'Quelle est la famille pour vous?'
Чонгук приоткрывает дверь и просовывает голову в образовавшуюся щель, пытаясь выискать взглядом стройную фигуру Тэхёна, что уже вторую неделю не желает выходить из комнаты, постоянно отвечая «не сегодня». Это заставляет переживать за него, ведь тот осунулся, из-за чего щёки стали впалыми, а под глазами образовались тёмно-синие мешки, и теперь выглядит он, что называется, умершим. Пройдя внутрь, Чон ставит серебряный поднос с едой на деревянный комод, что стоит около входа. В комнате никого не оказывается, и сей факт вызывает тревожность, вынуждая пройти вглубь спальни, к зашторенному окну. Плотная ткань раздвигается в сторону одним резким движением, заливает комнату дневным светом, а Чонгук молча наблюдает за неприятной слякотью за окном: мёрзлый дождь уже который день надоедает собственным грохотом по подоконнику. Впрочем, мужчина старается не задумываться об этом, потому поворачивается вполоборота к незаправленной постели, делает шаг к ней и сдирает одеяло. То падает на холодный паркет, а Чонгук наверняка убеждается, что под ним никого нет, отчего разочарованно вздыхает. — Тэхён? — он с дрожью в голосе окликивает пропавшего и озирается по сторонам. — Ты здесь? Глаза непроизвольно останавливаются на приоткрытой двери, ведущей в санузел. Сердце в груди как-то подозрительно ёкает, когда до ушей доноситься журчание воды, стоит мужчине подойти к комнате ближе. Пальцы сами накрывают холодную металлическую ручку и тянут на себя дверь. Перед ним появляется Тэхён; он сидит на краю ванны, повернувшись ко входу спиной, и голова его низко опущена. Парень всхлипывает, Чонгук отчётливо это слышит, но подойти не торопиться, стискивая дверную ручку крепче, как будто боится подойти ближе. — Тэхён?.. — его голос звучит придавлено. Тэхён поворачивает голову к нему чересчур резко и в эту секунду на его лице промелькивает столько эмоций: от испуга до растерянности, от растерянности до отчаянья. — Ч-Чонгук… У меня кровь, — голос Тэхёна дрожит, а у Чонгука в спазме внутренности сворачиваются от плохого предчувствия. Юноша начинает предпринимать попытки подняться с прохладного бортика, на дрожащих руках старается оттолкнуть корпус вперёд, но неуклюже поскальзывается о мокрое дно ванны, успев схватиться за акриловое углубление пальцами. Чонгук гулко сглатывает, когда видит отчаянные потуги Тэхёна, и брови его в жалостливой манере изламываются из-за чужой беспомощности. Он подходит к нему в два размашистых шага, хватает под подмышки и помогает принять прежнее положение. Тэхён в его руках оказывается небывало лёгким, словно брошенный котёнок. И в его карамельных ирисах собирается небывалая печаль, когда они встречаются на тет-а-тет, вследствие чего с покорёженных губ срывается громкий плач. У Чонгука кончики пальцев начинает покалывать при виде такого Тэхёна. Ему остаётся только прижать к себе дрожащее тело, позволить мокрым музыкальным пальцам схватиться за рубашку, буквально намочить хлопковую ткань, что вызывает очевидный дискомфорт. Однако о какой мокрой рубашке может идти речь, когда Тэхён позволяет эмоциям наконец-то вырваться, зарываясь лицом в чужой живот? У Чонгука глаза на мокром месте, ощущения такие странные, ведь осознание своей полной беспомощности бьёт по голове; ему остаётся только поглаживать шёлковистые пряди в успокаивающим жесте. Взгляд сам по себе находит кровь. Та тонкой струёй стекает по стройному бедру, а затем растворяется в потоке воды. Чонгук рефлекторно прижимает Тэхён ближе, буквально загребает его в собственные крепкие объятия: ему хочется показать заботу и тепло, любовь и бескрайнюю поддержку, потому что у Тэхёна случился выкидыш. "Чёрт". — Всё будет хорошо, Тэхён-и, — шепчет мужчина, прижимаясь губами к чужом макушке. — Всё будет хорошо… Проходит ещё минут пять. Тэхёну удаётся успокоиться, отбросить эмоции в сторону и позволить Чонгуку отнести себя в постель. Тот ласково поднимает его на руки, несёт обратно в комнату точно принцессу, а затем укладывает на кровать. Тэхён улыбается сухими губами, немного безжизненно и пластмассово, как будто пытается заверить обеспокоенного мужчину в собственном порядке. Чонгук не верит его эмоциям – читает его словно раскрытую книгу – потому с прежнем заботой и нежностью накрывает одеялом, подгибает его у края, после чего садиться рядом. — Нужно вызвать врача, — на выдохе чеканит мужчина, взглянув на Тэхёна. Боже, он выглядит сейчас намного хуже: кожа совсем серая, глаза красные и опухшие, а губы неестественно бледные и покусанные. Однако, несмотря на свой ужасный вид, он умудряется отрицательно покачать головой вместо озвучивания отрицания. — Завтра мне станет намного лучше… И мы пойдём гулять, — шепчет Тэхён, кратко приподняв уголки, накрывая своими обледенелыми пальцами чужие. — Так ведь нельзя... — у Чонгука нет сил ругаться на беспомощного парня, он лишь берёт его холодную ладонь в свою и губами прижимает к посиневшим пальцам. А Тэхён, поджав губы, молча наблюдает за ним, стараясь не подавать виду, что у него всё ещё болит низ живота, голова кружится и ком тошноты собирается в горле, как только он начинает говорить. Ведь Чонгук будет сильнее переживать, а у него и своих проблем наверняка не мало.<10:54 am.>
Чонгук выключает конфорку на плите, размешивает приготовленную кашу, пробует её на соль, после чего, кивая самому себе, закрывает кастрюлю крышкой. Вытерев руки об полотенце на плече, он оборачивается к вымытым фруктам на разделочной доске, берёт в руки небольшой ножик и начинает чистить зелёные яблоки, мысленно представляя восторг Тэхёна, когда он принесёт ему его любимый фрукт. В кармане брюк начинает звонить телефон, и Чонгуку приходится отвлечься. Он достаёт смартфон, принимает звонок и прикладывает телефон к уху, прижимая плечом, продолжая чистить яблоко. — Да? — Алло, Чонгук? Это Сокджин. Застыв на некоторое время, Чонгук поджимает губы, выдыхая через нос. Почему-то внутри всё переворачивает с ног на голову, и тело начинает слегка потряхивать. Разговоры с Сокджином всегдашняя проблема Чона, ведь когда тот звонит причиной чаще всего становится не самая приятная новость. В данный момент этой новостью мог оказаться Тэхён. Во благо собственной безопасности, Чонгук кладёт нож вместе с яблоком обратно на доску, перехватывает телефон в руку, облокачиваясь на тумбу. — Да, хён? — он укладывает руку в сгиб локтя другой. — Тэхён мне рассказал про вчерашнее… С ним всё хорошо? — голос Сокджина дрожит. Кажется, он не на шутку обеспокоен. — Он сказал, что всё в порядке, но мне мало в это верится, — на выдохе произносит Чонгук и чешет переносицу. — Думаю, вам стоит вызвать врача. Мало ли что случится, вдруг какие-нибудь осложнения начнутся… — Хён, ты принимаешь меня за дурака? Конечно, я ему сказал, что стоит вызвать доктора, но он наотрез отказался… — Чонгук опирается рукой на столешницу, опуская взгляд вниз. — Боже, он такой ребёнок… — Ох… Ладно, если ещё что-нибудь случится... Прошу, не молчи. Я постараюсь сразу же помочь, всё-таки мы не незнакомцы, — почему-то Чонгуку представляется мягкая улыбка Сокджина, что всегда его подбадривает в не самые лёгкие моменты. — Конечно. Я всегда знаю, что на тебя можно положиться… — он улыбается, после продолжая: — Ладно, думаю, скоро Тэхён проснётся. Созвонимся позже. — Обязательно. В трубке ещё некоторое время слышно долгие гудки… Чонгук медленно отстраняет смартфон от уха, смотрит на погасший дисплей. После разговора с Сокджином он ощущает себя куда лучше, благодаря чему удаётся на долю секунды облегчённо выдохнуть, понимая, что он может с лёгкостью опереться на его плечо. Конечно, Чонгук понимал ещё с самого начала, что становиться в буквальном смысле костылём Тэхёна будет сложно. Они оба потеряли им дорогого человека, но в любом случае его рана куда глубже чоновой — по крайней мере, так считает сам Чонгук. — Чонгукки? — слышится позади осипший сонный голос Тэхёна. Чонгук медленно оборачивается на зов, легко улыбаясь его слегка потрёпанному виду: взъерошенным волосам, немного опухшему ото сна лицу и по-детски надутым губам. Не спеша подойдя к Тэхёну, Чонгук нежно гладит того по волосам, после медленно опускается ладонь на его щёку, слегка поглаживает большим пальцем карамельную кожу, что истощает вкусный персиковый аромат. Тэхён непонимающе смотрит на него снизу вверх, и Чонгук прекрасно видит его недогадливость в глазах, отчего торопиться утянуть юношу в крепкие объятия, обхватывая правой рукой плечи, а левой утыкая носом в своё плечо, невесомо касаясь губами мягких волос на макушке. — Тебе звонил Сокджин, не так ли? — бубнит Тэхён и обвивает чужую талию. — Неужели настолько заметно? — он кратко усмехается. — Ты даже не представляешь… Выпустив Тэхёна из объятий, Чонгук с легкой улыбкой ещё некоторое время смотрит на него, оставив руки на его плечах. — Как ты себя чувствуешь? — он поправляет взлохмаченные волосы. — Отлично, — кратко кивает Тэхён в подтверждение своих слов. — Тогда наша прогулка всё ещё в силе? Ты же помнишь, что обещал? — Чон приподнимает брови, слегка наклоняя голову в бок. Тэхён снова кивает.<большой сеульский парк. 12:24 pm.>
Чонгук и Тэхён молча шагают по мокрому асфальту осеннего парка, где листьев на деревьев осталось совсем ничего, а небо с каждым днём становилось всё хмурее и хмурее, закрывая своими грозными тучами даже самые маленькие лучи солнца, из-за чего Сеул больше напоминает неинтересную, серую кляксу на белоснежном холсте. А люди, ходящие повсюду со своими хмурыми лицами, только дополняют невзрачную картину, отчего казалось, что осень сказалась на всех не самым благоприятным образом. Наверное, не зря говорят: «осень — время печали». Взяв Чонгука под руку, Тэхён с упоительным интересом наблюдает за искажёнными изображениями в лужах, где можно было представить собственный интересный мирок. Будь Тэхён художником, то обязательно запечатлел бы кусочек своей фантазии на холсте. Смотря на мимо проходящих людей, Тэхён от нечего делать представляет куда они идут. Ему кажется, что каждый из этих невзрачных прохожих спешит туда, где его обязательно ждут, и, возможно, этим местом являлась семья или назойливая работа. Хотя первый вариант кажется куда лучше последнего. Тэхён вздыхает с особой грустью засевшей внутри, что сидела в его сердце уже около двух недель. Ему больно думать о семье, потому что семья — что-то заоблачное для него… — О чём думаешь? — тихо спрашивает Чонгук, переводя взгляд на Тэхёна, что уткнувшись носом в обмотанный на шее шарф, снова вздыхает, сутулясь. — Я думаю о семье… — так же тихо отвечает Тэхён, продолжая наблюдать за лужами. Чонгук легко улыбается, на миг переведя взгляд куда-то вдаль, потом снова возвращаясь глазами на Тэхёна. — А что для тебя «семья»?.. — Люди, с которыми мне комфортно?.. Наверно, это здорово, когда тебя будит не трезвонящий будильник, а хохот малыша, — на губах Тэхёна всего на несколько секунд появляется улыбка, но тут же исчезает, оставляя на его лице привычный траур. — Честно признаться, я понятия не имею… Вынув руку из кармана пальто, Чонгук берёт Тэхёна за руку, сплетая их пальцы. — Ты всегда можешь назвать меня своей семьёй, — он останавливается, становясь напротив него, смотря в ничего не выражающие тёмно-карие глаза. Тэхён недоумевающе смотрит на него, бегло исследуя каждый миллиметр его лица, пытаясь понять суть сказанного, потому что так не бывает… потому что слишком просто… Но взгляд Чонгука слишком непробиваемый: он слишком спокоен и в тоже время сосредоточен, отчего Тэхён сильнее сжимает его ладонь в своей, опускаясь глазами на их руки, чувствуя тёпло Чонгука, то, как он ласково гладит его пальцы большим… — Хорошо, — кратко кивает Тэхён, вновь поднимая глаза на Чонгука, что с особой заботой смотрит на него в ответ.