your reality

      Почему-то мысли о том, что ты теперь с ним вроде как связан, притом непосредственно. «Скажешь, что я твой парень», — значит, кто-то будет задаваться этим вопросом. А кто? Это нужно будет говорить, когда обратятся прямо к тебе? Или нет? Ты уже вообще ничего не знаешь и не понимаешь, ты просто потираешь глаза и киваешь, будто соглашаясь с какими-то своими мыслями. Ты ничего не понимаешь, но ты уж точно не планировал с ним начинать отношения или влюбляться в него. Да, тебе хотелось отвлечься и получить помощь — ты отвлёкся, а за помощью вы скоро поедете… но остальное тебе нафиг не надо. Ему, судя по вымученности той фразы, которую он сказал, тоже это всё не шибко нравится. Значит, можно выдохнуть спокойно.       Ты и выдыхаешь, когда тебе в лоб больно прилетает расчёска, отскакивает и падает на пол — приходится поднимать, потирая ушибленное место:       — Больно, вообще-то, — бурчишь ты, а потом начинаешь расчёсывать влажные волосы. Благо, ты их вытер достаточно, чтоб с них не текло на рубашку. Но ощущения всё равно не из приятных.       — Потерпишь, — раздражённо шипит он, накидывая куртку.       Казалось бы, тебе есть ещё что сказать, но слова куда-то улетучились. Ты переводишь взгляд на него, а потом скользишь по всей его комнате, едва не присвистывая. Она тебе вообще не кажется жилой. Нет, не то, чтобы ты за свою жизнь побывал в многих комнатах, но эта — явно не очень обжита, пусть и не очень убрана. На полу валяются какие-то мелочи, вроде цепочек и браслетов, в этом всём лежат бутылки из-под газировки или не совсем газировки, обёртки от фастфуда, что-то ещё неудобоваримое… На тумбе возле кровати и столе, рядом с которым ты стоишь, лежит толстый слой пыли, как и на будильнике старого образца, как и на журналах, как и на фотографии в рамке, как и на всём, что стоит на этих поверхностях. Зеркало на шкафу тоже покрыто пылью, а вот постель скомкана, будто на ней кто-то недавно спал… или не только спал. У тебя создаётся ощущение, что сюда Бакуго приходит редко, да и то только чтобы переночевать… ну, или не только переночевать. Эта комната вообще не выглядит «его» комнатой. Тебе кажется, что он сюда просто не вписывается…       — Харе глазеть, — снова злится он, а потом ты замечаешь, что завис с расчёской в волосах, в то время как он уже стоит в дверном проёме и явно ждёт тебя. Приходится как можно быстрее расправиться с волосами, аккуратно положить расчёску на край тумбы, туда, где виднеется след в её форме, а потом пойти за ним. Сейчас он — твоё единственное спасение, его лучше не сильно злить. В идеале так вообще не стоит бесить такого человека, каким он кажется, но ты не можешь ручаться за себя — ты слишком редко бывал в социуме, у тебя было-то за всю твою жизнь всего-то два друга, которые уже не вызывают никаких тёплых чувств. Ты просто не знаешь, как нужно себя с людьми вести.       Смотришь ему в затылок, пока вы спускаетесь, а потом, когда уже идёте к кухне, понимаешь, насколько весь остальной дом «живой» — где-то стоят цветы, где-то валяются журналы, где-то оставлен плед, а где-то очки с книгой и чашкой чая. Всё аккуратно и чисто. Уютно. А вот в его комнате тебе было как-то слишком хреново, будто там кто-то кроме вас двоих был, притом настроен был враждебно… нет, ты не чистоплюй, но всё-таки. Всё-таки.       — Эй, половинчатый, — тебя окликает Бакуго, уже подошедший к кухонной тумбе и обернувшийся. — Ты какой кофе пьёшь?       — Я не пью кофе, — поджимаешь губы, понимая, что однажды попробовал, а потом решил никогда даже и не пробовать — не понравилось.       — Теперь пьёшь, — пожимает плечами парень и нажимает на кнопки кофемашины — у твоего отца была такая. Точнее, она всё ещё есть, но это не важно. От твоего отца всегда пахло кофе, когда он уходил на работу, когда возвращался с неё, когда сидел и заставлял тебя заниматься, не брезгуя ударами… нет, ты ненавидел этот запах до безумия. И ненавидишь. Поэтому находишься сейчас в смешанных чувствах.       — Слушай, ты выглядишь, будто ща ляжешь и сдохнешь, меня это бесит, — Бакуго суёт тебе в руки чашку с тёмной жидкостью, — ты вообще всё утро только и делаешь, что бесишь меня.       Ты удивлённо смотришь сперва на него, затем на кофе, затем снова на него, а потом подносишь чашку к лицу, вдыхаешь… и понимаешь, что это явно не тот запах, который отпечатался у тебя в памяти. Странно. Пробуешь на вкус, а потом покрываешься мурашками от непонимания — вкусно. То, что ты сейчас пьёшь, тебе нравится. А раньше не нравилось.       Бакуго наблюдает за тем, как ты пытаешься распробовать напиток, а потом что-то бурчит про твою тормознутость.       — Потом посмакуешь, пей давай, — скрещивает руки на груди, а потом зарывается чуть ли не с головой в холодильник, что-то оттуда выуживая и едва заметным движением пряча в карман.       Пытаешься допить как можно быстрее, понимая, что жидкость всё-таки горчит, но вместе с этим остаётся какое-то сладкое послевкусие, которое ничуть не противное. Ты путаешься в своих ощущениях, но тебе явно становится чуть лучше — мозги будто проясняются. То ли вкус, то ли высокая температура — в чём причина, ты не знаешь, но тебе становится лучше. Ты становишься бодрее. А Бакуго уже вылез из холодильника и насмешливо наблюдает за твоими действиями.       — Долго ещё копаться будешь? — он вскидывает бровь и явно ещё сильнее раздражается, когда ты морщишься, пытаясь разом допить всё оставшееся в чашке — выходит скверно, ты чуть было не облился.       Когда ты всё-таки добиваешь многострадальный кофе, Бакуго указывает пальцем на раковину, и ты понимаешь, что тебе теперь чашку надо вымыть…       — Блядь, да просто поставь её туда и пошли. Черепаха ёбаная, — он уже, кажется, готов взорваться, но почему-то всё ещё не взрывается. Странно.       Вы выходите из кухни, потом идёте к двери, но потом вас останавливает всё та же женщина.       — Ты дебил! — орёт она, видимо, на Бакуго, а потом тебе в спину впечатывается куртка. Оборачиваешься, смотришь сначала на неё, потом на женщину, потом снова на куртку, но не на кожаную, а на джинсовую, но на вид тёплую, а потом на женщину, завёрнутую по грудь в полотенце. Краснеешь, бормочешь что-то благодарное, поднимаешь куртку, получаешь в ответ сухое: «Сочтёмся», — а потом продолжаешь идти следом за Бакуго.       Долго вам бродить не пришлось. Что это за район такой, где все нужные и важные места находятся в зоне ближайшей досягаемости? Странно, но удобно. Да, выглядит он в разы хуже того, где ты прожил всю свою сознательную жизнь, но это тебя уже совсем не волнует, ты просто рассматривал новые пейзажи, обилие объявлений, рекламных постеров, и будто на автомате искал что-то со своей фамилией — о тебе шептались, о тебе говорили, ты это всё прекрасно слышал, но ещё ни разу не видел ни одного подтверждения. В соц. сетях, может, дали объявление? Не знаешь. Ты сейчас ничего не знаешь, а думать бы тебе лучше о том, как не отстать от Бакуго, который очень быстро ходит.       — Пришли. Сейчас веди себя тихо, эта дура сама всё сделает, но будет… назойливой до пизды. Сам увидишь, — он толкает какую-то неприметную дверь, и она поддаётся сразу же. Странно, что вы шли-шли, потом зашли в какую-то подворотню, а там оказалась дверь. Этот мир никогда не перестанет тебя удивлять…       А за дверью разворачивается будто бы другой мир. Красный приглушенный свет, в котором кожа начинает казаться малиново-розовой, вокруг всё пахнет лаками и шампунями — запахи сливаются в один, напоминающий непонятное удушающее нечто. Ты кашляешь, а Бакуго хоть бы хны… это раздражает, но приходится терпеть. «Он — спасение, пока что единственное», — твоя уверенность в собственных силах тает с катастрофической скоростью, пока вы находитесь рядом, ты начинаешь забываться… а этого делать больше нельзя.       Из-за странного освещения практически ничего не видно, но ты можешь разглядеть очертания каких-то пластмассовых голов — значит, сейчас вы будете выбирать тебе парик. Или волосы красить. Тоже неплохо. Вообще, можно было подумать про линзы, косметику и прочее, но у шрама на твоём лице не очень ровная поверхность, а потому тоналка будет смотреться убого, решаешь ты, а потом понимаешь, что оказался в чьих-то цепких руках, которые схватили тебя за плечи и остановили.       — Так-так-так, что тут у нас, — раздаётся смешливый голос, обладательница которого не спешит выходить из-за твоей спины.       — Ашидо, не ёрничай, — вздыхает Бакуго, которого ты уже и не видишь. — Ему нужен парик. Желательно с чёлкой на левый глаз. Устроишь?       — Сей момент, — смеётся она, но тебя не отпускает, только вместо того, чтобы лапать плечи, она проводит руками вверх, задевает шею, потом уши, заставляя тебя вздрогнуть, а затем уже волосы. — Где же ты его откопал?       — Там же, где и закопаю, — ты пытаешься повертеть головой, чтобы найти, где же всё-таки твой спутник, но ничего не получается — девушка держит твою голову крепко, перебирая волосы и хихикая.       — И как же мне его называть? — мурчит незнакомка. Она, кажется, ниже тебя. Точнее, не «кажется», ей приходится опираться руками на твои плечи, чтобы нормально трогать твои волосы. Но встаёт другой вопрос. Нахрена она трогает твои волосы?       — Пока что называй как хочешь, а потом он внезапно станет Асаши, — Бакуго, кажется, откуда-то отпивает, потому что его реплика завершается соответствующим звуком. Но ты ничего не можешь разглядеть.       — Значит, мне не кажется, и у него действительно двухцветная головушка? — она смеётся, а потом чем-то щёлкает, зажигая свет. Мир становится ослепительным, как экран телефона на 100% яркости тёмной ночью. Ты жмуришься, морщишься, моргаешь, но всё ещё стоишь как истукан, хотя тебе есть что сказать, спросить и уточнить. — Ой, и правда! — она будто бы этому рада. Странно. — Какой урод тебя красил, солнце? — она убирает свои руки от твоей головы, потом подталкивает тебя куда-то, где ты наталкиваешься ногой на что-то, что от тебя стремится отъехать. Видимо, это был стул. Ты пытаешься не думать, насколько глупо и неловко выглядишь, когда по-совиному моргаешь, пытаясь оглядеться, а потом краснеешь и пытаешься не придавать смеху этой… Ашидо?       — Я сам себя красил, — выдавливаешь ты, наконец обретая зрение назад. Девушка предстаёт перед тобой во всём своём великолепии: розовые короткие вьющиеся волосы с накладными рожками, желтые глаза с татуированными белками, тёмная толстовка и такие же штаны, выглядящие в паре пижамой. Вы её, кажется, разбудили. Или застали сразу после пробуждения. Или ещё что-то, но тебе всё равно становится неловко. Хотя вон, Бакуго, судя по его выражению лица, насрать — он сидит в мягком кресле неподалёку, откинувшись на его спинку, попивает что-то из банки и, судя по всему, расслабляется.       — Ну, для начинающего не так уж плохо, — смеётся Ашидо, а потом уже серьёзным тоном говорит: — сядь уже, а, мне надо твою голову измерить и парики выбрать.       Ты покорно садишься, не переставая приглядываться к задымлённому пространству. Да, вокруг пахнет всем, чем можно, но ты уже даже привык. Куча париков, куча парикмахерских принадлежностей, огромное зеркало, перед которым ты и сидишь теперь, уставленное множеством баночек и флаконов… и кальян в углу, около Бакуго, рядом с небольшим холодильником с прозрачной дверцей. Помещение само по себе небольшое, а потому ты ищешь взглядом разные двери… но их почти не видно из-за дыма — ты смог рассмотреть только ту, через которую вы вошли, и ту, из-за которой появилась Ашидо, держащая в руках ворох волос и какую-то сеточку.       — Ну-с, приступим-с! — весело начинает она, а тебя прошибает непонятная тревога. Ты не очень любишь, когда тебя трогают, а она уже и так облапала всю твою голову. Усилием воли заставляешь себя заткнуться и успокоиться. Всё нормально, это надо. Ты сам знаешь, что это надо. Надо.       Ашидо перебирает твои волосы так, что это даже ощущается чем-то приятным. Она забирает их под сеточку, которая практически и не ощущается. Ты видишь себя в зеркале, видишь, как она орудует, закусив язык, как быстро двигаются её пальцы, пока она прячет твои волосы, как она расправляет парик… сперва золотистый, кажется, женский, натягивает его на тебя и начинает расчёсывать.       — Что думаешь? — спрашивает она, а ты думаешь, что разговаривает она с Бакуго. А потом она царапает твою шею острым ноготком и обиженно бурчит: — Алло, хватит игнорировать!       — Эа… — мямлишь ты, слегка выгибаясь в противоположную сторону. Она царапнула как раз то место, где у тебя на шее был засос. И вряд ли просто так. Становится стыдно. — Не…       — Не нравится?! — задыхается она возмущением, сдёргивает с тебя парик и начинает выбирать другой. — Вот!       Она очень ревностно выбирает тебе парики, но в итоге вы останавливаетесь на ярко красном и не очень длинном — по плечи. Она предлагала едва ли не до середины спины, но ты отказался, потому что длинные волосы — не твоё, с ними неудобно. Выбор же цвета она аргументирует тем, что тебе в целом идёт красный, да и «там, куда тебя затащит Бакуго, таких уважают. Крашеных в хрен знает какие цвета, в смысле. Но фиолетово-зелёное тебе не пойдёт, а вот красное…»       К тому же, после десятого парика тебе стало настолько плевать, что ты уже согласился на красный. А Бакуго вообще, кажется, уснул. Ты и сам бы не против, но у тебя кофеин по крови гуляет и в теле болезненная бодрость. Странно. Сколько вы уже тут возитесь? Ты не знаешь. Но тебе теперь по идее осталось только уехать из города. Парик есть, одежда есть, вряд ли кто тебя узнает…       — Теперь ты Асаши, да? — усмехается Ашидо прямо у тебя над ухом, а потом отводит волосы от шеи, — Катсуки постарался? — и проводит ногтями по следам. Вжимаешь голову в плечи, пытаешься отдалиться, краснеешь, а она смеётся. — Неплохо, неплохо. Вы с ним вообще сколько знакомы, что он тебя вот так? Он горяч, да? — она хихикает в кулак, наблюдая за твоей реакцией. А ты ведь хочешь действительно сказать, что, мол, да, горяч, да ещё как. Но это её не заткнёт, а скорее вызовет ещё больше смеха или вопросов… тебе неловко.       — Отъебись от него, — выдыхает Бакуго, а потом — ты видишь это в зеркале — встаёт из кресла. — У тебя есть линзы? Цветные.       Он подходит к вам, презрительным взглядом осматривает твою голову, дёргает за парик, но Ашидо приладила его так, что тебе кажется, что если его сорвут, то только с твоим скальпом.       — Но мне же интересно! — она дует губы, а потом выуживает из кармана парочку коробочек для линз, постукивает по ним, а потом показывает язык. — Давай, скажи мне, сколько раз у вас с ним уже было?       — Блядь, Ашидо, — Бакуго закатывает глаза, а ты тушуешься. — Один и давай уже в темпе, у меня заказов дохера.       — Ты его с собой потащишь?! — вспыхивает она, но всё-таки даёт тебе обе коробочки.       — А куда мне его девать? У тебя оставить, что ли? Или старухе своей скинуть? Или прикопать где-то под кустом? Нет уж, пусть жрёт жизнь вместе со всем её дерьмом, — тебе совершенно непонятна эта ярость по отношению к тебе, но ты упорно гипнотизируешь футляры для линз. Одни были зелёными, а другие красно-рыжими, почти как у Бакуго. Ты не понимаешь, о каких «заказах» речь, не знаешь, почему тебе надо или не надо с ним быть… ты думаешь над тем, какие линзы взять.       — Ты слишком жесток, — протягивает Ашидо, а потом разводит руками.       — Придурок, бери зелёные и поднимай свою медленную задницу, — пока ты мешкаешься, он уже отбирает у тебя коробку с красными линзами и вручает её девушке. — Если ты решила сделать из него второго Киришиму, то… хватит уже, блядь.       «Кто такой Киришима?» — думаешь ты, пока надеваешь линзы. Когда-то ты уже пробовал, но ты надевал обычные, не цветные, а с диоптриями — зрение лечил после ожога.       — Я думала, что тебе понравится, — хитро улыбается она, а потом на всякий случай делает пару шагов назад.       — «Думала»? Больше не пробуй, тебе это вредно, лучше иди с волоснёй своей общайся, — он сжимает кулаки, но пока не кидается на девушку с кулаками. Почему-то тебе упорно кажется, что он действительно может её ударить.       Когда линзы оказываются на твоих глазах, а Ашидо «незаметно» пытается сунуть тебе в карман футляр с красными, пусть и безуспешно, вы с Бакуго покидаете это «уютное» помещение.       — Асаши, — зовёт Бакуго, а ты вскидываешь голову. — Хорошо, отзываешься, — Бакуго кивает, а потом останавливается, будто думая о чём-то. — Бегаешь быстро?       — Да, — воздух в лёгких неприятно давит, у тебя появляется откровенно херовое предчувствие.       — Драться умеешь? — задумчивый Бакуго тебя пугает ещё больше злого Бакуго. У него слишком таинственное выражение лица, по нему нереально понять, о чём именно он думает. Когда же он злится, сразу понятно, на какую именно фразу он реагирует…       — Относительно, — пожимаешь плечами.       — Стрелять?       — Зачем это?       — Блядь, просто ответь.       — Нет.       — Херово. Ладно, погнали, — он машет рукой, будто показывая, чтоб ты следовал за ним.       И ты снова идёшь за не очень-то знакомым человеком. Куда-то в неизвестность. Куда-то непонятно куда. Он молчит и думает, ты тоже молчишь… и тоже думаешь. Только ты толком не понимаешь, о чём ты думаешь, потому что в голове какая-то каша из информации. Однако это не отменяет херового предчувствия, что ты ввязался явно не туда, куда было надо.       Потом вы «гуляете» по городу, притом Бакуго в определённый момент сказал тебе держаться как можно ближе, а потом предупредил, что в случае чего придётся взять его за руку и ходить так постоянно. Зачем ему прикрываться тобой как «парнем»? Вы же типа на «свидании»? Иначе зачем держаться за руки? Что вообще происходит? Тебе это не нравится. Нет, в смысле, ты не против подержаться с ним за руки, но сама ситуация тебя жуть как раздражает.       Вы мелькаете везде, но тебя никто не узнаёт. Вы ходите по улицам, где ты отчётливо видишь своих прежних знакомых, людей, которых ты видел дома у отца, но ни один тебя не узнаёт.       — Хватит трястись! — Бакуго больно стискивает тебя за плечо, а потом куда-то тащит, прижимает к стене, утыкается губами в ухо: — стой тихо.       И ты ощущаешь, что выглядит это как обычное обжимание парочки в подворотне, но вместо того, чтобы лапать тебя, Бакуго лапает стену сбоку от тебя, что-то туда запихивая, а потом расслабленно целуя тебя в ухо и выдыхая в него же:       — В следующий раз обнимешь меня за шею, понял?       А ты покрываешься мурашками и киваешь. Кажется, он посередь бела дня запихнул в стену какой-то пакет. И тебе упорно кажется, что это явно не просто пакет. Блядь, в какой заднице ты оказался?       — Вот и отлично, будешь нормально себя вести, может, я снова тебя трахну, а то заебал краснеть, как невинная овечка, — он явно смеётся над тобой, но от этого шёпота ты откровенно плавишься. И тебе плевать, что он только что тебе сказал, тебе важен сам звук и ощущение этого чертовски горячего дыхания на своей шее. Он дышит в неё, потом прикасается к ней губами, а потом раздвигает твои ноги своим коленом так, что ты чуть не теряешь равновесие. Вспоминается ваша практически первая встреча, где вы целовались у стены, в животе болезненно теплеет, мурашки прошибают всё тело, а Бакуго лишь смеётся и разом всё прекращает. — У нас ещё дохерища дел.       — А? — снова хлопаешь на него глазами, забывая, что его бесит твоя заторможенность.       — Б, — усмехается он. — Я помогаю тебе, а ты мне. Или, думаешь, мне так нужна твоя задница, что я её из такого дерьма спасать буду просто так? — он фыркает, а потом утягивает тебя за куртку прочь, на улицу.       У тебя тесно в штанах, жарко в паху, сердце колотится как заведённое, а перед глазами розово-красные пятна. Ты всё ещё ничего не знаешь, но что-то начинаешь понимать. И это понимание «понимания» тебя явно не радует. Тебя вообще что-то больше ничего не радует. Тебе снова хочется послать всё нахер и свалить, но… но, кажется, отсюда свалить будет ещё сложнее, чем от отца, а потому ты делаешь шаг к Бакуго, после чего вы продолжаете вашу «прогулку». У вас ещё много дел, вам ещё, судя по всему, во многих подворотнях нужно изобразить страсть. Почему-то ты даже уже и не совсем против. Это бесит. Ты себя бесишь. И Бакуго ты бесишь. И Бакуго тебя бесит. Почему-то снова хочется закурить… надо бы купить сигарет. Или ну их нахер?