой или аппетитными формами. Напротив, у нее был худой мальчишеский силуэт, тонкие руки и ноги и достаточно небольшая грудь. Мадара не знал, чем именно она нравилась Сенджу, потому что представлял его как дамского угодника, покупающегося на более откровенных девиц, а Мито своим видом скорее напоминала девчонку-подростка в пубертате. Впрочем, возможно оттого, что она остригла свои рыжие кудри в короткое неровное каре, или же, потому что в отличие от того вечера в клубе, вместо сексуального платья на ней была лишь домашняя рубашка и старые бриджи, а на лице не оказалось ни следа косметики. Как ни странно, в таком простом виде она даже понравилась Учихе, а за пышными формами с его небогатым опытом общения с девушками, гоняться было глупо. Зато Мито отдавала какой-то приземленностью, почти рутиной, свидетельствующей о ней не как о ночной бабочке, а как о заурядной женщине, пока не склонившей голову под валом проблем. — Вроде того. — Коротко ответил Мадара, и женщина мрачно усмехнулась. — Ну пойдем. — Кивнула она в сторону приоткрытой двери. Оставалось лишь последовать за ней на четвертый этаж. Лифт, похоже, не работал вот уже как несколько лет. — Только не шляйся тут по комнатам, когда я буду в душе. Квартира Мито тоже была небольшой и достаточно скромной, хоть и прибранной, даже в каком-то смысле по-домашнему уютной. Узкий коридор встретил их запахом чего-то неумолимо старого — может быть, мебели или проводки. Такой запах Мадара помнил ещё с вынужденных посиделок у родственников отца, которые жили в давно не ремонтируемых и прогнивших домах Меркьюри. Мужчина прошел вслед за хозяйкой квартиры, обратив внимание на то, что её дом, хоть и был небольшим — но таки двухкомнатным. С одной стороны он заметил ванную и спальню, с другой – закрытую белую дверь другой комнаты и распахнутую настежь дверь кухни. — Душ там. — Кивнула женщина в сторону одной из дверей. — Если, конечно, не хочешь пойти со мной вместе. Только учти. За это отдельная плата. — Я откажусь. — Усмехнулся Мадара, со странной опаской посмотрев на чужую ванную, будто бы секс с Мито был чем-то обязательным и неприятным. Но он ведь был тут не за этим, правда? Знать бы ещё, как её разговорить и как долго играть в эту игру с очередным невзрачным клиентом. Мадара снял перчатки и бросил их на столик перед зеркалом в коридоре. Что ж. Принимать душ в чужой бедной квартирке было сомнительным удовольствием, но Мадара решил не смущать женщину внезапным отказом соблюсти столь типичную формальность. Пусть даже и не знал, как далеко должен зайти в попытке выяснить у неё хоть что-то. Когда он вышел из душа со слегка влажными волосами, женщина с удовлетворением оглядела его стройный торс в облегающей майке, но Учиха поспешил надеть и кофту, поморщившись от настойчивого взгляда. — Какой скромный. — Съязвила она. — Впрочем, ты хотя бы симпатичный на мордашку, сладкий. Может быть мы даже неплохо проведём время. — А затем вдруг хлопнула его по плечу, направившись в душ следующей. — Посиди пока на кухне, я скоро вернусь. Она и правда оставила его одного на небольшой тесной кухоньке, давая возможность перевести дух. Мадара неуверенно оглянулся по сторонам, разглядывая старую дешевую мебель. Он мог бы сесть за небольшой квадратный стол с пятном от чашки кофе посередине, но его внимание вдруг привлекли рисунки на холодильнике. Мужчина подошел к нему поближе и удивлённо нахмурил брови, взяв один из них в руки. На нём явно детской рукой была нарисована улыбающаяся рыжая собака с двумя головами. Мадара осторожно прикрепил рисунок магнитом обратно и посмотрел на другие. Кое-какие изображали птиц с причудливыми фиолетовыми глазами, на некоторых были другие странные животные, и все они, похоже, принадлежали совсем еще маленькому ребенку. Да. Точно. Как и тот, на котором явно была нарисована сама Мито, за руку с таким же рыженьким ребенком. Неужели… Однако он не успел предположить самого очевидного, потому что его догадки тут же подтвердились, едва он ощутил на себе пристальный взгляд и обернулся в сторону открытой двери. Там на него своими большими глазами смотрел маленький рыжий мальчик с длинными, достигающими ему до плеч волосами. Мадара в изумлении застыл на месте, будто бы его застали за чем-то непристойным, но ребенок не выглядел напуганным внезапным вторжением. Его взгляд был затуманен странной дымкой, а щеки и крохотное лицо покрылись багрянцем. Неужели болел? Это и была причина, по которой Мито не могла покинуть свою квартиру? Похоже на правду. На мальчишке была лишь большая застегнутая всего на несколько пуговиц рубашка и пижамные штаны. — Вы новый муж мамы? — вдруг спросил он тихим и слабым голосом, заставив мужчину окончательно растеряться. Что Учиха, в сущности, мог сказать? Нет? Он тут только, чтобы трахнуть ее в презервативе и уйти? — Нет… — наконец смог выдавить из себя Мадара первое пришедшее на ум. — Я только пришёл спросить её, почему ты не спишь. Мальчик нервно поджал губы, оглянувшись в коридор. Видать, та дверь вела в его комнату. — Мне жарко. И тошнит. — Признался он честно. — А ещё в моем шкафу монстр. Типичная детская болтовня. Типичные детские страхи. Мадара тоже, когда был совсем мал, видел страшных чудовищ в своём шкафу, но когда родной отец стал наведываться к нему в комнату с грязными и одному только ему понятными желаниями — стал видеть чудовище лишь в нём, когда как шкаф начал представляться ему спасительным убежищем. Мадара прикрыл глаза, погрузившись в неприятные воспоминания. Но шкаф никогда не был его спасительным уголком. Если Таджима не находил сына в своей кровати после полуночи — проверял именно его, вытаскивая Мадару наружу. И тогда его персональный кошмар становился ещё страшнее. — Ты заболел? — Учиха не умел разговаривать с детьми. Но, как ни странно, в отличие от многих взрослых людей, мальчик не вызывал у него отрицательных чувств. Даже напротив, пробуждал в холодном мозгу Учихи странное желание позаботиться. Мадара так долго был хорошим папой для Изуны. Он знает, как это делать. Ребенок, тем временем, медленно кивнул. — Подожди пару минут. Сейчас придет твоя мама. Но оставлять его стоять на трясущихся от жара ногах здесь было плохой идеей. Мадара вздохнул, медленно подойдя к ребенку поближе. Присел перед ним на корточки и тихо прошептал: — А хочешь, я уничтожу твоего монстра? И ребенок охотно кивнул. Мадара тепло улыбнулся ему и, поборов накатившую на него робость, осторожно заправил его рыжие волосы ему за ухо, дабы те не закрывали правый глаз. — Как тебя зовут? — Нагато. — Буркнул тот. Лицо его и правда было горячее, впрочем, едва ли у мальчишки был сильный жар, раз он спокойно вставал с кровати, но кто знает. Сопливил он знатно. Может быть, простуда. — Значит так, Нагато. Покажи мне того монстра, который тебя пугает. И я разделаюсь с ним в два счета. — Мадара подмигнул ему, и мальчик слабо улыбнулся. Потянул мужчину за рукав, вынудив последовать за собой в небольшую детскую комнату. Мадара нашарил выключатель на стене и зажег тусклый свет. Комната Нагато тоже была прибрана. Мадара провел взглядом по детской кровати и стоящему рядом письменному столу, по большому старому шкафу в углу комнаты и кипе разбросанных по полу игрушек. Затем вопросительно взглянул на мальчика, и дождавшись пока тот с опаской на лице покажет на шкаф, подошёл к тому ближе. Нагато затаил дыхание, ожидая столкновения с монстром. Мадара ещё раз подмигнул ему и резко распахнул дверь шкафа. Само собой, там не оказалось никого кроме парочки толстовок и курток на железных вешалках. Нагато воодушевлённо вздохнул. — Он испугался тебя! — улыбнулся он, подойдя к шкафу и заглянув внутрь. Мадара вдруг потрепал его по копне рыжих волос. — Нет, малыш. Я его уничтожил. — Уже?! — удивлённо спросил тот. — Просто я в этом такой профессионал, что делаю это за считанные секунды. — Усмехнулся Мадара. — Значит, он не вернется больше? — Нет. Можешь спать спокойно. Мальчик благодарно кивнул ему и за пару шагов прыгнул на кровать, прикрывшись одеялом. Учиха неуверенно потоптался рядом, не зная, под какую ноту ему лучше уйти, но ребенок по-прежнему не сводил с него любопытных больших глаз. — А где ты научился этому? — спросил он тихо, вдруг закашлявшись. Мадара осторожно коснулся его лба ладонью. Может быть, купить Мито какие-нибудь таблетки для него? Мадара словил себя на месте, что готов был заплатить и за посещение врача, если таковой требовался. — Научился чему? Мальчик моргнул. — Убивать чудовищ. Какой интересный вопрос в устах ребенка. Мадара прикрыл глаза, мрачно улыбнувшись своим мыслям. Бедный Нагато. Совсем не понимал, что Учиха и есть чудовище. — Рано или поздно всем людям приходится убивать своих чудовищ. — Сказал он тихо. Да. Верно. Иначе они не смогут расти, не так ли? Изуна вот убил своё — их отец погиб в тот далекий год именно по его вине. А кто был чудовищем для Мадары? Тобирама Сенджу? Что ж, тогда он почти ему проиграл. — А ты убил своё? — словно бы вдогонку его мыслям спросил ребенок. — Пока нет. — А когда ты это сделаешь? Мадара отвёл взгляд, вдруг обняв себя руками. — Не знаю, малыш. Время покажет. — Сказал он. — Но что, если у тебя не получится? — Всё получится. — Почему? Потому что Мадара большее чудовище, чем Тобирама. Он знает это. Чувствует внутри себя. И каким бы Тобирама ни был больным ублюдком, Учиха понимает — он сам в сто крат хуже. — Потому что я пытаюсь. Это главное. — Успокаивающе улыбнулся тот. — Закрывай глаза. Тебе пора спать. Нагато послушался его. Перевернулся на бок и устало вздохнул, больше не обращая на гостя никакого внимания. Учиха не стал мешать его сну и осторожно вышел из детской, прикрыв за собой белую дверь. Ему повезло, что Мито не застала его в этот момент, наверняка испугавшись бы за сына, но Мадара встретил её выходящую из душа в одном белом халате сам, обеспокоенно скрестив руки на груди. — Давно твой сын болеет? Мито вдруг обеспокоенно оглянулась за его плечо, после чего устремила полный гнева взгляд и на него самого. — Ты лез к нему? — прошипела она, едва не схватив мужчину за плечи. — Он пришёл ко мне сам. — Поспешил ответить Мадара. — Всё нормально, я проводил его в свою комнату. Женщина подозрительно осмотрела его с ног до головы и раздражённо вздохнула, проведя ладонью по лицу с коротким и отрывистым «блять». Но Мадара не остановился на этом. — Слушай, если тебе нужны деньги на его лекарства или врача, я могу… — Вот только в благородство тут играть не надо, — прервала она его сразу. Странно. Мадара удивлённо замолк. Женщина напротив него выглядела оскорбленной, будто бы одно только предложение Учихи задело ее гордость. — Я живу не богато, но поверь, на ребенка у меня всегда есть деньги. Что бы ни случилось. — Да, но, если тебе нужно… я дам их просто так. — Мадара и сам не знал, с чего вдруг стал таким щедрым. Получки от Хаширамы хватало ему, чтобы покрывать все свои скромные и простые запросы, однако желание помочь кому-то материально загорелось в его голове впервые, только потому что ему действительна вдруг стала не безразлична судьба рыжего мальчишки. Может быть и временно. Но какая разница. Мито наградила его задумчивым и одновременно каким-то понимающим взглядом. — У тебя есть дети? — спросила она, вынудив мужчину смутиться. — Нет. — Ответил он коротко, отвернув голову. Кажется, это одновременно и успокоило женщину и заставило её стать более холодной к нему. Она вдруг устало вздохнула и махнула рукой в сторону своей спальни. — Не думай, что я вожу сюда мужиков и заставляю Нагато смотреть на это. Ты моё исключение, потому что я динамила Орочимару уже как пару недель, пока сын болел, а посему сижу без копейки в кармане. — Сказала она, когда они вошли в небольшую спальню с двухспальной кроватью посередине. И здесь не было ничего ужасного или примечательного. Обычная комната в кремовых цветах и цветочных натюрмортах на стенах. И не скажешь, что подобная домашняя обстановка могла принадлежать проститутке. — А за коммуналку платить надо… так что. Женщина села на край кровати, слегка ослабив пояс халата, и с интересом посмотрела на неуверенно вставшего напротив Мадару. Он вдруг прикусил губу, почувствовав странное смущение и даже страх, когда оказался загнанным в собственную ловушку. Мито ждала его шага, а мужчина только и мог, что просто сесть с ней рядом, невольно бросив взгляд на худые безволосые бедра, выпирающие из пол белого халата. Он не знал, что ему чувствовать. Происходящее болезненно напоминало ту ужасную ночь для них с Изуной, устроенную отцом, но ведь сейчас Мадаре было за двадцать, а его партнером должна была стать женщина. Но ведь он никогда не спал с женщинами. Не целовался, не ходил с ними за руку, даже не общался толком ни разу, а тут в его распоряжение дали целое девичье тело. И что с ним делать? Что будет правильно? С Изуной все было понятнее, он взял инициативу на себя, а брату оставалось лишь подстроиться под его действия. А сейчас... Он ведь даже не знал, нравятся ли ему женщины. Мадара сглотнул ставшую вязкой во рту слюну и вздрогнул, когда Мито с тяжелым вздохом поднялась на ноги, посмотрев на него с нескрываемой насмешкой. — Глазам своим не верю. Такой красивый мужчина и совсем без опыта. Неужели ты ещё девственник? — спросила она. — Нет. Я просто… не важно. Давай начнем уже. — Бросил он безразлично. Мито вдруг улыбнулась ему хитрой улыбкой, будто бы о чем-то догадавшись. — Ах, поняла. Если ты от Сенджу — значит его дружок-любовничек. — Усмехнулась она, проведя ладонью по волосам. — Никогда не было с девушками? — Я не его дружок-любовничек, — огрызнулся Мадара, посмотрев на неё исподлобья. Сам не заметил, как руки крепко впились в колени. — Но ты права. Опыт у меня нулевой. — Тем приятнее его добавлять. — Подмигнула ему женщина, вдруг развязав пояс халата окончательно, и сбросила тот с плеч. Мадара застыл, со странным извращенным любопытством разглядывая её острые ключицы, после чего его взгляд опустился ниже. — Тебе понравится, сладкий. С женщинами всегда лучше. И удобнее. Как ни крути. Чёрт возьми. Мадара завороженно уставился на её небольшую грудь. Раньше он никогда не видел обнажённых женщин вживую, посему столь откровенное зрелище и правда на какое-то время обратило на себя всё его внимание. У Мито была красивая грудь, не слишком маленькая, но и не огромная с бледными небольшими сосками, подстать её почти андрогинной фигуре. Мито понравилась его удивленная реакция. Мадара в принципе казался ей на удивление приятным в своем юношеском стеснении, в отличие от Хаширамы, чересчур на её взгляд напыщенном. — Нравится? — спросила она с усмешкой. Учиха снова опустил взгляд чуть ниже, разглядывая ее подтянутые бедра и рыжий лобок. Ха. Так цвет волос у неё таки натуральный. — Хочешь потрогать? Её нежный и успокаивающий голос погрузил Учиху в странный транс. Он медленно кивнул, облизав сухие губы, и Мито вдруг села ему на колени, плотно сжав своими бедрами чужой теплый торс. Провела ладонью по его волосам, коснулась лица и осторожно спустилась к шее и плечу, посмотрев на мужчину слегка прикрытыми глазами. Вторая ее рука взяла ладонь мужчины и приложила к своей левой груди, вызвав у Мадары судорожный вдох. Мадара ощутил странную тяжесть во всем теле, будто бы сама ситуация усыпляла его и гипнотизировала. Он вдруг сжал свою ладонь, почувствовав под пальцами теплую мягкость. Отнюдь не грудные мышцы. Что же там было такого у женщин? Подкожный жир? Мерзость. Однако почему-то на удивление манящая даже его. — Вот так… — прошептала Мито, всё ещё удерживая его руку. Затем осторожно провела ею чуть повыше груди, а после тут же опустила её ниже. Мадара понял смысл этих движений и стал ласкать её сам, ощутив, как твердеет сосок под его ладонью. Женщинам нравится это, должно быть. А вот Изуне нет. Каждый раз, когда Таджима делал с ним нечто подобное ради забавы — брат лишь сжимал зубы и терпел, разглядывая лампы на потолке. Да. Точно. Брат ненавидел, когда кто-то касался его груди с самого детства. Но его вырвали из мыслей. Мито поджала губы от странного пробравшего её удовольствия и осторожно повела чужой рукой ниже. По впалому животу. Мадара вздохнул, ощутив и прилив возбуждения от ощущения чьего-то веса на его паху, и одновременно с этим одолевшую его тревогу и чувство неправильности происходящего. Он рассуждал как ебаный девственник, но по какой-то причине считал, что непозволительно перешагнул грань нормальных отношений и перешел сразу к сексу, отчего и оказался не готов столкнуться с ним так неожиданно. Впрочем, Мито не подгоняла его. Даже напротив. Неторопливо ласкала себя чужой рукой, но не направила её к самому паху. Мадара резко смутился, но одновременно с этим в нем взыграло извращенное любопытство. — Нагато не придет сюда? — прошептал он сбивчиво прямо в губы наклонившейся к нему Мито. — Расслабься. Он знает правила. — На этих словах она впилась в рот Мадары поцелуем, слегка приподнявшись на коленях. Учиха охотно ей ответил, ощущая чужой язык у себя во рту. И правда. Что и говорить, но разница была. Мито целовалась отнюдь не как Изуна. У брата была и оставалась какая-то юношеская пылкость в поцелуях, нечто похожее на желание доминировать, даже когда это невозможно, когда как Мито не ставила себя на пьедестал главной, но и не раболепно ожидала от него инициативы. Поцелуи с ней были просто другие. Женские. Не сравнимые ни с кем и ничем. Мадара глухо простонал в чужие губы, ощутив, как поднялись в груди глухое возбуждение, толком не разгоревшееся в полноценный пожар, и острый липкий страх. Тревога, связанная с происходящим. Мадаре было приятно касаться Мито, её мягкость во всех возможных местах, странная безобидность в столь откровенных жестах и нежность, растянутая долгой прелюдией, подкупала, но стоило только женщине просунуть руку меж их тел и сжать его пах через ткань джинс, как тревога таки перевесила в его сознании едва начавшееся удовлетворение. Боже. Он ведь даже толком и не знал её. Встречал всего второй раз в жизни, да ещё и в таком незавидном положении. — Я… прости, я не могу. — Мадара отвернул голову, когда Мито снова попыталась поцеловать его. Уперся руками о кровать и нервно поджал губы, теряя остатки возбуждения. Мито удивленно нахмурилась, продолжая обнимать его за плечи. Она не пыталась скрывать своей наготы, и если раньше Учихе нравился вид её голого худого тела, то сейчас он казался смущающим и неуместным. — У тебя там ребенок за стеной. Я не могу. Женщина недоумённо покачала головой, не веря тому, что слышит. М-да, она, бывало, проводила свои ночи и с девственниками, с трудом накопившими на проститутку со студенческой стипендии или вроде того, но даже те при своем смущении хотели довести начатое до конца. А этот? Кажется таким взрослым мужчиной, но передумывает с таким видом, будто она пытается его изнасиловать. — Он не слышит нас, сладкий. Успокойся. — Сказала она, погладив его по щеке, но Мадара не готов был продолжать. — Да что с тобой? Ты ведь за этим и приехал. — Не за этим. — Тихо проговорил Мадара, опустив голову. Женщина вздохнула, нехотя слезла с её коленей и уселась рядом, запахнув свой халат. — Мне нужно было только поговорить. — Вот оно как. — Протянули в ответ почти скептично. Мито повязала пояс халата и недовольно надула губы. — Так ты у нас из тех мужчин, что снимают себе бабочку, чтобы поплакать ей в жилетку? Мадара вдруг посмотрел на неё с такой мрачной уверенностью, что женщине стало не до шуток. В его черных глаза она прочла что-то такое, что дало понять ей почти мгновенно, — чтобы этот тип не просил, отказывать ему могло быть опасным делом. Впрочем, Мито была бы не Мито, если бы её циничную натуру можно было так просто запугать. — Кто такой Орочимару? Вот как. Он за этим сюда пришел. — Орочимару? Зачем интересуешься, сладенький? — с насмешкой спросила она. — Неужто Хаширама посоветовал? Обычно непосредственно к нему обращаются те, кто хочет более… запрещённого удовольствия. Запрещённого? Вот оно как. Так Орочимару некто вроде сутенера? И, судя по всему, весьма влиятельного. — Ты говоришь о… — Подростках. Или детях. На твой вкус. — сказала она. — Так ты за этим сюда пришел? Найти кого-то посвежее? Но Учиха лишь снова покачал головой. Кагами советовал подать себя Мито именно с этой стороны, но он не мог заставить себя сказать ей, что ищет Орочимару, чтобы купить чье-то молодое тело. Вместо этого он, уже второй раз за день рискуя всем, выложил правду. — Меня не интересуют дети, если ты об этом. Как и покупка секса в принципе. — Сказал он сухо. — Мне нужен Орочимару, чтобы поговорить с ним. — Да что ж ты такой разговорчивый. Рассмеялась она. — Что бы ты там ни хотел обсудить, ты правда думаешь, он всерьёз потратит на твою болтовню свое время? Мадара промолчал, и Мито со вздохом закатила глаза. Ну и ну. Нашла на свою голову. — Так... слушай. Это ведь серьёзно. Он опасный и влиятельный человек. И связываться с ним не стоит. — Я всё же рискну. — Идиот. Я вообще не обязана тебе ничего говорить. Это может стоить мне очень дорого. — Сказала она, резко поднявшись с кровати и скрестив руки на груди. — А я и заплачу. — Улыбнулся Мадара, вдруг вытащив из кармана джинс кошелек. — Шестьсот долларов - один разговор, о котором никто не узнает. Но Мито сомневалась, хотя такая цифра и устроила бы её более чем полностью. Увы, она была недостаточно молодой, чтобы удовлетворять всем запросам на рынке Орочимару, не была девственницей, которую взяли бы втридорога, не была несовершеннолетней или девицей внеземной красоты, привезенной из восточной Европы. Отчего и приходилось брать куда дешевле коллег. — Нет. Я не собираюсь подставляться не пойми ради чего. — Он не узнает о нашем разговоре. — Я сказала нет. Если ты пришел только за этим – проваливай. Она вдруг ощутила на плечах чужие пальцы. Перед носом снова помотали деньгами, пока Мадара, прижавшись к ней, прошептал в самое ухо. — Ну же, Мито. И купишь Нагато шкаф, в котором он не будет видеть монстров. Женщина устало вздохнула, нехотя обернувшись к нему. Это было подло. — Я ведь сказала тебе, кто он. Орочимару — мой работодатель. — Возмутилась она. — Его люди вроде как защищают меня, подыскивают клиентов и снимают комнаты. Взамен я отдаю половину выручки. — Ты работаешь на него добровольно? — Дай подумать… ты бы продавал свою задницу всяким обрюзгшим уродам за деньги добровольно? — огрызнулась она. — Когда говоришь о сотрудничестве с Орочимару, нужно понимать, что на самом деле речь идет о рабстве. Впрочем, есть единицы тупиц, которые и правда идут к нему за легкими деньгами. А когда осознают, куда попали, — назад пути уже нет. — Ты из таких? — вдруг спросил ее мужчина. Мито скривилась, словно бы у неё внезапно заболел живот. — Мой парень бросил меня с ребенком на руках. Образование я не закончила, мать выгнала меня из дома. Нужно было срочно искать жилье и деньги, вот только одна загвоздка. Я не могла работать, потому что оставлять новорожденного одного даже на пару часов — крайне… хуевая идея. А тут появился Орочимару. Предложил снять за его деньги квартиру для нас. Дал возможность работать лишь по вечерам, дабы большую часть времени сидеть с Нагато. Мечта… Если, конечно, не смотреть на то, какая это работа. — Мито дёрнула плечом и освободилось из чужих объятий, предвидев следующий вопрос. — А потом я поняла, в какую западню попала. И насколько я не одинока в своем положении. Таков весь этот его теневой бизнес. Целиком преступный и нелегальный. Я лишь мелкая сошка в нём, но даже я понимаю, что никогда не смогу увидеть полностью, насколько далеко простираются связи Орочимару в этом городе. — Так ты боишься. — Догадался мужчина, посмотрев на неё почти с сочувствием. — Всё настолько плохо с ним? — Сам как думаешь? Это же не из макдональдса уволиться. Я знаю, что, если уйду, пусть я и не так важна в его делах, — уебок будет угрожать мне и моему ребенку. Он держит почти всех своих бабочек на шантаже и насилии. И у него достаточно влияния, чтобы пользоваться и первым, и вторым. — Вздохнула женщина. — Я помню Тен Тен. Девчонку-азиатку лет так двадцати, кажется… учительницу начальных классов или вроде того. Знаешь, что сделали с ней, когда она попыталась бросить Орочимару? Разослали отвратные фото с ней по всем школам, в которые она пыталась устроиться, взломали её квартиру, выкрали всё деньги, а потом… она пропала. Надеюсь, что просто уехала. Хорошая была девочка. — Выходит этот Орочимару — тот еще сукин сын. — Тихо проговорил Мадара, снова усевшись на кровать. — Может быть, ты знаешь, как с ним связан Тобирама Сенджу? Потому что такая связь могла дорого ему обойтись. Ведь подумать только. Талантливый и подающий надежды режиссёр имеет какие-то отношения с преступником и сутенером, что продает людей в секс рабство, позволяя себе запугивать молодых женщин и принуждать их торговать своими телами… да, это могло быть хорошим выстрелом ему в ногу, жаль пока, кроме слов Мито, никаких доказательств. Учиха встрепенулся. Ах, конечно. Ему жаль Мито. Несомненно жаль, но он также хочет получить от неё чуть больше информации, чем имеет сейчас. — Сенджу… — казалось, при упоминании этого имени, женщина вздрогнула. — Да. В узких кругах о нём можно услышать некоторые слухи. Я знаю его только мельком, через Хашираму. — Так они оба замешаны в этом? — удивлённо спросил её Мадара. — Блять… точно. Он же постоянно покупает тебя. — Ну, справедливости ради в отличие от большинства моих клиентов, он снимает меня хотя бы ради того, чтобы весело провести время. Неплохой парень. Но явно боится обременять себя отношениями. — Пожала она плечами. — Поверь. Большинство идет к шлюхам либо потому что трахаются как ебаные неудачники, либо потому что ищут себе девочку для битья, которая не сможет пожаловаться копам. — Мито вдруг облокотилась о стену, и задумчиво посмотрела в окно. По ту сторону улицы понемногу гасли окна соседних домов. — Что до Тобирамы… у него на людей немного другие вкусы. Из наших с ним мало кто хотел связываться, хотя и платил он хорошо. Конечно. Сынок Буцумы, как же иначе. — Он тоже? — Тобирама по мальчикам. От семнадцати до двадцати трех. — Нехотя произнесла женщина. — Однако он необычный клиент. Насколько я знаю, какое-то время они с этой старой змеей общались… достаточно тесно. Можно даже сказать, что ублюдок взял его под свое крылышко. Ясно. Интересные сведения. По крайней мере потому что проституция в Лос-Анджелесе была официально запрещена. Мадара знал это, ведь умудрился родиться в единственном на всю Америку штате, в котором она оставалась легальной. У Тобирамы могут быть крупные проблемы, если столь неприглядная правда о нём всплывет наружу. — Вот почему ему так понравился мой брат. Мерзкий подонок. — Прошипел мужчина. — Хаширама знает про его увлечения? Мито пожала плечами. — Может да, а может и нет. Но про Кагами они в курсе оба. Кагами? Мадара нахмурился. — А он какое к этому имеет отношение? — спросил он подозрительно. Мито посмотрела на него таким взглядом, будто бы Учиха сказал какую-то невозможную чушь. — Самое прямое, сладкий. Бедный Кагами попал в руки к Тобираме только потому что Орочимару в своё время решил его выбросить. — Сказала она с ухмылкой. Вот оно как. Мадаре стоило догадаться об этом ещё с того момента, как этот юноша заговорил о Мито. Эти двое знакомы. Быть может общались. И теперь Учиха знает под чьим началом. — Ты ведь с Хаширамой знаком, правда? Значит и его знаешь. Кагами был моим хорошим приятелем когда-то. До того как... неважно. Кагами тоже когда-то повяз в проституции? Тогда его травма шейки бедра куда более понятна. Но с чего это Орочимару решил от него избавиться? И причём здесь был Тобирама? Неужто ублюдок его просто… купил? Как ненужную вещь на барахолке? Как забавно. Но Мадара понятия не имел, чувствует ли хоть что-то в связи с этим. Тобирама вызывал в нём отвращение и раньше, но какой-то особой жалости он не испытывал ни к Кагами, ни к Мито. Разве что к её бедному ребенку, невольно втянутому во взрослые грязные игры. Сможет ли она позаботиться о нём? Учиха вдруг подумал, что да. Мито была сомнительной матерью, но явно куда лучшей, чем его собственная, отдавшая обоих сыновей на растерзание психопату. — Мне нужно найти Орочимару. — Мадара резко поднялся на ноги, всунув удивленной женщине смятую кипу долларов в руки. — Посчитай. Тут должно хватить. Она так и сделала, вскоре запрятав деньги в карман халата. — Все ещё хочешь поговорить с ним? Учти. Ему ничего не стоит сдать тебе Тобираму, но… — сказала Мито. — Он может попросить очень большую цену. Эта долбанная змея редко рискует своими связями, ты должен заинтересовать его достаточно, чтобы он согласился даже просто уделить тебе время. — Я попробую. — Мрачно произнёс Мадара. — Где мне найти его? This is the end Beautiful friend This is the end My only friend, the end* Сегодня шипение в голове стало столь невыносимым, что Мадара, ощущающий чудовищное желание напиться, но лишённый даже мало-мальского спиртного в этой тесной бетонной коробке, включил музыку на всю громкость, на которую только были способны старые, притащенные им колонки, сейчас окутавшие проводами толстый телевизор. А музыка и правда оглушала его. Давила на барабанные перепонки, усиливаясь, ударяясь о толстые стены бункера, затмевала шипение, наконец позволяя отвлечься от невыносимых мыслей, скребущих в голове. Учиха даже мог сказать, что с такой терапией стал чувствовать себя куда лучше. Впервые за эти месяцы его настроение пошло в чертову гору, и его не портил даже поникший вид мальчишки, сидящим с дядей за одним столом, пока на обед грелись очередные консервы вместе с рисом. Lost in a roman…wilderness of pain And all the children are insanе — And all the children are insane. All the children are insane, — громко подпевал мужчина, глядя на молчащего племянника с неясным торжеством. — Waiting for the summer rain… Давай, Обито. Подпевай. Ты-то наверняка знаешь эту песню. Но мальчик лишь сосредоточенно разглядывал что-то позади него. — Ты что ли апокалипсис сегодня не смотрел? — усмехнулся Мадара, откинувшись на стуле. Он вдруг подумал, что чертовски соскучился не только по алкоголю, но и по крепкой сигарете в зубах, хотя никогда не имел пристрастия к курению. — Стыдно, Обито. И снова молчание. Мадара потерял терпение окончательно. Резко встал из-за стола и, подойдя к мальчишке, потянул его за руку, вынудив подняться, а после обнял за талию. Обито не реагировал, но его худые ноги послушно ступали туда, куда вёл его Мадара, делая небольшой круг. Ха. Он будто бы всерьёз намеревался станцевать с мальчишкой танго. — Веселее. — Закричал Учиха вдруг, в шутку попытавшись нагнуть его над полом. — Такой хороший день. А ты портишь его своим унылым ебальником. Ну давай, станцуй со мной, малыш. Твоя мама говорила мне, что я неплохо это делаю. Ещё один шуточный круг в их нелепом танце, Мадаре пришлось переместить свои руки мальцу на плечи, боясь, что в какой-то момент тот просто рухнет, когда его ноги подкосятся. Он посмотрел на Обито с надменной улыбкой, внимательно вглядываясь в чужие глаза. Но они, как и прежде, были пусты. Наконец, Учихе надоело танцевать с безответным мальчишкой, и он угрюмо вздохнул, посадив того на место. Музыка по-прежнему оглушала их обоих. Ride the highway west, baby — Запад? Там ничего нет кроме гребаной Калифорнии. — Ответил Мадара песне, а затем удивлённо рассмеялся. Боже. Он разговаривал с колонками и телевизором. Что ж, можно было пошутить про то, что мужчина таки выжил из ума, но правда состояла в том, что он давно был сумасшедшим. Задолго до вынужденного заточения под землей. Нет. Конечно нет. Бункер просто показал его безумие более… наглядно? Да, наверное, это слово бы подошло. Учиха повернулся к Обито и закатил глаза. — Ах, чёрт с тобой. Не хочешь повеселиться со своим любимым дядей — не надо. Мне и без тебя весело. Мадара выключил плиту и открыл крышку кастрюли. Шипение в его голове было столь тихим, словно и вовсе пропало. Музыка таки помогала. Ха. Пошёл нахуй, Тобирама. Мадара нашел способ сражаться с твоими призраками. Пусть и столь идиотским способом. — Милости прошу к столу. — Небрежно бросил он, поставив тарелку с рисом и консервированной свининой перед племянником. Затем всунул ему вилку в руку и хотел было уже сесть на свое место, как Обито разжал ладонь, выронив прибор на стол. Ну что опять? Снова его что ли с ложечки кормить? В последнее время это приходится делать всё чаще. Заебало. Мадара же не нянька, чтобы вытирать ему сопли, как младенцу. — Ты издеваешься, Обито? Мне опять пихать в тебя ебучую еду? Конечно же, он не дождался ответа и с долгим глухим стоном взял ложку мальчика в руки, слегка пригнувшись к нему. Набрал немного риса и, потянув Обито пальцами за подбородок, вложил вилку подростку в рот. Обычно в этот момент в Обито включалась какая-то крохотная автоматическая программка, вроде той, что была у собак Павлова, и он бездумно начинал жевать, однако сегодня он не соизволил сделать даже это. Мадара нахмурился. Подождал немного, в надежде, что нечто на уровне инстинктов и рефлексов мальца даст о себе знать. Но Обито по-прежнему смотрел в стену, не пытаясь есть. Пара частичек риса упала с уголка его губ. — Ну и что ты опять удумал? — раздражённо и одновременно обеспокоенно спросил его дядя. — Обито, уж что-что, а жевать я вместо тебя не смогу. Мадара открыл ему рот, с отвращением всунув два пальца внутрь. Хотел пропихнуть уже сбившуюся в большой влажный комок пищу ближе к горлу — вызвав хоть что-то похожее на глотательный рефлекс, но вместо этого Обито вдруг громко закашлялся. Чёрт. Подавился. Учиха резко высунул пальцы и похлопал мальчишку по спине. — Дерьмо. Обито! — мужчина тревожно обхватил его лицо ладонями, напряжённо всмотревшись в тёмные глаза. Обито продолжал кашлять, пока, в конце концов, не сплюнул вязкую слюну с остатками риса прямо на стол. — Ладно. Ладно. Это ничего. Всё в порядке. Мы что-нибудь придумаем. Чёрт. Чёрт! Этого ещё не хватало. Он наверняка издевается. Блять. Мужчина пристально осмотрел кухню, пытаясь придумать, как покормить Обито. Если мальчишка разучился жевать — любая твердая пища была для него опасна, ведь грозила убить недоумка, просто попав не в то горло. Что ж. У них есть блендер. Уж с жидкой кашей Обито пока что должен справляться, правда? Мадара вдруг мрачно усмехнулся в своих мыслях. А поможет ли? Не суетится ли он зря, продлевая уже давно обреченную жизнь на жалкие пару месяцев? Он посмотрел на опустившего голову племянника и прикусил губу. Если Обито разучился жевать — это крайне хуевый признак. На протяжении всех этих дней его состояние никак не улучшалось, но в последние месяцы он и вовсе словно стал деградировать до состояния абсолютного овоща, не способного даже на самые простые действия. Значило ли это, что мозг Обито постепенно умирал? Мадара не хотел об этом думать. Он вдруг вспомнил, что в его аптечке все ещё покоились большие шприцы. С их помощью можно было покормить мальца как новорожденного щенка в ветеринарной клинике. Лучше, чем ничего. Хоть какой-то план. — Ладно… ладно. — Мадара постарался умерить приступ тревоги внутри. Он вернулся в зал и потянулся к красной кнопке на телевизоре, дабы выключить музыку, но едва в бункере воцарилась тишина, как белый шум обрушился на мужчину так, словно бы он попал под лавину — оглушительную и огромную. Мадара панически вскрикнул, схватившись за уши. Его глаза бешено метались от одного угла комнаты к другому. Шум наполнял его сознание до краев. Чёрт. Господи. Хватит. Пусть это прекратится! Мадара взвыл, решив, что его барабанные перепонки лопнули. Кроме шума он не слышал ничего. — Обито… — прошипел он, упав на колени. Рука потянулась в сторону кухни. Боже. Его горло словно бы снова сдавили кожаным ремнем. Он не мог дышать. — Помоги мне… Обито! Мадара рывком принял сидячее положение, словно бы очнувшись от ночного кошмара. Испуганно огляделся по сторонам, схватившись за голову, и судорожно выдохнул. Шипение в его голове оказалось реальным, хотя минутой назад мужчина готов был поклясться, что у него не было источника. Чёрт возьми. А было ли это минутой назад? И где находился он сам? Мадара медленно повернул голову к маленькому экрану телевизора, искаженного статичными помехами. Белый шум шел именно оттуда. Он снова в кабинете Тобирамы? Мадара нахмурился, опустив ноги с дивана. Да, это определенно был его кабинет, хоть и погруженный во мрак ночи. За окном давно стемнело. Судя по часам на кофейном столике — было всего пару минут до полуночи. Обычно в такое время Тобирама звонил своим жертвам. Учиха приложил ладонь к лицу, измученно простонав. Шум телевизора мешал ему думать и задавать вопросы. Он не помнил, как оказался в кабинете Сенджу и уснул, не помнил, как пришел к нему домой и откуда. Где был Изуна? Всё ещё у Хаширамы? Кто знает. Мадара давно утратил с ним связь. Мужчина помассировал веки пальцами, попытавшись вспомнить какой сегодня день, но на ум пришли лишь сбивчивые цифры. Конец осени? Ах, нет. Уже весна. К ним неминуемо приближалось калифорнийское лето. — Как спалось? — раздался холодный голос за спиной. Мадара дернулся, ощутив, как его словно бы ударило током. Резко повернул голову в сторону двери, обнаружив там стоящего скрестив руки на груди Тобираму. — Что… что я здесь делаю? — прошипел Учиха, со страхом отсев на самый край дивана, будто бы одна только близость к блондину убивала его изнутри. Тобирама мрачно улыбнулся. Он, как и прежде, был одет в черный гольф с длинным горлом и синие брюки. Мадара вдруг подумал, что синий цвет был ему к лицу. — О чем ты, Учиха? Ты сам же сюда и приехал. — Сказал Сенджу спокойно. — Потом мы с тобой немного поговорили. И ты уснул. Пиздёж. Мадара стиснул зубы. Человек рядом с ним вызывал у него почти панический страх, но он так и не мог понять почему. Это было что-то иное. Не отец. Нет, Мадара не боялся отца, хотя тот и был для него угрозой. Он испытывал к нему много разных чувств: отвращение, злость, невольное раболепие и даже любовь в её самом травмированном и извращенном виде, но никогда не панику. Или ужас. Но Тобирама не был его отцом. Он был чудовищем, которое вторглось в его разум и продолжало делать это снова и снова. Не человеком. Злобным гениальным пришельцем, решившим вскрыть чужие мозги под микроскопом. Кровожадным телепатом. Ебаным маньяком, уничтожающим не самих людей, а их личности. Вот оно. Мадару вдруг осенило. Да. Вот поэтому он его боялся. Таджима, при всей своей страшной натуре, мог повредить лишь телу Мадары. Мог грязно касаться его, держать где-то насильно, делать больно — но все равно так и не тронуть разум. Но Тобирама… он поступал иначе. Его владениями и были чужие разумы, и он коверкал их как хотел. Тобираме удалось сделать то, что ни разу не удалось отцу Мадары — травмировать его рассудок. Влезть в голову и поселиться там, впившись в нежную мозговую кору паучьими лапами. Извратить душу, сокрушив её на кусочки. Изломать что-то внутри. Это было намного хуже. Ведь в случае с Таджимой, Учиха хотя бы видел последствия его поступков, будь то засос на шее или синяк на спине. А что оставлял после себя Сенджу кроме искалеченного сознания? — Я не помню, как оказался здесь. Это какой-то транс? Ты используешь на мне гипноз? — Мадара нервно облизал сухие губы. — Для этого тебе нужен этот чёртов шум, ведь так? Тобирама лишь молча усмехнулся в ответ. — Ты делаешь из психиатрии пульт для контроля разума. Не стоит. — Сказал он, подойдя к мужчине поближе и встав напротив. — Это просто наука. Такая же безопасная как какая-нибудь хирургия. Мадара напряжённо заглянул в его глаза. А Сенджу вдруг нагнулся к нему, уперев руку в мягкую спинку дивана по левую сторону от его головы. — Давай-ка посмотрим на тебя поближе. Ого. Как дрожат руки. Тебе страшно? Ты чувствуешь, как сильно бьется твоё сердце от одного моего вида. Тебе нужно успокоиться, Мадара. Белый шум прекрасно помогает расслабить разум. — Перестань. — Едва слышно. Гул самолета, землетрясение или сбившийся в фоновую кучу ливень. Это белый шум? Или же у него нет аналога? — Постарайся расслабиться и слушай его. И тогда паника уйдет. А ты снова почувствуешь, что твои проблемы далеки отсюда… — он говорил это тихим успокаивающим голосом, от которого белый шум, идущий из телевизора, начинал звучать и у Учихи в голове. — Остановись, твою мать! — Мадара снова схватился за голову и крепко зажмурился. Нет. Его память. Что с ней происходит? Сенджу не трогал его, но он все равно ощущал холодные врачебные прикосновения на своем лице. — Все в порядке, Мадара. — Продолжил тот меж тем. — Пока ты слышишь этот шум — тебе не о чем беспокоиться… — Закрой рот, или я убью тебя! Закричал Мадара, резко распахнув глаза. И тут же прищурился от яркого солнца, обнаружив себя за рулем своей машины. Мадара быстро убрал руки с руля, но благо в таком состоянии он никуда не ехал. Пиздец. Снова началось. Учиха немедленно вышел из машины, и захлопнув за собой дверь, осмотрелся по сторонам. Он был на парковке у какого-то магазина с продуктами и бытовым барахлом. Куда он мог ехать? Помнил ли зачем? Ответом служил лишь белый шум в голове. К счастью, пока достаточно тихий. Тёплый ветер трепал его отросшие ниже плеч волосы. — Какого хуя происходит… — прошипел он сквозь зубы. А потом резко вздрогнув, ощутив, как одеревенели его ноги. В куртке зазвонил телефон. Мадара резко вытащил его и посмотрел на номер. И почти простонал от досады и бесконечной усталости. Господи. Только не Тобирама. Почему всё время он. Повсюду только он, он, он. Будто бы заменил Мадаре всю жизнь одним своим образом, заставив видеть его красные глаза в каждом случайном прохожем. Мужчина уставился на номер так, будто бы тот его гипнотизировал. Его руки задрожали. Телефон продолжал мерно вибрировать в них, намекая на затянувшееся ожидание ответа с той стороны, но Мадара не мог заставить себя ответить. Он больше не мог выносить проклятый голос Сенджу. И этот чертов белый шум, усилившийся при одном только виде его имени. Боже. Он уже сводил с ума одним своим звучанием. Мадара больше не хотел слушать с его стороны ни слова. Сердце билось как бешеное. Мужчина продолжал сверлить телефон взглядом до тех пор, пока экран не потемнел, отобразив несколько пропущенных. От Изуны. Хаширамы. И Тобирамы. Мужчина прикрыл глаза, постаравшись взять себя в руки. У его рассудка оставалось всё меньше времени. — Пошел нахуй, Тобирама. — Прошипел он сквозь зубы. И вдруг распахнул глаза, посмотрев на магазин неподалеку. Да. Точно. Пошел нахуй ты и твои фокусы. Мадара сел обратно в машину, распахнул бардачок и выудив оттуда ручку, принялся копаться в карманах. Но, как назло, под рукой не было ничего, что можно было использовать как бумагу, и тогда мужчина закатал рукав своей толстовки и встряхнув ручку, написал прямо на запястье. — Какое сегодня число? — он взглянул на календарь в телефоне и, отложив его на сидение, принялся писать. 13 апреля. Я должен встретиться с Орочимару, пока ещё... — Существую. — Прошептал Мадара удивлённо. Обито смотрел на него с немым сочувствием в глазах. Мужчина прикрыл глаза и, осторожно приоткрыв мальчику рот, выдавил всё содержимое пластмассового шприца почти у самого корня языка. Обито тихо поперхнулся, однако всё же проглотил вязкую массу, некогда бывшую едой. Получилось. Значит Учиха мог продлить его жизнь на ещё несколько недель. — Хотя теперь-то, как знать. Никто не скажет нам, существуем мы или нет… Никто. Мужчина подсел поближе к Обито, отложив пустой шприц на стол. Сколько они так провозились? Больше часа, должно быть. И лишь оттого, что кормить парня теперь приходилось маленькими порциями, что вмешались в шприц. Ну и ладно. Он хоть как-то ел. И то хорошо. Мадара был готов и на это, лишь бы Обито просто продолжал жить хотя бы в таком состоянии. — А потом… — задумчиво сказал он, взяв мальчика за руку и положил голову ему на плечо. Взгляд его вдруг поднялся к гудящим трубам на потолке. Странно. Показалось, будто вы вибрация от них стала сильнее. Мадара обнял подростка крепче, тщетно вглядываясь вверх, будто бы ожидая – ещё немного, и на их головы упадет одна из ядерных бомб, что уничтожили мир снаружи. Однако единственное, что угрожало ему сейчас, было в его собственной голове. — Потом… потом… Ах, да. Потом он выследил этого сукиного сына Орочимару. Это произошло в тот же день с его внезапной потерей памяти. Мадара попытался тщательно записать себе на запястья все отрывистые детали поездки, вновь связался с Мито и по её наводке оказался в одной из самых шумных частей города ангелов. Центральный Лос-Анджелес отнюдь не являлся самой богатой его стороной, но зато самой густонаселенной — от количества высотных и горящих огромными панорамными окнами зданий, неоновых вывесок и огней рябило в глазах даже при вечернем свете пока не зашедшего солнца, отчего пришлось нашарить в кармане солнцезащитные очки. Мадара едва не попал в пробку, когда выехал к Миднайт-сити, но в последний момент свернул с автомобильного коллапса на одну из улиц поменьше и вновь сверился с адресом. Отель «Даунтаун», в котором так любил вести свой теневой бизнес Орочимару, находился где-то здесь, но он всё равно петлял еще минут пятнадцать, прежде чем наткнулся на прилегающую к нему парковку. Как ни странно, место, что Мито обозначила логовом змеи, не выглядело как-то особенно помпезно или богато, как когда-то так не выглядел и Орочимару, не одевающийся в нелепые меха как сутенер из какой-то дешевой комедии. То было простое квадратное серое здание с узкими окнами, ничем не отличающееся от других высоток. Здесь не было даже какого-то изысканного декора, чтобы выделяться на общем фоне центрального Лос-Анджелеса, но Мадара не стал сомневаться. В конце концов Орочимару мог разместиться здесь, может даже выкупить этот отель целиком или вроде того, по простым и банальным соображениям экономии. Мадара захлопнул водительскую дверь и, остановившись у подножья отеля, на мгновение вскинул голову. Вокруг сновали многочисленные пешеходы. Кто-то зацепил его плечом, едва не столкнув на высокий тротуар. Мужчина тихо выругался сквозь зубы, попытавшись хотя бы мысленно взять себя в руки. Чёрт с ним. Он - Учиха, а значит разговорит кого угодно. Особенно этого скользкого подонка. Внутри отель тоже не представлял из себя ничего особенного. Совершенно обычный вестибюль кремовых цветов ничем не выдавал своего порочного назначения, но знающий хоть немного о его сути мужчина не стал медлить, стоя вдверях слишком долго. Подойдя к регистрации, он спокойно, почти расслабленно положил на её стойку локоть, тут же привлекая внимания молодой девушки со светло-розовыми волосами. Кажется, обычной работницы. Та улыбнулась ему, подойдя поближе. Но едва она открыла рот, как Учиха поспешил перебить её: — Эй. Будь другом — подскажи, где у вас тут бар. — Сказал он низким и бархатным тоном, почти скрывшим его волнение. Пусть Мадара и абсолютно не знал, что делать. Он рассчитывал, что отыщет где-то здесь Орочимару, но не представлял, как привлечёт его внимание достаточно, чтобы тот соизволил с ним поговорить. Быть может его хреновое знакомство с Тобирамой в этом поможет? Но ублюдки не ладят. Нужно выкручиваться куда серьезнее. — Ох, конечно, мистер… — Мэдди. Сакура покраснела, кокетливо заправив прядь розовых волос за ухо. На ней была тонкая, просвечивающая её бюстгальтер рубашка и юбка-карандаш. Пожалуй, коротковатая как для администратора отеля. — Мэдди. — Кивнула она с улыбкой. — Он на самой крыше у нас. Пришли к кому-то из постояльцев? Мадара тут же потерял к ней интерес и отвернулся, находя взглядом лифт для гостей чуть дальше по просторному коридору. Поймал на себе подозрительный и цепкий взгляд парня с дурацкими круглыми очками, но тот тут же удалился в сторону лестниц, не дав рассмотреть себя получше. Мужчина усмехнулся. — Можно сказать и так. — Протянул он, оттолкнувшись от стойки. Стоило поискать змею в баре. So, baby, when you get that feeling Oh, I wanna give you that midnight healing, yeah* Мадара присел за один из диванчиков у самого края крыши, украшенного вечнозелеными растениями. Отсюда простирался вид на весь Миднайт-сити и центральный Лос-Анджелес, на миг завороживший своими многочисленными огнями даже его циничную натуру. Солнце уже ушло за горизонт и из-за городского смога достаточно быстро стало темно, отчего урбанистический пейзаж больше напоминал ночное небо с миллиардами движущихся разноцветных огней. Где-то они были желтыми и стоящими ровными рядами – небоскребами, где-то движущимися и мигающими огнями, как проезжающие в вечных пробках машины. Почти уютно. Музыканты на небольшой сцене неподалеку даже исполняли старый блюз, пока вокруг расположились постояльцы, воркующие между собой среди свечей и неторопливых официантов. Мадара вдруг подумал, что скучает по этой работе, хотя она и не была пределом его мечтаний. По крайней мере работа официанта оставалась более понятной, если можно выразиться именно так. Простой. Без каких-либо интриг и подводных камней: берёшь себе заказы, приносишь еду на аккуратных тарелках, а затем получаешь чаевые за красивое личико и всё. А актерство, так любимое Изуной? Одни излишки, постоянные сплетни, грязные подробности, секс из расчета и попытки добыть больше полезных знакомств, дабы удержаться на плаву. В такой змеиной возне оставалось удручающе мало времени на творческое воплощение, и это было самым парадоксальным в их профессии. Когда Мадара вспоминал об Изуне, в голову не приходили его попытки выучить сценарий, репетиции или непосредственная игра на сцене. Он и видел их от силы пару раз. Нет, Изуна ассоциировался с замасливанием более богатеньких, пьяными вечеринками и лживым развратом, напускной расчетливости и денег. Был ли актер своего рода художником? Мадара, устало откинувшийся на кожаном диване, уже сомневался. Забросив локоть на его спинку, мужчина принялся осматривать людей вокруг. Почти типично. Большинство сидело парочками да с алкоголем в руках, одиночество Мадары было здесь слишком ярким и почти кричащим сигналом, приковывающим сразу несколько пар глаз, но он старался игнорировать чужие взгляды. С удивлением он также подметил, что среди присутствующих были весьма разные лица: от взрослых и богато выглядящих женщин и мужчин, до молодых парней и девушек, воркующих о чем-то меж собой. Это было почти игрой в угадайку — понять, кто из них оказывал эскорт услуги, впрочем некоторые всё-таки выдавали себя с головой. Например, парочка совсем рядом, с виду напоминающая отца и его взрослого сына. Учиха остановился на лице второго. Он был бледный совсем, с пухлыми губами, короткими черными волосами и томным взглядом как у какой-нибудь Джессики Рэббит*. Чем-то напоминал Изуну, хотя и был поскромнее в смазливости. Мадара всмотрелся в его черную рубашку и спустился к шортам как раз тогда, когда мужчина за их столиком положил руку юноше на колено, вынудив Учиху недоуменно поморщиться. А тот в ответ на столь наглый жест рассмеялся, поигрывая сигаретой в руке. Вторую же руку он опустил на лапавшую его ладонь, а затем с лукавой улыбкой посмотрел прямо на Мадару, вынудив того срочно отвернуться. Чёрт. Ещё этого не хватало. That money I made playin’ for the man I’m tryin’ to make a dollar or soon it will follow The end* — Где уже моё ебаное меню? — раздраженно проговорил он, выискивая взглядом официанта, хотя на деле тщетно пытаясь найти среди гостей отеля хоть кого-то похожего на Орочимару. Может, он запомнил его неправильно? Длинные черные волосы, светло-карие, словно бы жёлтые, глаза. Дорогой костюм и долбанный макияж на лице, нет же. Не мог. Мадара прошипел что-то сквозь зубы и хотел было подняться с дивана, как кто-то протянул ему меню. — Вот. Держите. — совсем рядом с ним остановилась молодая, возможно даже несовершеннолетняя девушка, с темными прямыми волосами почти до поясницы. Ох... Ее внешний вид почти клином врезался в память. Этому послужило и ее прямая аккуратная челка, и большие светло-серые глаза, в свете свечей и неоновых ламп скорее похожие на сиреневые, и… черное коктейльное платье, хорошо открывающее вид на ее огромную грудь. Мадара недоуменно поморщился, вдруг подумав, что это наверняка чертовски тяжело — каждый день таскать на себе столь объемные размеры. Сколько у нее в груди? Два килограмма? — Спасибо. — она не была официанткой, судя по нарядному виду. Может просто одна из постоялиц? Если да, то каких же? Девушка тем временем улыбнулась ему скромной, почти невинной улыбкой, заставив Учиху засомневаться в ее принадлежности к проституткам. Уж больно она выглядела какой-то… правильной. Пожалуй. Как та самая стеснительная студентка, пришедшая на развратную вечеринку в растянутом свитере. Почти красная тряпка для споров в духе «поспорим я лишу эту недотрогу девственности.» и ведь выходит же, после чего бедная девушка остается одна, оставленная сбежавшим ухажером, клявшимся в скорой свадьбе и семье с кучей детишек. — Вы пришли один? Удивительно. — И что же тут удивительного? — Мадара взял меню из ее тонких пальцев, без интереса взглянув на арсенал напитков. Неплохо. Есть где разгуляться, но он здесь не за этим. Девушка пожала плечами. В какой-то момент на ее лице появилась робость, будто бы она была маленьким котенком, осторожно касающимся лапой бабочки. — Ох, простите. Я не хочу быть навязчивой. Просто обычно люди приходят сюда с парой, а вы один, будто бы ждете кого-то. — сказала она еще тише обычного, отчего мужчине пришлось слегка наклониться в ее сторону, дабы расслышать. — Но, если это не так… я конечно не буду вам мешать. Извините. Она принялась извиняться так виновато, будто бы помешала Мадаре самим своим существованием. Мужчине даже стало неловко. Он отложил меню и посмотрел на нее почти снисходительно. — Ты не мешаешь. Как тебя зовут? — Хината. — представилась она, указав на диван напротив. — Я присяду? Мадара безразлично кивнул. Ладно. Хорошая компания хотя бы сделает его чуть менее заметным, чем сейчас. Блюз тем временем подходил к концу. Хината присела за его столик как раз тогда, когда крыша разразилась аплодисментами, а один из музыкантов стал играть какой-то совсем новые ритм. Через какое-то время даже появился официант. — Мне виски со льдом. Любое. И кровавую Мэри. — бросил Мадара, а затем вдруг взглянул на молчавшую Хинату и невольно подумал, что мог бы угостить выпивкой и ее, раз уж она согласилась на его странную компанию. — Будешь что-нибудь? Девушка мягко улыбнулась. — Рамос джин физ. — сказала она, а затем вдруг тихо рассмеялась, как только официант покинул их столик. Мадара недоуменно вскинул брови. — Что? — спросил он. — Я думала, томатный сок любят только маньяки. — Меня часто за него принимают. Я Мэдди, к слову. — усмехнулся Учиха в ответ, по привычке представившись чужим именем. Обстановка между ними перестала быть столь напряженной, а вскоре он и вовсе смог унять свою тревогу, когда таки получил стакан с виски, осушив его за пару глотков. Хината же скромно попивала продолговатый бокал с непонятной белой шипучей смесью и долькой апельсина наверху. Женщины и их сладкие коктейли. Учиха невольно расслабился, продолжая между делом разглядывать постепенно прибывающих на крышу новых постояльцев. Видимо, к вечеру, когда улицы уже начинали темнеть, здесь воцарялась куда более активная жизнь. Возможно, стоило просто подождать чуть подольше. Ночь еще длинная. А ему некуда торопиться. Разве что в кабинет Тобирамы. Мадара снова посмотрел на девушку, решив начать хоть какой-то диалог. — Ты здесь проездом? — с интересом спросил он ее. Та удивленно нахмурилась. — Раз остановилась в отеле. — пояснил мужчина, и Хината понимающе кивнула головой. — Не совсем. Я живу в Лос-Анджелесе уже год. — сказала она тихо. — Неужели? Я тоже. — Мадара закинул ногу на ногу, слегка откинувшись на диване. Отпил немного кровавой Мэри и спросил. — А сама тогда откуда? — Из Невады. Тонопа. — коротко отозвалась она. — А ты? — Я похож на урожденного калифорнийца? — усмехнулся Учиха. — Приятно встретить кого-то из своего штата здесь. Я из Меркьюри. — О, — Хината весело вскинула брови. — Это же военный город, да? Не там, где зона 51? — Ты представить себе не можешь, как часто меня это спрашивают. Девушка рассмеялась, склонив голову на бок. Кажется, алкоголь постепенно избавлял ее от стеснительности. — Здесь много кто из Невады, на самом деле. Особенно из маленьких городов неподалеку от Долины Смерти. Знаешь… обычно там нет ни работы, ни хоть каких-то маломальских перспектив. Поэтому люди едут сюда в поисках лучшей жизни. — вздохнула она. — Но… к сожалению сталкиваются с тем же, с чем столкнулись бы в Лас-Вегасе или Нью-Йорке. Для того, чтобы хорошо жить в таком большом городе — нужны большие деньги. — Едут зарабатывать в места, где уже нужно быть богатым. — согласился мужчина. — Как же ты живешь тут? — Встретила нужных людей. — уклончиво ответила Хината. — Ну а ты? — Встретил нужных людей. — той же монетой отплатил ей Мадара, еще раз незаметно пройдясь глазами по новым гостям у занятых столиков. И вдруг взгляд его замер на длинных черных диванах у искусственного круглого камина. Там сидело сразу несколько человек: тот самый парень в нелепых круглых очках, что-то шепчущий сидящему по его правую руку крупному мужчине, троица в черных деловых костюмах, о чем-то беседующая между собой и… Мадара вздрогнул. Орочимару оказался прямо посреди этой тихой компании. В аккуратном белом костюме и лакированных туфлях, выглядящий как долбанный бизнесмен, он держал в руках какой-то цветастый алкогольный коктейль и с легкой улыбкой поглядывал на ночной город. Удивительно, но он не выглядел как-то по-особенному вульгарно даже на своей территории. И хотя все, кто окружили его, так или иначе исполняли роль его телохранителей, он скорее походил на еще одного скромного гостя этого отеля, нежели на его полноправного владельца. А очкарик, в это же время, вдруг посмотрел на наблюдавшего за ними Мадару, прищурился и прошептал что-то Орочимару прямо на ухо, отчего его улыбка стала похожа на хищнический оскал. Он посмотрел Мадаре в глаза, но тот поспешил отвернуться. Черт! Сердце забилось чаще. Учиха перевел дух. — Тогда нам обоим повезло. — улыбнулась Хината, все еще продолжая разговор. — Да. — ответил ей мужчина, нервно опустив взгляд в пол. И что теперь? Его заметили и, кажется, даже узнали. Дерьмо. Конечно, это он не продумал. — Ты не скучаешь по родному штату? Городу? Он задал этот вопрос просто, чтобы не смущать Хинату своей нервозностью, но она ответила абсолютно серьезно. — Меня там никто и ничто не ждет. — пробормотала девушка. — Поэтому… наверное нет. Лос-Анджелес дал мне куда больше, чем Тонопа. Ну а ты? Скучаешь по своему военному городку? Мадара нахмурился, боясь смотреть в сторону столика Орочимару. Скучал ли он по Меркьюри? Разве можно так ответить? Этот город ассоциировался у него с жаркой пустыней и ржавыми машинами, гнившими на солнце, в которых он так любил играть, когда был маленьким. А еще… Меркьюри ассоциировался с Таджимой. Его строгим военными порядками, распространяющимися не только на их семью, но и на весь город, с военной техникой, оружием и чувством суровой доктрины, за которой стояли их больные отвратительные отношения. Город секретов. Город страха и нежелания идти домой, а затем ложиться в свою постель, зная, что через пару часов тебя разбудят чьи-то навязчивые руки. Мадара не испытывал к месту, где родился, отвращения, как его брат, но он и не любил его. Однако… хоть Меркьюри и был для Мадары тесной тюрьмой — но тюрьмой привычной и понятной, а Лос-Анджелес же оказался для него куда большим адом. Слишком шумным, отвратительным, больным. Где мечешься из угла в угол среди кучи людей, огней небоскребов и машин, ищешь спасения, но никак не находишь. — Можно и так сказать. Там было спокойнее. И тише. — Мадара тоскливо посмотрел на городской пейзаж. Где-то под ними проехала полицейская машина, тревожно сигналя на всю улицу. — А здесь… я не чувствую, что этот город — мой дом. — А Меркьюри? — Там хотя бы есть место, в котором я провел детство. — ответил он. — Лучше, чем ничего. Хината понимающе кивнула, будто бы была прилежной ученицей, внимательно выслушивающей своего учителя. И все же, сколько ей лет? Восемнадцать? Наверное, где-то так. Мадара вдруг поддался горящему в его крови алкоголю и с глухим смешком нагнулся к ней, погладив по голове. Она сразу смутилась. — А ты само очарование, малыш. — протянул он. — Я был бы самым счастливым человеком, будь у меня такая дочь. — Я могу стать ею на этот вечер. Меж ними возникла неловкая пауза. Мадара отстранился, озадаченно нахмурившись. Что она имела ввиду? Хината будто бы тоже смутилась от своих слов и неловко улыбнулась ему. Быть может она сказала бы что-то еще, если бы не парень в очках, вдруг подошедший к их столику. — Вижу ты хорошо проводишь время, Хината. — усмехнулся он, посмотрев на мужчину с хитрым прищуром. — Кто же твой собеседник? Мадара нахмурился. Девушка же спокойно улыбнулась очкарику и допила остатки своего коктейля. — Заказать тебе еще? — вдруг почти на автомате спросил он, смутившись своему же жеманству. Хината виновато кивнула ему, словно бы извиняясь за третьего в их разговоре. — Это очень мило с твоей стороны. — сказала она, а затем вдруг обратилась и к незнакомцу. — Это Мэдди. Мы познакомились совсем недавно. — Мэдди? — усмехнулся тот, посмотрев на Учиху так, словно был змеей, готовой ужалить. — Я Кабуто. — он протянул Мадаре руку, но тот не пожал ее, продолжая хмуро буравить его взглядом исподлобья. — Ох, простите. Вы, видимо, не очень рады, что я так нагло прервал вас. Однако… господин Орочимару совсем не против пообщаться с вами тет-а-тет, так сказать. — Вот как? И о чем же? — хмуро спросил его Учиха. — Уверен, он с удовольствием найдет подходящую тему, господин… Мадара. — Кабуто смерил его насмешливым взглядом, а затем вальяжно отправился обратно к столику. — Прошу за мной. Видимо, это было приглашение, на которое нельзя было сказать «нет». Что ж. Если Орочимару узнал его и даже сам решился на разговор — значит что-то слышал о Мадаре. Может быть от самого же Тобирамы. Интересно, что же. Мужчина безрадостно оскалился, заметив удивление Хинаты, не понимающей почему ее гостя назвали совсем другим именем. — Пойдем. — сказал он девушке, поднявшись из-за стола. Та молча кивнула, последовав за ним. Вечер обещал стать интереснее. Орочимару встретил их снисходительным липким взглядом, стоило только занять диван напротив его персоны. Мадара заметил, что Хината села к нему даже слишком близко, слегка касаясь голым бедром, но не стал отсаживаться, не желая смутить девушку внезапной холодностью. Вместо этого он откинулся на спинку дивана, давая понять, что не испытывает ни грамма страха перед авторитетом пригласившего его на разговор змея. Орочимару это не разозлило. Даже напротив. Он улыбнулся еще шире, махнув рукой, и сразу четверо из его компании поспешили покинуть их столик. Вот как. Не оставил никого, кроме щуплого очкарика? Так уверен, что Мадара не сделает ему ничего? — Я знал, что ты рано или поздно появишься, Мадара Учиха. — его голос по-прежнему был сиплым и неприятным. Мадара больше не удивлялся почему Мито сравнила своего сутенера со змеей. — Но, признаться честно, не думал, что ты придешь прямо на порог. — Откуда ты знаешь мое имя? — не отрывая от него сурового взгляда, спросил мужчина. Тот гортанно усмехнулся. — Я думал Тобирама умеет держать язык за зубами. — Ну что ты. Он умеет, еще как. Я навел о вас с братом справки сам. — Орочимару поиграл своим бокалом в руке. — Построил немного подозрений… догадок. И картина стала ясной. Разве что, нужна еще одна уточняющая деталь. — он вдруг посмотрел Учихе в глаза. Его улыбка пропала с лица. — Мадара… какое твое самое ужасное воспоминание из детства? Нет. Только не этот ебаный вопрос. Мужчина резко вздрогнул, в шоке уставившись на Орочимару. Он невольно съежился, будто бы был ребенком, ожидающим удара. А змей меж тем снова безмятежно улыбнулся, вычленив в глазах жертвы столь ожидаемые им страх и боль. Почти кролик и удав, надо же. — Так я и думал. — довольно промурлыкал Орочимару, сделав пару глотков своего коктейля. — Он хорошо тебя запугал. — Так ты знаешь… — в ужасе прошептал Мадара. — Что Тобирама — врач-маньяк? — рассмеялся он. — Ты у него не первый. До тебя еще было несколько милых мальчиков. Кто-то как просто небольшой эксперимент, кто-то на подольше… однако я заметил, что с каждой его новой игрушкой Тобирама становится все более жестоким. Ха… Правда, обычно он выбирает себе жертв более… миловидных. — Орочимару прищурился с неприятной ухмылкой. — Но ты не подумай. Я умею замечать красоту и в зрелых мужчинах, а ты определенно недурен собой. Такая строгая форма лица. Густые волосы. А эти выразительные глаза… отличная порода, какой бы она не была. Мадара поежился от отвращения. Хината рядом с ним почти не смотрела на Орочимару, вместо этого она разглядывала или столик, или сосредоточенно поглядывала на городской пейзаж. Будто бы дела Орочимару ее никак не касались. — Обойдусь без твоих комплиментов. — сухо ответил Мадара. — Если ты понял кто я, то должен знать зачем я пришел. Но Орочимару только равнодушно пожал плечами, переглянувшись со своим помощником. — С чего ты так решил? — спросил он. — Его маленькие жертвы обычно не ищут у меня спасения. — Ха, остынь герой-спаситель, я пришел только за информацией. Может быть сделкой. Орочимару внимательно всмотрелся в его лицо, словно бы выискивая в чужих словах подводные камни, затем хмыкнул, откинувшись на диване. — Чего же ты хочешь? Мадара продолжал упрямо сверлить его взглядом. — Я знаю, что Тобирама был твоим клиентом. — сказал он твердо. — Он снимал кого-то из твоих… работников. — Я называю их бабочками. — Не суть. Я хочу знать кто это был. Змей удивленно вскинул брови. — Зачем тебе это? — Для начала — просто поговорить. Молчание. Орочимару снова оглянулся на Кабуто и надменно улыбнулся. — Такая гордая настойчивость. Ты меня определенно интригуешь. — он почти облизался, вызвав у Учихи отвратительные мурашки по спине. Затем махнул рукой, не глядя на очкарика, и сухо произнес. — Кабуто, позови сюда Сая, будь добр. Тот равнодушно кивнул, на какое-то время покинув их столик, и оставил Мадару наедине со своим мерзким боссом на несколько минут, кажущихся бесконечностью. Мадара отвел взгляд от ухмыльнувшегося сутенера, столь нагло пожирающего его глазами. Хината едва заметно коснулась его ладони, но он тут же убрал руку. — А я ведь понял зачем ты пришел. — со странным торжеством промурлыкал Орочимару, поправив свои черные волосы на плече. Что? Мадара посмотрел на него исподлобья. — Думаешь убрать Тобираму его же оружием? Что ж. Шантаж и правда - инструмент в большинстве случаев надежный, но боюсь, не в его. К тому же… с чего ты решил, что я помогу тебе с этим? — Я рассчитывал на формат услуга за услугу. — ответил Учиха. — Уверен, тебе есть что просить, раз ты соизволил пригласить меня за свой столик. — Быть может я просто хотел насладиться твоей компанией… — Орочимару хихикнул, подперев подбородок ладонью. Его глаза пристально наблюдали за каждым движением своего оппонента. А затем змеиный взгляд упал и на девушку, которую, ставшую вдруг тихой и незаметной, до сей поры не замечали. — Вижу тебе понравилась моя Хината. Хороший выбор. Она одна из самых красивых бабочек. Девушка смущенно опустила голову, а Мадара едва не заскрипел зубами от злости. Что ж. Стоило догадаться. Едва ли хоть одна нормальная девушка села бы за столик со столь неприятным типом, как бы старый сутенер не расхваливал его внешние данные. То был удел шлюх. Орочимару вдруг оскалился, посмотрев куда-то в сторону. — А вот и Кабуто. Мадара проследил за его взглядом. И правда. Кабуто шел вместе с тем самым парнем, которого он видел с каким-то богатым ублюдком за одним из столиков. Тот, кажется, тоже его узнал. Надменно улыбнулся и присел совсем рядом с Орочимару, позволив тому приобнять себя за талию. Этот глупый развязный жест напомнил Учихе Хашираму, порой также собственнически обнимающего Кагами на пьяных вечеринках. — Это он? — молодой парень поморщил нос при виде Мадары. — Ну и взгляд. У меня просто мороз по коже. Если возьму его — то только за пару сотен сверху. Кабуто издал тихий паскудный смешок, присев по другую сторону от Орочимару. Мадара решил, что он вряд ли был одной из бабочек сутенера. Больше напоминал его правую руку, исполняющую роль и секретаря, и администратора. — О, Мадара у нас феномен. — улыбнулся Орочимару, погладив свою бабочку по спине. Сай капризно надул губы, бросив на Хинату напротив уничижительный взгляд. Ту это никак не задело. — Он пришел только поговорить. — Поговорить? — недоуменно переспросил его парень. — О чем это? — О твоем клиенте. Тобираме Сенджу. — хмуро сказал ему Мадара, посмотрев тому в глаза. Улыбка тут же пропала со смазливого лица Сая. Он сперва взглянул на Орочимару, затем снова повернулся к Мадаре, и его напускной вид на мгновение дрогнул. Вот оно как. Неужто и на нем их врач-психопат оставил свой невидимый след? Сай поджал губы, закинув ногу на ногу. Ему явно не нравился гость, но говорить об этом вслух он больше не решался. — А что с ним? — по-прежнему без улыбки спросил Сай. Музыка на сцене стала громче, перетекая в полноценный блюз. — Он ходил ко мне пару раз. Это давно было. В прошлом году или даже два года назад. Еще к Шикамару, кажется. Орочимару кивнул, будто бы позволив Мадаре продолжить неформальный допрос своей игрушки. — Что ты можешь о нем сказать? — торопливо спросил его тот, но Сай только прыснул, недовольно закатив глаза. — Сказать что? Как он трахается? — хмыкнул он. — Хреново. Он грубый, делает больно, заламывает руки и вдавливает тебя в подушку, будто бы у вас не секс за деньги, а изнасилование в темном парке. Я ненавидел, когда он приходил. Да и Шикамару вроде бы тоже терпеть не мог его странные игры. Но его то он хотя бы просил подыграть. А меня брал без всяких там "можно" и "нельзя." Вот оно. Мадара готов был смеяться, потому что в этот момент вечно холодный и отстраненный Сенджу показался ему почти жалким. Он ведь пытался казаться таким возвышенным ублюдком, ха. А на деле? Трахал шлюх, представляя, что делает это на силу, потому что хватило мозгов не гоняться за мальчишками по подворотням как Учиха. Вот только это его не оправдывает. Если у Тобирамы есть столь уродливой порок — значит и Тобирама не без греха. А значит смертен. — Да… у Тобирамы есть грешки, и это не только гомосексуализм. Знаешь… я всегда замечал в нем некую склонность к жестокости даже, когда его маленькая игра в мозгоправа не была столь губительна для его жертв. — вдруг протянул Орочимару, снова погладив Сая по спине. — В сущности. Я эту склонность в нем и раскрыл. Я и Сай, естественно. — Раскрыл? — нахмурился Мадара, не поняв чужих слов. — Тобирама еще был на втором курсе, кажется. Изучал свою психиатрию, искал себе подопытных кроликов для практики, подавал большие надежды… А потом случайно познакомился со мной на одной из открытых лекций по медицине. И я предложил ему небольшой эксперимент. Ведь Тобирама Сенджу любит эксперименты. — официант вдруг поставил на их столик несколько разноцветных напитков. Какие-то очередные коктейли и одинокий стакан с виски. Мадара взял его без стеснения, сразу сделав большой глоток. Алкоголь тут же обжег его горло. Учиха ощутил, как забурлила в нем кровь. — Я сказал, раз уж он так хорош в чужих разумах — пусть убедит парочку примеченных мною куколок работать на меня, и тогда я признаю его талант. Так у меня появились Кимимару и Таюя. Одни из самых лояльных мне бабочек. Мадара поморщился. Его отвращала чужая слащавость, но что еще больше — это равнодушие Орочимару к тому, что он позволил сделать. И что допустил. — То есть ты позволил ему склонить обычных людей к проституции. — озлобленно сказал он. — И это ты называешь талантом? — Несомненно, — рассмеялся Орочимару, вдруг подхватив Сая за подбородок и заставив посмотреть на себя. — И поверь мне, я знаю о чем говорю. Сам когда-то хотел стать психиатром. Затем мои амбиции спустились к хирургу… а после я оказался здесь и в общем-то ни о чем не жалею. — Сай не сопротивлялся ему. На его лице по-прежнему играла наглая улыбка. — Посмотри на них, Мадара. Такие как Сай не нуждаются в какой-то особой магии, чтобы прийти ко мне. У них есть для этого все что нужно. — И что же? — Тяжелое прошлое. Травмы… нищета или одиночество. Меня ищут по множеству причин. — Орочимару погладил юношу по щеке, отпустив его подбородок. — И эти причины вынуждают их остаться после. Не нужно даже сильно давить. Тобирама же показал, что способен сломить в их сторону даже заурядных людей. Белых воротничков, никогда не знающих проблем. Заставить их страдать и ощущать душевные раны одними лишь методичными словами — это ли не волшебство? — он вдруг рассмеялся, посмотрев на напряженного мужчину в упор. — Я знаю. Ты понимаешь, о чем я говорю. Тобирама пугает тебя именно этим. Признаться честно, он и меня пугает не на шутку. В конце концов это страшно — когда твой собственный мозг обращается в твоего главного врага. Нет ничего хуже этого. Черт с ним с реальными болезнями, их можно вылечить или утихомирить. Но если отравлен твой разум… личность, душа, если тебе так угодно — это конец. А Тобирама умеет работать с чужими мозгами. Он настоящий гений, когда речь идет о них. Уникум, в своем роде. Это меня в нем и страшит… и притягивает одновременно. Мадара прыснул, покачав головой. Он прекрасно знал кем и чем был Тобирама. Но пришел не за этим. И если Орочимару, как и все в этом долбанном Лос-Анджелесе, скажет, что Сенджу — абсолютный и непобедимый гений, он убьет этого долбанного сутенера прямо сейчас. Задушит собственными руками. — И разглядев все это дерьмо — ты решил раскрыть в нем ебанутого маньяка. — прошипел Учиха сквозь зубы. Орочимару лишь пожал плечами. — Я ведь и сам своего рода ученый. Мне было интересно посмотреть, насколько далеко этот мальчик зайдет в своем таланте. Поэтому я... скажем так, позволил себе побыть его духовным наставником и даже дал поиграть с некоторыми из моих бабочек. Просто ради эксперимента. Его жестокая сторона раскрылась быстро, как прелестный цветок. — Орочимару махнул рукой. — Нужно было только немного подтолкнуть его к этому, чтобы углядеть в нем тягу к самому мрачному в человеческой натуре. Быть может поэтому моего драгоценного юношу так тянет ко всяким социопатам. Он чувствует это в себе. Понимает, что в нем есть что-то такое тоже, но не может дотянуться. Остается только смотреть на зеркало в других людях… и изучать самого себя. — мужчина вдруг устало вздохнул, отстранившись от Сая. — Но, ты пришел не за этими рассуждениями, верно? Как бы то ни было, наше скромное сотрудничество надоело ему достаточно быстро. Тобираме нужны были вызовы и новизна. А я вскоре дал ему все, что мог. Поэтому юный Сенджу сейчас упорно делает вид, что не хочет иметь со мной дел. Ха. С какой ностальгией об их гнилых отношениях говорила эта змея. Неужто пропиталась отцовскими чувствами к ублюдку Сенджу? — Так он дорог тебе? — настороженно спросил Мадара. — Лишь как любопытное юное дарование, но не более. — отмахнулся сутенер. — Однако я знаю к чему-ты клонишь. Хочешь выяснить — готов ли я подставить его ради того, чтобы ты избавился от своего мучителя. Что же у тебя за план? — Самый обычный. — ответил Мадара. — В отличие от Тобирамы, я не гений и даже не гениальный манипулятор. Мне нужно какое-то давление на него, с которым ему придется считаться, прежде чем пытаться шантажировать меня тоже. И ваша связь — как раз из таких. — Продолжай… — Зная Тобираму — просто моих слов не будет достаточно. Однако если ты согласишься поддержать меня, я смогу разрушить его репутацию сразу через суд. — Мадара указал на Сая. — И свидетельство твоих… бабочек, похоронит его надолго. Орочимару засмеялся. — И это твой план? Судом ему угрожать? — Считаешь, что он не боится закона? Напрасно. Его фамилия достаточно известна, чтобы дело о его похождениях по проституткам стало громким. А красивые свидетельства Сая и Шикамару стали бы вишенкой на торте в зале суда. Быть может это и не даст Тобираме срок, зато имя такого режиссера уж точно не принесет его злоебучему фильму победу, а это то, что Тобирама действительно хочет сейчас. Он не станет рисковать. — Так ты просто надеешься, что Тобирама оставит тебя в покое, если поймет, что ты можешь дорого ему обойтись? — смешок. — Ну хорошо. Здесь явно нужно мое влияние, но с чего ты взял, что я тебе помогу? Тобирама — не мой друг, но он явно намного ближе мне по духу, чем его напуганная жертва. А я не стану подставлять его по доброте душевной… разве что… — Что? — хмуро спросил мужчина. — Говори уже, чего ты от меня хочешь. Орочимару провел языком по губам. На лице Кабуто вновь появилась неприятная ухмылка. — Хината, Сай. — протянул он. — Давай-те-ка пройдемся. Девушка рядом с Мадарой вздрогнула, но послушно поднялась с места следом за Саем. Они не ушли куда-то далеко, лишь поближе к сцене, будто бы просто решили послушать выступление. Орочимару снова посмотрел на него в упор. На змеиных губах играла отвратительная улыбка. — Я ведь встречал под ручку с Тобирамой не только тебя. Но и твоего прелестного брата. И, честно сказать, остался очень впечатлен. Изуна — невероятно красивый мальчик. Пожалуй, самый красивый из всех,что я видел на своей памяти, а видел я их немало. — Мадару затрясло от ужаса и злости. Нет. Только не это. — Я ведь так давно ищу достойную замену Кагами. Это имя должно говорить тебе о чем-то. Но Изуна, будь он моим, был бы не просто его заменой. О, нет. Если это место — тиара, то его можно было бы назвать главным бриллиантом в ней. — Нет. Ни за что. — Но ты ведь ищешь спасение для себя? Я дам тебе его. Что ужасного в том, что в результате, твой милый братик немного поработает на меня? — змей склонил голову вбок, — Поверь, у него будут прекрасные тепличные условия. Даже лучше, чем у Сенджу. И уж точно лучше, чем у Тобирамы. В какой-то мере это спасение и для него. — Хочешь, чтобы я уговорил его стать твоей шлюхой? — озлобленно прорычал Учиха. — Ты себя-то слышишь? Он мой брат! — Как грубо. — вздохнул Орочимару. — Быть моей бабочкой, особенно близкой — очень хорошее положение. Я дам твоему мальчику все, о чем он попросит. Даже больше. А взамен всего лишь возьму его тело. Только для себя и не более. Уверен, он не откажет мне. Какой же ублюдок. Говорит об Изуне так, будто бы он товар на гребаном рынке, а Мадара — его продавец. Почти как Сенджу в их первую встречу. Похоже, в этом городе все богатенькие элиты привыкли смотреть на людей как на вещи со своей ценой. Все относятся к его младшему брату как к красивой игрушке, которую так здорово иметь под рукой. А ведь Мадара не такой. Изуна был для него самым дорогим человеком в этом мире, ради которого мужчина поставил на кон буквально все. Так почему же он этого никак не оценит? — Допустим. — вдруг спокойно проговорил Мадара. И хотя ему было оскорбительно слышать даже само предложение змея, он постарался сделать вид, что готов над ним подумать. Быть может обмануть Орочимару проще, чем кажется. — И как я могу быть уверен, что ты не попытаешься меня наебать? — Все просто. Приведи своего брата завтра сюда. Мы мило поговорим, познакомимся и… проведем время у меня, если ты понимаешь, о чем я. — Орочимару снова облизнулся. — После этого я буду уверен, что ты не кинешь меня со сделкой и, так и быть, окажу тебе пару услуг. Быть может даже больше. — И после того, как я расправлюсь с Тобирамой — Изуна станет твоим? — мрачно проговорил Мадара. — Тебе даже делать ничего не нужно. Я встречусь с ним сам. И поверь… найду подходящие слова. — Я не хочу, чтобы ты угрожал ему. — О, нет, нет. Никакого насилия в его сторону. Этот прелестный мальчик заслужил только ласки и нежности… Орочимару почти мечтательно прикрыл глаза. Будто бы уже представлял красивое тело Изуны под собой, а Мадаре стало тошно, почти до кислого вкуса во рту. Черт. Какая же мразь. Как он посмел вообще думать, что Учиха отдаст своего младшего брата такому как он? Мадара отвел взгляд. Однако в таком случае он снова лишает себя оружия в борьбе с Тобирамой. А значит у того все еще достаточно власти, чтобы заставить его сняться в этой долбанной отвратительной сцене. И тогда Мадару увидят тысячи. Увидят, как он изнасилует собственного брата. И кто будет разбираться было ли это по-настоящему? Но что тогда? Что ему делать? Выбор выходил очаровательный. Либо положить Изуну под старого сутенера, либо унизить его самому, если он и правда согласился участвовать в подобном. А если нет? Если Тобирама также сломал его морально, вынудив принять свою роль? Тогда у них было мало вариантов. — Мне нужно подумать. — коротко ответил мужчина, не поднимая глаз. — Конечно. — Орочимару снова улыбнулся. — Тебе нужно хорошо подумать над моим предложением, это уж точно… Знаешь, возьми-ка Хинату с собой. Она дорого стоит, но я оплачу ваше свидание. Считай это… жестом щедрости. Быть может он позволит тебе принять верное решение. Мадара не хотел принимать такие подарки. Но очередная внутренняя дилемма лишила его желания препираться со змеем, посему он невольно кивнул, решив свой вечер на ближайшие пару часов. Он плохо помнил, как именно кончился его разговор с сутенером. Кажется, вернулся Кабуто. Они о чем-то говорили. Хината держала его под руку, будто бы боялась, что мужчина может упасть. Затем он обнаружил себя в большом номере, сидящим на самом краю кровати и наконец хоть немного собрал мысли в кучу. Вот значит как. Ему предложили отдать брата в обмен на собственное спасение. На оружие против Тобирамы, которого считает чуть ли не богом даже сам Орочимару, явно имеющий огромное влияние в Лос-Анджелесе, раз его притон до сих пор не прикрыла полиция. Мадара мысленно усмехнулся, наблюдая за тем, как Хината садится с ним рядом. В ее руке стакан с виски. Учиха взял его без лишних слов, выпив почти залпом. От льда заболели зубы. Какой это по счету? Третий? — Я могу налить еще, если ты хочешь… — сказала ему девушка, сложив руки на коленях. Учиха снова усмехнулся. Орочимару сделал ему красивый подарок, но Мадара был бы не лучше Сенджу, если бы воспользовался им. — Скажи мне, Хината. — от алкоголя постепенно развязывался язык. — Все же. Почему ты выбрала именно такую жизнь? Быть чьим-то товаром на рынке богатеньких блядей. Изуна бы тоже согласился на подобное, предложи ему Орочимару? Мадара вдруг ужаснулся сам себе, подумав, что не знает ответа на этот вопрос. Раньше был уверен, что знал. А теперь? Ему ведь совсем невдомек, как сильно большой город извратил характер младшего. Девушка, меж тем, смущенно отвела взгляд, отвернувшись от него. Она явно хотела оставить подобные разговоры и перейти к тому, зачем и находилась здесь, но была слишком скромна, чтобы сказать об этом. — Здесь правда не так плохо, как тебе кажется. Господин Орочимару прав. — тихо ответила она. — Для девушек из глубинки это порой единственный способ жить в Лос-Анджелесе, а не выживать. — Вот как? — Мадара посмотрел на нее в упор. — Я встречал одну его бабочку и что-то не могу сказать, что она сильно хорошо живет. Орочимару угрожает, что убьет ее сына, если она попытается уйти от него. Разве это не ебучее рабство? Хината лишь равнодушно пожала плечами и обвела их номер любопытствующим взглядом. Орочимару определенно расщедрился сегодня: тот был огромным. Белым, словно долбанный кабинет Тобирамы, с большой кроватью посередине и немаленькой ванной комнатой, отделяемой от основного помещения лишь белыми шторами до самого пола. Могла ли эта комната выглядеть еще более намекающей на свое предназначение? — Место рядом с Орочимару получают молодые и красивые, само собой. — сказала Хината. — Тем, кто не попадает в эту категорию сложно на что-то рассчитывать. Они в менее…комфортных условиях. — Зачем ты здесь? — и снова этот вопрос, но заданный куда более холодным тоном. Мадара хотел быть строже с ней. Хотел злиться, но не мог. В конце концов Хината была лишь очередной маленькой жертвой чужого обмана. Она снова равнодушно пожала плечами. — Не знаешь? Как это понимать? — Здесь меня любят. — В каком смысле? — Самом прямом. — Хината грустно улыбнулась, вдруг поднявшись с кровати. Ее маленькая рука провела по плечам Мадары будто бы невзначай. — Все мужчины, которые приходят сюда так или иначе дают мне чувствовать себя любимой. Хотя бы на короткое время. — она подошла к квадратной большой ванне и присела на ее край, закинув ногу на ногу. — Я им нравлюсь. Как тебе. Они считают меня красивой… скромной… очаровательной. Она небрежно сбросила с плеч петли своего платья, спустив его до пояса. Взгляд Мадары уперся в ее черный кружевной бюстгальтер. Девушка усмехнулась, поправив свои волосы, упавшие на ключицы. — А это все, что мне не хватает. Немного любви от тебя. — Ну а твои родители в курсе? Вздох. — Им все равно. Будет все равно даже если я умру в этом городе. — сказала она. — Впрочем… может быть отец захотел бы сделать это раньше, если бы узнал, чем я занимаюсь. — она вдруг поднялась на ноги и ее платье упало на пол. Мадара смущенно отвел взгляд. — Но я давно не считаюсь с его мнением, с тех пор как поняла, что чтобы я не делала — всегда останусь для него недостаточно умной, слишком толстой… бездарной… разочаровывающей. Уродиной. — Так ты недолюбленный папой ребенок, ха? — Мадара мрачно усмехнулся, не глядя на приблизившуюся к нему девушку. Его мысли давно были с братом. — Сомневаюсь, что он считает меня дочерью. — Хината вдруг села ему на колено, мягко обняв за плечи. Мадара бросил на нее недоуменный взгляд. Девушка грустно улыбнулась ему, огладив бледное лицо ладонью. От нее приятно пахло. Чем-то вроде мягкого цветочного аромата с нотками сладкого алкоголя. — Но я могу сыграть ее для тебя, если тебе хочется… папочка. Мадара вздрогнул, ощутив болезненный укол где-то в районе груди. Как и в случае с Шисуи чужая брошенная фраза привела его одновременно и в ужас, и в мучительное томление. Да, ему определенно нравилось, когда его так называли, но он не мог понять какое именно удовольствие ощущал. Физическое наслаждение, целиком повязанное на сексуальности, смешалась с настоящей родительской нежностью в нем, и это была самая грязная и отвратительная смесь из всех возможных. То, что наверняка чувствовал Таджима. Хината провела ладонью по его волосам, убрав пару прядей с лица. Мадара посмотрел на нее с мрачной улыбкой, но не стал отказывать чужому порыву, посему девушка таки осмелилась коснуться его губ своими, зарывшись пальцами в черные пряди. Однако Учиха все еще не хотел уподобляться Тобираме. Девчонку придется разочаровать. Но ведь ничто не мешает ему хотя бы немного изучить то, что раньше никогда не было доступно. Рука Мадары коснулась узкого плеча девушки, пока они оба углубили свой поцелуй. Провела по руке и легла на талию. Мадара с любопытством заметил, что на ощупь Хината была не менее приятна, чем Мито. Может быть всех девушек приятно трогать подобным образом? Они ведь такие мягкие… везде. Мадара слегка прикусил чужую губу, положив руку на ее спину и вынудив придвинуться к себе ближе. Грудь Хинаты уперлась куда-то в его ключицы, пока она обняла его за шею. Она тоже целовалась совсем по другому. Не как Изуна, но и не как Мито. Иначе, сдержанно, почти робко. Когда Мадара целовал Хинату — он ощущал, что может сделать с ней все. Взять на себя инициативу. Подчинить и подавить, если захочет. Ох, это было приятное и одновременно ужасное чувство. Хината не должна настолько оголять свою беззащитность. Рано или поздно кто-то таки примет ее невербальное приглашение. Девушка вздрогнула, когда чужая рука крепко сжала ее бедро, но не остановилась. Даже больше. Ее руки забрались под тонкую кофту Учихи и сейчас деликатно ощупывали его крепкий торс, явно желая сорвать этот элемент одежды вовсе. Однако Мадара отстранился от нее сам, спустившись к тонкой шее и провел языком чуть выше ключицы. Было сладко. У девушек нежная кожа. А еще они потрясающе беззащитны. Почти изящны в этой беззащитности, а ее ведь так легко надломить. И ему это нравится. Нравится это странное едва уловимое ощущение. Ха. Кто бы мог подумать. Мадара все-таки натурал. Мужчина коротко выдохнул, желая спуститься в поцелуях еще ниже, и бабочка, словно бы догадавшись о его планах, слегка откинулась назад, послушно подставив свои плечи и декольте чужим настойчивым, почти грубым губам. Да. Хорошо. Он только потрогает. Только… Тишину их комнаты резко разорвал телефонный звонок. Мадара поморщился как от головной боли, нехотя оторвавшись от продолжающей обнимать его девушки. Он знал кто звонит, еще даже не посмотрев на номер, и это ощущение своей внутренней убежденности заставило потерять любой настрой на продолжение. Опять. Интересно, он трахнет сегодня хоть кого-то? — Я должен ответить. — хрипло прошептал мужчина, и Хината поняла его без лишних объяснений, услужливо отсев на диван, плотно сомкнув ноги. Мадара ненароком подумал, что подобный жест никому не нужной здесь скромности был скорее завлекающей уловкой, чем искренним порывом. Разбудить аппетит и желание завладеть. Раскрыть заботливо закрытый подарок и ощутить себя кем-то вроде охотника. Вот почему средний мужчина мог полюбить Хинату без остатка. Мадара бы тоже попался на эту удочку, будь он поглупее, но Тобирама, чье имя высветилось на экране его телефона зря считал Учиху слишком прямолинейным. То, что он не расщедривался на манипуляции не означало, что он не знал их природу от начала и до конца. И все же поднял трубку, отведя взгляд от девичьего тела. — Ты не вовремя. — грубо, но чистая правда. У Мадары были более важные дела, нежели очередная мозгоёбка от Тобирамы. На конце провода усмехнулись. — Разве твои дела могут быть важнее моих? — парировал Сенджу без особого интереса. Затем же его голос стал более участливым. — Скажи мне что ты соизволил прочесть сценарий. Я поставил ваши съемки на послезавтра, они будут одни из последних, так что тянуть смысла нет. — Я же сказал тебе, что не собираюсь в этом участвовать. — сказал Мадара так яростно, что Хината, не понимающая смысла разговора, резко встрепенулась, будто бы проснувшись от дурного сна. — И Изуна тоже. Смешок. Тобирама закатил глаза, ощутив почти физическую усталость от чужого упрямства. Как глупо. Он ведь давно не имеет смысла. Мадара все равно будет делать то, что ему скажут. Если не из безусловного подчинения, то из-за страха за брата. — Верно. Вы оба не хотели бы в этом участвовать. Но на то есть я, чтобы так или иначе убедить вас в том, что мне нужно. — сказал Сенджу. — С Изуной это будет проще, чем ты думаешь. Поверь. — А со мной нет, понял? — рявкнул мужчина. — Мне противно. Какого черта у тебя то на это стояк? Откуда эта твоя навязчивая мания видеть нас обоих друг на друге? Тобирама не удивился очередной вспышке ярости с чужой стороны. Напротив, она была предсказуема для него. — А до тебя и правда долго доходит. — произнес он удрученно. — Ну попробуй, Учиха. Напряги извилины. Ты же не совсем тупой. Мадара искренне попытался сделать это - влезть в голову Сенджу хоть раз самому. Вскрыть его чертовы гениальные мозги и посмотреть, нет ли там пятен. — Ты чего-то добиваешься. — Это довольно очевидно. — Хочешь довести меня до ручки окончательно. Чтобы я уже не мог оправиться. — прошептал Мадара, глядя в пустоту. — И знаешь, что добьешься этого, используя моего брата. И поэтому ты снова и снова давишь именно на него. — Уже теплее. — Хочешь, чтобы я сделал то, что не сделал тогда. — Теплее. Интересно зачем? — Потому что понимаешь — сделай я то, что хотел от меня отец… это уничтожит меня. — Не уничтожит. — покачал головой Тобирама. — Сделает тебя тем, кем ты должен быть. — Будто бы ты это охуенно понимаешь. — огрызнулся мужчина, снова напугав молчавшую Хинату. — Не надоело играть в хуйню с загадками? Ты нихрена обо мне не знаешь, Тобирама, и никогда не узнаешь. — Правда? Тогда почему ты так предсказуем? — поморщился тот, не сдержав откровенной скуки. Быть может на деле так и было. Тобирама скучал, не получая от своего подопытного ни грамма того, чего хотел бы ожидать.— Ни капли не удивляешь. Не пытаешься играть даже не по своим правилам. По моим. А только мечешься повсюду и надеешься, что тебя спасут… знаешь, я ведь сперва удивлялся этому. Ты больше походил на социопата, чем на психопата. Такой же безмозглый и не умеющий себя контролировать. Но теперь я думаю, что даже до него ты не дотягиваешь. — Неужели? — на сей раз Мадара не позволил ему договорить. — Так я для тебя недостаточно трудный, а Тобирама? Тогда что ты скажешь, если я немного усложню тебе жизнь и раскрою всему Лос-Анджелесу, что его многообещающий талантливый режиссёришка когда-то был на подхвате у сутенера, который поставлял ему несовершеннолетних малолеток для своих извращений? Только вдумайся… гомосексуалист и больной на голову насильник-психиатр снимает свой магнум опус… Да, это будет то еще шоу. Молчание. Впервые за их тяжелое знакомство Тобирама растерялся, никак не ожидав подобной правды о себе. Да еще и от Учихи. Это был всего миг его искреннего удивления, его падения и проигрыша. И Мадаре так понравился этот миг, что он захотел повторить его снова, дабы упиваться им как наркотиком, на который рисковал плотно подсесть. — Так Орочимару нашел тебя. — проговорил Тобирама через какое-то время. В голосе его было равнодушное удивление. Быть может он притворялся, и пытался строить хорошую мину при плохой игре. А может и нет. Мадара ощутил укол досады. Он не хотел раскрывать только что отданный в руки козырь сразу, но эмоции и гнев снова взяли верх над ним. — Не он меня, а я его. Или ты думал, что я буду сидеть сложа руки, пока ты трахаешь мой мозг изо дня в день? — грубо ответил он. — Даже если так. И что с того? Это всего лишь грязное белье, в которое ты с такой охотой зарылся. Не более. Или ты считаешь, что в Лос-Анджелесе кто-то сожжет меня на костре за мужеложество? Хах, а может, по-твоему, я единственный, кто ходит к шлюхам? — смешок. — Разве меня осудят? Я всего лишь купил секс пару раз. Абсолютно… добровольный. — О, нет, нет, Тобирама. Не строй из себя дурачка. Ты прекрасно знаешь, что это не так. — победно улыбнулся Мадара. — И знаешь, что те несчастные, которым ты делал больно, с радостью бы отказались от тебя, будь у них такая возможность. И знаешь, что они не могли тебе отказать, потому что тогда бы их ждала расправа от Орочимару. — Что ты несешь? — Ну же, Тобирама. Соизволь пошевелить извилинами. Или ты не думаешь, что работа на Орочимару нихрена не работа? Это ведь ебаное рабство. Даже для тех, кто к нему ближе. Они считают, что делают это добровольно, но мы оба знаем, что ты со своим криминальным дружком просто давили на их слабые места. Твои темные дела с Орочимару отнюдь не безобидная история. И если она всплывет… поверь мне, я найду способ исказить ее в свою пользу. Но на той стороне лишь тихо рассмеялись. — Ну наконец-то я увидел у тебя хоть что-то похожее на клыки. — торжественно заключил мужчина. — Только вот, прежде чем так уверенно угрожать, стоило бы сперва заручиться доказательствами. — А с чего ты взял что их нет? — С того, что я знаю Орочимару куда лучше, чем ты. Он бы не стал топить меня просто так, ради одной прихоти. Тем более не ради тебя. А это значит, что взамен их он что-то попросил. — Тобирама протянул последнее слово с извращенным довольством. — Я даже знаю что. Да… Точно. Изуна понравился ему сразу, как он увидел его впервые. Он бы наверняка захотел такого красивого мальчика в свою коллекцию. И что же, Мадара? Ты продал своего брата в обмен на трусливый побег? Мадара яростно сжал зубы. Гнев в нем постепенно нарастал, но хуже всего было другое, возникшее в его груди ощущение. Странное удушье, будто бы разом стало тяжелее дышать. Перед глазами заплясали черные точки. Что это? Что происходит? — Я же психопат. Разве для меня это стоит хоть что-то? — хрипло продолжил он. Но Тобирама не купился. — Что ж. Раз так, мне стоит ждать от Орочимару более впечатляющих доказательств. — проговорил он вкрадчиво. — И я подожду. А пока, не забудь, что у тебя съемки послезавтра. И только попробуй на них не прийти. Гудки в трубке стали для Мадары чем-то вроде последнего барьера для и без того истощенной выдержки. Его руки безжизненно опустились на кровать. Не получилось. Ублюдок не повелся на это. По-прежнему обречен. Боже. Неужели Учихе и правда придется положить Изуну под этого ебаного сутенера? Хината снова коснулась его плеча. — Все в порядке? — спросила она озадачено. — Ты бледный как смерть. Мадара покачал головой, не в силах сфокусировать на ней взгляд. Стало ужасно жарко. Подняв глаза к потолку, он вдруг понял, что в принципе не может сосредоточить свое внимание ни на чем, кроме слишком быстро бьющегося сердца. — Я… Нет. Что-то не в порядке. Уж слишком кружится голова. Мадара схватился за волосы, оттянул их, попытавшись прийти в себя с помощью боли, но стало лишь хуже. У него заболел живот. По коже пробежали холодные мурашки. Что происходит? Это так странно. Может инфаркт или вроде того? — Боже… — прошептал он в ужасе, глядя в никуда широко распахнутыми глазами. — Я умираю. Умираю. Он правда ощущал именно это. Странный холод, красноречиво говорящий о близости смерти. Вот она. Совсем рядом с ним, быть может стоит за его спиной и смотрит насмешливыми черными глазами. Ох, дерьмо. Невозможно дышать. Мадара резко поднялся на ноги, но его тут же зашатало. Это ненормально. Он никогда себя так не чувствовал. Никогда не ощущал этот омерзительный липкий страх даже в детстве. Что это, ради всего святого? — Мадара! Но он не слышал Хинату. Ноги подкосились, и мужчина рухнул на колени, зарывшись пальцами в ворс бежевого ковра. Дыхание его стало столь частым, что заглушало собой весь остальной мир. И тот медленно мерк под поглотившим его ожиданием. Да. Это конец. Мадара точно знает, что это он. Он сейчас умрет. Он… — Вызови скорую. — но вместо крика из горла вырвалось лишь хрипение. Хината поспешила сесть напротив него. — Быстрее… вызови ее…я… Умираю. Умираю. Умираю. Но девушка лишь обеспокоенно схватила его за лицо обеими руками и заставила посмотреть на себя. — Мадара, пожалуйста, не молчи. — взмолилась она искренне. — Что у тебя болит? Все. И ничего одновременно. Ему было хуево в каждой клетке тела. Все в организме до последней хромосомы погибало от неизвестной болезни. Похоже, психопатия таки заберет Учиху в могилу. Боже. Как рано это случилось. — Посмотри на меня. — тверда попросила девушка, вынудив с трудом сфокусировать взгляд на ее фиалковых глазах. — У тебя болит сердце? Мадара не знал. Но на всякий случай он покачал головой. Хината на мгновение исчезла из его поля зрения, но вернулась сразу же, как наполнила один из бокалов на столике вином. — Вот. — Мадара правда взял его, попытавшись осушить полностью. Алкоголь и его терпкий вкус обожгли язык и горло, горечью оставшись во рту. Кажется, от этого стало немного легче. — Тебе лучше? — Я не знаю. — сорвавшимся голосом произнес Мадара. — Не знаю, что со мной происходит. Такого ведь раньше никогда не было. Хината прикоснулась к его взмокшему лбу и осторожно нащупала пульс на шее. — Я… не врач, но думаю… это не инфаркт. Ты как будто просто очень испугался. — Что? — Мадара уставился на нее в шоке. Сердце по-прежнему билось как бешеное. Испугался? Он что, блять, похож на маленькую девочку? Учиха не из тех, кто боится. Черт возьми, Мадара вырос с отцом-психопатом и стойко держался до самого побега, не размениваясь на нытье и жалость к себе как брат, какого черта сейчас его назвали паникером? Это бред. Мадара знает, что он сильный. Это единственная истина, которая известна ему о себе, а сейчас он просто плачется тут как слабак, ищет утешения у шлюхи и не может справиться с собственным телом? Какой позор. Как это блять унизительно. — Тебе нужно успокоиться. — сказала девушка, погладив его по волосам. — Отвлекись немного. Давай поговорим. Мадара попробовал задержать дыхание, но страх смерти, поджидающей его у порога, вынуждал дышать так, будто бы он был утопающим, вытащенным на берег. Мужчина медленно кивнул, хотя и слышал Хинату как сквозь толщу льда. — Ты помнишь, где ты родился? — спросила его Хината, продолжая поглаживать по плечу. Да. Хорошо. Он хотя бы понимал, что не один. Мадара снова кивнул. — Невада. Меркьюри. — Расскажи о своей семье. Кем работают твои родители? У тебя есть сестры или братья? — голос девушки был столь тихим и успокаивающим, что Учиха невольно перенимал настроение, скрытое в ее беспристрастности, сам. — Моя мама… была домохозяйкой. Отец каким-то там военным, —прошептал он. — Угу. Продолжай. — У меня есть брат. Изуна. — Тот самый, да? О котором вы говорили с Орочимару. — Да. — Кем он работает? — Я не знаю. Вздох. Мадара закрыл глаза, в надежде проснуться от всего этого как от кошмарного сна. — Но он хочет стать актером. Что-то такое. — он глухо рассмеялся. — Это его мечта, ради которой мы приехали в этот ебаный город. Хината снова погладила его по лицу, улыбнувшись. Кажется, ее слова и правда помогали. Заставляли мозг думать над вопросами, а не судорожно орать о приближающейся смерти. На миг Мадара снова ощутил почву под ногами, но только на миг, потому что следующий вопрос заставил его снова погрузиться в собственные мысли с головой. — А у тебя есть мечта? Ха... Он думал, что нет. До этой блядской недели у него не было ничего кроме стремлений Изуны, но теперь вся эта череда встреч в нужное время и в нужном месте, все его отношения с Изуной и невыносимое желание сделать для брата все, эти ебаные сессии с Тобирамой вылились в… во что? Мадара знал ответ. И он повергал в шок своей чистотой и ясностью на фоне отравленного и запутанного остального. — Я хочу… — прошептал он, в шоке уставившись в сиреневые глаза. — Хочу стать… — Отцом. — глухо сказал Мадара, продолжая разглядывать спящего мальчишку. Его рука осторожно огладило его впалую щеку, убрав отросшие черные пряди за ухо. Обито дремал так мирно, что казалось, стоит ему проснуться, и подросток улыбнется счастливой улыбкой, радуясь хорошему сну, но Обито не открывал глаза с хоть какой-то жизнью в них уже слишком давно. У Мадары не осталось надежд на это. Какая ужасная тишина. Хрупкая связь между ними понемногу истончалась вместе с тлеющим огоньком, пока еще теплящимся в мальчишке. Но это было ненадолго. Мадара понимал. Обито не протянуть долго в таком состоянии. Совсем недавно он разучился жевать окончательно, а жидкая пища, которую теперь приходилось пихать в него с помощью шприцов, была лишь временной мерой. Скоро мальчишка окончательно превратится в живой скелет, его желудок иссохнет, а импульсы в мозгу погаснут окончательно. Его ждет медленное увядание и мучительная смерть, растянувшаяся на пару месяцев в лучшем случае, и пару дней в худшем. И Мадара ничего не изменит. Он может кормить Обито с помощью искусственных трубок еще какое-то время, но, если у мальца встанет дыхание — вентиляцию легких с помощью бункерного барахла сделать не выйдет. Смерть Обито — вопрос времени. Как и окончательное безумие его дяди. И что же теперь? Учиха закрыл глаза. Шум в его голове не умолкал уже пару месяцев, будто бы он снова вернулся в ту пытку, что устроил ему Тобирама. Но в этот раз было еще хуже. — Так и знал, что рано или поздно останусь один. Плохо, малыш. Я взял тебя сюда как раз, чтобы этого не случилось… — смешок. Мадара бросил на спящего задумчивый и угрюмый взгляд. Он не спускал глаз с мальчишки, следил за каждым его движением и тяжелым дыханием, как птица-наседка следит за россыпью только вылупившихся цыплят. Предчувствие было дерьмовое. Размышления окутывали не самые приятные образы в голове. Мадара то и дело вспоминал о пистолете, дожидающимся своего часа в его сейфе и снова и снова представлял только одну картину. Сперва пустить пулю в лоб Обито. Затем самому себе в висок. Мадара улыбнулся самому себе. В его ситуации даже мысли о самоубийстве казались утешающими, но быть может куда более красивой смертью был бы выход на поверхность. Он думал и об этом, но все еще сомневался в своем решении, день за днем ожидая неясного чуда. Пока Обито не считался безнадежным анорексиком. Безусловно, он был истощен, но пока не столь потерян, как мог бы, не заботься Мадара о нем хоть как-то. Может быть есть хоть небольшой шанс, что он очнется и сможет нагнать прежний вес? Но что тогда? Ждать пока Обито не станет ходячей мумией прежде, чем убить его? Мадара снова лег рядом с мальцом, устало закрыв глаза. Белый шум в его голове превратился в гудение бункера. Затем в накатившей на него дреме растворилось и оно, обернувшись чем-то напоминающим гудение парохода вдалеке. Он прищурился от яркого солнца. Пара крикливых чаек пролетело над головой. Одна из них уселась на мачту одного из парусников, что стояли вдоль причалов Бертон Час* плотными белоснежными рядами. Мадара остановился у железной перегородки, отделяющей каменную дорожку, идущую вдоль воды, от мирно покачивающихся лодок и катеров. Некоторые из них пестрили пафосными и одиозными названиями, которые Мадара периодически читал, заучивал на память и тихо проговаривал вслух, пытаясь успокоить бунтующие мысли. Они с Изуной прошли очередного «Победителя» и остановились рядом с «Блестящим», когда его брат устало присел на одну из белоснежных лавочек неподалеку, в очередной раз двигая все еще побаливающем плечом. С него сняли повязки еще вчера, посоветовав какие-то упражнения на руки, но Изуна не чувствовал себя выздоровевшим, все еще испытывая спонтанные ноющие боли по ночам. Мадара отвел взгляд. Они не разговаривали об этом, и ему было трудно понять принял ли Изуна извинения, но брат явно отдалился еще сильнее после случившегося на съемках. Учиха замечал это постоянно, ощущая вину каждый раз, когда младший, еще минутой назад, улыбающийся в компании Кагами и Хаширамы, вдруг мрачнел, стоило брату появиться в его поле зрения. А ведь это не случалось слишком часто. Они словно бы стали жить двумя разными жизнями, пересекаясь так редко, что порой и вовсе забывали о существовании друг друга, но ведь черт возьми, это был самый большой обман, потому что Учиха все еще терпел этот ебучий город лишь ради брата. Хотя иногда и забывал об этом, уже не понимая почему он здесь. И вдруг ему напомнили. Мадара присел рядом с Изуной, задумчиво глядя на вечереющее небо. Солнце постепенно заходило за горизонт. — Красиво здесь, да? — спросил он у брата, но тот смотрел себе под ноги, зябко засунув руки в карманы джинсовки. Мадара с трудом вытащил его на прогулку. Они давно так не гуляли. Просто вдвоем, посему отвыкшему оставаться с ним наедине юноше было тяжело согласиться на подобное предложение. Особенно после случившегося. Но согласился же. Согласился, даже не представляя истинную причину желания Мадары провести с ним время. А знал ли сам Мадара? — Да. — коротко ответил Изуна, вдруг сплюнув на землю. — Холодно, правда. Да. У воды было прохладно и свежо. Мадара вздохнул, инстинктивно сжав телефон в кармане джинс. Всего один звонок Орочимару. И он сам заберет их отсюда. Сам навяжет Изуне его общество и сам возьмет свой первый взнос за чужую безопасность. Учиха сжал зубы, ощутив, как дрожат его ладони. Он не будет продавать Изуну этому ебаному сутенеру. Само собой Мадара наебет его при первой же возможности, наплевав и на его связи, и на статус. Им обоим нужна лишь ночь. Изуна ведь трахается со всеми влиятельными людьми на своем пути. Он наверняка бы отдался даже Хашираме на какой-нибудь из пьяных вечеринок, с радостью занюхнув перед этим белую дорожку, разве он вдруг не захочет переспать с сутенером? Мадара даже не подкладывает его под кого-то, это произойдет само собой, ибо такова его блядская натура. Мадара поморщился. Ему не нравилось, когда он перегибал палку даже в мыслях. — Похоже, завтра у нас общие съемки. — меж тем начал он, но Изуна вдруг повернул к нему голову, посмотрев так пронзительно, словно бы брат стал его главным врагом. — Я думал, ты ни за что не согласишься сниматься в подобном. — тихо сказал он, нахмурившись. Мадара ощутил пробравший тело неприятный озноб. — Уже передумал? — Вовсе нет. Просто Тобирама… — Тобирама не может нас заставить. — прервал его брат. — Я не хочу, чтобы ты имел меня на камеру даже не по-настоящему. — А он это знает? — спросил мужчина почти издевательски. — Или ты не решился ему отказывать? Изуна поморщился от чужого холодного тона, но не стал смягчать свой собственный, вместо этого смело заглянув брату в глаза. Один из катеров вдруг глухо стукнулся о причал, увлекаемый резкой волной. Пару чаек на его корме истошно закричали, тут же сорвавшись с места и улетев. Мадара вдруг подумал, что это должно быть потрясающе — иметь крылья. Улететь прочь и раствориться в небе когда только захочешь. И тебя никто не достанет. Впрочем, будь он какой-нибудь чайкой - и без того ненавидящая его жизнь превратила бы Тобираму Сенджу в орла или ястреба. И он вцепился бы в его крылья своими погаными когтями, разорвав их напополам. Мда. Что за ублюдский тошнотворный символизм. — Узнает. Я поговорю с ним завтра. — ответил Изуна, но в его глазах появилась первая тень сомнения. Само собой. Они оба понимают, что убедить в чем-то Сенджу — это гребаный подвиг, потому что он каждый раз умудряется сделать это сам, переиграв их в их же собственных картах. А еще они знают, что этого не удавалось сделать никому до них. Мадара прикрыл глаза, с трудом сглотнув вязкую слюну. Ему нужно было просто набрать номер. Просто позвонить и дальше бы процесс пошел сам собой. Какая разница? Изуну в итоге все равно перетрахает пол Лос-Анджелеса, одним больше, одним меньше. Зато впервые в жизни он сделает хоть что-то для брата. Это справедливо. Мужчина прикусил губу, так и не найдя в себе силы набрать номер. Он тысячу раз прогонял в голове этот сценарий. Звонок Орочимару, приглашение брата в одно «замечательное место» и хоть какая-то победа над Тобирамой, но, когда дошло до самого дела, не мог связать и двух слов. И не мог продать брата. Видит бог, он не хотел иметь ничего общего с завтрашним днем. Не хотел видеть свой позор на камеру и знать, что на тысяче и тысячах копий фильмов огромное количество людей увидит именно эту срань, но не мог позволить себе отдать Изуну кому-то другому даже во временное пользование. Он не знал почему, но дело было не только в любви к брату. Он ощущал кое-что еще. Темное и зловещее, скрытое за трещиной в нем. Собственничество? Да. Вроде того. Мадара вдруг абсолютно равнодушно подумал о том, что между подобным выбором куда лучше было бы трахнуть Изуну самому, чем отдавать его на растерзание ублюдскому змею. Разве это не трезвая мысль? Вполне. В отличие от остальных Мадара любит брата и никогда не причинит ему боль. Ведь верно же? Телефон остался нетронутым, хотя Учиха все еще не принял окончательное решение. — Давай уже пойдем куда-нибудь. Тут холодно. — снова подал голос Изуна, вытащив руки из карманов. Хотел встать, но брат вдруг коснулся его руки. — Изу. — тот удивленно повернулся к нему с немым вопросом в глазах, но Мадаре было нечего сказать. Он вдруг наклонился к парню и осторожно прижался губами к его губам , ясно ощутив их холод. Изуна и правда замерз. Ничего. Они скоро уйдут. Мужчине удалось коснуться уголка его губ языком, но тот тут же отстранился, посмотрев на него со смесью злости и отвращения. — Что ты делаешь?! — рявкнул он, резко встав на ноги и отшатнувшись от поднявшегося за ним следом брата. — Мадара, ты окончательно рехнулся?! А если бы нас кто-нибудь увидел?! Странное недовольство. Мадаре было плевать на зрителей, но он не стал навязываться брату через силу. Напротив, на его лице появилась тревога, стоило только Изуне отвернуться от него. Нет. Он уходит? Просто поворачивается к нему спиной и уходит? Не может так быть. — Подожди. — Изуна не собирался бросать его столь по-английски, но старший уже схватил его руку, вызвав новую вспышку агрессии. — Не трогай мое плечо! — взвизгнул тот, резко вырвавшись из хватки. Мадара пораженно застыл, медленно вскинув руки в примирительном жесте. — Тише, Изу. Я не хотел тебя напугать. — осторожно сказал он. Изуна яростно мотнул головой, баюкая свою руку. — А что ты хотел? — огрызнулся он почти истерично. — Зачем было тащить меня сюда? Чтобы полобызаться на берегу моря? Мадара поморщился. Конечно нет. Их поцелуй вышел спонтанно. Просто так получилось, что он вобрал в себя то, что так и не стало высказанным, но похоже, мысли все равно пришлось собирать в связные предложения. — Просто поговорить. — тихий ответ. Мадара опустил руки. — О том, что происходит между нами. Изуна выпрямился, немного ослабив бдительность. Солнце почти полностью зашло за горизонт, но в чернильном безоблачном небе так ничего и не появилось. Лос-Анджелес был полон местными звездами достаточно, чтобы затмевать те, что светили сюда из космоса. — Изуна… Я чертовски скучаю по тебе с тех пор, как мы приехали сюда и… я понимаю, что все изменилось, и теперь у тебя появились новые знакомства. Друзья... и тебе интереснее с ними, чем со мной. А я только проблемы доставляю, но... — вздох. Мадара смотрел на брата с болью в глазах. — Я знаю, что тоже должен был просто найти себе кого-то и двигаться дальше. Но я не могу. Не могу забыть кем мы были, когда только бросили Неваду и отправились сюда. Я… мне казалось, что так будет всегда. Что мы будем против всего мира, но друг за друга как братья. Это чувство делало меня счастливым, но теперь… Я не знаю кто мы друг другу. И не чувствую, что ты по-прежнему видишь во мне хоть кого-то мало-мальски близкого. Каждое его слово давалось с огромным трудом и болью, но Мадара упорно продолжал говорить то, что так долго копилось на душе. Однако легче не становилось. Более того, глядя на Изуну, по прежнему хранившего мрачное молчание, Учиха испытывал все большую тревогу. — Я не знаю, как это объяснить. Я правда пытался переключиться на что-то другое и отпустить тебя. Дать свободу или вроде того. Но ничего не выходит, — голос предательски дрожал. — Я люблю тебя, Изуна. И мне никто кроме тебя не нужен. Но брат лишь в очередной раз отвел от него взгляд. — Мадара, я… я не знаю, что сказать. — пробормотал он. — Мне жаль, что это происходит с тобой. Но ты не можешь вечно смотреть на меня. У тебя должна быть своя цель в жизни. — Она есть. Совсем недавно я наконец нашел ее. — поспешно уверил его мужчина, вновь подойдя к Изуне вплотную. Тот вздрогнул, когда холодные руки старшего сжали его собственные. Мадара доверчиво и грустно заглянул в его глаза. — Ты все, что мне нужно, Изуна. Поэтому я хочу, чтобы у нас с тобой была семья. — Что? — это повергло Изуну в глубокий шок. Он посмотрел на улыбающегося брата с нескрываемым ужасом. — О чем ты говоришь? Какая семья? — Я… понимаю, еще слишком рано и ты не готов. — Учиха вдруг смутился, неловко улыбнувшись. Реакция Изуны заставила его залиться румянцем и нервно прикусить губу. — Но ведь когда-то нам обоим нужно будет остепениться, верно? Мы не вечно будем двадцатилетними и поэтому… я бы хотел, чтобы мы, знаешь, чтобы у нас был свой дом. И дети. — Дети? — Изуна ошалело покачал головой, не веря тому, что слышит. Он смотрел на брата как на сумасшедшего, но тот, словно и не замечал этого. — Мы могли бы взять из приюта. Или с помощью ЭКО, это не важно. Я бы хотел дочь. Но если ты за мальчика, то я не против. Или сразу двоих. — продолжал Мадара. Его тон был одновременно и нервным, и восторженным. — Мы создадим настоящую семью, Изу. Наши дети будут любить нас, а не бояться. И я буду отцом, которым никогда не стал бы Таджима. Этого я хочу. Изуна резко выдернул свои руки из чужих пальцев, прижав их к груди. Его брат, словно бы пробудившийся от сна, в растерянности заморгал, не понимая, чем вызвал столь ощутимый страх. Изуна… боялся? Его? Но почему? Что Мадара такого сказал? Изуна не ответил. Сделал несколько шагов назад, не отрывая от мужчины широко распахнутых глаз. На его лице был чистый ужас. — Мадара, это безумие. — прошептал он. Улыбка тут же пропала с лица Учихи. Безумие? Его желание иметь семью — безумие? Он точно не ожидал такого ответа. — Мы ведь братья. Какую еще к черту семью мы можем создать? — Мы всегда были ближе, чем братья. Ты ведь сам это знаешь. — удивленно проговорил Мадара, но младший лишь замотал головой. — Но это не значит, что мы… Послушай, я вообще не хочу заводить никакую семью. И тем более детей. Я… меня пугает все это. — возмутился Изуна, словно бы оправдываясь. — Мы ведь только вырвались из одной такой. Увидели, какой там может быть кошмар. Зачем натыкаться на те же грабли? Учиха отвел взгляд, ощутив горькое разочарование. Но Изуна не успокоился на этом. — Изу… — Я не семьянин, Мадара. Я никогда не хотел и не захочу стать родителем, да какой из меня, блять, родитель?! Сам подумай! — он глупо улыбнулся. — Я хочу быть знаменитым актером, брат. Чтобы мое лицо на билборды вывешивали, неужели ты думаешь, что у меня будет время на детей? — вздох. Его голос стал тише. — К тому же… я не думаю, что это хорошая идея. Иметь их тебе. Мадара резко вскинул голову и нахмурился. — Что ты имеешь ввиду? — спросил он брата, но тот лишь неловко поджал губы, глядя куда угодно, только не на него. — Ты знаешь, что… — ответил тот. — Не заставляй меня говорить это вслух. — Вслух что? — огрызнулся Мадара. — То, что я больной психопат и поэтому мне нельзя заводить детей, ты это хотел сказать? Подумать только. Изуна. Его родной брат всерьез считал, что Мадара может быть таким же ублюдком как их отец. Что он может насиловать собственного ребенка как эта гнида, просто потому что им не повезло делить одно ебаное расстройство. Это невообразимый пиздец. Неужели все это время Изуна относился к нему именно так? — Ладно. Ладно. Прости, я перегнул палку. Просто… это здорово, что у тебя появилась своя цель. Правда, я очень рад за тебя. — вздохнул Изуна виновато, наконец, поняв какой именно смысл несли его слова. — Но я не могу быть ее частью. Она слишком отличается от моей, мы никак не сможем найти компромисс. К тому же я теперь с Тобирамой. И он на самом деле мне очень нравится я… давай просто закроем эту тему, ладно? Мадара не ответил, опустив глаза. Такого разочарования и пустоты он не чувствовал еще с того инцидента, произошедшего две недели назад. Сейчас было даже хуже. Если тогда он не в полной мере ощущал все происходящее, а его разум был запутан в искаженных образах и бешеной злости, то теперь мужчина видел реальность чертовски ясно. И все прекрасно понимал. И когда неловко попрощавшийся с ним Изуна поспешил удалиться прочь от спятившего брата, Мадара видел, как он уходит не только сегодня и не только с причала. И это было самым болезненным в их истории. Мучительным и горьким — смотреть на то, как единственный, кого Мадара любил в своей жизни, оставляет его одного. С этого случая прошло так много лет, забавно, а Учиха до сих думает, что тот день стал одним из худших в его жизни. А какой худший? Не трудно догадаться, жаль только Обито об этом не узнает, потому что в этот прекрасный момент разучился даже глотать, отчего стал давиться каждый раз, как Мадара пытался запихнуть в него хоть немного еды. Это стало той точкой, которая вынудила сдаться и опустить руки. Да. Та самая точка в конечном итоге привела его к осознанию собственного бессилия перед тем, что он натворил. Обито был жив. Да. Он двигался худо-бедно, дышал и умудрился не исхудать до состояния живого скелета, пока Мадара кормил его исключительно искусственно. Быть может с его потери умения прожевывать пищу прошло не так уж и много времени. Мадара цинично полагал, что с такими успехами он не переживет следующий год. И так и случилось. Намеренно в глубине души, или же виноваты повреждения мозга — но Обито постепенно умирал. От него, словно от мозаики, отваливались составные части, некогда бывшие автоматическими, и Мадаре оставалось лишь следить за этим. Или наконец покончить с этим жалким трепыханием их обоих, потому что он не сможет дотянуть еще несколько лет в полном одиночестве. Только не так. Мадара ненавидел оставаться наедине с собой. Это самое худшее наказание. И самая ужасная пытка. — И все же день замечательный. Такой же, как и другие. Но замечательный. — хрипло проговорил он вдруг, тяжело усевшись рядом с Обито. Тот без тени хоть какого-то интереса рассматривал свое отражение в черном экране телевизора. — Знаешь почему, малыш? Потому что сегодня я покончу с собой. Одна минута до полуночи.