DEFCON

Одна минута до полуночи. Изуна упорно избегал его взгляда в тот день. Мадара хорошо это запомнил, хотя и не стремился остаться с братом наедине, прекрасно понимая для чего они собрались своей гнилой паршивой компанией. Именно в тот момент. В то время в их знакомом месте для съемок, где-то в старом дешевом офисе с не менее древним кабинетом с выставленными камерами и идеально подобранным светом для идеального преступления. Мадара приехал туда почти в пять утра вместе с Фугаку и Хаширамой, но снова не помнил деталей поездки. Для него все события этого и прошедших дней были окрашены лишь тихим шумом на фоне ударов волн о песок и сменяющиеся картинки перед глазами, выглядящими так, будто бы Учиха смотрел на них через мутное стекло. Ему казалось, что он и был за стеклом. Огороженным ото всех экспонатом в стеклянном резервуаре со спиртом или формалином. Даже почти не слышал других из-за этой прозрачной перегородки, отделившей его от мира. Кажется, Хаширама говорил ему как стоит вести себя на съемках и когда именно озвучивать свои крохотные простые реплики, но он слышал это уже много раз сперва от Фугаку и Микото, а затем от самого Тобирамы. Сенджу был удивлен его молчанием, но так и не сказал ни слова, а мужчине просто хотелось побыть одному. Чтобы услышать хотя бы подобие тишины, вместо голосов над собою, но окружающие упорно не оставляли его в покое. Белый шум становился громче. А вместе с ним и они, снова и снова давившие на него своей суетливостью. Но стекло так и не разрушилось, хотя и имело в себе огромную трещину. Мадара лениво поднял глаза к очередному вопрошавшему, но из-за прорех в его памяти, тот словно бы растворился в серых статичных помехах. И сразу вымывался из памяти. Фугаку что-то спросил по поводу его недавнего срыва. Мадара не ответил. Микото пыталась вывести его на разговор. Мадара промолчал. Кагами спросил его, получилось ли у Мадары раздобыть хоть что-то, что помогло бы ему в неравной борьбе против Тобирамы. Тоже остался без ответа. Учиха никого не слышал. Он продолжал молча разглядывать трещины в плитке на полу, даже когда пришел его брат, присев за соседнюю скамейку в коридоре. И хотя чужое прикосновение к плечу заставило его вздрогнуть, он лишь с трудом заставил себя повернуть голову к Изуне, точно зная, что услышит. «Ах, извини. Тобирама был слишком убедителен, а я так боюсь потерять его член…ах.» Вот только Изуна не сказал ни слова. Мадара понял, что именно делал Тобирама с его братом, как только заметил его встревоженный бледный вид. Изуна чем-то напоминал его самого сейчас, хотя с более легкими симптомами своей… потерянности. Да. Только так их обоих можно назвать. У него пролегли тени под глазами, взгляд казался болезненным и напуганным, будто бы его бедный младший был в столь серьезном напряжении, что ожидал удара со спины каждую секунду, проведенную здесь. Мадара вдруг сфокусировал на нем взгляд, попытавшись осмыслить пришедшее в его голову замечание. А был ли так жесток Тобирама с Изуной как ним? Что если это странное поведение его брата — результат такого же ебания мозгов со стороны безумного врача, как у него самого? Может быть не так грубо. Может Изуне повезло быть обманутым намного больше, но что, если его вчерашняя попытка серьезно поговорить с Тобирамой обернулась лишь душевными потерями? Мадара охотно в это верил. Он погладил младшего по плечу, но тот молча отсел от него подальше, невнятно пробормотав, что хочет побыть один. Ха. А лицо какое. Мадара понял, что противен брату не задав ни одного вопроса — Изу явно опасался брата после столь откровенного вчерашнего разговора, но Мадара уже едва ли сделал бы свой образ в его глазах хоть каплю лучше, даже если бы был готов отдать ради этого все. — Изуна. — и все же Мадара нашел в себе остатки сил позвать его. Брат посмотрел на него с тупым равнодушием, и мужчина еще раз спросил себя как именно прошел разговор с Тобирамой, из которого его младший вышел в настолько разбитом состоянии. Плохо ли Изуна спал после него, или Сенджу не давал ему спать всю ночь принципиально? И все же брат отвернулся от него, когда их молчание затянулось. Мадара так и не нашел для них нужных слов, а тот и не искал их. Зато слова всегда были у Тобирамы Сенджу, выросшего перед ними бледной тенью. Он что-то говорил. Но Мадара не слышал и его фраз, удивительно похожих на киношные реплики. Разве что Изуну, но даже его сквозь это ужасное стекло. Снова хотелось спать. Мадара с трудом держал глаза открытыми, с мрачным равнодушием и отрешенностью разглядывая стену напротив, пока где-то по ту сторону его оболочки шли напряженные переговоры. — Я все еще думаю, что это плохая идея. — произнес вдруг Изуна почти раздраженно. — Я не хочу видеть себя на экранах Каннского фестиваля в таком виде. Черт. Ты же наши имена в титрах укажешь. Все поймут, что мы братья. Тобирама закатил глаза, не обращая внимания на Мадару. Словно бы того не существовало. — Изуна. Это артхаус, никто не осудит нас за экспериментальные съемки. Я говорил тебе это. — У него тоже должны быть рамки. Мне некомфортно. И моему брату тоже. В ответ Сенджу лишь вздохнул, зарывшись рукой в свои волосы. Он говорил с Изуной исключительно снисходительно-менторски, но хотя бы не испытывал к нему той сумасшедшей ненависти, что получал от него Мадара. — Однако, когда мы обговаривали это еще на первой встрече — ты согласился. — напомнил ему блондин. — Неправильным будет пасовать на пол пути. Изуна опустил взгляд. Он явно не был настроен спорить с мужчиной слишком решительно. Мадара понимал его. — Я просто не хочу. — Ты актер, Изуна. А не ребенок. Иногда приходится делать через «не хочу» — ответом стала лишь чужая холодность. Мадара мрачно усмехнулся, хотя и не слишком следил за развитием их разговора поскольку прекрасно знал, кто выйдет из него победителем. Вместо этого его внимание привлекла странная папка в руках Тобирамы. — Это займет всего несколько часов, пока не сделаем пару нужным дублей. И больше мы к этому не вернемся. Давай, сходи к Фугаку, подготовьтесь к съемкам. В конце концов Изуна сдался. Тяжело вздохнул и нехотя поднялся с места, не глядя на молчавшего брата. — Быстрее бы это все кончилось. — бросил он напоследок, перед тем как уйти. Тобирама смотрел ему вслед с холодной улыбкой на лице. Затем он вдруг нагнулся к Мадаре. Но тот продолжал сверлить взглядом ближайшую стену. — У вас с Изуной был тяжелый разговор вчера. — то ли вопрос, то ли констатация факта. Мадара нахмурился, но так и не сбросил свою отрешенность с души. За мутным стеклом было безопаснее. Хотя и как в тюрьме. — И настолько личный, что мне впервые с трудом удалось вытащить из твоего брата хоть что-то про него. Тот разговор добил Мадару окончательно, а еще наконец убедил в том, что его криков в большом городе никто не услышит. А теперь Тобирама добавлял поленьев в уже тлеющие угли, в надежде, что огонь снова разгорится. Но мужчина не смотрел на него. Он настолько сильно устал от непрекращающегося кошмара и разочарования, что предпочел просто сделать вид, будто бы и так побежден. Даже не ранен. Убит. — Ты не говорил мне, что хочешь завести детей. Это желание появилось недавно? — поинтересовался Сенджу с научным любопытством. — Зачем тебе это? Хочешь почувствовать себя на месте отца? Но Мадара упорно игнорировал его, не находя в себе сил даже огрызаться. Тобирама недовольно хмыкнул, слегка нагнувшись к нему, и прошептал почти в самое ухо. — Твои попытки сыграть кататонический ступор не помогут тебе, — улыбнулся он, слегка дунув на прядку волос у чужого уха, а после вдруг отстранился. — Не глупи, Мадара. Такие как ты не способны на создание семьи. — и вдруг бросил ему на колени ту самую папку. Мадара, наконец, поднял на него глаза. — Это тебе. — Что это? — глухо спросил он, но Сенджу лишь демонстративно посмотрел на часы на руке. — Через пару минут начинаем. У тебя немного времени. — улыбнулся он. — Ты ведь спрашивал, зачем я делаю все это с тобой. Тут есть своеобразный намек на ответ. Мадара вцепился в папку пальцами, будто бы на мгновение забыв, что ее можно открыть. Его опустошенный взгляд уставился на зеленый картон, но до мозга никак не доходили ни чужие слова, ни их значение. Может Сенджу на самом деле все это время глухо молчал, вынуждая мужчину читать свои мысли? — Кстати. Поговори с Хаширамой. Он даст последние напутствия. Но Мадара снова не заметил его ухода. В белом шуме, проникшим в его сознание, он почти не различал людей, появляющихся из ниоткуда и исчезающих в никуда как в густом тумане. Посидев еще пару минут, разглядывая папку в своих руках, мужчина все же открыл ее. Внутри оказались снимки чьего-то мозга. Их было несколько, с разных ракурсов должно быть. Один профиль, затылок и вид сверху? Мадара не разбирался в этом. Зато он четко видел злополучное пятно угасших участков мозговой коры, вызвавшее его психопатию. Это его снимки? Зачем Тобирама снова показывал их? Но постойте… Мадара нахмурился, углядев что-то, чего раньше не видел. Странное круглое пятно, яркое, можно сказать, белое на всех снимках. Это пятно располагалось почти на самой поверхности мозга ближе ко лбу и напоминало небольшую монету, какие обычно бросают в фонтан. Мадара не помнил, чтобы видел такого в своей голове. Что это? Глаза опустились к углу снимка. Учиха изумленно замер, выронив снимки на пол, и они ровным рядом упали на холодную плитку. У него затряслись руки. Он поспешил поднять снимки, чтобы убедиться в том, что разум в очередной раз не обманул его, но надпись не изменилась. Тобирама Сенджу. Это был его мозг. — Господи… — прошептал мужчина, пожирая знакомое пятно глазами. Это ведь… — Мэдди! Детка, ты там уже готов? — резко открывший дверь Хаширама заставил вздрогнуть и едва не выронить снимки на пол снова. В последний момент Учиха запихнул их в папку, спрятав ту в вороте своей куртки, но Сенджу не обратил на это внимание. — Свои секретики? — улыбнулся он, подмигнув. — Тобирама попросил меня проверить, не уснул ли ты там. Дать тебе время повторить сценарий, или ты уже готов попробовать? Мадара покачал головой. Он был слишком занят новым шокирующим открытием, чтобы думать о чем-то другом, но реальность никуда не исчезла. Поэтому он сказал, что готов. Хаширама улыбнулся шире и поманил его за собой. Они оказались в другом коридоре, и брюнет по-приятельски хлопнул его по спине, вынудив идти за собой. Вскоре показалась следующая дверь. Сенджу о чем-то болтал, но Мадара не слышал его, не отрывая от нее взгляда. Он очнулся лишь когда чужая рука легла на его плечо. — Но вообще. Я бы на такое никогда не решился. Ну типа… да, это кино и все такое. Но все равно мне было бы не по себе. — засмеялся Хаширама. — Вы с братом, видно, и правда отбитые. Но ты не подумай! Это хорошее качество, как по мне. Мадара нахмурился, не глядя на него. Сенджу, кажется, обеспокоил его вид. — Но выглядишь ты как-то совсем плохо, compañero, * — задумчиво протянул он. Учиха втянул носом воздух, подметив что пахло от мужчины в этот раз не алкоголем, но чем-то не менее неприятным. Травка? Неужто покурил накануне? Мадара мысленно усмехнулся. Да, к этой части жизни Калифорнии он тоже так и не смог привыкнуть. — Знаешь, снимем эту сцену — и поедем с тобой на Империал стрит. * Тебе явно нужно как следует отдохнуть. Мадара насторожился, заметив, что у Хаширамы снова трясутся руки. Он вдруг схватил его за запястье, пристально посмотрев мужчине в глаза. А ведь они давно замечали странности в его поведении. Излишняя нервозность порой, тремор и все более частые употребления всего, что могло бы дать словить кайф. Проклятье. — Ты чего? — искренне удивился Хаширама. — У тебя ломка. — Мадара резко отпустил его. Да. Он видел это раньше. Правда, в совсем фатальной форме, когда они с отцом проходили мимо греющегося в супермаркете бездомного. Охрана вскоре прогнала ублюдка, но перед этим Мадара успел заметить, как же ужасно тряслись его руки, изувеченные странными синяками. Таджима тогда прошептал ему прямо в ухо, что именно такая судьба ждет Изуну, если брат не будет присматривать за ним, и эти слова отпечатались в его памяти вместе со взглядом бездомного. Стеклянного. Затуманенного странной жаждой. Как у Сенджу сейчас. — Как давно ты уже сидишь? А главное, на чем? Хаширама перестал улыбаться. — Ни на чем. — сказал он излишне торопливо. — Правда, Мэдди. Не смотри на меня так. Я, по-твоему, похож на наркомана? Мадара мог бы сказать, что чертовски похож, но эта новая находка стала для него еще одним доказательством того, что их счастливая жизнь в Калифорнии катилась в ад все быстрее и быстрее. Вот почему Хаширама не заметил изменений в их веселой братии. Было не до этого, ха. Мадара, как всегда, оставался один. Дверь перед ними вдруг открылась, явив на пороге Фугаку. Хаширама широко улыбнулся, толкнув Мадару идти дальше и не углубляться в никому не нужные разговоры. — А вот и мы. — радостно объявил мужчина позади. — Готовы закончить этот чертов фильм до конца! Вот оно как? Мадара огляделся, рассматривая открывшийся перед ним кабинет, вдоволь напичканный аппаратурой для съемок. Значит Тобирама специально оставил эту сцену самой последней, чтобы успеть подготовить своего подопытного к ней. Здесь были все. Все хотели увидеть его позор. В старом на вид, вычурно богатом кабинете, явно нужны лишь в качестве декорации, отчего и толком не обжитым, помимо техники была вся их шайка. Тобирама о чем-то разговаривал с Микото у камер. Изуна болтал ногами, сидя на кабинетном столе и о чем-то переговариваясь с Кагами. Да. Их увидят все. Мадара снова посмотрел на Тобираму, пристально заглянув ему в глаза, и тот ответил на чужой взгляд. Его красные глаза вновь не выражали ничего кроме равнодушия, но теперь Учихе была известна причина. В глазах Тобирамы и правда ничего не было. Ничего, что делало бы его живым человеком. Он был таким же бессердечным психопатом, как и он. Даже не он. Как Таджима. Мадара должен был это почувствовать. Должен был догадаться и разглядеть тревожные звоночки еще в первую их встречу, но Сенджу оказался слишком хорошим актером, чтобы понять все сразу. Чертов ублюдок. А ведь строил из себя такого ненавистника психов. Охотника на ведьм, блять, что почувствовал трепет свой добычи. Мадара считал его своим прямым антонимом. Врагом, убийцей в халате и адекватным подонком, искреннее не понимая, что между ними нет разницы. Тобирама никогда не был нормальным человеком. Его брат — да. Изуна — да. Кагами — черт возьми, да. Но не он. Сенджу — бесчувственный и манипулятивный маньяк, нашедший себе жертву посложнее, и не более. Мадара смог сбежать от одного чистокровного психопата лишь затем, чтобы встретить второго. Боже. Он ведь сумасшедший. Все, что он делал — чистой воды безумие. Они в опасности. Изуна в опасности. Им нужно бежать. — Вы повторили сценарий? — спросил его Фугаку, но Мадара снова не ответил. Тогда за него заговорил улыбающийся Хаширама. — Да брось. У Мэдди там пара строчек. — махнул он рукой. — А что делать — мы ему подскажем. Ты, главное, слушай. Мадара с трудом смог понять смысл происходящей фантасмагории. Он пытался проснуться, но не мог открыть глаза. Изуна совсем рядом. Говорил. Спрашивал, но будто бы сквозь толщу воды. Его брат отвечал машинально, пребывая в странной прострации до тех пор, пока реальность вдруг не навалилась на него одним сухим восклицанием Тобирамы: «Мотор!» Мужчина не дал Изуне времени осознать, что вошедшим в комнату был не Минато, чьего вердикта он ждал уже как час. Парень резко поднялся со стула, опасливо сделав шаг назад от надвигающейся на него угрожающей фигуры. Мадара бросил взгляд прямо на камеру, но эту оплошность так и не прервали. Его черные глаза, пропитанные бездушием от самой его сути, показались Тобираме слишком завораживающими, чтобы браковать столь изумительный кадр. — Кто вы? — испуганно спросил Изуна незнакомца, сжавшись от тревоги, пропитавшей эту комнату насквозь. — Я жду Кироя… Мадара холодно улыбнулся ему, поправив упавшую на лоб прядь волос. Пока работают камеры — он просто марионетка. — Боюсь, что он не в настроении говорить с тобой твоим языком. — протянул мужчина, размяв шею. — Что толку сотрясать воздух для таких шлюшек как ты? Нет… С вами надо говорить совсем иначе… — Нет! — Изуна, уже почуявший угрозу, попытался сбежать, бросившись мимо него, но Учиха грубо схватил его за плечи и толкнул к столу. Изуна ахнул, упав на его гладкую поверхность. Несколько бумаг и дорогой канцелярии попадало на пол. Парень попытался подняться, но оказавшийся совсем рядом незнакомец прижал его голову к столу снова. — Что ты делаешь?! Ради бога, чего ты хочешь от меня? — Узнаешь, Из… Черт. Он назвал брата по имени. Тобирама сказал «стоп», скучающе приказав им переснять кадр. Второй Сенджу весело напомнил им об имени главного героя и братьям пришлось повторить все заново. А затем снова. И снова и снова, потому что Мадара хотел оттянуть дальнейшее как можно больше. — Мы не уйдем отсюда, пока не снимем все полностью, Мадара. — тогда холодно произнес Тобирама, раскусив его жалкий план, и Учиха окончательно потерял желание драться. Похвальные слова Хаширамы о его игре стали почти издевательскими. — Только сделай менее уставший вид. Прошу тебя. — рассмеялся он. — А то ты будто бы сам жертва, а не насильник. Они вернулись к тому, с чего начали. Мадара в который раз возвышался над братом, удерживая его голову прижатой к столу. Оба испытывали неясную тревогу, связывающую их с прошлым, но упорно отказывались останавливаться. Мадара завел руки Изуны над головой, удерживая их не слишком сильно — младший и не стремился вырваться. Эта деталь хоть немного напоминала Мадаре, что все происходящее сейчас не реально. Но и она не помогала. Его рука забралась под толстую водолазку брата, нагло ощупав сперва впалый живот, а затем и часто вздымающуюся грудь. Как давно он не касался его так? Изуна всхлипнул, дернувшись, чтобы вырваться. — Остановись! — сдавленно простонал он, прикрыв слезящиеся глаза. Боже. Его брат и правда хороший актер. Слишком хороший. — Пожалуйста. Это безумие. Чистой воды безумие, низвергающее всех в этом кабинете в ад. Но никто не замечает это кроме него. Мадара глухо зарычал, задрав чужую водолазку до ключиц. Бледное туловище Изуны извивалось под ним так соблазнительно, что он невольно задержал на нем взгляд. То, что происходило — грех во плоти своей. Но Мадара все равно постепенно возбуждался. — Хорошо. Расстегни его брюки. — Тобирама проговорил это так тихо, что казалось, его услышал лишь тот, к кому он обращался. Фугаку включил одну из дополнительных камер. Все будто бы затаили дыхание. Учиха зажмурился, воспользовавшись тем, что теперь его снимают со спины. Изуна прошептал одними губами все ли с ним в порядке, и мужчина только сейчас понял, что его руки дрожат как у Хаширамы. Боже. Сердце снова бьется слишком быстро. Может у него и правда сердечный приступ. Учиха сдавленно рассмеялся, сорвав с брата ремень и грубо расстегнув пуговицы на брюках. Его колено уперлось куда-то меж чужих ног. Мадара понимал, что Изуна не был возбужден. Происходящее и правда было для него игрой и притворством, возможно, как и все его отношения с братом, ха. Но что будет, когда он поймет, что его беспомощность и страх пришлись старшему по вкусу? Учиха ощутил, как по спине прошлись неприятные мурашки. Ему было жарко. Кажется, пот струился по лбу. — Ты посмотри. А он неплох, ха? — улыбнулся Хаширама, осторожно пристроившись рядом с Тобирамой. — Может ты и не зря хотел замены… — Продолжай, Мадара. — вместо ответа равнодушно проговорил тот. Изуна вдруг перестал вырываться и кричать, обеспокоенно глядя на нагнувшегося к нему мужчину. — Ты слишком часто дышишь. Все нормально? — шепотом спросил он, но Мадара понятия не имел в порядке ли он. Его снова сковал этот ебучий страх смерти, вдруг сдавивший горло железной хваткой. Он не мог бежать, хотя хотел. Кагами посмотрел на него с едва заметной настороженностью, хотя до этого старательно разглядывал плитку на полу. — Он весь дрожит. Это по сценарию? — спросил он. Микото недоуменно опустила камеру. Черт. Опять все испортил. Неужели заново? Нет, он не выдержит играть это дерьмо по второму кругу. Только не опять. Боже, как болит сердце. — Что с тобой, Мадара? — раздался голос Хаширамы со спины. — Хреново себя чувствуешь? Мадара резко отпрянул от брата, схватившись за голову. Изуна не отрывал от него напуганного взгляда. — Мадара? — позвал он. — Боже… — мужчина помотал головой. — Я… — Что случилось? — Я умираю. Нахмурившийся Тобирама медленно поднялся с места, переглянувшись с Фугаку. — Что у тебя там, ради всего святого? — ворчливо протянул он. — Уже триста раз могли все снять и пойти домой. Но никто не слушал его. Все испуганно смотрели на шатающегося мужчину. Тот вот-вот был готов потерять сознание. Ему казалось именно так. — Умираешь? — спросил его Изуна, с трудом застегивая ремень на брюках. — О чем ты? Но их было слишком много. Все они наступали на него. Держали в кругу и душили. Душили, хотя воздуха и так не хватало. — Мадара? Эй? — позвал его старший Сенджу. Пальцы зарылись в волосы и крепко оттянули. Кажется, задыхался. — Не молчи, Учиха. Что с тобой? — недовольно потребовал Тобирама. — Слушайте, может у него инфаркт какой? Может врача? — тихо шепнул Фугаку. — Больше похоже на инсульт. — сказала Микото. — Давай я воды принесу… — добавил Кагами. Для Мадары его голос стал последней каплей. Какой к черту воды. Он умирал! Вы слышите?! Он умирает! — Мне нужно… — Мадара направился к двери, не оглядываясь. Боже. Почему это снова происходит? Что это такое? Кто-то кричал ему вслед, но мужчина уже открыл дверь. Он не знал куда шел, тени и свет мелькали совсем рядом, двигались следом за ним и превращали окружение в мутное пятно. Руки нащупали очередные двери — каким-то образом он догадался, что это туалет. Еще пара мгновений, и Мадара уперся руками о раковину, сделав глубокий вдох. С его лба тек пот. Мужчина торопливо открыл кран и умыл лицо холодной водой, но и это не помогло. Сердце стучало все быстрее. Ему хотелось бежать, или даже драться с опасностью, ставшей для него одним человеком, но он не мог. Мадара глухо простонал и словно во сне отступил от раковины. Прижался спиной к стене и медленно сполз по ней на пол, задрав голову вверх. Кровь яростно стучала в висках. Ему никогда еще не было так хреново. Даже когда он разбил голову в отцовской машине, а после лежал с сотрясением в дешевом номере хостела, пока Изуна менял полотенца у него на лбу. Даже это не было столь мучительным и пугающим. А сейчас Мадара будто бы мысленно прощался с жизнью. Сенджу и Изуна нашли его здесь лишь спустя минуту. Изуна испуганно присел напротив, пытаясь достучаться до брата, но очнулся от кошмара тот лишь тогда, когда Тобирама вдруг сжал пальцами его подбородок, заставив посмотреть на себя. — Что с тобой происходит? — раздраженно спросил он, с недовольным прищуром разглядывая чужое бессмысленное лицо. — Слушайте, может реально врача позовем? Это уже не шутки… — вмешался Хаширама, таки перестав улыбаться. — Вдруг это правда инфаркт? — Мадара… — Изуна дотронулся до его руки. — Он такой холодный. Мне страшно за него, Тоби. Пожалуйста, сделай что-нибудь. Но Тобирама, рассматривающий Учиху какое-то время, лишь презрительно отпустил его подбородок. — Все с ним нормально. Это просто паническая атака. — сухо проговорил он. — Паническая атака? — Изуна едва ли слышал об этом хоть что-то. Что ж. Познания в психиатрии у них всегда заканчивались лишь на психопатии. Тобирама проигнорировал его, будто бы состояние мужчины заставило его уйти в собственные тяжелые мысли. Что ж. Может и так. Мадаре оставалось лишь беспомощно блуждать взглядом по его бледному лицу и делать короткие частые вдохи в надежде не потерять сознание. — Так он что? Просто перенервничал? — недоуменно спросил Хаширама, нагнувшись к мужчине. Слишком близко. Они все слишком близко и забирают кислород. А он сейчас нужнее всего. Как же тяжело дышать. — Можно и так сказать. — нехотя ответил Тобирама. Возникла недолгая пауза. Хаширама покачал головой, а затем вдруг выпрямился и громко вздохнул. — Ла-а-а-дно. Знаете. Давай-те-ка я отвезу его домой, а вы пока разберитесь с аппаратурой. — сказал он, но брату не понравилось его предложение. Тобирама посмотрел на Хашираму почти с обидой. — Мы прервем съемки только из-за этого? Перестань. Его здоровью ничего не угрожает. Это безобидное состояние, я же сказал. — возразил блондин. — Он отойдет через пару минут сам. — Тобирама, пожалуйста. Мы можем снять все и завтра. — Изуна обнял Мадару, ощутив каким частым было его сердцебиение. Он повернул к нему голову и тихо прошептал, — Потерпи немного. Мы отвезем тебя домой. Мадара посмотрел на него пустым взглядом. — В Меркьюри? — хрипло спросил он. Изуна удивленно вскинул брови, но как только смысл вопроса дошел до него, тут же скорбно покачал головой. — Нет. В Брентвуд, братик. — произнес он. — Изу дело говорит. Посмотри на его видок. Мадара сейчас явно не отыграет хоть что-то внятное, да и черт с ним. С нас не убудет, если доснимем все завтра. — Хаширама помог Изуне поднять брата. Тобирама недовольно поморщился. — Дело твое. Но мне это не нравится. — устало вздохнул Сенджу, но таки дал им вывести Мадару в коридор. — Однако завтра все должны быть на месте. — Само собой. — подмигнул ему Хаширама. — Давай, Изу. Потащили. Мадара схватился за них обоих как за спасательную соломинку, хотя и не понимал половины происходящего вне его закрывшегося ото всех разума. Изуна был рядом. Наверное, это могло быть чем-то успокаивающим, но последние события окончательно разубедили Учиху в том, что брат по-прежнему был готов служить ему путеводной звездой в пучине болезни. Они куда-то пошли. Мадара оглянулся назад лишь на мгновение, и его потухшие глаза встретились с уничижительным взглядом Тобирамы. — Как оклемается — скажите, что завтра этот трюк со мной не пройдет. — крикнул им вслед он. — Мы снимем эту ебаную сцену, даже если мне самому придется вылечить его от панических атак. Мадара не знал куда они ехали. Даже почти не следил за дорогой: в накрывшей город тьме он с трудом различал неоновые вывески, горящие окна особняков и фары мимо проезжающих машин. Зато хорошо слышал какое-то техно, что Хаширама врубил в салоне. Электронное и повторяющееся одними и теми же ритмами, оно вводило мужчину практически в транс. Он не отрывал глаз от окна даже когда его звали, пока мимо проносился один из холмов Лос-Анджелеса с Обсерваторией Гриффита на верхушке. — Странный он какой-то. И чем дальше, тем страннее. — слова Хаширамы так и не долетели до его ушей. Мозг занимала этот ужасный механический ритм, почему-то называемый музыкой. Но разве это она? Изуна нервно закусил губу, посмотрев на брата с беспокойством. Он хотел было положить руку ему на плечо, но так и не решился. — Он хоть слышит нас? — Я не знаю. — выдохнул юноша. — Мадара? Тебя укачало? Но Мадара упорно молчал, продолжая вглядываться во мрак городской ночи. Он думал, что взял реванш, когда смог откопать в прошлом Тобирамы хоть что-то. Но по итогу его ошибкой оказалась неспособность идти по головам ради своего благополучия как его психопатичный оппонент. Брат всегда был его слабым местом. Был и будет. Мадара проиграл? «Я хотел посмотреть, как далеко зайдет этот мальчик в своем таланте.» Орочимару сказал это, испытывая трепет и восхищение перед кем-то более сильным. И конечно же страх, потому что не понимал и половины мыслей Калифорнийского Ганнибала. У Мадары есть шанс понять его лучше, потому что он такой же. Если он соберет свои рассуждения в кучу, сложит их кусочки и увидит целую картину — все поймет. Ведь ублюдок именно этого и жаждет. — Останови машину. — голос Мадары был глухой, словно он говорил из деревянной бочки. Хаширама недоуменно вскинул брови, но таки осторожно замедлился, остановившись у тротуара. Мадара не ошибся. У очередного квартала вблизи Брентвуда он увидел церковь с сияющим неоновым крестом на верхушке квадратной крыши. Ха. Неоновый крест для новой религии. Этот порочный город словно выставил его на всеобщее обозрение в качестве насмешки над богом. Конечно. Сейчас давно не восемнадцатый век. Технологии сместили религию на много ступеней назад. У человечества теперь новый бог. Появился как только дланью карающей этого гребаного мира стала атомная бомба. — Эй, куда ты? — позвал его Изуна, когда Мадара молча вышел из машины и направился к дверям старой церкви. Хаширама и его брат озадаченно переглянулись. Сенджу покрутил пальцем у виска, но младший грубо пихнул его в плечо, и они оба устремились следом за ушедшим. — Мадара, что ты черт возьми делаешь? Сердце давно уже не билось как бешеное. Но на его месте теперь оказалась пульсация одинаковых синтетических битов из паршивого техно, орущего из магнитолы Хаширамы. Мадара, остановившийся посередине церкви, вскинул голову. Его пустой равнодушный взгляд устремился к огромной статуе ангела, раскинувшего руки перед пустыми сиденьями прихожан. Молитва давно кончилась. Мадара опоздал. — Город ангелов… — тихо проговорил он, словно бы пробуя эти слова на вкус. Тот, что был перед ним лил горькие слезы, возвышаясь над троицей собравшихся. Что-то вертелось у него на мыслях. Языке. Что-то должно было быть сказано. — Ты помолиться решил, приятель? Не знал, что ты католик… — пошутил Хаширама за его спиной. Мадара не ответил. Таджима не заставлял их с братом верить и ходить в церковь по воскресеньям. Они делали это только с мамой, но как только ее не стало — отец, то ли ощущающий родство с преисподней, то ли давно переставший верить, забросил любые попытки приучить детей к религии. Конечно. Он родился во времена Карибского Кризиса, в то время, когда едва не сожжённый человеческими руками мир никак не соответствовал библейским писаниям. И вера стала более… конкретной. Во взаимное уничтожение, например. Или в то, что у них ракет больше, чем в врага по ту сторону океана. — Город ангелов… — снова повторил Мадара, пристально разглядывая горестное лицо статуи. Где же они? Почему Учиха не видит их крыльев? — Ладно. Ему явно нужно надраться. Да как следует. — протянул меж тем Хаширама, обращаясь к Изуне. — Думаешь, это поможет? Он такой весь день. С последнего нашего разговора. — Трудный был разговор? — Достаточно. Хаширама хмыкнул. — Мэдди… скажи, ты не употреблял ничего случайно? Ну или спросим по-другому. Увлекаться может стал чем-то вроде медитаций. Я не знаю. Трансами там… Мадара молчал, даже когда его тянули прочь из церкви. И думал о том, что Тобирама чем-то напоминал ему ангела, который грустно смотрел на прихожан сквозь плотно закрытые веки. Белые волосы и эти жуткие красные глаза. Все искусственное. Сделанное своими руками и подогнанное под какой-то понятный лишь ему образ. Черт знает зачем, потому что больше всего Сенджу походил на лабораторного кролика, которому вживили в печень раковые клетки, дабы посмотреть, как быстро он умрет. Но он никогда не был подопытным. Только врачом. Был ли Тобирама своего рода ангелом из древней библии, где эти создания отнюдь не являлись добрыми и милосердными? Они снова куда-то ехали. На этот раз Мадара не следил за дорогой, отупелым взглядом врезавшись в спинку переднего кресла. Зато он стал говорить. — Вы верите в бога? — вопрос стал неожиданным для всех. Хаширама даже не знал, стоит ли отвечать на него, потому что мужчина его очевидно не слышал, к тому же они почти приехали домой. Сенджу уже видел крышу своего коттеджа. — Да. — не громко ответил Изуна вместо него. — И верите, что он создал людей? Хаширама поморщился. — Ну, вроде того. — сказал он. — Дал каждому по цели. Глубинный смысл. Все такое. — Тогда зачем он создал психопатов? Все резко замолчали. Изуна испуганно вздрогнул, отведя от него взгляд. — А хуй его знает. — наконец разорвал тишину Хаширама, едва они въехали в гараж. — Тобирама, когда писал эти свои эссе, говорил мне, что они вроде как хищники в мире травоядных. Типа их природа такими сделала. Ну. Что все вокруг овцы, а они волки в овечьей шкуре. М-м-м. А с чего это у тебя такие вопросы? Учиха хрипло рассмеялся, покачав головой. Он резко открыл дверь машины и вышел. Изуна с Хаширамой напряженно смотрели ему в след. Что за идиот с манией величия. Неужто их психопатии столь разные, что они даже биологию понимают по своему? Люди всеядные, блять. — Нам нужно вывести его из этого состояния, Изу. — прошептал меж тем Хаширама, глядя в спину уходящему мужчине. — Он неадекватен и дело тут, видать, не в наркоте. Изуна прикусил губу, нервно обняв себя руками. — Я знаю, что это может быть. — тихо ответил он. — Я обещал никому не рассказывать, но… теперь уже не знаю, как будет лучше. — Ну, я так скажу. Хуже уже явно не будет. А я хотя бы пойму, с чем имею дело. — Сенджу присвистнул, уперев руки в бока. — Ну так что там с ним? Шиза? Паранойя? На психотропных сидит? Изуна посмотрел на него с опаской в глазах. Такой явной, что даже солнечному калифорнийцу стало холодно от его взгляда, но Сенджу не потерял лица и в таких обстоятельствах. Мадара не слышал их разговора. Белый шум в его голове снова усилился, он извивался в ней мерзким черным угрем, чье влажное брюхо поблескивало на солнце. Мадара не мог думать ни о чем другом, кроме этой аналогии. Он зажег свет и взглянул на ножи, стоящие в аккуратной черной подставке на кухонной тумбе. Подошел к ним и вынул самый длинный, равнодушно разглядывая его железное лезвие. А оно переливалось разными оттенками в искусственным свете, напоминая разлитый на проезжей части бензин. Сенджу любили лоск во всем. Верно. Насколько Мадара помнил, этот набор купил сам Тобирама. Что ж. Не поспоришь, и правда, блять, эстетично. Мадара крепко сжал рукоятку ножа и бросил взгляд в сторону гаражной двери, откуда еще доносились отголоски тревожного разговора. Но он не разбирал слов. Уже давно нет. Мужчина направился к коридору, но замер, как только заметил, что на одной из его стен кто-то поставил длинное зеркало во весь рост. Будто бы от кабинета Тобирамы откололась небольшая его часть. Разве оно было здесь? Мадара пристально посмотрел на свое отражение. Изучил взглядом бледное, почти землистое лицо и черные глаза, сейчас пылающие какой-то давно забытой мрачной решимостью. Учиха усмехнулся. Его отражение приподняло краешки губ в попытке улыбнуться, но взгляд по прежнему оставался холодным и зловещим. Что он скрывал за собой? Мадара сел на пол и продолжил играть в гляделки с самим собой. Его рука всадила сияющий в свете ламп нож в ламинат. Именно так его и застали. — У него нож. — в ужасе прошептал Изуна, как завороженный глядя на лезвие. — Мадара… ты хочешь убить нас? Ответ раздался только спустя несколько напряженных секунд. — Нет. Хаширама тоже заметил нож в бледной руке, но не стал говорить ни слова, медленно отступая на кухню. Его система мира была куда проще, чем у обоих братьев Учиха, посему он уже достал несколько стаканов для виски и бутылок алкоголя из барного серванта. Кажется, там был Джек Дэниэлс, какой-то шотландский виски и Розовый Пино Нуар. Его Хаширама разлил первым, после чего под напряженный взгляд младшего Учихи стал медленно подходить к разглядывающему свое отражение мужчине. — Только попробуй, Хаширама. — предостерегающе сказал тот, не глядя на замершего Сенджу. — И я всажу этот нож тебе в глотку. Изуна испуганно ахнул, закрыв рот руками. Он активно покачал головой, мысленно умоляя Сенджу внять чужой угрозе, но тот словно бы не слышал ее. Его улыбка была напряженной, Хаширама явно боялся своего приятеля, но все равно медленно делал к нему шаги. — Я не шучу. — сразу донеслось до него. — Я знаю, Мэдди. Знаю, что у тебя нет чувства юмора. — тихо хихикнул тот. — Но давай-ка ты все же отдашь мне нож, ладно? А то твой брат сейчас в обморок свалится, честное слово. Мадара не ответил. Он был похож на замершую статую. Рука крепко стискивала рукоятку ножа. Хаширама примирительно поднял руки, едва не разлив вино из своего стакана. Похоже, ему было не до поисков винных бокалов. Ха. Мужчина осторожно присел рядом с Мадарой, но до того еще оставалось приличные пару шагов. — Мэдди? Слышишь меня? — Хаширама осторожно придвинулся к нему. Мадара закрыл глаза. Его брат испуганно наблюдал за этим, не отнимая рук от рта. — Ну же, амиго. Давай обойдемся без поножовщины. Лучше выпьем, а? Как друзья. Столько алкашки зря пропадает… Он демонстративно потряс стаканом. — Как насчет обмена? Я тебе вино, а ты мне — нож. Что скажешь? — он был уже близко. Смуглая рука осторожно тянулась к ножу. Мадара все еще не смотрел на него, что давало надежду на благополучную развязку. — Вот так. И совершенно справедливый обмен, ха? Еще немного… Но стоило Хашираме коснуться чужих пальцев, как Мадара резко распахнул глаза и вытащил нож. Крик Изуны — и яркое лезвие оказалось у горла побледневшего Сенджу, едва не выронившего стакан в дернувшейся руке. — Мадара, не надо! — вскрикнул Изуна. Он хотел броситься к ним обоим, но ладонь Хаширамы остановила его. — Все нормально, Изу. — мужчина попытался сохранить свой дружелюбный тон. — У нас все под контролем, правда? — Не называй его так. — Мадара держал нож у чужого горла практически неподвижно. От его тремора не осталось и следа. Мышцы стали твердыми до такой степени, что ударь бы Мадару осмелившийся — и его поза не пошатнулась бы ни на мгновение. — Ладно-ладно. Это ваши личные фишки, я понимаю. — попытался отшутиться Хаширама. — Давай так. Я буду обращаться к нему по имени и фамилии, а ты отдашь мне нож, идет? Мадара не ответил. Его глаза, темные и пугающие, смотрящие на напуганное лицо Сенджу исподлобья, заставили чужое сердце судорожно биться в груди. Наконец то. Наконец-то даже идиот Хаширама понял с кем именно связался. Он трепетал. Испытывал тот первобытный страх при виде опасности, но не знал, как справиться с ней. Теперь точно все. Даже Хаширама Сенджу видел зло. — Давай, Мэдди. Ты же не маньяк какой-то. — он попытался рассмеяться, но с лезвием у глотки это было почти невозможным. — Еще не хватало такому прелестному мужчине бегать с ножом по Лос-Анджелесу, ха? Ты же не из этих идиотов, которые навешивают на себя ярлык психопата и кричат на весь мир какие же они опасные и темные психи? А? Его рука снова осторожно тянулась к ножу. Мадара не отрывал от него взгляд. Какая наивность. Бегать с ножом в руке — это удел социопатов и идиотов, желающих привлечь к себе внимание. А вот психопаты совсем другого разлива. Спроси компанию людей, считают ли они себя таковыми, и психопатом окажется тот, кто признает себя им последним. Также как Тобирама. Они ведь до сих пор ни о чем не догадываются. Потому что он слишком хорошо играет, даже не стараясь делать этого. А все, потому что Тобирама слишком высокого мнения о себе, чтобы играть нормального человека. Он играет ублюдка, ненавидящего психопатов. Больную мразь и манипулятора, который не желает иметь с ними ничего общего, но даже это заставляет тебя поверить, что он не является им. А если и является — то боится самого себя и отрицает свою суть. Но Тобирама не боится своей сути. Он не презирает ее и не отрицает. Нет. Тобирама не страдает от психопатии. Он наслаждается ею. Точно также как Таджима наслаждался своей. Странно ли, что Изуна углядел его личность в нем? — Вот так… — Хаширама не стал брать нож сразу. Вместо этого он коснулся чужой ладони и осторожно опустил руку Мадары вниз. Затем его пальцы ощупали деревянную рукоятку и медленно высвободили ее из чужой хватки. Изуна изумленно выдохнул, убрав ладони от лица. Он не верил, что эта история закончилась благополучно. Ноги не держали юношу, и он измученно упал на колени, ошалело покачав головой. Боже. Боже мой. Это невероятно. Мадара опустил глаза, немного успокоившись. Напряжение в его теле слегка ослабло, и он нехотя взял протянутое ему вино. — Вот и хорошо. Хаширама вернулся на кухню, и забрал оставшийся алкоголь. Они устроились прямо там — на полу в полумраке коридора. Мужчина протянул младшему Учихе виски со льдом и тот тут же сделал пару глотков. Нужно было успокоиться. — Прости, Изуна. Коктейлей не нашлось. — Ничего… Они какое-то время молчали. Слышны были лишь редкие удары льда о стекло и глотки, когда кто-то из присутствующих осушал свой стакан. Наконец, Хаширама, подливший всем очередную порцию алкоголя, разорвал гнетущую тишину: — Как давно у тебя этот диагноз? — тихо спросил он. Но Мадара не ответил ему, задумчиво разглядывая свой алкоголь. — Мадара? Тот неохотно поднял на него глаза. — С рождения. — не выдержав, ответил Изуна. — Он всегда был таким. — Вот оно как. — Хаширама вздохнул. — Чего ж вы не сказали? — однако он не дал ответить, тут же возразив самому себе. — Впрочем. И хорошо, что не сказали. Тобирама пиздец не любит таких. Хоть и увлекается их изучением. Я помню его даже как-то из универа чуть не вышвырнули за… неэтичность, когда ему социопата втюхали. Мадара хрипло рассмеялся. Остальные удивленно обернулись к нему. — Что смешного? Это правда. Но Мадара продолжил смеяться. — Он хорош. — глухо протянул он. Алкоголь понемногу облегчал его сонное состояние. — Он чертовски хорош, этот Тобирама… Да. Очень хорош. Даже более, чем хорош. Если у психопатии есть бог — то это определенно Тобирама Сенджу. Или все же ангел? Как та статуя. Только с белыми волосами и такими же ослепительно белыми крыльями, затерявшийся в городе ангелов. — О чем ты? — недовольно обратился к нему брат. А Мадара продолжал хохотать. И от его хохота разило чем-то зловещим. — О том, что он умудрился обмануть не только вас. Но и меня. — сказал он, вдруг вытащив зеленую папку из куртки. А нахрен ему эта куртка? Тут так жарко! Мадара снял ее, отбросив в дальний угол. А затем открыл папку и положил ее перед изумленными собеседниками. — Он бы и Таджиму обманул. Боюсь представить, как это бы дало по его ебаной самооценке. Да… Я признаю, у него явно есть талант. Как там Орочимару бы сказал? Очень талантливый мальчик… очень, очень талантливый… Изуна и Хаширама осторожно взяли по снимку. И если Хаширама только нахмурился, непонимающе разглядывая сперва имя на нем, а затем и само изображение, то Изуна понял все лишь от одного взгляда на черное пятно почти ровно посередине чужого мозга. — Нет… — в ужасе прошептал он. Мадара снисходительно улыбнулся ему, впервые за долгое время посмотрев на брата осмысленным взглядом. — Этого не может быть. Только не он. — Охуеть… — в этот раз подал голос Хаширама. — Его ебаная опухоль опять вернулась. Он тяжело вздохнул, отбросив снимок. Кажется, Сенджу понятия не имел, что означало темное пятно в мозге, но зато самая яркую его точку явно встречал не впервые. Изуна повернул к нему голову. — Опухоль? — удивился он. Хаширама нехотя кивнул. — Слушайте, он не любит об этом говорить, но раз уж… — он посмотрел на Мадару. — Но раз уж он сам дал тебе эти снимки, хрен знает зачем, то… Тобирама — заносчивый и бесчувственный мудак не потому, что родился таким. — В каком это смысле? Хаширама допил остатки виски, но ему не было достаточно простого опьянения. Нужно было что-то убойнее. Особенно к таким новостям. — Тобирама когда-то был более приятным парнем. Особенно на фоне себя теперешнего. Мда. Мы даже близки были в каком-то смысле. Не как вы, но все же. — вздох. Сенджу опустил голову. — Но потом у него начались серьезные проблемы… с головой? Звучит охуенно глупо. — Хочешь сказать, что он заболел психопатией? — недоуменно поморщился Изуна. — Да какой нахрен психопатией? Я про опухоль. То есть… мы сперва не знали, что это. Ему и было там лет четырнадцать может. Помню, что в какой-то прекрасный день его вывернуло прямо в кровати. И выворачивало так каждый божий день. Потом началась мигрень. Потом галлюцинации, и вскоре мой брат разучился даже говорить связно. Это было пиздец как страшно. — Хаширама посмотрел на Изуну с тоской в глазах. Мадара не реагировал на чужие слезливые истории, однако хорошо их запоминал. Перед его взглядом предстала тень мальчишки, задыхающегося от головных болей и собственной рвоты, забившейся в глотку. Каждое утро? Ха. — Отец возил его по врачам, затем дошло до МРТ, и у Тоби в мозгу нашли опухоль. Она была огромной. Больше, чем эта. Нам чудом повезло, что она оказалась не раковой. Вот оно как. Кто бы мог подумать. Должно быть этот здоровенный кусок плоти, паразитирующий в его голове, давил на мозг так сильно, что превращал разум несчастного в требуху. Что ж. А теперь Тобирама и сам паразит, въевшийся в мозг своим жертвам. — У него были большие шансы. Нужна была лишь операция, но… когда эту опухоль вырезали, один из хирургов сделал охренеть какую грубую ошибку. Я ничего не смыслю в этом, но кажется он случайно что-то разрезал в его мозге. — И из-за этого… — Изуна ужаснулся. — Ну… — Пожалуйста, Хаширама. Продолжай. — Когда Тобирама очнулся после операции, он больше не был Тобирамой. Во всяком случае не тем, кого я знал. — тихо ответил Сенджу. — Он стал холодным и… бесчувственным. Резко оборвал со мной общение и стал проводить время только с отцом. Мы думали, что это временно, как у какого-нибудь Гейджа*, но с возрастом Тобирама становился все хуже. В конце концов я просто принял его таким какой он есть. Вовсе нет. Мадара мрачно улыбнулся, ощутив на себе взгляд младшего. Не принял. Хаширама понятия не имел, что именно произошло с его братом. А вот они с Изу знали. Кто бы мог подумать. Один хирург — еблан, который мало того, что травмировал мозг своему пациенту, так еще и, видимо, не до конца вырезавший его опухоль, породил величайшего психопата, которого Мадара только знал. Может быть и не только Мадара. Может быть весь ебаный Лос-Анджелес. Если не Калифорния вообще. — Так он искусственный психопат. — усмешка. Мадара удрученно вскинул голову к потолку. — Похоже, недоумок, который оперировал его, повредил то же место, что отмирает у меня. И оно начало темнеть… — Да кончайте вы уже называть Тобираму психопатом! Я же говорю, что это просто опухоль. — но возмущение Хаширамы потонуло в тяжелой тишине. Изуна снова взял один из снимков в руки и протянул ему с горечью. До сих пор не мог поверить в свою фантастическую неудачу? Ха-ха. — Хаширама… это темное пятно посередине его мозга точно такое же как у моего брата. — голос юноши казался болезненным. — И… что? — У них одинаковые расстройства. Возможно, у Тобирамы даже хуже. — Постойте… вы хотите сказать… — Мой брат, он… психопат частично. Вроде того. — попытался пояснить Изуна. Оба посмотрели на второго Учиху, но Мадара давно потерял интерес к их диалогу, и сейчас сосредоточено рассматривал потолок. — А вот Тобирама… Я думаю, что та травма могла иметь более серьезные последствия, чем вы с отцом полагали. Хаширама ошалело покачал головой, зарывшись пальцами в волосы. — Охренеть… — тихо прошептал он. — Я… я не знаю даже, что сказать. В смысле, все эти его интересы и… ну, он всегда был странным, неприятным даже. Вы знаете. Но… блять. Мне… мне нужно переварить это. Он допил остатки виски и вдруг громко поставил стакан на пол. Мадара нахмурился, когда мужчина выудил из кармана своей рубашки какой-то пакетик, смутно догадываясь для чего он был предназначен. Тот тем временем уже высыпал себе на ладонь немного порошка, после чего стал шариться по карманам в поиске хоть какой-то купюры. — Присоединишься, Изу? — без улыбки подмигнул он юноше, но тот нервно покачал головой. — После такого-то открытия, нам бы не помешало. — Может не нужно? — Изуна поежился, когда мужчина таки свернул пятидесятидолларовою банкноту одной рукой. — Я понимаю, тебя шокировали наши слова и то, что случилось с Мадарой… Но сейчас нам нужно оставаться в трезвом уме, хотя бы ради того, чтобы обсудить как нам поступать дальше. Но Сенджу только отмахнулся от него. — Да чего уж тут обсуждать. — устало пробормотал он, осторожно сделав из насыпанного дорожку. Мадара задержался на его лице взглядом, но это не смутило Хашираму, и он начал втягивать белый порошок через импровизированную трубочку. — Ох… Другое дело. — он шумно вздохнул. — Я имею ввиду, это же с ума сойти. В нашей тусовке закралось целых два психопата, и я… до сих пор не знаю как к этому относиться. То есть… вы же оба ничего не сделали, да? Никого не убили, все такое. Может тогда все нормально? Изуна вдруг вздрогнул, медленно повернув голову к молчавшему брату. Будто бы вспомнил, что оставил утюг дома. — Мадара… — тихо спросил он. — То, что происходит с тобой сейчас… оно из-за Тобирамы? Какой догадливый. Но Учихе давно не нужна была его помощь. Мадара продолжил отрешенно разглядывать стакан в своей руке, наблюдая за переливающейся в нем розовой жидкостью. Вкусное вино. В меру терпкое и почти не сладкое. Изуна попытался переспросить тот же вопрос, но в очередной раз не получив ничего, кроме игнорирования, сдался. Хаширама продолжал впихивать в себя наркоту, а посему у парня оставалось все меньше шансов достучаться в этой комнате хоть до кого-то. — Тобирамы? — наконец подал голос тот. — Да нет. Не думаю. Может у него просто обострение или вроде того? Как раз весна. — Сенджу вдруг откинул пакетик в сторону, зарывшись пальцами в волосы. — Ха… А я все пытаюсь понять, как мог так долго проебывать состояние брата. И ведь он не говорил мне ничего. Изуна положил руку ему на плечо, и Хаширама, к удивлению Мадары сжал его пальцы в своей смуглой ладони. — Я должен уговорить Тобираму сделать еще одну операцию. Сука. Он никогда на это не согласится. Прошлый раз был таким пиздецом, что его хирургу даже срок дали. — мужчина покачал головой, вытерев порошок, испачкавший его нос. — Как у тебя оказались его снимки, Мэдди? Он ведь молчал обо всем до последнего. Небось боялся, что мы заставим его лечь под нож снова. Мадара хрипло рассмеялся, подняв на брюнета равнодушные глаза. Боялся? Нет. У психопатов почти нет чувства страха. Тобирама не боялся повторной операции, потому что уже потерял то, что делало его человеком. Он не боялся и смерти, которая могла бы последовать — не удали он опухоль вовремя. Даже больше. Он ждал ее. Возможно поэтому так смело и доводил плененного им психопата, так методично вел его по своему направлению. Он наверняка понимал, что мог обратить гнев Учихи на себя. И тогда Мадара бы убил его, поддавшись импульсу и собственному страху. В какой-то момент не выдержал бы и пристрелил ублюдка или задушил. Вот только кому не плевать? Тобирама в любом случае живой покойник, в его планы никогда не входило собственное спасение. Тогда что же ему нужно? Что он хочет получить от Мадары перед смертью? — Мы что-нибудь придумаем. Тобираме ведь важен фильм. И важна победа. Он не захочет умирать раньше того, как одержит ее. — но Изуна и сам в это не верил. — В том то и дело. До конкурса-то он может и протянет спокойно. А вот потом… — вздох. Хаширама говорил все громче и бодрее. Его зрачки расширились. Похоже, наркотик начинал действовать. — Ладно. Хрен с ним. Прорвемся! Где наша не пропадала, а?! Изуне оставалось лишь смириться с тем, что сегодня ни Мадара, ни Хаширама не способны на внятные разговоры. И хотя его голова пухла от ужасных догадок по поводу Тобирамы, а сомнения снова и снова впивались в голову, Учиха решил отдохнуть от этого всего хотя бы до завтра. Ладно. Он спал с психопатом. Навязывался в его дом и нарушал его спокойствие. Это охренеть. Ходить все это время по лезвию ножа и ничего не замечать. Быть может, и реакция Тобирамы на это была вполне оправдана. Вот только… что-то все же не складывалось в этой картине мира. Что-то было не так. — Я отойду в туалет, ладно? Нужно лицо ополоснуть. — но только парень попытался встать, как смуглая рука Хаширамы схватил его за талию, притянув к себе. — Хаши! — Что, Изу? — игриво спросил тот, уткнувшись губами в чужую шею. Изуне пришлось схватить его за плечи, дабы не упасть, когда Сенджу усадил его на свои колени. Этого еще не хватало. Изуна с опаской бросил взгляд на брата, но тот упорно молчал, хотя его тяжелый мрачный взгляд и был обращен именно к ним обоим. — Неужто больше не нравлюсь тебе, детка? — Хаши, сейчас не лучшее время. — Изуна смутился, попытавшись подняться на ноги. Рука Хаширамы, сперва просто гладившая его по спине, нагло спустилась к ягодицам, сжимая их цепкими пальцами. Учиха ахнул. — Хаширама! В этот раз он уже увереннее отпихнул от себя брюнета, и поспешив встать, нервно сжал руки в кулаки. — Я не разрешал тебе себя лапать! — рявкнул он, тут же обернувшись к брату. — Извини. Мне неловко, что ты это видел. Но в ответ получил лишь очередное молчание. Изуна вздохнул. Неужто брат просто закрылся от всех и теперь будет игнорировать каждое сказанное ему слово? Неужели он обиделся на их прошлый разговор? Изуна не знал ответа. Но больше не хотел допытывать, предпочитая тихо уйти в туалет, дабы просто побыть одному хотя бы пару минут. Хаширама провожал его довольным взглядом. Мадара же рассматривал его с ног до головы, испытывая почти холодную ярость. — Дай угадаю. Вы трахались? — спросил он абсолютно равнодушно. — Давно? Сенджу хитро усмехнулся. — Зна-а-аешь, это долгая история. — протянул он вальяжно. — Как-то просто выпили вместе парочку стаканов виски. Была такая… развязная атмосфера. Почти интимная. Я не удержался, предложил ему раздеться и станцевать мне на столе. Затем еще одна бутылка… и вот я уже пил с его пупка бакарди. Потом мы переспали и… в следующий раз… ха. Ты знаешь, что если сжать ноги и слегка приподнять их — можно лакать алкашку прямо из паха… — Часто? — прервал его Мадара. — Да всего-то пару раз, приятель. — хихикнул тот. Его широкие зрачки казались двумя бездонными колодцами. — С другими он и то чаще… Вот оно как. Изуна трахался со всеми своими новыми друзьями, пока его брата просто трахали в мозг. — И с кем же «чаще»? — тихо спросил Мадара. Хаширама демонстративно бросил взгляд в сторону коридора и сдавленно рассмеялся. — Да с кем угодно на самом деле… Вон, Кагами вокруг него, думаешь, за красивые глаза так увивается? — улыбнулся Сенджу. — Или Фугаку с Микото… — У него и с ними было? — Ну. про Фугаку не скажу, а вот Микото чуть ли не первая в постель к Изуне запрыгнула. Я думал, ты заметил, как она смотрит на него… Черт возьми, Мадара. Как ты можешь этого не знать? Где ты пропадал? Мадара опустил взгляд в пол, потому что его начало тошнить. То ли от ехидного лица Хаширамы, искаженного в наркотической эйфории, то ли от всего, что мужчина услышал. Он никогда не считал Изуну святым и не стремился следить за его целомудрием, как деспотичный отец, однако почему то новые новости, сказанные с очевидным укором, задели его за живое. Ха. Быть может стоило-таки отдать брата Орочимару. Небось он бы с удовольствием присел на мерзкий старый хуй этого сутенера без лишней помощи. Учиха поморщился, поежившись словно от холода. В ушах вдруг зазвучали пророческие угрозы отца. — Он принимает наркотики? Пришлось переспросить. Хаширама услышал его далеко не сразу. — А? Было пару раз со мной. Но он не сидит, если ты об этом. — пояснил тот. — Изуна — удивительный мальчик. Ему явно нравится все, что предлагает Лос-Анджелес, но он не готов падать в его пагубную пропасть прямо сейчас. Обычно для юных покорителей Калифорнии из глубинки это и есть главная ловушка. Брюнет снова низко засмеялся, и Мадара вдруг подумал, как ему не нравится его чертов голос. Низкий, совсем не подходящий его натуре, а сейчас еще и дрожащий. Как и его руки. В Хашираме неправильно все. Особенно его ужасная, быстро прогрессирующая зависимость. Раздавшийся в чужом смехе звонок заставил Мадару испуганно вздрогнуть. Он резко вытащил телефон, и при одном взгляде на имя, высветившееся на маленьком экране — в его голову снова просочился белый шум. Боже. Только не это. Мадара должен ответить. — А ты, Мэдди? Спал с кем-то из наших? Да хоть с Тобирамой… то-то он тебе и признался в своих проблемах с головой… — захихикал Хаширама. Учиха заметил, что его дыхание стало слишком частым. Паническая атака? Он не ответил. С трудом слышал мужчину сквозь шум в голове, к тому же его разум вновь заволокло холодной апатией. Мадара обессиленно опустил голову, уже не обращая внимания на Сенджу, придвинувшегося к нему ближе. — Я бы не удивился. У них с Изу охуеть какие свободные отношения. Я, правда, так и не понял кто кем пользуется. — речь Хаширамы становилась все бессвязнее и нервознее. Но он словно бы и не замечал этого. Звонок, тем временем, все еще разрывал тишину. — Мэ-дди-и. Ну выключи ты его уже. Но Мадара не решался. Он смотрел на телефон в своей руке, сверлил взглядом имя и не мог заставить себя ни поднять трубку, ни проигнорировать Тобираму. А поэтому, словно бы находясь в трансе, застыл немой статуей, не в силах оторвать глаза от ненавистного номера. Хаширама же снова тихо рассмеялся, вдруг положив ладонь на его телефон, медленно опустив его вместе с окаменевшей рукой. Учиха прищурился, попытавшись сфокусировать на его лице взгляд. В глазах мужчины горела странная искра чего-то смутно напоминающего похоть. — А может ты еще девственник, а? Пробовал с кем-нибудь кроме брата? — в пол голоса поинтересовался тот с хитрой улыбкой. Телефон вдруг перестал звонить. Хаширама коснулся ладонью лица Учихи и надавил большим пальцем на нижнюю губу. — Как не стыдно, Мэдди. Имея такую шикарную внешность — не пользоваться ею. Мадара равнодушно отвел от него взгляд. Хаширама принял его молчание за согласие, и придвинулся еще ближе, опаляя чужие губы своим дыханием. Прядка темных волос упала на его лоб, но он насмешливо сдул ее. — Хочешь попробовать со мной? — прошептал он. Мадара безразлично подметил, что дыхание у Хаширамы по-прежнему оставалось слишком частым. — Я, конечно, не твой братик. Но опыта у меня явно побольше… соглашайся, Мэдди. Я даже разрешу тебе вести, если перестанешь играть в статую. Хаширама сказал что-то еще в тот день. Кажется: «Ты всегда мне нравился, Мэдди.» или вроде того. Учиха не запоминал его пустую наркотическую болтовню, зато он хорошо помнил дальнейшее. Сенджу втянул его в горячий поцелуй, не слишком размениваясь на приличия. Мадара не сопротивлялся, позволяя чужому языку извиваться внутри своего рта. Хашираме стоило отдать должное — он хорошо лобызался даже под коксом. Мадара помнил, как игриво он покусывал его губы, пока смуглые руки нагло забирались под кофту. Но Учиха почти не ощущал прикосновений. Его волновало совсем другое, когда он положил руку Сенджу на грудь, нащупав его тревожно бьющееся под ладонью сердце. Полез бы к нему Хаширама в трезвом уме? К человеку, который чуть не перерезал ему горло? Черт знает. Мадара так и не понял, чем думает этот идиот: пропитым и скуренным мозгом или хуем. — На тебе мои перчатки… — прошептали в губы. Точно. Мадара и не помнил, когда надевал их. Впрочем, когда он помнил хоть что-то? Хаширама вновь поцеловал его, но в этот раз отстранился быстрее, чем Учиха это понял. Его безразличный взгляд упал на расширенные зрачки мужчины, но на смуглом лице того больше не было давно знакомого хитрого выражения. За мгновение ока все изменилось. Сенджу вдруг схватился за сердце. — Мне… блять… что-то мне хуево… Он нервно выдохнул, покачав головой. — Голова кружится. — …Вот как? Хаширама вдруг отвел взгляд, низко опустив голову. Его лицо исказилось в мученической гримасе. — Блять… что происходит… — дышать и говорить становилось все тяжелее. Мир плыл перед глазами Хаширамы. Мадара равнодушно следил за его стенаниями. В его голове снова зазвучало то дурацкое техно из салона машины, когда Сенджу завалился на бок, и смуглые пальцы судорожно согнулись, будто бы он схватился за что-то, что боялся отпустить. Мадара мысленно усмехнулся. А ведь его братик не будет скучать по нему. Точно не Тобирама. Он слишком чистый психопат. Слишком правильный. Как в методичке, хоть и созданный искусственно. У таких напрочь отсутствуют привязанности. Забавно и грустно одновременно. А ведь даже у Таджимы была постыдная привязанность к своему старшему сыну. Ее даже можно было назвать любовью. Может Тобирама и правда их бог? Безумный психопатичный бог для хищников в мире людей. Хаширама судорожно всхлипнул, продолжая корчиться на полу в судорогах. Его дыхание все чаще прерывалось. Мадара опустил глаза, рассматривая его скованную фигуру, но она не вызвала у него интереса. Он просидел так около минуты, когда вдруг услышал над своей головой панический крик. Изу. Вернулся. Брат тут же присел рядом с Хаширамой схватив того за плечи и перевернув на спину. Сенджу издал хриплый стон и изогнулся в спине. С его подбородка текла слюна. — Хаширама! Господи… что с тобой? — Изуна поднял на брата панический взгляд, но тот по-прежнему с холодным любопытством вглядывался в скрюченные смуглые пальцы. Раздался новый протяжный стон. — Мадара, что с ним случилось?! Мадара? Но брат не отвечал, и Изуна паниковал еще больше. Вот так. Здесь не было посредников между ним и жизнью. Не было спасителей и защитников. Мадара вышел из строя, Хаширама умирал, а Тобирама оказался психопатом. Изуна остался один на один со своим одиночеством, и за его плечами больше не стояло отцовской фигуры. Что же теперь? На что его братик способен в одиночку? — Это передоз, да? Боже, это он… — Изуна встряхнул Сенджу, но это не дало эффект, тогда он сцепился в плечи старшего и умоляюще заглянул ему в глаза. — Что нам делать, Мадара?! Умоляю, скажи что-нибудь. Молчание стало последней каплей. Изуна резко поднялся на ноги, бросившись на кухню. Где-то тут был телефон. Да. Вот он. У барной стойки. Парень схватился за него и набрал номер скорой трясущимися пальцами. Неужели? Мадара усмехнулся, вслушиваясь в его сбивчивый голос. Когда у дома послышались сигналы скорой, он поднялся и ушел на кухню, оставив плачущего брата вместе с Сенджу на руках. Что он делал? Пытался разбудить его. Хныкал. Звал Хашираму так, будто бы он был его боевым товарищем, подставившимся под шальную пулю, которая метила мальчишке точно в грудь. Затем звонок от Тобирамы. Мадара уже не смотрел на снующих туда-сюда врачей. Он расслабленной походкой бродил по кухне, держа вибрирующий телефон в обеих руках. Тобирама Сенджу. Номер телефона самого бога. Изуна опешил, когда один из поднявших Хашираму на носилки врачей, спросил едет ли парень с ним в качестве сопровождения. Напуганный до чертиков, тот согласился, но прежде обернулся в сторону коридора, скрепя сердце понимая, что в конечном итоге и правда остался один в своем кошмаре. Хаширама умирает. Мадара сходит с ума. Тобирама — психопат, а в его голове растет то, что в конечном итоге убьет и его тоже. И это за один день. У Изуны нет столько внутренних ресурсов. Его самое большое желание — разрыдаться, и забившись под кровать, отдать все эти проблемы кому-то более зрелому и ответственному. Сдаться. Признать себя слабым и ведомым. Это огромный соблазн, но Изуна слишком хорошо понимал, что такое решение может стать фатальным как минимум для старшего из Сенджу, а посему мысленно отсчитав от десяти — попытался взять себя в руки. — Мы с братом едем. — твердо ответил он, хоть голос и предательски дрожал. — Сейчас… только найду его. Искать не пришлось долго. Изуна застыл, в страхе глядя на стоящего у кухонной тумбы Мадару. Телефон в его руке продолжал протяжно трезвонить. Второй рукой Мадара медленно тянулся к очередному ножу в подставке. Его лица не было видно. На миг напряженное зрелище заворожило Изуну. Его дыхание перехватило от ужаса, что он ощутил при виде тянущейся к ножу руке. Однако, когда пальцы брата уже касались блестящей рукоятки — Изуна рывком схватил его за запястье и дернул руку прочь от ножа. — Пойдем. Мадара не отреагировал, словно был послушным зомби. Не реагировал он даже, когда Изуна за эту самую руку потащил его в машину скорой помощи, и они отправились к ближайшей больнице. Лишь один раз его глаза дрогнули — Изуна резко ответил звонившему Тобираме и прямо рассказал о всем, что произошло с его братом. И это стало их самой страшной ошибкой. — Знаешь почему, Обито? — холодная усмешка. Обито молчал, также как и Мадара, доведенный до ручки Тобирамой, игнорировал любую действительность. История не любит сослагательного наклонения, зато очень любит повторять саму себя. А чем это было, если не одним и тем же в других декорациях? Но если Мадара знал свою роль, то кем в его игре был мальчишка? Неужто просто не более чем отражением его самого? Ну тогда… Мужчина хрипло рассмеялся, покачав головой. Он вдруг потянулся руками к своей шее, откинув волосы на плечо. Нашарил на цепочке замок и растегнув ее, снял с себя подарок Изуны. — Держи. Я обещал ее тебе когда-то давно. Мадара осторожно подобрал чужие волосы и застегнул серебряную цепочку на шее Обито. С днем рождения! * Мило. На его худых ключицах она смотрелась немного вульгарно, хотя и была достаточно тонкой. Учиха все равно заметил, что серебро шло Обито точно также, как его младшему брату. Хорошо сочеталось с его бледной нездоровой кожей, и пожалуй, подчеркивало худобу. Не самое лучше, что можно сказать, однако Мадара был доволен тем, что спустя столько лет вспомнил о несдержанном обещании. Он осторожно пропустил черные волосы Обито сквозь пальцы и погладил его по щеке. — Потерпи немного. Наша история приближается к концу. — хрипло сказал мужчина, а затем поднял глаза к часам на стене. Почти полночь. Ждать до завтра? Или уже сейчас? Обито молчал, сидя на кровати как провинившийся ученик: сложив руки на коленях и опустив голову. Точно также сидел и Мадара в приемной, когда на них с братом налетел разозленный Тобирама в сопровождении Кагами. Изуна тут же поднялся на ноги, поспешив встретить их, оставив брата сидеть у палаты, но едва он попытался сказать хоть слово младшему Сенджу, как тот грубо отпихнул его в сторону, направившись ко второму Учихе. — Сукин ты сын. — он резко схватил мужчину за грудки, вынудив подняться, а затем встряхнул и прошипел прямо в лицо. — Вот так ты решил показать зубы? Через моего брата? Но Мадара по-прежнему смотрел на него с тупым равнодушием. — Тобирама! — Изуна и Кагами испуганно переглянулись. Брат поспешил отпихнуть мужчину от старшего и встать между двумя огнями, пока Кагами схватился за руку Сенджу, попытавшись деликатно отвести его подальше от них. — Он тут не причем. Клянусь! Хаширама просто… переборщил с кокаином. Ты же знаешь его. И знаешь, что он употреблял все чаще. Никто из нас не мог предвидеть… — Ложь! — рявкнул разъяренный блондин, вырвав руку из хватки Кагами, и указал на Мадару, стоящего позади брата, пальцем. — Этот ублюдок мог предвидеть. И он предвидел, поэтому был рядом, когда это произошло. — Тобирама, пожалуйста… Это ведь явно несчастный случай. — испуганно обратился к нему Кагами. — Нам нельзя сейчас ссориться и искать виноватых. Хаширама жив — и это главное. — Да. Я был вместе с ним, когда все произошло. Говорю же, он просто перебрал с кокаином. — добавил Изуна. Тобирама лишь сердито помотал головой, посмотрев на обоих почти с ненавистью. — Тогда какого черта вы его не остановили? — сквозь зубы процедил он. — Мы… — но Изуна лишь отвел взгляд. Что? Что он мог сделать? По-менторски заявить Сенджу, что наркотики — это опасно и плохо? И где бы он оказался с такими заявлениями? Нет. Здесь не могло быть иначе. Тобирама просто зол, поэтому и ищет козла отпущения. — Тоби, я понимаю. Ты очень испугался за брата и… Смешок. Негромкий, но ясный. Изуна и Тобирама медленно обернулись к Мадаре. Тот едва смог подавить холодную улыбку. Испугался за брата. Изуна так и не понял, с кем имеет дело? Или грамотно косил под дурачка? Впрочем, Сенджу кажется искренним. Неужели и правда любит своего никчемного брата? Могли ли старые связи не угаснуть после его неудачной операции? Любовь по мышечной памяти. Звучит как бред. — Тобирама… — тихо прошептал Кагами в ужасе глядя на мужчину, но тот уже подошел к Мадаре вплотную. — Тебе смешно, Учиха? — внезапно абсолютно спокойно обратился тот к нему, затем вдруг наклонился к чужому лицу, прошептав глухое. — Или ты просто очень рад? Тогда правильно. Радуйся, потому что тебе неебически повезло сегодня. Если бы мой брат погиб — я бы стер вас с Изуной в ебаный порошок, которым бы потом торчали местные наркоши. — Правда? А ты сам в это веришь? Мадара отвел взгляд, но Тобирама уже и забыл о его персоне, когда к ним, наконец, подошел кто-то из врачей. Они тут же обменялись короткими отрывистыми фразами о состоянии старшего Сенджу, и немного успокоивший ярость Тобирама, напоследок бросив холодный взгляд на Учиху, направился в палату. Изуна и Кагами не решились его окликнуть. Они тихо обменялись новостями о произошедшем и заняли железные сидения, тревожно ожидая возвращения Сенджу. Состояние Хаширамы стабилизировалось, как только им занялись врачи. Почти повезло, если подумать. И хотя он по-прежнему был в отключке, по крайней мере его жизни уже ничего не угрожало. — С ума сойти. — меж тем тихо простонал Кагами. — Сперва твоему брату становится хреново. Теперь Хаширама. Господи, хоть бы с ним все было хорошо. Вздох. — Я боюсь, что если Хаширама и выкарабкается, то потом просто пойдет за еще одной дозой. Он явно втянулся. — Изуна бросил взгляд на белую дверь. Злился ли Тобирама на них? Или уже отошел? Кагами вдруг взял его за ладонь. — Главное, чтобы очнулся. А дальше… уж поверь. Хаширама сильный. Он бросит, если понадобится. Да и Тобирама ему пропасть не даст. Мадаре хотелось смеяться. Они все еще совсем ничего не понимают. Совсем не понимают, что Тобираме плевать даже на собственного брата. Изуна молча согласился с ним, сжав чужую руку в пальцах. Они ждали Тобираму где-то час или даже полтора, но, когда он вышел из кабинета, его было не узнать. Изуна сжался, ожидая очередных яростных криков, но их не последовало. Тобирама абсолютно спокойно оглядел собравшихся равнодушным и привычным всем презрительным взглядом и лишь произнес: — Я говорил с врачом. Хаширама будет в порядке, но сегодня ему нужно остаться в больнице. Медсестры присмотрят за ним. — затем он спокойно направился дальше по коридору. — Пойдем, Кагами. Остальные могут ехать домой. — холодно бросил мужчина, не глянув ни на Мадару, ни на Изуну. Кагами же в растерянности посмотрел на застывшего Учиху. Через какое-то время нехотя отпустил его руку и пошел следом за Сенджу. — Тоби? — позвал его тот меж тем, но блондин даже не обернулся. Тогда Изуна посмотрел на брата и тихо сказал ему. — Черт. Похоже он все еще зол на нас… Мадара. Побудь с Хаширамой, ладно? Я поговорю с ним. Но как только он сделал первый шаг за Тобирамой, как брат вдруг схватил его за запястье. А? Изуна изумленно обернулся к нему, заметив, что глаза Мадары немного ожили. На лице мужчины было беспокойство. — Не надо, Изу. — тихо произнес он. — Он психопат. Он сделает тебе больно. Изуна лишь слабо улыбнулся. — Эй, спокойно, мы ведь встречаемся с ним. У него было тысячи возможностей сделать мне больно, но он не делал этого. — уверил он брата. — Все будет хорошо. Мы просто поговорим и я объясню, что произошло. Но это не убедило мужчину. — Пожалуйста, Изуна. Останься со мной. — Мадара… я должен. В том, что случилось есть доля и нашей вины, и я… Я хочу, чтобы он меня понял. — Изуна вдруг подмигнул ему. — Правда, братик. Все будет нормально. — Пожалуйста… — Я ведь уже опытный в общении с психопатами. — попытался пошутить парень, похлопав его по плечу. — Буду осторожен. Мадара, будто бы смирившись с чужим решением, крепко сжал его ладонь. — Пообещай мне это. — он вздрогнул от звука собственного голоса. Тот должен был звучать заботливо, но больше походил на угрожающий. Изуна не понял брата, посему пришлось повторить громче. — Пообещай, что ты будешь с ним осторожен. А лучше поклянись. Своей жизнью. Но с Тобирамой никогда нельзя быть достаточно осторожным. Мадара хотел бы пойти с младшим, но его снова оставляют за бортом. Изуна думает — отношения с Сенджу дают ему какой-то особый статус в подобных ситуациях, как когда-то думала и Энн, уверенная, что лишь она может усмирить тяжелый нрав мужа. — Клянусь. — Изуна посчитал подобный жест слишком резким, но все же сделал то, о чем его просили, наконец высвободив свою ладонь из крепкой хватки. — Тобирама не тронет меня. Вот увидишь. — он обернулся в сторону выхода. Затем снова к брату. — Оставайся с Хаширамой. Мы позвоним, как только все устаканится. А потом он просто оставил его одного, стоять среди больничных коридоров. Мадара был там словно статуя. Не двигался и просто молча наблюдал за тем, как неподалеку сновали одинокие медсестры в своих белоснежных халатах. Иногда у них в руках были бланки с номерами пациентов. Иногда стаканчики с крепким кофе — уже был поздний вечер. Около одиннадцати, если быть точным. Мадара зарылся пальцами в волосы, вдруг зажмурившись. Белой шипение в его голове стало совсем тихим, но оно не умолкало. Должно быть вспышка ярости со стороны Сенджу таки сделала его хоть немного менее неуязвимым, чем он казался Учихе до этого. Но если у богов есть слабости — это не значит, что их можно победить. У Мадары давно нет веры. А еще он зол на себя, за то, что так ничего и не сделал. Спустя час он все же вернулся в палату, с удивлением обнаружив, что Хаширама вновь был в сознании, хотя видок у него был на редкость отвратный. Ничего себе. Так Сенджу оказался крепче, чем мужчина думал. Он то был уверен, что несчастный наркоша откинется прямо у себя дома с носом в порошке, но вот он. Морально убитый, вырвавшийся из объятия безсознанки, но живой. А еще очень, очень беспокойный. — Мадара… — голос Хаширамы был слабый, но он хотя бы говорил. Сколько прошло времени с его отключки? Часа три, не больше. — Помоги мне… пожалуйста… Мужчина изучил его лицо недоуменным взглядом, закрыв за собой дверь палаты. Хаширама походил на загнанного волками оленя — его глаза с расширенными зрачками в ужасе метались из угла в угол, а трясущиеся руки беспорядочно теребили белое одеяло. Мадара заметил, что одна из них была привязана ремнем к кровати, а из второй шел катетер и прозрачная трубка, что вела к капельнице неподалеку. Та была почти полной. Вот оно как. Мадара никогда не болел так сильно, чтобы нуждаться в ней. Но он помнил, как однажды впал в такую невыносимую ярость, что принялся крушить всю кухню, угрожая напасть и на маму, и на брата. Отец тогда еще не вернулся домой. Сладить с малолетним психопатом было некому, и поэтому мама не нашла ничего лучше, чем позвонить в скорую, которая в составе трех человек уложила его на кровать, с трудом справившись с агрессивным и кусающимся ребенком, а затем вколола какой-то укол. Но то было не все. Даже после него, явно напичканного каким-то снотворным, если не больше, Мадара продолжал оставаться агрессивным, поэтому до кучи ему еще и поставили капельницу. Такую, которую обычно ставят алкоголикам в длительном запое, дабы вывести их из бесконечного цикла бессонницы, а заодно прочистить организм. Ему помогло. Вывело из строя на день, дав его родным хоть немного покоя. Наверняка в капельнице Хаширамы был тот же раствор. Иначе его психоз не уймешь. — Помоги! Они летят… Мадара! Они уже летят! — в ужасе запричитал мужчина, беспорядочно дергая ногами. Медсестра, оставшаяся с ним в палате, бросила на пришедшего испуганный взгляд. Новенькая? — Мистер… сюда нельзя без разрешения. Больной сейчас… Но один ее неуверенный голос заставил Мадару действовать грубее. — Не волнуйся, милая. — протянул он, избавив голос даже от намека на прежнюю отрешенность. — Я его родственник. Приехал с тем мальчиком еще. — он прошелся по палате с расслабленной улыбкой на лице. Сенджу тем временем смотрел на него как ребенок смотрит на чудовище из шкафа, решившее показаться наружу. — Ждешь пока капельница прокапает? Не стоит. Я буду тут еще долго и прослежу. Ты же на ночной смене? Так сходи лучше сделай себе часик перерыва. Если девушка и хотела возразить, то один тяжелый взгляд Учихи убедил ее не противиться появившейся возможности. Когда она ушла, звонко цокая каблуками, улыбка Мадары стала слабее. Мужчина сел на стул, поставленный у кровати пациента, и взглянул на бьющегося в конвульсиях с прежней холодной отрешенностью. — Они летят! — Сенджу едва не рыдал, продолжая жмуриться словно бы от яркого света. Боже. Какие огромные у него зрачки. — Они уже летят, Мэдди… — Кто летит? — с холодным любопытством спросил Мадара, сняв свою куртку и повесив ее на спинку стула. Хаширама громко сглотнул. Он на время умолк, но мысли продолжали вертеться в его беспокойно болтающейся голове. Да. Мешать алкоголь с кокаином оказалось хуевой идеей. — Ракеты. — сбивчиво выплюнул он, а после, удивительно, обратился к собеседнику по нормальному имени. — Эти ебаные русские таки запустили по нам ракеты. Они летят, Мадара… Они скоро выжгут Калифорнию дотла. Но Учиха лишь мрачно усмехнулся от таких новостей. О, это был бы хороший подарок для них всех. Куда как лучший, чем тот, что эта бравая компания подарила ему на день рождения — долбанный поход в какой-то местный стрип бар с обнаженными девицами. Конечно, это была идея Хаширамы. За полгода он не соизволил узнать о своем «друге» хоть что-то новое, чтобы перестать судить всех людей по себе. А посему ему было невдомек, что далеко не все мужчины этого мира любят выпивку, голых баб и праздные развлечения, нужные, чтобы разогнать кровь по венам. Что он там предлагал? Прокатиться на истребителе? — Я знаю. — с прежней отстраненностью ответил Мадара. Методичное капание раствора в капельнице его успокаивало. — Это уже случилось, Хаширама. Мира больше нет. Снаружи ничего, кроме радиоактивного пепла. Однажды отец сказал ему все тоже самое на полном серьезе, когда он был еще мальчишкой, толком не научившимся складно говорить. Заглянул в глаза и заявил, что мира не стало и теперь они последние люди на земле. Конечно, это было очередной издевкой, нужной, чтобы довести Мадару до слез. Он делал это редко. Очень редко, возможно раза так четыре за все детство Учихи, но каждый раз Мадара искренне верил, что судный день настал. Но это ничего не значило. Жизнь продолжалась. С неба ничего не летело, а Таджима все меньше запугивал его ядерной войной. Смысла в этом и не было. В отличие от сыновей, ему не повезло родиться в разгар Холодной войны, посему его психопатичный папаша, военный командир, прошедший Нормандию и половину Западной Франции в далекие сороковые, запугивал его войной куда чаще. Мадара помнил, как отец рассказывал ему об этом. О том, что его собственный родитель, жестокий, любящий поднимать на сына руку по любому поводу, а после войны еще и прожженный паранойей и страхом, присущим любому американцу в те годы, готовил своего ребенка к неизбежной войне. Обливания холодной водой по утрам, резкое пробуждение посреди ночи и побег неизвестно куда, йод повсюду и везде, запирание в подвалах — отец Таджимы был богат на фантазию, но его трудно судить за столь изощренную изобретательность. В те годы передачи о мерах безопасности в случае ядерной войны с уродливыми куклами крутили по телевизору чаще, чем рекламу супа в банках, а каждая идеальная семейная ячейка общества наряду с машиной, считала обязательным атрибутом своего дома — глубокий подвал или даже оснащенный всем необходимым бункер. На фоне общей напряженности легко было тронуться умом. И Таджима тронулся. Стал таким же параноидальным солдафоном как его папаша, благо, войной запугивал детей не так активно, да и руку почти не поднимал. Стоило отдать ему должное. — О, боже. Нет… — в ужасе зашептал Хаширама, изогнувшись в спине. Ремень, который привязывал его к кровати, врезался в смуглую кожу на запястье. — Нет… неужели они все погибли? Мэдди? Где мой брат? — Мертв. — безразлично ответил Мадара. — Все мертвы. Кроме нас. Неужели психопатия, передавшаяся ему от отца — родилась во время Второй Мировой в его дедушке? А может просто кто-то из их далеких предков был чертовым нацистом, у которых что-то подобное явно имелось в генах? Ах, нет. Таджима слишком часто говорил, что в семье Учиха все до единого — выходцы из Невады. Мадара родился американцем и им же и умрет. — Боже… господи Иисусе… — Хаширама зажмурился, крепко стиснув зубы. — Я ведь ничего так и не успел. Даже Тоби не помог… Ничего о нем не знал. И не пытался узнать. Чего же не успел этот недоумок? На памяти Учихи все, чем он занимался эти полгода — проебывал отцовские деньги и подсаживался на наркоту. — Не надо было сидеть на этом дерьме… блять. Блять! — Не волнуйся, Хаширама. — мужчина вдруг холодно улыбнулся, с интересом подняв взгляд к окну, завешанному плотными шторами. — Мы ведь с тобой в бункере. С нами ничего не случится. Сенджу посмотрел на него влажными глазами. Его губы дрожали так, будто бы перед тем, как попасть в больницу он переплыл Северный Ледовитый океан. — Правда? — сорванным голосом спросил его мужчина. Капельница понемногу истощалась. Заметно. Иначе бы Сенджу не успокаивался так быстро в своем психозе. Скоро уснет. Осталось выждать совсем немного. — Здесь мы в безопасности. — продолжил Мадара. — Ты можешь успокоиться. Бомбы не достанут тебя. — В бункере, да? — Да. В нем. Хаширама измученно выдохнул, устало закрыв глаза и откинувшись на подушку. Его тело понемногу расслаблялось. Судорожные движения становились все меньше, но следы от ремня на запястье все равно останутся напоминанием о его передозе. — Мэдди… я ведь и правда так ничего и не сделал. Учиха закинул ногу на ногу, посмотрев на собеседника дружелюбно, но при этом испытывающие. — А у тебя были планы? — Не знаю. Я не знаю, чего я хотел. Я… боже, я просто не нашел куда себя деть и я… — Тише, Хаширама. — Я не знаю. — вздох, Сенджу слегка повернул голову к нему. — Поебать уже. Наверное. Да? — Да. — согласились с ним. На лице Мадары по-прежнему была слабая отрешенная улыбка. Он обнял себя руками, зябко поежившись. Странно. Но его тоже понемногу клонило в сон. — Теперь это не важно. Закрывай глаза. Хаширама становился все тише. Маленькие капельки одна за другой двигались по прозрачной трубке к его катетеру, торчащему из ладони. — Что мы… теперь… будем делать? — сонно спросил он. Мадара усмехнулся. Что они будут делать… все зависит от того сможет ли Хаширама сняться с иглы или же таки кончит в какой-нибудь грязной подворотне из-за очередного передоза. Жизнь таких как он незавидна, да и к тому же до скуки предсказуема. Очень жаль. Будь у Мадары такой любящий отец, щедрый на любые его капризы, такие связи и деньги — ох, он бы разгулялся. Он бы купил себе любовь и привязанность Изуны и наслаждался ею всю оставшуюся богатую жизнь. А потом бы купил еще и Хинату. Ее цену то он знает. Да. И она бы играла его очаровательную дочь так, как Мадара бы того захотел. Потому что он — не Хаширама. У него есть цель в жизни. Появилась благодаря неуклюжим действиям Тобирамы. И Учиха сделает ради нее все. — Ждать, Хаширама. Мы будем ждать. — хрипло рассмеялся мужчина, с мрачной решительностью рассматривая полупустую капельницу. Сенджу не ответил. Уже провалился в забытье. Мадара наблюдал за его искаженным в тревожных, наркотических сновидениях, лицом, не заметив как склонил голову к груди и постепенно погрузился в сон и сам. Обито на редкость хорошо выглядел, чего не скажешь о его дяде. Мадара подготовил его так, будто бы он был мертвецом, требующим ухода перед пышными похоронами, но ведь по факту так оно и было. Этот день стал особенным. Мадара бережно помыл мальчишку, высушил и причесал его длинные отросшие волосы, затем нашел в дебрях своей одежды старую белую рубашку, когда-то подаренную ему Энн. Мадара почти не носил ее, посему выглядела она весьма неплохо для своих лет. Мужчина не особо любил белый цвет, невольно ассоциируя его с Тобирамой, да и не шли ему белые рубашки. Синие и фиолетовые — да, черные — само собой. Но белые только подчеркивали его нездоровую бледность и мешки под глазами. Обито пошло куда лучше, хоть она и висела на нем как на вешалке, почти касаясь коленей. Брюки Мадара ему тоже нашел, правда уже подходящего размера. Он покупал их для Изуны, но, видать, Обито смог вырасти до его размеров даже будучи овощем. После этого Мадара усадил племянника на стул, вытащенный им с кухни и поставленный в центр зала. (он все-таки отучил себя называть эту комнату гостевой.) и невольно залюбовался застывшей во времени красотой мальчишки. Точнее, не совсем красотой. Мадаре трудно было описать то, о чем он думал. Не взирая на впавшие щеки в Обито все же имелась определенная изюминка, но она не была связана со слащавой смазливостью, которая вдоволь имелась в Изуне. Он не был тонким и красивым мальчиком, но определенно был хорош собой, ровно как хорош собой и Мадара. В его внешности все больше выделялись черты его матери, полностью затмевающие отцовские. Видать, генетика Учиха была сильна не только в психопатии, но и внешних признаках. Мадара узнавал в нем Энн. Немного Изуну, немного себя и Таджиму. Из Обито вышел типичный Учиха, но в этом не было ничего удивительного. Его мать родилась такой же, хотя в свою очередь ее отец был смуглым шатеном с зелеными глазами. Однако, где это в ней? Ни намека. Мадара осторожно поправил прядь волос мальчика, упавшую ему на лоб. Обито, не отрываясь, смотрел в экран телевизора. Но тот был выключен. Мадара не хотел слышать ничего, кроме белого шума. Боялся передумать. — Вот так… — мужчина хотел рассмеяться, когда услышал, как бурчит у Обито желудок. Но кормить мальчишку через трубку смысла не было. Та, что он сделал из старой капельницы, давно засорилась, а еще раз пихать ее на всю длину в его маленький желудок было заранее обреченным и бесполезным делом. Только испачкают рубашку. А она ведь такая белая. Мадара открыл сейф, принявшись шарить в его внутренностях. Сам он оделся вызывающе просто. Черная майка да спортивные брюки. Ему пышные похороны были не к чему. Мужчина достал конверт от Энн. Посмотрел на него, но так и не захотел открыть, бросив его обратно в сейф. Уже нет смысла. Обито не доживет до двадцати. Тут были еще письма. Самые разные, но он не обратил внимания и на них, достав лишь одну необходимую вещь. Пистолет. Оружие в руке. Тяжелое и холодное придало мужчине уверенности. Это была Беретта 92. Одну такую Мадаре подарил Индра, вознаградив подопечного за успехи. Но прошло много времени, ту понадобилось запрятать, а эту Мадара купил себе сам. Мужчина криво усмехнулся, взяв из картонной коробки, коих в сейфе, да и не только в нем, было предостаточно, две пули. Да. Пуль в бункере было много. Непонятно зачем. То ли Мадара хотел стрелять здесь от скуки, то ли всерьез рассчитывал, что наступивший конец света даст ему устроить локальный Колумбайн* неподалеку от родного городка. Он вставил обе пули в пистолет, но затем вдруг взял и третью. Две пули нужны были для них обоих, но была вероятность, что даже с учетом вплотную приставленной к голове пушки, череп Обито мог расколоться и изрешетить мозги мальчишки, но при этом не обеспечить ему быструю смерть, вместо этого заставив мучиться от предсмертных судорог добрые несколько минут. Нет. Его бедный племянник уже выстрадал свое. Вторая пуля точно в голову оборвала бы его жизнь мгновенно. Ну, а третья уже для него. Мадара должен был приставить дуло точно к подбородку. Чуть ближе к горлу, и вскинув голову, выстрелить. Таков был план. И больше никакой фантазии. Мадара хотел закрыть сейф, но на его глаза попалась цветастая ретро коробка от кассеты. Он достал ее и обнаружил, что она полная. Ха. Он и забыл об этом блядском фильме. На старой картонной обложке в стиле старых плакатов восьмидесятых был нарисован ядерный взрыв и человек, отдаленно напоминающий Изуну в молодости. В его руке была кучка писем. Книга судного дня. Мадара почти не помнил сюжета этого фильма. В его памяти всплыли лишь фрагменты той самой сцены, но не более. А ведь Сенджу обеспечили себе дорогу к славе именно им. Первые шаги так сказать, жаль только они так внезапно и печально оборвались. Жаль. Фильм-то, по сути, был почти пророческий. Мадара вернулся в зал. Шипение в голове усилилось, но он все равно остановился напротив мальчишки. Вздох. Рука дрогнула, но приставила пистолет к его лбу. Обито не шелохнулся. Он испытывал такой же интерес к дулу у своего лба, какой слон испытывал бы от ползущего по нему муравья. То был не Обито уже. А ведь Мадаре было тяжело. Он вздрагивал, каждый раз, когда пытался нажать на курок, будто бы то решался, то передумывал. Перед глазами плыло от странного волнения. Боже. Неужто он боялся смерти? Ведь она бы последовала — лиши он жизни мальчишку. — Прощай, малыш. — палец снова надавил на курок. Обито все еще бездумно разглядывал телевизор. Цепочка на его тонкой шее блестела в свете больничных ламп. Мадара закрыл глаза, попытавшись выстрелить. Он был почти спокоен в эти последние минуты, но падение чего-то на пол заставило его дернуться, едва не стрельнув Обито в грудь. Что? Ах, это просто кассета выпала из коробки у него в руках. Мадара раздраженно вздохнул, отбросив картонку в сторону, и поднял кассету. — А ты ведь так и не увидел этот фильм. — усмехнулся он тихо, повернув голову к мальчику. — Досадное упущение. Мы пересмотрели все, что есть на полках по тысяче раз, а про него совсем забыли. Обито ведь так любит Изуну. Пусть хоть посмотрит на него с экранов большого умного кино. Мадара разрядил пистолет и бросил его рядом с телевизором. Затем он вставил кассету в кассетник и потянул мальчишку на диван. «Эта история началась здесь. В месте, которое я когда-то считал домом. Вы уже и не вспомните о нем, но…» Бархатный голос брата заставил мужчину с удовольствием зажмуриться. Он вдруг хлопнул себя по лбу, решив, что обычный просмотр фильма будет неполной картиной произошедшего. Именно поэтому он и вытащил одно из запрятанных под матрасом писем и снова усевшись рядом с мальчиком, пробежался по нему глазами. Да. Вот как все началось. Со звонка. Мадара проснулся от очередного звонка Тобирамы, с удивлением обнаружив, что проспал почти до одиннадцати. За окном было яркое голубое небо. Солнце заглядывало в их палату и слепило своими лучами, отчего пришлось зажмуриться, пытаясь разглядеть экран телефона. И правда. Как долго он проспал. Не удивительно, что так ужасно болела шея, да и спина гудела, словно бы он провел пол ночи скрючившись в три погибели. Мадара резко поднялся с места. Ноги его затекли и почти не ощущались как часть тела. Вот оно как. Изуна настрочил ему короткую смс. «Все хорошо. Помирились. Завтра доснимем сцену и поедем к Хашираме.» Завтра? То бишь сегодня? Черт. Неужели этот ублюдок всерьез решил докончить дело и заставить Мадару сняться в своем дерьме, наплевав на брата, загребённого в больницу после передозировки наркотиками? Звучит чертовски логично. Мадара бы удивился, если бы не был психопатом. — Мэдди… — Хаширама, словно бы услышав его мысли, протянул к нему руку с катетером. — Что? — мужчина сонно потер веки руками. Пропущенный от Тобирамы. Что на этот раз? Устанет ли когда-нибудь этот ебаный маньяк звонить ему? Хаширама по-прежнему выглядел плохо. Под его глазами пролегли глубокие тени. Губы дрожали. Должно быть у него отходняк. Какая там депрессия после кокаина — страшно представить. — Пожалуйста… съезди домой. Мне нужно кое-что… — его голос тоже дрожал. Мадара поморщился, уже догадываясь, зачем именно должен был отправиться для Сенджу. — Ты охуел, Хаширама. — констатировал он факт. — И просрал последние мозги. Знаешь хоть, что будет с тобой, если ты сразу после передозировки упорешься? Сенджу тихо застонал, повернув к нему голову. — Я совсем немного… умоляю, Мэдди. Я не могу больше. — на него было грустно смотреть. Флер той американской жизнерадостности, открытой души и активности, вызванный кокаином, спал, и сейчас Хаширама был не более чем жалким, погрязшим в зависимости наркоманом. Попал. Влип. Тут либо психушка — либо смерть. Сам не выкарабкается. — Пожалуйста. Мне пиздец как хреново. Мадара повел бровью, посмотрев на мужчину почти с презрением. В сущности, ему было плевать на Хашираму, и он легко мог протащить в его палату порошок, но скорее всего это означало либо долгую кому для торчка, либо смерть. — Как не стыдно, Хаширама. Мужчина в самом рассвете сил. По сути юноша. А уже страдаешь от наркомании. — он произнес это не без скрытого злорадства. — Сколько тебе там? Двадцать четыре? Откинуться, ты видать, решил в двадцать пять. Сенджу не слушал, продолжая умолять его. — Это будет последний раз. Клянусь. Только принеси… Мадара цокнул языком. — Я не понимаю тебя. И никогда не пойму. У тебя был такой старт. Такое блестящее начало. Хорошие родители. Деньги. Влияние. Ты мог исполнить все свои цели и мечты. — брезгливо протянул он. — Но вместо этого ты просто погнался за быстрым удовольствием. Хаширама измученно выдохнул. — Не грузи. — едва выговорил он. — И без тебя тошно. Просто принеси мне порошка. Прошу тебя. Но Учиха лишь снова безжалостно покачал головой. — Жалкое зрелище. — выплюнул он, нагнувшись над лежащим. — А я-то думал ты будешь покрепче. Хаширама поджал губы. Наконец на его лице проступило что-то похожее на злость. — Пошел ты, Мадара. — огрызнулся он скорее для вида. — Думаешь, ты первый от кого я выслушиваю это дерьмо? Брат то и дело промывает мне мозги тем же самым. Из года в год, блять. Ты живешь как гедонист. Твой путь ведет в никуда. Займись уже делом. Ну уж, ебать, простите, что я не такая охуенная и интересная личность как вы. О, а его прорвало. Мадара присел на стул, с насмешкой выслушивая чужую гневную тираду. — Для вас ведь все так просто. Только я как долбаеб хожу вокруг да около. — прошипел его собеседник. — Потому что знаешь что? Тяжело понять кто ты в этом, блять, мире и найти путь в жизни, когда перед тобой с самого детства уже открыты все дороги. — Проблемы белых людей. — фыркнул Мадара. — Тебе не нравится ваш фильм? — Нравится. Точно также как нравились курсы ораторства, политика или финансы. Мне нравится все, Мэдди. Все и одновременно ничего. Ну надо же. Интересно, является ли эта рефлексия — результатом депрессии после отходняка или Сенджу периодически задумался над своим бренным бытием и раньше? — Я думал, ты собрался стать режиссером. — Я и собрался. Вот только гарантий, что мне не надоест это через полгода нет никаких. — пожал плечами брюнет, с досадой рассматривая катетер на своей ладони. Неужели его ни капли ни смутило попадание в больницу? Передозировка и риск умереть? Это даже странно. — С братом было легче. Мы делали что-то вместе впервые и, признаться честно, мне это нравилось. — вздох. — Я и предложил ему. Поиграть в большое кино и попробовать пойти по стопам отца. Тобирама тогда бросил свой универ. Я сидел на месте и не знал куда двигаться. Вот мы и решили откопать в себе наследственный талант или вроде того. Вот оно как. Поэтому этот придурок без образования. Не знает куда податься. Не может отсидеть несколько лет на одном и том же. Оно и понятно. Делай что хочешь, но гениального брата не переплюнешь. Мадара знает какого это — жить в чужой тени. — М-да, тяжела твоя доля. — Можешь смеяться сколько хочешь. — снова огрызнулся Сенджу. — Но жить без цели, не зная, что делать с этой самой ебаной жизнью — то еще удовольствие. И иногда от этих мыслей хочется отвлекаться. Что еще-то сделаешь? Не все рождаются с талантом к чему-то или меткой на жопе. Учиха прыснул. — Тебе? Ничего не делать. Только ждать и надеяться, что подвернется хоть какой-то смысл. — он устало зарылся рукой в волосы. — Какой же ты придурок. Почти въебал свою жизнь из-за такой хуйни. Неужто у тебя никогда не было по-настоящему серьезных проблем? — Ой, ты имеешь ввиду, тот факт, что моему брату покромсали мозг и он превратился в психопата? — Это не проблема. Это данность. — новый вздох. — В такие моменты я понимаю своего отца. Тебе явно не хватает армейской дисциплины в жизни. Или хорошей порки. — Оу. Ну так отшлепай меня, папочка… — издевательски протянул Сенджу тонким голосом, вызвав у своего собеседника ощутимое отвращение, впрочем, его энтузиазм быстро иссяк, и он продолжил уже серьезнее. Смуглая рука то и дело норовила вырвать из ладони катетер. — Сам то знаешь, чего хочешь? Мадара поднял на него мрачный взгляд. — Хочу создать семью. — тихо проговорил он. Хаширама изумленно вскинул брови, уставившись на него как на идиота. — И вырастить дочь. Да. Мальчиков в их поколении было слишком много. Зато Тобирама однажды сказал ему, что женщины-психопаты — это большая редкость. Значит его дочь родится нормальной более вероятно, чем сын. Мадара бы справился с этим. Он бы воспитывал ее так, чтобы она никогда не стала такой как его мать. — Ну, охренеть. — опасливо проговорил Сенджу меж тем. — От того, как ты это сказал, у меня аж мурашки по коже пробежали. — а затем он вдруг улыбнулся. — Слу-у-у-шай, а может отправишь свою несуществующую папину принцессу за порошком? А я тогда ей крестным отцом стану, а? — Нахуй иди. — устало парировал Мадара. — Если так хочешь сдохнуть — тащись за ним сам. Хаширама недовольно скрестил руки на груди. — Ты иногда такой же зануда как мой брат. — протянул он раздраженно. — Какая тебе-то разница сдохну я или нет? — Мне никакой. — просто ответил Мадара. — Только досадно, что ты настолько глупо проебешь все, что имеешь. И не более. В ответ Сенджу громко и возмущенно фыркнул, откинув длинные волосы за плечо. — Дожил. Меня учит жизни психопат. — устало прошептал он. — Ладно. Хорошо. Твоя мотивационная речь была самой хуевой из всех, что я слышал, но так и быть. Я попробую… потерпеть. Мадара насмешливо хлопнул мужчину по плечу. — Умный мальчик. Но его издевку тут же прервали. Снова Тобирама. Мужчина не хотел поднимать трубку, но в последний момент все же решился ответить младшему из Сенджу. И тот не заставил себя долго ждать. — Я не люблю, когда мои звонки игнорируют. — раздался в трубке холодный голос. Мадара прыснул, бросив взгляд на отвернувшегося от него Хашираму. Ох. Он обиделся что ли? — Я был занят. Спасал твоего брата от повторного передоза. — Мадара ответил с грубой насмешкой, но по ту сторону провода не отреагировали. Зато начали говорить другие вещи. — Так ты все еще с моим братом? Как мило. А я с твоим. — протянули так тихо, что по спине мужчины поползли мурашки. Он что-то задумал. Сукин сын, что-то задумал. — Как раз готовимся к съемкам. — И что же у тебя за очередной мудацкий план? — спросил его Мадара. — Снова попытаться довести меня? Смешок. — Я вижу, ты вернул себе дар речи. — похвалил он издевательски. — Это хорошо. Вчера глядя на тебя можно было подумать, что ты превратился в овощ. — Сегодня попытаешься закрепить результат? — Это не результат, Мадара. Это досадная ошибка. Все что я хочу, это чтобы ты наконец разозлился. Мадара прыснул. — Зачем? Что будет потом? В трубке воцарилось молчание. Мадара невольно подметил, как снова часто дышал. Сердце тревожно стучало в груди. Хаширама недоуменно слушал их странный разговор. — Забавно. Твое тело реагирует на меня раньше, чем мозг. — подметил Тобирама не без удовольствия, но Учихе надоело играть в его игры. — На вопрос ответь. — Зачем? Мне не важно, что происходит потом. Важно, что происходит сейчас. — протянул он. — А сейчас мы собираемся снимать то, как твоего братика насилуют на камеру. — Я не буду в этом участвовать. — А ты и не нужен. Все сделает Минато. Что? С каких это пор Тобирама пасует перед собственными целями? Мадара насторожился. Очевидно, что ублюдок хотел отомстить за произошедшее с Хаширамой, но каким образом? Почему он лишил его роли, которую так хотел видеть? — Что ты задумал… Но Тобирама не собирался раскрывать свои планы. — Увидишь. Когда мы будем обрабатывать видеоматериалы. А пока, передай моему брату, что я навещу его вечером. — Что ты задумал, мать твою? Тихий смех. — Боишься, Мадара? — ехидно спросил Сенджу. — Приезжай, если хочешь. Спаси своего братика в очередной раз. А затем положил трубку. Мог ли я ожидать того, что произошло со мной по вине Тобирамы Сенджу? Наверное, да. Наверное, мне стоило понять это самому. Раз и навсегда уяснить, что у людей с диагнозом ебаная психопатия, нет такого понятия как мораль. Но я был идиотом, малыш. Влюбленным и слепым. Я искал Тобираме оправдания всегда, что бы он не делал. Строил воздушные замки и был уверен, если не в его любви. То хотя бы симпатии ко мне. Ха… Я не обращал внимания на тревожные звоночки, на его грубость и холодность в сексе. Мне было плевать на его игры, и я охотно соглашался на любые условия в наших полуотношениях, потому что искренне верил, что нашел к нему подход. И буду вознагражден. Ведь я нравлюсь Сенджу. Он звонит мне каждый день и явно радуется, когда я отвечаю, а еще я часто бываю в его доме, ориентируюсь в нем безошибочно. Помню, где лежат столовые приборы, могу принести ему что-то из личных вещей, когда Тобирама занят работой. А еще я спал в его кровати, нежился в его ванне и лез в ту область чужой души, где не бывал и не будет никто до меня и после. Я считал, что заслужил особого отношения. Что преодолел стену между нами и теперь на особом месте у Тобирамы. Поэтому, когда выяснились более зловещие подробности о его личности —, я был разбит и растерян. Только подумай. Мой брат сходит с ума, предлагает мне какие-то безумные идеи с созданием семьи, затем ведет себя как зомби, а после и вовсе хватается за ножи, угрожая убить меня и Хашираму. А потом я выясняю, что точно таким же диагнозом страдает человек, который мне так нравится. В которого я влюблен. И все же я считал, что разберусь с этим. Может и бежал от правды, потому что не хотел верить, что жизнь обошлась со мной столь жестоко. Ведь подумай, как это смешно звучит, я попал из одной семьи психопатов в руки другого такого же, и одна эта мысль сводила меня с ума. Я не хотел об этом думать. Я любил Тобираму. Эгоистично и меркантильно, но любил. И он не казался мне таким как брат. Я верил ему до самого конца, и поэтому спокойно воспринял его предложение закончить ту самую сцену без Мадары. Что же я мог заподозрить? Я просто был рад, что он простил меня. Посчитал себя на какой-то жалкий миг сильным. Тем, кто смог стойко принять упавшие на его голову проблемы и решить их. Ха. У нас был долгий разговор на улице, где я безуспешно пытался убедить его в невиновности моего брата, и только я потерял надежду, как Тобирама вдруг принял мои извинения и даже предложил снять напряжение за стаканом виски. Когда мы вернулись в его дом, я думал, что под этим будет подразумеваться и кое-что другое, но он так не прикоснулся ко мне. Зато наутро был очень обходителен. Поцеловал меня в губы, стоило подняться с кровати, приготовил завтрак и даже подвез до места съемок. Я голоден до хорошего отношения, малыш. Конечно, я купился на это. Позволил Тобираме усыпить мою бдительность, выпил с ним и Фугаку стакан мартини, дожидаясь приезда Минато. Затем попытался поговорить с Кагами, но он был немногословен и мрачен, как бы я не пытался его развеселить. — Мне не нравится настроение Тобирамы, — шепнул он мне тогда. — Такая елейность с его стороны — это чертовски опасный звоночек. Да. Тобирама наиболее опасен, когда пытается быть с вами приятным. В такие моменты он похож на кошку, обманчиво облизывающую вашу руку, чтобы затем вцепиться в нее зубами. Но я как обычно пропустил опасения Кагами мимо ушей. А Сенджу, проходивший неподалеку от нас с одной из камер в руках, вдруг посмотрел на него с холодным лабораторным интересом. — Кагами, подойди ко мне на секунду. — но тот не шелохнулся, упорно заглядывая в мои глаза. — Изуна… послушай мой совет. Сошлись на плохое самочувствие и отмажься от съемок. — прошептал он. — Потому что все это попахивает пиздецом. — Кагами. — уже более настойчиво повторил Тобирама. Я вздрогнул от холода в его голосе. Кагами в последний раз посмотрел на меня и нехотя направился к мужчине. — Могу попросить тебя о кое-чем? Съезди нам с Изуной за кофе в Старбакс. — вежливо проговорил он. Меня неожиданно воодушевили его слова. Он сказал «нам». Будто бы мы были настоящей парой. — Мне крепкий без сахара. А ему — латте со сливками. Я не был уверен, что люблю то, что он заказал для меня, но Тобирама не спрашивал моего мнения. Кагами удивленно нахмурился. — Но до ближайшего Старбакса минут двадцать ехать. И то если пробок нет. — возразил он, но Сенджу лишь равнодушно положил руку парню на плечо. — Ты ведь все равно не занят. Будь добр, окажи мне такую услугу. Кагами опустил голову, нехотя кивнув. Он сомневался в том, стоит ли оставлять меня одного, но по его глазам Тобирама сразу понял, что юноша не собирался с ним спорить. Когда Кагами ушел, Тобирама потрепал меня по голове и вернулся к Микото, а мне оставалось только скучающе бродить по коридорам, ища чем занять себя до съемок. И это что-то нашлось быстро, когда наконец приехал и Минато, а затем словно бы тоже разом ощутив скуку и оставленность после пары фраз переброшенных с Тобирамой, сел рядом со мной. — А вот и наша отважная звезда? — улыбнулся он, протянув мне руку. — Мы с тобой в тот раз толком и не познакомились. Так что на всякий случай напомню, что меня зовут Минато. Твой партнер по съемкам. — А я на всякий случай напомню, что Изуна. Главный актер. — слабо улыбнулся я в ответ, пожав ее. Минато рассмеялся. У него была красивая и чистая улыбка. Словно у ребенка. — Я так понимаю, с тем парнем не получилось? Не мудрено. Он же тебе чуть руку не сломал. — сказал вдруг тот, закинув ногу на ногу. От него пахло выпечкой, домашним дешевым порошком и детской присыпкой. Так пахнут родители с кучкой маленьких детей. У меня этот запах всегда вызывал отторжение, настолько сильно я не любил даже саму мысль о возможности завести детей. — Да… — я смутился, подумав, что совсем не помню, знает ли Минато о нашем родстве. — Но раз уж ты тут — все не так уж и плохо. Хоть и неловко немного. Все-таки мы почти незнакомы. — Так ты совсем не стесняешься? — Ну. Нет, наверное. Это новый интересный опыт в конце концов. Минато издал странный холодный смешок, отведя взгляд. — Да уж… Интересный. — тихо проговорил он, криво улыбнувшись. — Тобирама говорил, что ты уже не в первый раз снимаешься в подобном. Это правда? — Ну… как сказать. Мы уже снимали постельную сцену со мной и Кагами. Да. Но такого, чтобы… изнасилования. Не было. Наверное, придется снять много дублей. — я снова смутился, почесав голову. Слишком много болтаю. Может правда нервничаю? Как тогда, с Мадарой, у меня до ужаса тряслись колени. Но на фоне паникующего брата это было почти незаметно. — А ты? Впервые в таком? Минато снова издал этот странный смешок. Он вдруг достал свой телефон и взглянул на присланное сообщение с теплой улыбкой. Кажется, писала его жена. — Неужели Тобирама не сказал тебе, как я зарабатываю себе на хлеб? Я удивленно пожал плечами. — Нет… А как? — Я порноактер. — усмехнулся тот. — Уже как пять лет в этой индустрии. Поэтому Тобирама и позвал меня сняться в своём фильме. Знал, что хотя бы механически я сыграю как надо. А вот в остальном… ну, было нелегко адаптироваться под формат, где больше двух реплик, одна из которых это «Я кончу тебе на лицо, шлюха». Я едва не выронил свою челюсть на пол. Он… не шутит? Минато снимается в порно? Но у него же жена есть. И дети. Как такое возможно? В смысле… такая работа, конечно, не значит, что ты должен всю жизнь быть опозоренным и одиноким, но все же. Охренеть. — Ох. — только и произнес я. — Как ты умудрился им стать? Тот пожал плечами. — Жизнь столкнула с определенными людьми. — коротко ответил. — Раньше я работал в ФБР, затем ушел оттуда по личным причинам. Хотел найти легкую и не пыльную работу, и вот я здесь. С отцом Тобирамы и Хаширамы я познакомился как раз через нее. Он искал себе актера моего плана для постельной сцены. Ох ты. Я усмехнулся. Бывший ФБРовец снимается в порно. — И какие же жанры? — игриво спросил я, а затем добавил. — Похоже, придется тебе брать на себя большую часть работы. У меня опыта куда меньше. — Я возьму всю работу. Не волнуйся. — серьезно сказал тот. — А жанры… разные. В основном что-то жесткое. За него платят больше. Я изумленно поджал губы. И такое бывает? В моей памяти воскрес образ отца, застающего меня перед телевизором, но я спешно отогнал его. Минато, в те годы, наверное, все еще работал в органах. — Расскажешь какую-нибудь смешную историю, которая произошла на съемках? Такие же были, да? — сдержанно улыбнулся я ему, просто, чтобы продолжить и без того натянутый диалог. Минато кивнул. — Однажды мы снимали фильм, в котором я играл насильника, схватившую свою жертву в подворотне. — рассказал он. — Но актриса все никак не могло выдать реальные слезы. Операторам пришлось показывать ей мертвых животных на телефоне, чтобы она как следует разревелась, и только тогда нам разрешили продолжить съемки. Я неуверенно посмеялся, но его рассказ почему-то ни капли не рассмешил. Я касался этой части индустрии мельком, в самом травматическом воспоминании детства, однако все еще не горел желанием взаимодействовать с ней слишком близко. К черту. Все это звучит как-то совсем сомнительно. Еще сомнительнее, чем предложение Мадары создать семью. — И все-таки смелый ты. — вдруг сказал Минато. — Я в нижней роли, наверное, не решился бы сниматься никогда. Я усмехнулся. — Да ладно. Это ведь только картинка. — Да, но… Но он не договорил. Подошедший к нам Тобирама поманил нас обоих рукой. Время разговоров кончилось. И… Дерьмо. — Ты готов, Изуна? — спросил он меня с деланным равнодушием. Я улыбнулся и игриво пихнул его плечом. — Конечно. Ради тебя выложусь на все сто. Ему явно понравился мой ответ. Жаль только, я узнал почему, намного позже. Клянусь, малыш. Я не понимал, что задумал Тобирама до последнего. Он гладил меня по спине, ободрял, а я смотрел на него большими щенячьими глазками и жадно ловил каждое слово. Я не знал, что меня ждет. Знал бы — отказался. Но как только началась съемка, капкан, поставленный Тобирамой для меня, захлопнулся. Мадары не было рядом в тот момент, хотя он сорвался с места сразу, как понял, что именно могло произойти. Правда, Хаширама задержал его в очередной раз, крепко схватив за руку. — Нет! Умоляю. Не оставляй меня тут одного! — его психоз полностью прошел после второй же капельницы, но как это полагалось у наркоманов, отходняк свалил Сенджу почти убийственной депрессией, надолго придавив того к кровати. Мадара мог бы просто бросить его, но что-то в чужой хватке вынудило остаться, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Сердце упорно чувствовало неладное, и он знал, что это так или иначе связано с его братом. Не стоило позволять ему уходить вслед за Тобирамой, но его придурковатая влюбленность была сильнее здравого рассудка. Не смутили даже снимки, так схожие с тем, что он видел раньше. Неужели Изуна правда думал, что все обойдется? Решил просто забыть, что увидел? Ах. Не важно. Нужно найти его и поскорее. В этот раз Тобирама ударит именно по нему — это было ясно как день. Даже не сколько из-за случившегося с Хаширамой, сколько из-за того, что его послушный подопытный посмел сорвать ему съемки самым нетривиальным способом. — У меня нет времени, Хаширама. — огрызнулся он вдруг, вырвав свою руку из хватки напуганного брюнета. Времени и правда не было. Мадара нашел в кармане телефон и набрал номер Изуны, но не получил ответа ни на первый звонок, ни на третий. Дерьмо. Мужчина громко выругался под нос. Куда его брат дел телефон?! — Что-то случилось? — тихо спросил его Сенджу. — Тобирама не навещал меня с утра… — Он занят. — грубо ответили ему. — Занят? Мадара торопливо надел куртку, лежащую на спинке стула. Глядя на это Хаширама словно, тоже невольно оживился. С трудом принял сидячее положение и попытался встать, но в последний момент обессиленно плюхнулся на подушку. — Да не молчи ты, черт возьми! Мэдди! — он повысил голос, не отрывая встревоженных глаз от мужчины. — Что-то случилось с моим братом? Тут не выдержал Мадара. — Случилось, блять! Когда ему отрезали половину мозга, и он стал ебаным маньяком, Хаши. Только ты это все как-то проебал! — огрызнулся он, с трудом подавив в себе желание запустить в торчка чем-то тяжелым. — Клянусь тебе, если он тронет моего брата… — Что? Почему он должен это сделать? — воспротивились в ответ. — Я знаю, что ты не ладишь с Тобирамой, но он никогда не навредит Изуне. Он же… -Ты нихрена о нем не знаешь! — еще более громко закричал на него Мадара. — И нихрена не знаешь о том, что он такое. А я тебе скажу. У него блять не работает половина мозга, Хаширама. Не работает ничего, что бы отвечало за ебучие чувства к другим. Понимаешь? Почему он не может навредить Изуне? Да в гробу он его видал. Если ему захочется убить моего брата — он это сделает. Меня — запросто. Тебя… о, поверь. У него не дрогнет рука. В этом и суть психопатии. Тобирама не понимает, что такое привязанность. У него нет сердца. Хаширама медленно покачал головой. На его лице была злость. Впервые — обращенная к Учихе. — А ты? У тебя оно есть? — он медленно поднял глаза. Мадара заметил, что его зрачки наконец сузились до нормального состоянии, но это не тронуло мужчину. Он даже не собирался отвечать на столь очевидно издевательский вопрос, как бы болезненно он не резанул по живому. Хаширама, однако, поняв, что переборщил тут же смягчился. — Подожди! Мадара… прости. Я не хотел. Правда. Просто никак не могу поверить. Это же, блять, так неожиданно произошло. Тот не обернулся к нему. — Возьми меня с собой. — Зачем? — лишь спросил хмуро и холодно. Сенджу отвел взгляд. У него могли быть проблемы с выходом из больницы — употребление наркотиков и передозировка в Брентвуде наверняка насторожили местную полицию, но если Тобирама уже уладил с ними этот вопрос — проблем не должно было возникнуть даже при попытке уйти досрочно. — Хочу увидеть все своими глазами. — почти прошептал Хаширама, сжав руки в кулаки. Мадара бросил взгляд на его капельницу и скривился в лице. Он бы мог отказать этой бестолочи и уйти прямо сейчас, но в последний момент неохотно согласился проявить к брюнету хоть немного жалости. Хаширама снимает с себя розовые очки? Почти заманчивое зрелище, учитывая, что он жил с ними почти всю свою бурную жизнь. Тобирама, весьма вероятно, учился быть хорошим актером на нем в первую очередь, понемногу увеличивая свое влияние и на остальных из своего окружения. Окружения, которое много лет создавал старший брат, сам того не ведая, помогая обрастать связями. Возможно, по этой причине он все еще не пострадал. Мадара терпеливо подождал пока Хаширама с трудом оденется. Когда-тот был почти готов, хотя явно тяжело держался на ногах, он не отказал себе в удовольствии схватить Сенджу за руку и одним грубым движением вырвать катетер из его ладони. А затем… Мотор! Крик, после которого должна была начаться моя реплика. Минато действовал куда смелее Мадары: его голос не дрожал, движения были отработанными и уверенными. Опыт у него явно имелся, что тогда и восхитило, и напугало меня. — Ты один? — испуганно спросил я, сжавшись от тревоги, пропитывающей эту комнату. — Значит… все же пришел на разговор? Но где остальные? От улыбки Минато мне почти физически стало холодно. Тобирама за моей спиной умиротворенно попросил меня продолжить, и его спокойный голос одновременно и унял мое волнение, и заставил меня нервничать еще сильнее. Что-то было не так. Однако я не подавал виду, хотя изо всех сил хотел остановить съемки, чтобы просто заказать себе чая из автомата и немного успокоиться. Однако этот жест означал бы мое недоверие к Тобираме, а я не хотел огорчать его чем-то подобным. Особенно когда мы только помирились. Он ведь ясно ощущал мое состояние. Верно? Перед тем как включить камеру, Сенджу даже окликнул меня и попросил не волноваться, ведь все идет как нужно. И я улыбнулся ему самой теплой улыбкой, на которую только был способен. А он улыбнулся в ответ. — Боюсь, что я не в настроении разговаривать с тобой твоим языком. — протянул Минато, размяв шею. — Что толку сотрясать воздух для таких шлюшек как ты? Нет… С вами надо говорить совсем иначе… Я громко вскрикнул, попытавшись рвануть мимо него, но блондин грубо толкнул меня к столу, тут же придавив своим весом. Все было как в тот раз, словно у него с Мадарой была одна и та же методичка. Правда, в этот раз меня уложили на живот, а не на спину. Несколько бумаг и дорогой канцелярии попадало на пол. Я попытался подняться, но оказавшийся совсем рядом Минато прижал мою голову к столу одним внезапным ударом. Эй. Это больно. — Что ты делаешь?! Ради бога, чего ты хочешь от меня? Лицо Изуны, искаженное ужасом и отвращением, пока еще фальшивым, отразилось в черных глазах Обито как в зеркале. Но мальчишка по-прежнему не реагировал, хотя его взгляд и был устремлен в экран телевизора. А вот Мадара, сидящий с ним рядом, не мог наблюдать за происходящим слишком долго, то и дело так глупо и по-детски отворачиваясь. Ему по-прежнему было противно видеть все, что случилось в тот день и знать отвратительную подноготную этой дерьмовой истории. Знать, что эта ужасная сцена — не более, чем желание Тобирамы в очередной раз заставить его страдать. Что ж. У него получилось. Мадара ненавидел каждую секунду этого фильма, а шипение в его голове смешивалось с ужасающими криками младшего брата. Он знал. Смотрел на экран измученным взглядом и с замиранием сердца ждал тот самый момент, когда фантазия и актерская игра неожиданно для всех обернется реальностью. Минато действовал грубо. Я удивился этому еще когда ничего не успело произойти, потому что в отличие от моего брата он заламывал мне руки по-настоящему. Его ладонь, давившая мне на спину, не менее нагло задрала мою кофту к самым лопаткам — в этот раз Тобирама хотел, чтобы я лежал на животе. — Перестань! Что ты делаешь? — панически вскрикнул я. Микото одобрительно усмехнулась. Ей явно нравилась моя игра, так похожая на реальные эмоции. Но мой талант сыграл со мной злую шутку в тот день. Минато сорвал с меня брюки, и они безвольно повисли на моих коленях, а затем и вовсе упали к ногам. Тобирама пообещал мне, что моя бледная задница не станет достоянием кинокамер, и кажется, держал слово. Микото и Фугаку концентрировались на моем лице и том ужасе, что был на нем написан. Камеры внимательно следили за моими безуспешными попытками вырваться из чужих рук своими черными огромными глазами. Иногда что-то в их системах мигало красным. — Как всегда превосходно, Изуна. — Тобирама посмотрел на меня с холодной улыбкой. Но я не мог позволить себе улыбнуться ему в ответ. Сенджу перевел свои красные глаза на Минато и вдруг сказал ему: — Ближе к делу. Нам нужно, чтобы это выглядело как можно более натуралистично. Ну, не мне тебе объяснять… Как выглядит изнасилование. — Твою мать! — Мадара ударил по рулю, когда их подрезал чей-то старый уродливый вольво. — Заворачивай на Вашингтон сквер. Так будет быстрее. — отозвался Хаширама, внимательно разглядывая ближайшие улицы. Им чертовски не повезло попасть в последние минуты час пика. На улице стоял гул из криков, гудков машин и ругани, но в салоне было не лучше — вновь играло какое-то ебаное техно, звучащее так уныло, словно его написали лишь ради второсортного показа мод, где-нибудь в Санта-Монике. Мадара свернул туда, куда показал ему Сенджу и с облегчением заметил, что в этом направлении машин был куда меньше. Хорошо. Десять минут — и они на месте. Хаширама, тем временем, позвонил своему брату, но получил лишь гудки с той стороны. Ни один из телефонов тех, кто мог участвовать в съемках не отвечал. Это означало, что они уже начали — звонки и вибрации мобильных могли помешать самому процессу, поэтому их и отключали. — Так. Теперь сюда. — указал Хаширама направо. Мадара резко свернул, едва не врезавшись в ближайший столб. Машина неслась по улицам города ангелов, словно бы пыталась обогнать само время. Мимо проносилась вереница одинаковых торговых центров и офисных зданий. Они проехали мимо Сильвер лейк и направились вниз по улице. В голове Мадары отсчитывалась каждая лишняя секунда. Мне казалось, все идет нормально. Малыш, я действительно не знал, что ждет меня, но в этот момент. Когда до меня вдруг дошла крамольная мысль, что Кагами все еще не вернулся, Минато произнес свою очередную реплику, шире раздвинув мои ноги. — А теперь я покажу как поступают с грязными сучками вроде тебя. — прошипели мне в ухо отвратительную заезженную фразу из порно. В этот момент я даже подумал, что Минато куда лучший актер, чем я. Ведь от образа примерного семьянина за мгновение ока остался лишь домашний запах, когда все остальное: голос, движения, выражение лица — источали опасность и извращенность. Минато вдруг отстранился, и я со смущением ощутил, как его пальцы вцепились в мои ягодицы. Это было слишком. Мое лицо залило краской и, хотя это только подчеркивало мою беспомощность, подобное было перебором. Однако я взял себя в руки и попытался произнести свои слова. Но уже не успел. — Прими свое лекарство! Я должен был сказать что-то. Назвать его сумасшедшим и оскорбить. Такова была моя пропитанная ужасом реплика, но внезапно я закричал, отнюдь не играя. Этот ублюдок… боже. Когда я почувствовал ужасную боль ниже пояса — сперва решил, что у меня внезапно заболел живот или может даже начался приступ аппендицита, но реальность была куда ужаснее. Минато грубо вошел в меня, вдавив в старый лаковый стол со всей яростью, которую только мог изобразить. Сперва я закричал скорее от неожиданности и искреннего изумления, чем от боли, но затем пришла и она. Господи. О чем он думал? Я ощутил что-то большое и горячее внутри себя, но Минато уже вышел из меня, подарив лишь временное облечение. На миг возникла тишина. Такая, всего на секунду или две. Тишина, порожденная тем холодным шоком, на жалкие мгновения затмевающим боль. Я попытался остановить его, но, когда мужчина вновь вторгся в меня на всю длину — я закричал так сильно, что сорвал голос. Это было больно. Безумно. Я не понимал, что происходит, но не мог собрать мысли воедино. Камеры продолжали снимать мое корчащееся в агонии и панике тело, пока Минато вбивался в меня резкими толчками, надавливая на голову. Я с трудом смог повернуть ее, вновь попытавшись закричать, а его пальцы грубо впились в мои волосы. Щека ныла от столь беспощадного вдавливания в твердую поверхность. Руки попытались оттолкнуть Минато, избавиться от боли, но в какой-то момент мужчина схватил одно из моих запястий и едва не вывернул, вызвав в моем горле новый судорожный вопль. Мой разум метался в панике и ужасе. Я не верил, что это происходит на самом деле. Я с трудом смог слегка повернуть голову к Тобираме, пока мое тело тряслось из-за беспощадных толчков. Боже. Он сделал это без подготовки. Без смазки. Без чего-либо еще. Я попытался вдохнуть воздух полной грудью, но отвратительный запах, врезавшийся мне в ноздри, заставил закашляться. Меня затошнило. Нет. Нет… пожалуйста. Неужели он исходит от меня? По моим щекам потекли слезы. Я умоляюще посмотрел на следящего за мной Тобираму и попытался протянуть руку в его сторону. — То-би… — мой голос предательски охрип и был почти не слышен. Но я уверен. Тобирама слышал его прекрасно. Я смотрел на него широко распахнутыми глазами, трясясь в слезах, но в ответ не получал ничего кроме холодной улыбки. — ра…ма… Ни один мускул на его лице не дрогнул. Зато в глазах появилось хорошо знакомое мне врачебное любопытство. Я видел его и раньше, когда какой-то из старых друзей Тобирамы приносил ему анкету очередного интересного пациента и они часами рассуждали о результатах его тестов. В такие моменты я покидал их, потому что банально умирал от скуки, ничего не смысля в их странных терминах из психиатрии. Разве что «интересный случай» был известен мне как что-то, что Сенджу считал стоящим его внимания. Ха. Похоже, в тот раз интересным случаем стал я. — Минато, закрой ему рот. — тихо скомандовал он, не отрывая от меня равнодушных красных глаз, и блондин грубо заткнул мне рот ладонью. Я протестующе замычал, но никто не обращал внимания на мои всхлипы. — Да. Вот так хорошо. Я обманул тебя, малыш, когда сказал, что в глазах Тобирамы не видел ничего кроме равнодушия. Нет. Это было не так. Лишь тогда я разглядел в нем массу других чувств, тщательно скрытых за маской безразличия, и понял, что обрек сам себя на встречу с дьяволом, как только появился на пороге его белоснежного, идеального дома впервые. В этом взгляде не было ничего человеческого. Ничего, что можно было принять за обычные чувства. В красных глазах Тобирамы не было ничего кроме его психопатичной сущности. Этого черного зла. Бесчувственного, пустого и лишенного любых рамок. Я не узнавал его в этот момент, ведь всегда помнил Тобираму как, хоть и не особо здорового, быть может абьюзивного и неприятного, но человека. Но сейчас на меня смотрел не человек. Нет. На меня смотрел монстр, затаившийся в человеческом обличии. Пресловутый хищник из россказней Хаширамы, движимый лишь инстинктами и жаждой крови. На меня смотрели мертвые нейроны в потемневшем пятне снимка. И не более. Тобирама был кем угодно — машиной, пятном в мозгу, тварью из неведомых миров, но не человеком. Что-то внутри меня сломалось от этого осознания. — Тоби, ему вроде больно… — но мужчина даже не обернулся к Микото, слегка выглянувшей из камер. Она стала первой, кто заподозрила. Но было уже поздно. — Может притормозим? — Все идет как нужно. Изуна сам на это согласился. К тому же он знает стоп-слово. — холодно проговорил Тобирама, не отрывая взгляда от затравленных глаз своей жертвы. Лишь один раз он отвел от меня взгляд, когда с любопытством стал разглядывать мою цепочку, висящую на шее, точно зная, кто же ее подарил. Микото прокашлялась. — Ты уверен? Откройте ему рот хотя бы. — Незачем. Он даст нам понять, что ему больно жестом, если будет нужно. — Так жестом или словом? Сенджу не ответил, а Микото не стала возражать ему дальше. Я был на грани того, чтобы потерять сознания, но в какой-то момент резко проснулся, когда Минато вдруг шлепнул меня по ягодице. Тобирама издал холодный смешок. — Это должно выглядеть еще более унизительно, Минато. — прошептал он, и мужчина позади меня снова понял его идеально. Его рука вдруг пропала с моих губ, но не успел я сказать ни слова, как этот ублюдок вдруг засунул мне в рот свои влажные от моих слез пальцы. Это было омерзительно. Я ощутил, как они грубо вторглись в меня, почти достав корня языка. Их было три: средний, указательный и безымянный, прижатые друг к другу вплотную. Я помню, они были соленые на вкус, но при этом отдавали отдаленным вкусом мыла. Минато помыл свои руки перед тем, как сделать это со мной. Можно было счесть подобный жест за комплимент. Я замычал, попытавшись вскинуть голову, когда его хватка исчезла, но меня продолжали надежно удерживать на столе. В какой-то момент толчки стали такими частыми и быстрыми, что, одурев от боли, я и вовсе подумал, что все давно закончилось, а меня банально трясло от ужаса и шока. Но ад продолжался. По моей щеке текла слюна, обильно капая на стол. Я прикрыл глаза, уже не видя ничего сквозь слезы, и в этот момент Минато грубо схватил меня за волосы, поцеловав чуть ниже затылка. — Тебе же нравится, когда с тобой так обращаются, да, шлюшка? — шипели позади. — Ты любишь, когда тебя унижают, правда? Я судорожно всхлипнул. Очередная порция слюны стекла по подбородку, а еще этот запах… боже, он смешался с запахом Минато, который так сильно ассоциировался у меня с гребаными детьми, как это было тошнотворно. Я был уверен, что меня вырвет, но ужас, сковавший меня от накатывающих воспоминаний, заставил мое сознание помутиться окончательно. В тот момент я увидел лицо отца. Довольное и ухмыляющееся. Он стоял рядом с Тобирамой, скрестив руки на груди и говорил мне одним лишь молчаливым взглядом, что все же был прав. Что моя свобода действительно привела меня к тому, что меня имели как шлюху на столе, да еще и в окружении камер. С самого начала. Он был прав! Прав! Господи, он не ошибался! — Хаширама, не спи! — рявкнул Мадара, как только они вышли из машины. Учиха бросился к офисным зданиям так быстро, что тот едва за ним поспевал. Внезапно кто-то вышел им навстречу. Полицейский. Он что-то говорил, но мужчина его не слышал. Он думал, что пробежит мимо, не выслушивая слова о запрещенной парковке, но как только его рука схватила Мадару за плечо, вынуждая на жалкое мгновение остановиться — он врезал ему по лицу. Так сильно, что ублюдок отлетел на землю, не успев достать пистолет. Его нос скорее всего превратился в сборную кашу из хрящей и мяса, когда он поцеловал асфальт, но Учиха уже не видел этого, стремительно набирая скорость. — Господи! — крикнул Хаширама позади, с трудом увернувшись от падающего тела, но тормозить не стал, вместо этого схватившись за чужой локоть. Теперь они бежали почти наравне. — Прости за неудобства, амиго, но мы спешим! Черт знает, сколько еще они бежали, но оказавшись в здании, Мадара тут же бросился к лифту, принявшись озлобленно барабанить по кнопкам. — Почему он не идет?! Давай же, блять! — он ударил по ним кулаком, а затем чуть не врезал и Хашираме, осторожно схватившего его за плечи. — Что тебе нужно?! — Лифт не работает, Мэдди. — не растерявшись, ответил ему Сенджу. Он тяжело дышал. На смуглых щеках выступил румянец. Ха. Наркотики явно лишили его былой выносливости, но кого это сейчас волнует? Мадара нетерпеливо отступил. — В соседнем коридоре лестница. — Тогда пошли быстрее. Хаширама кивнул, поправив растрепанные на лбу пряди волос. Микото нравилось происходящее все меньше и меньше, и она все чаще смотрела на Фугаку с тревогой на лице, но тот упорно молчал. Возрази он Тобираме — девушка наверняка решилась поддержать его смелее, но тот лишь методично настраивал камеру. В своем маленьком экранчике он во всех подробностях разглядывал мои покрасневшие от слез глаза. — Тобирама. Хватит уже. — шепнула она через какое-то время. — Мы достаточно сняли. — Еще нет. — спокойно ответил тот. — Мне это не нравится… — Фугаку. Успокой ее. Мужчина нервно улыбнулся, посмотрев на возлюбленную с явным укором. — Что ты там бубнишь, икота? — шутливо обозвал он ее. — Сказали же тебе. Изуна знал, на что шел. — Но… — Если сейчас остановимся — придется снимать все заново. Он явно не скажет тебе спасибо. Тобирама улыбнулся еще шире. Он все еще смотрел мне в глаза, но я уже не видел ничего, кроме белой пелены перед взглядом. — Ты можешь заставить его кончить, Минато? — его голос будто бы потеплел, но меня он привел в новый ужас. Эта пытка казалась такой бесконечной, что я смог разглядеть в ней определенные циклы, как например действия Минато, грубые и мерзкие, появляющиеся сразу после подобных слов. Я всхлипнул и замычал, когда рука мужчины сжала мой член. На самом деле все, что я мог — это мычать в такт толчкам, потому что забившиеся мне в рот пальцы мешали даже кричать от боли и омерзения. Минато стал двигать рукой, сжимая и разжимая пальцы на головке, но я почти не ощущал даже намеки на удовольствие. В сущности, меня уже и не было. Я снова оказался в доме своего отца, а под его одобрительный тихий голос ко мне в ночной темноте прижимался Мадара. Господи. Только не это. Я снова был в своем домашнем аду. Хотел ли Таджима сделать со мной тоже самое? — Нет… я больше не выдержу. — прошептал Мадара, низко опустив голову. Мычание младшего брата заставляло его дрожать от отвратительный воспоминаний. Он попытался найти пульт, но тот лежал на коленях у Обито. — Прости, малыш. Сеанс окончен. Он потянулся к пульту, намереваясь выключить телевизор и забыть об увиденном как о страшном сне, но вдруг чья-то рука вцепилась в запястье мертвой хваткой. Чья-то? Мадара пораженно застыл. Его… схватили. Схватили за руку. Это… Ошалелые глаза осторожно поднялись к чужому лицу, и он едва не лишился чувств. Обито смотрел на него. Смотрел прямо в его глаза, сжав сухие губы. В его взгляде была явная злость. Злость… была. Нет. Это невозможно. Ему просто снится очередной кошмар. Мадара зажмурился от резкого вскрика из телевизора. Минато таки вытащил пальцы из рта его брата и, все еще держа за волосы, грубо прижал парня к столу. До кульминации было далеко. — Еще немного! — крикнул Мадара, поворачивая на очередной лестничной клетке. Хаширама, с трудом дыша, бежал за ним следом. — Изуна! Я потерял чувство реальности окончательно, когда мое тело вдруг пронзило странной, липкой судорогой, смутно похожей на оргазм, но при этом более мерзкой. Отвратительной. Это стало моим пиком, после которого я уже не был способен ни думать, ни испытывать хоть что-то схожее с чувствами. Мои глаза закатились от смеси удовольствия и боли, и Фугаку заснял мое искаженное лицо крупным планом. А потом я перестал осознавать, что со мной делают, будто бы кто-то дернул рубильник прямо в моем мозге. Нечто липкое и горячее потекло по моим коленям, рука на волосах ослабла, и я снова оказался прижат к столу, кое-где мокрому от моей слюны. Слюна продолжала течь по моему подбородку даже сейчас, когда пальцы Минато больше не давили мне на язык. Я прикрыл глаза, уже не видя ничего перед собой. А мое тело по-прежнему сотрясалось под Минато, так и не давшему мне даже короткую передышку. Какое-то время он толкался в меня полностью свободно — после потери сознания я уже мало на что реагировал, и тело полностью расслабилось. Помню, с меня сняли кофту и на столе я оказался обнаженным. Микото вдруг тихо выругалась и выключила камеру. Первой не выдержала происходящего. Но никому не было до нее дела. Минато перевернул меня на бок, и задрав одну из моих худых ног, вошел снова. …И в этот момент вернулся Кагами. Снято! Они поняли, что опоздали, как только застали кабинет, в котором должны были проходить съемки, полностью пустым. Мадара изумленно осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, был ли здесь брат, но ничего кроме камер, низко пустивших свои тяжелые головы, не намекало на недавние съемки. В воздухе витал запах большого города — кто-то оставил окно на проветривание. Кабинетный стол был влажным. Будто бы его недавно чем-то чистили. Мадара задумчиво провел по нему пальцами и принюхался, подставив их к носу. Верно. Кто-то прошелся по нему порошком. Недавно заходила уборщица? Но где остальные? — Нихрена себе. — Хаширама позади него тяжело дышал, упершись рукой о косяк двери. — Может наебал он нас, а? Мадара покачал головой. Нет. Все могло быть столь простым и так легко объясняться с кем угодно, но не с Тобирамой Сенджу. — Нет. Изуна тут был. — после секундного раздумья сказал он. — Мы снимали еще какие-то помещения в этом здании? — Нет. — с сомнением протянул Сенджу, вдруг задумавшись. — Но фактически никто не запрещает им сидеть в гостевой или вестибюле. Еще кухня есть. Наверное, туда и пошли как все отсняли. Мадара поспешил выйти из кабинета. Хаширама последовал за ним, но только они вышли обратно в коридор, как нос к носу оказались с Тобирамой Сенджу, почти неподвижно стоящим у дверей. Мадара отшатнулся от него, испуганно вздохнув. Едва не потерял равновесие, но поняв, кому именно принадлежат полыхнувшие алым глаза, принял свирепый вид. — Тоби! Я тысячу раз просил тебя не появляться за спиной! — возмутился Хаширама, но Учиха перебил его, резко сократив расстояние и схватив Сенджу за грудки. — Где мой брат? — рявкнул он ему в лицо. Тобирама не отреагировал, и Мадара яростно встряхнул его. — Говори, сукин ты психопат! Тогда Сенджу улыбнулся, оставаясь абсолютно спокойным. В его глазах была странная, мертвая удовлетворенность. — Ты опоздал. — ответил он, брезгливо убрав от себя чужие руки. — Но можешь поискать в прихожей. Что-то мне подсказывает, он будет рад тебя видеть. — Что ты… — но Мадара не стал ждать. Оттолкнул его к стене и быстрым шагом направился дальше. — Мэдди, подожди! — крикнул ему вслед Хаширама. Его брат тоже обернулся к бегущему. — Я буду в кабинете. — негромко окликнул он. — Если понадоблюсь… Мадара распахнул белую дверь, тут же заслонив лицо рукой. Эта комната находилась на солнечной стороне здания, и жаркое калифорнийское солнце залило ее своими лучами сквозь широко распахнутое окно. Мужчина испугался. Они находились на седьмом этаже. На какой-то ничтожный миг он подумал, что его брат спрыгнул вниз. Но как только глаза привыкли к свету, он углядел очертания мебели и силуэтов. Здесь не было ничего кроме кофе машины, парочки вазонов, телевизора и белых кожаных диванов, стоящих полубоком к двери. На одном из них Учиха смог разглядеть Кагами, обнимающего его брата, сейчас судорожно кутающегося в плед. — Изуна! — Мадара ахнул, поспешив к нему. Мужчина сел на корточки, напротив согнувшегося брата, и его душу заволокло холодом. Изуну было не узнать. Это был уже не тот красивый юноша с горящими глазами и восторженной от великолепия большого города и исполнения мечты улыбкой. Нет. Это была его тень — дрожащая и поломанная. Изуна был похож на ребенка, пережившего контузию. Все его тело содрогалось от дрожи. Беззвучно шевелились губы, а бледные пальцы цеплялись за плед, стараясь укутаться в него как можно плотнее, будто бы его кофта в жаркую весну была слишком плохим подспорьем. — Что… что они с тобой сделали… Но младший не реагировал на чужие слова. На его шее Мадара заметил алые засосы. Щека покраснела, словно от удара. У Изуны дрожали колени, а сам он то и дело морщился от боли где-то у себя внутри. Но хуже всего был взгляд. Бегающий, пустой, он не был в силах сфокусироваться на чем-то одном, только бесконечно блуждал сперва по комнате, а затем и по лицу севшего напротив него Мадары. Цепочка болталась на тонкой, изуродованной засосами, шее. — Мы старались его успокоить… — прошептал Кагами, поглаживая его брата по голове. — Я пришел слишком поздно. Мадара ошалело покачал головой. — Поздно? — он не понимал, что именно говорит, слова сами отскакивали от языка. — О чем ты толкуешь? Что с ним случилось? — Это все Тобирама. — ответил Кагами. — Он… Хаширама стоящий в проеме, не отрывал от Изуны напуганного взгляда. Но Изуна не реагировал на них. Лишь снова и снова цеплялся за плед, иногда за руки Кагами, но явно не понимал, что рядом с ним есть живые люди. Это был шок. И очень глубокий. — Я хотела остановить это, но не решилась. — Мадара обернулся, только сейчас заметив побледневшую Микото, стоящую у окна. — Изуна… он… Тобирама сказал, что он был согласен, но я начинаю сомневаться, что это правда. Боже. Мадара начинал догадываться, что же именно произошло, но не хотел верить в это. Нет. Там же не только этот ублюдок был. Там был Фугаку. Микото. Кагами. Они же не сволочи все, как он. Правда? — Изу… — Мадара попытался коснуться лица брата, но тут вдруг громко и судорожно закричал, оттолкнув его руку. Мадара ахнул от боли — Изуна поцарапал его запястье, прижавшись к другу изо всех сил. — Не трогай меня! — истерично взвыл парень. По его щекам полились слезы. — Не трогайте меня, нет! Я не хочу… — Изуна, это я. Твой брат. — Мадара снова попытался коснуться его, но тот закричал только громче. — Оставьте меня в покое! Все вы… психопаты. Вы психопаты! — он явно вопил в собственную пустоту, созданную аффектом. Это была полубессвязная исповедь отчаявшегося и сломанного, в которой так ярко горели самые искренние чувства. — Я не хочу вас больше видеть. Всех вас! — он обессиленно уткнулся носом в шею Кагами, обхватив его руками. — Просто оставьте меня… Мадара ощутил боль в районе сердца. Он хотел позвать Изуну снова, но Кагами остановил его: — Мадара, пожалуйста. Его пока лучше не трогать. — тихо сказал он. — Дай нам побыть одним ладно? — Но… — Я позабочусь о нем. Клянусь. — перебил Кагами. — Отвезу домой, как только успокоится, и тогда вы поговорите. Так будет лучше для вас обоих. Тяжело было с ним не согласиться. И хотя Мадара ощущал себя почти отвергнутым, волнение за брата пересилило в нем, и мужчина сдержанно кивнул. Он поднялся на ноги, оглянувшись на дверь, но Хаширама уже исчез. — Поговори с Тобирамой. — вдруг мрачно сказала ему Микото. — Думаю. Вам есть что обсудить. — Что у вас произошло? Но девушка явно не хотела об этом вспоминать. Она отвела взгляд и скрестила руки на груди, дав понять, что не проронит ни слова об увиденном. — Поговори с Тобирамой. — повторила она, и Мадаре не осталось ничего другого, кроме как скрепя сердцем оставить брата, выйдя обратно в коридор. Там он встретил Хашираму, явно разговаривающим о чем-то серьезном с Минато и облокотившимся о стену Фугаку. Разговор их был тихий, словно Сенджу пытался скрыть от находящихся в соседней комнате что-то важное. Или травмирующее. — …да какая разница, что говорил Тобирама! Неужто ты не понял, что Изуна был против? — Хаширама не кричал, но голос его был пропитан холодом и яростью. Мадара впервые видел его таким. Неужто зло в его брате оказалось слишком большим шоком для него? Учиха подошел ближе. Минато бросил на него равнодушный взгляд, но никто не прервал перепалку. — Неплохая задачка, Хаширама. Отличить постановочные крики от настоящих. — усмехнулся он, хоть и не слишком весело. — Тем более с вашим талантливым мальчиком. — Но в конце то, Минато! В конце! Он же в истерику впал! Ему больно было! — продолжал сокрушаться Сенджу. На его лице больше не было той слащавой улыбки. Нет. Хашираме стоило отдать должное. Он был невыносимым гулякой и наркошей, но не ублюдком как его брат. Увиденное поразило мужчину настолько, что возможно даже отвлекло от ломки, оставленной кокаином. А может она как раз и усугубила эффект его ужаса? Кто знает. — Ты думаешь, обычный мальчишка лет восемнадцати бы согласился на такое?! Но Минато не изменился в лице. Сказывался его опыт. — Хаши, изнасилование, даже в постановке — тяжелый опыт. Актрисы в этом жанре постоянно впадают в истерики после съемок, кто-то из них даже делает себе больно, кто-то пьет или принимает наркотики, чтобы забыть. Но это, тем не менее, не значит, что они не были согласны. — попробовал пояснить он. — Да и возраст у них часто такой же как у Изуны. Для меня не было ничего непривычного. Тобирама поэтому и пригласил меня сняться в этой сцене. Я знал, как все работает. Мадара в шоке застыл, не в силах поверить в услышанное. Этот порноактеришко…он… — Ты изнасиловал моего брата? — прошептал он, и глаза его с каждой секундой становились все яростнее. Хаширама, заметив, как Мадара сжал руки в кулаки, осторожно встал между ним и Минато. — Да нет же! — устало вздохнул тот, прикрыв лицо рукой. — Мы сняли все как изнасилование, но съемки были добровольными. Изуна согласился. Больше нечего обсуждать. Какие ко мне претензии? — Минато, он нихрена не был согласен! — простонал Хаширама. — Кто тебе вообще сказал эту чушь?! Будто бы они не знали ответ. Фугаку и Минато озадаченно переглянулись. В глазах блондина появилось нечто, отдаленно напоминающее страх. — Ну… Тобирама сказал. — удивленно пробормотал Фугаку. Минато кивнул в такт его словам. — Они же с Изуной говорили наедине об этом. И тот ему объяснил, что да как. — Вы слышали их разговор? — хмуро спросил Хаширама. — Говорю же, они были наедине. — Тогда откуда ты знаешь, что Тобирама предупредил его? — Так Тобирама мне и…о боже. — Фугаку издал судорожный вздох. — Нет. Он не мог. Мадара прыснул, оттолкнув его к стене. Кровь в жилах закипала. — Сукин сын… — прорычал он, направляясь в кабинет. Хаширама окликнул его, но мужчина больше не слышал ничего, кроме стука собственного сердца и этой самой крови, шумящей в ушах. Он убьет эту мразь. Он сделает это прямо сейчас и не будет ни о чем жалеть, потому что Тобирама, мать его, Сенджу зашел слишком далеко. Никто не смеет трогать его брата. Мадара перережет глотку каждому за это, и похоже, этот момент наконец настал. — Это кошмарный сон? — едва слышный вопрос из уст, которые молчали так долго, смог вырвать его из воспоминаний. Мадара оторопело уставился на племянника, до сих пор не веря, что тот и правда заговорил. Его руку по-прежнему держали. Изнасилование Изуны сменилось новыми кадрами. Фильм почти заканчивался. Осталось всего пару сцен. — Мне снова снится кошмар? — Какой кошмар, малыш? — выдохнул Мадара испуганно и горько. Его глаза жадно ловили каждое движение мальчика. Осмысленное и настоящее. Но Обито почти не шевелился, будто бы готовый вот-вот впасть в кому снова. Его голос был сонным и равнодушным, как под действием успокоительного. Какая-то нотка пустоты и забвения осталась даже в его холодном взгляде. Нет, пожалуйста… Обито, только не уходи снова. — Этот. — ответил он. — Я ведь давно сбежала от тебя. Помнишь? Да. Должно быть, правда просто сон. — Расскажи мне про него. — тихо попросил Учиха. Боже. Какая ясная у мальчика речь после столь долгого молчания. Медленная и отстраненная, но такая ясная. Разве что голос немного охрип. Но это ведь поправимо. Да? — Зачем? Это ведь все ненастоящее. — А что настоящее, Обито? Он помолчал немного. Но затем вдруг сказал: — Когда ты приковал меня к железным полкам, я выпуталась из наручников и ударила тебя чем-то, а сама открыла дверь и выбралась наружу. — взгляд мальчика стал злее. — Ты обманул меня. Никакого конца света и ядерной войны не было. Я вышла на дорогу и сразу наткнулась на машину. Там попросила какого-то парня позвонить… и мне ответила мама… «Ты уезжаешь? Я буду скучать.» — вещал телевизор. Мадара грустно усмехнулся. Так вот оно что. Пока он был в аду этого бункера, мальчик и правда попал в рай внутри своей головы. — Они забрали меня и отвезли в больницу. Потом пришла полиция и я все о тебе рассказала. Все. И тогда они обыскали Долину Смерти и нашли тебя. Сумасшедшего маньяка, запирающего своих жертв в бункере. — он говорил как во сне, но, конечно, это и был просто сон. Скорей бы проснуться и стряхнуть наваждение. Язык плохо слушался, будто бы распухнув во рту. — Они сказали, что мне повезло. Ты мог убить меня как других жертв, но я вовремя сбежала. Мои родители плакали и обнимали меня. Говорили, что теперь все будет хорошо. Потом мы поехали домой. Я легла в свою старую кровать и ощутила, как этот кошмар закончился. Тебя посадили в тюрьму. Пожизненно. Я не присутствовала на твоем суде. Начала жить заново, хоть было и тяжело. Какаши и Рин всегда были рядом со мной, когда мне было плохо. Заботились обо мне и учили быть обычной. Но мне постоянно снился бункер. — Обито… «Конец уже настал. И я ничего не смог с этим сделать. Хочу вернуться туда, где родился. И встретить его там.» — Снилось… как ты кричишь на меня. А я сижу на стуле и не могу пошевелиться. И как ты пронзаешь мою руку иглой. А еще… — подросток нахмурился. В его взгляде появилось отвращение, но затем он потеплел. — А еще у меня был день рождения. И Какаши пообещал, что теперь все кошмары закончатся. — Это правда. — Что? — Обито посмотрел на дядю с едва заметным испугом. Цепочка на его шее поблескивала в голубом свете телевизора. Но Мадара не ответил ему, бросив на нее взгляд. Тогда Обито нетерпеливо поднялся с дивана, ахнув от возникшей слабости в ногах и пошатнувшись, едва не упал. Мадара поспешил помочь и подхватить его, но мальчик тут же отпихнул его руки. — Перестань! Что ты… — он коснулся цепочки на своей шее, слегка нагнувшись. Затем поднял на мужчину шокированный взгляд. Мадара не знал, что сказать. Отвыкший от полноценных разговоров не с самим собой или же мертвой оболочкой Обито, он испытывал столь искреннее удивление, когда слышал чужой голос, что толком не мог осознать своего счастья. — Что это такое? Мадара сглотнул. Он с трудом заставил себя не обнять племянника. — Подарок. — прошептал он. — На восемнадцатилетие. — Что…? Обито вдруг выпрямился в полный рост, и мужчина неожиданно осознал, насколько же он стал высоким. Все еще чуть пониже его самого, но всего ничего, только на пол головы, а то и меньше. Наверняка подрастет еще. — С днем рождения. Сказанное тут же потонуло в мертвой тишине. Мадара проморгался. Усилием воли он вырвался из ночного кошмара. Обито пристально смотрел в его глаза добрые пять минут, поджав губы. Его взгляд постепенно терял ту пустоту, что жила в нем, когда мальчик утратил сознание. Учихе казалось — он сейчас и сам лишится ума и станет овощем на долгие годы, поменявшись с Обито местами. Перед глазами плыло. Телевизор показывал спину Изуны, сидящего в кресле и смотрящего в серое небо на своем крыльце. Все вокруг понемногу оживало — была ранняя весна, однако недавно прошел дождь, отчего окружение и казалось серым. Пушистая кошка под его ногами лениво шевелила хвостом. Тем временем, гул в небе усиливался, но лица героя не показывали. Напротив, камера отдалялась от него все медленнее и медленнее, по мере того как громче становился этот неприятный, давящий на уши шум. Затем в небе на мгновение появилась вспышка. И экран погас. «Это конец. Там больше ничего нет. Там, впереди.» Мадара не согласился с ним. Впереди-таки что-то было. После всего кошмара, что он пережил. После ядерной войны остался Обито. Обито оказался последним человеком в его жизни, когда Хаширамы, Изуны и Тобирамы давно не стало. Мадара не потерял его. Он не один. — Это… — мальчик опустил взгляд на свою руку и заметил старый, давно побледневший шрам от глубокой раны. Его глаза расширились в жуткой догадке. На черном экране показались титры. Фильм закончился. Оборвался как судьба человечества. Но не его собственная. Мадара не один. Он не один потому, что Обито жив. Обито жив. Обито жив. Обито жив. — Я убью тебя, Тобирама! — Стой! — Хаширама с трудом держал вырывающегося мужчину, с ужасом переводя взгляд то на него, то на сидящего на том самом кабинетном столе брата. Тот же смотрел на них обоих с явной скукой, хотя на его лице периодически и появлялась незаметная пустая улыбка. О, ему отнюдь не было скучно. Пусть не пиздит. Возможно, Тобираме не было так весело со времен его ебаной операции. Сенджу толкнул Мадару и выставил перед ним руку, резко обернувшись к брату. — А теперь ты. Я хочу услышать какого черта ты тут устроил прямо сейчас. И живо! Тобирама прыснул. Вид серьезного старшего брата, не одурманенного наркотой, забавлял его. — Я рад, что ты в порядке, Хаширама. — ответил он. — Ты заставил нас поволноваться… — Тобирама, я хочу услышать ответ! Мадара отпихнул чужую руку, попытавшись подойти к ублюдку ближе, но брюнет снова вцепился в его плечи мертвой хваткой. Какого хуя? Неужто Хаширама не даст ударить своего брата даже разок? Тот явно заслужил хорошего кулака в челюсть, а Учиха слишком долго это откладывал. Блондин же закатил глаза. — И какой ответ ты ждешь? — протянул он устало. — Тебе не ясно, что я сделал? Объяснить на пальцах? Хаширама заскрипел зубами. — Да мне уж прекрасно ясно что. Я хочу знать почему. — судорожно выкрикнул он. — Как ты мог? Вы же встречались с Изуной. Он любил тебя. То, что ты… блять, мы же не порностудия, ебаный в рот! Мы не насилуем своих актеров. И не заставляем их орать от боли! Я даже осмыслить этого не могу, Тобирама! Как? — Ты до сих пор не понял, недоумок? — грубо пихнул его в плечо Мадара, а затем с ненавистью заглянул в чужие красные глаза. — Он психопат. Ему ничего это не стоило. — Верно. Ничего. — просто ответил блондин. Хаширама громко вздохнул и покачал головой, до сих пор не веря в то, что его брат оказался монстром. Или нет? Или он всегда им был, но лишь умело притворялся? Мадара яростно вцепился в чужие руки. — Ты мразь, Тобирама. Блядская вонючая мразь. Почему? Почему ты сделал это с моим братом именно сейчас? Тобирама чуть не засмеялся. На самом деле он насиловал Изуну и раньше, просто манипулировал им достаточно умело, чтобы выставлять все это как обычные игры с ролями. Изуна даже получал удовольствие. И немудрено. Взамен Тобирама давал ему видимость любви, в котором так нуждался мальчишка. Давал этот особый статус его второй половинки. Статус: «на особом счету». И Изуна наслаждался им вместе с теми приятными подарками, которые к нему прилагались. Например, право докучать Тобираме в его собственном доме, выпрашивать у него деньги и делать себе дорогие покупки, окружая себя тем, чем только пожелает. Ах. Бедный наивный мальчик. Совсем не понимал, что рано или поздно придется платить. А может понимал? Может просто не хотел думать об этом? — Я хотел, чтобы ты разозлился. В глаза Хаширамы был ужас от осознания того, как он был слеп все это время. Он хотел искать брату оправдания, но ничего подобного не приходило на ум. Перед ними сидело чудовище, поглаживающее чистый стол, на котором совсем недавно он же организовал изнасилование. А его заботливо записали камеры. Носителей с этими съемками теперь несколько, он успел позаботиться о том, чтобы его трофей никто не посмел стереть. А брат… что ж. Тобирама больше не носил маски и не пытался скрывать свою сущность. Впервые за долгое время Сенджу позволил видеть свое истинное лицо всем, кто был к тому готов. — Зачем?! Тобирама скривился, будто бы в очередной раз разочаровавшись в чужой дедукции. — Ради всего святого, Учиха. Неужели ты все еще ничего не понял? — закатил он глаза. — Да что с тобой такое? — Хашираме очень хотелось встряхнуть брата, но он заставил себя удерживать Мадару на месте, не приближаясь. — Я не понимаю, Тоби. Я правда ничего не понимаю. Почему ты не сказал мне про опухоль? Про болезнь? Сенджу пожал плечами, со скукой закинув ногу на ногу. — А чем бы ты помог мне? — спросил он безразлично. — Чем бы мне помог хоть кто-то? — он усмехнулся, по очереди посмотрев на них обоих. Мадара вдруг вспомнил про Орочимару, взявшего молодого психопата под свое крыло лишь для того, чтобы использовать, но затем раскрывшего в нем самые темные грани его безумия. И Тобирама стал богом, ха? А ведь история столь проста и абсурдна. Ему просто не повезло. Нож распорол ткани его мозга и лишь поэтому Изуна пострадал спустя столько лет от уже третьего психопата в своей жизни. — Во мне нет ничего кроме пустоты, Хаши. Даже мой мозг — просто сборище потухших нейронов. Мне не поможет никакое лекарство. И никакая операция или терапия. Как, впрочем, и ему. Мадара разозлено фыркнул, стоило блондину указать на него пальцем. Хаширама бросил на него странный взгляд, но тут же вернулся к брату. — И поэтому ты причинил боль Изуне? Чтобы все разрушить? — Все и так было разрушено очень давно. Я просто перестал притворяться и для тебя. И для всех остальных… — Тобирама поднялся на ноги. На его лице снова была застывшая улыбка. Он вдруг бросил на Учиху печальный и одновременно обнадеживающе-счастливый взгляд. — Это больше и не нужно. Совсем скоро все закончится. Ты рад? «Это конец. Там больше ничего нет. Там, впереди.» — Тоби, ты говоришь про опухоль? — брюнет посмотрел на него с беспокойством. Даже после всего увиденного, он не мог заставить себя не любить брата. — Но ведь все еще исправимо. Я уверен. Мы сделаем операцию. Все будет хорошо. — Ты не понял, Хаширама. — прервали его. — Я не собираюсь позволять никому резать мой мозг еще раз. Это конец. — Что? Почему конец? Вовсе нет! Мы… — Сенджу, мать твою, что тебе не ясно? — вдруг подал голос и Мадара, посмотрев на Тобираму с прищуром. — Он не хочет больше жить. И не собирается. Поэтому и конец. В глазах Тобирамы отразилась почти благодарность. Мадара вдруг успокоился, наконец, поняв какую-то неясную, но витающую в воздухе между ними суть. Этот рукотворный бог. Чертов гений, переплюнувший их с Таджимой и наворотивший уже столько всего, мог бы сделать что-то более потрясающее воображение. О, он бы мог. Тобирама умел производить впечатление сверхчеловека, уберхищника, перед которым жертвой мог обернуться абсолютно каждый. У него был почти талант. Дар, с помощью которого он вторгался в чужие умы и извращал их. И этот сверхчеловек хотел умереть. Он ждал конца, спланировав его с щепетильной тщательностью, присущей только ему. Почему? Неужели Сенджу больше не хотел жить с этим даром? Со своим полубожественным статусом? Психопатия мучила его, отягощала как Мадару? Или же он, как Мадара, искренне завидовал нормальным, которых при этом считал глупыми ведомыми овцами? — Я смотрю на всех вас через тесный квадрат кинокамеры. Мир кажется декорацией. А люди вокруг — актерами. Их можно заставить делать что угодно. Хватило бы фантазии и изобретательности. В конце концов, я здесь главный режиссер, это естественно, что они пляшут под мою дудку. — продолжил Сенджу меж тем, ни на кого не глядя. — Но есть одно «но». Тебе известно какое, Мэдди? Откровенная издевка. Мадара пристально разглядывал его безразличное лицо. Но не отвечал. — Когда съемка остановится — актеры решат разойтись по домам. Вернуться к семьям, или даже собраться в каком-нибудь кафе и завести совершенно заурядную дискуссию. А ты… останешься по ту сторону камеры, смотреть на них через… — Мутное стекло. — догадался Учиха. Тобирама кивнул. — Верно. И будешь делать это изо дня в день. Без какого-либо шанса преодолеть этот барьер и присоединиться к ним. Никогда. — он прикрыл глаза. — Это страшное мучение. Как бы тебе не нравилась твоя роль. Каким бы всемогущим ты себе не казался — они всегда будут иметь то, чего у тебя нет. И не будет. — Тоби… я знаю, это может быть мучительным. То, через что ты проходишь. — Хаширама посмотрел на него с жалостью. — Но это не повод причинять боль другим. — Ничего ты не знаешь, Хаширама. — огрызнулись в ответ. — Я могу либо разрушать. Либо действовать по методичке. Даже в долбанной психиатрии. Меня считают гением и думают, что я могу помочь абсолютно всем. Даже пусть так. Я могу вылечить чужую боль, если захочу, но никогда не смогу поставить себя на место пациента. Тогда в чем смысл? Мне плевать на тех, кому я помогаю. Их излечение не вызовет у меня радости, а это главный смысл в том, чтобы быть врачом. Ха… Медицина без эмпатии — не более чем наука садистов и сумасшедших ученых. — Сенджу насмешливо покачал головой. — Но самое худшее не в этом. Я ведь даже не родился таким. Как Мадара. Я знал, какого это — быть нормальным человеком. И я помню, что именно потерял до сих пор. — Ты драматизируешь. — вдруг подал Учиха голос. — Мы можем жить как нормальные люди. Это ничего не стоит. Я ведь не какой-то ебаный бесчувственный монстр, каким ты так хочешь меня выставить. Я люблю своего брата. Смешок. — Ты любишь своего брата только потому, что пока считаешь его своим. А что будет, когда он выйдет из этой роли окончательно? — В каком смысле… — ошалело прошептал Хаширама, но Учиха снова прервал его, не желая слушать ударяющие по самым слабым местам слова. — Так ради чего ты делал это со мной? — повторил он. — Хотел наиграться перед смертью? Повеселиться напоследок? Но Тобирама снова покачал головой. — Перестань. Ты же не Хаширама, что за узкие домыслы. — протянул он. — Я ведь уже сказал тебе, Учиха. Я хотел, чтобы ты разозлился. — Зачем? — кое-как выдавил из себя мужчина. Тобирама смотрел на него в упор. — Потому что тогда бы ты скинул свою маску. И поговорил со мной настоящим. Искусственный психопат против прирожденного, да еще и воспитанного себе подобным… Тобирама не понимал, почему он все еще безнадежно выигрывал в их ментальной войне. Мадара издал озлобленный рык. — Только поэтому? А что потом? У Мадары была маска. Прочная и надежная, давно застывшая на лице. Иногда он думал, что она и есть его лицо. Лицо хоть и агрессивного и нелюдимого, но все еще способного на эмоции и привязанность старшего брата, очень любящего своего младшего. Был ли такой Мадара настоящим или же Сенджу и правда видел за этим образом что-то более зловещее? Быть может эта трещина внутри, появившаяся благодаря нему, и была первой трещиной на маске? Тогда ублюдок был в шаге оттого, чтобы ее расколоть. — Ты ненавидишь меня, Мадара? — усмехнулся тот в ответ. — О, поверь. Еще как, блять. — Хочешь убить меня? — Больше всего на этом ебаном свете. — но едва он сказал то, что было само собой разумеющимся, как все встало на места окончательно. Мадара распахнул глаза, попытавшись осознать свои мысли в полной мере. А затем поднял взгляд на Сенджу. Тот улыбался, но уже совсем иначе. На этот раз и в его улыбке, и во взгляде красных глаз сквозило мрачное ликование. Неужели получилось? — Тогда ты, наконец, все понял. Хаширама отчаянно простонал, понятия не имея какая именно химия происходила в этих странных нагнетающих взглядах. — Тобирама… — вздох. Он попробовал достучаться до младшего снова. — Послушай меня. Как брата хотя бы. Я знаю почему ты это делаешь. Понимаю, что тебе тяжело со своей болезнью и… — и Мадара, и Тобирама уставились на него со смесью злости и удивления. — Что тебе страшно. Потому что ты боишься себя. Не хочешь признавать кто ты есть и что с тобой стало. Но если бы ты просто поделился со мной своими мыслями — все могло бы быть иначе. Ты ведь мой брат. Уверен, мы бы смогли убедить других… Но громкий хриплый смех Тобирамы перебил его. — Боюсь? — улыбнулся он почти весело. — Боюсь?! Хаши, ты больше нигде не найдешь психопата, который бы принимал себя больше, чем я! Он снова захохотал, но этот смех был таким же холодным, мрачным и сумасшедшим, как и он сам. Мадара и Хаширама испуганно отступили, испытав леденящий душу ужас от одного его безобразного звучания. — Ха… ты… Ха-ха, господи. Ты правда решил, что знаешь меня… ты… не Мадара, а ты… — он залился смехом, прикрыв лицо рукой. Его распахнутый глаз, видный через широко расставленные пальцы дрожал в нервном тике. — О, горе! Только взгляни на свое самомнение! Ха-ха. Мадара был согласен с нелепостью чужих слов, но Хаширама был слишком простым, чтобы не иметь соблазна самоуверенно делать скоропостижные выводы, не соизволив разобраться окончательно. Это было смешно. Мадара мог бы посмеяться, но давящая обстановка не позволила бы ему даже улыбнуться. А Тобирама, тем временем, продолжил заливаться безумным смехом. Думаешь, что знаешь меня! Ах-ха-ха! Я себя ненавижу! Не боюсь, а ненавижу! Вот она правда! А еще ненавижу Мадару за то, кто он есть. Обожаю его, восхищаюсь его мрачными внутренностями, столь похожими на мои, и ненавижу одновременно. Ох, как они прекрасно клубятся внутри его маски. Как красиво и ясно видны в глазах. Практически новогодняя елка посреди пустыни. Легко увидеть, если искать в темноте как я. Путеводная звезда. Ебаный маяк, ведущий в преисподнюю. Какая мерзость. Зло. Только выпусти этих демонов из ящика Пандоры — и он покажет себя во всей красе. Он будет лучше. Намного лучше, просто потому что родился таким. Эту маску тяжело сломать. Она приелась к лицу намертво самообманом, но ведь я так хорошо умею вскрывать чужие души. Неужели это не будет лишь еще одним интересным экспериментом? И думаешь, что знаешь Мадару! Я просто хочу посмотреть в зеркало хотя бы перед смертью. Заглянуть в эти глаза, увидеть себя и покончить со всем этим, ведь я так нас всех ненавижу. Так сильно, что это сводит с ума. Как Мадара. Мы ненавидим друга, потому что такова наша сущность. Либо всю жизнь страдать от голода и дохнуть в грязной подворотне исхудалой псиной, либо жрать, жрать и жрать всех кровожадной тварью, ведь тебе нужно мясо. Нужны кишки и кровь. Нельзя иначе. А самое смешное!.. Реальность снова вернулась в свои владения. Мадара увидел перед собой не Тобираму. А Обито. Мальчик вдруг опустил голову и глухо захныкал. Волосы, отросшие почти до лопаток, упали на его плечи. Мадара хотел было утешить его, но вдруг пораженно застыл, поняв, что неправильно трактовал чужие эмоции. Нет. Он не рыдал. Он… Смеялся. Поначалу тихо и сдавленно, но с каждой секундой все громче и громче. Безумно и почти жестоко, словно бы с каждым разом избавляясь от накопившейся за время забвения усталости. Обито резко задрал голову и громко захохотал. Мадара смотрел на него без ужаса, но внутри себя все равно ощущал странную нотку давно запрятанного страха. Обито никогда не напоминал ему Тобираму раньше. Но сейчас все изменилось. Самое смешное, что ты думаешь… Мальчишка посмотрел ему прямо в глаза, и Мадара увидел в них то же самое, что видел и в своих, каждый раз вставая перед зеркалом. То темное нечто, что всегда отделяло его закаленным стеклом от брата. От всех. Мадара был готов поклясться, что видел не племянника. А самого себя. И в глубине самой темной стороны его личности это почти по-животному возбудило. Ты думаешь, что знаешь Обито! Плюс шесть минут до полуночи.

DEFCON 2.